CC BY
124
УДК 398 (470.57)
СВОЕОБРАЗИЕ ПРИМЕНЕНИЯ ВНУТРЕННИХ МОНОЛОГОВ В СКАЗКАХ
© Г. З. Имаева
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел./факс: +7 (34 7) 273 6 7 78.
E-тail: imaevagulnaraz@rambler. т
Cтатья посвящена выявлению роли внутренних монологов в сказочном тексте. Проанализированы русские бытовые сказки и сказки о животных сюжетных типов «Сокровища Рампсинита», «Шемякин суд», «Ерш Ершович». Предложена новая классификация внутренних монологов.
Ключевые слова: функции внутренних монологов, внутренний диалог, мышление и внутренняя речь, психологизм в сказках.
Один из важных элементов сказочной композиции - это внутренний монолог, который свидетельствует о существенной роли в ней психологического начала.
В фольклористике к этому понятию обращаются нечасто. Например, И. И. Крук [1, с. 119] считает, что внутренний монолог - это разговор, или, скорее, размышление, с самим собой. Н. И. Савуш-кина [2, с. 150] дает ему другое толкование, согласно которому, это состояние персонажа, погруженного в собственный духовный мир, пытающегося разобраться в самом себе и размышляющего о глубоко личных переживаниях и чувствах. Иное определение использует в своей работе В. П. Аникин [3, с. 54]: внутренняя речь всякий раз передает то, о чем наедине с самим собой думают персонажи.
Попытаемся проследить особенности и характер использования внутренней речи на материале двух типов бытовых сказок («Сокровища Рампсинита» и «Шемякин суд») и сказок о животных сюжетного типа «Ерш Ершович». Наше обращение к названным бытовым сказкам объясняется, прежде всего, тем, что конфликт между их героями отличается особой остротой и психологической напряженностью. Нередко они оказываются гонимы судьбой и преследуемы неудачей, что заставляет их задуматься и заняться поисками выхода из создавшегося положения: при этом по ходу действия возникает ряд ситуаций, пониманию и раскрытию сути которых способствует активное использование сказочниками внутренних монологов персонажей. В сказках о животных внутренний монолог занимает незначительное место, однако и в них можно обнаружить интересные закономерности. Поэтому попытка выявить наиболее типичные ситуации, требующие обращения к этой повествовательной форме, может значительно расширить наши представления о художественном своеобразии рассматриваемых сказок.
Для начала остановимся на классификации внутренних монологов в сказках о животных, предложенной И. И. Круком [1, с. 119]. Он выделяет следующие характерные ситуации, в которых внутренние монологи вызваны, можно сказать, жизнен-
ной или житейской необходимостью, возникают самым естественным образом и представляются вполне уместными и более чем оправданными:
1) произнесение их предваряет какой-то поступок, персонаж как бы «планирует» и мотивирует свои действия;
2) неожиданность увиденного (услышанного) вызывает соответствующую эмоциональную реакцию у персонажа и выливается в соответствующий монолог;
3) внутренний монолог компенсирует недостаток действия, сохраняя динамизм сюжета.
Эти ситуации действительно имеют место и в наших сказках, но, кроме них, мы обнаружили целый ряд неучтенных И. И. Круком разновидностей, видимо, более свойственных для бытовых сказок.
Дополняя И. И. Крука, предлагаем следующую новую классификацию внутренней речи в сказках, с точки зрения ее функционально-целевого назначения. Она может:
1) предварять какое-либо намерение, действие, поступок;
2) выражать немедленную эмоциональную реакцию на только что совершившееся событие;
3) компенсировать недостаток действия;
4) отражать поток сознания персонажа;
5) содержать краткую констатацию, оценку какого-либо имевшего место факта, произошедшего события;
6) представлять разговор героя с самим собой (аутодиалог) в вопросо-ответной форме;
7) принять форму риторических вопросов или утверждений в форме вопросов, которые герой ставит перед собой.
Кроме того, мы обнаружили в сказках коллективный внутренний монолог, а в фольклоре и, в частности, сказках - зрительные, слуховые и моторные виды внутренней речи.
Рассмотрим каждую из этих разновидностей диалога героя с самим собой по отдельности.
Первая его разновидность, когда внутренний монолог предваряет действие, является одной из наиболее распространенных. Таких внутренних монологов в сказках мы встречаем больше всего. Внутренний монолог в данном случае выполняет
І88К 1998-4812 Вестник Башкирского университета. 2010. Т. 15. №1
111
важную функцию. Развиваясь одновременно с сюжетным действием, он помогает слушателям расшифровать мотивировку поступков:
Скучно бедному брату, ходит без причалу: «Дай, хоть к брату пойду, в лес лошадь попрошу, может рюмочку поднесет» [4, с. 154].
Второй вид внутренней речи представляет собой попытку компенсации героем недостатка своего действия:
«Хоть бы скорее в деревню выйти»,— сам себе думаю [5, с. 529].
Третий вид - немедленная эмоциональная реакция на только что произошедшее событие, когда персонаж выражает свое удивление при виде чего-то, реагирует на что-то чрезвычайное:
У его хмель обдирать стало: «Да, што, я ведь убил жону-то?» [6, с. 410].
Четвертая разновидность - это выражение непроизвольного потока сознания персонажа. Такая внутренняя речь строится по принципу ассоциативно-предположительного «нанизывания» мыслей по мере их возникновения в сознании. Этим обусловливается, с одной стороны, структурная неполнота внутренней речи, а с другой - построение ее по специфическим моделям, регламентирующим спонтанное речепроизводство, основанное на обыденном жизненном опыте, а также возможность появления в процессе ее порождения окказиональных структур с самоперебивами, дополнительными вставками, конструктивной незавершенностью или выпадением отдельных звеньев и оборотов, смысл которых может быть понят только в общем контексте высказывания или повествования:
Иван подвел ее к саням запрягать. «Ух, чорт, как же я буду запрягать без хомута, дуги и вожжей? Спросить — отнимет, что и дал, да еще и прогонит,— подумал Иван.— Что делать?» [7, с. 195].
Пятый вид - это краткая констатация какого-либо совершившегося факта, события или резюме случившегося:
Бедный идет и думает: «Плохое мое дело» [8, с. 360]. Шестая разновидность - разговор героя с самим собой (аутодиалог), ведомый в вопросоответной форме. Это выражение внутреннего состояния, в котором как бы два оппонента ведут открытый, произносимый диалог перед принятием какого-то важного для персонажа решения. М. М. Бахтин [9, с. 333] считает, что единицей внутренней речи являются некие целые высказывания, несколько напоминающие абзацы монологической речи. Но больше всего они похожи на реплики диалога, недаром внутренняя речь представлялась уже древнейшим мыслителям как внутренний диалог (индивид во внутренней речи отвечает на внутренний же заданный самому себе вопрос). Это высказывание применимо и к нашим сказкам:
Тот идет и думает: «Че жа, неужели мне им сказывать, чего со мной было? — Нет, не скажу! Дай обману!» [10, с. 373].
Седьмая разновидность включает в себя те внутренние монологи, в которых герой ставит перед собой полуриторический вопрос (утверждение в форме вопроса), положительный ответ на который ни у кого не вызывает сомнения:
Ванька шел, шел: «Дай-ка я их примеряю: не в самый ли раз мне?» [10, с. 368].
Следовательно, в бытовых сказках в различной степени употребляются все семь видов внутренней речи, причем чаще других используются первый и четвертый. В сказках о животных внутренний монолог встречается редко и в основном первой, четвертой, шестой и седьмой разновидностей.
Не менее перспективным представляется предложенное М. М. Бахтиным [9, с. 334] различение трех типов внутренней речи: зрительной, слуховой, моторной, вызванных внешними факторами, раздражителями или необходимостью совершения каких-либо действий. При этом внутри каждого из выделенных типов речи процесс протекает благодаря целостности, нерасчлененности впечатления от воспринимаемого предмета (объекта) говорения в виде тотальных импрессий или высказываний (зрительных, слуховых, моторных). Всякое внешнее событие, какого бы рода оно ни было, со всех сторон обволакивается сознанием, сопровождаемым или реализуемым во внутренней речи. Ни одна попытка постижения сути какого бы то ни было явления, которое субъект видит, слышит, в котором принимает участие, не осуществляется без внутренней речи.
В сказках можно выявить все эти три разновидности внутренней речи:
1) зрительную - герой что-то видит, и на основе увиденного делает про себя выводы:
Ерш назад оглянулся, а сам усмехнулся:
«Слава тебе, господи! Вчера рыба семга
На ерша злым голосом кричала,
А сегодня мужику в сеть попала» [11, с. 39];
2) слуховая - персонаж сказки слышит какие-то звуки или чужую речь и дает им свою оценку, пусть даже в форме маленькой реплики, которая тоже может быть квалифицирована как разновидность внутреннего монолога. Взаимодействие, неизбежно возникающее в процессе речевого общения участников диалога, становится, соответствующим образом трансформируясь, процессом, событием, явлением, протекающим «внутри» индивида. Переживания его часто бывают неопределенными и получают определенность лишь в процессе речевых коммуникаций с другими:
Просит меня мужик: «Дядюшка, пособи мне лошадь выпростать, я тебе дам две гривенки за работу!» Я загодя рассчитал, что себе два хунта хлеба куплю [5, с. 388];
3) моторная - субъект еще до или после совершения каких-либо действий оценивает их:
Но тут он росполохался сам и побежал с плеткой к брату.
— Ладно, снесу брату, уж все ровно, пусть всем отвецять [6, с. 410].
Так как объектом нашего наблюдения является внутренний знак в виде слова или речи, то они могут стать и внешним знаком в том виде, в котором ее заставит зазвучать сказочник. Результаты самонаблюдения героя в процессе идентификации происходящего непременно должны быть выражены сказочником вне посредством внутреннего монолога главного действующего лица, который чаще всего выдерживается рассказчиками в форме прямой или косвенной речи. Внутренний мир или состояние души и психики персонажей могут быть воспроизведены и самим сказочником-интер-претатором. При косвенной речи переход к внутреннему монологу осуществляется незаметно. Осознание слушателем того, что он находится в стихии чужого внутреннего мира, приходит ретроспективно, уже в процессе его познания. Это обеспечивает естественность и плавность перехода в иной тип изложения:
Бедняк дорогою взяв преболъшушой камень, сунув ево за пазуху и думает, що не дамсе живой в руки, осудит судья, так убью и судью, и себя, все одно [7, с. 196].
Внутренняя речь представляет собой продукт планирования и контроля про себя речевых действий. В этом смысле она близка мышлению и может рассматриваться как одна из форм его реализации. Интересной в этом отношении представляется теория, разработанная известным английским философом и психологом Р. Харре [12, с. 100], который разделяет психические процессы на 4 вида:
1) коллективные по способу их осуществления и публичные по форме их выражения;
2) коллективные по способу их осуществления и приватные (частные) по форме их выражения;
3) приватные по способу их осуществления и приватные по форме их выражения;
4) приватные, индивидуальные по способу осуществления, но публичные по форме их выражения.
Традиционно с внутренним миром или внутренней речью связывалось только то, что относится к третьему случаю. Однако выявленный в сказочных текстах материал дает нам основание говорить о наличии во внутренних монологах сказок не только третьего, но и второго вида психических процессов. И все-таки в сказках преобладает третий их вид: внутренний мир сказочного персонажа изображается только через его индивидуальное восприятие и оценку:
А барин подумал: «Да што ж, жонитьце разве на поповной, ведь попова доцька хороша, да и две тыщецырублей возьму» [6, с. 411].
Однако в сказках встречаются и совершенно особые случаи, когда сказочником изображается внутренний мир собирательного образа, коллектива персонажей, размышления которых также передаются речью про себя - внутренним монологом
(2 вид). Особенно ярко представлены коллективные внутренние монологи в сюжетных типах «Ерш Ершович» и «Сокровища Рампсинита»:
Остальные стали вместе собираться, думать, гадать: «Надо, ребята, на ерша прошенье подать» [13, с. 114].
Стоят и думают: «Если его разбудить, все со-скочут, взбулгачут,— он опять убежит!» [10, с. 367].
Часто коллективный внутренний монолог выражается в виде вопроса:
Собрались рыбы большие и мелкие, думу думали — совет советовали: как ерша, пустить ли единую ночь ночевать? [14, с. 52].
Таким образом, внутренние монологи, как неотъемлемая составляющая поэтики сказок, позволяют говорить о новых возможностях создания художественного образа сказочного персонажа и трактовки его сущности. Они наполняют сказочное повествование и саму сказку глубоким психологизмом, яркими деталями, выражающими чувства, переживания и состояние души героя, что, несомненно, сближает ее с литературным произведением. Позволим себе высказать предположение, что это явление в сказках не исконное, по всей вероятности, оно привнесено сказочниками позднее. Причины обращения их к внутреннему монологу различны, но чаще всего необходимость в этом возникает при описании ситуаций, когда герой затрудняется в принятии решений. Такая манера ведения рассказа характерна для сказочников эпикопсихологического стиля. Введение в сказку внутренних монологов превращает ее в своеобразную фольклорно-психологическую прозу.
ЛИТЕРАТУРА
1. Крук И. И. Восточнославянские сказки о животных. Образы, композиция. Минск: Наука и техника, 1989. 163 с.
2. Савушкина Н. И. Идейно-художественные особенности бытовой сказки и ее общественно-воспитательная роль в современности: автореф. дис... канд. филол. наук. М., 1955. 20 с.
3. Аникин В. П. Искусство изображения в сказках о животных //Фольклор как искусство слова. М.: МГУ, 1969. 147 с.
4. Сказки Куприянихи. Воронеж: Воронеж. обл. книгоизд., 1937. 268 с.
5. Сборник великорусских сказок архива Русского геогр. общества. Вып. 1-2. Издал А. М. Смирнов // Записки РГО. Пг., 1917. Т. ХЫУ. 180 с.
6. Сказки Карельского Беломорья. Сказки М. М. Коргуева Т. 1. Кн. 2. Петрозаводск: изд-во Карело-Финской ССР, 1939. 704 с.
7. Фольклор Чкаловской области / Составил А. В. Бардин. Чкаловск: Чкаловск. обл. книгоизд., 1940. 318 с.
8. Фольклор Саратовской области / Сост. Т. М. Акимовой. Кн. 1. Саратов: Сарат. обл. изд., 1946. 192 с.
9. Бахтин М. М. Тетралогия. М.: Лабиринт, 1998. 607 с.
10. Великорусские сказки Пермской губернии: Сборник
Д. К. Зеленина. М.: Правда, 1991. 406 с.
11. Ярославский фольклор. Дооктябрьский / Сост. Б. Н. Быстров и др. Ярославль: Ярослав. обл. изд., 1938. 150 с.
12. Лекторский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. М.: изд-во РГГУ, 2001. 333 с.
13. Карелия. Альманах. Кн. 1. Петрозаводск: Карельск.
гос. изд., 1939. 270 с.
14. О рыбаках, морских зверобоях и охотниках: Сборник Н. Рождественской. Архангельск: Арханг. обл. гос. изд., 1952. 165 с.
Поступила в редакцию 05.08.2009 г.
