Научная статья на тему 'Существенно ли наследие советского прошлогорезультаты экспериментального исследования социального поведения в России'

Существенно ли наследие советского прошлогорезультаты экспериментального исследования социального поведения в России Текст научной статьи по специальности «Право»

CC BY
149
51
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Terra Economicus
WOS
Scopus
ВАК
RSCI
ESCI
Область наук
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Существенно ли наследие советского прошлогорезультаты экспериментального исследования социального поведения в России»

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

СУЩЕСТВЕННО ЛИ НАСЛЕДИЕ СОВЕТСКОГО ПРОШЛОГО? РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ В РОССИИ

Б. ХЕРРМАНН,

Школа экономики, Университет Ноттингема,

Великобритания В.П. КОВАЛЕНКО,

кандидат экономических наук, доцент, Всероссийский заочный финансово-экономический институт

Перевод Курышевой А.А.

Социальное поведение людей - фундаментальная характеристика, свидетельствующая об их способности формировать высокоорганизованные общества [8]. Следовательно, для анализа траектории развития человеческих обществ и степени их различий в отношении успешности организации взаимодействий, крайне необходимо обоснованное эмпирическим путём понимание природы социального поведения человека.

Человеческое поведение лишь отчасти носит социальный характер; довольно часты ситуации, когда люди предпочли бы эгоистический подход. Любой просоциально настроенный индивид, таким образом, сталкивается с угрозой эксплуатации со стороны эгоистичных партнёров. Данная дилемма лучше всего описана посредством «трагедии общин» [23]: у каждого отдельного фермера есть стимул вывести на общее пастбище столько скота, сколько возможно. Трагическим результатом этого может оказаться чрезмерное стравливание пастбища, от которого пострадают все фермеры. На уровне коллектива благосостояние всех фермеров возросло бы, будь у них возможность ограничить количество скота, пасущегося одновременно на общественных угодьях. Однако на индивидуальном уровне благосостояние каждого отдельного фермера увеличивается, если он позволяет своему скоту пастись. Похожее противоречие между индивидуальной и коллективной рациональностью типично для таких непохожих областей, как война, совместная охота и фуражировка, защита окружающей среды, выполнение налоговых требований, голосование, участие в коллективных действиях вроде демонстраций и забастовок, добровольное предоставление общественных благ, пожертвования в благотворительные учреждения, бригадная работа, межфирменный сговор, наложение эмбарго и потребительские бойкоты, и т.д.

Таким образом, в любой социальной группе, будь это группа друзей или крупное общество, индивид должен искать способ удостовериться в том, что просоциально настроенные индивиды не будут эксплуатируемы эгоистично действующими членами группы. За последние десятилетия экономистами-эмпириками было проведено множество исследований с целью лучше изучить, до какой степени поведение людей носит социальный характер, и каким образом просоциально настроенные индивиды преодолевают эту угрозу эксплуатации, организуя успешные взаимодействия.

В данной работе будет осуществлена попытка подытожить результаты такого экспериментального исследования различных аспектов социального поведения в России. Проведение исследований в России представляет собой особый интерес в целях изучения процесса формирования социального поведения, поскольку воспитание и социализа-

© Herrmann B., Kovalenko V. 2007

ция советского прошлого были, по меньшей мере, публично направлены на взращивание коллективистского по духу человека, который противостоял бы эгоистичным соблазнам. Даже если бы эту цель невозможно было достичь, изучение социального поведения в России и тогда представляло бы определённый интерес с точки зрения проверки, действительно ли образование и социальный фон продолжают оказывать воздействие на социальное поведение.

Прежде чем мы представим результаты различных экспериментов, проведённых в России, для начала мы представим экономические эксперименты как набор инструментов для изучения поведения. Вплоть до появления экспериментальной экономической науки социальное поведение изучалось преимущественно в рамках опросов и наблюдений. Оба этих варианта пригодны больше в качестве поддержки исследований коллективного поведения, но, будучи использованы как единственный инструмент, несут с собой некоторые существенные недостатки.

Опросы представляют собой инструмент, очень полезный для сбора данных по общим темам, вроде жилищных условий. Однако при выявлении социальных предпочтений респондента опрос может оказаться неэффективным инструментом установления достоверных данных [1]. Субъекты редко полностью высказывают свои социальные предпочтения, в особенности учитывая, что им ничего не стоит прослыть более коллективно настроенными. Вполне вероятно, что среди опрашиваемых лишь несколько человек признают в себе явных эгоистов, а следовательно, преобладающей окажется общественно-ориентированная позиция. Результаты подобного опроса едва ли можно расценивать как достоверную информацию.

Наблюдения социального поведения могут обеспечить более надёжные результаты, но отчасти страдают недостатком контроля, что вызывает особые затруднения при проведении межкультурных исследований. Как провести сравнение кооперативного поведения в условиях, когда невозможно точно определить внутренние мотивы субъектов, так же как и внешние «фоновые» факторы, вроде персональной истории и личного опыта, накопленного в ходе предшествующих взаимодействий? Каким образом оценить социальные взаимодействия и сравнить между собой их формы в рамках различных культур и языковых систем? Если, к примеру, провести исследование кооперативного поведения среди сельских жителей России, на которое оказывает влияние особая институциональная структура бывших колхозов и совхозов, то в Западных странах соответствующей институциональной структуры, которая могла бы служить основой для сравнительного анализа, мы не обнаружим. Таким образом, хотя наблюдения сами по себе являются ценным инструментом анализа социальных взаимодействий, их применение в случае исследований межкультурных различий довольно ограничено.

Экспериментальная экономика, напротив, предлагает полезный инструментарий исследования важного с точки зрения экономической науки социального поведения, которое выходит за пределы культурных границ. Более подробное введение в данную тему см.: [25].

Во-первых, при проведении экономических экспериментов используются реальные стимулы. То есть, для объекта эксперимента предполагается денежное вознаграждение, размер которого определяется согласно их решениям. Поскольку эти поощрения, как правило, покрывают, по меньшей мере, альтернативные издержки субъекта, они являются привлекательным стимулом для того, чтобы воспринимать процесс принятия решений всерьёз. При проведении эксперимента реальные люди принимают реальные решения, и, хотя сама ситуация принятия решения в нейтральной атмосфере экономической лаборатории чаще носит скорее искусственный характер, решения эти имеют реальные экономические последствия.

Во-вторых, обычно объекты этих экспериментов изначально не знакомы друг с другом, и на протяжении всех экспериментов отделены друг от друга, будучи лишены возможности общаться как вербально, так и эмоционально - посредством выражений лица. Таким способом можно контролировать важные факторы, например, присоединение к группе, понятие об обязательствах или создание репутации. Условия, при которых происходит принятие решений, таким образом, находятся под строгим контролем экспериментатора. Когда в пределах изучаемой группы степень личной осведомлённости всех участников

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

одинакова, а каждый отдельный участник принимает собственные решения обособленно, получение сопоставимых результатов становится возможным. При проведении межкуль-турных сравнений, таким образом, приобретает значение анонимность субъектов.

В-третьих, принимаемые в рамках эксперимента решения могут быть по форме нейтральны. Нейтральная форма снижает риск того, что различные подопытные группы будут, проводя аналогию, переносить разнообразные впечатления или воспоминания на экспериментальные ситуации, что будет оказывать влияние на их решения. Это облегчает сопоставление результатов, полученных в ходе исследования различных социальных групп.

Если целью эксперимента служат межкультурные исследования, необходимо соблюдать определённые условия. Рот с коллегами [31] установил соответствующие стандарты в своём конструктивном межкультурном исследовании. Чтобы не сомневаться в надёжности межкультурных экспериментов, их следует выполнять теми же самыми экспериментаторами, с применением той же самой системы стимулов, привязанной к альтернативным издержкам, используя правила, переведённые на иностранный язык и обратно и проверенных на предмет семантической связности и, наконец, используя экспериментальную денежную единицу для того, чтобы удостовериться, что все участники при проведении расчётов используют одну и ту же пропорцию.

Тем не менее, при проведении экономических экспериментов необходимо также принимать во внимание следующие ограничения. Зачастую бывает трудно подыскать представительную выборку для организации исследования. В-четвёртых, необходимо быть внимательными в отношении внешней значимости результатов эксперимента. Может оказаться, что в довольно искусственной и «прохладной» атмосфере лаборатории результаты эксперимента сильно отличаются от реальной жизни, где эмоции и множество других внешних факторов могут в значительной мере изменить поведение. Однако недавние исследования кооперативного поведения среди занятых показали, что есть достаточно оснований предполагать, по крайней мере в отношении кооперативного поведения, что выверенное в ходе эксперимента поведение значительно перекликается с социальным поведением в реальной жизни3. Следовательно, результаты экономических экспериментов могут оказаться источником ценных советов и принести пользу при опровержении ошибочных теорий.

Обобщив некоторые основные сведения об экономических экспериментах, я представлю три типа игры, которые широко используются для изучения трёх важных характеристик социального поведения: нормы честности, доверия, надёжности и кооперации.

Нормы честности измеряются с помощью игры-ультиматума [22]. В ходе этого эксперимента участники вначале разбиваются по парам. Каждая пара состоит из Предлагающего и Респондента. Предлагающий должен принять первое решение: ему или ей нужно решить, как следует разделить определённую сумму денег с Респондентом. Предполагается, что деньги будут выплачены сразу по завершении эксперимента. Респондент, в свою очередь, должен решить - после того, как он или она узнали о предложении другой стороны по поводу способа раздела денег - согласятся ли они на такие условия сделки или отклонят их. Если Респондент принимает условия Предлагающего, то обоим - и Предлагающему, и Респонденту - выплачивают денежную сумму в зависимости от условий, определённых Предлагающим. Однако если Респондент отвергает предложение другой стороны, ни тот, ни другой не получают ничего.

Такая схема открывает возможности для исследования норм честности и склонности к наказанию за нечестное поведение. Хотя чисто эгоистичный Респондент должен быть счастлив в случае получения предложения любой отличной от нуля суммы, можно представить, что большинство Респондентов действуют в другом направлении. Вместо этого Респонденты предпочтут получить по меньшей мере 40% суммы, а любое предложение, которое ниже этого значения, сочтут нечестным. По мере многократного проведения эксперимента на разнообразных территориях с участием множества различных подопытных субъектов, оказалось, что на самом деле повсеместно представители всех слоёв общества отвергли бы сумму, которая

3 Бёркс, Карпентер и Гоетт провели сравнение кооперативного поведения среди посыльных на велосипедах и обнаружили, что поведение in the lab and on the job оказалось различным (результаты исследования были представлены на встрече ESA в 2004).

меньше 30%, отклонив вариант Предлагающего и оставив обе стороны ни с чем (обзор результатов игр ультимативного типа, проводившихся в различных странах, см. в работе [3, р. 49]).

Относительно России, крупнейшее на сегодняшний день исследование поведения в процессе ультимативной игры было осуществлено Бэри и Уилсоном [5], которые провели измерение поведения 650 субъектов (студентов и взрослых), в Татарстане и Саха-Якутии. Они воспользовались стратегической игрой, производной от игры-ультиматума изначального запроса респондентов условно указать, какое решение они бы приняли при осуществлении выбора из всех данных возможных альтернатив, определённых предлагающими. На следующем шаге они запрашивали предлагающего относительно их действительных предложений. Окончательная сумма выплаты определялась посредством приведения фактического варианта Предлагающей стороны в соответствие с условным решением респондента. Результаты показали что, в целом, решения участников эксперимента различались в зависимости от возрастной категории. Представители предлагающей стороны более старшего поколения тяготели к достаточно справедливому соотношению 50/50, чем субъекты из более молодой возрастной категории. Такая ситуация довольно неожиданна, поскольку обычно среди западных студентов преобладающее предложение имело соотношение 60/40. Оказалось, по измеряемым поведенческим характеристикам представители более молодой возрастной категории как в Татарстане, так и в Саха-Якутии совершенно не отличаются от исследуемой аудитории западных студентов, поскольку в их случае указанное соотношение, как правило, также тяготеет к значению 60/40. Бери и Уилсон истолковали эти результаты как влияние процессов социализации - наследия Советского прошлого - на последующее поколение. Однако учитывая отсутствие сравнительного исследования возрастных эффектов в другом обществе, подобную трактовку следует принимать с осторожностью. Эти результаты могут иллюстрировать как раз возрастной эффект, который может наблюдаться и в любом другом обществе. Принимая во внимание этот факт, справедливым кажется заключение, что оценка норм честности, произведённая в России, не отличается существенным образом от результатов, полученных в каком-либо другом регионе.

Обращаясь от норм честности к нормам доверия и надёжности, необходимо ввести Игру на доверие, разработанную Бергом и др. [6]. В данном эксперименте участники вновь разбиваются по парам, один из них (Первый игрок) обладает правом начального хода, а другой (Второй игрок) - следующего хода. Первый игрок получает денежную сумму в размере X и должен решить, какую часть этой суммы он или она захотели бы отдать второму игроку. Какого бы размера ни была сумма, передаваемая первым игроком, она утраивается экспериментатором, так что второй игрок получит сумму, втрое превышающую переданную Первым игроком. Теперь второй игрок должен определить размер суммы, которую следует отправить обратно, первому игроку. Однако на этот раз размер отдаваемой суммы остаётся неизменным. Такая схема позволяет дать точную оценку одновременно двум важным характеристикам социального поведения: доверия и надежности. Первый игрок должен положиться на готовность второго игрока поступить честно и отдать обратно справедливую часть суммы, образовавшейся в результате передачи от первого игрока второму. В отсутствие какого-либо механизма принуждения, размер той части суммы, которая будет возвращена первому игроку, целиком зависит от второго игрока. Таким образом, если первый игрок решает передать второму игроку значительную часть суммы, изначально находящейся в его распоряжении, то здесь проявляется в чистом виде его вера в добросовестность второго игрока. И, к тому же, второй игрок может оправдать оказываемое по отношению к нему доверие, возвратив справедливую долю полученной суммы. Результаты первоначального исследования, как и многих последующих, показали, что первые игроки склонны инвестировать около 50%, а вторые игроки - возвращать 95% суммы, переданной первым игроком (см.: [9, р. 86], а также полный обзор исследований на тему надежности проведённых на сегодняшний день: [21]). Этот эксперимент широко использовался при проведении исследований социального капитала в процессе поиска поведенческой основы, скрывающейся за значительными различиями в оценках уровня доверия, определяемых посредством исследований [31]. Однако до сих пор на большинстве территорий, где преобладают рыночные отношения, оцениваемое поведение не демонстрирует каких-либо разительных отличий. К примеру, Бонэ и др.

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

[7], использовавшие производную от Игры на доверие процедуру для изучения отвращение к предательству в Бразилии, Китае, Швейцарии, Турции, Объединённых Арабских Эмиратах и Соединённых Штатах, не обнаружили между этими странами никаких различий в надежности. Похожие результаты проведённых в России исследований с использованием Игры на доверие не выявили каких-либо примечательных особенностей поведения ни в отношении уровня доверия, ни в степени надежности. Бэри и др. [4] организовали Игру на доверие в Татарстане и Саха-Якутии, а Ашраф с коллегами [3] - в Москве. Бэри со своими коллегами обнаружил, что в Татарстане и Саха-Якутии участники более старшего возраста более доверчивы и надёжны, чем представители молодых возрастных категорий, вновь приписав это влиянию коллективистско-социалистического прошлого. Но когда Саттер и Кочер [33], используя Игру на доверие, обнаружили похожее расхождение в оценках характеристик доверчивости и надёжности, связанное с возрастной категорией, в Австрии, стало очевидно, что списывать это на какое-то особое влияние Советского наследия или близость России нельзя. Ашраф с коллегами [3] заявили о существенно более высоком уровне надёжности среди московских студентов, в сравнении со студентами из Йоханнесбурга и Бостона. Будучи довольно значимой, однако, в количественном выражении разница эта невелика. Резюмируя сказанное, можно заключить, что, похоже, Игра на доверие также не выявила никаких особенностей в характеристиках поведения в России.

До сих пор два представленных эксперимента фокусировались на экспериментальных исследованиях двухсторонних взаимодействий. Эти эксперименты представляют интерес в целях понимания фундаментальных механизмов социального поведения между двумя людьми. Но эти эксперименты не подходят для моделирования ситуаций, отражающих процессы, происходящие в обществе со множеством действующих субъектов, которые должны координировать свои действия и сотрудничать друг с другом для достижения социально эффективного результата. Следовательно, требуется и иная схема эксперимента. Наиболее широко используемой для изучения проблем кооперации п человек игрой является игра с общественными благами. В отличие от частного, общественное благо является благом, которое может быть потреблено даже в том случае, если отдельный человек не заплатил за его потребление, или не внёс свой вклад за его предоставление. Чистый воздух, качество окружающей среды и национальная безопасность, так же как и репутация коллектива или командный результат являются самыми распространёнными примерами общественных благ. Экономическая модель предоставления общественных благ является игрой с общественными благами. Эта игра лежит в основе многих экспериментов, направленных на изучение процессов взаимодействия с целью обеспечения предоставления общественных благ. В ходе стандартного эксперимента с общественными благами четыре человека образуют группу. Все члены группы наделяются двадцатью жетонами. Каждый і-тьій субъект должен самостоятельно решить, сколько жетонов (в пределах от 0 до 20) он пожертвует на общий проект (общественное благо). Совокупный вклад всех участников группы суммируется. Затем экспериментатор умножает сумму вкладов на 1,6 и равномерно распределяет полученную сумму между четырьмя членами группы. Таким образом, вознаграждение каждого і-го субъекта составит:

Первое значение, (20 - gj), означает доход от жетонов, не вложенных в общественное благо (the «личный доход»). Второе выражение - это доход от общественного блага. Каждый вложенный в общественное благо жетон становится эквивалентен 1,6 жетона. Итоговая сумма распределяется равномерно среди четырёх членов группы - независимо от размера вклада отдельного индивида. Таким образом, индивид получает выгоду от вкладов других членов группы, даже если он или она не внесли никакого вклада в общественное благо. Следовательно, у рационального и эгоистичного индивида имеется стимул сохранить все свои жетоны для себя, поскольку «отдача» от каждого жетона, вложенного в общественное благо, составляет для него лишь 0,4 (1,6/4), в то время как, оставив жетон при себе, можно

подучить отдачу, равную 1. Напротив, положение всей группы как целого окажется наилучшим в том случае, если каждый участник сделает вклад в размере 20 жетонов.

Поскольку в основе игры с общественными благами - легко разрешимая проблема кооперации п субъектов, и поскольку она отражает также противоречие между индивидуальными стимулами и коллективными выгодами, она часто используется в экспериментальных исследованиях (общий обзор см. в работе: [27]). На рис. 1 проиллюстрирован стандартный результат эксперимента с общественными благами, при котором в точности эта же игра повторяется десятикратно, и участникам эксперимента об этом известно. В начале каждого периода участники получают по двадцать жетонов и решают, сколько из них оставить при себе, а сколько - вложить в общественное благо. По истечении каждого раунда участникам сообщают о размерах взносов других членов группы. Рис. 1 отражает итоговые схемы кооперации при условии «Незнакомец», когда члены группы меняются случайным образом от раунда к раунду, и при условии «Партнёр», когда группа остаётся неизменной на протяжении всех раундов.

Вначале обратим внимание на данные по условию «Незнакомец». Средняя величина вкладов варьируется от 6,5 жетонов в самом начале и примерно до двух жетонов при воспроизведении игры в десятый раз. Другими словами, к концу эксперимента кооперативное поведение практически полностью прекратилось. Как и при повторении «дилеммы заключённого», при условии «Партнёр» с самого начала эксперимента мы наблюдаем более высокий уровень кооперации. Однако к десятому раунду кооперативное поведение точно так же прекращается.

Среднее значение 20 вклада

18 16 14 12 10 8 6 4 2

О

1 23456789 10

Период

Рис. 1. Средний вклад в общественное благо в группе с постоянным составом («Партнёр») и произвольно меняющимся составом группы («Незнакомец») на протяжении десятикратного повторения эксперимента. Максимизация целей кооперативного поведения достигается при вложении всей суммы (20 жетонов). Эгоистичное поведение предполагает нулевые вложения. График демонстрирует, что вклады «Партнёров» превышают вклады «Незнакомцев».

Источник: [12].

На рис. 1 условно проиллюстрированы два факта, вытекающих из множества экспериментов с общественными благами. Во-первых, как и в экспериментах на тему дилеммы заключённого, о которых говорилось выше, размеры вкладов «Партнёров» превышают размеры вкладов «Незнакомцев» (см. [26]). Такой же результат был достигнут и в других играх на выявление кооперационного поведения (например, [10, 17, 11]). Значимость этих и связанных с ними результатов состоит в том, что люди способны непосредственно различать, находятся ли они в ситуации, требующей стратегического кооперации (при условии «Партнёр») или нет (при условии «Незнакомец») и выстраивать своё поведение соответствующим образом.

Незнакомец

Партнёр

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

Второй условный факт заключается в том, что кооперация весьма неустойчива, и выказывает тенденцию ослабевать с ростом числа взаимодействий. Почему так происходит? Одно из объяснений состоит в том, что люди должны обучаться методам этой игры. Поскольку ошибки могут случаться лишь в одном направлении, любое ошибочное решение само по себе схоже с осуществлением взноса. Со временем, люди учатся и начинают допускать меньше ошибок, поэтому и размеры взносов уменьшаются. В отношении данного объяснения проблема состоит в том, что оно не согласуется с тем фактом, что после так называемого «перезапуска» (после того, как участникам десятого раунда сообщат, что они будут участвовать ещё в десяти новых раундах) уровень кооперации вновь резко возрастает, и, в сущности, игра стартует с тем же её уровнем, что и в первом периоде. Если бы обучение объясняло ослабление кооперации, то после повторного начала игры уровень кооперации оставался бы на том же уровне, что и в десятом раунде накануне (см.: [2]). Другое объяснение заключается в том, что люди гетерогенны в отношении своих склонностей к кооперации. Некоторые индивиды являются «безбилетниками», стремящимися максимизировать свой денежный доход независимо от вклада других членов группы. Другие - условно кооперирующимися субъектами, которые склонны кооперироваться, если остальные тоже кооперируются.

Чтобы проверить эту мысль, Фишбахер с коллегами [15] изобрели схему, позволяющую оценить «тип» игрока путём наблюдения за вкладом каждого участника в общественное благо как функцией от вклада других членов группы. Говоря точнее, индивидов просили указать размер суммы, которую они могли бы пожертвовать в качестве вклада в общественное благо для каждого возможного среднего вклада других членов группы. Используемая платёжная функция была такой же, как и в других экспериментах с общественными благами, т.е., стимулы таковы, что - при данном среднем значении вклада других участников - денежный доход всегда принимает наивысшее значение, если не сделать вклада. Таким образом, «безбилетник» никогда не сделает вклада в общественное благо. Условно кооперирующийся индивид увеличит размер своего вклада на среднее значение вклада остальных. Двадцать четыре процента участвовавших в эксперименте швейцарцев оказались ничего не вложившими «безбилетниками», несмотря на все вклады других членов группы. Вложения 54 процентов участников увеличивались ввиду вкладов других участников.

Как посредством гетерогенности типов объяснить неустойчивость кооперации, которая так типична для неоднократно проигрываемых экспериментов по изучению кооперативного поведения (см. рис. 1)? Идея проста. Условно кооперирующиеся индивиды готовы кооперироваться, если кооперируются другие. При осознании, что остальные участники займут позицию «безбилетника», они сократят размер своих вкладов, поскольку не захотят оказаться «в дураках». Более того, даже условно кооперирующимся участникам присущи «свои эгоистичные интересы». Следовательно, устойчивость кооперативного поведения по определению имеет границы, даже если большинство людей являются условно кооперирующимися (подробный анализ см. в работе [16]).

Обсуждавшиеся до настоящего времени эксперименты направлены на исследование наиболее фундаментальной проблемы кооперации, существующей в отсутствие каких-либо внешних стимулов, вроде репутации, общественного мнения или карательных мер. Любой достигнутый уровень кооперации должен исходить из внутренней готовности людей действовать сообща, совершается ли это ввиду стратегических целей и/или вследствие склонности к кооперативному поведению. Результаты демонстрируют, что стратегические стимулы в повторяющихся взаимодействиях, несомненно, полезны, но уровень кооперации, тем не менее, остаётся неустойчивым.

Различные механизмы, такие как репутация, общение и общественное одобрение могут помочь предотвратить такое ослабление взаимодействий в пределах группы. Ключевым элементом поддержания кооперации однако, выступают карательные меры по отношению к «безбилетникам» со стороны кооперирующихся субъектов. Следовательно, остальная часть сосредоточится на сочетании кооперативного поведения и карательных мер. Случайные факты, как и приведённые выше результаты исследований, подтвержда-

ют, что многие люди в ситуациях социальной дилеммы в принципе готовы кооперироваться, но не хотят при этом остаться «в дураках». Напомним, что приблизительно половина наших подопытных субъектов - это «условные кооператоры», которые начинают кооперироваться при кооперации других. Если эти люди в стандартном анонимном эксперименте с общественными благами сталкиваются с «безбилетником», единственный способ не остаться «в дураках» - самому воздержаться от кооперации. Поскольку обычно люди крайне не хотят остаться «в дураках», они могут оказаться подготовленными к наказанию «безбилетников», если бы они могли индивидуально указать их target them individually , и даже если бы это стоило им определённых затрат.

Ямагиши [34], а также Остром, Уолкер и Гарднер [29] были в числе первых, кто включил возможность наказания в условия игр с общественными благами. Ямагиши [34] исследовал готовность людей обеспечивать систему санкций, которая сама по себе представляет собой общественное благо. Остром с коллегами [29] изучал меры наказания в системе общей статистической выборки. Однако в этих исследованиях не уделялось особого внимания тому, как люди наказывают «безбилетников». Именно Фехр и Гачтер [12] разработали экспериментальную схему, позволяющую изучать способы наказания в игре с общественными благами. Точнее, после того как участники эксперимента осуществляли свои взносы в общественное благо, начинался второй этап игры, на котором их информировали о размерах индивидуального вклада каждого члена группы. Затем они могли назначить каждому отдельному члену группы до десяти единиц взыскания. Для наказывающего субъекта наказание было сопряжено с издержками; каждая полученная единица взыскания снижала полученный в ходе первого этапа доход наказываемого индивида на десять процентов. Фехр и Гачтер [12] проигрывали этот эксперимент при условиях двух типов: при условии «Партнёр», когда члены группы знали о том, что на протяжении всех десяти периодов они играют в игру, будучи членами группы с постоянным составом, и при условии «Незнакомец», когда состав группы изменяется в каждом периоде. Также Фехр и Гачтер [12] проводили контрольные эксперименты, в которых применение карательных мер было невозможно (см. рис. 1). На рис. 2 проиллюстрированы результаты экспериментов с возможностью наказания.

Среднее значение

4 ■

2

О-----------------------------:---.---

1 23456789 10

Период

Рис. 2. Средние значения вкладов в общественное благо при наличии возможности наказания. График отражает, что среди «Партнёров» величина вкладов существенно выше, чем среди «Незнакомцев». Сравнение с рис. 1 показывает, что размеры вкладов в общественное благо значительно выше и более стабильны при наличии возможности наказания.

Источник: [12].

Как показывает сравнение с рис. 1, размеры вкладов в общественное благо резко возрастают при наличии возможности наказания. Это верно как для условия «Партнёр», так и для условия «Незнакомец». При условии «Партнёр» размер вкладов достигает почти 100 процентов первоначальной суммы; при условии «Незнакомец» размер вкладов составляет

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

до 60 процентов первоначальной суммы. Таким образом, мы вновь видим, что «Партнёры» вкладывают больше «Незнакомцев». Начиная с самого первого периода и в дальнейшем вклады «Партнёров» существенно превышают вклады «Незнакомцев».

Теоретически очень значимый вопрос касается важности будущих взаимодействий. При условии «Партнёр» вероятность будущего взаимодействия равна 1; при условии «Незнакомец», когда группы произвольным образом переформировываются, эта вероятность гораздо ниже (в зависимости от размера общей выборки, из которой составляются очередные комбинации участников групп), но всё ещё принимает положительные значения. Интерес вызывает исходная ситуация, в которой вероятность будущего взаимодействия нулевая, т.е. группы играют в единичную игру. Такая ситуация представляет интерес, поскольку и взаимный альтруизм, и неявное сотрудничество здесь невозможны, поскольку требуют некоторых будущих взаимодействий. Следовательно, Фехр и Гачтер [13, 14] установили так называемую схему «Совершенного незнакомца», при которой в каждой из шести повторяющихся игр все группы были образованы из абсолютно новых членов. Участники играли и в игру с возможностью наказания, и с её отсутствием. Половина участников начала игру при условии отсутствия наказания, а затем возможность наказания была добавлена. Для другой половины участников эти условия устанавливались в обратном порядке. На рис. 3 проиллюстрированы результаты, отражающие достигнутые уровни кооперации.

Период

Рис. 3. График отражает средние размеры вкладов в общественное благо среди «Совершенных Незнакомцев» в отсутствие возможности наказания и при её наличии. В ходе игры с последовательностью, обозначенной как «1) наказание отсутствует; 2) наказание возможно» участники сначала на протяжении шести раундов действовали в отсутствие возможности наказания, а затем возможность наказания включалась в условия игры на протяжении последующих шести раундов. При последовательности «1) наказание возможно; 2) наказание отсутствует» субъекты вступали в игру с наличием возможности наказания, а по прошествии шести раундов информировались об устранении этой возможности на протяжении последующих шести раундов. Результаты показали, что размеры вкладов увеличиваются при наличии возможности наказания, и снижаются в её отсутствие.

Источник: [13, 14].

Результаты предельно ясны. Когда наказание невозможно, кооперация ослабевает, как и во всех предшествующих экспериментах. Чрезвычайно сильно картина изменяется, когда наказание становится возможным. К примеру, в экспериментах, в которых сначала допускалась возможность наказания, в самом первом периоде размеры вкладов значительно превышали те, что имели место в отсутствие возможности наказания. В экспериментах, в которых возможность наказания вводилась во вторую очередь, уровень кооперации мгновенно резко повышался. Это примечательный факт, поскольку при такой последовательности участники демонстрировали устойчивое снижение уровня кооперации в отсутствие угрозы наказания. И всё же, после введения возможности наказания степень кооперации стремительно возрастала, даже превышая тот её уровень, который отмечался в самом первом периоде. При обеих последовательностях уровень кооперации

при наличии возможности наказания со временем значительно повышался. Таким образом, в противоположность теоретическим прогнозам, при наличии возможности наказания кооперация может процветать, даже при чисто единичных взаимодействиях.

Причина значительного роста уровня кооперации при наличии возможности наказания состоит в том, что кооперирующиеся индивиды были готовы наказать «безбилетников». На рис. 4 изображены - отдельно для проводившихся в Цюрихе экспериментов с условиями «Партнёр», «Незнакомец» и «Совершенный незнакомец» - расходы, связанные с применением наказаний при данном отклонении от среднего значения размера вкладов других членов группы. На рис. 4 также отражено условие наличия возможности наказания в проведённом в Самаре эксперименте «Партнёр». Данный эксперимент я буду обсуждать ниже.

„ ю

Средние расходы на наказание 0

8 7 6 -5 -

4

3 2 1 -О -

[-20,-14} [-14,-8) [-8,-2} [-2,2] (2,8] (8.14] (14.20]

Среднее отклонение пт вклада другого члена группы

Рис. 4. Среднее значение расходов на наказание как функция отклонения уровня кооперации наказываемого члена группы от среднего уровня кооперации прочих членов группы. Данные приведены по результатам экспериментов, проводившихся в Цюрихе и Самаре на “Партнёрах”, “Незнакомец”, “Совершенный незнакомец”. каждая денежная единица, потраченная на наказание, снижала доход наказываемого члена группы на три денежных единицы. К примеру, члены группы тратят 10 денежных единиц на наказание индивидов, отклонение величины вклада в общественное благо которых находится в диапазоне от -20 и -14 единиц от среднего вклада группы. Полученные данные показали, что чем больше в коллективе «безбилетников», тем более преобладающим является наказание альтруистического характера. Также можно проследить несколько случаев наказания индивидов, чей вклад превышал среднюю величину, как, в частности, в самарском эксперименте.

Источники: [12, 13, 14, 20].

Рис. 4 позволяет сделать пару наблюдений. Во-первых, чем больше значение вклада субъекта «не дотягивает» до среднего вклада других членов группы, тем суровее наказание, применяемое по отношению к этому субъекту. Это верно для любых обстоятельств. Во-вторых, за исключением очень больших отрицательных отклонений (которые, однако, составляют лишь несколько случаев), схемы наказания в различных условиях очень похожи. Это довольно примечательно, потому что уровни кооперации при условиях «Партнёр», «Незнакомец» и «Совершенный незнакомец» различаются довольно сильно (сравните рис. 1, рис. 2 и рис. 3). На наш взгляд, это подтверждает то, что наказание носит далеко не стратегический характер. Эта точка зрения также подкрепляется тем фактом, что схема наказания, представленная на рис. 4, устойчивая во времени, т.е. даже в завершающих периодах игры некоторые люди готовы нанести ущерб «безбилетнику».

Почему ввиду угрозы наказания уровень кооперации резко повышается? Самая главная причина, вероятно, заключается в том, что при этом у эгоистичных субъектов - тех, кто больше всех заботится о своей индивидуальной выгоде - появляется материальный стимул для того, чтобы вступать в кооперацию. Поскольку наказание альтруистическо-

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

го характера встречается часто, оно, по всей видимости, представляет собой вероятную угрозу и побуждает эгоистичных индивидов вступать в кооперацию. Именно эта деталь придаёт наказанию альтруистический характер: наказываемый «безбилетник» может при совершении следующего хода воздержаться от неверного шага, что принесёт выгоду его будущим партнёрам.

К настоящему времени, эти результаты уже воспроизводились многими исследователями (см., например: [32, 28, 30]). За неимением достаточного места мы не можем уделить внимание им всем в данной публикации. Для настоящей статьи более важным представляется вопрос, осуществляется ли в России наказание по той же схеме, что и среди западных участников. На основе результатов, имеющихся на сегодняшний день (вроде поведенческих норм честности, которые оценивались в ходе двусторонних взаимодействий в игре-ультиматуме, или вроде норм доверия и надёжности, измеренных в процессе игр на доверие), можно сделать предположение, что в отсутствие угрозы наказания наблюдаемое кооперативное поведение должно демонстрировать те же характеристики, что и в Цюрихском эксперименте, и в том, что был проведён в США. В отношении эффекта наказания нельзя уверенно говорить об идентичности результатов, поскольку может существовать множество причин причинять друг другу вред, вроде мести или наслаждения властью.

Чтобы проверить, окажется ли картина результатов эксперимента при наличии возможности наказания в российских условиях такой же, как и на любой другой территории, Гачтер, Херрманн и Тёни [20], в точности воспроизведя организованную в Цюрихе игру по условию «Партнёр», провели эксперименты в Самаре, задействовав 152 участника. Рис. 4 также изображает схему применения наказания у самарских участников. Мы обнаружили, что наказание «безбилетников» здесь очень схоже с тем, что наблюдалось в Цюрихе. Однако в Самаре по отношению к индивидам, чей вклад был выше среднего, применяли существенно больше наказаний, чем к их коллегам в Цюрихе. На рис. 5 отражены последствия применения такого наказания для кооперативного поведения.

Среднее значение 20 вклада

18 -16 -14 -12 -10 -8 -6 -4 -

2 -О -

123456789 10

Период

Рис. 5. График отражает среднее значение вкладов в общественные блага в отсутствие возможности применения наказания и при её наличии в ходе десятикратного повторения эксперимента с участием «Партнёров», проводившегося в Самаре. Резкий контраст с результатами, изображенными на рис. 3 и рис. 4 заключается в том, что величина осуществлённых вкладов ненамного выше в случае, если наказание допускается («наказание отсутствует» - без наказания; наказание присутствует - с возможностью наказания).

Источник: [20].

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Сравнение с результатами экспериментов с участием «Партнёров», представленных на рис. 2, выявляет поразительное различие, в частности, при условии допустимости наказания. В ходе такого же эксперимента, проводимого в Цюрихе, участники были в состоянии достичь уровня практически полной кооперации. Напротив, лишь наличие возможности

наказания способно предотвратить ослабление степени кооперации. Средняя оценка кооперации, достигнутой участниками самарского эксперимента, установилась на уровне 68 процентов от уровня цюрихских игроков. Другое резкое различие состоит в том, что при проведении экспериментов в Цюрихе наличие возможности наказания очень сильно увеличивало уровень кооперации относительно уровня, наблюдавшегося в отсутствие этой возможности (сравните рис. 2 и рис. 3). Не совсем так обстояли дела в Самаре. Здесь уровень кооперации статистически не намного выше при наличии возможности применения наказания. Возможное объяснение лежит в сфере наказывающего поведения. Как было показано на рис. 4, участники эксперимента в Самаре часто применяли существенное наказание к индивидам, чей вклад был выше среднего. Вероятно, это отпугивало их, в результате чего повышения среднего уровня кооперации не происходило.

Является ли данное поведение отличительной характеристикой самарских студентов? Или, может быть, это национальная поведенческая черта россиян? Чтобы оценить поведение в других регионах России, Гачтер и Херрманн провели дополнительные эксперименты с участием городских и сельских жителей в Курской области [18]. Они разработали факторную схему 2 2, где разграничили участников в зависимости от того, исполнилось ли им по меньшей мере 30 лет, или они моложе 30 лет, а также на основе того, являются ли они сельскими жителями или горожанами. Ниже приведены наиболее важные факты об участниках. Возраст 185 взрослых горожан (56 процентов из них составляли женщины) колебался в пределах 30-68 лет; средний возраст составил 44,6 лет, а 25 процентов были старше 50 лет. 60 процентов были служащими, 40 процентов - рабочими. 50 процентов имели университетский диплом. Взрослые горожане были незнакомы друг с другом. В среднем отдельный участник знал лишь 3,4 процента других участников.

Возраст 92 участников, сельских жителей зрелого возраста (50 процентов из которых составили женщины), находился в диапазоне от 30 до 70 лет; средний возраст составил 43,1 года, а 17 процентов участников были старше 50 лет. Таким образом, представители взрослого населения из городских и сельских жителей были схожи по возрасту и полу. 58 процентов составляли рабочие, 42 процента - служащие. Чуть меньше трети сельских жителей зрелого возраста обладали университетским дипломом. В то время как горожане были незнакомы друг с другом, сельские жители хорошо знали друг друга.

140 молодых горожан были преимущественно студентами различных университетов и политехнических институтов Курска; 12 процентов участников, не являвшихся студентами, составляли в основном рабочие. Большую часть сельской молодёжи из 149 человек мы набрали в п. Усть-Кинель, поскольку в Курской области нам удалось найти лишь 42 молодых сельчан-добровольцев. В пределах обеих категорий средний возраст молодёжи приблизительно составлял 20 лет; 95 процентов были младше 22 лет. Среди молодых участников из города (села) 21 (34) процент составляли женщины. В среднем, молодой участник из города (села) был знаком с 9 (25) процентами прочих участников.

В пределах каждой выборки ситуация принятия решений была представлена единичным экспериментом с общественным благом с возможностью применения наказания и без такой возможности. Участники были разделены на группы из трёх человек (п = 3), наделённых 20 жетонами. Участники совместно принимали решения о том, сколько жетонов следует использовать в качестве вклада в общественное благо, называемое «проект». Предельная отдача на одного человека для каждого участника составляла 0,5 любой суммы, вложенной в общественное благо, которая как раз равнялась сумме всех индивидуальных вкладов в проект а. Чтобы облегчить участникам расчёты, мы установили значение предельной отдачи на человека в размере 0,5. Таким образом, денежное вознаграждение п1, в одноэтапной игре с общественными благами при отсутствии возможности наказания для каждого субъекта группы i было задано выражением:

Эта платёжная функция широко используется при организации экспериментов с общественными благами. Она вводит денежный стимул для участников оставаться «безбилетниками» в полном смысле (т.е., избрать а = 0), поскольку предельная отдача от вклада в общественное благо в расчёте на одного человека принимала значение меньше едини-

3

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

цы. Социальная предельная отдача составляет 1,5, что предполагает, что общественный взнос максимизируется, если вклад каждого в общественное благо составляет полностью всю его первоначальную сумму.

Последующий, второй, этап принятия решений предполагал возможность наказания. Участники были осведомлены о размере вкладов прочих членов группы после совместного принятия инвестиционного решения в ходе первого этапа. Затем участникам предоставлялась возможность сообща наказывать членов своей группы путём назначения так называемых «единиц удержания». Назначение игроком i единицы удержания ру игроку j снижало на первом этапе доход игрока i на один жетон, а игрока j - на три жетона. Если игроку i назначали рр единиц удержания от других членов группы, а он приписывал ру единиц удержания игроку ]', конечное денежное вознаграждение игрока ^ обозначаемое ТС, составляло 3 3

Все субъекты принимали участие в двух одноэтапных играх: в одной не предполагалось возможности наказания (эксперимент типа N - без наказания), а в другой такая возможность присутствовала (эксперимент типа Р - с возможностью наказания). На протяжении обеих игр участники взаимодействовали с теми же самыми членами группы. Мы проигрывали два типа последовательностей: при последовательности ^Р в качестве первой игры проводился эксперимент типа N а затем - эксперимент типа Р. В целях контроля возможных эффектов, связанных с типом последовательности, при последовательности Р^ имел место обратный порядок игр. В целях же предотвращения эффекта ожидания участники узнали о втором эксперименте лишь после завершения первого. Состав группы оставался постоянным, о чём участники были уведомлены.

Другой важный вывод, вытекающий из любого одноэтапного эксперимента заключается в том, что участникам понятна данная игра. Чтобы это обеспечить, мы предприняли несколько мер. Во-первых, мы написали инструкции на немецком языке, а затем перевели их на русский и обратно на немецкий (с помощью другого переводчика) для того, чтобы сократить смысловые различия, порождаемые трудностями перевода. Во-вторых, мы использовали нейтральные конструкции, чтобы проконтролировать возможные связанные с ними эффекты, которые также могут оказывать различное влияние в зависимости от того, участвуют ли в эксперименте горожане или жители сельской местности. Инструкции были достаточно подробно прописаны и шаг за шагом давали объяснение правилам и схемам расчёта выплат. Также мы добавили несколько детально разобранных примеров расчетов для иллюстрации того, как рассчитываются выплаты. В-третьих, участники имели возможность читать данные инструкции в собственном темпе. Участники также могли в любое время в конфиденциально задавать вопросы. В-четвёртых, участникам нужно было ответить на блок контрольных вопросов, направленных на проверку понимания ими схемы расчёта выплат. Подавляющее большинство участников вообще не столкнулось с трудностями в отношении понимания правил эксперимента. В-пятых, ведущий экспериментатор подытожил правила игры и расчёта выплат (зачитав соответствующий сценарий). В-шестых, непосредственно перед началом эксперимента участникам была в очередной раз предоставлена возможность задавать вопросы. Эксперименты проводились подряд, без перерыва. В целях обеспечения максимальной анонимности решений участники были разделены картонными перегородками.

Прежде чем представить результаты, мы бы хотели описать ожидаемый исход, учитывая данные, полученные в Цюрихе (Швейцария) и Самаре: в Швейцарии наказанию подвергались почти исключительно «безбилетники», что, по-видимому, было для самих «безбилетников» очевидно, так что сразу после введении возможности наказания они должны были увеличивать свои вклады. Таки образом, в Цюрихе в ходе одноэтапной игры мы должны были ожидать, что уровень кооперации возрос при переходе от эксперимента без возможности наказания к эксперименту с наличием такой возможности. Напротив, участники эксперимента в Самаре наказывали и самих вкладчиков тоже. Если в целом

такая ситуация российскими участниками была ожидаема, то мы могли рассчитывать, что введение возможности наказания не повысит уровень кооперации, поскольку наказанию должны были подвергнуться не только «безбилетники», но также и кооперирующиеся индивиды.

Итак, давайте для начала проследим динамику кооперативного поведения четырёх различных выборок одного из районов Курска. Как видно из рис. 6, при наличии возможности применения наказания увеличения уровня кооперации в действительности не наблюдалось. Совсем напротив, оказалось, что уровни кооперации в данном случае даже ниже, чем во втором раунде, независимо от того, присутствует ли во втором раунде возможность применения наказания или нет. При анализе поведения горожан зрелого возраста мы увидели, что уровень кооперации в первом раунде игры типа P оказался даже ниже, чем уровень кооперации в первом раунде игры типа Ш Кооперативное поведение участников можно объяснить, обратив внимание на приблизительный механизм наказания, представленном на рис. 7.

Рис. 6. Эффект, оказываемый изменением стимулов в экспериментах типа N-P и P. Рисунок показывает средние значения вкладов в общественное благо в отсутствие возможности наказания и при её наличии. На графике обозначены 95%-ные доверительные интервалы и p-оценки двусторонних знаковых ранговых тестов Вилкоксона (по [18]).

На рис. 7 изображены схемы наказания, вновь совершенно отличные от тех, что были получены при проведении экспериментов в других регионах Запада. Например, в среднем схема наказания среди горожан зрелого возраста представлена ^формой. Также представители данной выборки наказывали тех, чей взнос был равен их взносу (нулевое отклонение), при этом число единиц наказания превышало единицу. Более того, представители горожан зрелого возраста также наказывали тех, чей вклад превышал их собственный. В среднем, наказывающие субъекты расходовали почти две денежные единицы на наказание тех, чей вклад в общественное благо превышал их собственный вклад на количество жетонов в диапазоне от 11 до 20. Что интересно, интересно участники с наиболее высоким уровнем образования (обладатели университетского диплома) в значительно большей степени склонны наказывать партнёров, демонстрирующих кооперативное поведение. Также представители горожан зрелого возраста наказывали за отрицательные отклонения что соотетвует предыдущим результатам. Чем меньшее значение принимала величина вклада наказываемого субъекта относительно вклада наказывающего, тем суровее было наказание. В случае с представителями сельской местности той же возрастной категории наблюдалась похожая схема поведения, хотя и не так резко выраженная.

Гачтер и Херрманн обнаружили, что среди молодых участников представители сельской местности стремились применить наказание ко всем подряд, без разбора. Если говорить о молодых представителях городского населения (преимущественно студентах), то в данном случае по применению карательных мер результаты оказались наиболее приближены к ситуации, наблюдавшейся при исследовании выборки западных студентов. Однако Гачтер и Херрманн также столкнулись с фактом ощутимого наказания субъектов, размер вклада которых превышал вклад наказывающего индивида, даже среди городской

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

молодёжи. К примеру, самый низкий средний уровень карательных мер в отношении лиц, сделавших крупный взнос, составил 0,59 единиц взыскания среди курской молодёжи, в то время как среди цюрихских студентов, участвовавших в одноэтапных экспериментах, его значение оказалось равно 0,34 единиц [13]. Среди участников эксперимента норма наказания из недоброжелательства, с, принимала значения в интервале от 35 процентов среди городской молодёжи до 78 процентов среди горожан зрелого возраста4. Для сравнения, среди студентов Цюриха согласно [14], с = 0,23. Другими словами, будучи не менее значимой, чем наказание «безбилетников», наказание из недоброжелательства так же имело значимость среди участников.

Рис. 7. Применение карательных мер к определённым членам группы как функция отклонения величины их вкладов от величины вклада наказывающего субъекта. ст обозначает норму нежеланного наказания (по [18]).

Для проверки возможных результатов использования этой схемы мы организовали тот же самый эксперимент и в Цюрихе [19]. Поскольку ожидаемый уровень кооперации значительно возрос при появлении возможности применения карательных мер, при переходе от сценария, в котором отсутствовала возможность наказания, к сценарию с наличием такой возможности, наказание применялось преимущественно по отношению к «безбилетникам». Это свидетельствует о значительных различиях в поведении между швейцарцами и россиянами.

Какие выводы могут быть сделаны на основе всех тех результатов, что представлены выше? Во-первых, в отношении изучавшихся до сих пор основополагающих характеристик социального поведения в России не было выявлено достаточных оснований для того, чтобы говорить о какой-либо специфике поведенческих особенностей россиян. Ни в сфере поведенческих норм честности, ни норм доверия и надёжности в двусторонних взаимодействиях до сих пор никакой особенной специфики обнаружено не было. Однако разница даёт о себе знать, когда перед участниками открывается возможность снижать доход друг друга в контексте игры на изучение уровня кооперации. При этом было выявлено, что студенты-швейцарцы использовали такую возможность главным образом в целях наказания «безбилетников», в то время как российские участники использовали эту возможность в том числе для снижения дохода партнёров, которые демонстрировали более высокий уровень кооперации, чем они сами. Отсюда возникает вопрос, служит ли подобное наказание скооперировавшихся партнёров свидетельством каких-то особенностей, которые можно встретить только среди российского населения? Ответ отрица-

4 ст = (средний размер взыскания за отрицательные отклонения)/(средний размер взыскания за неотрицательные

отклонения). Точные результаты таковы:

стГорожане зрелого возраста = 1,192/1,537 = 0,78. стСельские жители среднего возраста = 0,787/2,263 = °,35,

стГородская молодёжь = 0,5®2/1,514 = 0,3^! стСельская молодёжь = 1,079/1,533 = °,7°.

тельный. Проведя во многих странах эксперименты в виде повторяющихся игр на выявление кооперативного поведения, в том числе с допущением возможности наказания [24], выясниось, что система наказания также используется в различных сферах с целью снижения дохода кооперирующихся субъектов. Таким образом, даже ввиду угрозы наказания каких-либо специфических особенностей, которые бы отличали россиян, обнаружено не было. Учитывая данные результаты, представляется обоснованным утверждение о том, что каково бы ни было возможное наследие советского прошлого, они либо не имело последствий вообще, либо эти последствия носили временный характер и исчезли вскоре после изменения социальной обстановки, произошедшей в результате перехода от централизованно управляемой экономической системы к рыночно ориентированной экономике. Тем не менее, такой результат представляет определённый интерес, поскольку служит доказательством того, что, в сущности, социальное поведение людей достаточно устойчиво, вне зависимости от характера его воспитания.

ЛИТЕРАТУРА

1. Ajzen I., Fishbein M. Understanding attitudes and predicting social behaviour. New Jersey: Prentice-HaH Inc., 1980.

2. Andreoni J. Why free ride? : Strategies and learning in public goods experiments // Journal of Public Economics. 1988. № 37.

3. Ashraf N., Bohnet I., Piankov N. Decomposing trust and trustworthiness // Experimental Economics. 2006. Vol. 9.

4. Bahry D.L., Whitt S., Wilson R.K. The wasted generation: intergenerational trust in Russia. Working paper. Vanderbilt University, 2003.

5. Bahry D.L., Wilson R.K. Confusion or fairness in the field? Rejections in the ultimatum game under the strategy method // Journal of Economic Behaviour & Organization. 2006. № 60.

6. Berg J., Dickhaut J., McCabe K. Trust, reciprocity, and social history // Games and Economic behavior. 1995. № 10.

7. Bohnet I., Greig F., Herrmann B., Zeckhauser R. Betrayal Aversion. Evidence from Brazil, China, Switzerland, Turkey, the United Arab Emirates, and the United States. Working Paper. Kennedy School of Government, Harvard University, 2006.

8. Bowles S. Microeconomics: behavior, institutions, and evolution. Princeton University Press, 2003.

9. Camerer C. Behavioral game theory: experiments in strategic interaction. Princeton University Press, 2003.

10. Falk A., Gachter S., Kovacs J. Intrinsic motivation and extrinsic incentives in a repeated game with incomplete contracts // Journal of Economic Psychology. 1999. № 20.

11. Fehr E., Fischbacher U. The nature of human altruism // Nature. 2003. № 425.

12. Fehr E., Gachter S. Cooperation and punishment in public goods experiments // The American Economic Review. 2000. № 90.

13. Fehr E., Gachter S. Altruistic punishment in humans. Nature. 2002a. № 415.

14. Fehr E., Gachter S. Altruistic punishment in humans // Nature. 2002b. № 415.

15. Fischbacher U., Gachter S., Fehr E. Are people conditionally cooperative? Evidence from public goods experiment // Economics Letters. 2001. № 71.

16. Fischbacher U., Gaechter S. Heterogeneous social preferences and the dynamics of free riding in public good. Discussion Paper. Nottingham: School of Economics, 2006.

17. Gachter S., Falk A. Reputation and reciprocity: consequences for the labour relation // Scandinavian Journal of Economics. 2002. № 104.

18. Gachter S., Herrmann B. The limits of self-governance in the presence of spite: Experimental evidence from urban and rural Russia. CeDEx Discussion Paper Series. 2006.

19. Gachter S., Herrmann B. Cultural influences on human altruism. 2007.

20. Gachter S., Herrmann B., Thoni C. Cross-cultural differences in norm enforcement // Behavioral and Brain Sciences. 2005. № 28.

21. Greig F., Bohnet I. Is there reciprocity in a reciprocal exchange economy? Evidence of

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2007 Том 5 № 3

gendered norms from a slum in Nairobi, Kenya. Working Paper. Kennedy School of Government, Harvad University, 2006.

22. Gath W., Schmittberger R., Schwarze B. An experimental analysis of ultimatum bargaining // Journal of Economic Behavior and Organization. 1982. № 3.

23. Hardin G. The tragedy of the commons // Science. 1968. № 162.

24. Herrmann B., Thani C., GachterS. Cultural differences in norm enforcement. Working paper in preparation. Nottingham: School of Economics, 2007.

25. Kagel J.H., Roth A.E. The handbook of experimental economics. Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1995.

26. Keser C., Winden F.V. Conditional cooperation and voluntary contributions to public goods // Scandinavian Journal of Economics. 2000. № 102.

27. Ledyard J.O. Public goods: A survey of experimental research // In: Kagel J.H., Roth A.E. (eds.) The handbook of experimental economics. Princton: Princton University Press, 1995.

28. Masclet D., Noussair C., Tucker S. Villeval M.-C. Monetary and non-monetary punishment in the voluntary contributions mechanism // American Economic Review. 2003. № 93.

29. Ostrom E., Walker J., Gardner R. Covenants with and without a sword: self-governance is possible // The American Political Science Review. 1992. № 86.

30. Page T., Putterman L., Unel B. Voluntary association in public goods experiments: reciprocity, mimicry and efficiency // The Economic Journal. 2005. № 115.

31. Roth A., Prasnikar V., Okuno-Fujiware M., Zamir S. Bargaining and Market Behavior in Jerusalem, Ljubljana, Pittsburgh and Tokio: An experimental study // American Economic review. 1991. № 81.

32. Sefton M., Shupp R., Walker J. The effect of rewards and sanctions in provision of public goods. CeDEx Working Paper. University of Nottingham, 2002.

33. Sutter M., Kocher M.G. Trust and trustworthiness across different age groups // Games and Economic Behavior. 2007. № 59.

34. Yamagishi T., Sato K. Motivational bases of the public goods problem // Journal of Personality and Social Psychology. 1986. № 50.

35. Zak P.J., Knack S. Trust and growth // The Economic Journal. 2001. № 111.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.