CC BY
124
PERFECTION OF COMMUNICATIVE COMPETENCE OF A HIGH SCHOOL TEACHER
S.I. Maslov, Ilkova A.P.
The article considers the teacher's communicative competence formation during educational process in high school. The auhors substantiate the conception of higher school teacher's professional competence; describe the possibilities of application of different kinds of speech activities and communicative functions for successful interaction with students. They specify tasks, functions and peculiarities of perfection of communicative competence of a high school teacher.
Key words: professional competence, speech activity, communicative functions, communicative competence.
Maslov Sergei Ilyich, Doctor of Education Sciences, Professor, Head of Department, massi56@yandex.ru, Russia, Kaluga, Kaluga State University named after K.E. Tsiolkovsky,
Ilkova Antonina Pavlovna, PhD (Pedagogy), Associate Professor, massi56@yandex.ru, PSUafter T.G. Shevchenko, PMR.
УДК 821.161.1
«СВЯТОЧНАЯ НОЧЬ» И «АЛЬБЕРТ»: ТОЛСТОВСКОЕ
ПРЕЛОМЛЕНИЕ ТРАДИЦИИ СВЯТОЧНОГО РАССКАЗА
Е.Ю. Фатюшина
Рассматривается своеобразие воплощения в творчестве Л.Н.Толстого традиций святочного рассказа. На примере несколько раз переделанной автором повести «Альберт» и незаконченного рассказа «Святочная ночь» показано, как писателем неосознанно отбираются жанровые черты, близкие его этической и эстетической позиции.
Ключевые слова: календарный фольклор, святочный (рождественский) рассказ, прецедентный текст, жанровые черты, жанровая традиция.
В России термин «святочный рассказ» был введен в литературный и культурный оборот после публикации в декабрьском номере «Московского телеграфа» за 1826 г. «Святочных рассказов» Н.А. Полевого. Отечественный рождественский (святочный) рассказ, выйдя из календарного фольклора и получив литературную обработку в XVII - XVIII веках («Повесть о Фроле Скобееве», сказки М.Д. Чулкова и др.), стал весьма популярен сначала к 20-30-х годам XIX века, а затем на рубеже XIX - XX веков, постепенно все более прочно обосновываясь в массовой литературе.
В Европе пик популярности этого жанра пришелся на 1840-е годы, когда были опубликованы наиболее яркие рождественские рассказы Ч.Диккенса и «Девочка со спичками» Г.Х.Андерсена. Таким образом, мно-
гие образчики рождественской прозы являлись прецедентными текстами для поколения, к которому принадлежал молодой Толстой.
В 1853 г. своеобразной толстовской интерпретацией традиции рождественского рассказа стала «Святочная ночь» (другой вариант названия -«Как гибнет любовь»). Согласно исследователю Е.В. Душечкиной, ни у кого не встречается такой «откровенно руссоистской трактовки святок», как у Толстого [1, с. 140].
Все художественные средства «Святочной ночи» призваны подчеркнуть противопоставление нравов деревни и города. Ради этого Толстой пожертвовал многими чертами собственно святочного рассказа, «оставшись совершенно равнодушным к проблемам «святочного» жанра».
Действительно, в основе типичного святочного рассказа - сочетание определенного календарного времени - святок (празднование, зимняя ночь, мороз, метель) и связанного с христианской традицией события -рождения Спасителя. Как его проявление в произведении присутствует борьба добра со злом (чудеса, превращения, встречи с нечистой силой, внезапная помощь благодетелей).
В «Святочной ночи» Л.Н. Толстого остается немного: чудесная зимняя ночь и ожидание праздника, память о крестьянских святках и по контрасту - разрушенные обычаями развращенного света надежды и мечты. Вместо чудесного святочного события - обыденная история несбывшихся ожиданий, а функцию фольклорной нечистой силы выполняет здесь высший свет.
В созданном через пять лет «Альберте» (особенно в черновых его вариантах) используются многие композиционные моменты из «Святочной ночи». Сравним два произведения.
«Святочная ночь» начинается описанием ночи в Москве. Первая и вторая редакции повести о музыканте открываются описанием петербургской ночи.
Композиционно важным эпизодом рассказа о погибшей любви является описание бала, где всеобщее внимание привлекает танец молодой, на вид беззаботной пары (Сережа и Лиза). Глядя на них, тридцатилетний Корнаков ощущает себя стариком. О персонаже «Альберта» Делесове сказано, что под музыку гениального скрипача он вспоминает молодость и больно переживает свое старение. В третьей редакции это было акцентировано подробной передачей воспоминаний Делесова о бале, где он, молодой, самоуверенный, влюбленный, беззаботный, танцует с кузиной.
Предчувствие Сережей важнейшего момента в жизни (любовь к Лизе) наталкивается в «Святочной ночи» на его невозможность (Лиза - любовница графа). А готовность Делесова к самому значительному поступку в жизни (помочь несчастному музыканту) выливается в отсутствие удовлетворения после совершения этого поступка (с Делесовым Альберт еще более несчастен).
В обоих рассказах есть момент поэтического впечатления от истинного искусства (в «Святочной ночи» - от песен цыган, в «Альберте» - от игры гениального скрипача) и момент отвращения, гадливости - в борделе.
Сделанное сравнение говорит в пользу идеи о генетической связи «Альберта» со «Святочной ночью».
Но «святочность» «Альберта» проявляется не только и не столько в этом. «Святочная ночь», при сделанной в названии заявке, минимально восприняла собственно жанровые традиции. В случае с «Альбертом», напротив, связь с жанром «святочного рассказа» не отражена в заглавии, однако прослеживается в содержании. Приведем примеры.
Одному из персонажей (в третьей - последней редакциях это Деле-сов) приходит мысль сделать доброе дело: вернуть к жизни несчастного, опустившегося человека. Правда, поступок не совсем удается, и в результате «благодетель» показан неспособным даже до конца осознать степень своей несостоятельности в сочувствии и помощи другому. Вот какой разговор завязывается между Делесовым и его слугой Захаром, когда выясняется, что Альберт сбежал:
« "И что-то с ним будет теперь? - подумал он. - Без денег, без теплого платья, один посреди ночи..." Он хотел было уже послать за ним Захара, но было поздно.
- А холодно на дворе? - спросил Делесов.
- Мороз здоровый, Дмитрий Иванович, - отвечал Захар. - Я забыл вам доложить, до весны еще дров купить придется.
- А как же ты говорил, что останутся?» [7, с. 47-48].
Следующим рождественским мотивом является то, что действие
происходит зимой (и это настойчиво подчеркивается автором в продолжение всех многочисленных переделок).
Заметим, что знакомство Толстого с прототипом Альберта немецким скрипачом Георгом Кизеветтером (и, следовательно, начало работы над текстом) приходится именно на январь.
Интересно, что степень таланта, равно как и степень падения Кизе-веттера почти одновременно поразили двух Толстых - Льва Николаевича и Алексея Константиновича (первым обратил на это внимание В.И. Срезневский [5, с. 117]).
А.К. Толстой откликнулся на знакомство с музыкантом стихотворением начала 1857 года «Он водил по струнам, упадали//Волоса на безумные очи» [6]. Образ Кизеветтера в нем дан двойственно. Звуки скрипки -дивные, гипнотизирующие, со «змеиного цвета отливами». Впечатление, оказываемое на слушателей, столь мощно, что пугает: «И к себе беспощадная бездна // Свою жертву, казалось, тянула.». Общую тональность стихотворения явно нельзя назвать гармоничной. И Льва Николаевича в Кизеветтере поразил именно диссонанс: сочетание чудесного таланта с
грязной стороной, которая предстает то демонической, как в стихотворении А.К. Толстого, то пошлой.
«Гениальный юродивый» - так называет Толстой Кизеветтера в дневнике 8 января 1857 года сразу по знакомстве с музыкантом. «Юродивый» в данном случае - человек, абсолютно не адаптированный к действительности, не укорененный в ней. Он боится людей, не знает, как правильно себя вести. В этом мире он инороден не только по национальному признаку. В своем мире он оказывается только когда пьет или играет на скрипке. То есть когда заканчивается процесс творчества и Альберт оказывается в другом мире, он ощущает растерянность и стыд, как это было в эпизоде с музицированием в танцклассе: «Отчаянно размахнувшись всем телом и встряхнув волосами, он опустил скрипку и с улыбкой гордого величия и счастия оглянул присутствующих. Потом спина его согнулась, голова опустилась, губы сложились, глаза потухли, и он, как бы стыдясь себя, робко оглядываясь и путаясь ногами, прошел в другую комнату» [7, с. 32]. Заметим, что Альберт гораздо более противоречив, чем типичный «благодетельствуемый» из святочного рассказа. Это не бедный замерзающий ребенок, его натуре, не умеющей примириться даже с собой, недостаточно тепла и внимания постороннего. В связи с этим не будем забывать, что Толстой по самой специфике своего творчества, тяготеющего к изображению антиномичного, к балансированию на грани возвышенного и сниженного, не мог написать «чистого» святочного рассказа. Мы говорим только об использованных им жанровых мотивах.
И следующий важный мотив святочного рассказа - ощущение праздника, описание кануна Рождества. В повести Л.Н. Толстого упоминается, что на третий день пребывания Альберта у Делесова «был праздник» (начало главы VI окончательной редакции). Какой это был праздник, автором не уточняется, но для настраивания на «святочный эпизод» этого достаточно. Упоминаемые звуки благовеста усиливают это ощущение праздника.
Кроме того, через весь финал повести проходит мотив борьбы с «врагом» - не с нечистой силой в христианском понимании, а с врагами его понимания искусства. Замерзая, Альберт представляет себе дом, где на возвышении его друг художник Петров произносит ему панегирик, доказывая, что тот - «лучший и счастливейший», герой, сгоревший в огне искусства, проводник Божьей воли в мире. Петрову возражает Делесов, утверждающий, что Альберт не стоит такой оценки, что он вел себя недостойно: пил, воровал, льстил из-за денег. Через некоторое время Альберт сам оказывается на возвышении. Он играет то, что говорил Петров (споры на возвышении о ценности его дара, растрачиваемого на игру в борделях) или с мыслью о смерти.
Элементы фантастики в бреду Альберта создают сказочную атмосферу. Альберт играет, стоя на возвышении, на стеклянной скрипке чудес-
ного устройства. «Альберт играл на стеклянном инструменте очень осторожно и хорошо. Он играл такие вещи, которых, он чувствовал, что никто никогда больше не услышит» [7, с. 51]. Музыкант в зале один, только тени разбегаются от «нежных и прелестных» звуков скрипки. Гордость и счастье Альберт чувствует, услышав «слова» благовеста: «Никто никогда больше не будет играть на этом инструменте». Вдруг его плеча касается женщина в белом одеянии, в которой по одежде он узнает возлюбленную. Дама отрицательно качает головой, и «он тотчас же понял, что то, что он делал, было дурно, и ему стало стыдно за себя». Женщина зовет его к странному выходу, где они вместе сливаются с луной и водой, и музыкант чувствует «невыносимое счастье», при этом Альберт догадывается, что его земные страдания закончились и женщина - его проводник в иной мир.
Мотив мертвеца также очень «святочный». Но еще более соответствует жанровой традиции развязка, где Альберт, после всего пережитого им в видении, оказывается жив: «Да я жив, зачем же хоронить меня? -бормотал Альберт, в то время как его, бесчувственного, вносили в комнаты» [7, с. 52].
Таким образом, повесть Л.Н. Толстого 1857-1858 годов «Альберт» подверглась двойному влиянию жанра «святочного рассказа» - напрямую (мотивы финальной, седьмой главы) и косвенно, через генетическую связь с рассказом 1853 года «Святочная ночь».
В какой-то мере повесть 1857-1858 годов заслуживает названия «Святочная ночь» в большей степени, нежели рассказ 1853 года. Однако Толстой называет свое произведение «Альберт». Возможно, это было неосознанной отсылкой к неоднократно отмечаемой в повести романтической поэтике [2, с. 15], для которой антропонимические заглавия были традиционно характерны [3, с. 292].
На момент написания двух рассмотренных здесь рассказов Толстой не был еще автором своих великих романов, но его имя уже было прославлено такими творениями, как «Детство», «Юность», «Севастопольские рассказы». Для Толстого это был период художественного экспериментирования, новаторства, поиска себя. И на примере его обращения к традиции святочного рассказа хорошо видно, какого рода материалом для творчества является для писателя жанровая традиция. Автор может обойти, казалось бы, необходимые каноны (время кануна Рождества для рождественского рассказа), восприняв вместо этого его содержательную, этическую (и даже эстетическую) суть.
В данном случае для Л.Н.Толстого такой эссенцией жанра стало стремление героя к чуду, к преображению в лучшую сторону и воскресению вопреки всему. Нельзя не отметить, что эта тема лейтмотивом протянулась через все великие романы Толстого.
Список литературы
1. Душечкина Е.В. Русский святочный рассказ. Становление жанра. СПб.: СПГУ, 1995.
2. Евдокимова С. Процесс художественного творчества и авторский текст: сб. статей. Вып.2. СПб.: Изд-во Санкт-Петербург ун-та, 1996.
3. Зырянова С.А. Историческая эволюция заглавия художественного произведения // Известия ТулГУ. Гуманитарные науки. Вып. 1. 2014. С. 291-294.
4. Николаева С.Ю. Пасхальный текст в русской литературе. Монография. М.; Ярославль: Изд-во «Литера», 2004.
5. Срезневский В.И. Георг Кизеветтер, скрипач петербургских театров (к истории творчества Л.Н. Толстого 1857-1858 гг.). // Толстой. 18501860: материалы, статьи/ редакция В.И. Срезневского. Л., 1927.
6. Толстой А.К. Собрание сочинений: в 4 т. М., 1969. Т. 1.
7. Толстой Л. Н. Юбилейное собрание сочинений: в 90 т. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1937-1957. Т.5. Альберт.
8. Толстой Л.Н. Материалы к Полному собранию сочинений: в 100 т. (ALB'1, ALB'2, ALB'3, ALB'5, ALB'6, ALB'7, ALB'8, ALB'9, ALB'10) [Электронный ресурс] / Л. Н. Толстой: расшифровка рукописей М. А. Можарова. М., 2003-2004.
9. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: в 100 т. (Художественные произведения: в 18 т.). М, 2002. Т.2. Святочная ночь.
Фатюшина Екатерина Юрьевна, канд. филол. наук, fatyushina@yandex. ru, Россия, Новомосковск, Новомосковский филиал Университета Российской академии образования.
'CHRISTMAS EVE' AND 'ALBERT' AS LEO TOLSTOY'S PERCEPTION OF CHRISTMAS TALE'S GENRE TRADITION
E.Yu. Fatyushina
The article deals with the peculiarities of Leo Tolstoy's perception of Christmas tale's genre tradition. Stories 'Christmas Eve' and 'Albert' are displayed as an example of the author's work with genre characteristics, one part of which is accepted as correlating to his outlook and tasks while the other one is rejected.
Key words: calendar folklore, precedent text, Christmas story (tale), genre tradition, genre characteristics.
Fatyushina Ekaterina Yurievna, PhD (Philology), fatyushina@yandex.ru, Russia, University of the Russian Academy of Education (Novomoskovsk Branch).
