CC BY
123
10. Подорога В.А. Предисловие // Авто-био-графия. К вопросу о методе. Тетради по аналитической антропологии. № 1. - М.: Логос, 2001. - С. 145.
11. Молчанов В.И. Предисловие // Гуссерль Э. Собр. соч. Т. 1. Феноменология внутреннего сознания времени. - М.: Гнозис, 1994. - С. XII.
12. Микешина Л.А. Философия познания. - М.: Прогресс-традиция, 2002. - С. 540.
13. Мерло Понти М. Феноменология восприятия. - СПб., 1999. -С. 532-533.
14. Шюес К. Анонимные силы габитуса // Логос. - 1999. - № 10. - С. 4-15.
15. C. Эйзенштейн в воспоминаниях современников. - M.: Искусство, 1974. - C. 74.
16. Foucault M. L'archeologie du savoir. - Paris: Gallimard, 1969. -P. 14.
17. Подорога В.А. К философии архива. http://www.in-dex.org.ru/journal/14/podoroga1401.htm
УДК 101.1;008:1
СУЩНОСТЬ МИФА КАК ФИЛОСОФСКАЯ ПРОБЛЕМА. 2. МИФ КАК КОНФИГУРАЦИЯ ОПЫТА СОЗНАНИЯ - ВОЗМОЖНОСТИ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕМАТИЗАЦИИ
Ю.С. Осаченко
Томский государственный университет E-mail: [email protected]
Осуществляется предварительное прояснение возможностей понимания мифа в рамках феноменологической и экзистенциальной онтологии. Прояснение условий возможности адекватной интерпретации мифа предполагает рассмотрение мифа как формы мышления и опыта сознания, обладающей специфической истинностью и личностным (экзистенциальным) измерением. Опыт сознания предстает как сочетание первичных элементов (феноменов созерцания, переживания, мышления) в меняющихся отношениях и комбинациях.
В начале остановимся на предварительном прояснении возможностей тематизации мифа в рамках феноменолого-экзистенциальной онтологии. Мы отталкиваемся от понимания мифа как самоценной формы опыта сознания, экзистирования и фундаментальной интерпретативной «настроенности», истолкования мира. Прояснение условий возможности адекватной интерпретации мифа предполагает рассмотрение мифа как формы мышления и опыта, обладающей истинностным и личностным (экзистенциальным) измерением, как кон-ституирования специфической предметности. Миф - экзистенциально переживаемая форма понимания бытия под знаком поэтического разума, определяющая горизонт организации возможных смы-сло-жизненных стратегий. Опыт экзистирующего сознания предстает как констелляция - компоновка и сочетание первичных элементов (данностей созерцания, переживания, мышления) в меняющихся отношениях и комбинациях.
Необходимо, однако, прояснить, что мы понимаем под опытом сознания? На наш взгляд, наиболее эффективным будет интерпретация в русле тех моделей опыта сознания, которые разработаны В.И. Молчановым, А.Н. Книгиным, Д.Б Зильберманом [1-3].
Согласно В.И. Молчанову [1. С. 72-73], опыт сознания суть целостная структура «различения-отождествления - идентификации», из которого вырастают все виды духовного опыта, в котором коренятся все возможности духовного и практического самоосуществления. Сознание, многообраз-
но и многоразлично присутствуя во всех видах, типах, сферах человеческого опыта, тождественно изначальному опыту понимания человеком мира во всей совокупности действительных и возможных горизонтов. «Мы не можем видеть самого различения - оно непредметно, но мы можем видеть результаты различения: мы видим различные, т.е. различенные цвета, мы слышим различные звуки и т.д. ...» [1. С. 61]. Первичный опыт сознания - априорный, но не «до-опытный», т.к. в самом сознании нет ничего «до» самого сознания. Априорный - первичный, до-понятийный опыт сознания, предшествующий остальным видам опыта. Это - в некотором смысле предельный непредметный опыт формирования многообразных предметностей, формирования ликов сущего как процесс, имманентное событие понимания.
Структура «различение-синтез-идентификация», помогая понять структуру различных видов опыта, лежит в основе выделения определенных парадигм сознания как устойчивых ментальных структур, модусов первичного опыта сознания, несводимых друг к другу и не выводимых логически, однако коммуницируемых. Определенные парадигмы предполагают замену тех или иных различий -теми или иными тождествами. Сознание саморе-ферентно: опыт сознания не отсылает ни к какому другому опыту. «. От того, как сознание понимает себя, каково многообразие его первичного опыта различий, зависит способ понимания того, что не является сознанием. Возникновение культур, об-
ществ, религий, систем хозяйства ... в конечном итоге имеет в своей основе определенную парадигму сознания, реализующую себя в определенном опыте различий, синтезов и тождеств» [1. С. 74].
На наш взгляд, представленная концепция позволяет весьма эффективно анализировать мифическое сознание как предельную и первичную парадигматическую структуру опыта «различений -синтезов - идентификаций» бытия, сущего и небытия. В мифе на первый план выходит процедура отождествления, при этом происходит натурализация и сакрализация отождествлений (идентификаций). Миф - как система отождествлений, суб-станциализации осуществленных сознанием различений - может рассматриваться как стратегическая, фундаментальная форма опыта экзистирую-щего сознания, в которой сакрализуется некоторый порядок различения сущего и бытия. Миф выступает здесь как фундаментальное отождествление «того, что есть на самом деле» (бытие) и «того, что пред-ставимо в образе» (налично данное сущее) т.е. как метафоризация опыта мира. Гипостазирование, натурализация или субстанциализация непредметного опыта сознания как «различения - синтеза -идентификации» осуществляется через возможности «продуктивной способности воображения» сочетать разнородное - созерцаемое, переживаемое, мыслимое, затем осуществляя в деятельности все возможные варианты реализации данных сочетаний. Сам акт различения есть первичное событие организации смысловой матрицы построения возможного порядка определенного семантического пространства - «космоса». Субстанциализация -«грехопадение» в область тождества - есть реализация этой определенной возможности, неизбежный и необходимый этап для продуктивного разворачивания определенного проекта смысло-жизненного осуществления заложенных в данной парадигме потенциалов. Этот процесс есть формирование традиции мышления, деятельности и т.д. в ее пар-тикулярности, в ее «знании аспекта». Тем самым миф определенной традиции как парадигма предельно-несомненного онтологического полагания некоторой идентичной тождественности, является структурой сознания. В данной структуре определенные различения субстанциализированы, а иные, не вписывающиеся в контекст данных различений, отброшены в качестве того, «чего не может быть, потому что не может быть никогда».
В исканиях адекватной методологии анализа мифического как опыта сознания весьма ценным будет обращение к разрабатываемым отечественными исследователями концепциям, представляющим сознание и мышление как полилог и взаимодействие различных, не сводимых друг к другу ипостасей - в частности, концепции «естественного реализма» А.Н. Книгина и «модальной методологии» Д. Зильбермана. Данные подходы объединяет постулируемая множественность ипостасей «мысли-мости - осознаваемости бытия».
Методология естественного реализма, разрабатываемая А.Н. Книгиным [2. С. 9-15], будучи фундирована в опыте «естественного человека», не стремится элиминировать опыт повседневности с ее многообразием и включенностью в различные жизненные контексты (что радикально отличает данный подход от классической постановки вопроса Гуссерлем - эпохе как «вынесение за скобки» всех естественный полаганий, как очищение сознания от доксической «нечистоты»). Это делает данный подход релевантным для анализа специфики мифического как опыта сознания.
В методологии естественного реализма сознание выступает как самофиксирующая себя целостность человеческого бытия, где на равных соприсутствуют созерцание (чувственный образ), переживание (эмоционально- аффективная экзистенциальная составляющая), мышление (умозрительный образ и понятие) и праксис (действование).
Свидетельства сознания автор называет опытом сознания, поскольку они выражают основные ипостаси человеческой экзистенции: созерцание, переживание и мышление и опыт деятельности, понимаемой феноменологически. При этом деятельность в некотором смысле интегральна: в ней одновременно присутствуют три остальные ипостаси, она является собственно их единством. Формы опыта сознания выступают одновременно и как формы человеческой экзистенции, т.е. знающего себя бытия.
Все ипостаси равнозначны, равноценны и равносильны, неверно выделять одну из них как ведущее начало бытия и созерцания. «Ни одна из сторон экзистенции не может быть судьей для другой ... Разум не может проверяться созерцанием и наоборот. Переживания не проверяются (т.е. ни подтверждаются, ни опровергаются) разумом, практикой. Они самоценны и самозначимы. Одинаково реально существует все, что дано в одной из ипостасей бытия» [2. С. 10-11]. Постулируется равнозначная (хотя и неодинаковая) онтологическая, гносеологическая и экзистенциальная значимость созерцания, переживания, мышления и практики. Бытие человека многомерно и все измерения бытия одинаково значимы и ценны для человека.
Ипостаси бытия не только взаимно независимы в своей реальности, но и взаимно фантомны, взаи-модополнительны и взаимонезаменимы (за исключением практики, поскольку она интегральна). Взаимная фантомность означает, что реальное, естественное и обычное в одной ипостаси выглядит как нереальное, неестественное и необычное в другой. Это нашло отражение в философских идеях «подлинного» и «мнимого» бытия и других подобных.
Ипостаси бытия непереводимы друг в друга. «Можно созерцать окружность, но невозможно созерцать величину ее длины 2nR, которая существует в мире мыслимых, но не созерцаемых отношений . Созерцая прямую или мысля ее аналитическую формулу, я могу испытывать наслаждение или
скуку. Это - переживания. Они в себе не имеют ничего общего ни с созерцаемым, ни с мыслимым. Это - самостоятельная ипостась ... Ипостаси - взаимно незаменимы ... взаимно дополнительны. При отсутствии какой-либо ипостаси бытие человека не полно, не то, чем оно могло бы быть ... В познании эти четыре ипостаси имеют самостоятельное ... значение, являются источниками первичных интуиции, которые следует принимать как данность, ни объяснить, ни доказать которые невозможно, а значит и не нужно ... Внутри ипостасей фантом-ность отсутствует, все наличное в ней одинаково реально и одинаково приемлемо, один элемент не может отринуть другой» [2. С. 13-14].
Фантомность, на наш взгляд, является ключевой характеристикой мифа. Он выступает как реальность только для того экзистирующего сознания, которое интерактивно погружено в его партикулярный горизонт, но выступает как немысли-мость и непонятность для иного экзистирующего сознания, разделяющего иные предельные убеждения. Фантомность мифа может быть проанализирована через выявление тех смысловых структур сознания, в которых определенные экзистенциальные ипостаси акцентируются и утверждаются в качестве «единственно возможных» онтологических полаганий и гносеологических стандартов. Иные возможности вытесняются, уходя в область «непо-мышляемого». Непереводимость ипостасей порождает взаимно не редуцируемую множественность парадигм сознания как матриц определенных прототипов или архетипов, эталонных иден-тичностей, априорных схем интерпретации.
Интересно утверждение А.Н. Книгина о том, что две противоречащие мысли только внутри мышления - равноправны, а значит, не исключают друг друга [2. С. 15]. Мы отказываемся от одной из противоречащих мыслей, только выйдя из царства мысли. Предпочтение, которое отдает конкретный человек, базируется не на мысли. В этом - залог непреходящей плюральности жизненного мира, а также имманентности мифогенеза.
Миф проявляется в качестве целостного син-крезиса - опыта сознания, включающего совокупность созерцаемого, переживаемого и мыслимого в горизонте явленности, определяемом актом первичных онтологических различений-отождествлений. Для сознания одинаково существует все, что дано в опыте той или иной ипостаси. Но мы не можем вечно вращаться в круге равнозначных возможностей, на какой-то группе предпосылок нужно остановиться, . сами они . будут принадлежать к априорным условиям и предпосылкам, которые вообще делают возможным истолкование фактов. Выбор, наделяющий те или иные образы субстанциальностью, ценностью или нормативностью, а другие - устраняющий или вытесняющий в зону «забвения» - основывается не только и не столько на мысли. Он может отталкиваться от априори переживания, созерцания или деятельности.
Происходит, конфигурирование смыслового пространства, позволяющее усмотреть мифическую компоненту в построении любой онтологической позитивности. Любая предельная онтологическая позитивность, полагание или априорность, принимаемая в качестве действительного обстояния дел на экзистенциальном уровне (уровень предельно-личностного прояснения того, что « есть мир на самом деле») имеет мифический характер в качестве сакрализуемого «первого порядка вещей».
Д.Б. Зильберман разработал интересную методологию анализа многообразия культурных миров, позволяющую разрешить парадокс плюрального понимания, избегать унификации или редуцирования этого многообразия при сохранении возможности коммуникации разнородного [3. С. 343]. Свой подход он обозначает как генетическую эпистемологию, модальное методологизирование. Зильберман говорит о необходимости выработки средств методологической репрезентации позиции исследователя и его места в собственной традиции научного знания как единичных научных фактов, интерпретация которых должна производиться с учетом этой реально неустранимой множественности [3. С. 383]. Он задается вопросом - как возможно без монистической редукции, идеологически не ангажировано изучать многообразие?
Пребывание в некоторой онтологии или культурной традиции уподобляется Зильберманом соотношению с некоторой инерционной системой координат (в нашем понимании - парадигме сознания - Ю.О.): занятие устойчивой исследовательской позиции, определяющей способ концептуализации, разворачивания в дискурсе «картины мира» или культурной традиции как определенного типа рациональности. Занятие позиции есть переживание метафизической достоверности (предельная очевидность опыта сознания - Ю.О.), а смена позиций - формальная причина познания в его многих формах. Однако, это многообразие не бесконечно. Не случайны аллюзии, и даже прямые ссылки на теорию относительности Эйнштейна. «При рывке поезда с полок валятся чемоданы и падают люди. Следование по пути релятивистской, а не классической механики есть как бы последействие особого рода, испытание всех возможных последствий занятия именно этой позиции . Это означает испытание исследователем на себе «метафизического эффекта» вновь принятой инерциальной системы отсчета» [3. С. 388], т.е. онтологической схемы. Десубстанциализируя пространство и время в физической реальности, Эйнштейн сформулировал модель, которую можно перенести в пространство культурно-символическое и получить «теорию культур-онтологической относительности», которая, тем не менее, далека от скептического релятивизма, сохраняя познавательный пафос, эпистемологическую позитивность. Рациональность как традиция - это тип или способ отношения к чему-либо, помечающий развертывание, становление того
или иного понимания. Исследованию в первую очередь подвергаются модальности собственного понимания тех или иных традиций, в которых видится разные формы готовности нашего сознания испытать те последствия, которые мы действительно способны пережить при смене типа традиции, типа онтологического упорядочения.
Для типологизации культурных онтологий Зильберман вводит представление о трех уровнях реальности как осмысленности:
1) уровень абсолютной реальности - опыт пребывания сознания на этом уровне не фальсифицируется никаким иным опытом. Это - субстанциализируемое тождество, аподиктическая очевидность и предельная достоверность в рамках определенной парадигмы - ее «последняя реальность». Именно поэтому мы в дальнейшем будем соотносить этот уровень с мифически сакральным - позитивным полаганием как первичным онтологическим допущением бытия в его «таковости». В натуральном смысле абсолютная реальность соответствует любой точке перемены позиции в инерциальной системе отсчета, а для культурного понимания образует его метафизику, систему отсчета, систему координат (онтологию) выбор позиции не детерминирован ничем, кроме экзистенциальной свободы самополагания;
2) уровень феноменации (проявленности) - опыт пребывания сознания на этом уровне может фальсифицироваться иным опытом; здесь на первое место выступает норма, задающая тип отношения к традиции, тип соответствия всякого помысла какому-то культурному факту. Феноменальность культуры существует не как натуральный объект, а как способность отношения к традиции. На этом уровне невозможно усомниться в самом способе отношения к традиции, не покинув мгновенно данную модальность, т.е. не совершив абсолютный переход;
3) уровень абсолютной нереальности - опыт пребывания мышления на этом уровне ни фальсифицируем, ни не фальсифицируем. Он не мыслим и не понимаем, даже в еще большей степени, чем «круглый квадрат» или «сын бесплодной женщины» Данная схема является, на наш взгляд, той конфигурацией, которая позволяет описывать мифическую структуру сознания. Любая традиция мышления и деятельности, исходит из определенной парадигмы первичных очевидностей, само-собой-разумеемых понятностей, которая деформирует тотальность и многомерность бытия, формируя определенный горизонт «явленности», феноменальности, оставляя «за линией горизонта» Иное - другие возможности «прочтения мира по слогам». Причем очевидности присутствуют не только в форме до-рефлексивного - наивного - мифа, функционирующего на уровне обыденности, повседневности, но также определяют и горизонт пост-рефлексивного - философского мифа, который является до-
полняющим рефлексивный логос, организуя констелляции смыслов как почву онтологических и эпистемических позитивностей, фундамент философствования, его парадигму. Не элиминируемый план экзистенциальности делает миф как конфигурацию опыта сознания важной составляющей любого возможного понимания и дискурса о мире.
В рамках нашей постановки вопроса о мифе, можно констатировать следующее. Многомерность сознания, сосуществование взаимофантомных созерцания, переживания, мышления и деяния, приводит к построению различных онтоло-гий. Миф есть такая стратегическая форма опыта сознания, в которой изначально сакрализуется некоторый порядок (констелляция) отождествлений -различений бытия (абсолютной реальности, сакральное и в принципе не проблематизируемое в рамках данной традиции, так как любая проблема-тизация выводит за рамки традиции или разрушает последнюю), сущего (феноменации план «профан-ного» бытия), и небытия (абсолютной нереальности, за-горизонтная область не-помышляемого, абсурдного, «не существующего» в данном способе понимания-объяснения мира, того, что «не может быть, потому что не может быть никогда»). Этот порядок реализуется в деятельности: происходит натурализация или субстанциализация деятельности смыслоозначения как творения осмысленной реальности возможного существования. Мифическая структура - конститутивна для любой онтологии, она определяет партикулярный смысловой горизонт и подразумеваемый план «негативности» -то, что не может быть концептуализировано в данной констелляции, в «системе смысловых координат», но может быть осмыслено в другой, дополняющей. Онтологические позиции - не произвольны, но их порядок реализует одну из возможностей концептуализации бытия. В ходе культурно-исторического оформления некоторой традиции миропонимания, реализуемой в некотором горизонте мифического, возникает семантико-семи-отическое пространство, в котором осуществляется трансляция и рассеивание смыслов традиции.
Миф может быть понят в качестве целостного синкрезиса как особая форма синергии переживания, мышления и выражения, вскрывающая такое измерение реальности, которое недоступно иным способам понимания (теоретическому логосу, эстетическому созерцанию или практическому действию в их дифференцированной автономии). Миф как парадигматический (первичный) опыт различения-идентификации бытия, небытия и сущего, определяет партикулярный горизонт философской концептуализации и стиль конституирования онтологий.
Миф, рассматриваемый в горизонте интенцио-нальности, может быть понят как специфическая виртуальность (в парадоксальности этимологических истоков «виртуального» как «истинного» и в то же время - «иллюзорного», воображаемого как возможного). Однако, для мифа - и в стихийно-бес-
сознательном варианте, и в варианте философского мифа полагания некоторой тождественности, - характерен определенный потенциал позитивной «наивности» - веры в то, что бытие на самом деле присутствует (даже в модусе отсутствия), открывается нам той стороной, который мы схватываем в представлении-образе и сохраняем в описании.
Осознание ускользающей, непрозрачной для внутреннего самоопределения природы мифического (как фундирующего любое понимание) возможно лишь в диалоге различных позиций. Каждая из них - исторически сложившаяся онтологическая и эпистемологическая традиция. Рефлексивное понимание мифа здесь выступает как продвижение по пути самопонимания оснований онтоло-гий, осуществимого лишь в перспективе их сравнительного анализа, сопоставления тех вариантов конфигурирования семиотического и семантического пространства, которые порождаются первичным (мифическим) выбором онтологической позиции. В такой перспективе мифический способ самоидентификации как порождения смысла в его внутри-онтологической инвариантности может рассматриваться как процесс становления образцовых идентичностей во взаимодействии внутреннего и внешнего (самоорганизация смысла).
Не следует понимать все выше сказанное как апологетику мифа - миф не абсолют, но необходимая составляющая жизни сознания и человеческой
экзистенции. Миф дополняется и преодолевается в теоретическом, аналитическом и рефлексивном логосе. За счет этого возможно построение общего коммуникативного пространства. Но оно будет толерантным лишь в случае взаимного осознания локальности собственной позиции, в случае преодоления несимметричности исследовательской установки: «мы исследуем, но не нас исследуют». Понимание иного есть продвижение по пути понимания своего. Поэтому миф есть методологическое средство установления возможностей понимания и коммуникации разнородного. В рефлексии осуществляется трансцендирование за пределы локала и разрушение субстанциальности мифа. Но разрушение предполагает новое созидание, мыслящий, сознающий, существующий не может постоянно оставаться в разреженном пространстве чистой мысли, не может постоянно заниматься «критикой критической критики». Он всегда говорит и мыслит из определенного топоса, из определенной парадигмы или онтологической позиции принимаемых «различений-идентификаций». Поэтому он опускается на землю повседневности и естественности (в многообразии модификаций данной естественности), которая предполагает существование чего-то сакрального и несомненного. Возвращение к полноте человеческого существования подразумевает мифическое как неизбывное поле экзистенциального самоосуществления.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Молчанов В.И. Различение и опыт: феноменология неагрессивного сознания. - М.: Модест Колеров и Изд-во «Три квадрата», 2004. - 328 с.
Книгин А.Н. Философские проблемы сознания. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 1999. - 338 с.
Зильберман Д.Б. Генезис значения в философиях индуизма. -М.: Наука, 1999. - 432 с.
УДК 894.344'3
ОСОБЕННОСТИ ФИЛОСОФСКОЙ ПРОЗЫ НАЦИОНАЛЬНЫХ ЛИТЕРАТУР ПОВОЛЖЬЯ
А.Ф. Мышкина
Чувашский государственный университет. г. Чебоксары E-mail: [email protected]
Проанализированы современные литературные произведения известных писателей народов, проживающих на территории среднего Поволжья. Показано, что общим подходом при описании характеров героев литературных произведений является одна из неоднозначно толкуемых и вечных идей - самопожертвование.
Произведение художественной литературы, особенно не русскоязычных народов, всегда сохраняет свою национальную самобытность, которая основывается в первую очередь на истории, быте, традициях и религии народа. Это своеобразие национальной литературы весьма существенно как для понимания идейной особенности отдельного произведения, так и всего творчества писателя. Несмотря на все различия индивидуального харак-
тера, между произведениями писателей разных наций существует и нечто общее, которое, естественно, вытекает из единственной для всех литератур специфики его художественности.
Так, некоторая параллель в раскрытии характеров, в стиле и в художественном приеме прослеживается в творчестве известного марийского писателя Юрия Артамонова, ведущего татарского писателя Аяза Гилязова и одного из талантливых писате-
