CC BY
31
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 32 (170).
История. Вып. 35. С. 17-20.
СВЯЗЬ ПОКОЛЕНИЙ (ЗАМЕТКИ УЧЕНОГО СЕКРЕТАРЯ)
Статья посвящена личности известного уральского историка, доктора исторических наук, профессора А. П. Абрамовского, и основывается на личных впечатлениях автора от общения с ним во время работы на историческом факультете Челябинского государственного университета и в диссертационном совете.
Ключевые слова: А. П. Абрамовский, историческая наука на Южном Урале, научная повседневность 1980-1990-х гг.
Нет, отказаться от чести участия в сборнике, посвященном юбилею Андрея Петровича Абрамовского, я не мог. Это решение, принятое сразу и безоговорочно, имело много оснований. Во-первых, я довольно давно знаком с Андреем Петровичем, и это не шапочное знакомство. Мне на протяжении ряда лет довелось наблюдать его из «близкой перспективы», в режиме регулярного рабочего взаимодействия в Челябинском государственном университете. Во-вторых, он был моим научным консультантом во время работы над докторской диссертацией. В-третьих, несколько лет я был ученым секретарем возглавляемого им диссертационного совета и, таким образом, формально и неформально бок о бок работал с председателем на «ученой кухне», доводившей до должной кондиции, «выпекавшей», так сказать, кандидатов и докторов наук по специальности 07.00.02 - Отечественная история.
Андрей Петрович, скорее всего, не помнит обстоятельств нашей первой, короткой встречи, закончившейся совсем не так, как мне бы хотелось. В середине 1980-х гг., работая в школе, я искал возможности устроиться в вуз. Не потому, что работа в школе меня угнетала (в молодости везде хорошо), а, главным образом, чтобы оказаться в организации с наличием «первого отдела». Во время архивных поездок для сбора материалов под кандидатскую я быстро обнаружил, что без соответствующего «допуска» в партийные архивы мне не попасть, а без этого источниковая база под исследование уральских филиалов Конституционнодемократической партии в 1905 г. оставалась бы весьма усеченной. Без таинственного же «первого отдела» получить допуск к документам истпарта было немыслимо.
Итак, кажется, в конце весеннего семестра 1985 г. по предварительной договоренности я пришел на кафедру истории КПСС
Челябинского государственного института культуры, которую в то время возглавлял А. П. Абрамовский. Мне навстречу стремительно поднялся высокий сухопарый мужчина с седой шевелюрой, строгими, правильными чертами лица и пронзительными светлыми глазами. Разговор был прямой и короткий, и построен он был в непривычном, обратном порядке: сначала однозначное заключение, затем - уточняющие вопросы. Нет, из-за отсутствия вакансий принять меня в штат кафедры в настоящее время невозможно. Это было сказано сразу и решительно. Лишь затем последовали лаконичные вопросы, выдававшие деловую компетентность собеседника, о теме диссертационного исследования, научном руководителе и моих попытках пристроиться на работу в другие учебные заведения Челябинска. Та встреча оставила у меня явственный неприятный осадок - из-за отрицательного результата, с которым в молодости примириться труднее, а возможно, также из-за того, что мой визави обращался ко мне на «ты» (к тому времени для меня в порядке вещей было обращаться к школьникам, вплоть до пятиклассников, на «вы»). Но, как я теперь понимаю, будь я тогда старше, внимательнее и опытнее, я мог бы увидеть то, что затем постоянно отмечал в А. П. Абрамовском: прямоту, открытость, отказ от «политеса» и нежелание вселять напрасные надежды.
С конца 1980-х, придя на работу в ЧелГУ, где в это время обосновался и Андрей Петрович, я получил возможность тесно сотрудничать с ним в «Вестнике Челябинского университета» и в диссертационном совете. Отношения были теплыми, свободными от интриг, подковерной борьбы (Андрей Петрович этого на дух не переносил и не переносит) и конфликтов. Единственное столкновение произошло осенью 1990 г., когда
А. П. Абрамовский на партсобрании жестко «пропесочил» нас, группу преподавателей, подавших заявление о выходе из КПСС. С точки зрения старого коммуниста и ветерана войны, наш поступок был равнозначен неприлично суетливому бегству с тонущего корабля. Однако этот эпизод никак не сказался на нашем деловом и неформальном общении. Умение А. П. Абрамовского четко структурировать отдельные сферы жизнедеятельности и не смешивать дело и личные настроения, не «переходить на личности» следует отнести к сильным сторонам его натуры.
Ближе к середине 1990-х формальное сотрудничество дополнилось более близким, человеческим взаимодействием. Думаю. Андрей Петрович даже не догадывается, насколько важной для меня была эта, неформальная сторона общения с ним.
Начнем с того, что в то время я много публиковался. Помимо прочего, за четыре года были изданы три мои монографии о политических партиях на Урале. А. П. Абрамовский, который к тому времени дал согласие консультировать меня при подготовке докторской диссертации, внимательно следил за моими «телодвижениями» в науке. Причем некоторые реакции его были неожиданными. Прочитав, например, моих «Революционеров справа», он в первую очередь отметил: «Да у тебя бойкое перо!» Из сегодняшнего дня, будучи приписанным литературной критикой к писательскому цеху, я думаю, что это замечание Андрея Петровича должно было подвигнуть меня к более осознанному отношению к стилистике и образной стороне научного текста.
Здесь следует особо остановиться на стиле научного руководства юбиляра, который я испытал на себе и мог наблюдать со стороны в отношении его многочисленных «учеников». Андрей Петрович никогда не «давит» личными исследовательскими предпочтениями на подопечных в том, что касается темы диссертации, постановки вопросов и аргументации. Он предоставляет им редкую в отношениях руководитель-диссертант исследовательскую свободу. Андрей Петрович не боится сознаться, что чего-то не знает, и советы выдает большей частью в виде факультативных размышлений и нежестких рекомендаций. Но всегда резко высказывает свое мнение по поводу несоблюдения исследовательской дисциплины, прорех источниковой базы, нелогичности или неточности формулировок или слабости доказательного фундамента. Методологические
«изыски» не были его сильной стороной. Меня, например, он однажды мягко пожурил за увлечение ссылками на западные авторитеты, облекши свои сомнения в одну из народных пословиц, которые без счета были у него наготове: «Тот же навоз, да издаля привез». Но он всегда интуитивно чувствует недостатки авторского инструментария и в таком случае, не давая конкретных подсказок, настойчиво советует еще и еще раз его продумать.
Работая с диссертантом в качестве руководителя или председателя совета, Андрей Петрович всегда обращал пристальное внимание на такую «мелочь», которой научные руководители часто пренебрегают, как «тактическая подготовка» к самой процедуре защиты: корректность сопроводительных документов, качество «защитной» речи, тактика ответов на вопросы. Думаю, каждый, кто прошел через стресс защиты, оценил его тренерские наставления по достоинству.
С середины 1990-х гг., оставив заведыва-ние кафедрой истории современной России, Андрей Петрович уединился в маленьком ка-бинетике по соседству с кафедрой, в котором я был частым и, смею полагать, желанным гостем. Мне было позволено дымить во время наших встреч (сам Андрей Петрович много лет назад враз бросил курить после перенесенного инфаркта). Частенько, по благополучному окончанию дел, из заветного сейфа извлекалась бутылочка коньяка, к которой мы культурно, без излишеств, прикладывались. Во время таких посиделок А. П. Абрамовский раскрывался с иной стороны - как прекрасный рассказчик с цепкой памятью и сочным языком (таким знают Андрея Петровича студенты, слушавшие его лекции). Его «байкам» из собственной жизни, с яркими деталями и врезающимися в память образами, нет конца. Долгая и насыщенная жизнь определила тематический круг устных воспоминаний Андрея Петровича: в него входят и коллективизация в казачьей станице, и рассказы о строительстве Магнитки (где вынужденно трудился его отец), и будни военного летчика, и «культурные практики» московской профессуры 1960-1970-х гг. Кое-что из этих рассказов прочно вошло в мой преподавательский багаж по истории ХХ в. и методологии истории, из которого я черпал, работая со студентами в Челябинске, Тюбингене и Берлине. Один из рассказов Андрея Петровича вошел в мою последнюю книгу как яркая иллюстрация той роли, которую играет устная семейная память
в нашей стране. Вот он: «Изустная семейная память в России ХХ столетия существовала на нелегальном положении, циркулировала стесненно, редко облекалась в форму пространного рассказа, артикулировалась бегло, с опаской, “скороговоркой”. Ее нелегальный статус естественным образом придавал ей характер стратегии несогласия и сопротивления.
Несколько лет назад пожилой профессор-историк из оренбургских казаков рассказал мне историю, которая наглядно иллюстрирует функционирование альтернативной устной традиции в СССР сталинского времени. Поскольку я не записал ее сразу, ограничусь кратким и весьма приблизительным пересказом. Его отец в начале 30-х годов был осужден на трехлетний срок по абсурдному обвинению в растрате колхозного имущества и принудительно строил Магнитку. После его возвращения с лагерных работ станичники часто просили его: “Петро, расскажи, как там оно было!” И Петро каждый раз с удовольствием, в красках, рассказывал следующую историю.
В его лагере был пожилой цыган, красивый, благообразный, с зычным голосом. Начальство предложило ему выступить перед зеками в поддержку “займа первой пятилетки”, причем сам он отчислять деньги на заем не принуждался - до его освобождения оставались считанные недели. Цыган согласился и в назначенное время выступил на огромном плацу перед собравшимися солагерниками с короткой речью примерно такого содержания: “Граждане заключенные! Мы все как один должны подписаться на заем первой пятилетки. Мы должны всемерно крепить Советскую власть и ставить ее на нужные рельсы. И вот когда мы достаточно укрепим Советскую власть и поставим ее на правильные рельсы, мы подтолкнем ее и скажем: “Катись к е... матери”!” Плац грохнул дружным хохотом, а цыган получил новый срок.
Станичники, недавно пережившие разорившую их коллективизацию, с наслаждением слушали этот анекдот, который наверняка в разных вариантах гулял по лагерному миру и приобрел в их глазах особый авторитет благодаря гулаговскому прошлому земляка, якобы очевидца озвучиваемой им истории. Она сплачивала слушателей, укрепляла их единомыслие и оппозицию безжалостному режиму»1.
Во второй половине 1990-х гг. Андрей Петрович выступил инициатором моего выдвижения на работу главным редактором
исторической серии «Вестника Челябинского университета» и ученого секретаря возглавляемого им диссертационного совета. Должен признаться, обе стези, отнимая изрядную порцию времени и сил, оказались для меня весьма полезными. По сей день я не могу читать тексты, не вооружившись редакторским карандашом, а мое поведение в диссертационном совете ЮУрГУ в значительной степе -ни есть результат опыта, приобретенного под руководством А. П. Абрамовского.
Приведу пример, который характеризует Андрея Петровича как организатора работы совета по защите докторских диссертаций, произведший на меня сильное впечатление. Известно, что исход голосования до последнего момента составляет главную интригу защиты, и власть, предоставленная членам совета, содержит изрядный потенциал соблазна перенести личное отношение к диссертанту и его руководителю на оценку качества исследования. Однажды, после того как по окончании гладко протекавшей защиты в урне для голосования обнаружилась пара «черных шаров», А. П. Абрамовский попросил остаться в зале членов совета и с глазу на глаз весьма резко напомнил о научной добродетели и человеческой порядочности: тому, кто решил голосовать против представленной диссертации, следует обозначить свою аргументированную позицию во время свободной дискуссии. Этот призыв я взял за правило, к которому прибегаю - в том числе и в тех случаях, когда считаю необходимым поддержать диссертанта, не вполне справедливо «заклеванного» членами совета.
Наконец, упомяну еще один импульс, к которому А. П. Абрамовский имеет прямое, хотя и мало известное сегодня отношение. Сейчас Челябинск известен в кругах российских и зарубежных историков как место регулярного проведения международных конференций с разнообразной новаторской тематикой. Думаю, трудно оспорить тот факт, что эта заслуга принадлежит Центру культурноисторических исследований ЮУрГУ, команду которого составляют выпускники и сотрудники ЧелГУ. А начиналось все с малого: когда осенью 1998 г. факультетское руководство поручило мне провести конференцию, я, не имея ни малейшего опыта в этой сфере, в первую очередь обратился за помощью к Андрею Петровичу, и он, будучи человеком открытым, компетентным, интересующимся и нежадным, свел меня с екатеринбург-
ской и пермской научной «тусовкой». Иначе весной 1999 г. челябинская конференция по Гражданской войне на Урале не могла бы состояться в столь представительном составе.
Полагаю, из всего сказанного очевидно, что в моей жизни А. П. Абрамовский подспудно и ненавязчиво сыграл роль одного из посредников в человеческом и научном диалоге с поколением ученых, родившихся в начале 1920-х - тем самым поколением, мужская часть которого была почти полностью истреблена войной. Те немногие его представители, которым посчастливилось уцелеть, волей-неволей взяли на себя миссию передачи опыта, без которого мы, ныне живущие, были бы беднее. Андрей Петрович взвалил на себя эту задачу совершенно сознательно и всю свою жизнь успешно с нею справляется.
Десять лет назад, к прошлому большому юбилею Андрея Петровича, коллеги по истфаку в последний момент попросили меня написать стих-поздравление. В те годы атмосфера на факультете была иной, более дружной и свободной, менее празднично-заорганизованной, менее дидактически нагруженной и иерархизированной относительно студентов и в то же время внушавшей им больший пиетет в отношении преподавателей. А может быть, мне так кажется, потому что все мы тогда были на 10 лет моложе, и нас было больше. На историческом факультете работало много креативных молодых преподавателей и ученых, впоследствии по разным причинам и, думаю, не без сожаления покинувших родные пенаты. В этой компании я выполнял функции кафедрально-факультетского «миннезингера», с удовольствием пописывая стишки и песенки по каждому удобному случаю. В общем, на просьбу «соорудить» стихотворное поздравление к юбилею Андрея Петровича я откликнулся, как на что-то само собой разумеющееся, и изваял нечто, сидя в городском транспорте, после чего осталось времени только на то, чтобы продиктовать его заказчикам по телефону.
Привожу это «произведение» по памяти полностью, поскольку мое представление о юбиляре за последние годы не изменилось.
Давным-давно, в империи Петра,
Среди российских лучших дипломатов Преобладали немцы - мастера Мудреных слов, шагов замысловатых.
Поляков было мало среди них:
Доверить горделивой польской знати
Секреты русские? Уж слишком риск велик -Изменой пахло кстати и некстати.
Не дипломат и Анджей, сын Петра, Наследник бунта - польского восстанья. Судьба его на трудности щедра,
Судьба его щедра на испытанья.
Над Сталинградом, в страшном вираже,
И средь архивных пыльных документов Он был бойцом, отнюдь не атташе.
Не убегал в удобные моменты,
Не обустраивал спокойное житье И попадал в опалу, коль не в чистку...
Я знаю много, но скажу не все,
Или по-польски «tak, ale ne vszistko»2.
На лекции идет он, как на бой, Вооруженный мыслью, не набором Ненужных слов. Таков уж наш герой:
В сединах мудрости, с мальчишеским
задором
Пусть он шагает долго, налегке,
Не дипломат, не льстец, но полон планов, Сжимая в не слабеющей руке Удобную вещицу. Proszu pana!3
На том юбилее, помнится, в качестве «удобной вещицы» фигурировал изящный портфельчик-атташе. Времена меняются, и, в общем-то, неважно, какую полезную (или бесполезную, но милую) вещь сжимает рука. Лишь бы рука не слабела, мальчишеское любопытство к жизни не иссякало, а планы на будущее продолжали вдохновлять и окрылять. Жизнелюбие Андрея Петровича, человека и профессионала с сильным и цельным характером, является еще одним важным уроком, вселяющим оптимизм и надежду.
Спасибо Вам за все, дорогой Андрей Петрович!
Примечания
1 Нарский, И. В. Фотокарточка на память : Семейные истории, фотографические послания и советское детство : автобио-историо-графический роман. Челябинск, 2008. С. 455-456.
2 Да, но не все.
3 Прошу Вас (пол.).
