CC BY
155
2. Минц Б.А. Зеркало и зеркальность в лирике О. Мандельштама (образный строй, композиционные принципы) // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Филологические науки. - Волгоград, 2018. - № 2 (125). - С. 162-169.
3. Минц Б.А. Проблема циклизации в любовной лирике Мандельштама (на материале стихов, посвященных Ольге Ваксель) // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: Филология. Журналистика. - Саратов, 2018. -Т. 18, вып. 3. - С. 298-306.
4. Хлыстова А.В. Категория времени в поэтической вселенной О. Мандельштама // Вестник РУДН. Серия Литературоведение. Журналистика. - М., 2014. -№ 1. - С. 20-26.
2020.02.023. ЖУЛЬКОВА К.А. СВОЕОБРАЗИЕ СТИЛЯ ПОВЕСТИ С.Д. ДОВЛАТОВА «ЗАПОВЕДНИК». (Обзор).
Ключевые слова: русское зарубежье; С.Д. Довлатов; «Заповедник»; автобиографичность; герой; антигерой, хронотоп; интертекст; реминисценции; психологическая деталь; эмоционально окрашенная деталь; эмоционально-сущностная деталь; переводоведение.
Сегодня ни у кого не вызывает сомнения «стилистически тонкая, филигранная, лаконично-глубокая, трагически-ироническая, выразительная психологическая проза» С.Д. Довлатова [5, с. 202] - так характеризуется творчество писателя в статье
B. В. Малащенко (Калининград). Автор считает постоянным признаком наследия писателя его автобиографичность. В этом смысле весьма характерна и повесть «Заповедник» (1978, 1983). С 1976 по 1977 г., т.е. за год до вынужденной эмиграции из СССР,
C.Д. Довлатов работал экскурсоводом в музее-заповеднике Пушкинские Горы и жил в деревне Березине (в повести - Соснове).
Отметим проницательное замечание А.А. Гениса, что «пейзажем» прозы Довлатова были люди, а персонажи вымышленные ему не годились - «он должен был работать на пленэре»1. Эта особенность стилистики писателя, по мнению В.В. Малащенко, объяснима его богатым журналистским опытом, пристальным вниманием к фактографическому материалу и к максимально точной, «репортерской» детализации окружающего мира [5, с. 208].
1 Генис А.А. Довлатов и окрестности [Электронный ресурс]. - URL: https://www. litmir.me/br/?b=150706&p=18
Выявляя сложные символические смыслы заглавия повести (родина, идеальное замкнутое пространство, личная ответственность писателя, временное убежище), исследователь называет психологический портрет героя повести Бориса Алиханова концентрацией семантического ядра «Заповедника». А доминантным смыслом заглавия повести считает «образ заповедника как пространства души главного героя» [5, с. 210].
Подчеркивая, что «в структуре любого текста его заглавие находится в семантически сильной позиции, поскольку напрямую "выводит" реципиента на идейно-тематический уровень произведения и кодирует авторскую интенцию» [5, с. 206], В.В. Малащен-ко выделяет «несколько знаковых смыслов» в заглавии повести:
1) заповедник представляет собой замкнутый топос, четко разграничивающий гармоничный внешний мир деревни и дисгармоничный - городской среды;
2) территория заповедника - это идеальное пространство, антагонистичное по отношению к реальному физическому хронотопу;
3) заповедник выступает символом закрытого внутреннего мира как писателя Бориса Алиханова, так и самого Сергея Довла-това;
4) заповедник воплощает образ временного, относительно стабильного убежища, своеобразного переходного этапа на жизненном пути героя, когда ему предстоит сделать мучительный выбор;
5) заповедник является символом конвергенции двух культурных миров - мира А. Пушкина и мира автобиографического героя;
6) заповедник для героя - это зона личной ответственности писателя;
7) заповедник символизирует для героя родину, народ и родной язык. Аккумулирует и связывает воедино все перечисленные смыслы повести; по мнению исследователя, главный смысл заглавия, символически воплощающий территорию души как главного героя, так и писателя С. Довлатова [5, с. 207].
Картину безнадежности, безысходности, тупиковой ситуации, в которой пребывает герой, характеризуют предметно-изо-
бразительные детали, среди которых как портретные, пейзажные, вещные, так и интеллектуально-психологические детали1.
По мнению А.А. Гениса, «деталь у Довлатова иногда достигает такой наглядности, что становится жестом»2. Душу героя, истерзанную драматическими событиями и переживаниями, писатель часто изображает при помощи эмоционально-сущностных психологических деталей, играющих ключевую роль в понимании смысла повести. К одной из центральных оппозиций в художественной литературе - к соотношению образов героя и антигероя -обращается Е.О. Когатова (Курган). Автор считает, что Довлатов, продолжая традицию классической русской художественной литературы, в которой тип «лишнего» человека (Чацкий, Онегин, Печорин, Рудин и т.д.) совмещает в себе героя со своим антагонистом, осуществляет качественную трансформацию образа [3]. Автопсихологический герой Довлатова избирает уход в мир псевдоюродства, шутовства, потому что такой путь позволяет ему сохранить объективность и целостность собственного «Я».
По определению Е.О. Когатовой, главный герой повести выступает в роли своеобразного «трикстера» - «демонически-комического дублера культурного героя, наделенного чертами плута, озорника»3. Однако в отличие от традиционных трикстеров в литературе (О. Бендер - у И. Ильфа и Е. Петрова; Коровьев - у М. Булгакова; Гекльберри Финн - у М. Твена) у довлатовского Бориса Алиханова есть высокие нравственные идеалы (Пушкин) и ценности, главной из которых является само слово. Герой высмеивает разнообразные шаблоны - политические, идеологические, литературные; издевается также над ожиданиями «наивного» читателя, над стереотипами его мышления. «Окружающие (особенно представители официальной идеологии) относятся к поведению "аутсайдеров" с недоумением и подозрительностью». По мнению Е.О. Когатовой, их восприятие такой модели поведения «баланси-
1 Щирова И. А. Психологический текст: деталь и образ. - СПб., 2003. -С. 52-53.
2 Генис А.А. На уровне простоты // Малоизвестный Довлатов. - СПб., 1999. - С. 471.
3 Мифологический словарь / гл. ред. Мелетинский Е.М. - М., 1990. -
С. 438.
рует на грани между представлениями о речевых и поведенческих практиках дурака, с одной стороны, и шута - с другой».
«Иначе говоря, персонажи, вступающие в контакт с автобиографическим героем Довлатова, никак не могут решить, кто перед ними: недотепа, не понимающий прописных истин (простых для привыкшего к ним советского человека, но замысловатых с точки зрения нормальной логики), либо умный и проницательный шут, сознательно сориентированный на то, чтобы поиздеваться, поиронизировать над идеологемами современного писателю общества» [3, с. 29]. Таким образом, автопсихологический герой Довлатова соединяет в себе черты героя и антигероя, с превалированием «антигеройского, но в новом для художественной литературы ключе». Так автор «Заповедника» создает новый тип героя - «элитного маргинала» - не отрицательного персонажа, но антагониста существующей в современном ему государстве деструктивной системы ценностей, прячущегося на социальном дне.
О.С. Крюкова (Москва) анализирует художественное пространство и художественное время в повести «Заповедник» [4]. Автор полагает, что социальная неустойчивость, духовные метания, неуверенность в собственном таланте - всё это раскрывается в диалоге героя о неопределенности его местоположения:
«Кто-то из общих знакомых сказал:
- Он в Таллинне.
Ему возразили:
- Нет, уже год, как в Ленинграде.
- А я слышал, что в Риге у Красильникова...
Следовали новые и новые версии. Чекист сосредоточенно поедал тушеную утку. Затем приподнял голову и коротко высказался:
- Есть данные - собирается в Пушкинские Горы»1.
Мучительный поиск себя и своего места в социуме проявляется в неопределенных и географически отдаленных друг от друга предположениях о его местонахождении.
Традиционная для русской литературы пространственная оппозиция «столица - провинция» реализуется, по мнению О. С. Крюковой, в противопоставлении туристов из Ленинграда и
1 Довлатов С. Заповедник. - СПб., 2014. - С. 18-19.
Прибалтики туристам из провинции (Липецк, Торжок). Кавказ также включается в провинциальный дискурс: «Кавказцы ведут себя иначе. Они вообще не слушают. Беседуют между собой и хохочут. По дороге в Тригорское любовно смотрят на овец... Если задают вопросы, то совершенно неожиданные. Например: "Из-за чего была дуэль у Пушкина с Лермонтовым?"»1 Однако туристов из Прибалтики тоже интересуют вполне материальные вопросы: «Туристы из Риги - самые воспитанные. Что ни скажи, кивают и улыбаются. Если задают вопросы, то, как говорится, по хозяйству. Сколько было у Пушкина крепостных? Какой доход приносило Михайловское? Во что обошелся ремонт господского дома?»2 Впоследствии обнаруживается, что разница между туристами лежит не в территориальной принадлежности и не в национальной идентичности, а в социальной плоскости, в связи с чем авторское внимание сосредоточивается на интеллигенции.
Другая пространственная оппозиция - «СССР - заграница» -реализуется сюжетно. О.С. Крюкова связывает ее с намерением Татьяны эмигрировать и с ее реальной эмиграцией в финале. Если для главного героя заграница - это пугающая пропасть, терра ин-когнита («Америка была для меня фикцией. Чем-то вроде миража. Полузабытым кинофильмом с участием тигра Акбара и Чапли-на.»3), то для его жены - это своеобразный лифт в будущее. Всевозможные географические названия (Андалузия, Южная Родезия, Камчатка, Турция, Израиль), мелькающие в речи героев, подчеркивают противоречие, состоящее в том, что перед героем открыт целый мир, а он ищет уединения [4].
Это противоречие, по мнению исследовательницы, находит свое разрешение лишь в конце повести: «Вдруг я увидел мир как единое целое. Все происходило одновременно. Все совершалось
4
на моих глазах.»
О.С. Крюкова указывает на то, что перед эмиграцией у героя и его жены возникает и своеобразное ощущение времени. По приезде в Пушкинские Горы Алиханов как бы фиксирует себя во вре-
1 Довлатов С. Заповедник. - СПб., 2014. - С. 48.
2 Там же. - С. 48.
3 Там же. - С. 155.
4 Там же. - С. 155.
мени и в пространстве: «В шесть мы подъехали к зданию туристской базы»1. Исследовательница подчеркивает: «Он живет здесь (топография Пушкинских Гор и окрестностей представлена очень детализированно) и сейчас» [4, с. 282]. Детальная хронологическая точность в сцене отъезда Татьяны из заповедника: «- В девять тридцать, - сказала моя жена, - идет первый автобус. А следующий - в четыре. Я должна еще Машу забрать...- Я тебя бесплатно отправлю. В десять уезжает трехдневка "Северная Пальмира"», -на первый взгляд вызванная реальными бытовыми проблемами, напоминает отъезд Раневской из проданного на торгах имения, когда Лопахин постоянно «контролирует время», обозначая, сколько минут осталось до отхода поезда. Однако особое внимание необходимо сосредоточить на эпизоде, когда граница между прошлым и будущим физически ощущается главным героем: «Затем мы все поднялись на какой-то балкон. Смотрели, как Таня и Маша заходят в автобус. Время остановилось. Эти несколько секунд я ощутил как черту между прошлым и будущим»2.
«Пушкинский и постпушкинский интертекст» в повести «Заповедник» анализируют О.В. Богданова и Е.А. Власова (СПб.). «На момент действия повести главному герою Алиханову исполняется тридцать лет, - отмечают авторы. - И хотя это не вполне христовый - рубежный - возраст, но и он ставит персонажа перед выбором. Неслучайно Довлатов дважды в тексте приводит слова приятеля главного героя о том, что "к тридцати годам у художника должны быть решены все проблемы. За исключением одной - как писать?"»3 [1, с. 210].
Между тем нерешенных проблем, с которыми сталкивается герой Довлатова, оказывается значительно больше. Герой-странник, отправляющийся в некое реальное или мистическое путешествие, по мнению авторов статьи, традиционен для русской литературы, будь то Александр Чацкий, Евгений Онегин, Григорий Печорин, Павел Чичиков или даже Евгений Базаров и Родион Раскольников: «Мотив пути ("охота к перемене мест.") традици-
1 Довлатов С. Заповедник. - СПб., 2014. - С. 13.
2 Там же. - С. 150.
3 Довлатов С. Заповедник // Довлатов С. Собр. соч.: в 4 т. - СПб., 1999. -Т. 2. - С. 219, 230.
онно актуализирует хрестоматийный ракурс русской классической литературы - постижение жизни, осмысление проблем человеческого бытия, ставит героя перед рядом "вечных" и "проклятых" вопросов русской жизни» [1, с. 210]. О.В. Богданова и Е.А. Власова показывают, что «паломничество» героя к пушкинским местам, погружение в пушкинское творчество, осмысление пространственного мира ссыльного поэта должно, с одной стороны, указать герою выход из тупика, с другой - выстроить допустимую параллель, необходимую автору (ссылка / эмиграция).
«Попытка погрузиться в проекции пушкинского хронотопа заставляет героя Довлатова смотреть на мир глазами поэта, видеть вокруг себя почти-пушкинских персонажей, те узнаваемые литературные типы, которые составили галерею пушкинской прозы "михайловской" поры» [1, с. 211].
Среди претекстов довлатовского «Заповедника» называют произведения А.С. Пушкина: «Евгений Онегин», «Повести Белкина», «Дубровский», «Каменный гость», «Капитанская дочка», «Я вас любил.», «Андрей Шенье», «Вновь я посетил.», «Я памятник себе воздвиг нерукотворный.» и др. При этом, однако, показывают, что мозаика претекстов повести Довлатова много шире и богаче. Так, постпушкинские претексты связывают с именами И. Гончарова («Обломов»), А. Блока («Незнакомка» и др.), А. Солженицына («Матренин двор»), В. Шукшина («Срезал»), Вен. Ерофеева («Москва - Петушки»), Вяч. Пьецуха («Жизнь негодяя»), романами И. Ильфа и Евг. Петрова («Двенадцать стульев», «Золотой теленок») и др. [1].
Выявляя лермонтовские и постлермонтовские диалоговые связи, О.В. Богданова и Е.А. Власова [2] также устанавливают межтекстовые аллюзии, смысловую синхронию между классическими и современными текстами. В повести С.Д. Довлатова с первых страниц со всей несомненностью слышатся отголоски лермонтовского «Героя нашего времени» - как в избранной форме повествования (я-личностная наррация, почти исповедальный «Журнал Печорина <Алиханова>»), так и в содержательном плане -когда современный прозаик «нарисовал свой портрет и портреты
своих знакомых», создал портрет, «составленный из пороков нашего поколения»1 [2, с. 130].
Довлатовские пейзажи неизбежно пробуждают лермонтовские аллюзии, вызывают апелляцию прежде всего к известному стихотворению Лермонтова - «Родина». Как свидетельствует лермонтовский поэтический текст, любовь к родине лирический герой стихотворения определяет как «странную», «нерассудочную», непонятную. «Люблю отчизну я, но странною любовью.»2 Среди постлермонтовских претекстов авторы называют также произведения М.И. Цветаевой, Б.Л. Пастернака и др. [2]
Особенности авторского стиля писателя, важные для перевода, анализирует Ю.И. Микаэлян (Москва), отмечая всплеск интереса к творчеству писателя в США, Испании, Бразилии и Аргентине в последние несколько лет. Исследовательница сообщает, что «Заповедник», впервые опубликованный на русском языке в 1983 г. в США, появился на английском языке («Pushkin Hills») лишь спустя 30 лет, в 2013 г. Книга вышла в Великобритании и США в переводе дочери писателя Катерины Довлатовой. Кроме того, в 2016 г. «Заповедник» («Parque cultural») впервые вышел на португальском языке в Бразилии, а в 2017 г. состоялся и первый перевод книги на испанский язык в Испании («Retiro»).
Соглашаясь с мнением исследователей и критиков, что повесть «Заповедник» - одно из лучших, но в то же время и наиболее сложных для перевода произведений писателя, Ю.И. Микаэлян [6] связывает это явление с его жанром (юмористическая проза), с особенностями авторского языка, с используемыми стилистическими приемами и сложной смысловой структурой текста.
Помимо элементов юмора в повести присутствует «большое количество литературных аллюзий и отсылок к феноменам русской и советской культуры, т.е. к целому блоку страноведческой информации, которая, как правило, оказывается недоступна читателю-иностранцу» [6, с. 70]. В ходе анализа Ю.И. Микаэлян подводит к заключению, что, несмотря на разницу в картинах мира носителей разных культур и незнание реалий культуры исходного текста, пе-
1 Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: в 10 т. - М., 2000-2002. - URL: https://ilibrary.ru/author/lermontov/index.html
2 Там же.
реводчикам разных стран удалось в значительной мере передать языковое и культурное своеобразие повести С. Д. Довлатова.
Список литературы
1. Богданова О.В., Власова Е.А. Интертекст в повести Сергея Довлатова «Заповедник» (Пушкин и русская классика) // Питання лггературознавства. -Чершвщ, 2018. - № 98. - С. 208-228.
2. Богданова О.В., Власова Е.А. Лермонтовский и постлермонтовский интертекст в повести Сергея Довлатова «Заповедник» // Российский гуманитарный журнал. - М., 2019. - Т. 8, № 2. - С. 129-140.
3. Когатова Е.О. Проблема героя и антигероя в повести С. Довлатова «Заповедник» // Вестник Курганского государственного университета. - Курган, 2018. -№ 2 (49). - С. 27-30.
4. Крюкова О.С. Опыт культурно-географического подхода к анализу повести Сергея Довлатова «Заповедник» // География искусства: Инсайд-аут: сб. ст. -М., 2018. - С. 278-286.
5. Малащенко В.В. Художественная деталь и семантика заглавия повести С. Довлатова «Заповедник» // Филологический аспект. - Нижний Новгород, 2018. - № 12 (44). - С. 201-210.
6. Микаэлян Ю.И. Юмористическая проза С. Довлатова: возможности перевода и культурной адаптации (на примере повести «Заповедник») // Филологические науки в МГИМО. - М., 2018. - № 16 (4). - С. 69-78.
2020.02.024. ЖУЛЬКОВА К.А. О ЛИРИКЕ БОРИСА РЫЖЕГО: МОТИВЫ СМЕРТИ. (Обзор).
Ключевые слова: Б.Б. Рыжий (1974-2001); лирика; миф; архетип; герой; абсурд; экзистенциализм; гуманизм; мотивы смерти.
«Лучшим поэтом своего поколения» назвал Бориса Рыжего известный поэт, прозаик и сценарист Е.Б. Рейн (р. 1935). По его мнению, ранний уход поэта из жизни - «трагедия не меньшая, чем самоубийство Маяковского, Есенина и Цветаевой»1. Некоторые критики называли Б. Рыжего «последним советским поэтом»2.
1 Под небом, выпитым до дна : фильм [видео] / режиссер Марина Казнина. -2005. - URL: https://www.youtube.com/watch?v=llttYOWONRA
2 См.: Машевский А. Последний советский поэт // Новый мир. - М., 2001. -№ 1. - С. 174; Быков Л.П. Борис Рыжий: Последний советский поэт // Советское прошлое и культура настоящего: монография: в 2 т. - Екатеринбург, 2009. - Т. 1. -С. 167.
