CC BY
81
и методов. Эта потребность назрела уже давно и в последнее время актуализировалась в связи с массовизацией документных коммуникаций. Более того, по-новому определяется сфера приложения документной лингвистики как учебной дисциплины, она сможет транслировать знания, которые комплементарны для профессионального, дополнительного и поствысшего образования и которые востребованы в макросоциальном пространстве самым широким контингентом, так как составление документов включается в систему любой социальной деятельности как необходимый и обязательный компонент.
Обозначенные некоторые направления «перезагрузки» документной лингвистики рождают стимулы к прогрессивному движению, показывают перспективы в теоретических исследованиях и практических приложениях. Можно надеяться, что дисциплина сможет занять положение, принадлежащее ей по значимости задач, ибо в современном, ориентированном на новации обществе лишь та наука может вписаться в систему знаний, которая обладает креативной способностью создавать новые идеи и знания, находящие широкую область плодотворных применений.
Примечания
1. Янковая В. Ф. Документная лингвистика: учебник. М.: Академия, 2011. С. 5.
2. Франк Ф. Философия науки. М.: Иностранная литература, 1960. С. 56.
3. Столяров Ю. Н. О закономерностях функционирования документокоммуникационной системы // Вестник Челябинской академии культуры и искусств. 2009. № 2(18). С. 21.
4. Косова М. В. Системность как свойство документного текста // Вестник ВолГУ. Сер. 2. Языкознание. 2012. № 1(15). С. 8.
5. Кушнерук С. П. Документная лингвистика: русский деловой текст: учеб. пособие. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1999; Роготнева Е. Н. Документная лингвистика: учеб. пособие. Томск: Изд-во ТПУ, 2011; Чулко-ва С. Б. Документная лингвистика: учеб. программа. Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2010; Янковая В. Ф. Указ. соч.; Ларьков Н. С. Актуальные проблемы докумен-товедения на современном этапе // Материалы I Все-рос. науч.-практ. конф. «Документ в меняющемся мире». Томск, 2004. С. 4.
6. Богатова Е. Б. Философское осмысление феномена «документ» // Исторические, философские, политические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2011. № 7 (13). С. 32-36.
7. Богатова Е. Б. Анализ актуальных проблем современного общества в проекции на документную сферу // European Social Science Journal. М., 2013. № 3. С. 245-253.
УДК 82
М. Г. Матлин
СВАДЕБНАЯ ИГРА В «ПОКОЙНИКА»
В ПРАЗДНИЧНО-ОБРЯДОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ РУССКОГО СЕЛА
Статья посвящена исследованию свадебной игры в «покойника». На богатом и уникальном фольклорном материале, собранном в результате многолетних экспедиционных исследований на территории Ульяновской области, показывается, что данная игра есть часть большого и уникального пласта народной смеховой культуры. Календарные и похоронные обряды, молодежные игры и развлечения, детские забавы - вот тот круг, в который входит данная свадебная игра.
The article investigates the wedding game element in the "dead man". The rich and unique folklore material collected as a result of many years of field research in the Ulyanovsk region, we show that this game is part of a large and unique culture of folk humor formation. Calendar and funeral rites, youth games, children's games - here is the circle, which includes this wedding game.
Ключевые слова: игра, народный театр, свадьба, обряд, праздник.
Keywords: game, folk theater, wedding, ritual, celebration.
Послесвадебный этап русской традиционной свадьбы XIX—XX вв. характеризуется многообразием таких смеховых форм [1], в которых можно увидеть процесс, определенный В. Е. Гусевым как движение от обряда к народному театру [2]. В одних случаях это смеховое театрально-игровое начало присутствует только локально, появляясь лишь в определенной фазе обряда, как, например, в обряде посещения молодой/молодыми водного источника [3]. В других, как, например, в обрядовом действе «Ярку искать» [4], оно полностью охватывает его, определяя облик участников, их действия, исполняемые ими словесные и словесно-музыкальные тексты, что позволяет квалифицировать это действо как явление народного театра.
Происхождение и развитие этих и других сме-ховых форм в послесвадебной обрядности, взаимодействие в них ритуально-мифологической семантики и театрально-игровой стихии — сложная и пока еще далекая от решения научная проблема. Особый интерес в этом отношении представляет обрядовое действие, для номинации
Публикация подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда -проект № 13-04-00254
© Матлин М. Г., 2014
которого исследователями, а иногда и носителями традиции используется лексема игра, в частности игра в «покойника».
Игра в «покойника» представляет собой небольшую сценку, разыгрываемую на второй день свадьбы. Она может входить в качестве своеобразной интермедии в состав действа «Поиски обрядового животного», но может разыгрываться как самостоятельное и отдельное представление. Учитывая особую значимость «пространственной структуры обряда» (M- и F-локусы) [5], можно выделить три основные версии игры в зависимости от места разыгрывания сценки.
I. Дом жениха
«А примерно, от невесты идут к жениху, видь спирьва, ищут молодку-ту, а тут покойник. "Какая у нас молодка? Какие нам пиры? У нас покойник, а вы молодку искать сюды идёти!" Вот так чудили» [01.2005; с. Потьма, Карсунский район, Ул.; Замошникова М. Д., 1929 г. р.; зап. Слепцова И. С.].
II. Дом невесты
«На второй день жениха и невесту прятали. Их искали ряженые: цыганка, врач, прокурор, пастух. В доме невесты имитируют покойника. "Покойник" ложится на лавку, а врач пытается его оживить. "Покойник" не должен говорить, двигаться, и только после того, как ему нальют рюмочку, он оживает. Как "оживят покойника", идут искать ярку» [5.07.1993; с. Садовое, Новоспасский район, Ул.; Белова К. И., 1912 г. р.; зап. Плют И.].
III. На улице во время перехода от дома жениха к дому невесты
«У нас один был старик, он все время "умирал" на свадьбе. Вот сделают доски, привяжут носилки, понесут покойника. Кто вопит, кто чёво...<...> Ну, ляжет и всё. Тащат по всему селу с полотенцами, доску широкую найдут, доску положат на полотенец и нясут. Кто-нибудь сзади, озорник, какая-нибудь баба-шутница идёт вопит. Вино будут лить в рот — он вскочит. Свадьба есть свадьба. Принёсут туды с покойником. "Умер вот на свадьбе"» [10.07.2001; с. Новиков-ка, Старомайнский район, Ул.; Аристова В. Я., 1937 г. р.].
Внутри каждой версии, в свою очередь, существуют варианты игры в зависимости от завершения сценки. Во-первых, она может завершаться «воскресением» покойника в результате целенаправленных действий одного из персонажей, во-вторых, покойник может «оживать» сам, и, в-третьих, ни «воскресения», ни «оживления» не происходит.
А. «"Покойник" ляжет на лавку. Врач ему укол делает. Когда входит беседа (гости, которые идут в дом невесты), родители невесты говорят: "Беда на нас. Упокойник". Ему "укол делают", натира-
ют, лечат. Он вскакивает и начинает плясать» [13.07.1979 г.; с. Пятино, Инзенский район, Ул.; Гнедова Л. М., род. в с. Валгуссы Инзенского района, 1913 г. р.; зап. Чередникова М. П.].
B. «[Разыгрывали ли сценку с покойником?]. Ложился кто-нибудь на лавку, как мёртвый. Все вупят, вупят. А потом встаёт — ожил. И все чудить начинают, веселиться» [4.07.2008; р. п. Чер-даклы, Чердаклинский район, Ул.; Епишина А. Н., 1933 г. р.; зап. Екачева Е. П.].
C. «И иногда в доме невесты устраивали игру в "покойника". После того как отгуляют у жениха, все родственники идут в дом невесты. А в это время в доме невесты, где уже накрыты столы к свадебному пиру, какого-нибудь человека кладут на стол как "покойника". Закрывают его ва-толой, а всем тем, кто идет к ним в дом на свадьбу, говорят родственники невесты, что у них траур — покойник, что нужно идти потише. В дом не впускают. В доме дым, так как один из родственников как поп ходит с кадилой вокруг "покойника". Плачут. В дом входят двое или несколько мужчин со стороны жениха, берут "покойника", выносят его из дома. Только теперь свадьба снова продолжается» [20.02.1978 г.; с. Потьма, Карсунский район, Ул.; Козлова З. И.; зап. Тугано-ва В.].
В некоторых записях информант не указывает, в каком доме разыгрывается сценка, потому что и для него, и для собирателя это ясно из контекста разговора. «Играли в покойника. Идёт беседа, а какой-нибудь мужчина ляжет на передней лавке, накроют его холстом, а около него плачущие сидят. Или врач придет, разденет больного, укол ему делает» [12.07.1979; с. Аксаур, Инзенский район, Ул.; Томилина Е. В., 1909 г. р.; зап. Чередникова М. П.]. В данном случае лексема «беседа», обозначающая в этом селе гостей со стороны жениха, делает понятным, что в «покойника» играли в доме невесты.
Вариативна была и центральная часть сценки — она могла включать в себя пародийные отпевание и лечение, только отпевание или только лечение.
Лечение и отпевание. «[Разыгрывали ли сценку с покойником?]. Да! Вот к некоторым в избу заходишь — там лежит "покойник". Рядом сидят бабы вопят — или же мама, или же папа умер. Ну, кто умеет, — причитывает, а кто не умеет — так плачут. <...> Вот который терпеливый "покойник" — чего хочешь делай! Мы и колем его, и таблетки даем — даже не пошевелится. Ну а кто не может — тот и не ляжет! Там засмеешься — и тут же вскочишь» [2.07.2008; с. Ружеевщино, Сурский район, Ул.; Андреева Р. П., 1938 г. р.; зап. Новикова В. В.].
Только лечение. «Ряженым подносят самогонки. Они сначала отказываются, говорят: "Само-
гонкой не откупитесь, старуха-то вон у нас умирает!" — "А мы и ей лекарства дадим". Разливают старухе самогонку. Она оживает, начинает плясать» [10.07.1981; с. Барышская Слобода, Сурс-кий район, Ул.; Шмакова Н. Г.,1903 г. р.; зап. Симонова С., Борисова С.].
Только отпевание. «Второй день ходили "репьем" наряженные (репей, кудель вешали на себя). <...> Утром, в обед идут — в избе "покойник" — женщина или мужчина. Ряженые говорят: "У нас упокойник, а вы куда идет?" Начнут женщины плакать нарочно. Лапоть как кадило. Женщины встречают. У них гребень, веретено, донце. Встанут, обольют водой. Все смеются. Потом за стол садятся» [11.07.1980; с. Большая Борисовка, Ин-зенский район, Ул.; Ладонина Н. Т., 1912 г. р.; зап. Матлин М. Г.].
В некоторых вариантах особо выделяется сочетание плача и смеха, шутовского отпевания и разнузданной пляски возле «покойника», которого, в конце концов, тоже включают в это безудержное веселье. «Ряженые заходят в избу жениха, лежит "покойник" — женщина или мужчина. На лавке лежит в своей одежде, в руках платочек. Возьмут кто какой лапоть. Помотают лапоть, перевяжут его, на лавку вешают перед покойником. Вокруг покойника все плачут. "У нас горе, у нас покойник. Зачем поёте да пляшете?" Ряженые поют, пляшут. Подымут покойника, начнут петь да плясать кто во что горазд» [07.1980; с. Малая Борисовка, Инзенский район, Ул.; Юдина А. Г., 1913 г. р.; зап. Симонова С. А.].
Чтобы остановить причитания, преодолеть препятствие, использовали универсальное средство — давали алкоголь. «Ряженым подносят самогонки. Они сначала отказываются, говорят: "Самогонкой не откупитесь, старуха-то вон у нас умирает!" — "А мы и ей лекарства дадим". Разливают старухе самогонку. Она оживает, начинает плясать» [10.07.1981; с. Барышская Слобода, Сур-ский район, Ул.; Шмакова Н. Г.,1903 г. р.; зап. Симонова С., Борисова С.].
Различны были способы изображения «покойного», действия над ним, реакция участников сценки и зрителей.
Самый простой способ создания «покойника» — положить на лавку или стол мужчину или женщину и накрыть его/ ее каким-либо белым материалом — простыней, ватолой и проч. «"Покойника" просто покрывали покрывалом или простыней» [04.07.2003; с. Ясашная Ташла, Те-ренгульский район, Ул.; Спирина А. С., 1929 г. р.; зап. Грунявина Ю. П.]; «Какого-нибудь человека кладут на стол, как покойника. Закрывают его ватолой» [20.02.1978; с. Потьма, Карсунский район, Ул.; Козлова З. И.; зап. Туганова В.].
Однако могли и более полно имитировать традиционную одежду, в которую обряжали умер-
шего, — надевали лапти, белую холщовую рубашку, в руки давали свечку. «Ну как, нарядют его, конечно, в чистенькое, чистеньким он там лежит. Ну, кто для шуток лапти наденут на него, кто там, может быть, ну, раньше холщовые рубашки были, у кого, может, сохранились, наденут на него кто-нибудь» [7.07.2001; р. п. Новоспасское, Новоспасский район, Ул.; Новикова К. И., 1929 г. р.; зап. Аминова А. Р.]. «А его наряжали даже в белое, одевали белые тапочки» [13.07.1997; р. п. Николаевка, Николаевский район, Ул.; Жукова А. А., 1922 г. р.; зап. Тимошкина М. А.]. «Идем "ярку" искать, а они сделают — лежит "покойник" на скамейке у них, лежит, еще свечку держит, вот» [7.07.2001; р. п. Новоспасское, Новоспасский район, Ул.; Новикова К. И., 1929 г. р.; зап. Аминова А. Р.].
Среди действий, совершаемых над «покойником», были прежде всего разнообразные способы его «лечения»: «Мы и колем его, и таблетки даем» [2.07.2008; с. Ружеевщино, Сурский район, Ул.; Андреева Р. П., 1938 г. р.; зап. Новикова В. В.], «только после того, как ему нальют рюмочку, он оживает» [5.07.1993; с. Садовое, Новоспасский район, Ул.; Белова К. И., 1912 г. р.; зап. Плют И.], «Ему "укол делают", натирают, лечат» [13.07.1979 г.; с. Пятино Инзенского района Ул. обл., Гнедова Л. М., род. в с. Валгуссы Инзенс-кого района, 1913 г. р.; зап. Чередникова М. П.], «Когда заканчивали игру, некоторые его опрыскивали, чтобы он оживился, смотря чем да как» [13.07.1997; р. п. Николаевка, Николаевский район, Ул.; Жукова А. А., 1922 г. р.; зап. Тимошкина М. А.]).
Участники сценки, например «доктор», а, иногда и зрители, щекотали «покойника», снимали с него одежду. «Он ["покойник" — М. М. Г.] лежит, гости начинают его раздевать, начинают щекотать, штаны с него снимать» [07.1999; с. Ясашная Ташла, Теренгульский район, Ул.; Винокурова Е. Т., 1941 г. р.; зап. Андреева М. С.]; «Там шутки есть шутки, свадьба есть свадьба. Снимает с него брюки, если это мужчина, если женщина — поднимают, снимают с нее платье» [10.07.1997; с. Вешкайма, Вешкаймский район, Ул.; Кувшинникова Г. С., 1953 г. р.; зап. Матвеева М. А.].
От «покойника» же требовалось одно — не двигаться, не говорить, не смеяться. «"Покойник" не должен говорить, двигаться и только после того, как ему нальют рюмочку, он оживает» [5.07.1993; с. Садовое, Новоспасский район, Ул.; Белова К. И., 1912 г. р.; зап. Плют И.].
Отпевание, пародирующее церковное, совершалось в соответствии с народной смеховой традицией святочной, театральной — кто-либо наряжался попом, вместо кадила брали лапоть, а окропляли, взяв в руки веник. «Начнут женщины
плакать нарочно. Лапоть как кадило» [11.07.1980; с. Большая Борисовка, Инзенский район, Ул.; Ладонина Н. Т., 1912 г. р.; зап. Матлин М. Г.]. «В доме дым, так как один из родственник, как поп, ходит с кадилой вокруг покойника» [20.02.1978; с. Потьма, Карсунский район, Ул.; Козлова 3. И.; зап. Туганова В.]. «Ходит женщина (сваха) и брызжет вокруг веником, намоченным в воде, так что гости не могут подойти к столу» [25.01.1995; с. Бекетовка, Сенгилеевский район, Ул.; Иванова 3. П., 1930 г. р.; зап. Т. В.].
Причитания, исполняемые над «покойником», представляли собой по преимуществу импровизированные вопления или заплачки. «[Разыгрывали ли сценку с покойником?]. Да! Вот к некоторым в избу заходишь — там лежит "покойник". Рядом сидят бабы вопят — или же мама, или же папа умер. Ну, кто умеет, — причитывает, а кто не умеет — так плачут» [2.07.2008; с. Ружеевщи-но, Сурский район, Ул.: Андреева Р. П., 1938 г. р.; зап. Новикова В. В.]. «И кто-нибудь сидит и причитает: "Милый ты мой. Как я буду жить-то. Да что ты как рано ушел?" С прибаутками там вопит над ним там, плачет, жалеет. Второй подойдет, присоединиться. Тоже начинает: "Ты что оставил нас? Что ты нас покинул?" Всякие прибаутки начнут причитать» [7.07.2001; р. п. Новоспасское, Новоспасский район, Ул.; Новикова К. И., 1929 г. р.; зап. Аминова А. Р.].
Приведенные примеры показывают, что даже на ограниченной территории (Ульяновская область) данная традиция, во-первых, имела в ХХ в. достаточно большое распространение, охватывая северные, центральные и южные районы (всего данная игра зафиксирована в 28 селах 14 районов), а во-вторых, обладала богатой и развитой театрально-игровой выразительностью.
Зафиксирована эта традиция и в других регионах России. В частности, как указывала Н. Н. Ги-лярова, она весьма распространена в Пензенской области [6]. В сводной таблице, приведенной в статье, отмечено два варианта мест разыгрывания игры — на улице и в доме при абсолютном преобладании дома. Немногочисленны были и плачи — зафиксированы только в двух селах [7]. О длительности существования этой традиции на данной территории говорит публикация описания игры в «покойника» в «Живой старине» (1905 г.) [8].
3аписана эта игра и в Нижегородской области [9]. Отмечено ее существование в свадебной традиции Рязанской области [10; 11]. Упоминает об «игре в покойника» на территории Севского района Брянской области О. А. Славянинова [12]. О существовании данной традиции в Тамбовской губернии свидетельствует публикация в «Тамбовских губернских ведомостях» [13]. Т. В. 3уе-ва и Б. П. Кирдан указывали, что она присут-
ствовала также в Курской, Орловской, Воронежской губерниях [14].
При анализе этой свадебной игры принципиально важно учитывать, что она существовала не как отдельное и уникальное явление, а как один из вариантов игры этого типа в обширном и разнообразном контексте традиционной культуры, входя в похоронно-поминальную и календарную обрядность, в игры и развлечения детей, молодежи, взрослых мужчин и женщин, т. е. в различного рода смеховые действия с покойником, около покойника и собственно игры в покойника.
Особо популярна эта игра была в святочной обрядности. «"Каранили" мы и "винчали". Ка(г)-да куклу клали, а ка(г)да проста так чылавек лягит вот на скамейку, и вот "каранили" яво. Атпява-ли. Да, куклу из саломы делали. Ну мала, мы эта, мала, куклу-ти... Вот проста, такая у нас была свая ахотливая дивчонка, и ана, как ей ска-жишь, ана: "Давайти, я лягу!" Вот и лягит и всё. И вот лижит и надсмишают иё и всё, и анна ни-ка(г)да ни засмиёцца, лижит как будта ей... Ат-пявали. Вот всё: "У папб была каза серая" — эта пели. Да. Я вот, как "поп". Адияла на сибя вот накину, вот булавкай застягну, а в руки смётак или лапать. И вот хажу, кадю. Эт(а) мая работа была. Я всё гаварю, миня за эта Гасподь наказы-ва(а)т. Как, бишь, иё начынают-та? У папа была каза серая, И павадилась к падмарю на проса хадить. А падмарь-ат иё падкараулил убил И павесил иё над паповыми варотами. А поп-ат выходит Богу молицца, Слава тибе, казляти на распятия, Куда тибя черти запятили? У нас благачынный был сирдитай, Давайте на няво асердимся, Ни пайдём ни к абедни, ни к заутрини, Штобы он нам паставил бочку зелена вина, И павесил кавши-ти медныя, А мы падайдём да выпьим И пайдём мы ат папа-та пьяныя И запаём мы:
Паласа ты наша, палосынька, Ни пахына, ни барновына, Зарасла ты наша палосынька Ельничкам да бирезничкам, Да ишо горьким асинничкам. Тут и шла, прашла каза Симионавна...» [15] «Шуточная имитация похорон, — как отмечают исследователи, — была одним из развлечений молодежи в келье. Обычно так развлекались девушки в отсутствии парней. В шутовской форме они разыгрывали оплакивание и отпевание покойника» [16]. Эту игру девушки также могли разыгрывать в кельях и на другие праздники [17].
Помимо святочной традиции игра в «покойника» на территории Ульяновской области, как
и во многих других областях России, совершалась и в иные календарные сроки. Могла исполняться она и в будни. И. С. Слепцова и М. П. Че-редникова в статье «В покойника играть» [18], опираясь на богатый материал, собранный в Ульяновском Присурье, указывают, что ею «развлекались во время перерыва в работе, когда уходили в поля на весь день полоть, косить или жать», ибо эта ситуация, «когда собиралось много хорошо знакомых между собой людей, сама провоцировала устройство разнообразных забав и развлечений» [19]. Инициаторами игры «выступали женщины или девушки, которые имели репутацию "чудаков" и которые были зачинщиками и других подобных игровых акций. Часто при этом разыгрывали сценки, имитирующие и пародирующие настоящие похороны с убиранием и оплакиванием покойного, его отпеванием, которое проводилось "попом" и т. п. <...> Формулы отпевания имели, как правило, фарсовый характер» [20]. Как и в святочной игре «в некоторых селах в конце игрового действия "покойник" вскакивал и гонялся за участниками представления, стараясь поймать их» [21]. В с. Кадышево «кроме убирания и отпевания "покойника" его еще и несли на носилках хоронить на берег озера» [22]. Такие «похороны» могли разыгрываться и во время любого колхозного праздника [23].
Подобные формы озорства, подшучивания парней над девушками, взрослых над детьми были широко распространены и в другое время года. В отличие от святочных забав, которые имели более или менее постоянный характер и органично вписывались в обрядовую традицию, озорство и подшучивание часто имели спонтанный характер, порождались отдельными людьми, для которых смеховое поведение есть «особый стиль мышления и способ коммуникации» [24]. «"Покойником" [наряжалась] это лет шеснаццать было, пятнаццать. Колоду вытащили, там мы у попа во дворе, я лёгла в эту, в колоду, цветами нарядили. Там сырени, сыренью уладили всё. У матери холсты утащила, вынисли. А женшчыны сидели напротив: "Да батюшки!" — Со двора-то [побежали]. — "Покойник!" Кинулись! "А ба! Да ты што!" Наряжалась...» [25]
Имитацию похорон с последующим воскрешением «покойника» являли собой также некоторые детские игры, представлявшие собою такое же традиционное игровое освоение похоронной традиции, какой была и игра в свадьбу [26, с. 240].
Все, кто так или иначе обращался к анализу святочной игры в покойника, отмечали ее близость к таким игровым и хороводным песням весеннего цикла, как «Кострома», «Дударь» и другие [27; 28], народной драме «Маврух» [29], сценке похорон в кукольном театре Петрушки [30].
К приведенным примерам можно добавить и несомненную связь одного из персонажей свадебной игры в «покойника» — врача — с традиционным образом лекаря в народном театральном искусстве. Так, в его монологе-выходе в театре «Петрушка» звучат слова, прямо отсылающие к свадебной игре: «Я доктор-лекарь, с-под Каменного моста аптекарь, мертвых вылечаю (выделено мною. — М. М.), здоровых на тот свет отправляю» [31].
В похоронно-поминальной традиции восточных, западных и южных славян также существовали игровые действия, близкие святочной игре в «покойника», на что обратил внимание В. Е. Гусев [32]. На Западной Украине они были живой традицией еще в начале XX в.
Е. Е. Левкиевская в словаре «Славянские древности» в статье «Игры при покойнике» отмечает, что это — «элемент з.-укр. похоронного обряда, приуроченный к первой или второй ночи после кончины, реже — после погребения, когда родственники и соседи устраивают посиделки в доме, где лежит покойник» [33]. Она выделяет четыре типа таких игр: «игры с покойником, основой которых служит символическое "бужение", "оживление"; игры, имитирующие отпевание и похоронный обряд; эротические игры, имитирующие половой акт; "состязательные" игры, соревнования в ловкости, быстроте и смекалке» [34]. Соответствия как со святочными, так и свадебными играми в «покойника» имеют только первые два типа. В играх первого типа «умершего тянут за ноги, приглашая подняться, хватают за волосы и просят догадаться, кто это сделал, щекочут в носу соломинкой или веткой, чтобы заставить рассмеяться» [35]. В играх, которые имитируют похоронный обряд, «роль покойника исполняется кем-нибудь из участников посиделок. Его кладут на лавку, накрывают полотном. Другой парень переодевается в женское платье и начинает причитать, изображая жену "покойного". Третий участник игр наряжается священником — ему надевают на голову красный колпак, из фартука делают облачение, а спину украшают крестом из газеты или картофельных очисток. "Священник" берет в руки башмак, кожаный лапоть или горшок на веревке с тлеющей ветошью и пародирует отпевание. <...> В это время двое парней пытаются сбросить "покойника" на пол. Он увертывается от них и убегает»
[36].
Об этой же западно-украинской традиции пишет в своей книге «Заклятие смехом: Опыт истолкования языческих ритуальных традиций восточных славян» С. К. Лащенко, приводя многочисленные примеры различных игр при покойнике, с покойником и давая им свое, весьма оригинальное истолкование [37]. Обращается к этой
традиции и О. А. Седакова в монографии «Поэтика обряда: Погребальная обрядность восточных и южных славян». В подобных играх в погребальном обряде, распространенных «на территории 3ападной Украины, в Карпатах», известных также словакам, сербам, она видит «реликт архаического драматического действия», который составляет «отдельную сцену в обряде» и при помощи которого «чисто драматическими средствами выражаются общие для всей обрядовой реальности семантические мотивы, темы содержательного уровня» [38].
Из приведенных примеров видно, что данная свадебная игра в «покойника» есть часть большой, весьма разнообразной и многообразной традиции, активно существовавшей в XIX—XX вв. В похоронной и календарной обрядности, играх и развлечениях людей разных возрастов присутствовал один и тот же комплекс действий, который может быть определен как игра в «покойника», представлявшая собой смеховое, доходящее до фарса инсценирование одного из этапов похоронного ритуала, включающего в себя элементы церковного обряда (отпевание священником) или ограничивающееся внецерковной похоронной традицией (исполнение причитаний). Развитие ее в рамках русской традиционной свадьбы, возникновение инноваций происходили не только в контексте эволюции традиционной свадьбы в ХХ в., но и в процессе общего изменения единого празднично-обрядового пространства села, в котором одни и те же жители были то зрителями, то участниками, то организаторами самых различных обрядов, праздников, игр, в которых, как было показано выше, одной из любимых долгое время оставалась игра в «покойника».
Примечания
1. Гура А. В. Брак и свадьба в славянской народной культуре: семантика и символика. М.: «Индрик», 2012. С. 537—543.
2. Гусев В. Е. От обряда к народному театру: (эволюция святочных игр в покойника) // Фольклор и этнография: обряды и обрядовый фольклор / отв. ред. Б. Н. Путилов. Л.: Наука, 1974. С. 49—59.
3. Матлин М. Г. Структура и семантика обряда послесвадебного цикла — посещения молодой/молодыми водного источника // Научный диалог. Вып. № 6(18). 2013. История. Социология. Этнография. Екатеринбург, 2013. С. 88—110.
4. Матлин М. Г. Ярку искать // Традиционная культура Ульяновского Присурья: этнодиалектный словарь. Т. 2. М-Я / кол. авт. И. С. Кызласова (Слепцова), А. П. Липатова, М. Г. Матлин, И. А. Морозов, Е. В. Сафронов, М. П. Чередникова и др. М.: «Инд-рик», 2012. С. 631—645.
5. Байбурин А. К., Аевинтон Г. А. К описанию организации пространства в восточно-славянской свадьбе // Русский народный свадебный обряд: исследования и материалы / под ред. К. В. Чистова и Т. А. Бернштам. Л.: Наука. ЛО, 1978. С. 89—90.
6. Гилярова Н. Н. Особенности свадебных традиций населения Пензенской области // Этнографическое обозрение. 1996. № 2. С. 41.
7. Там же. С. 46.
8. Астров Н. Крестьянская свадьба в селе 3агос-кине Пензенского у.: (Бытовой очерк) // Живая старина. 1905. Вып. Ш—1У. С. 455—456.
9. Нижегородская свадьба: Пушкинские места. Нижегородское Поволжье. Ветлужский край. Обряды, причитания, песни, приговоры / изд. подготовили М. А. Лобанов, К. Е. Корепова, А. Ф. Некрылова. СПб.: КультИнформПресс, 1998. С. 183—184.
10. Самоделова Е. Д. Рязанская свадьба: исследование обрядового фольклора. Рязань: Рязанский областной научно-методический центр народного творчества, 1993. С. 297.
11. Русская традиционная культура первой половины XX века: шацкий этнодиалектный словарь / авт.-сост. И. А. Морозов, И. С. Слепцова, Н. Н. Гилярова, Л. Н. Чижикова. Рязань: Рязанский областной научно-методический центр народного творчества, 2001. С. 127.
12. Старинная севская свадьба / записи и свод О. А. Славяниной; подгот. текстов к печати и ред. Ф. М. Селиванова. М.: Изд-во МГУ, 1978. С. 110.
13. Неч Н. Свадебные обычаи в Хворостянке Ус-манского уезда // Тамбовские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1889. № 55. 25 мая. С. 2.
14. Зуева Т. В., Кирдан Б. П. Русский фольклор: учеб. для высш. учеб. завед. М.: Флинта: Наука, 2002. С. 95.
15. Чередникова М. П. Наряженными ходить // Традиционная культура Ульяновского Присурья: эт-нодиалектный словарь. Т. 2. М—Я. С. 117.
16. Слепцова И. С., Чередникова М. П. В покойника играть // Традиционная культура Ульяновского Присурья: этнодиалектный словарь. Т. 1. А—Л. С. 238.
17. Чередникова М. П. Указ. соч. С. 118.
18. Слепцова И. С., Чередникова М. П. Указ. соч. С. 235—240.
19. Там же. С. 235.
20. Там же. С. 235—236.
21. Там же. С. 236.
22. Там же. С. 237.
23. Там же. С. 237.
24. Морозов И. А., Слепцова И. С. Игра: образ мышления. Стиль поведения. Конструирование реальности // Личность: игра и реальность / сост. И. А. Морозов, И. С. Кызласова (Слепцова); отв. ред. М. Л. Бутовская. М.: ИЭА РАН, 2010. С. 11.
25. Слепцова И. С. Пугать // Традиционная культура Ульяновского Присурья: этнодиалектный словарь. Т. 2. М—Я. С. 428.
26. Чередникова М. П., Слепцова И. С. Указ. соч. С. 240.
27. Морозов И. А. Женитьба добра-молодца: происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы»/«женитьбы». М.: Государственный республиканский центр русского фольклора; Лабиринт, 1998. С. 240.
28. Пропп В. Я. Русские аграрные праздники: (опыт историко-этнографического исследования). СПб.: Тер-ра Азбука, 1995. С. 98.
29. Чичеров В. И. Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI—XIX вв.: очерки по истории народных верований. М.: Изд-во АН СССР, 1957. С. 205.
30. Гусев В. Е. Указ. соч. С. 55, 57-58.
31. Фольклорный театр / сост., вступ. ст., предисл. к текстам и коммент. А. Ф. Некрыловой и Н. И. Са-вушкиной. М.: Современник, 1988. С. 290.
32. Гусев В. Е. Указ. соч. С. 53-56.
33. Аевкиевская Е. Е. Игры при покойнике // Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под ред. Н. И. Толстого. Т. 2: Д-К (Крошки). М.: Междунар. отношения, 1999. С. 386.
34. Там же. С. 386.
35. Там же. С. 386.
36. Там же. С. 386-387.
37. Аащенко С. К. Заклятие смехом: опыт истолкования языческих ритуальных традиций восточных славян. М.: Ладомир, 2006. С. 17-104.
38. Седакова О. А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. М.: «Индрик», 2004. С. 98.
УДК 811.11Г373
Е. Г. Никулина
УЧАСТИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНО-ОЦЕНОЧНЫХ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ В ФОРМИРОВАНИИ АФФЕКТИВНЫХ ДИАЛОГИЧЕСКИХ СТРУКТУР
В статье рассматриваются особенности эмоционально-оценочных прилагательных в их способности передавать высокоэмоциональные состояния субъекта диалогической речи.
In the article the characteristics of emotional-evaluative adjectives in their ability to convey highly emotional states of the subject are viewed.
Ключевые слова: субъективная оценка, субъективно-оценочное значение, диалогическая речь, высокоэмоциональные прилагательные, синонимическое поле, интенсифицирующая функция.
Keywords: subjective evaluation, subjectively evaluative meaning, dialogical speech, highly emotional adjectives, synonym field, intensifying function.
При рассмотрении особенностей оценочных характеристик разных частей речи можно проследить, что довольно часто оценка соотносится с именем прилагательным. В ситуациях аффекта прилагательные способны получать субъективно-оценочные значения. Эти значения развиваются у них на фоне последующего упрочнения в них модального оттенка, то есть прилагательное переживает доминирование субъективно-оценочного значения над основным предметно-логическим значением. Семантика слова становится менее определенной. Одним словом, прилагательное становится приложимым к более широкому
© Никулина Е. Г., 2014 60
кругу понятий. Значительная модальная нагру-женность и неопределенные предметно-логические значения приближают высокоэмоциональные прилагательные в их собственных значениях к междометию, что проявляется в группе субъективно-оценочных прилагательных широкой семантики.
Возьмем в качестве примера такие прилагательные, как wonderful, nice, horrible, terrible, awful, great и др. Почти все из них уподобляются междометиям с позиции субъективно-эмоционального значения, которое они имеют в разном употреблении. В словарях часто отмечаются особые значения этих слов (кроме предметно-логических) и значения, называемые "intensives", то есть «усилители». За этими словами признаются эмоционально-усилительные значения [1].
Значение качества, которым обладают прилагательные, обязательно связано с оценкой, а значит, и с эмоциональностью и экспрессивностью, если рассматриваются примеры высокоэмоциональных диалогических единств. Оценка как семантическое явление редко получает должное внимание со стороны лингвистов, проводится в основном их функциональный анализ. Рассмотрение прилагательных субъективной оценки в ракурсе эмоционального состояния аффекта дает наиболее достоверную и качественную характеристику данных лексем как маркеров стрессовых, психически неустойчивых состояний.
Подобные прилагательные могут включать в себя физиологические, личностные характеристики лица, характеристики действий и поступков действующих лиц. Нами разделяется позиция Е. М. Вольф, известнейшего специалиста в области изучения семантики прилагательного и оценочных свойств имени прилагательного, оценки как функциональной деятельности языка. Выделяя семантические особенности имен прилагательных, она подчеркивает и другую характеристику этой части речи, а именно наличие субъективно-оценочных значений и соответствующих коннотаций. Таким образом, в самой семантике прилагательных оказываются связанными семантический и прагматический планы высказываний, а у прилагательных взаимодействие этих двух аспектов отражается в их значениях [2].
Оценивающую функцию эмоциональных прилагательных можно проследить на следующих примерах: "You fucking idiot Lindahl," Josef shouted. "You absolute moron! They spent it!" (Stock, 76). В данном примере выделенные прилагательные выполняют функцию оценивания, обозначи-вания умственных качеств собеседника. Джозеф невероятно зол на друга и обвиняет его в бездействии и потере финансов по глупости, поэтому экспрессивно-эмоциональная окраска этих прилагательных субъективной оценки дает воз-
