CC BY
103
О.В. Седельникова
СВОЕОБРАЗИЕ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ А.Н. И В.Н. МАЙКОВЫХ В КОНТЕКСТЕ ЛИТЕРАТУРНОЙ ПОЛЕМИКИ 1840-Х ГОДОВ
Томский политехнический университет
В общем контексте динамики развития эстетической мысли в России XIX в. 40-е гг. отличаются очевидной остротой эстетической полемики, сопровождающей становление новой эстетики. Изменения происходили практически на всех уровнях художественной системы, начиная от понимания самого объекта искусства и доминирующих принципов мировосприятия, реализуемых в приоритете родового начала, и заканчивая подбором адекватных приемов его эстетического воплощения. Острая полемика велась не только между теоретиками натуральной школы и представителями реакционной критики. Единства, по вполне понятным причинам, не было и среди первых, поскольку детальное переосмысление проблемы соотношения искусства и действительности и возможной глубины художественного исследования мира и человека приводило к оригинальному переосмыслению предмета и задач современной литературы в творчестве наиболее самобытных представителей нового направления, что в ситуации напряженной эстетической борьбы не могло не привести к полемике.
Когда речь заходит о русской реалистической критике и формирующейся на основе новой эстетической парадигмы философии культуры 1840-х гг., историки литературы и эстетики обращаются прежде всего к анализу позиции В.Г. Белинского как носителя современных представлений о литературе и искусстве, ведущего оппонента реакционной критики, ругающей натуральную школу за интерес к демократической проблематике и утверждение крайнего неблагополучия современного мироустройства. Однако очевидно, что статьи Белинского определяют важнейшие тенденции развития искусства только применительно к эстетической ситуации конца 1830-х - первой половины 40-х гг., а дальше инициатива в обозначении новых актуальных аспектов художественных поисков переходит от него к более молодому поколению теоретиков и практиков, большинство из которых, как показывает анализ журнальной полемики тех лет и мемуарных источников, входило в кружок Майковых и объединялось вокруг А.Н. и В.Н. Майковых, чьи эстетические опыты главным образом и позволяют говорить о новом витке в развитии русской
эстетической мысли и философии искусства. Однако анализировать проблематику этого нового этапа оказывается сложнее, так как если критическое наследие Белинского насчитывает множество томов, достаточно разнообразно по своей проблематике и развернуто во времени, то эстетические взгляды его молодых последователей и оппонентов не получили столь четкой и всесторонней фиксации в силу ряда причин, среди которых и ранняя смерть В.Н. Майкова, и последовавшие вскоре суровые перемены в общественнополитической ситуации, связанные с европейскими революциями и процессом по делу петрашевцев.
О содержании нового этапа в развитии русской эстетической мысли во второй половине 1840-х гг. и сущности развернувшихся споров можно судить на основе анализа критических статей и рецензий В.Н. Майкова, отражающих не только его собственную позицию, но и суть эстетической полемики в кружке, в рамках которой вынашивались и уточнялись его идеи. Богатый материал для анализа этой проблемы дают также критические статьи о литературе и живописи
А.Н. Майкова, сохранившиеся только в журналах рубежа 1840-50-х гг. и не переизданные позднее, и документы его архива 1840-х гг., и, наконец, художественные произведения Ф.М. Достоевского, И. А. Гончарова, А.Н. и Е.П. Майковых второй половины 1840-х гг., концептуальные основы которых очевидно отражают сущность ведущихся в кружке Майковых споров. Результаты сопоставительного анализа этих материалов эксплицируют направление их творческих поисков и иллюстрируют развитие общей концепции современного искусства и его места в жизни человека и общества. При этом статьи В.Н. Майкова больше обращены к философским и социальноэкономическим вопросам современной жизни, а работы А.Н. Майкова актуализируют собственно эстетические аспекты.
В 1844 г. В.Н. Майков принимает участие в разработке статей для «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка», ставшего «одним из первых опытов у нас составления краткой энциклопедии» [1, с. 10].
В конце 1845 г. он становится соредактором только что открывшегося журнала «Финский вестник». В написанной им программе журнала особое внимание уделялось развитию реалистической эстетики и критики, обращению искусства к действительности и ее детальному анализу [1, с. 11-12]. В апреле 1846 г. Майков переходит в «Отечественные записки» Краевского, где после ухода Белинского занимает должность ведущего критика, постоянно выпуская статьи и рецензии, привлекающие внимание читающей публики [1, с. 13]. Здесь вокруг него собрались все его друзья-единомышленники, образовав обновленную редакцию журнала: Плещеев, братья Достоевские, Дудышкин, Штрандман, Цейдлер, Старчев-ский и др. Неслучайно А.М. Скабичевский в воспоминании о кружке Майковых заметил: «...сюда стекались все молодые корифеи, группировавшиеся вокруг “Отечественных записок”» (курсив мой. - О.С.) [2, с. 168], а С.Д. Яновский, описывая состав кружка, отмечал: «...все в то время работали в лучших наших периодических изданиях» [3, с. 383], а значит, так или иначе находились в центре культурной жизни тех лет. Более того, в середине 40-х гг. В.Н. Майков, вступавший в полемику с Белинским и кружком «Современника» [4, с. 67-176], воспринимался публикой не только как последователь его идей, но как их продолжатель, вставший на новый уровень синтеза критики с общественными науками. Об этом свидетельствует И.С. Тургенев, хорошо знавший не только Белинского, но и Майкова (Тургенев рекомендовал его в «Отечественные записки»), и глубоко осознавший характер их идеологотеоретических сближений и расхождений: «Белинский начинал чувствовать, что наступает время сделать новый шаг — выйти из тесного круга литературной критики; политико-экономические вопросы должны были сменить вопросы эстетические, литературные, но сам он себя уже устранял и указывал на другое лицо, в котором видел своего преемника, на В.Н. Майкова» [5, с. 35].
Судя по письмам и статьям Белинского, он вообще очень симпатизировал деятельности многих представителей кружка, сожалел, что они не сотрудничают в «Современнике» и мечтал переманить их к себе от Краевского, прилагая к этому усилия (Белинский называет Заблоцкого, Дудыш-кина, Милютина и В.Н. Майкова) [6, XII, с. 407408, 427].
Основополагающие аспекты эстетической позиции кружка Майковых созвучны общим передовым требованиям к искусству 1840-х гг., когда литературная критика вышла за рамки чисто эстетического анализа художественного произведе-
ния и важнейшим предметом рассмотрения выдвинула непосредственное отражение и переосмысление действительности, жизненность и актуальность ее изображения, остроту поднятых общественных проблем. Здесь члены кружка Майковых являются полными сторонниками и последователями Белинского как основателя новой русской реалистической эстетики и критики [1, с. 26-30; 7, с. 13-36; 8, с. 269-286; 9; 10, с. 37-41]. Но журнальное наследие В.Н. Майкова, а также письма и мемуары известнейших представителей русской культуры, находившихся в центре литературной борьбы тех лет, свидетельствуют о полемическом отношении молодого критика и других членов кружка к некоторым особенностям позиции Белинского и его ближайшего окружения. Сейчас очевидно, что сущностных мировоззренческих расхождений в их взглядах нет. И Майковы, и Достоевский, и другие участники кружка неоднократно подчеркивали свое уважение к Белинскому и причисляли себя к последователям его представлений об эстетике и литературной критике [11, с. 75], но в своих поисках шли вперед, преодолевая уже ощутимую узость рамок социального анализа и обусловленного им господства очерково-описательной поэтики.
Основы эстетических взглядов братьев Майковых и их ближайшего окружения опираются на требования, выдвигаемые Белинским, уточняя отдельные аспекты, которым тот в пылу полемики не уделял должного внимания. Определяющим моментом в эстетической позиции участников кружка Майковых в 1840-е гг. стал свойственный эпохе отказ от романтического мировосприятия, лишенного истинного представления о жизни и отрицающего прекрасное в современной действительности, от излишней сентиментальности и приукрашенности и провозглашение необходимости обращения искусства к реальной жизни, к образному, поэтически опосредованному, гораздо более глубокому и впечатляющему анализу всех проявлений российской действительности. «Стихи к деве и луне кончились навсегда. Настает другая эпоха: в ходу сомнение и бесконечные муки сомнения, страдание общечеловеческими вопросами, горький плач на недостатки и бедствия человечества, на неустроенность общества, жалобы на мелочь современных характеров и торжественное признание своего ничтожества и бессилия», - писал В.Н. Майков в рецензии «Стихотворения А. Плещеева. 1845-1846» [12, с. 272], опубликованной в 1846 г. в «Отечественных записках». И. А. Гончаров в «Обыкновенной истории» иронически изобразил романтические склонности Александра Адуева, подчеркивая необходи-
мость их соединения с реальным взглядом на мир, Ф.М. Достоевский в «Хозяйке» и А.Н. Майков в «Двух судьбах» представили человеческую несостоятельность, недееспособность типа романтика-мечтателя.
Рассмотрение вопроса о предмете современного искусства занимает значительное место в критических статьях А.Н. Майкова. В ежегодных обзорах годичных выставок в Академии художеств, регулярно публикуемых им на страницах «Современника» с 1847 по 1853 г. [13, № 12, с. 243, 256], он, развивая ведущие принципы современной эстетики, постоянно подчеркивает необходимость обращения к действительности во всей ее полноте, изображения реальных жизненных сцен, а не идеальных образов и мифологических сюжетов, которыми так богата живопись русской школы. Его пристальное внимание привлекают картины, передающие жизнь достоверно, зримо, натурально, не скрывая всех пороков и язв. Примером натуральности сцен, типичности образов и характеров и отражения скрытого высокого трагизма бытовой повседневности для
А.Н. Майкова становится жанровая живопись Федотова, первого русского художника, обратившегося в своих полотнах к изображению обыденной жизни, обнажившего в своих картинах и безысходность существования маленького человека, и пошлость нравов, и примитивную амбициозность. Высокую оценку Майкова получают и бытовые полотна Риццони, не столь проблемные по своему внутреннему содержанию, но воспроизводящие бытовые сцены в массе интересных деталей и подробностей и отличающиеся техническим совершенством фламандской школы [14, с. 77]. Важнейшим достоинством живописи Федотова и Риццони критик называет их русское содержание и почти повествовательную подробность изображения, погоню не за красивостью, а за правдой жизни [14, с. 76-80; 15, с. 76-79; 16, с. 121-123; 17, с. 14-15]. Он подчеркивает, что «простота и, главное, верность природе, признаны условием изящного в наше время» [15, с. 72].
Обращаясь к размышлениям о должном предмете современного искусства, А.Н. Майков отстаивает предельно широкий взгляд на то, что может быть избрано в качестве предмета изображения, подчеркивая необходимость полного, реального и правдивого художественного воспроизведения окружающей жизни, внимания ко всем ее порокам: «Изображение высокого и смешного, трогательного и пошлого, несмотря на все их различие, совершается по тем же основным законам, которые одинаковы во всех искусствах... смешное и пошлое, в одинаковой степени, как и высокое,
входит в его сферу, и чем больше искусство приближается к существенности, тем оно доступнее понятиям большинства. <...> Исключив из искусства все глупое и пошлое, чтобы дать простор только высокому, пришлось бы ограничиться самым тесным кругом эстетических понятий и отвергнуть много неподражаемо прекрасных произведений во всех родах изящного. Высокое и трогательное, так же как пошлое и смешное, одинаково заимствуются в бесконечно разнообразной и всегда единой существенности и потому в равной степени имеют право на внимание искусства» (курсив мой. - О.С.)[14, с. 81].
Из статьи в статью Майков последовательно утверждает эти идеи, стремясь укоренить их в сознании массового читателя и посетителя выставок.
Эстетическая позиция А.Н. Майкова, согласно его статьям об искусстве, сводится к пяти основным моментам:
1) простота и верность природе изображаемого объекта (антиромантизм);
2) диалектика художественного осмысления объекта изображения, объединяющая в нерасчленимое и взаимообусловленное единство высокое и пошлое, трагическое и смешное;
3) одушевление предмета изображения глубоким внутренним содержанием, когда изящная внешняя форма является продолжением духовной красоты2;
4) гуманизация и поэтизация объекта изображения авторским сочувствием;
5) утверждение важности введения философско-исторического аспекта исследования изображаемых предметов.
Очевидно, что если первые два пункта обнаруживают непосредственную связь с позицией Белинского, то следующие три оказываются уже результатом последующего осмысления задач современной литературы. Они ведут от доминирования социального анализа к поискам адекватных художественных приемов, позволяющих сделать предметом творческого исследования противоречивый внутренний мир современного человека, гуманистические идеалы которого сталкиваются в действительности с повседневным разрушением ценности человеческой жизни с унижением его человеческого «я». Последнее, в свою очередь, делает более существенной критику социального неблагополучия современной жизни, бесчеловечность которой приводит к очевидной деградации в сознании личности современника основ человечности, вечных этических норм, на которых держится жизнь, а в дальнейшей перспективе (как продемонстрирует, например, в своем зрелом творчестве Ф.М. Достоевский), ставит под угрозу
само человеческое существование, так как убивает в нем главное - бессмертную душу.
Требование гуманизации объекта эстетического осмысления авторским сочувствием впервые выдвинуто В. Н. Майковым, который в статье «Стихотворения Кольцова», доказывая то, что предметом изображения в искусстве может быть любой элемент окружающей действительности, писал: «...новейшая эстетика не признает в действительности ничего пошлого, точно так же, как химия не признает ничего гадкого в материи» [4, с. 100]. Любой элемент жизни должен быть так переработан творческим сознанием истинного художника, чтобы он затрагивал чувства человека и благодаря этому становился ему близок и понятен, чтобы произведение, созданное им, «верно изобразило действительность с ее симпатической стороны», поскольку «художественное творчество есть пересоздание действительности, совершаемое не изменением ее форм, а возведением ее в сферу человеческих интересов (в поэзию)» [4, с. 108]. Споря с противниками натуральной школы, видящими в произведениях Гоголя и других представителей нового направления патологическую тягу к изображению грязи жизни, чего, по их мнению, не должно быть в искусстве, В.Н. Майков отстаивает необходимость изображения всех сторон жизни, подчеркивая при этом силу истинного искусства, облагораживающего действительность: «...грязь, оставаясь грязью под кистью копииста, превращается, на картине талантливого художника, в такую же поэзию, как и всякая другая действительность. Из этого следует также, что возможность наслаждения изящным произведением, в котором много такого, что нынче называют грязным, а в старину называли подлым, зависит от филантропического развития самих читателей» [4, с. 110-111].
Следуя Белинскому в понимании предмета изображения современного искусства, В.Н. Майков выдвигает и новое требование: искусство должно не только резко критиковать все существующие недостатки реальности, но и создавать модель должного, идеального мироустройства, что позволит еще отчетливее выявить ненормальность действительности и необходимость ее изменения. В постоянно меняющихся условиях литературной и общественной жизни молодой критик считал реализацию только социальнокритического пафоса гоголевского «отрицательно-
сатирического» направления явно недостаточным, лишенным гуманизма и сострадания как к изображаемому объекту, так и к читателю (воплощением такой точки зрения можно считать знаменитые слова Макара Девушкина о «Станционном смотрителе» и «Шинели» как двух противоположных моделях социально-критического анализа). Его необходимо обогатить воплощенным в конкретных художественных образах идеалом общественной жизни, поскольку «сознание идеала одно только и может дать смысл и крепость анализу и отрицанию. Эпоха критики должна быть в то же время и эпохой утопии (принимая это слово в его первоначальном разумном значении): иначе человечество утратило бы всю энергию живых стремлений и осталось бы без ответа на призывы бытия» [18, с. 66].
Отталкиваясь от обоснованных Белинским задач современного искусства, А.Н. и В.Н. Майковы расширяют и усложняют их, включая в эстетическое познание все новые и новые элементы действительности и углубляя диалектику анализа мира и человека, перенося интерес с подробного изображения среды на исследование личности, заявляя о необходимости пристального внимания к внутреннему миру героя времени, важность использования приемов психологического анализа для обогащения структуры художественного произведения, которое должно быть близко каким-либо граням души читателя, волновать, задевать за живое. Очень характерны и показательны в этом плане требования, выдвигаемые в рецензиях А. Н. Майкова к портретной и пейзажной живописи. Из статьи в статью он последовательно развивает мысль о том, что изображение природы как в живописи, так и в литературе не может присутствовать безотносительно к человеку. Оно должно передавать производимое впечатление, вызывать отклик, сочувствие в душе созерцающего. Тонкого эстетического и человеческого чувства требует и создание портрета. Помимо внешнего сходства предельно важным моментом является изображение духовного образа человека, без чего даже самая совершенная техника и предельное сходство с оригиналом не отличат его от фотографии.
«Поэтому, — заключает Майков, - для того чтобы быть хорошим портретистом, нужно быть прежде хорошим психологом. Что же касается до верности оригиналу, то она должна быть не бес-
2 В одном из сохранившихся в архиве поэта черновых набросков к статье о выставке, рассуждая о том, что идеал, искомый многими школами живописи в заоблачных далях, существует на земле, Майков пишет: «...на земле живет прекраснейшее из известных нам созданий - на земле живет душа человеческая, могучая мыслью, силой воли, самоотвержением, стремлением к добру; на земле живет душа женщины, полная грации и невинности, полная глубокой любви, глубокого чувства, могучая своей симпатией к прекрасному и великому» [10, Л. 4].
сознательная и безусловная, потому что в каждом художественном произведении подражание природе должно быть возведено в степень творчества» (курсив мой. - О.С.) [14, с. 68].
Эти рассуждения А.Н. Майкова о психологизме в портретной и пейзажной живописи свидетельствуют о его глубоком интересе к анализу внутреннего мира человека, что, на наш взгляд, предопределило своеобразие предложенной
В.Н. Майковым трактовки романа Достоевского «Бедные люди». Юношеское увлечение Майковых романтизмом с его интересом к внутренней жизни человека дало свои положительные результаты, став для них прекрасной школой психологического анализа личности. Оно послужило основой знаний о душевной организации человека и позволило изобразить его не просто как представителя определенной социальной среды, полностью определяемого ее характерными особенностями, но при этом отразить его общечеловеческую сущность, заглянуть в тайны психологических процессов и выработать приемы их отражения в искусстве. Это обусловило обоснованное в статьях Майковых обогащение и углубление проблематики натуральной школы, переход от быто- и нравоописаний к глубокому социально-психологическому анализу действительности. Л.Я. Гинзбург в книге «О психологической прозе» особо подчеркивает, что «жадный интерес русских романтиков 30-х годов к скрытой внутренней жизни окружающих, отыскивание подходов к ее оценке и объяснению» стали «питательной средой русского художественного психологизма» [19, с. 57].
Обращение искусства к «художественному воспроизведению действительности» [4, с. 68] в 1840-е гг. шло настолько быстро, постоянно предлагая все новые моменты эстетического осмысления жизни, что не всегда адекватно воспринималось не только публикой, но и критикой. Глубокий психологический анализ ранних произведений Достоевского не был понят и прочувствован большинством современников. На фоне общего внимания к бытописанию, к «физиологии» он казался шагом назад, возвращением к романтизму. Белинский увидел в авторе «Бедных людей» достойного продолжателя гоголевской школы, особенно превознося роман за «поразительную истину в изображении действительности» [6, IX, с. 549], и за социальной проблематикой не воспринял глубокого анализа личности. Изображение динамики духовного развития Макара Девушкина через его Слово было принято Белинским за растянутость, «неопытность молодого писателя, еще не успевшего преодолеть препятст-
вий со стороны языка и формы» [20, с. 259]. С появлением следующих произведений Достоевского это непонимание усилилось и стало вызывать характерные едкие нападки Белинского. Главным недостатком «Двойника» критик назвал «фантастический колорит», значительно уменьшающий, по его мнению, все достоинства нового произведения, так как подобный факт «в наше время может иметь место только в домах умалишенных, а не в литературе, и находиться в заведовании врачей, а не поэтов» [6, IX, с. 566]. Особенно резкой критике Белинский подверг «Хозяйку», посчитав ее шагом назад к презренному романтизму.
В. Н. Майков был единственным современным критиком, постигшим глубинное своеобразие ранних произведений Достоевского и давшим им подробную характеристику: «И Гоголь и г. Достоевский изображают действительное общество. Но Гоголь — поэт по преимуществу социальный, а г. Достоевский — по преимуществу психологический. Для одного индивидуум важен как представитель известного общества или известного круга; для другого само общество интересно по влиянию его на личность индивидуума . <...> У г. Достоевского также встречаются поразительные художественные изображения общества, но они составляют у него фон картины и обозначаются большей частью такими тонкими штрихами, что совершенно поглощаются огромностью психологического интереса. Даже и в «Бедных людях» интерес, возбуждаемый анализом выведенных на сцену личностей, несравненно сильнее впечатления, которое производит на читателя яркое изображение окружающей их сферы. И чем больше времени проходит по прочтении этого романа, тем больше открываешь в нем черт поразительно глубокого психологического анализа» (курсив мой. - О.С.) [4, с. 180].
В этом отзыве отразилась оригинальность позиции критика, смещение аналитического интереса от социальной критики к рассмотрению проблемы внутреннего развития современного человека и тех деформаций, которые вызывает в нем характер русской общественной жизни. Подобная проблематика организует и творческие поиски подавляющего большинства участников кружка Майковых 1840-х гг., реализуясь в произведениях И. А. Гончарова, А. Н. и Е. П. Майковых, А. П. Плещеева и обретшего здесь единомышленников Ф.М. Достоевского.
Таким образом, анализ эстетической позиции А.Н. и В.Н. Майковых в контексте значимых проблем современного искусства и творческих поисков других участников кружка позволяет уточнить
Н.Е. Разумова. Перекодировка текста в стихотворном переводе (Тютчев и Шиллер)
проблематику эстетической полемики 1840-х гг., выявить в ней особое место братьев Майковых как представителей нового этапа в развитии русской эстетической мысли и подчеркнуть значи-
мость их поисков в контексте развития магистрального направления русской литературы 185080-х гг. - в процессе формирования основ философии и поэтики русской психологической прозы.
Литература
1. Сорокин Ю.С. В.Н. Майков и его литературная деятельность // Майков А.Н. Литературная критика. Л., 1985.
2. Скабичевский А.М. Литературные воспоминания. М.; Л., 1928.
3. Яновский С.Д. Письма к Ф.М. и А.Г. Достоевским // Достоевский. Статьи и материалы. Б. м., б. г. Сб. 2.
4. Майков В.Н. Стихотворения Кольцова // Майков А.Н. Литературная критика. Л., 1985.
5. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. М.; Л., 1967.
6. Белинский В.Г. Полн. собр. соч. и писем: В 13 т. М.; Л., 1953-1959.
7. Усакина Т.И. Петрашевцы и литературно-общественное движение сороковых годов XIX века. Саратов, 1965.
8. Манн Ю.В. Валериан Майков и его отношение к «наследству» // Манн Ю.В. Русская философская эстетика. М., 1969.
9. Морозова О.М. К вопросу о полемике двух критиков (В. Белинский и В. Майков) // Уч. зап. МГПИ. 1970. № 389.
10. Поддубная Р.Н. Бекетовско-майковский круг в идейных исканиях Ф.М. Достоевского 1840-х годов // Освободительное движение в
России. 1978. № 8.
11. Майков А.Н. Отрывок из статьи о выставке // ИРЛИ. 16615.
12. Майков В.Н. Стихотворения А. Плещеева. 1845-1846 // Отечественные записки. 1846. Т. ХЬУШ. № 10. Отд. VI.
13. Языков Д.Д. Жизнь и труды А.Н. Майкова. Материалы для истории его литературной деятельности // Русский вестник. 1897. № 5, 7,
11, 12.
14. Майков А.Н. Выставка в Императорской академии художеств // Современник. 1849. Т. VI. № 11. (Анонимно).
15. Майков А.Н. Годичная выставка в Императорской академии художеств // Там же. 1847. Т. VI. № 11. (Анонимно).
16. Майков А.Н. Годичная выставка в Императорской академии художеств // Там же. 1850. Т. XXIV. (Анонимно).
17. Майков А.Н. Годичная выставка в Императорской академии художеств // Там же. 1851. Т. XXX. (Анонимно).
18. Майков В.Н. Соч.: В 2 т. Киев, 1901.
19. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1971.
20. Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1987.
Н.Е. Разумова
ПЕРЕКОДИРОВКА ТЕКСТА В СТИХОТВОРНОМ ПЕРЕВОДЕ (ТЮТЧЕВ И ШИЛЛЕР)
Томский государственный педагогический университет
Переводы составляют далеко не основную, но в то же время весьма существенную часть в творческом наследии Ф.И. Тютчева. Естественно при этом, что среди переводимых авторов преобладают немецкие поэты; Шиллер по числу переводов (5) занимает третье место после Гёте (15 стихотворений) и Гейне (8). Переводы из Шиллера разделены несколькими десятилетиями: первые появились в начале 1820-х гг. («Гектор и Андромаха» -«Hektors Abschied»; «Песнь радости» - «An die Freude»); остальные - в начале 1850-х («Поминки» - «Das Siegesfest»; «С озера веет прохлада и нега» - «Es lachelt der See, er ladet zum Bade...»; «С временщиком фортуна в споре...» -«Das Gluck und die Weisheit»). Все переведенные из Шиллера стихотворения объединяются явствен-
ным драматическим началом, которое глубоко органично прежде всего для творчества немецкого поэта и драматурга, но также и для поэзии Тютчева с характерной для нее внутренней диалогичностью, «полисубъектностью авторского сознания» [1, с. 121]. Однако суть этого драматизма у двух авторов принципиально различна. Тютчев приспосабливает шиллеровский текст к выражению совсем иной системы мировидения.
Для удобства сопоставления приведем сначала тексты оригинала (с подстрочником) и тютчевского перевода.
F. Schiller
Es lachelt der See, er ladet zum Bade,
Der Knabe schlief ein am grunen Gestade,
Da hort er ein Klingen,
