CC BY
99
УДК 94(420).06
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2012. Вып. 4
М. В. Алексеева
СУЩНОСТЬ ВЛАСТИ И ГОСУДАРСТВА В ТРАКТАТАХ ДЖОРДЖА БЬЮКЕНЕНА1
Джордж Бьюкенен — выдающийся шотландский историк и гуманист XVI в., воспитатель короля Якова VI и автор разноплановых сочинений от поэтических пьес до политико-религиозных трактатов [1; 2; 3; 4; 5; 6; 7; 8]. Однако следует отметить, что исследователи, обращавшие свое внимание на наследие Бьюкенена, видели в нем прежде всего реформационного деятеля и достаточно редко проявляли интерес к его государственно-правовым воззрениям. Тем не менее его обществено-политические взгляды представляются значимыми для понимания как развития британской политической мысли в целом, так и конкретных форм стюартовской государственности.
Вопрос о том, что должен представлять собой настоящий законный правитель, имеет для шотландского гуманиста принципиальное значение, и недаром ему посвящена большая часть трактата «О праве управления шотландцами» [5]. Стоит отметить, что вопросом о том, каким должен быть государь, задавались многие выдающиеся мыслители, например, такие как Н. Макиавелли [9], Эразм Ротердамский [10] и другие. Обычно образ идеального правителя сводился к античным, средневековым и гуманистическим представлениям. Основывался он (с различными вариациями) на пяти основных классических добродетелях: благочестие (pietas), справедливость (^ЙШ), благоразумие (prudentia), постоянство (constantia), мужество (fortitudo). Все эти пять добродетелей рассматривались — в зависимости от эпохи — в разных сочетаниях, и на первый план могло выходить то одно, то другое. Католическая концепция, основывавшаяся на доктрине Фомы Аквинского, говорила о том, что правитель прежде всего конечно же, должен быть набожным, ибо он ответственен перед Богом и церковью. В основе протестантской (лютеранской) концепции лежит аристотелевский подход, где правитель — отец семейства, который в первую очередь ответственен за своих подданных и перед своими подданными (но ответственен он за них, естественно, перед Богом). Исходя из вышеизложенного, было бы логичным предположить, что Бьюкенен будет отталкиваться от уже устоявшихся «норм» и, скорее всего, опираться на постре-формационную традицию, т. е., например, на Кальвина (который должен быть ему ближе) или Лютера. Однако если мы и видим какую-либо преемственность, то это, скорее, преемственность в восприятии античной, прежде всего древнеримской традиции.
В этом аспекте для начала необходимо разобраться, в чем же непосредственно, по мнению Бьюкенена, заключается сущность власти правителя. Сам автор предлагает рассматривать этот вопрос, изначально поделив власть на законную и тираническую. Естественно последняя форма власти является для него совершенно неприемлемой. В качестве примера таких правителей он приводит довольно «хрестоматийных»
1 Статья подготовлена в рамках проекта «От сословно-представительской к абсолютной монархии: социальные и политические основы трансформации» при поддержке гранта РГНФ, Грант № 12-01-00366 2011-09-30. © М. В. Алексеева, 2012
тиранов — Калигулу, Нерона и Домициана, говоря о них следующее: «... Если вы спросите, что думают о Калигуле, Нероне или Домициане. Я уверен, что никто не будет настолько глуп, чтобы назвать их достойными правителями, или сказать, что эти люди были не по заслугам наказаны.» [5, р. 5]. По его мысли, их правление не пошло на пользу ни их империи, ни людям, которыми они управляли. Оно было лишено законности, и, следовательно, сами тираны понесли совершенно справедливое наказание за свои злодеяния.
Несмотря на то, что тирания как форма правления корнями своими уходит глубоко в античность, Бьюкенен предлагает рассматривать ее современный вариант отдельно от изначального. Для античности, и в первую очередь — для древней Греции, тиран — это прежде всего человек, силой захвативший власть. В этом шотландский гуманист не находит ничего плохого. Ведь «под теми, кого мы называем тиранами, и греки и латиняне имели в виду тех, кто получал аристократическую власть в свои руки. и герои, и другие выдающиеся люди, и даже великие боги, например, сам Зевс, называются тиранами.» [5, р. 25-26]. То же, что понимается современным Бьюкенену обществом как «тиран», сильно от этого отличается. Античный тиран, исходя из концепции Бьюкенена, после захвата власти, может править странной и своими подданными в рамках закона и принося им благо. К тому же, как отмечается, они «стали называться тиранами не потому, что они стояли выше закона. Они были людьми, присвоившими себе власть, но поддержанными и выбранными народом, то есть — законными тиранами.» [5, р. 26].
Что же в таком случае, тирания для Бьюкенена? Сам он отвечает на этот вопрос следующим образом: «.Тиран — это правитель, который получил власть не по воле народа; .правитель, ставящий себя выше закона и удерживающий власть силой.» [5, р. 26]. Правда, далее он напишет о том, что тираном может стать и изначально праведный властитель, который просто встал на неверный путь.
Между королевской и тиранической властью для Бьюкенена есть существенная разница. Еще Аристотель писал о том, что тирания есть «патос», т. е. извращенный государственный строй, и в этом понимании с точки зрения цели правления противоположный монархии. Согласно нему (и на это же ранее в своем «Государстве» настаивал его учитель Платон), тирания не только неправильное, она — самое худшее из всех государственных устройств.
Вслед за Аристотелем и особенно Цицероном Бьюкенен говорит о том, что тирания, по сути своей, противна человеческой природе и природе в целом. Опровергая саму идею благоустроенного политического порядка, тиран в своем правлении руководствуется только личными интересами, что ни в коем случае не может рассматриваться положительно. Да, тиран у Бьюкенена, как и греческий тиран, как правило, захватывает власть силой. Но в отличие от античного властителя, которого поддерживает народ, его никто не поддерживает. «Между королевской и тиранической властью есть много различий <.>. Королевская власть соответствует природе, она естественна; тирания природе противоестественна; король управляет людьми, которые с готовностью признают его власть; тиран управляет безвольными существами; королевская и политическая власть есть управление свободными людьми свободным человеком; тирания — это господство над рабами. Король правит сообразно интересам общим, тиран же — сообразно своим личным.» [5, р. 26-27].
Тирана все только боятся, однако власть не может держаться на страхе, она должна держаться на законе и заботе о своих подданных, при тирании же наблюдаются лишь
страх подданных, беззаконие и безнравственность. Вообще, для Бьюкенена безнравственность — одно из худших явлений, и, придерживаясь в этом вопросе стоицизма, он считает, что добродетель — самое важное для счастья, в том числе и (первоначально), для счастья государства. Она заключается в первую очередь в нравственном понимании сути вещей. В том же, что касается тирании, ничего нравственного Бьюкенен в ней не видит, следовательно, государство не может нормально функционировать при подобном образе правления. Кроме того, при нем не могут хорошо жить и подданные властителя. То есть тиран — это не только враг государства и государственного устройства, он в первую очередь враг общества, как и любой человек, преступивший закон. «Те, кто правит или живет, отходя от закона, — говорит Бьюкенен, — они — словно грабители и воры. <.> Они должны быть названы врагами Бога и людей. Их следует даже считать, скорее, какими-нибудь разбойничьими или хищными животными, нежели вообще людьми. Монстры, подобные им, убивающие и разрушающие ради своего блага. Если бы я имел достаточно власти издавать законы, я бы приказал подобного рода людей отправлять в ненаселенные районы, или скитаться в самые бездны моря, чтобы они были как можно дальше от земли и не заражали своей смертельной болезнью здоровых людей.» [5, р. 27-28].
Бьюкенен приходит к выводу, что единственный способ «спасения» государства в подобном случае — это свержение тирана. Он настаивает на том, что правитель, попирающий законы и заботящийся не о благе собственных подданных, а о своем собственном благе, должен быть отстранен от власти, возможно, даже силой, а при необходимости и сопротивлении может быть даже убит. Это утверждение шотландского гуманиста отчасти близко к политическому учению монархомахов, призывавших именно к убийству тиранического правителя. Бьюкенен действительно, так же как монархомахи, оправдывает восстание против тирана и даже его убийство во имя соблюдения норм закона и естественного права, ибо ни один человек, с его точки зрения, не может стоять выше закона. В любом случае это идет только на пользу государству и его населению. Ведь если вас плохо лечит ваш врач, вы вправе отказаться от его услуг, чтобы не навредить собственному организму. Правитель есть врач тела государственного, и для того, чтобы избежать нанесения вреда государственному телу, при его неправильном «лечении» и не поддержании его в нужном порядке, следует такого врача отстранить. Ниже мы остановимся подробнее на этой аналогии.
Можно с уверенностью сказать, что трактат писался с конкретной целью — оправдать низложение Марии Шотландской. При подобном рассмотрении тирании, читатель, следуя логике автора, неизбежно должен был сам прийти к выводу, что королева Шотландии была отстранена от власти вполне обоснованно и соответствии с правовыми нормами: ведь она полностью подходит под то определение, которое Бьюкенен употребляет к властителю-тирану. Следовательно, если она, является тираном, что несомненно, ее власть совершенно губительна для Шотландии и ее государственности.
Но как же в подобном случае должен выглядеть с точки зрения Бьюкенена идеальный правитель? Прежде всего, и это следует из его рассуждений о тиранах, истинный король — это тот, кто поставлен, дабы служить интересам народа. Важным моментом здесь является именно тезис о выборности власти, что соответствовало сложившемуся у шотландцев обычаю. Народ выбирает себе короля (и даже если король получает свою власть по наследству, для Бьюкенена это право наследования является не чем иным, как подтверждением того, что народ уже когда-то сделал свой выбор) исключительно
для защиты своих интересов, для того, чтобы король заботился о своих подданных. Истинный правитель никогда не будет думать о своих выгодах, интересах и ставить личную выгоду выше выгоды народа и государства. Первостепенная его задача — именно опека подданных. В данном аспекте шотландский гуманист опять-таки опирается на традицию, идущую еще от Аристотеля, согласно которой «добродетельный царь — словно пастух, пекущийся об овцах, внимателен к ним, дабы у них все было хорошо» (Arist. №с. ЕЛ. VIII, 13 (IX), 1161 а 12-15).
Далее, следуя за традицией стоической философии, Бьюкенен пишет о том, что главные добродетели, которыми должен быть наделен король — это мудрость, справедливость и храбрость. Правитель должен быть именно таким, ибо все эти добродетели совместимы с общим благом. Знание того, что справедливо здесь и сейчас, или знание того, что по природе своей хорошо или плохо, и является подходящим или не подходящим для общества и государства. Оно не может быть отвлеченным научным званием, это именно мудрость правителя. Устанавливать же, что справедливо в каждом случае, есть функция политического искусства или мастерства [5, р. 8-9]. Это искусство или мастерство может быть сравнимо с уже упомянутым искусством врача, который определяет, что в каждом случае благотворно и хорошо для человеческого тела.
Таким образом, правитель — это не только «пастух», ведущий свое стадо и заботящийся о нем, это еще и врач, искусно владеющий своим ремеслом. Подчеркнем еще раз, что политика и управление государством воспринимаются Бьюкененом исключительно как искусство, а не как у Кальвина — в форме призвания: подобно тому, как у «грамматики, медицины и агрикультуры есть свои законы и принципы» [5, р. 9], они есть в управлении государством. Истинный правитель знает эти принципы, и он всегда поступает соответственно законам [5, р. 10]. Такими правителями, по мнению Бьюке-нена, в свое время были Филипп Македонский, спартанские цари Агесилай и Леонид, и именно на их пример должен ориентироваться король [5, р. 10-11]. Преимущество такого правления в первую очередь должно быть очевидным для самих подданных, ибо так же, как человек никогда не доверит лечить себя неопытному врачу-шарлатану, он не должен доверять управление государством немудрому правителю2. Король, заботясь о здоровье тела политического, должен направлять свои знания и усилия не только на его приближенных и людей, способных его созерцать, но так же, что не менее важно, на людей, которые даже не имеют надежды его когда-либо увидеть. Ведь сама идея о справедливом и заботливом правителе настолько сильна в народе, что ее просто нельзя не оправдать, в противном случае можно ввести страну в хаос и народные волнения. Сам же правитель в данном случае будет рассматриваться не иначе, как тиран. Власть правителя должна покоиться не на военной силе, как власть тирана, а исключительно на взаимной любви — любви между правителем и его народом, которого он защищает от всех бед и напастей именно этой любовью. Подобно искусному врачевателю, король подбирает тот метод заботы и «лечения», который необходим для соблюдения гармонии. Гармония же в данном случае рассматривается исключительно как правосудие и реализуется через образ действий короля, который должен знать закон и действовать согласно нему.
Если король — это врач, то в подобном случае Бьюкенену не избежать вывода
2 А если человек попадает к плохому и неопытному врачу, он имеет полное право на то, чтобы этого врача поменять и обратиться к более сведущему и искусному в этих вопросах. Тот же аргумент для демонстрации очевидности своих идей Бьюкенен переносит и на правителя.
о том, что государство, которым он управляет, есть не что иное, как некое «тело»3. Собственно, именно о нем и заботится король-врач. Политическое тело, так же, как и тело человеческое, подвержено болезням: «.Политическое тело, — считает мыслитель, — такое же, как и тело человеческое. Гражданские беспорядки — те же болезни. Кто же тогда король, как не врач? И если все понимают обязанности врача, то в таком случае мы недалеки от пониманий обязанностей короля. <...> И король, и врач, по сути, трудятся над одним и тем же — .над здоровьем тела, вверенного им в попечительство.» [5, p. 8]. И если, как пишет Бьюкенен, «оба они трудятся над одним и тем же», то, по сути, предмет их попечений — это здоровье вверенного им тела. Здоровье это надо либо поддерживать, либо, при необходимости, восстанавливать.
Но если болезни человеческого тела всем известны, то каковы же болезни тела государственного? Бьюкенен отвечает на это вопрос следующим образом: болезни государственного тела — это разрухи, волнения, бунты и отсутствие законности и справедливости. Именно от этих «болезней» и должен оберегать свое государство монарх, стремясь установить уже упоминаемую гармонию между ним и своими подданными. Тело человеческое и тело государственное даже лечатся почти одинаково: чуткостью, вниманием, помощью и добром. То есть король, таким образом, является неким добрым врачевателем, действующим исключительно из соображений любви, заботы и справедливости. Таков в общих чертах образ идеального правителя Бьюкене-на и, конечно, образ этот сильно отличается от образа как абстрактного тирана, так и конкретного, выведенного им в личности Марии Стюарт. Таким образом, истинный король практически идеально добродетелен.
В то же время Бьюкенен замечает, что король — это не какое-то абстрактное «существо», не связанное с существующим миром. Король остается человеком, и как любому человеку ему свойственно заблуждаться и совершать ошибки. Единственная разница между простым человеком и государем заключается в том, что ошибки короля могут привести в плачевное состояние государство, вверенное ему подданными. А поскольку монарх постоянно находится на виду, его ошибки ярче и лучше видны, нежели ошибки обычного человека. Тем не менее Бьюкенен настаивает, что, несмотря на это, все-таки не следует забывать о человеческой природе государя. «.Я помню, — говорит он, — что правитель — не только король, но еще и человек; он может ошибаться по незнанию, делать что-то неправильно из-за своего своенравия, действуя во многих случаях по принуждению.» [5, p. 10-11].
Для того чтобы оградить государя от принятия неправильных решений и совершения ошибок, есть советники, или, как их называет Бьюкенен, представители народа (■representatives). Причем эти представители не просто составляют некий совещательный орган при правителе, они, учитывая то, что во главе всего стоит закон, в первую
3 Сравнение государства с организмом восходит еще к античности, и Бьюкенен опирается на него в полной мере, прежде всего в том виде, как оно нашло свое отражение в учениях Платона и Аристотеля, а через них — в публицистике Полибия, Саллюстия и Цицерона. Органические аналогии проходят через всю историю политико-правовой мысли, включая известные сравнения у Августина и Фомы Аквинского в Средневековье, у Н. Макиавелли в эпоху Ренессанса, у Т. Гоббса и Дж. Локка в Новое время, и доходят до эпохи Просвещения, встречаясь у Ш. де Монтескье и Ж.-Ж. Руссо. Естественно, что смысл, вкладываемый в сравнение государства с организмом, был очень разнообразен на протяжении всего этого времени. Однако важно отметить, что смысл, вкладываемый Бьюкененом в подобную органическую аналогию и сопоставление врача и государя методологически ближе, скорее, к античной философии, нежели, например, к средневековым схоластам.
очередь являются некими хранителями закона, законниками или, как бы мы сейчас их назвали, консультантами короля по правовым вопросам (lawyers). Они призваны помогать королю в его правлении, поскольку, как пишет Бьюкенен, они «занимают высокое положение благодаря своей профессии и представляют собой, по сути, священниками правосудия...» [5, p. 13-14, 16-17]. Так же, рассуждая об этих правовых советниках, Бьюкенен сравнивает их с помощниками врача, ассистентами, которые призваны помогать врачу лечить больного. Еще одно сравнение, которое он приводит, чтобы доказать, что совместные действия гораздо более плодотворны, нежели единоличные, заключается в следующем: «.Это — как лекарство. Есть множество веществ, которые поодиночке могут нанести вред, или даже убить человека, но в совокупности они будут лечебными (или даже противоядием).» [5, p. 16-17]. Бьюкенен отмечает, что именно ограниченная власть монархов и институт советников-законников, эту власть ограничивающий, и могут привести короля к гармонии со своим народом.
Реконструкция политико-правовой теории Джорджа Бьюкенена, изложенной в его трактате, приводит нас к следующему. Изначально трактат писался как реакция на конкретные события и вызванной ими необходимостью оправдать действия шотландской аристократии по свержению собственной королевы. Следовательно, можно предположить, что основной целью являлось доказательство неправомерности дальнейшего пребывания на троне Марии Стюарт. Сделать это было легче всего, показав, каким должен быть истинный монарх, а каким — не должен. т. е. доказав, что Мария Стюарт — ни кто иной, как тиран на троне шотландского королевства, ибо действия ее не были согласованы ни с законом, ни с благом народа, о котором она должна заботиться. Так как Бьюкенен довольно наглядно показывает читателю, во что может трансформироваться единоличная власть, а именно в тиранию, то возникает вопрос о том, какой же тогда вариант государственного устройства наиболее приемлем для шотландского гуманиста. Бьюкенен отвечает и на него: наилучшим, с его точки зрения, является вариант ограниченной монархии. Так как монарх — тоже всего лишь человек и ему свойственно ошибаться, должны существовать те, кто способен оградить его от этих ошибок, т. е. представительные органы. Для Бьюкенена это прежде всего законники, которые хранят закон и следят за тем, чтобы власть государя соответствовала правовым нормам. При этом управление государством неразрывно связано не только с правовой системой, но и с искусством поддерживать ее в должном состоянии. Бьюкенен говорит о том, что быть хорошим правителем — это в первую очередь искусство. Именно отсюда и происходит сравнение государства с организмом, а управление государством — с искусством врача. Правитель должен, как врач, заботится о государстве, либо поддерживая его в необходимом состоянии, либо излечивая его от различного рода недугов.
Две главные мысли, высказанные в сочинении Бьюкенена, логически завершают его концепцию: недопустимость тирании с необходимостью борьбы с ней, если она возникает в государстве, и верховенство закона. Как нам кажется, именно эти постулаты определили в дальнейшем судьбу трактата «О праве управления.». Но в то же время, необходимо учитывать, что в самой Шотландии, равно как и в Великой Британии, отношение к политическим рассуждениям Бьюкенена будет довольно неоднозначным. Яков I, который, будучи учеником шотландского гуманиста, мог бы руководствоваться его идеями в управлени страной, этого, однако, так и не сделает. Более того, он сочтет модель Бьюкенена неприемлемой, предпочтя ей некий средний путь — via media, который вовсе не предусматривался концепцией Бьюкенена. Позже, когда политические труды шотландца
и вовсе окажутся под запретом, причиной этому послужит умонастроение более радикально настроенной пуританской части Англии и кальвинисткой части Шотландии, для которых политико-правовая схема Бьюкенена будет казаться недостаточно кальвинистской, более того, слишком мягкой, и, видимо, не соответствующей духу времени.
Что же, в таком случае дает нам основание говорить о том, что политико-правовая концепция Джорджа Бьюкенена оставила значимый след в истории политической мысли, тем более что, по сути, в его рассуждениях нет никаких принципиально новых и неизвестных доселе положений, да и сами они, изложенные почти в памфлетной форме, были написаны к тому же по вполне очевидным мотивам и не были редким жанром в истории политико-правовой публицистики. Тем не менее гуманист Дж. Бьюкенен не только представил удачную компиляцию уже сформировавшихся до него идей, от античности до кальвинизма. Методологическое и мировоззренческое многообразие повлиявших на него источников было воплощено в проекте, культурно-исторический контекст которого был лишен каких бы то ни было утопических черт: шотландский «ландшафт» его рассуждений вполне реален и конкретен. Там, где многие гуманисты шли путем Платона и создавали совершенные образцы государств и политиков, Бьюкенен сохраняет связь с окружающей политико-правовой действительностью и выстраивает свои аргументы с рациональной четкостью, апеллируя к конкретным образам, очевидным для всех. Собственно, именно это и позволяет дать трактату Бьюкенена достойную оценку как произведения, предопределившего стиль многих современных и будущих политико-правовых концепций, которые благодаря нему будут отличаться своеобразным «шотландским оттенком» и «смягчаться» принципами разума и справедливости.
Источники и литература
1. The Works of Mr George Buchanan in the Scottish Language: Containing The Chameleon, a satire against The Laird of Lidingtone. And An Admonition to the True Lords, maintainers of Justice, and Obedience to the King's Grace. Edinburgh: Printed and published by David Webster, Horse Wynd, 1823. 51p.
2. Buchanan G. The History of Scotland, translated from the Latin of George Buchanan; with notes, and a continuation to the Union in the Reign of Queen Anne. By James Aikman, Esq. In four volumes. Glasgow: Published by Blackie, Fullarton & C°. East Clyde Street; and Archibald Fullarton & CO. Blair Street; Edinburgh, 1827 [без пагинации].
3. Buchanan G. The Sacred Dramas of the George Buchanan. Translated into English Verse be Archibald Brown Minister of the Parish of Legerwood. Edinburgh: James Thin; London: Simpkin, Marshall, & CO., LTD, 1906. 162 p.
4. Buchanan G. Rerum Scoticarum Historia auctore Georgio Buchanano Scoto, Ad optimam & cas-tigassimam Roberti Fribarnii Editionem expressa. Thomas cum Duncan INDICE longe locupletissimo, inserta Propriorum Nominum interpretatione. Accesserunt Auctoris Vita ab ipso scripta, Ejusdemque Dialogus de Jure Regni apud Scotos: NECNON Tabula Scotiae topographica. Edimburgi: Sumptibus Jo. Platoni, Bibliopolae in Area Parlamentaria, 1727. 770 p.
5. Buchanan G. The Powers of the Crown in Scotland. Austin: The University of Texas Press, 1949.
54 p.
6. Buchanan G. The Indictment of Mary Queen of Scots. Cambridge: An University Press, 1923.
72 p.
7. Buchanan G. The Franciscan Fiar, A Satire, and The Marriage Ode of Francis of Valois and Mary Sovereigns of France and Scotland. Glasgow: Printed for Brash and Reid; Edinburgh: Archibald Constable & CO etc., 1809. 184 p.
8. Buchanan G. An Appendix to the History of Scotland. London: Printed by Sam. Palmer, 1721. 350 p.
9. Макиавелли Н. Государь. СПб.: «Азбука-классика», 2004. 288 с.
10. Эразм Роттердамский. Воспитание христианского государя. М.: Мысль, 2001. 365 с.
11. Кальвин Жан. Наставления в христианской вере. СПб.: Изд-во РГУ, 2001.
12. Платон. Государство. М.: Наука, 2005. 572 с.
13. Аристотель. Этика. М., 2006. 492 с.
Статья поступила в редакцию 16 июня 2012 г.
