CC BY
239
УДК 324.415 М. М. Прохоров
СУЩНОСТЬ ГОСУДАРСТВА И МОДАЛЬНОСТЬ СОЦИАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА
Согласно автору, в теоретической абстракции возможны три базисных концепции государства: институт насилия, согласия (или компромисса), насилия и согласия как единства и борьбы противоположностей; соответствует действительности только третья абстракция. Социальное государство - одно из отдаленных последствий «русской революции» в современном мире. Появилось вследствие противоречия между принципом историзма человеческого бытия и субъективистскими стратагемами «конца истории» Оно есть аналог, конкурент и альтернатива социалистическому государству; свидетельство заимствования и радикального преобразования капитализмом принципов социализма. Есть распространение конкуренции на область социального устройства общественной жизни, которая до того, в истории «вторичной формации», была одномерной; «скреплено» с сохранением частной собственности и с концепциями о «конце истории». Свидетельствует о возникновении вырожденной, вырождающейся формы существования капитализма. Раскрыты факты вырождения капитализма, их проявление в социальном государстве, угрожающее человеческому выживанию. В качестве методологии автор использовал принципы объективности, системности, диалектики, противоречивости, противоположности развития и вырождения, единства количества и качества, единства исторического и логического.
Ключевые слова: сущность государства, насилие и компромисс, противоречие, социалистическое государство, социальное государство, модальность, историчность бытия, вторичная формация, конец истории, глобализация истории.
М. M. Prokhorov
Nature of the State and the Modality of the Welfare State
According to the author, in theoretical abstraction, three basic concepts of the state are possible: the institution of violence, consent (or compromise), and violence and harmony as the unity and struggle of opposites; only the third abstraction corresponds to reality. The welfare state is one of the consequences of the «Russian Revolution» in the modern world. It emerged due to the contradiction between the principle of historicism and stratagems of being «the end of history». It is an analogue, competitor and alternative to the socialist state; an evidence of capitalism borrowing socialist principles. It is competition spreading in the in the area of social life, which, during the second formation history, used to be one-dimensional; «sealed» with the preservation of private property and with the concepts of the «end of history». It signals the occurrence of degenerated and degenerating forms of capitalism. The article reveals the facts of the degeneration of capitalism, their manifestation in the welfare state, threatening human survival. Methodologically, the author used the principles of objectivity, system, dialectics, contradictions, the opposite of development and degeneracy, the unity of quantity and quality, the unity of historical and logical.
Keywords: nature of the state, violence and compromise, contradiction, socialist state, welfare state, modality, historicity of being, secondary formation, end of history, globalization of history.
Введение
Определение государства и его сущность.
В настоящее время известны сотни (некоторые авторы пишут «тысячи») определений государства и причин его появления. Наиболее часто встречаются следующие концепции:
ПРОХОРОВ Михаил Михайлович - д. филос. н., проф. каф. истории, философии, педагогики и психологии Нижегородского государственного архитектурно-строительного университета. E-mail: mmpro@mail.ru
PROKHOROV Mikhail M.— Doctor of Philosophy, Professor, Professor of Department of History, Philosophy, Pedagogy and Psychology, Nizhny Novgorod State University of Architecture and Construction. E-mail: mmpro@mail.ru
1. теологическая (религиозная, божественная); 2. патриархальная (отеческая); 3. договорная (естественно-правовая); 4. органическая; 5. психологическая; 6. ирригационная; 7. насилия (внутреннего и внешнего); 8. экономическая (классовая) и др., в том числе современные концепции государства: теория элит (В. Парето, Г. Моска, Ч. Р. Миллс и др.); технократические теории (Р. Арон, Д. Гелбрейт и др.); теория плюралистической демократии; теория государства всеобщего благоденствия; теория социального и правового государства; теория солидаризма; теория конвергентного государства; теория мирового государства и др. Задача определения -отграничить и отличить определяемый предмет от всех прочих, учитывая различие сущности и явления, указать важные признаки, делающими предметы тем, чем они является на самом деле. Дать определение - значит раскрыть сущность определяемого объекта, которая не лежит на поверхности. Кроме того, за сущностью первого порядка или уровня всегда лежит более глубокая сущность второго порядка, и так далее. Возможность углубления в сущность объекта объясняет, почему определения одних и тех же предметов с течением времени изменяются. Углубление знаний о предметах и процессах ведет к изменению представлений об их сущности, следовательно, и их определений. Приходится учитывать и относительность сущности. Чем сложнее объект изучения, тем он многограннее, тем большее число определений можно ему дать. Определение зависит также от целей. Существование для одной цели может оказаться второстепенным с точки зрения другой цели.
Многообразие взглядов на государство сводится к противостоянию двух исходных принципов. Один состоит в объяснении государства как института силы и обеспечения порядка путем принуждения или насилия: государство предстает орудием насилия одной части общества, подчиняющим других членов общества своей воле, возводимой в закон; она выступает субъектом власти. Согласно другому подходу государство обеспечивает «порядок» путем «гармонизации» интересов в обществе, через их согласование, компромиссы и т. п.
Представители обеих концепций известны. Представляется, что здесь происходит разрыв единства противоположностей, ведущий к явно однобоким изображениям природы государства. Сущность государства будет представлена адекватно, если оба «начала» синтезировать - как единство и борьбу противоположностей. Определяя сущность государства, нужно учитывать, что оно возникает вместе с разделением людей на противоположные классы, большие социальные слои, готовые, если их оставить без государственной формы организации общественной жизни, вступить в борьбу друг с другом до «победного конца», который, на поверку, ведет к взаимному истреблению их и общества в целом. По Энгельсу, чтобы они «не пожрали» друг друга и общества, стала необходимой сила, происходящая из общества, но возвышающаяся над обществом, сила, которая «умеряет» столкновение классов в неких границах «порядка». Таким образом, государство есть единство противоположных трендов «насилия» и «согласия». И только далее, исходя из этого понимания природы государства, Ф. Энгельс переходит к выделению основных исторических типов государства, проистекающих из сути общественно-экономических формаций. Ведь различные исторические типы государства возникали в борьбе классов разных исторических эпох, и класс-победитель превращал государство в орудие собственной власти, возводя волю господствующего класса в закон для всего общества.
Итак, в теоретической абстракции мы получаем три базисных концепции государства: институт насилия, согласия (или компромисса), насилия и согласия как единства и борьбы противоположностей. Правомерен вопрос, не является ли трактовка государства как «единства противоположностей» продуктом фантазии, вымысла, подобно образам мифологического сознания типа кентавров, минотавров, русалок и т. п. или, напротив, именно она отражает сущность государства?
Проблема такого разграничения исторически и логически возникла в «осевое время», при переходе от мифологического мировоззрения к философскому, которое отвергло «синкретизм» мифов как чистых продуктов мысли, «вымышленных (из мысли) образов, хотя и объединяющих вполне реалистичные элементы. Ведь мужчина и лошадь вполне реальны, как реален человек и бык, или женщина и рыба, фантастически соединенные в мифологических
образах устным народным творчеством, интерпретированных философией как понятия с нулевым объемом.
Гераклит, преодолевая мифологическое сознание, создающее вымышленные представления, и исходя из органической взаимосвязи онтологических и гносеологических представлений философии, доказывает, что противоречивы все сущности реальных предметов, которые представляют собой «единство противоположностей», что их следует отличать от мифологически-синкретичных образов. Он вскрывает/обнаруживает в сущности вещей противоречие как единство противоположностей, борьба которых обусловливает их процессуальность. На этом основании он утверждает свое «все течет». С одной стороны, «от своих предшественников, как ионийских натуралистов, так и италийских идеалистов, - пишет А. В. Лебедев, - Гераклит хорошо усвоил, что весь чувственно воспринимаемый мир имеет полярную структуру и может быть целиком и без остатка анализирован и редуцирован к парам противоположностей». С другой стороны, В. Лебедев обнаруживает развитие у Гераклита в трактовке «единства противоположностей», «гармонии»: если «единство противоположностей» понимать как «связь» (connection, connectedness), то это предполагает их раздельность; для того, чтобы быть связанными, они должны существовать отдельно друг от друга, «но именно это Гераклит и отрицает своим учением о coincidentia oppositorum», выступая против «дуализма». Он утверждает, что противоположности «тождественны» или суть «одно». Учение о противоположностях Гераклита связано с его учением о всеобщей обусловленности и взаимозависимости всех явлений, ибо отдельно взятые противоположности есть иллюзорные объекты, «результат лингвистической ошибки смертных, их неумения правильно читать вечную Книгу природы»; «все пары противоположностей при постижении утрачивают свою мнимую индивидуальность и исчезают как слоги в едином логосе» [1, c. 111-112].
Преодолевая односторонние концепции государства, мы будем следовать положениям Гераклита о единстве и борьбе противоположностей в самой сущности вещей и процессов, его выступления против «дуализма» в защиту «монизма»: «противоположности оказываются просто различными именами, имеющими один и тот же объективный денотат», что свидетельствует о «несостоятельности интерпретации единства противоположностей в метафизике Гераклита как «связанности» (connnectedness) [1, c. 291]. Основной метафизический тезис Гераклита говорит не о «связывании» двух различных противоположностей в некий составной комплекс, а об абсолютном тождестве противоположностей, об их единой объективной «природе», условно разделенной надвое в обыденном сознании (доксе) и ложных «именах». Связанность характерна для «сходного или подобного», для «зримой гармонии», а для «незримой гармонии» свойственна гармония «различного и противоположного», которая «нерасторжима и вечна», обеспечивая нераспадающееся «единство природы» как объективной реальности. На уровне абсолюта «незримой гармонии» сокрыты и погружены на дно объективной природы «все различия и инаковости» [1, c. 301-302]. Такое «единство противоположностей» «не мешало» им явить «борьбу противоположностей», войну (= «полемос») как высший принцип мироустройства, как нормальный порядок вещей, хотя это было нетипично для современного Гераклита греческого сознания, ориентированного на «согласие» (o^ovoia) и видевшего в «распрях» величайшее зло. Никакой альтернативы войне противоположностей Гераклит не видел, будучи противником «пацифизма», примирения противоположностей [1]. На таком основании Гераклит требовал «знать все как одно» и выводить «из одного все, из всего одно». «По природе», т. е. «объективно», есть только одно, в котором все противоположности совпадают и перестают различаться на уровне «согласия единого с самим собой», в этом смысле противоположности «не субстанциальны», будучи аспектами объективного, субстанциального или «единого первоначала». В этом состоял принцип гераклитовского «монизма», критика им «дуализма», в котором Гераклит видит не «единство противоположностей», а их «связанность», connnectedness, значит, распадение мироздания на противоположности и их субстан-циализацию.
Исходя из вышеописанной онтологии и соответствующей ей методологии исследования, государство можно определить как «единство и борьбу противоположностей» из «насилия
и согласия». Две другие концепции государства, противостоящие друг другу, к которым в современной политологической литературе чаще всего сводят все разнообразие взглядов на государство, мы оцениваем как односторонние. Принцип историзма в его целостности требует рассматривать государство в его «самодвижении» и развитии. Это означает требование брать государство как систему во временном аспекте, как изменяющееся во времени; если эта система существует в настоящее время, то в аспекте прошлого, настоящего и будущего. Принцип историзма, будучи мировоззренческим, имеет теоретическое основание; им служит теория развития, базирующаяся на представлениях о сущности развития, о прогрессе, о синтезировании, взаимосвязи количественных и качественных параметров, причинности и т. п. Принцип историзма позволяет утверждать, что государство не навязано извне обществу, оно есть продукт общества на определенной ступени его развития. Оно есть признание того, что общество запуталось в неразрешимом противоречии с самим собой, раскололось на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно. Чтобы противоположности, классы с противоречивыми экономическими интересами не пожрали друг друга и общество в бесплодной борьбе, для этого стала необходимой сила, которая умеряет их столкновение, держит его «в границах порядка». Эта сила, происшедшая из общества, ставящая себя над ним, все более и более отчуждающая себя от него, есть государство [2].
Но это не все. Мы должны не только вскрыть его сущность, но и установить главную сторону этой сущности, которая определяется конкретно-историческими обстоятельствами. Она обнаруживается не сразу, будучи скрытой за другими его сторонами. Ошибочен взгляд, что государство всецело надклассово, общенародно, что оно исполняет только функции по регулированию, координации и управлению социальной жизнью, будучи институтом согласия, хотя такие функции у него действительно имеются. Принцип историзма помогает глубже разобраться в явлении: основное назначение государства - быть орудием в руках господствующей социальной группы. И развитие государства с момента возникновения демонстрирует это как его главную сторону сущности. Не случайно оно в своем развитии прошло несколько этапов. На этапе рабовладения эксплуататоры владели не только всеми средствами производства, но также людьми. Этот этап сменил феодализм с его крепостным правом. Крепостник-помещик не считался владельцем крестьянина как вещи, а имел лишь право на его труд и принуждение его к отбыванию известной повинности; крестьянство «накрепко» «прикреплено» к земле (отсюда само название - «крепостное» право, «крепостные»). Следующий исторический этап государства - капиталистический, буржуазный. Здесь работник становится юридически свободным, но экономически он вынужден идти к собственнику средств производства; сама рабочая сила становится здесь товаром. Как видно, на всех основных этапах истории этой «вторичной формации» государство было однотипным. Кроме этих характеристик государство имеет разные формы: монархия (как власть одного), республика (как отсутствие какой-либо невыборной власти), аристократия (как власть сравнительно небольшого меньшинства) и демократия (как как власть народа). Они наблюдаются на каждом из исторических этапов. Парламентаризм буржуазной республики, конечно, прогрессивнее буржуазной монархии. Но и здесь государство не есть выражение народной воли. Капитал, раз он существует, господствует над всем обществом, и никакая демократическая республика, никакое избирательное право сути дела не меняет.
Итак, государство в своей сущности есть борьба и единство противоположностей, начал насилия и согласия, во-вторых, исторически оно возникло из потребности держать в узде противоположность классов, в-третьих, оно возникло в самих столкновениях этих классов, поэтому, по общему правилу, оно является государством самого могущественного, экономически господствующего класса, который при помощи государства становится также политически господствующим классом и приобретает таким образом новые средства для подавления и эксплуатации угнетенного класса [2, с. 237], завоевывая его и используя как свой институт насилия. Античное государство было, прежде всего, государством рабовладельцев для подавления рабов, феодальное государство - органом дворянства для подавления крепостных и
зависимых крестьян, а современное представительное государство есть орудие эксплуатации наемного труда капиталом.
Капитализм и социальное государство
Социальное государство - одно из отдаленных последствий «русской революции» в современном мире. Социальное государство (СГ) появилось в XX столетии. СГ нормативно закрепляется в Конституциях стран (впервые в ФРГ в 1946 г.), концептуально впервые охарактеризовано у Лоренца фон Штейна (1815-1890), «эмпирически» представляет собой констатацию определенного фактического положения дел. Идейно СГ связано с социалистическим государством, которое впервые распространило конкуренцию на область социального устройства общества, где государство ранее было исторически однотипным - классово-антагонистическим, характерным «вторичной формации». СГ также ограничило сферу действия государства как института насилия господствующих классов в отношении угнетенных слоев общества (государство - комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии [3, с. 42]).
В литературе принято изображать позитивную сторону СГ. Отмечается, что СГ принимает на себя принципиальную ответственность за обеспечение основных социальных нужд своих граждан, «обеспечивая достойную жизнь и социально-правовую защиту всего населения», прокламируя принцип согласования «государственных, гражданских и бизнесинициатив» [4]. Оно, согласно Л. фон Штейну, «обязано поддерживать абсолютное равенство в правах для всех различных общественных классов, для отдельной самоопределяющейся личности благодаря своей власти», «обязано способствовать экономическому и общественному прогрессу и благополучию всех своих граждан, ибо, в конечном счете, развитие одного выступает условием развития другого». При этом нужно учесть, что мировая буржуазия была напугана событиями в советской России, где буржуазия была уничтожена в результате революции и гражданской войны, и перешла к новой организации общественной жизни, допустив новые формы государственного устройства общества. Соответствующий стиль поведения можно наблюдать у проповедников традиционных религий (христианство, буддизм, ислам, иудаизм). Они призывают бедных, включая особенно бедствующих, смиренно переносить свои невзгоды, неустроенность жизни, в надежде на «воздаяние» в загробной «жизни». Богатым они напоминают, что тех окружают не только богатые, еще в большей степени они окружены людьми бедными, включая чрезмерно бедствующих и страдающих, что может толкнуть их на «бунт», а он способен привести к утрате этих богатств. Чтобы этого не случилось, указывают проповедники, чрезмерно бедствующим нужно оказывать помощь. От этого богатые не перестанут быть богатыми. Напротив, облегчая жизнь чрезмерно страдающей части населения, богатые способны сохранить свой статус богатых. В русле такой стратагемы, хитрости возникло современное социальное государство.
Эта стратегия предполагает идею «конца истории»: в капиталистическом обществе могут реализовываться постепенные количественные улучшения, но никогда не случится коренного, качественного преобразования, «социальной революции», способной положить конец базовым началам капитализма, вывести общество за пределы «вторичной формации». Данная идея противоречит основному закону диалектики о единстве и борьбе количественных и качественных преобразований. Обе противоположности в ней отрываются друг от друга в качестве вполне самостоятельных трендов глобализирующейся человеческой истории, между которыми человечество якобы вынуждено делать выбор. Это нигилистическое отношение к закону единства количественных и качественных изменений пронизывает известную работу К. Поппера «Открытое общество и его враги». Отрывая количественные изменения, Поппер выстраивает «социальную технологию» (впервые термин «социальная инженерия» использовал Р. Паунд в работе Введение в философию» в 1922 г. в смысле постепенных, частных («реасеттеа1») социальных преобразований - М. П.). Марксу он приписывает искаженную концепцию «социальной революции», выстроенной уже на отрывании качественных изменений от количественных, хотя тот исходил из единства количественных и качественных преобразований.
СГ предполагает наличие, значит, сохранение противоречия между принципом историчности социального бытия и субъективно изощренными «стратагемами», хитроумными стратегиями «конца истории», которые предлагаются теоретиками современного капитализма и характеризуют современный процесс глобализации общественной жизни под «началами» капитализма. Речь идет о современных способах «держать в узде» борьбу классов, способную привести к уничтожению частной собственности, чтобы сохранить существующее социальное неравенство в обществе. Современная властная вертикаль, выступает с идеей социального государства, призывая к смирению, к непротивлению сложившимся общественным условиям социального неравенства. С этой целью в ряде вузов введено преподавание «Основ СГ». Нельзя упускать из виду, что «СГ» существует при сохранении классов и частной собственности; оно не есть уничтожение государства и его сущности. «Уступки», связанные с введением института СГ, возможны лишь при определенных конкретно-исторических условиях, при наличии мощного экономического потенциала, позволяющего осуществлять меры по перераспределению доходов, существенно не ущемляя свободы и автономии частных собственников.
СГ уподобляется социалистическому [5, с. 110]. Первое, как и второе, устанавливает всеохватывающий контроль над обществом, фактически является не только планирующим и управляющим государством, но и непосредственно занимающимся всем производством материальных и духовных благ и распределяющим их. На это же указывал К. Поппер в книге «Открытое общество и его враги». Известный правовед России С. С. Алексеев также трактует СГ как аналог социалистического государства, делая это с либерально-демократических позиций, приписывая им гуманистический характер [6, с. 683-685]. Согласно Д. Боузу, государство вообще тотально контролирует общество, а СГ есть угроза обществу, поскольку оно берет деньги у одних людей и, прикарманивая изрядную долю, оставшееся отдает другим людям (в таком понимании государства проглядывает реакция на фашизм, для которого государство есть инструмент, обеспечивающий единство нации - М. П.); поэтому он выступает за ликвидацию СГ, возникшего вместо социалистического [7, с. 3].
О том, что ХХ век, в котором появилось СГ, был веком становления социализма, оказавшего цивилизаторское воздействие на капитализм, пишут даже его ярые противники. Например, по Е. Гайдару [8, с. 224], государство страшно исказило черты новейшей истории, «самоедски» разрушает общество, подминая его под себя, разрушаясь в конечном счете и само. Борясь с марксизмом, он пытался обосновать концепцию «нормального» рынка и «легитимной частной собственности», надеясь, что частная собственность и «нормальный», т. е. свободный от власти, рынок позволит решить все социальные проблемы. Государственный, административно-бюрократический путь борьбы с коррупцией малоэффективен, успешной будет лишь невидимая рука рынка, частная собственность, «отделенная от государства». В человеческой истории Е. Гайдар видел их непримиримую борьбу, и предлагал «вынуть из живого тела страны стальной осколок старой (государственной - М. П.) системы». Эта система - «корыстный, хищнический произвол бюрократии, прикрытый демагогией». Отсутствие полноценной частной собственности, нераздельность собственности и административной власти при несомненном доминировании последней, властные отношения как всеобщий эквивалент, как мера любых социальных отношений, экономическое и политическое господство бюрократии, часто принимающее деспотические формы, - вот «определяющие черты восточных обществ» и «стран «третьего мира». Уже в античности Е. Гайдар увидел полную победу «нормального рынка» над государством. «Частной же собственности на землю в римском или современном смысле этого слова в средние века нет и быть не может», значит, в эпоху феодализма западная «социальная мутация» потерпела поражение, возродившись в обществе лишь с приходом капитализма, его частнособственнических отношений. «Лучший стимул к инновациям, повышению эффективности производства - твердые гарантии частной собственности. Опираясь на них, Европа с XV века все увереннее становится на путь интенсивного экономического роста, обгоняющего увеличение населения».
Наиболее опасный вызов для европейского капитализма, по Гайдару, шел и был связан с медленно накапливавшимися изменениями в ХУШ-Х1Х веках, которые под влиянием тех-
нических открытий и социально-политических перемен внезапно резко ускорились. Непривычно бурный прогресс также нес в себе немалые опасности. Казалось, что европейский корабль сорвался с ясного курса, попал в шторм. Европейская история завертелась в гибельной «диалектической» ловушке, о чем с грозным, «мефистофельским» торжеством писал Маркс: «Современное буржуазное общество <...>, создавшее, как бы по волшебству, столь могущественные средства производства и обмена, походит на волшебника, который не в состоянии более справиться с подземными силами, вызванными его заклинаниями». И далее еще более грозно и «диалектично» Маркс утверждал: «Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть, она породила и людей, которые направят против нее это оружие, - современных рабочих, пролетариев». Но Маркс «пришел к неверным выводам». На самом деле кризис капитализма, согласно Гайдару, есть «кризис не рыночных производственных отношений, как думал Маркс, а (кризис - М. П.) их легитимности», и «покушение на легитимность». Со стороны марксизма, который, получается, и вызвал кризис капитализма своим «учением о капитализме», поставившим под сомнение «легитимность капитализма», шире - со стороны всех тех, кто с «пагубной самонадеянностью» собираются строить «новое общество» «по лекалам собственного изготовления» (Мы вынуждены воспроизводить эти рассуждения Гайдара, ибо они сохраняются и в основании идеологии современной эпохи).
Но кто предупрежден, тот спасен! И капиталисты, по Гайдару, взяли на вооружение учение К. Маркса. История оказалась «с иронией». «Ирония истории», показала, что она универсальна и любимчиков не имеет, повернувшись своим острием против самого Маркса. Его теория в итоге оказалась для Запада не цианистым калием, а прививкой, «предупредившей действительно смертельную болезнь», признает Гайдар. Не механическое подавление марксистской оппозиции, а ее ассимиляция (подчас под аккомпанемент антимарксистской риторики) - таков был ответ капиталистического общества. В конце XIX - начале XX века Запад пережил мучительную мутацию, но вышел из нее живым и здоровым.
Капитализм и социальное государство: концептуальное переосмысление
Ранее приведенные рассуждения Гайдара нуждаются в концептуальном переосмыслении. Фактически речь в них идет о том, что появляется вырожденная, точнее, вырождающаяся форма социальной организации капитализма. Наряду с собственной сущностью капитализма он приобретает «приписанную сущность», проистекающую из сферы созданного Марксом знания. Возникает «странный объект», из самого «объекта» и добавленного к нему «знания». По Гайдару, капитализм как форма общественной организации приобретает и перерабатывает знание о капитализме, присоединяя его к капитализму. В результате возникает новая его форма, дополняющая его сущность, вскрытую Марксом. Гносеологическое, знание обретает статус онтологического фактора, присоединяемого к самому объекту (уже Ф. Бэкон и Р. Декарт считали знание «силой», способной «привходить» в действительность, дополнять ее, оказывая воздействие на ход мировых процессов - через деятельность людей, которая изменяет их течение). И это знание приобретает и несет на себе отпечаток капиталистических социальных структур, не выходя за их границы, следовательно, оно само претерпевает изменения. Отныне капитализм «видит себя» иначе, с добавкой СГ, позаимствованного из идеалов социалистического общества как этапа перехода к коммунизму, согласно К. Марксу. Отныне его существование складывается из существования «самого капитализма» и его «наблюдения» и «контроля», которые «входят» в него, преодолевая возможность его существования за счет неклассических форм.
Напуганная буржуазия пошла на значительные уступки угнетенным, с одной стороны, и всячески дискредитировала учение Маркса, с другой. В итоге возникло СГ - как аналог и, в то же время, альтернатива государству социалистическому. Именно это и обусловило изменения в сторону появления СГ. Гайдар особо выделяет «заслуги» в «реформировании» капитализма Эд. Бернштейна, его теории социал-реформизма, в которой тот противопоставил революции и насилию социальный компромисс, с помощью которого можно смягчить самые острые и несправедливые противоречия в «демократическом» обществе. Это выражено в его знаменитом лозунге-афоризме, который помог выпустить без взрыва весь «марксистский пар»: «Конечная
цель - ничто, движение - все» (эта фраза имеет целью отделить количественные изменения от качественных, эволюцию от революции - М. П.). Появилась тенденция социализации капитализма. Сословные перегородки были сломаны, полагает Е. Гайдар, на фоне их резкого, истинно «феодального усиления» в странах «реального социализма». Было обеспечено в максимальной степени формальное и фактическое равенство людей перед законом, и все это не ценой революции, а, наоборот, благодаря усилению демократических традиций и постепенных преобразований. Были устранены наиболее уродливые формы неравенства. Универсальной нормой стало всеобщее избирательное право. Развитие трудового законодательства обеспечило защиту прав наемных работников. Формируется система пособий по безработице, пенсионного обеспечения, государственных гарантий образования и здравоохранения.
Вторая форма была предложена Дж. М. Кейнсом в сфере экономической политики. По словам Е. Гайдара, «с успехом заменив марксистскую революцию кейнсианской эволюцией», книга Дж. Кейнса («Общая теория занятости, процента и денег», 1936) появилась, когда мир приходил в себя после «великой депрессии» - самого мощного экономического кризиса в истории капитализма. Кризис этот шел на фоне казавшихся блестящими и неоспоримыми, по Е. Гайдару, успехов «социалистического планового хозяйства» в СССР. «Кейнсианская мутация» свободного капитализма заключалась в том, что были предложены и конкретные меры, и экономическая методология, направленная на сокращение безработицы, увеличение платежеспособного спроса, преодоление кризиса при сохранении частной собственности. Все это позволяло достичь значительного увеличения эффективности государственного регулирования экономики. Кейнсианство было конкретной реформистской теорией с достаточно мощным инструментарием.
С экономической идеологией кейнсианства перекликается «Новый курс» президента Ф. Д. Рузвельта (который получил права гражданства и в послевоенной Европе). В условиях тяжелейшего кризиса, повальной безработицы американская администрация смогла поступиться принципами классического свободного капитализма, пойдя на значительное вмешательство государства в экономическую жизнь, что во многом помогло «спасти ситуацию».
Надо сказать, что эта сторона дела (вырождения капитализма, его сущности, раскрытой Марксом) нередко замалчивается или искажается в вузовских курсах «Основ СГ» - ради отрицания исторического значения марксизма, влияния социалистического содружества и борьбу народных масс, смотревших на преобразования в СССР как на пример возможного пути развития общества, на историю ХХ-ХХ1 вв. В учреждении СГ односторонне выпячивается, абсолютизируется прагматизм «верхов», вертикали власти.
СГ, как наследник социалистического государства, оказалось «вставленным» в уже существовавшее капиталистическое общество, не отличавшееся совершенством. Не случайно, реформаторы России говорили, что они не могут выбирать между плохим и хорошим, а вынуждены выбирать между плохим и еще боле плохим. Устроители такого общества «на западе» говорят, что они не создают «рай» на земле, но стремятся к тому, чтобы жизнь на ней окончательно не превратилась в «ад». Это массовое или потребительское общество, которое паразитирует на человеческих идеалах. СГ и воплощено в такой социальный мир. Социалистическое государство выстраивалось на основе разработок представителей социальных наук, с учетом рекомендаций ученых в области естественных и технических дисциплин.
А как выглядит положение науки при капитализме? По словам А. Л. Никифорова, «как только была осознана прикладная ценность научного знания, оно все больше стало подпадать под власть крупного капитала», «научное знание становится товаром, ученый - наемным рабочим, производящим этот товар», «происходит вытеснение внутринаучных ценностей», «резкое сокращение доли фундаментальных исследований в общем объеме научной деятельности. Резюмируя, они пишет о том, что «кто платит, тот и заказывает музыку, что ныне платят капитал и государство, финансисты и политики, и именно они направляют науку в область прикладных исследований», а «в прикладных исследованиях внутринаучные ценности и цели действительно заменяются...» [9, с. 63] теми, кто заказывает эту «музыку». Аналогичные рассуждения демонстрирует американский философ А Ф. Фукуяма, отмечая, что «стремление
к экономическому росту кажется универсальной характеристикой практически всех современных обществ», но «современные корпорации поддерживают научно-исследовательские работы не из абстрактной любви к знаниям, а чтобы зарабатывать деньги». Это порождает «направленность истории», выпуская «технологического джина из бутылки», создавая «технологические цивилизации», что влечет обесценивание фундаментальной науки, которая оказалась в конце XX века близкой к исчезновению. В итоге исчезают стандарты объективности, обоснованности и истинности в пользу роста прикладных исследований «со своими вненауч-ными целями и ценностями, со своими стандартами и нормами» [10, с. 64]. Сохраняет свою значимость и эмпирическая констатация «порядочного бизнесмена» времен Маркса (нередко приписывается самому Марксу) о поведении буржуа, готового пойти на любое преступление при получении прибыли, приближающейся («стремящейся») к 300 %.
Ф. Фукуяма формулирует хитроумную стратагему «конца истории», абсолютизирующую сохранение сущности капитализма: «Сама по себе «логика современной науки» силой не обладает, есть только люди, желающие воспользоваться наукой», наука определяет только «горизонт технических возможностей, заданных основными законами природы» [10, с. 211]. Он использует положения марксизма, но в антимарксистских целях, когда пишет о конце истории в вечности капитализма, абсолютизируя «тимос» как «борьбу человека за признание» собственного достоинства (в духе философии Кожева). На определенной стадии развития капитализма в капиталисте возобладает его «тимос», это преобразит эксплуататорскую природу капитализма, и настанет эпоха либеральной демократии. Как видно, здесь речь заходит о вырождении самой сущности капитализма.
Но в рассуждениях Ф. Фукуямы недостает ясности и последовательности. Говоря о «последнем человеке» «в царстве свободы», якобы «кончающем» универсальную историю, он признает эмпирические факты: проблемы социального неравенства в либеральных обществах «неразрешимы», а «общественная структура современной демократии по-прежнему напоминает классическую пирамиду» [10, с. 434]. Ссылаясь на абстрактную возможность «для всех» изменить свой социальный статус, он полагает, что «послевоенная Америка фактически достигла «бесклассового общества», но не в смысле самого К. Маркса. Ибо даже по самому мягкому стандарту эти перемены «не соответствуют» принципу равенства. Более того, достижение даже «полного юридического равенства мало что изменит в жизни того или иного юноши или девушки», поскольку «у них нет богатства или собственности» и «остальное общество не принимает их всерьез». «Существенное социальное неравенство остается даже в самом совершенном либеральном обществе» [10, с. 437-439].
Казалось бы, здесь напрашивается вопрос о необходимости, наряду с количественными, качественных изменений. Но нет: он надеется, что универсальная история человечества не бесконечна, напротив, она завершается «концом истории», когда достигает стадии «либеральной демократии», при которой «более не будет прогресса в развитии принципов и институтов общественного устройства, поскольку все главные вопросы будут решены», хотя и «будут происходить важные события», как «будут выходить сообщающие о них события» в пределах указанных «принципов и институтов» [10, с. 7-10]. Он настаивает на окончательном утверждении либеральной демократии, которая была и будет «единственным логически последовательным политическим стремлением», которое «овладевает различными регионами и культурами во всем мире».
Обратная сторона СГ
Описанная стратагема является общей для Ф. Фукуямы и К. Поппера. Согласно Попперу, Марксу был известен лишь период существования капитализма в виде системы «не ограниченного» или «не регулируемого законодательно капитализма» (unrestrained capitalism), приблизительно до 1833 года, «когда не было никаких законодательных актов, ограничивающих и регулирующих взаимоотношения между предпринимателями, производителями, продавцами, покупателями и т. п.» [11, с. 137]. Это привело его к «теории бессилия всякой политики» и государства повлиять на сферу экономики и на классовый антагонизм в пользу рабочего класса. В ней был выражен «социальный опыт жестокости и подавления» той эпохи и «глу-
бочайший гуманизм и чувство справедливости» [11, с. 141] Маркса. Поппер указывает на тенденции к появлению социального государства в позднем капитализме, обретающем и реализующем «функции охраны справедливости и свободы, т. е. именно те функции, которые относили к компетенции государства великие теоретики демократии», марксизм же надеялся реализовать их как функции социалистического государства, ибо и в 1863 году, когда Маркс писал Капитал, по признанию Поппера, он все еще обнаруживал многочисленные факты невыносимых условий жизни рабочего класса и протестовал против «этих преступлений», считая необходимым уничтожение всей системы капитализма. Поэтому он «никогда не ценил высоко либерализм, а в парламентской демократии видел только скрытую диктатуру буржуазии» [11, с. 389].
Итак, Поппер не согласен с Марксом в оценке роли политики и государства: Маркс видит в них надстройку по отношению к «экономической мощи», Поппер приписывает им «фундаментальную роль», отстаивая принцип «государственного вмешательства в экономику» [11, с. 146]. По Марксу, «реальную власть в обществе имеет развитие техники, следующая по важности ступень власти - это система экономических классовых отношений и на последнем месте оказывается политика» (и государство). По Попперу, «политическая власть. может контролировать экономическую мощь», и это приводит к «громадному расширению области политической деятельности», в том числе и для «защиты экономически слабых» [11, с. 147]. «Демократия», контроль за правителями со стороны управляемых (иначе у правительства не будет ни малейшей причины, почему бы ему не использовать свою политическую и экономическую власть в целях, весьма далеких от защиты свободы своих граждан), на самом деле, по Попперу, есть базис всех остальных сторон социальной системы: при демократии должны быть созданы «институты демократического контроля за экономической властью и институты своей собственной защиты от эксплуатации» [11, с. 151]. Позже Поппер ослабляет категоричность своего «опровержения»: лишь при «определенных обстоятельствах» влияние идей (возможно поддержанных пропагандой) может перевесить и вытеснить влияние экономических сил»; и «невозможно полностью понять интеллектуальное развитие, не поняв его экономической подоплеки» [12, с. 547].
Сравним эти положения с фактами современной жизни и их отражением в «социальной эпистемологии», которая выражает ряд типичных особенностей массового, потребительского сознания, в которые глубоко проникают современные рыночные «регуляторы», проистекающие из интересов финансовых структур, корпораций, что влечет вытеснение фундаментальных исследований, поскольку они не способны приносить «быстрые дивиденды». В таких условиях научная деятельность оказывается в подчинении у производства предметов потребления и комфорта, реализуя установки не творцов науки, а «менеджеров» потребительского общества, в чем якобы и заключается «социальная значимость» науки, познания, включая и философское знание, некоторые представители которого также открещиваются от признания мира объективной реальности и истины в пользу реализации прагматических задач в интересах финансовых воротил и собственников. В результате «интерес» торжествует над «истиной», не гнушаясь никакими средствами, умело гримируясь, нередко выступая под маской «непреложной истины», хотя такая «истина» является лишь симулякром в сравнении с подлинной истиной, призванной воспроизводить реальность.
Такие «факты» характерны и для современной России: «нищая наука стоит с протянутой рукой, ищет интересантов среди чиновников и бизнесменов, жаждет обрести «социальную значимость», связанную с саморекламой, «со всевозможными ухищрениями, созданием фирм и фирмочек с их полублефами, с их специалистами по связям, по составлению «хороших отчетов», по лоббированию контрактов и добыче грантов, дабы любой ценой выбить какое-то дополнительное финансирование к жалкой зарплате. Нечто подобное мы наблюдаем и в философской епархии» [13, с. 60]. Все эти бесполезные и даже вредные виды деятельности на поверку оказываются лишь имитацией, симулированием «социальной значимости». Последняя должна быть исследованием возможностей преобразования социума путем преодоления описанных симулякров, детерминированных потребительским обществом капитализма (в теории
и на практике) для обеспечения реального и успешного развития общества, философии и науки за пределами потребительского общества.
Как на факт вырождения современного капитализма укажу на широкое распространение производства фальсифицированных продуктов питания (по «Росконтролю» до 60-80 % от всех продуктов питания России). На изменение характера производства и вполне «добропорядочных» товаров широкого потребления - ради получения дополнительной прибыли хозяевами бизнес-производства страны. Эта цель привела к изменению самой технологии производства якобы нефальсифицируемых товаров широкого потребления. В технологию закладывается свойство их быстрой сменяемости, представляющей или имитирующей «инновационность» товаров, искусственно заложенной в них недолговечности использования, что предопределяет необходимость для приобретателей таких «потребительных стоимостей» покупки их обновленных «вариантов». Например, смартфоны оснащают незаменяемыми элементами питания, иными элементами, в материал трикотажных изделий, белья и т. п. включается бумага, чтобы создать изделие с наперед заданным свойством «короткоживучести». В сфере вузовского образования это обновление стандартов по различным дисциплинам, на разработку, прохождение и утверждение которых, смею предположить, Минобрнаукой РФ затрачиваются огромные денежные средства, «приобретатели» которых становятся обладателями более чем солидного движимого и недвижимого имущества, включая виллы и поместья в России и за границей. А огромной армии вузовского профессорско-преподавательского состава в удел достается во многом бессмысленный и бесполезный труд, как правило, без оплаты, по «разработке» так называемых «рабочих программ», отличающихся от предшествующего поколения таковых главным образом сокращением часов на преподаваемую дисциплину, понятно, при расширении списка «компетенций», этого символа «инноваций» в области «педагогических технологий». Таков мир частной собственности, захвативших его частных собственников (в народе их издавна называли «мироедами»). «Свойства» инновационности позволяют хозяевам современного производства получать сверхприбыли, фактически эксплуатируя потребителя, перенося эксплуатацию и в сферу потребления. В разработку «инновационных» технологий сегодня вовлекаются целые отряды ученых-прикладников, вынуждаемых обслуживать подобное производство «продуктов» с «наперед заданными свойствами», широко привлекается маркетинг и более чем назойливая и явно вредная реклама.
На повестке дня обращение такой технологии «генной модификации» с растений и животных на самого человека, что грозит возможностью радикальной переделки человека, трансформацией его организма в нечто «иное» - для его же «лучшего будущего», согласно проектам «русских космистов», проекту А. Н. Федорова, имеющего религиозно-идеалистические основания, переводимые из чистой теории в практику (Согласно «движению» «Россия 2045», «учеными разных стран мира уже разрабатываются отдельные технологии, способные обеспечить создание прототипа искусственного тела человека в течение ближайшего десятилетия.» [Режим доступа: www.2045ru/manifest])1. Это как детские забавы затмит, скажем, использование допинга, создающего дополнительные ресурсы у человеческого организма. Речь идет о возможности величайших преступлений против человечности, например, о создании вместо привлекательной русалки из мифов «дамы-свиньи» и т. п. как генно-модифицирован-
1 Анализируя «организованную реальность» в статье «Человек и машина» Н. А. Бердяев, прошедший «школу» марксизма, призывал не забывать, что старая, нетехнизированная жизнь была связана со страшной эксплуатацией людей (и животных), с рабством и закрепощением, что возврата к прошлому нет и его нечего желать (пролонгировать - М. П.), а новые человеческие массы, выдвинутые на арену истории, потребуют новых форм организации, новых орудий и «машина» может быть орудием освобождения от эксплуатации и рабства. «Никогда не будет уничтожена техника и машина, пока человек совершает свой земной путь». Он особо подчеркивал, что эпоха неслыханной власти техники кончится, но не ее отрицанием, а подчинением ее духу человечности, власть же техники и машины связана с капитализмом: она родилась «в недрах» капиталистического строя, и машина была самым могущественным орудием развития капитализма. И если техника создала капитализм, то она же может способствовать преодолению капитализма и созданию нового, более справедливого социального строя. Не машина (и, добавлю, не наука), а человек определенного типа виновен в страшной власти «машинизма». Недостойно переносить ответственность с человека на машину. «Машинизм» есть лишь проекция «дегуманизации», вполне реалистически считал Н. А. Бердяев.
ного «продукта», «дивида», согласно А. Дугину [14], который утратит черты «неделимого», человеческого индивида.
Возникает вопрос, нужно ли обществу такое «вырождающееся» производство, или мы должны допускать распространение и пропаганду в нем бесполезных и даже вредных видов деятельности? Известный социолог А. А. Зиновьев на Российском философском конгрессе в Москве 2005 г. «Философия и будущее цивилизации» в своей открытой лекции констатировал, что в СССР существовали не только полезные, но бесполезные и вредные виды деятельности. Вместе последние составляли 20%, тогда как на полезные виды деятельности приходилось 80 %. В постсоветской России, наоборот, полезные виды деятельности составляют, по мнению А. А. Зиновьева, лишь 20%, тогда как на бесполезные и вредные виды деятельности в стране приходится все 80 %.
Закончить хочется вопросом: Может ли этот негативный тренд быть преодоленным эво-люционно или тут нужна революция, понятая не вульгарно, но как великая реставрация, или восстановление развития, прерванного или сдерживаемого в постсоветской России? Независимо от ответа на этот вопрос речь идет о необходимости продолжить развитие человека и человечества на основе диалектического закона единства количественных и качественных изменений, по-видимому, за пределы (даже вырожденного) капитализма в виде массового или потребительского общества в целях освобождения индивида и всестороннего развития свободной индивидуальности человека, не допуская преступлений против человечности.
Заключение
1. При всей неоднородности (многообразии) СГ оно есть отдаленное последствие «русской революции» 1917 года, аналог (конкурент и альтернатива) социалистического государства. 2. СГ есть свидетельство заимствования и преобразования капитализмом принципов социализма, прежде всего в области государственного строительства. 3. СГ свидетельствует о распространении конкуренции на область социального устройства общественной жизни, которая до того, в истории «вторичной формации», была одномерной. 4. Временные пределы существования СГ ограничены, они скреплены с сохранением частной собственности. 5. Появление СГ - свидетельство возникновения вместо классического капитализма его вырожденной (вырождающейся) формы существования.
Литература
1. Лебедев А. В. Логос Гераклита. Реконструкция мысли и слова (с новым критическим изданием фрагментов). - Санкт-Петербург: Наука, 2014. Ук. соч. - С. 111-112.
2. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения. Т. 6. - М.: Госполитиздат, 1987. - С. 235-236.
3. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. Т. 4, Изд. 2. - М., 1955. - С. 42.
4. Петров В. М. Основы социального государства. - Н. Новгород: ННГАСУ, 2012. - 185 с.
5. Хассе К. Основы конституционного права ФРГ. - М., 1981. - 110 с.
6. Алексеев С. С. Право: азбука - теория - философия: опыт комплексного исследования. - М., 1999. - С. 683-685.
7. Боуз Д. Либертарианство: история, принципы, политика. - М., 2004. - С. 3.
8. Гайдар Е. Т. Государство и эволюция. Как отделить собственность от власти и повысить благосостояние россиян. Изд. 2-е, испр. - СПб.: Норма, 1997. - 224 с.
9. Никифоров А. Л. Что такое «постнеклассическая наука»? // Эпистемология и философия науки. -2013. - Т. XXXVI. - № 2. - С. 63-64.
10. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. - М.: Ермак, 2004. - С. 64.
11. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2. Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. - М.: Феникс, Международная инициатива, 1992. - 528 с.
12. Поппер К. Предположения и опровержения. Рост научного знания. - М.: АСТ, Ермак, 2004. -638 с.
13. Дубровский Д. И. Относительное и абсолютное // Релятивизм как болезнь современной философии. - М.: Канон, 2015. - С. 60.
14. Дугин. Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли. - М.: Евразийское движение, 2009. -С. 157-195.
References
1. Lebedev A. V. Logos Geraklita. Rekonstrukcija mysli i slova (s novym kriticheskim izdaniem fragmentov).
- Sankt-Peterburg: Nauka, 2014. Uk. soch. - S. 111-112.
2. Jengel's F. Proishozhdenie sem'i, chastnoj sobstvennosti i gosudarstva // Marks K., Jengel's F. Izbrannye sochinenija. T. 6. - M.: Gospolitizdat, 1987. - S. 235-236.
3. Marks K., Jengel's F. Manifest Kommunisticheskoj partii. T. 4, Izd. 2. - M., 1955. - S. 42.
4. Petrov V. M. Osnovy social'nogo gosudarstva. - N. Novgorod: NNGASU, 2012. - 185 s.
5. Hasse K. Osnovy konstitucionnogo prava FRG. - M., 1981. - 110 s.
6. Alekseev S. S. Pravo: azbuka - teorija - filosofija: opyt kompleksnogo issledovanija. - M., 1999. -S. 683-685.
7. Bouz D. Libertarianstvo: istorija, principy, politika. - M., 2004. - S. 3.
8. Gajdar E. T. Gosudarstvo i jevoljucija. Kak otdelit' sobstvennost' ot vlasti i povysit' blagosostojanie rossijan. Izd. 2-e, ispr. - SPb.: Norma, 1997. - 224 s.
9. Nikiforov A. L. Chto takoe «postneklassicheskaja nauka»? // Jepistemologija i filosofija nauki. - 2013. -T. XXXVI. - № 2. - S. 63-64.
10. Fukujama F. Konec istorii i poslednij chelovek. - M.: Ermak, 2004. - S. 64.
11. Popper K. Otkrytoe obshhestvo i ego vragi. T. 2. Vremja lzheprorokov: Gegel', Marks i drugie orakuly.
- M.: Feniks, Mezhdunarodnaja iniciativa, 1992. - 528 s.
12. Popper K. Predpolozhenija i oproverzhenija. Rost nauchnogo znanija. - M.: AST, Ermak, 2004. - 638 s.
13. Dubrovskij D. I. Otnositel'noe i absoljutnoe // Reljativizm kak bolezn' sovremennoj filosofii. -M.: Kanon, 2015. - S. 60.
14. Dugin. Postfilosofija. Tri paradigmy v istorii mysli. - M.: Evrazijskoe dvizhenie, 2009. - S. 157-195.
