CC BY
34НАЦИОНАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ
Александр Горянин
Своими путями
РусскиЕ демократические традиции. Статья вторАя*
«Совет всенародных человек»
В допетровской Руси имелся сословный и при этом выборный представительный орган, имелись низовые выборные демократические учреждения. Речь о Земских Соборах и о земском управлении.
Собственно, «совещания, в которых правительственный элемент сходился с земским» (С.Ф. Платонов), имели место уже в Древней Руси, а под 1211 г. некоторые исследователи, начиная с И.Е. Забелина, помещают уже первый настоящий Земский Собор1. Имеется в виду созыв Всеволодом Большое Гнездо «всех бояр своих с городов и с волостей, и епископа Иоана, и игументы, и попы, и купцы, и дворяне, и вси люди » во Владимире на Клязьме. Вероятно, от «попов, купцов, дворян и всех людей» в соборе участвовали делегированные представители — предположить что-то иное сложно. Особенно историков интригуют «вси люди» и то, что купцы названы раньше дворян. (Правда, для начала XIII века слово «дворянин» было новое и могло означать не совсем то, что позже.)
После собора во Владимире ясные указания в летописях на сословно-представительные совещания надолго пропадают. Это объясняют как случившимся вскоре ордынским завоеванием большинства русских княжеств, так и углублением в княжествах, из-
* Статью первую см.: Вопросы национализма. 2010. №2.
1 Забелин И.Е. Взгляд на развитие москов-скаго единодержавия // Исторический вестник. 1881. Февраль.
бежавших этой участи, другой формы демократии — вечевой. Есть авторы, считающие, что споры о дате, от которой следует отсчитывать историю Земских Соборов, вообще беспредметны: Дума, сколько она существует (напомним, княжеские думы состояли из «княжьих мужей», т.е. дружины, духовенства и «старцев градских»), во всех чрезвычайных случаях усиливалась выборными от земств и превращалась в Собор. Один из самых известных случаев: чтобы определиться с политикой по отношению к Новгороду, Иван III послал в 1471 году «по вся епископы земли своея и по князи и по бояря свои и по воеводы, и по вся воя (служилые люди) свои». Благодаря участию духовенства, провинциальной знати и служилых людей, данный собор было много представительнее Думы, состоявшей из московских бояр и окольничих. Правда, о решении почтенного ареопага не хочется и вспоминать: «мысливше... не мало», он постановил идти войной на Новгород.
Показательно, что в русской общественной мысли тема общерусского «вселенского совета» возникает вслед за упразднением в конце XV — начале XVI в. вечевого управления в Новгороде, Вятке и Пскове. Можно предположить даже прямую связь между этими событиями. Дело в том, что из вечевых городов было переселено на московские земли множество «неблагонадежных». Части высланных, двум с лишним сотням наиболее знатных и влиятельных семей новгородцев и псковичей, определили жить в Москве. Поселившись компактно, новгородцы
перенесли сюда название родной улицы Лубяницы, отсюда московская Лубянка. Церковь, построенная в 15141518 гг. итальянцем Алевизом Новым на углу Большой Лубянки и Кузнецкого Моста, называлась Храм Введения Пресвятой Богородицы во Псковичах (уничтожена в 1924 г.). Кроме названий, эти люди не могли не перенести в Москву свое мировосприятие и даже особенности своего языка.
Да, именно языка. Поразительно озарение Вильгельма Кюхельбекера (в «Лекции о русском языке») на эту тему: «Русский московский язык является языком новгородских республиканцев. Александр Невский, победоносный, любимый, счастливый, когда он был вождем Великого города, а затем, удрученный неудачами и унижениями на троне своего отца — перенес на свою родину это славянское наречие, более мощное и мужественное, чем славянское наречие Киева, которым пользовались доселе в Великом княжестве, и от которого ныне происходит малоросский язык, более мягкий и более мелодичный, но также и менее богатый и менее чистый, чем язык Великороссии. Таким образом, древний славянский язык превратился в русский в свободной стране; в городе торговом, богатом, демократическом, любимом, грозном для своих соседей. Этот язык усвоил свои смелые формы, инверсии, силу — качества, которые никогда бы не могли развиться в порабощенной стране. И никогда этот язык не терял и не потеряет память о свободе, о верховной власти народа, говорящего на нем».
Публицистов-современников Василия III и Ивана IV вдруг начинает заботить проблема смягчения монаршего «презельства» (высокомерного своенравия). Они уповают при этом не только на силу закона (царь «ходит в законах и правдах»), что вполне в русской традиции, но и на созыв совета сословий. Они убеждены, что боярская монополия на власть не к добру, им
хочется, чтобы вселенский совет был постоянным собранием, «погодно» обновляемым, а не созывался только в особых случаях. При всем своем несходстве, они подготовили идейное обоснование реформаторской политики «Избранной рады».
«Избранная рада» во главе с членом Думы Алексеем Адашевым сложилась около 1547 г. вокруг молодого царя Ивана IV (будущего Ивана Грозного) и фактически управляла Россией почти 13 лет. Адашев, выходец из бедного и незнатного костромского дворянства, неспроста был начальником Челобитного приказа и государственного архива: он уже поэтому отлично знал нужды и настроения страны. Рада учредила выборное сословное представительство в форме Земских Соборов и выборное земское представительство. Рада опиралась в своей политике на Думу (о ней позже) и Земские соборы, на чиновников и служилое сословие, она стремились ограничить могущество Церкви, особенно ее земельные владения, но всегда шла на разумный компромисс с высшим духовенством.
Собственно, выражение «Земские Соборы» появилось лишь у историков XIX в. В документах своего времени их называют то «Всею Землею», то «Советом всея Земли», то «Общим всея Руси градов людским советом». Курбский говорит про «совет всенародных человек». На появление традиции земских соборов, без сомнения, повлияли церковные соборы, издавна собиравшиеся на Руси.
Академик Л.В. Черепнин в своей книге «Земские соборы русского государства в XVI-XVП вв.» перечисляет в хронологическом порядке 57 соборов, из них 11 соборов в XVI в. и 46 соборов — в XVII. Но и сам Черепнин, и такие видные историки, как М.Н. Тихомиров, Н.И. Павленко, С.О. Шмидт допускают, что соборов могло быть и больше и что в ходе изучения архивов возможны новые открытия. Иногда ставят под вопрос собор 1682 г., про-
возгласивший царями-соправителями несовершеннолетних братьев Ивана и Петра Алексеевичей и регентство «правительницы» Софьи. Собор 1683 г. по вопросу о «вечном мире» с Польшей нередко называют последним земским собором. О соборе 1698 г., окончательно устранившем царицу Софью, сообщает лишь один автор, да и тот иностранец — Иоганн Корб, секретарь австрийского посольства (в своем «Дневнике путешествия в Московию»), но с подробностями, которые иностранец придумать не мог.
Первый достоверный собор открылся 27 февраля 1549 г. В нем приняли участие, наряду с Думой и «Освященным собором», воеводы, «дети боярские» (мелкие феодалы на военной службе у князей, бояр, церкви) и «большие» дворяне (очевидно, московские). Его назвали «Собором примирения». Мысль собрать такой собор принадлежала, видимо, Сильвестру, одному из самых просвещенных и мудрых людей своего времени, автору «Домостроя». Восстания, пожары, политические распри, последовавшие за венчанием Ивана IV на царство, навели Сильвестра на эту идею: «Избранная рада» вынуждена были изыскивать меры по прекращению распрей между боярскими группировками, старалась привести могущественных соперников к компромиссу.
Царь на Соборе каялся и просил у бояр, дворян и черных людей прощения за те обиды, которые он им успел нанести (никто тогда не знал, что главные обиды впереди). Собор 1549 г. знаменовал собой создание центрального сословно-представительного учреждения, превращение Русского государства в сословно-представительную монархию. Важнейшие государственные решения отныне начинают приниматься с санкции не только бояр, но и других набирающих силу сословий, в первую очередь дворянства. Боярам, т.е. феодальной аристократии, предстояло поступиться рядом привилегий в поль-
зу служилого класса, а какие-то привилегии просто утратить. Достаточно сказать, что было решено «давать суд», если человек обратился с челобитной на бояр, казначеев и дворецких (обладателей дворцовых чинов). Другой формой защиты людей невысокого звания стала неподсудность, кроме как по крупным уголовным делам, «детей боярских» суду наместников.
Церковно-земский собор, работавший в январе-мае 1551 г., принял «Стоглав» — исключительно важный документ из ста, для ровного счета, глав (на самом деле из ста одной). Каждая глава «Стоглава» — это царский вопрос и соборный ответ. Вот названия некоторых глав: «О наказании чад своих», «О втором браку и троеженцех», «О пьянственном питии», «О стриже-нии брад», «О живописцех и о честных иконах», «О искуплении (выкупе) пленных» и т.д. Это очень любопытное чтение для современного читателя.
Земский Собор 1566 г. был созван правительством с целью совещания с «Землей» по поводу войны с Польшей за Ливонию и полоцкие земли. Члены Собора подавали свои мнения по группам. Группы были следующие: «Освященный Собор», Дума, две дворянские, две помещичьи, чиновническая, купеческая. Было на удивление много купцов: на 374 «гласных» их оказалось 75 человек. Сохранилась соборная грамота — подробная запись «деяний» Собора. Видно, что все группы владеют темой, входят в международные, политические, географические и стратегические подробности. Член Думы Висковатов (иностранцы называют его «канцлером»), не согласившись с прочими думными людьми, подал «особое мнение», а смоленская гильдия внесла дополнительное замечание к согласованному мнению купечества. Но в целом все сходятся в том, что польским послам следует отказать. Собор заявил, что, если не воевать, то государству будет «теснота» от Польши.
Решение и впрямь было трудное:
шла затяжная война за выход к Балтике (за 150 лет до Петра I). Несколькими годами ранее русская сторона, взяв Нарву, упустила возможность остановиться на достигнутом (Адашев призывал царя именно к этому). С тех пор изнурительная война шла с переменным успехом и за победу никто не поручился бы. Участники Собора ясно это видят, но предложение закончить войну после стольких жертв, по сути, вничью они отвергают.
Не надо думать, что «Земля» высказалась за продолжение войны из желания угодить царю, он принял бы любое решение Собора. Ответ «продолжать войну» был ответом свободных людей. Некоторым из них предстояло погибнуть на этой войне (она, кстати, длилась еще 15 лет), и они не могли это не понимать.
В сходном случае три четверти века спустя собор 1642 г. рассудил иначе. Он был созван для ответа на вопрос: «Азов от казаков принимати ли? И войну с Турцией и Крымом начинати ли?». Группам выборных было предложено «крепко помыслить» и дать мотивированный письменный ответ («сказку»). Однако в «сказках» больше говорилось о засилье зарождающейся бюрократии — приказных чиновников. Купцы ясно дали понять царю, что будет разумнее, если в пользу государства раскошелятся (а требовалось, по смете, 221 тысяча рублей) привилегированные сословия, «за которыми твое государево жалованье, вотчины многие и поместья есть». Царь понял намек и отказался от мысли начинать войну. Казаки были вынуждены прервать пятилетнее «Азовское сидение» и, проклиная купчин, вернуться на Дон.
О том, насколько государственная власть нуждалась в соборах «всей Земли», говорит тот факт, что в первые десять лет правления Михаила Федоровича Романова соборы заседали почти беспрерывно. Это легко понять. Царя в 1613 г. выбрали, по словам В.О. Клю-
чевского, «не способнейшего, а удобнейшего». Михаил не имел никакого собственного плана по выводу страны из тяжелого состояния, порожденного Смутой. И хотя он опирался на мнение Думы и патриарха, ему обязательно нужен был голос «Земли».
Можно ли предположить, что в Смутное время и в царствование Михаила Федоровича земские соборы имели шанс превратиться в постоянно действующие? Видимо, да — настолько регулярно они созывались. Участник нескольких соборов, московский судья (или стряпчий) Никита Михайлович Беклемишев подавал проект превращения Земского Собора в постоянное собрание, избираемое на год, но не нашел поддержки.
Поразительные альтернативы 1610— 1613 годов
Интересен взгляд свидетеля событий Смутного времени, дьяка приказа Большого прихода Ивана Тимофеева (ок. 1555-1631). В своем обширном «Временнике», начатом в 1608 г. в занятом шведами Новгороде и законченном около 1630 г., он объясняет наступление Смуты непочтением к «древних царей уставным законом». По мнению Н.М. Золотухиной, воззрения Тимофеева являются кульминацией идей сословного представительства своего времени. Она суммирует их следующим образом: автор «Временника» желает видеть в стране монархию, ограниченную «всеобщим единомысленным собранием»; обязательным органом в предполагаемой структуре верховной власти должен быть «Совет всех городов», который утверждает власть монарха и обеспечивает участие во власти людей «всей Земли». «Тимофеев говорит о "всенародном множестве", "народном голосовании", " вселюд-ском соборе" и т.п., утверждая право широкого сословного представительства с участием сословных группировок класса феодалов, а также посадских людей и черносошных крестьян,
он обосновывает уже сложившиеся порядки [т.е. практику созыва Земских Соборов], которые являли собой расцвет сословного представительства в России»2.
Справедливости ради заметим, что идея постоянно работающего представительного органа не победила в это время еще нигде в мире. Современником царя Михаила был английский король Яков I, который не созывал парламент по семь лет. Он даже писал, что хочет упразднить его вовсе. У его преемника Карла I период беспарламентского правления длился еще дольше, 11 лет, и многим тогда казалось, что этот орган уже не воскреснет.
Самые четкие формулировки, как известно, в энциклопедиях. Именно там можно прочесть, что Карл I «распустил парламенты» 1625, 1629, 1640 гг. Множественное число здесь не случайно. Речь не о «парламенте» как о непрерывном явлении, а о «парламентах», которые можно созывать, а можно и не созывать. Короче говоря, родина современного парламентаризма не могла бы служить образцом для России первой половины XVII в.
Более того, если сравнить три десятилетия в России и Англии между 1610 и 16423 гг., увидев их глазами современников, вне схем позднейших учебников истории (от которых нам так трудно отвлечься), то 29 соборов, созванных за этот период в Москве и под Москвой, отражают более напряженную парламентскую деятельность в России по сравнению с Англией. Русские парламенты (употребим и мы множественное число) были двухпалатными. Дума, как и палата лордов, была невыборной аристократической палатой, а Ответная Палата («Собор Земли»,«Общий
2 Золотухина Н.М. Концепция сословно-представительной монархии в русской средневековой политической теории // Правоведение. 1988. №1.
3 1642-й — год начала гражданской войны
в Англии.
всея Руси градов людской совет», «Совет всенародных человек» и т.д.)4 — палатой сословно-представительной, выборной.
Полномочия и функции Соборов были вполне парламентские. На первом месте стояли вопросы налогообложения (о сборе пятинных, даточных, запросных и т.д. денег) и законотворчество. Соборы принимают важнейшие законодательные документы в истории России XVI-XVII вв.: Судебник 1550 г., «Приговор» Собора первого ополчения 1611 г., Соборное уложение 1649 г., «Соборное деяние» об упразднении местничества 1682 г. и другие основополагающие акты.
Следующей по значению функцией Земских Соборов было избрание царя. Первым выборным царем стал Федор Иоаннович. Вслед за ним в этом списке Борис Годунов, Василий Шуйский, Михаил Романов. В 1682 г. были выбраны царями-соправителями малолетние Иван и Петр, сыновья царя Алексея Михайловича.
Земские соборы могли отрешить царя от власти, в 1610 г. это испытал на себе царь Василий Шуйский. Во время «безцарствия» именно Собор брал на себя полноту верховной власти в стране. После Смутного времени соборы занимались «устроением» государства.
Земские соборы имели право законодательной инициативы, решали вопросы церковного устроения, внутреннего управления, торговли и промышленности. Во время «безцарствия» именно Собор несколько раз брал на себя полноту верховной власти в стране. После Смутного времени соборы занимались «устроением» государства.
По способу созыва земские соборы делились на: 1) созванные царем; 2) созванные царем по инициативе
4 Похоже, название палаты окончательно не устоялось, и этот факт снизил шансы на ее выживание. Твердо обозначенное явление находится в зоне меньшего риска.
населения; 3) созванные сословиями или по инициативе сословий в отсутствии царя; 4) избирательные на царство. Роль сословий то усиливалась, то слабела. На Земском Соборе 1566 г., решавшем вопрос о войне с Польшей, сложилось целых пять сословных курий: духовная, боярская, чиновническая, дворянская, купеческая. Вообще соборы о войнах с Польшей (актуальная тема на протяжении нескольких веков!) обычно входили в число всесословных. Таковы были соборы 1621 г. (казаки участвовали в нем в качестве отдельного сословия) и собор 1653 г.
Совершенно особое место в истории соборов занимает Земский Собор «Первого ополчения» 1611 г. и его «Приговор». Это ополчение сложи -лось для противостояния польским войскам, вошедшим в сентябре 1610 г. в Москву. Пригласило их туда «Временное в государстве правительство» во главе с князем Федором Мстиславским. Формировать ополчение начал воевода Прокопий Ляпунов в Рязани. К марту 1611 г. ополчение, необыкновенно пестрое по составу, было в Коломне. Это еще не народное ополчение Минина и Пожарского. Не меньше, чем справедливое устройство страны, людей Ляпунова волнуют земельные пожалования и дележ собственности предателей, сторонников Лжедимитрия I и Лжедимитрия II, «нетчиков» (не явившихся по призыву) и дезертиров.
На подступах к Москве был проведен Земский Собор. Вводная часть его решения, принятого 30 июня 1611 г., гласила: «Московского Государства разных Земель царевичи и бояре, и окольничие, и чашники и стольники, и дворяне, и стряпчие, и жильцы, и приказные люди, и князи, и мурзы, и дворяне из городов, и дети боярские всех городов, и атаманы, и казаки, и всякие служилые люди, и дворовые, которые состоят за Дом пресвятыя Богородицы и за Православную Христианскую веру против раззорителей веры Хри-
стианские, польских и литовских людей, под Москвою».
Как видим, состав Собора необычен. С одной стороны, в нем участвуют представители феодальной знати народов России («разных земель царевичи, князи и мурзы»), а также атаманы и казаки, с другой — отсутствуют купцы, посадские люди, духовенство. Преобладали мелкие служилые люди.
Хотя вопрос о земельных пожалованиях и был основным, в решениях Собора есть важные демократические веяния. Это выборность должностных лиц, избираемость Поместного приказа, ограничение законодательных и судебных полномочий боярства, введение «суда равных». Предусматривалось, что вместо приказных людей (т.е. чиновников) налоги будут собирать выборные целовальники, что любой приговор к смертной казни должен утверждаться Земским Собором.
Но самое главное в «приговоре» Собора — это его 24-я статья. «Земля», т.е. Земский Собор, выбирает правительство (употреблено именно это слово) из бояр, оно подотчетно «Земле», и если его деятельность окажется неудовлетворительной, «нам всею Землею вольно бояр и воевод переменити, и в то место выбрати иных... хто будет более к земскому делу пригодится». Собору Земли, таким образом, предстояло стать регулярно собираемым или даже постоянно действующим органом, без этого никакая подотчетность невозможна. Всем городам отправлен были призыв прислать «изо всяких людей человека по два, и с ними совет свой отписать».
Речь шла о переменах даже более глубоких, чем сулила «конституция Салтыкова» — по сути, о новом государственном устройстве. Составители капитального 9-томного сборника документов «Российское законодательство Х-ХХ веков», характеризуя акт 30 июня 1611 г., подчеркивают: «Здесь налицо республиканская форма правления, причем поскольку главную роль
играет не феодальная аристократия, а масса служилого населения, можно говорить о зарождении феодальной демократической республики ».
Пятнадцать кандидатов на должность царя
Данная политическая альтернатива оставалась для России открытой на протяжении следующих двадцати месяцев — до избрания царя Михаила Романова на Земском Соборе 1613 г. Вероятно, по зрелому размышлению, люди XVII века сочли ее рискованной, а потому не воплотили в жизнь. Но показательно, что идея была не просто выдвинута, но и какое-то время поддерживалась большинством.
Н.В. Соколов в серии статей «Родословие русской свободы» на сайте http://www.ej.ru напоминает об оставшемся в тени аспекте событий 16121613 гг.: «Важнейшим требованием второго ополчения была защита собственности. Первое ополчение в немалой степени потерпело неудачу из-за наличия в его составе значительного числа "вольных козаков", отстаивавших "социалистический" идеал в его самой доступной форме», т.е. не видевших причин не отнять и не поделить боярское добро. Но «земские люди, зарабатывавшие копейку упорными трудами, гарантии частной собственности ценили и понимали». А еще лучше они понимали, что на боярах «вольные козаки», дай им волю, не остановятся. Поэтому растерзания бояр Земля не допустила. В отношении же «поместных раздач эпохи смуты (по беспорядочности — аналог недавней российской приватизации) ради прекращения распрей постановлен был "нулевой" вариант, законными признавались все пожалованные служилым людям земли, от какого бы самозванца ни исходило это пожалование».
Настоящим торжеством сословного
_ представительства стали всесословные
172 выборы царя Михаила Федоровича _ Романова на Земском Соборе 1613 г.
В нем, по подсчетам С.Ф. Платонова, участвовало не менее 700 человек. Избрание царя заняло 46 дней. Собор, по сути, был коллегией выборщиков, рассматривалось до 15 кандидатур. В их число входили как участники освободительной войны князья Дмитрий Пожарский, Дмитрий Трубецкой, рязанец князь Петр Пронский, так и их вчерашние неприятели — боярин Федор Шереметев, князья Василий Голицын (находившийся в польском плену), Иван и Дмитрий Черкасские, а также принц Карл Филипп (брат шведского короля Густава Адольфа), польский королевич Владислав, едва не ставший русским царем еще в 1610 г., и даже «царевич Иван Дмитриевич», малолетний сын Лжедмитрия II и Марины Мнишек. С самого начала было много сторонников юного «Миши Романова». «Нам с ним будет повадно», — объяснял Федор Шереметев, понявший незначительность собственных шансов.
Приемы предвыборной борьбы не меняются с веками. Поскольку казаки, во множестве остававшиеся в Москве дожидаться избрания царя, представляли собой идеальную «группу давления», некоторые из претендентов старались завоевать их благосклонность. Как сообщает насмешливый (хотя, увы, безымянный) современник-москвич, «князь же Дмитрей Тимофиевичь Трубецкой учрежаше столы честныя и пиры многая на казаков и в полтора месяца... по вся дни, чествуя, кормя и поя честно и моля их, чтоб быти ему на Росии [правописание того времени] царем и от них бы казаков похвален [поддержан представителями казаков на Соборе] же был. Казаки же честь от него приимающе, ядяще и пиюще и хваляще его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки и браняще его и смеющеся его безумию такову»5.
Какие-то усилия предпринимал и Дмитрий Пожарский. Дворянин Ла-
5 Повесть о земском соборе 1613 года //
Вопросы истории. 1985. №5.
рион Сумин в 1635 г. в пылу ссоры сказал, что «Дмитрий Пожарский воцарялся, и стало ему в двадцать тысяч [рублей]»6. Хотя Д.Т. Трубецкой и Д.М. Пожарский являлись во время проведения Собора формальными правителями страны, это не создало для них электоральных преимуществ.
Соискатели отсеивались в ходе жесткой политической борьбы. На заседании 7 января 1613 г. «казачья партия» выдвинула кандидатуру юного боярина Михаила Романова, но без успеха. Кроме того, казаки последовательно выдвигали князя Д.Т. Трубецкого и князя Д.М. Черкасского, но не прошли и они. По шведским данным, первоначально на Соборе большинство голосов получили князья Василий Голицын, Иван Шуйский и Иван Воротынский. Это большинство не было решающим и постепенно Земский Собор стал склоняться в пользу Карла Филиппа, как лица беспристрастного и не имеющего причин для недоброжелательства ни к одной партии и ни к одному лицу. Впрочем, шансы оставались и у нескольких бояр.
«Казачья партия» была с этим не согласна: «Литовского и Свейского короля и их детей, за их многие неправды, и иных ни из которых земель людей на московское государства не обирать, и Маринки с сыном не хотеть». Назревал тупик. Когда прошел слух, что выборщики решают в пользу Карла Филиппа, это накалило обстановку в Москве. Дело в том, что в договоре об условиях избрания шведского принца русским царем (заключенном в Новгороде годом ранее) отсутствовала статья о его переходе в православие. Казалось странным и то, что принц до сих пор не прибыл на русскую границу.
6 Забелин И.Е. Дело о ссоре межевых судей стольника князя Василия Большого Ро-модановского и дворянина Лариона Сумина // Чтения в Обществе истории и древностей Российских при Московском университете. Вып. 7. 1848.
Правда, у него еще было время: Карл Филипп ожидался в Выборге до конца февраля.
Делались попытки отложить решение в связи с тем, что делегации некоторых важных городов, в том числе Казани и Нижнего Новгорода, и первый по рангу иерарх Русской Церкви казанский митрополит Ефрем не успели прибыть на Собор. Еще один выход из положения — тянуть жребий, чтобы сам Бог указал, кому занять престол, — Собором поддержан не был. Как гласит «Утвержденная грамота», участники Собора совещались «по многие дни», «не обинуясь говорили... с великим шумом и плачем».
Единодушия в вопросе о кандидате на царство у участников Земского Собора не было до самого конца7. На Михаиле Романове сошлись, видимо, только 7 февраля, да и то под давлением казаков и посадских. Хотя выборщики имели все полномочия, но с учетом важности вопроса они после предварительного избрания Михаила на царство объявили двухнедельный перерыв и «для болшого укрепления» срочно послали в свои города и уезды ( «опричьдалнихгородов»)доверенных лиц для подтверждения своего выбора. Окончательное избрание Михаила состоялось 21 февраля.
Уже цитировавшийся ироничный современник записывает: «Князь же Дмитрей Трубецкой, лицо у него ту с кручины почерне, и паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего».
До мая, т.е. вплоть до приезда Михаила в Москву из Костромы, Собор оставался верховным органом государства, от его имени производились служебные назначения, давались земельные пожалования. Собор наблюдал за поступлениями в казну, ведал сыском
7 Замятин Г.А. К истории Земского Собора 1613 года // Труды Воронежского университета. Педагогический факультет. Т. 3. Воронеж, 1926.
173
«татев и разбойников», внешней политикой и обороной.
Избирательные кампании XVII века
Выборность соборов была для своего времени их самой замечательной чертой. Развитию выборного начала способствовало Смутное время, когда города взаимно «пересылались» грамотами и представителями и вопросы решались «сослався с городы». На этой основе и возник выборный «Совет всея земли», особенно проявившийся на Соборе 1613 г. Сложилась разработанная система выборов — с избирательными округами, институтом выборщиков, наказами избирателей. Избирательным округом считался каждый город со своим уездом. Выборы проходили в форме избирательных собраний. Выбирать имели право выборщики — полные налогоплательщики или люди, несшие службу. Составлялся протокол собрания, он именовался «выбор за руками»8, который заверяли все участники и по прибытии выборного в Москву служил ему верительной грамотой, подтверждавшей его избрание на Собор. Местные власти не имели права вмешиваться в выборы. Имущественного ценза для выборных, что замечательно, не было. Однако Соборы могли длиться, случалось, годами, а жалованье выборным хоть и полагалось, но было невелико (в 1648-1649 гг. по 14 рублей). Возможно, это играло роль барьера для большинства неимущих.
Все происходящее на Соборе записывалось дьяками, а затем скреплялось печатями царя, патриарха и высших чинов, а низшие чины «заверяли» его крестным целованием; кроме того, соборный акт подписывали участники Собора. Соборный приговор приводился исполнительной властью в действие, для чего на места рассылались нарочитые грамоты.
_ 8 Вплоть до XIX века избирательные бюл-
174 летени назывались в России «заручными за-
_ писями».
Собор имел компетенцию в вопросах кодификации права: Судебник 1550 г. и Уложение 1649 г. были не просто утверждены Соборами, как может подумать кто-то, — Соборы по многу месяцев занимались кодификационной работой.
Как появилось на свет Уложение 1649 года? В рассказе о его происхождении история Земских Соборов соединяется с историей Думы, вполне наглядно освещая русский XVII век. Появление этого кодекса было вызвано настойчивыми требованиями дворянства. Еще в челобитной 1637 г. дворяне ставили вопрос об упорядочении законодательства, но тогда правительство заволокитило дело. В первых числах июня 1648 г. дворяне и «дети боярские», собравшиеся в Коломенском по пути на Дон для несения сторожевой службы, воспользовались ситуацией «соляного бунта» и совместно с верхушкой посада взяли в свои руки переговоры с царем. Они предъявили целый список своих сословных притязаний, потребовали удаления правительства Бориса Ивановича Морозова, а главное — созыва Земского Собора для принятия нового Уложения и изменения, в его рамках, всей судебной системы. Петиция «блока дворян и купцов» (Л.В. Черепнин) содержала, среди прочего, прямые обвинения молодому царю в том, что он не борется с мздоимством и терпим к «разорителям»: «...и ты, великий же государь, долго же терпиш и щадиш, и милуеш, не хочеш своего царского суда и гневу пролити на них. ». Царю ставится в вину то, что в государстве процветает «всяких приказных людей продажа [сегодня мы бы употребили иностранное слово «коррупция»] болшая, а все плачутся на государя, что государь де за нас бедных и малородных и беспомощных не вступаетця...». Авторы петиции предлагают, чтобы «всяких чинов мирским людям... выбрать в суды меж себя праведных и расуди-тельных великих людей, и ему госуда-
рю будет покой ото всякия мирския докуки, ведати о своем царском венце». То есть предлагалось устранить царя от верховного суда9. Возможно, это был способ давления: ценой сохранения судебной прерогативы заставить царя уступить в чем-то другом. Патриарх Никон (в 1649 г. — еще митрополит в Новгороде) даже утверждал впоследствии: «Всем ведомо, что Збор был не по воли — боязни ради и междоусобия от всех черных людей».
16 июля спешно созванный Земский Собор создает временный «Уложенный приказ» из членов Думы — бояр Никиты Ивановича Одоевского (руководитель) и Семена Васильевича Прозоровского, окольничего Федора Федоровича Волконского, дьяков Гаврилы Леонтьева и Федора Грибоедова для подготовки Уложения.
Работать эти люди, прямо скажем, умели. Проект огромного, но внутренне со всем тщанием согласованного Уложения (в нем 25 глав, число статей в некоторых главах превышает 100, а в главе «О суде» 287 статей) они впятером — писцы и подручные не в счет — составили за 11 недель: уже 3 октября 1648 г. началось чтение и утверждение готового текста. При всех чудесах современной оргтехники и информатики такую скорость в наши дни представить трудно, куда менее сложные документы готовятся большими коллективами несоизмеримо дольше.
Выборные на «Уложенный Собор» съехались из 116 городов. Заседали две палаты, Л.В. Черепнин называет их Боярской и Дворянско-Посадской (в документах XVII в. эта палата, повторюсь, именуется Ответной). У бояр председательствовал царь, у выборных — князь Юрий Алексеевич Долгорукий. Собор длился почти полгода. Таким долгим он был потому, что проект Уложения утверждался постатейно и в него было внесено 80 новых ста-
9 Черепнин A.B. Земские соборы русского государства в XVI-XVII вв. М., 1978. С. 282.
тей на основе предложений, поданных выборными. Усилия оказались не напрасны — в большинстве случаев был найден компромисс, устроивший почти всех. Но все же не всех: по подсчетам историка А.Н. Зерцалова, Уложение подписали 315 участников Собора, а около 30 не подписали. Наиболее видной фигурой среди отказавшихся ставить подпись был популярный среди москвичей боярин Никита Иванович Романов, двоюродный дядя царя. Годы спустя, отражая эти оппозиционные мнения, патриарх Никон называл Уложение «беззаконной книгой».
Отпечатанное в течение 1649 г. дважды, по 1200 экземпляров в каждом тираже, что очень много для того времени, Уложение было доведено до самого глухого угла России. Не зря этот кодекс законов прослужил, с обновлениями, два века, до 1845 года. Достаточно сказать, что он действовал на протяжении всей жизни Пушкина.
Список тех, кто принимал участие в выработке Уложения и скрепил его своими подписями, поражает своим демократизмом. Первые 13 мест отданы высшему духовенству страны, начиная с патриарха Иосифа. За ними следуют 15 бояр, 10 окольничих, казначей, думный дворянин, печатник (хранитель печати), думный дьяк, протопоп кремлевского Благовещенского собора, «просто» князь Федор Оболенский. А далее — разгул демократии: 155 представителей от городов (среди них только двое титулованных) и 116 — от слобод, посадов, пригородов, «сотен» (Суконной, Гостиной и т.д.) и приказов (ведомств). Вот наугад семеро из 315 подписантов (а из семерых трое по доверенности): «По выбору Лучан и Пустожерцов Микита Сумороков р.п. [руку приложил]», «Кодашевец выборной человек Афонасей Карпов р.п.», «Выборной Болахонец посадской человек Ефимко Милютин р.п.»,
«Суконные сотни Михайло Футин _
р.п.», «Петрова Приказу Лаврова вме- 175 сто пятидесятников и десятников и _
176
всех рядовых стрельцов пятисотной дьячок Стенка Марков р.п.», «Алексеева Приказу Философова стрелец пятисотной дьячок Гришка Гвоздев вместо тогож Приказу стрелца выборного Меркулья Иванова по его веленью р.п.», «Артемонова Приказу Матвеева пятисотной дьячок Родка Семенов вместо выборного пятидесятника Ивана Семенова старика по ево веленью р.п.». Отнесемся с почтением к этим именам.
Известны забавные случаи, когда выборные по окончании Собора опасались возвращаться домой: наказ избирательного собрания оказался не выполненным в силу того, что Собор принял какое-то иное решение, и они опасались, что их сочтут виновными в этом. Курские служилые люди вручили своему выборному на собор 16481649 гг. Гавриле Малышеву наказ с изложением своих желаний и по окончании собора «шумели» на Малышева за то, что «он на Москве разных их прихотей в Уложенье не исполнил». Ожидая за то неприятностей от своих избирателей, злополучный выборный просил у государя выдачи ему «береженой грамоты».
Понятно, что выборы не могли везде проходить гладко и умильно, такого не было и не будет нигде в мире. Документы доносят до нас то драматические, то смешные эпизоды. При выборах на собор 1651 г. в Крапивне (ныне в Тульской области) воевода Василий Астафьев самовольно заменил двух выборных посадских людей своими ставленниками, один из них был боярский сын Федо-сий Богданов. Избиратели энергично взялись защищать свое правое дело и подали царю челобитную: «вместо посадских людей приехал к тебе, государю, к Москве тот Федоска по отписке (воеводы), будто в выборных, а мы... такова воришка, и сставщика, и поно-маренка к твоему государеву великому делу не выбирали и выбору не давали и такому воришке Федоску. у такова твоего государева царственного дела
быть нельзя». Вследствие этой жалобы царь велел исключить Богданова из числа соборных членов; воевода же был вскоре смещен.
Не было парламента или не было слова «парламент»?
Иностранцы хорошо понимали значение Соборов. Так, польский претендент на русский престол королевич Владислав всячески обещал ограничить свою власть не только аристократической боярской Думой, но и собором «Земли». Свое обязательство не менять русские законы и не налагать новые подати он также отдавал под контроль Собора.
Если иностранец приезжал в Москву из страны, имевшей представительный орган, он не просил объяснить, что такое Собор. Для польского подданного Филона Кмиты Собор 1580 г. — сейм10, англичанин Джером Горсей опознает Собор 1584 г. как парламент, ливонский дворянин Георг Брюнно называет Собор 1613 г. риксдагом, а немец И.-Г. Фоккеродт пришел к выводу, что это был «род сената». Вполне симметрично видит английский парламент Герасим Дохтуров, русский посланник в Англии в 1646 г.: «Изо всяких чинов выбраны думные люди. сидят в двух палатах; в одной палате сидят бояре, в другой — выборные из мирских людей». Единственное, что его смутило: «сидят с пять сот человек, а говорит за всех один речник» (ударение на первый слог). Английские бояре, о которых говорит Дохтуров, сидели в Палате лордов. Ее русским аналогом, напомню, была Дума, не пережившая петровских реформ.
10 В донесении от 8 января 1581 года он сообщает Стефану Баторию важнейшую новость: «Великий князь имел у себя сейм, желая знать волю всех людей, своих подданных, вести ли войну или заключить мир с вашим королевским величеством... Вся земля просила великого князя, чтобы заключил мир» (цит. по: Флоря Б.Н. Иван Грозный. М., 1999).
Соборы решали вопросы войны и мира, в те времена неразрывно связанные с территориальными спорами. О том, как соборы решали вопросы о Ливонии и Азове, речь у нас уже шла. В 1651 г. Земский Собор, пойдя против воли патриарха Иосифа, не дал прямого согласия на принятие в подданство гетмана Богдана Хмельницкого «со всем войском козацким» (точнее, возможность положительного решения была поставлена в зависимость от действий Речи Посполитой, но это, в контексте ситуации, был отказ), а в 1653 г. согласился безоговорочно.
Вот как это было. 1 октября 1653 г. царь Алексей Михайлович созывает в Грановитой палате земский «Собор всех чинов». Участники собора должны были дать ответ на вопрос: удовлетворить ли просьбу гетмана, принять ли православных братьев «под высокую царскую руку»? Положительное решение означало две неизбежные войны с государствами, одно из которых (Польша) считало казацкие земли своими, а другое (Крымское ханство) имело на них собственные виды, причем получили в итоге и третью — со Швецией. Однако отрицательный ответ воспринимался собором как отдача единоверцев на растерзание еретикам (Польше) и «басурманам». Высказывались по куриям: «Освященный собор» (патриарх и духовенство) дал благословение, Дума ответила положительно, служилые люди обещали биться, не щадя головы, купечество вызвалось жертвовать деньги на предстоящую войну.
Приняли во внимание даже мнение «площадных людей» — не участников Собора, а народ, что толпился (речь об этом у нас уже шла) на Ивановской площади Кремля в ожидании, что решит Собор. Но вообще-то решение стало возможным благодаря именно голосам купечества, без их денег предприятие было бы обречено: но торговые люди, как один, вызвались оплатить расходы. Не «бюджетными» деньгами, своими!
Алексей Михайлович, которому шел всего лишь двадцать пятый год, не скрывал радости, считая происходящее началом долгожданного торжества православия и Православного царства. В эти годы он даже называл себя государем Святой Руси.
В Москве были и противники такого решения. Западник и сторонник союза с Польшей, влиятельный дипломат Афанасий Ордин-Нащокин (боярин и член Думы) отговаривал царя вплоть до самого Собора. Против соединения с Малой Россией были все Милослав-ские, родственники жены царя. Но никто не сумел ослабить его решимость и благочестивое рвение. Впрочем, дело решилось во многом благодаря голосам купечества: без их денег предприятие едва ли было бы возможно.
Не все решения Соборов сохранились, но когда известен обсуждавшийся вопрос и последовавшие действия, можно составить представление и о соборном «приговоре». К примеру, в 1650 г. царь постановил «быть собору на псковском воровском заводе» (т.е. о псковском преступном деле). Речь шла об упорном мятеже в Пскове, начавшемся в феврале. Горожане упразднили власть московского воеводы и, вспомнив вечевые времена, стали решать дела мирским сходом, куда собиралось до 4-5 тысяч человек, а исполнительную власть передали «земской избе». Войско князя Ивана Хованского перекрыло пути к городу, но взять его не решалось. В июле горожанам начали выдавать хлеб из боярских житниц. Тогда Алексей Михайлович решил отправить в Псков Рафаила, епископа Коломенского, и созвать Земский Собор. Помимо Думы, были созваны выборные от городских дворян, детей боярских, московских гостей, торговых людей Гостиной, Суконной и Черной сотни.
Когда выборные съехались, им подробно изложили дело и поставили вопрос: «Если Псковичи Рафаила епископа и выборных людей не послушают,
то с ними что делать?» Ответ Собора не сохранился, но меры усмирения в итоге оказались «кроткими», решено было не требовать выдачи зачинщиков, а стараться всячески успокоить бунт. В августе Псков успокоился. (Позже, в октябре, вожаков восстания все же взяли под стражу и увезли в Новгород — власть не любила расписываться в слабости.)
В конце 1681 г. бояре созвали служилых людей совещаться о войске, отдельно от них с представителями посадских людей обсуждались подати. Затем служилые люди (но не посадские, их это никак не затрагивало) соединились с «Освященным собором» и Думой для решения об отмене местничества. 12 января 1682 г. «враж-дотворное» местничество — занятие должностей в зависимости от знатности и служебного положения предков — было уничтожено. Это одно из самых замечательных достижений Соборов за всю их историю. «Разрядные книги», в которых фиксировались родословие и назначение на должности, были торжественно сожжены (о чем историки, конечно, горько сожалеют), во главу угла легло служебное соответствие.
Вот как это было: «Святейший патриарх со всем Освященным собором и весь его государской синклит вси с великим усердием Бога благодариша, гла-голюще: «Да погибнет во огни оное, Богом ненавистное, враждотворное, братоненавистное и любовь отгоняющее местничество и впредь да не вос-помянется во веки!» И того ж числа те книги преданы огню государския передния полаты в сенях. А при том стояли от великого государя Царя и великого князя Феодора Алексеевича, всея Великия и Малыя, и Белыя России самодержца, боярин князь Михай-ло Юрьевичь Долгорукой да думный дьяк Василий Семенов; а от великого господина святейшего Иоакима, патриарха московского и всея России, все преосвященные митрополиты и
архиепископы до тех мест, покамест те книги совершенно все сгорели».
Созыв соборов не стал предписанной законом процедурой, он остался обычаем. Отменить закон можно лишь с соблюдением других связанных с ним законов, а обычай может отмереть и сам либо по прихоти власти, когда он ей неудобен. Население понимало значение земских соборов и не раз напоминало о необходимости их созыва, что достоверно зафиксировано, в частности, в 1662 г. Это был год «медного бунта», вызванного тем, что правительство для покрытия военных расходов приравняло за несколько лет до того новую медную монету к серебряной. Следствием стал непрерывный рост цен и появление большого количества подделок. Призванные московские «гости» и другие торгово-промышленные люди сошлись в том, что мнением одной Москвы не обойтись, и дали такой совет: «то дело всего государства, всех городов и всех чинов и о том у великого государя просим, чтобы взять изо всех чинов на Москве и из городов лучших людей по 5 человек, а без них нам одним того великого дела на мере поставить невозможно».
Иногда члены Собора, не довольствуясь ответами на царские вопросы, проявляли инициативу сами. Так, на Соборе 1621 г., созванном по поводу очередной войны с Польшей, служилые попросили царя «разобрать службу», чтобы тяготы служб распределялись бы правильнее. В 1642 г. члены Собора жаловались на злоупотребления администрации, а на «Долгом» Соборе 1648-1649 гг. подавали челобитные для разрешения самых разных вопросов — например, о необходимости выделения самостоятельного Монастырского приказа, что и было сделано.
Абсолютизм и его преодоление. Своими и общими путями
Россия, при всем отличавшем ее свое образии, типологически укладывается в важную общеевропейскую
схему. В зависимости от страны, каждый этап внутри этой схемы занимал от одного века до нескольких. Упрощенно схема выглядит так: сословное представительство (в интервале XII-XVII вв.), абсолютизм (в интервале XV-XVIII вв.), эволюция к парламентаризму и конституции (XIX век; в России — 1810-1906).
Эта (относительная) синхронность вовсе не накладывает на нас унылое обязательство во что бы то ни стало ее детализировать, подгоняя под более мелкие закономерности социально-исторического развития Западной Европы. Будучи частью Европы и христианского мира, Россия в то же время отличается от своих христианских сестер примерно так же, как большой палец — от прочих пальцев кисти. Это не недостаток нашей истории, а ее замечательное достоинство. Это подтверждение того, что можно двигаться в совпадающем направлении разными путями.
Тем не менее сравнения полезны. Начнем с сословно-представительных собраний. Об их русской версии речь у нас уже шла. Во Франции Генеральные Штаты (Etats Généraux) созывались в период с 1302 до 1615 год. Французские короли созывали их от случая к случаю, а точнее — когда им позарез была нужна поддержка в сословиях (etats — сословия). Хотя первый созыв отделен от последнего тремя с лишним веками, общее число созывов на удивление невелико. К примеру, Людовик XII (правил в 1498-1515) собрал Генеральные штаты лишь однажды, в 150 г.; Франциск I (правил в 1515-1547) не собирал совсем; Генрих II (1547-1559) сделал это один раз, в 1548 г., причем многих депутатов назначил сам. Генеральные штаты были созваны последний раз в 1615 г., после чего французская монархия о них, по ненадобности, просто забывает, вспомнив (на свою голову) лишь 174 года спустя.
Английский парламент, прежде чем стать парламентом, тоже был сословно-представительным собра-
нием. Но даже им он стал не сразу, а начиная с 1343 г., обзаведясь Палатой общин (см. статью первую).
Испанские кортесы поначалу опережали английский парламент в своем развитии, но стоило им проштамповать в 1348 г. законодательство, укрепившее королевскую власть, как начался их закат. Их созывали все реже, лишили тайны прений (тем повысив уровень осторожности дебатов). Впрочем, короли хоть и считались с кортесами все меньше, на всякий случай настояли на принятии последними (в 1445 и 1469 гг.) деклараций о божественном происхождения королевской власти. Кортесам, пусть и хиревшим, нельзя не отдать должное за то, что в 1510-1522 гг. они постарались смягчить свирепство инквизиции и ограничить привилегии иностранцев, а во второй половине того же века даже предприняли попытки умерить произвол Филиппа II. Потерпев этом неудачу, они превратились во вполне бессильный институт, опасавшийся своего упразднения.
Показательна и судьба португальских кортесов. Они учреждены в 1254 г., просуществовали 444 года и за это время их собирали 122 раза на период от двух недель до нескольких месяцев. Кортесы состояли из трех сословий: духовенства, знати и горожан. В период расцвета городов от последних зависело, принять или отвергнуть королевскую просьбу о субсидии на войну, на королевское бракосочетание или об изменении содержания драгоценного металла в монетах. Это был уже почти парламент, но с усилением королевской власти их значение, как и в Испании, падает. За весь XVI в. кортесы собирались десять раз. Португальские кортесы XIX в. — вновь учрежденный орган, получивший старое название.
Судьбы названных сословно-представительных органов типологически схожи с судьбами шведского риксдага (основан в 1435 г.), датского ригсдага (основан в 1468), сейма Речи Посполитой (основан в 1493) и т.д.
На протяжении двухсот лет между концом XV в. и концом XVII в. почти во всей Европе (заметные исключения: Нидерланды, Швейцарский союз, Польша, Венецианская и Генуэзская республики) постепенно побеждает абсолютизм, то есть неограниченная монархия.
Каковы признаки абсолютизма? Абсолютизм всегда и везде резко усиливал бюрократию и командные методы управления, порождая, по сути, бюрократические монархии (термин М.Н. Покровского). Устраняются либо делаются бутафорскими институты сословного представительства — зачаточные (по нынешним меркам) парламенты: кортесы, земские соборы, риксдаги, сеймы. Верховная государственная власть становится безраздельной прерогативой монарха — императора, царя, короля. Вместе с тем высшим критерием в политике для монарха становятся государственные, а не династические (или какие-либо еще) интересы, крупные монархии стремятся стать империями. Государство деспотично подчиняет себе церковь, феодальная аристократия превращается в придворную, совершенствуется аппарат насилия (полиция), укрепляется налоговая и фискальная системы, высшая бюрократия формируется из нового дворянства. Ликвидируются привилегии старой феодальной аристократии (в российском случае — боярские), большинство населения становится налогооблагаемым (податным). В таких странах, как Дания, Австрия, Венгрия, Польша, Чехия, Ливония, Пруссия, Мекленбург, Померания, Вестфалия, Бранденбург, Силезия, Ганновер наблюдается «второе издание крепостного права» (а в России — по сути, первое) — т.е. усиленное прикрепление крестьян к земле и распространение суровых форм крепостничества. Переход к абсолютистской форме правления везде был постепенным, занимая, как правило, около столетия.
Обоснование своей власти монархи находили в норме римского права из
Кодекса византийского императора Юстиниана (VI в.) — кодекса, увенчавшего двенадцать римских веков: «Воля императора имеет силу закона». Можно сказать, что если Западная Европа приняла эту норму как наследница Рима, то Россия с тем же основанием приняла ее как наследница Византии и ее двуглавого орла.
В российском случае вышеназванные признаки абсолютизма мы видим в более или менее полном виде при Петре I, но многое появилось и раньше. Земские Соборы утрачивают былую роль уже при Алексее Михайловиче, а некоторые их решения приближают полное закрепощение крестьян. Особенно это относится к Соборному Уложению 1649 г., отменившему право ухода от феодала в Юрьев день. Ключевский высказывает исключительно важную, но почти не услышанную мысль: «Едва Земский Собор стал складываться в выборное всенародное представительное собрание, как из состава его выпало почти все сельское земледельческое население. Земский Собор потерял под собою земскую почву, стал представлять собою только службу и посадское тягло с их узкими сословными интересами. Принося к престолу мысль лишь немногих классов, он не мог привлечь к себе ни должного внимания сверху, ни широкого доверия снизу». Речь идет о Земских Соборах периода 1630-1650-х гг., когда по всем признакам складывалось именно то, что Ключевский называет (тут важны все четыре слова) выборным всенародным представительным собранием.
В России ушли в небытие не только Земские Соборы. Не будучи формально упраздненной, сошла на нет около 1711 г. Дума — важнейший орган коллективного принятия решений, коллегиальное руководство страны. В Западной Европе сходная судьба постигла разного рода «королевские советы».
Но ничто не вечно. Во всех странах, прошедших стадию абсолютизма, он
рано или поздно сменялся поворотом к конституции и парламенту. Что-то, какой-то встроенный механизм, заставлял большие и малые нации следовать этим путем. Еще ждет объяснения феномен «Большого XIX века», прихватившего по 11 лет у смежных веков. За 122 года между Французской революцией 1789 г. и Китайской 1911 г. (для истории срок, конечно, немалый, но и не громадный) в мире произошли десятки революций с одним и тем же итогом: в стране появлялись (иногда после долгой кровавой борьбы, иногда без) конституция и парламент. В этом списке и латиноамериканские революции, начатые Симоном Боливаром, и греческая революция 1821-1829 гг., и охватившая десяток стран европейская «Весна народов» 1848-1849 гг., и революция Гарибальди в Италии, и японская «революция Мэйдзи» против деспотизма сегуна, и русский 1905 год, завершившийся появлением Государственной Думы и Основных Законов, и младотурецкая революция 19081909 гг. — этот список не полон.
Что заставило самые разные нации на протяжении считанных десятилетий поменять системы правления в своих странах и даже свой образ жизни, что толкало их на восстание против веками привычного устройства жизни? В силу какого неумолимого процесса люди вдруг отказываются жить так, как жили их отцы и деды? Почему они начинают отрицать монархию и другие виды самовластного правления, откуда этот прорыв к демократии — то есть к выборному представительству?
Нередко уверяют, что череда революций XIX столетия — следствие примера Великой французской революции. Это объяснение более позднего времени. Отдаленные последствия французской революции ее современникам не могли быть известны, а ее непосредственная кровавая практика — с гильотинами, террором, войнами сразу против всех соседей, была способна
вдохновить лишь ограниченное число верхушечных романтиков. Власть Наполеона, короновавшегося императором, была куда более абсолютистской, чем правление двух предшествовавших Людовиков. «Революционеры», ставшие королями завоеванных стран, графами, герцогами и принцами, оттолкнули почти всех первоначальных поклонников французской революции. После разгрома французских завоевательных армий приверженцы республиканской формы правления были бесконечно разочарованы реставрацией старой королевской монархии. Франции образца 1815 г. еще предстояла долгая борьба за демократическую конституцию и настоящий парламент.
Еще менее могла служить примером для европейских наций Американская революция 1776 г. Это было, как показало время, выдающееся событие, но в Европе на него просто мало кто обратил внимание. Несколько английских колоний, с совокупным населением менее трех миллионов человек и экономически совершенно незначительных, решив зажить своей жизнью, освободились от английского владычества — сюжет, важный для Англии, но не для остальной Европы. Интерес Старого Света к политическому устройству Соединенных Штатов проснулся лишь с появлением в 1840 г. книги французского мыслителя и государственного деятеля Алексиса де Токвиля «О демократии в Америке».
В большинстве случаев революции «Длинного века» опрокидывали абсолютизм как форму позднефеодального государства. Тот абсолютизм, который до перехода в стадию «просвещенного» начинал со свирепых жестоко-стей. В Англии расцвет абсолютизма был отмечен кровавыми правлениями Генриха VIII и Елизаветы I, в Испании он пришелся на царствование уже упомянутого Филиппа II, любителя поджаривать еретиков и мужа Марии Кровавой, в России олицетворением абсолютизма стал Петр I.
Даже самый стойкий и развитый из всех — английский парламент при тирании Генриха VIII вел себя крайне послушно и только поэтому уце-лел11. В любом случае Англия, как некая островная аномалия, прошла свою стадию абсолютизма раньше других, задолго до наступления «Длинного века». В этой стране судьба парламентаризма оставалась неопределенной лишь до второй половины XVII в. Большой удачей для Англии стала своевременная смерть в 1658 г. военного диктатора, «лорда-протектора» Оливера Кромвеля. Случись она на 10-15 лет позже, все могло кончиться для английской государственной системы куда печальнее. Правда, должность отца тут же унаследовал сын, Ричард Кромвель, но его, лишенного отцовской хватки и не совладавшего с войском, принудили к отречению через неполные 9 месяцев. Наследственная диктатура в Англии не сложилась, а вполне могла, страна прошла по лезвию ножа. Всем же остальным странам пришлось конструировать свои парламенты заново — на совершенно новых основаниях, хотя порой и под прежними вывесками.
182
11 В.Л. Махнач в своем «Историко-культурном введении в политологию» пишет об этом самом колоритном из Тюдоров, правившем Англией почти сорок лет: «Генрих
VIII, старший современник нашего Ивана Грозного, был типичным тираном эпохи Возрождения. При нем даже действовал парламент, но он послушнее любого Верховного Совета единодушно голосовал за все предложения тирана». (Слово «послушнее» надо понимать как метафору, представить себе что-то послушнее советского Верховного Совета трудно.) Я бы добавил к этому следующее: при Генрихе VIII действовал еще и узкий совет «Privy Council», на заседании которого Генрих VIII простым высказыванием вслух вводил новый закон. На первый взгляд этот совет напоминает «Ближнюю думу» русских царей, но последняя не вводила законы «с голоса», даже царского.
В 2006 г., в связи со столетием Государственной Думы, несколько примелькавшихся телевизионных неучей, знакомых с историей из пятых рук, пытались высмеять этот юбилей: и опоздали мы, оказывается, навсегда, и парламент был не тот, и срок пустяковый, и преемственность не возникла. То ли дело тысячелетняя европейская преемственность! Не хочется никого огорчать, но, повторим еще раз12, все демократические режимы современного образца относительно молоды, и это не укор.
Слом всей допетровской системы представительства, самоуправления и судебной оказался трагической вехой русской истории, за этим сломом последовало «двухсотлетнее испытание» XVIII-XIX вв. Тем не менее наш выдающийся историк, автор монументальной «Социальной истории России» Борис Николаевич Миронов не считает это слом однозначно негативным событием. Его вывод принципиально важен и знаменует собой прорыв в понимании русской государственности. Б.Н. Миронов уточняет: со смертью Ивана Грозного в 1584 г. монархия из наследственной превратилась в избирательную и в такой форме существовала до XVIII в.; Россию XVII в. следует охарактеризовать как народную (патриархальную) монархию; петровские реформы превратили ее в дворянскую патерналистскую монархию XVIII в., которая затем переросла в правомерную бюрократическую монархию первой половины XIX в. и всесословную правомерную монархию пореформенного периода; в 1906 — феврале 1917 г. в России существовала дуалистическая правовая монархия и, наконец, в феврале 1917 г. (всего на восемь месяцев) возникла демократическая республика.
Обобщающий вывод таков: между XVII и началом XX в. русская государственность находилась в состоянии непрерывного и быстрого развития. Что
См. статью первую.
же до отечественной версии абсолютизма, Россия преодолела его, согласно Б.Н. Миронову, в два этапа (бюрократический и всесословный), причем, с учетом всех привходящих факторов, на удивление динамично.
Из российской партийной истории
Одним из видов представительства являются партии. Партии существуют столько, сколько существуют совпадающие коллективные интересы. В организации с членскими взносами и членскими билетами они превратились исторически вчера — да и то не все. Но всегда существовали люди, считающие правильным то и неправильным это, приверженцы тех или иных умонастроений (т.е. идеологий), группировки сторонников той или иной власти или политики и даже клики того или иного лидера. Они солидарно отстаивали то, что считали верным (справедливым, нужным, правильным, выгодным и т.д.) для государства, города, сословия, корпорации — либо, наконец, для себя лично. А это и есть партии — так, как это слово понималось минимум до начала ХХ века.
С.Ф. Платонов, один из крупнейших русских историков, видит вполне отчетливые партии (союзы) на русской почве уже 900 лет назад. Согласно его описанию, Новгород XII в. делился «не на случайные толпы враждебных лиц, а на определенные организации или корпорации, из которых слагался город в целом или его отдельные концы»... Отдельное лицо, даже значительное, «поглощено той средой, к которой принадлежит, тем общественным союзом, который определяет положение его в городе. Ссорятся не лица, а союзы, — и на вече идут не лица, а союзы; голосуют там не лица, а союзы». Новгородское Вече «слагается не из отдельных лиц, а представляет собою сумму организаций, составляющих политическую общину »13.
Другой пример из русской истории, чуть более близкий, XV-XVI вв. При Иване III началась борьба партии «нестяжателей», руководимой сперва Нилом Сорским (в миру Николай Майков), после его смерти — Вассиа-ном Патрикеевым, а позже — духовником царя Сильвестром, против партии «иосифлян» во главе с Иосифом Волоцким (в миру Иван Санин) и его последователями. Победили в этой борьбе, длившейся не менее семидесяти лет (начиная с 1489 г.), иосифляне. Сперва они блокировались с удельно-княжеской оппозицией и выступали против царской власти, чьей целью было присвоение (по-научному — секуляризация) церковных земель. Они не дали царям (великим князьям) Ивану III, Василию III, Ивану IV Грозному провести «нестяжательские» решения на соборах 1503, 1531 и 1551 (Стоглавом) годов. При этом, умело используя стремление московских государей соблюсти видимость нейтралитета по отношению к борьбе двух партий, иосифляне сумели не рассориться с властью. Более того, предложив ей помощь в борьбе со светскими феодалами, иосифляне добились ее поддержки и уступок.
Понятно, что Кремлю были идейно ближе нестяжатели, но им мешала собственная принципиальность. Так, Вассиан Патрикеев, воспротивившись разводу и второму браку Василия III, тем самым упустил политическую выгоду для своей партии. Сильвестр в 1547 г., во время пожара Москвы, произнес обличительную («кусатель-ную») речь против молодого Ивана IV, будущего Ивана Грозного, обвинив того в буйстве и иных грехах. Правда, вслед за этим он был, против ожидания, приближен к царю, однако не воспользовался случаем: после поражения нестяжателей (и царя!) на Стоглавом соборе сблизился с бояр-
13 Цит. по: Петров А.В. Социально- и второй половине XII века // Генезис и раз- 183 политическая борьба в Новгороде в середине витие феодализма в России. Л., 1988. С. 40. _
ской оппозицией, а в 1560 г. удалился от двора.
Итак: трем царям подряд не удается провести на соборах угодные им решения, постоянно налицо княжеская оппозиция Кремлю, не дремлет и Дума (именуемая в литературе Боярской), важнейший орган управления страной, история которого не прерывалась с X в. до Петра I, соперничали идеолог дворянства Иван Пересветов и боярства — Андрей Курбский. Могла ли политическая борьба такого накала происходить без партий, пусть неформализованных? А где они были формализованы в былые века? Может быть, партии Тюдоров и Стюартов выдавали членские билеты и имели парторганизации? Или шведские «колпаки» и «шляпы»?
Разнообразие политических и социальных воззрений — это не что иное, как разное видение будущего. Для русской публицистики XV-XVI вв. характерны и геополитические проекты («Третий Рим»), и конкурирующие предложения о развитии страны.
Автор одного из таких предложений — Ермолай Прегрешный, священник церкви Спаса на Бору, выдающийся писатель своего времени, автор трактатов «Книга о Троице», «Зрячая пасхалия», а главное — «Повести о Петре и Февронии» («новых чюдотворець муромских»), истории любви князя и крестьянки. В своем трактате «Правительница» о. Ермолай предложил большую программу преобразований в экономике, податной системе, военной службе, особенно настаивая на свободе беспошлинной торговли. Стремясь облегчить положение крестьян, он убеждал оградить их от произвола землемеров и сборщиков, призывал заменить денежные подати натуральными (в размере пятой части производимого), освободить крестьян от выполнения ямской повинности, переложив ее на города. Дворяне должны были стать ратными служащими государства, кормящимися от землевладения, но жить в
городах для быстрейшей мобилизации в случае необходимости.
Ермолая Прегрешного отличало то, что он стремился победить зло ненасильственными способами, путем постепенных преобразований. Совсем не таков его современник Иван Пересве-тов. Много лет он провел в качестве наемника, служа то венгерскому королю Яну Заполе, то императору Фердинанду I Габсбургу. Из Европы он привез убеждение в том, что самый идеальный строй — военная монархия. 8 сентября 1549 г. он подает царю свои трактаты. В них он рассуждает, среди прочего, о причинах падения Греческого царства (на языке современных историков — Византии), и главную из них видит в возвышении «вельмож». «Исполнив-ше казны свои великим богатством. почали о том мыслить, как бы царя [т.е. василевса] укротити от воинства, а самим бы со упокоем пожити». Царь же «велможам своим волю дал и сердце им веселил. а земля и царство плакало и в бедах купалося». Рабство стало массовым явлением, а «в котором царстве люди порабощены, в том царстве люди и не храбры и к бою против недруга не смелы: порабощенный бо человек срама не боитца, а чти [чести] собе не добывает...». Переходя к русской действительности, Пересве-тов пишет об отсутствии «правды», т.е. справедливого закона. Отстаивая, как и Ермолай Прегрешный, интересы дворянства, Пересветов уповает не на реформы, а на царя, грозного и мудрого. «Не мочно царю без грозы быти; как конь под царем без узды, тако и царство без грозы». Пересветов повествует о «турецком царе» и на его примере доказывает, что без сильного войска невозможно ввести правду в государстве. Известно, к какому из двух советов склонился Иван Грозный. И, что характерно, советчиком был человек с европейским опытом.
Присутствие партий, отстаивающих те или иные интересы длительного действия, несомненно на любом отрез-
ке российской истории. Деятельность этих партий определяла развитие страны, но, как и национальная история России вообще, партийная история России до сих пор не написана. Переступить рамки истории общественной мысли отечественные исследователи пока не решились.
Автор 29-томной «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьев констатирует, что к моменту прихода к власти Петра I русское общество было уже длительное время расколото между тремя партиями: партией старообрядцев, партией западников-реформаторов («Софьиной партией») и старомосковской партией. Последняя, во главе с патриархом Иоакимом, стремилась законсервировать официальное православие и московскую, к этому времени уже имперскую, тради-
цию, надежно отгородиться от любых внешних влияний.
В.Л. Махнач ясно видит четвертую партию, партию этатистов, т.е. проводников идеи бюрократического государства во главе с Нарышкиными. «Видимо, изначально они не были западниками, но стали ими в силу этатистского мышления, в силу того, что именно Запад предлагал образцы бюрократического правления», совершенно несвойственные России, утверждает историк. Несвойственные, и потому еще более соблазнительные. Тирания Петра (его мать Наталья была урожденная Нарышкина) не была классической тиранией, продолжает Махнач, «ибо исходила не из эгоистической тиранической воли, а из примата государства».
