УДК 34.01 ББК 67.3
СВЯТОТАТСТВО КАК ВИД РЕЛИГИОЗНОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ В РОССИЙСКОМ УГОЛОВНОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ (X — НАЧАЛО XX ВВ.)
СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЛУКЬЯНОВ,
доктор юридических наук, профессор кафедры государственных и гражданско-правовых дисциплин Московского областного филиала Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя
Е-той: [email protected]
Научная специальность 12.00.01 — теория и история права и государства; учения о праве и государстве СШйоп-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье исследуется процесс трансформации святотатства как вида религиозного преступления в древнерусском и российском законодательстве в X — начале XX вв.
Ключевые слова: церковь, каноническое право, религиозное преступление, религиозный преступник, сакральность, святотатство, святотатец.
Annotation. The author of the article examines sacrilege as a kind of religious offence in the process of transformation in Russia's criminal legislation throughout the X — early XX centuries.
Keywords: church, canon law, religious offence, sacral, church-robber.
Святотатство как вид религиозного преступления известно с древнейших времен. Его основным признаком являлось похищение, повреждение или осквернение представляющих сакральную ценность материальных предметов и объектов, а также похищение любой конфессиональной собственности.
Святотатство упоминается в древнеегипетском уголовном праве как «великое преступление» в форме посягательств на собственность храмов и жречества, краж погребального имущества и ограбления гробниц, которое каралось посажением на кол. В древневавилонском праве за кражу «достояния бога» предусматривалась смертная казнь. Кража храмового имущества по законам Ману относилась к преступлениям, за которые следовала «казнь без промедления» [4, с. 120, 135, 151]. В древнекитайском уголовном праве умысел на разрушение храма или гробницы относился к проявлению «великой непокорности» (моу пань), а кража священной утвари — к «величайшей непочтительности» (да бу цзин). В афинском праве святотатство расценивалось как государственное преступление и
каралось смертью наравне с «человекоубийством» [8, с. 7, 47]. В источнике древнееврейского права — Книге Иисуса Навина — указывалось следующее: «обличенного в похищении заклятого пусть сожгут огнем, его и все, что есть у него» [3, с. 3].
С формированием в христианстве религиозных ритуалов и обрядов, строительством культовых сооружений и использованием сакральных предметов и утвари святотатство становится тягчайшим преступлением против христианской религии и церкви. В римском праве святотатство понималось в широком и узком смысле. В широком смысле обозначалось термином sacrilegium, то есть, по сути, всякое религиозное преступление. В узком смысле — термином res sacra, то есть кража всякого имущества, принадлежащего церкви. В позднем римском праве сформировались более широкие признаки святотатства: 1) хищение вещей и ценностей из церкви; 2) утаивание денег, пожертвованных церкви; 3) разрытие могил, ограбление трупов; 4) повреждение надгробных памятников. От Кодекса Юстиниана до Эклоги и Прохирона святотатство рассматривалось в светско-церковном римско-византийском законо-
дательстве как тяжкое преступление против государственной церкви и религии [13, с. 19, 31—32]. Например, XVII титул Эклоги пунктами 14—15 предусматривал отсечение руки за ограбление трупов в могилах и ослепление похитителя священной утвари из алтаря. При этом похищение церковного имущества вне алтаря каралось лишь телесным наказанием и острижением [8, с. 56].
В отечественном уголовном законодательстве с X и до начала XX вв. святотатство прошло сложный путь трансформации состава и признаков.
Устав святего князя Володимира, крестившего Русьскую Землю о церковных судех, 988 г. закреплял неограниченную юрисдикцию церкви по делам о религиозных преступлениях и проступках против христианской нравственности, в нем содержалась прямая ссылка на византийский Номоканон как основной источник. Но на протяжении ряда веков религиозные преступления в Древней Руси наказывались не по нормам греко-византийского свет-ско-церковного законодательства, а по собственным нормам Русской церкви, поскольку эти нормы в условиях древнерусской действительности прошли своеобразную «доводку» [14, с. 149].
В Уставе святотатство формулировалось как «церковная татьба», то есть похищение каких-либо предметов из храма и вообще ценностей, принадлежащих церкви. Вместе с тем в Уставе содержались и другие сопутствующие признаки святотатства, заимствованные из Номоканона, но сформулированные в древнерусской интерпретации: «крест посе-куть» (повреждение или уничтожение символа христианской веры), «на стенах режуть» (повреждение культовых христианских сооружений), «мртвецы сволочать» (надругательство над трупом или могилой, ограбление покойника или места захоронения) [14, с. 149].
По делам о святотатстве русские церковные суды в X—XIV вв. были вынуждены применять лишь канонические меры воздействия: от епитимии до отлучения, как высшей меры церковного наказания. Епитимии применялись в различных видах: церковное покаяние (обязательное посещение церкви с покаянной молитвой, искупительными поклонами и строгим постом), и наоборот, в недопущении к совместной молитве с остальной паствой, лишении исповеди и причастия. Одной из форм церков-
ного покаяния могла быть отдача в «послушание» или на «смирение» в монастырь — «заключение в дом церковный». Данная мера наказания рассматривалась как направленная на духовное исправление правонарушителя. В случаях совершения особо тяжких преступлений применялась крайняя мера — отлучение от церкви, делившееся на «великое» (анафема), и «малое» — отлучение с протодьяконским предвозвещением или без такового [13, с. 60, 64].
В целях повышения эффективности наказаний за преступления против веры и нравственности «Уставом князя Ярослава о церковных судах» был введен «вопчий» или «смесный» суд, по которому церковь в лице епископа судила преступника по каноническим нормам и имела право наложения денежного штрафа, а суд в лице князя применял к осужденному светское наказание: «а князь казнит» [2, с. 90]. Под «казнью», по мнению большинства исследователей, понималось простое телесное наказание. В целом наказания за религиозные преступления, применяемые церковными судами в домонгольский период, характеризовались относительной мягкостью, поскольку Русская церковь в лице Киевской митрополии и светская княжеская власть не приняли полностью на вооружение суровые санкции византийского уголовного законодательства. Вместе с тем в силу стремления церкви к эффективной защите своего имущества от противоправных посягательств уже в XI—XII вв. прослеживается тенденция к усилению ответственности за «церковную татьбу», к замене церковных покаяний монастырским «смирением» [9, с. 269].
В качестве субъектов святотатства в указанный период необходимо рассматривать в первую очередь язычников, совершавших данное преступление по мотиву религиозной вражды, а также «обычных» воров и грабителей, имевших корыстную мотивацию. При этом на церковную собственность покушались и удельные князья, сгоняя неугодных епископов с их кафедр и захватывая имущество храмов и монастырей. В 1169 г. объединенные дружины Андрея Боголюбского захватили Киев и подвергли массовому святотатству его храмы и монастыри, включая Софийский собор и Десятинную церковь [1, с. 29].
Мощный удар по церковной собственности нанесло монголо-татарское нашествие и золотоор-
дынская политическая зависимость на первом этапе, когда захватчики «не выделяли церковь, грабя все подряд» [10, с. 67—84]. В последующем собственность церкви была в определенной степени защищена ханскими ярлыками. Например, ярлык Тайдулы от 7 марта 1351 г. предписывал, что церкви и ее людям никто не вправе «...ни силы, ни истомы не творять им никакие, ни отъимают у них ничего». Ярлык 1379 г. защищал церковь и ее людей от постоя, а храмы от разрушения: «А кто ся иметь в церковных домех ставити или рушити их, — и те люди в гресех будуть, да умрут смертию». Данная мера наказания за покушение на имущество церкви могла в тот период исходить лишь от Золотой Орды, соблюдавшей нормы Великой Ясы Чингисхана, предусматривающие смерть за религиозное преступление [19, с. 105]. Однако на практике в условиях ослабления центральной ханской власти в период интенсивного распада государственной целостности Орды вышеприведенные нормы соблюдались, насколько можно судить, далеко не всегда.
Распространение «городских ересей» в Новгороде и Пскове в середине XIV в. привело к вспышке святотатств. Согласно грамоте новгородского архиепископа, «стригольники... плюют на кресты, называют иконы болванами, грызут оныя зубами, повергают в места нечистые». «Ересь» распространялась, несмотря на отлучение от церкви лидеров «стригольников» Карпа и Никиты. В 1375 г., как писал Филарет (Гумилевский), «...неосторожная ревность простых сердец простерлась далее: схватив Карпа с двумя его товарищами, бросили их в Волхов» [19, с. 70—71]. Дальнейшее распространение «ересей» и угроза церковного «раскола» неминуемо приводили церковную организацию к ужесточению наказаний в борьбе с религиозными преступлениями. Уже в 1427 г. митрополит Фотий в своем послании псковскому посаднику настоятельно рекомендовал расправляться с «еретиками» путем казней (телесных наказаний) и «заточений». В результате часть псковских «стригольников» была брошена в земляные ямы — «порубы», другая в страхе покинула Псков [13, с. 117]. В Псковской Судной грамоте 1467 г. впервые на Руси упоминается смертная казнь как вид наказания за святотатство: «а крамскому татю живота не дати» [3, с. 11].
Союз стремившейся к автокефалии Русской митрополии и Московской великокняжеской власти
позволил первой юридически закрепить эффективную меру наказания за покушение на собственность церкви. В Судебнике 1497 г. святотатство карается смертью наряду с другими наиболее тяжкими преступлениями: «А государскому убойце и кромоль-нику и церковному татю и зажигальнику живота не дати» [6, с. 14]. В Судебнике Ивана IV 1550 г. святотатство приравнивалось к «головной татьбе», для применения смертной казни за его совершение, в отличие от других видов хищения собственности, рецидив не предусматривался. Уставная книга Разбойного приказа вводила конфискацию имущества святотатца как меру материальной компенсации церкви за ущерб, причиненный преступлением: «А церковных татей казнити смертию; а животы их отдать в церковные татьбы» [3, с. 14].
В XVI в. окончательно сформировался особый порядок судопроизводства по делам о религиозных преступлениях: церковный суд квалифицировал деяние с точки зрения канонических норм, а затем направлял дело в суд светский, который выносил окончательное решение о наказании подсудимого по «градским законам». Эта практика стала меняться после Соборного Уложения 1649 г., когда светская власть полностью взяла на себя защиту государственной религии и церкви, установив смертную казнь как вид наказания по целому ряду религиозных преступлений, в том числе за святотатство: «А церковных татей казнить смертию же безо всякого милосердия, животы их отдавати в церковные татьбы» [3, с. 15]. О способе казни свидетельствовал Г. Котошихин: «А бывают мужскому полу смертные казни: жгут живого за богохульство, за церковную татьбу, за содомское дело... А смертные казни женскому полу бывают: за богохульство ж и за церковную татьбу, за содомское дело жгут живых» [5, с. 95—96].
Однако церковь длительное время продолжала сохранять за собой право квалификации признаков религиозных преступлений. В отношении святотатства главным оставался вопрос о видовом объекте преступного посягательства: имущество частных лиц, передаваемое на хранение церкви, или собственно церковное имущество, находящееся в храме и имеющее сакральное значение. Церковный собор 1667 г. конкретизировал этот вопрос: «Кто украдет нечто еже не Богу освящено, но поставленное
в церкви сохранения ради, не святотатец таковый именуется, но токмо тать» [13, с. 136]. Статьей 13 постановления собора 1669 г. было установлено: «Аще кто пойдет нощью во святилище и приступит ко святому Престолу и крадет освященные вещи, да отсечется глава его, аще кто и в день от церкви крадет нечто ради убожества своего, да биють его впервые до ста ударов, по рассуждению крадомых вещей; аще же есть многокрадомое, да будет осужден в ссылку» [13, с. 138—139]. Вышеуказанные предложения церковных соборов были закреплены в Новоуказных статьях.
С подчинением церкви государству каноническое право как источник светского уголовного законодательства по делам о религиозных преступлениях постепенно утрачивало свое значение. Уже в Артикуле Воинском 1716 г. и в Морском Уставе Петр I вводит совершенно новый вид наказания за святотатство, явно заимствованный из Военного Устава короля Густава Адольфа II: «Кто церкви или иные святые места покрадает, или у оных что на-сильством отнимет... оный имеет быть лишен живота, а тело его на колесо положено». Вместе с тем в Артикуле не упоминается ограбление или осквернение могил [13, с. 385].
С упразднением патриаршества и учреждением Правительствующего Синода каноническое право Русской церкви окончательно перестало быть источником светского законодательства по делам о религиозных преступлениях. В течение XVIII в. некоторые виды религиозных преступлений (колдовство, «чародеяния», «ведьство») были декри-минализованы, а наказания за совершение других видов религиозных преступлений значительно варьировались. Так, в 1739 г. за ограбление могилы знатного иностранца виновные были приговорены к сожжению. В 1763 г. девица Жемчужникова за кражу церковных вещей из кельи Казанского девичьего монастыря была осуждена к ссылке в Нерчинск. В 1767 г. ротный писарь Богуш за кражу образов, риз и другой утвари из храма был наказан батогами. В 1772 г. тех, кто во время эпидемии чумы в Москве откапывал погребенных с целью ограбления, повелевалось «бить кнутом на площади, також и на самом месте сделанного преступления, и вырвав ноздри, поставив на люу и на щеках знаки, сослать в тягчайшую работу» [13, с. 387, 393].
Политика «полной терпимости» Екатерины II привела к серьезной либерализации уголовного законодательства по делам о религиозных преступлениях. В «Наказе, данном Уложенной комиссии» императрица писала: «Между преступлениями, касающимися до закона или веры, я не полагаю никаких других, стремящихся прямо противу закона, каковы суть прямые и явные святотатства» [13, с. 241]. Масштабная секуляризация церковной собственности привела к тому, что все вопросы определения мер и средств ее защиты полностью перешли в компетенцию государства.
В 1808 г. по требованию министра юстиции Лопухина Синод определил круг предметов, кража которых квалифицировалась как святотатство. В этот перечень не были включены предметы, передаваемые церкви на хранение частными лицами, а также и предметы, имеющие сакральное значение (иконы, облачения, ладанки со святыми мощами, сосуды со святой водой и т.д.), но находившиеся в «частных домах». В пику мнению Лопухина в 1811 г. Синод издал ведомственный циркуляр, согласно которому «похищение всякого рода вещей, принадлежащих церкви, хотя и вне оной находящихся, но посвященных ей, признавать в равной степени со святотатством». Однако в 1827 г. Государственный Совет окончательно сформулировал, что святотатством могло признаваться лишь «похищение предметов из самих церквей, часовен, ризниц, хотя и вне церкви, но не в частном доме, где вещь могла оказаться случайно». Под святотатством понималась также кража собираемых в церковные кружки денег, но их растрата священнослужителями как святотатство не расценивалась [13, с. 385—386].
Ст. 241—243 гл. 4 разд. 2 «О преступлениях против веры и ограждающих оную постановлений» Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. святотатством признавалось «всякое похищение церковных вещей и денег, как из самих церквей, так и из часовен, ризниц и других постоянных и временных церковных хранилищ, хотя бы они находились и вне церковного строения». В зависимости от отягчающих вину обстоятельств (признаков грабежа, со взломом или без него) святотатство наказывалось лишением всех прав состояния и каторжными работами на срок от 10 до 15 лет с наложением клейм. Ст. 253 Уложения как святотат-
ство расценивалось похищение освященных предметов из частного дома, но санкция была мягче: лишение всех прав состояния и ссылка на поселение в Сибирь с наказанием плетьми. Ст. 251 похищение из церкви не принадлежащего ей имущества или денег рассматривалось как «простая» кража [15, с. 226—230]. В правоохранительной практике наказание за святотатство часто смягчалось, если преступление совершалось из бедности. Известен случай, когда отставной солдат, находящийся в «убогости», попытался похитить фарфоровую свечку и такое же пасхальное яйцо в Казанском соборе Санкт-Петербурга. Он был приговорен к ссылке и минимальному наказанию плетьми — 12 ударов, но после двух ударов скончался [6, с. 52—53].
В Уложении 1845 г. по ходатайству Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД империи были зафиксированы нормы уголовно-правовой защиты от святотатственных действий и имущества «инославных» исповеданий (римско-католического, евангелическо-лютеранского, армяно-григорианского). Поводом к этому, вероятно, послужил факт совершенной в 1834 г. кражи солдатом 1-й гренадерской артиллерийской бригады Иващенко двух престольных суконных покрывал, шелковой пелены и церковной утвари из лютеранской церкви [11].
Либерализация судебной системы и уголовного законодательства второй половины XIX в. повлияли на изменение санкций за совершение святотатства. Например, ст. 170 Устава о наказаниях, применяемых мировыми судьями 1864 г. за совершение кражи из церкви, часовни или иного молитвенного дома, но не церковного имущества и без умысла оскорбления святыни, предусматривалось наказание в виде тюремного заключения сроком на один год [16, с. 417].
Гл. 2 «О нарушении ограждающих веру постановлений» Уголовного Уложения от 22 марта 1903 г. святотатство как вид религиозного преступления, не предусматривалось, его отдельные признаки (поругание действием или поношение освященных предметов) наличествовали в ст. 74 и рассматривались как кощунство. Один из ранних признаков святотатства был предусмотрен и ст. 79 — похищение или поругание действием тела умершего, наказываемое заключением в исправительном доме на срок до трех лет [17, с. 295—296].
Именно в данный период преступления святотатственного характера приобрели достаточно широкое распространение, в российской криминальной среде даже сформировалась уголовные специализации «марушников» и «халтурщиков», обворовывающих церкви и покойников. Начальник Московского уголовного сыска А.Ф. Кошко описывал вызвавший большой негативный общественный резонанс случай хищения драгоценностей с иконы Богородицы Владимирской из Успенского собора Кремля в 1910 г. [7, с. 94—104].
После указа от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» были предприняты попытки реформирования российского вероисповедного законодательства, а также уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за совершение религиозных преступлений. Либерально-демократическую точку зрения на данный вопрос сформулировал в изданной в 1906 г. монографии приват-доцент Московского университета С.В. По-знышев. Он предложил внести в Уголовное Уложение разработанную им главу «Преступления и проступки против религиозной свободы». В проекте, предлагаемом С.В. Познышевым, святотатство как религиозное преступление не предусматривалось и было отнесено к преступлениям против собственности [12, с. 298—301].
С изданием СНК Советской республики декрета «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» от 20 января 1918 г. начался принципиально новый период государственно-конфессиональных отношений в России. Понятие религиозного преступления в уголовном законодательстве светского государства было аннулировано. Защита имущественных интересов Русской православной церкви, как и других конфессий, начинает осуществляться на общих основаниях, если о такой защите могла идти речь в условиях реализации политики воинствующего государственного атеизма, на фоне практически полной секуляризации церковной собственности, сопровождаемой конфискацией конфессионального имущества (в том числе предметов сакрального значения), публичного поругания и уничтожения святынь в целях антирелигиозной борьбы, разрушения и осквернения храмов, то есть, по существу, санкционированного Советским государством массового святотатства [18, с. 45].
В настоящее время в российском уголовном законодательстве похищение, повреждение или уничтожение предметов или объектов, имеющих сакральное, религиозно-духовное значение, хотя и не обладающих высокой историко-культурной ценностью, не рассматривается как отягчающее вину обстоятельство. Однако, по мнению автора, правоохранительные органы не могут не учитывать реакции верующих граждан в случаях хищения, повреждения, уничтожения или иного противоправного действия в отношении объектов и предметов, обладающих с конфессиональной точки зрения особой сакральной ценностью.
Литература
1. Воронин Н.Н. Андрей Боголюбский и Лука Хризоверг (из истории русско-византийских отношений XII в.) // Византийский временник. Т. 21. М., 1962.
2. Древнерусские княжеские уставы XI— XIV вв. М., 1976.
3. Есипов В. Святотатство в истории русского законодательства. Варшава: Варшавский императорский университет, 1893.
4. История государства и права зарубежных стран: Учебник для вузов: В 2 т. 3-е изд., перераб. и доп. Том 1: Древний мир и Средние века / Отв. ред. д.ю.н., проф. Н.А. Крашенинникова и д.ю.н., проф. О.А. Жидков. М.: Норма, 2006.
5. Котошихин Г. Россия в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1859.
6. Кошель П. История наказаний в России. История российского терроризма. М., 1995.
7. Кошко А.Ф. Очерки уголовного мира царской России. М.: Столица, 1991.
8. Малыгин А.Я. Развитие зарубежной правовой мысли. Учебно-методические материалы по курсу «История политических и правовых учений». Ч. 1. Руза, 2002.
9. Николай (Ярушевич). Церковный суд в России до издания Соборного Уложения Алексея Михайловича (1649 г.). Историко-каноническое исследование. Петроград, 1917.
10. Охотина Н.А. Русская церковь и монгольское завоевание (XIII в.) // Церковь, общество и государство в феодальной России: Сборник статей. М.: АН СССР, 1990.
11. ПЗСРИ. Т. IX, Ст. 6834.
12. Познышев C.B. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. К реформе нашего законодательства о религиозных преступлениях. М., 1906.
13. Попов A.B. Суд и наказания за преступления против веры и нравственности по русскому праву. Казань: Казанский императорский университет, 1904.
14. Российское законодательство X—XX вв. Т. 1. М., 1984.
15. Российское законодательство X—XX вв. Т. 6. М., 1988.
16. Российское законодательство X—XX вв. Т. 8. М., 1991.
17. Российское законодательство X—XX вв. Т. 9. М., 1994.
18. Старков O.B., Башкатов Л.Д. Криминоте-ология: религиозная преступность I Под общ. ред. О.В. Старкова. СПб., 2004.
19. Филарет (Гумилевский). История Русской Церкви. Период второй. М., 1850.
References
1. Voronin N.N. Andrei Bogolyubskii i Luka Khrizoverg (iz istorii russko-vizantiiskikh otnoshenii XII v.) II Vizantiiskii vremennik. T. 21. M., 1962.
2. Drevnerusskie knyazheskie ustavy XI—XIV vv. M., 1976.
3. Esipov V. Svyatotatstvo v istorii russkogo zakonodatel'stva. Varshava: Varshavskii imperatorskii universitet, 1893.
4. Istoriya gosudarstva i prava zarubezhnykh stran: Uchebnik dlya vuzov: V 2 t. 3-e izd., pererab. i dop. Tom 1: Drevnii mir i Srednie veka I Otv. red. d.yu.n., prof. N.A. Krasheninnikova i d.yu.n., prof. O.A. Zhidkov. M.: Norma, 2006.
5. Kotoshikhin G. Rossiya v tsarstvovanie Alekseya Mikhailovicha. SPb., 1859.
6. Koshel'P. Istoriya nakazanii v Rossii. Istoriya rossiiskogo terrorizma. M., 1995.
7. Koshko A.F. Ocherki ugolovnogo mira tsarskoi Rossii. M.: Stolitsa, 1991.
8. Malygin A.Ya. Razvitie zarubezhnoi pravovoi mysli. Uchebno-metodicheskie materialy po kursu «Istoriya politicheskikh i pravovykh uchenii». Ch. 1. Ruza, 2002.
9. Nikolai (Yarushevich). Tserkovnyi sud v Rossii do izdaniya Sobornogo Ulozheniya Alekseya
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
Mikhailovicha (1649 g.). Istoriko-kanonicheskoe issledovanie. Petrograd, 1917.
10. OkhotinaN.A. Russkaya tserkov' i mongol'skoe zavoevanie (XIII v.) // Tserkov', obshchestvo i gosudarstvo v feodal'noi Rossii: Sbornik statei. M.: AN SSSR, 1990.
11. PZSRI. T. IX, St. 6834.
12. Poznyshev S.V. Religioznye prestupleniya s tochki zreniya religioznoi svobody. K reforme nashego zakonodatel'stva o religioznykh prestupleniyakh. M., 1906.
13. Popov A.V Sud i nakazaniya za prestupleniya protiv very i nravstvennosti po russkomu pravu. Kazan': Kazanskii imperatorskii universitet, 1904.
14. Rossiiskoe zakonodatel'stvo X—XX vv. T. 1. M., 1984.
15. Rossiiskoe zakonodatel'stvo X—XX vv. T. 6. M., 1988.
16. Rossiiskoe zakonodatel'stvo X—XX vv. T. 8. M., 1991.
17. Rossiiskoe zakonodatel'stvo X—XX vv. T. 9. M., 1994.
18. Starkov O.V., Bashkatov L.D. Kriminoteologiya: religioznaya prestupnost' / Pod obshch. red. O.V. Starkova. SPb., 2004.
19. Filaret (Gumilevskii). Istoriya Russkoi Tserkvi. Period vtoroi. M., 1850.
Основы гражданского права. Учебник. Гриф УМЦ «Профессиональный учебник». Гриф НИИ образования и науки. Под ред. Н.Д. Эриашвили, Р.А. Курбанова. Изд-во ЮНИТИ, 2015.
В учебнике изложены основные положения гражданского права. Раскрыты источники, принципы и субъекты гражданского права. Определена система вещных прав. Рассмотрены общие положения об интеллектуальной собственности; об обязательственном праве, а также отдельные виды обязательств. Отдельный раздел посвящен общим положениям наследственного права.
Для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция».
Таможенное право. Учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» и «Таможенное дело» / под ред. Н.Д. Эриашвили. 6-е издание, переработанное и дополенное. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2015. 303 с. (серия «Dura lex, sed lex»).
Учебник состоит из трех разделов: «Общие положения», «Таможенная деятельность» и «Обеспечение законности деятельности таможенных органов».
В новом издании учтены изменения в законодательстве, а также решения Конституционного Суда РФ и иных государственных судебный органов по состоянию на 1 марта 2015 г.
Для студентов (курсантов) высших учебных заведений, обучающихся по специальности «Юриспруденция» и «Таможенное дело», юристов, а также для преподавателей, аспирантов (адъюнктов), практических работников правоохранительных и других органов.
ОСНОВЫ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА
УЧЕБНИК
ТАМОЖЕННОЕ ПРАВО
Учебник Шестое издание