CC BY
63
УДК 5-05
Судьба ученого. Эмилия Андриановна Штина*
М.Ф. СОЛОВЬЕВА,
канд.пед.наук, доцент филиала РГГУ в г. Киров, директор НП «Научно-информационный центр общественной и профессиональной экспертизы «Непрерывное образование»
E-mail: [email protected]
Штина Эмилия Андриановна (1910-2007), доктор биологических наук, профессор, заслуженный деятель науки России. Под её руководством сформировался научный коллектив, который признан ведущим центром почвенной альгологии в стране. У Э.А. Штиной была удивительная привычка — вести дневник с 1923 г. на протяжении всей жизни, что и помогает нам понять и «прожить» ее жизнь вместе с ней. Здесь использованы материалы книги из серии «Почетные граждане города Кирова» (2009), где авторы-составители широко использовали ее дневниковые записи .
Ключевые слова: ЭА. Штина, дневник, воспоминания, ученый, почвенная альгология.
Emilia Shtina (1910-2007) is a doctor of biological Sciences, Professor, honored worker of science of Russia. Here the materials of the book from the series «Honorary citizens of the city of Kirov» (2009), where the authors-compilers of the widely used her diary entries.
Keywords: Emilia Shtina, diary, memoirs, scientific, soil algal communities
Эмилия Андриановна родилась в селе Большая Пурга Вятской губернии (ныне Удмуртская Республика).
*Штина Э.А. Ученый с мировым именем. Педагог. Общественный деятель. — Киров: НКО «Золотой фонд Вятки», 2009. — 448 с. (Почетные граждане города Кирова; кн. 4)
Эмилия Андриановна Штина (1910-2007)
Она родилась в семье, где бабушка-крестьянка родила 18 детей, а выжило трое. В том числе ее отец — Чашников Андриан Тимофеевич. И как единственного сына семья отправляет его учиться в Вятку в недавно открытое (1904) Вятское сельскохозяйственное техническое училище повышенного типа. Он на практики проживает в семье Бельтюковых — мамы Эмилии. По решению родителей была создана семья. Андриан, как и его жена (пока не появились дети), стал учителем Нолинского уезда, затем агрономом и сформировал у детей интерес к особому знанию. Все сестры Бельтюковы (6 человек) в Нолинске встречались с приезжавшими домой студентами. Среди них был и В.М. Скрябин (будущий В.М. Молотов, 3-й председатель Совета Народных Комиссаров СССР). Но вскоре пришлось переехать в Сарапул, а в Нолинске бывать редко и летом.
Эмилия Андриановна вспоминает, что события с 1917 до 1921 гг. они «видит» через строки «Доктора Живаго». В ходе постоянных переездов, голода, холода Эмилия умудрялась читать запоем. Не было одежды выйти на улицу и приходилось смотреть за младшими сестрами. Одна из сестер вспоминает: «..Милечка была гением, я это с детства знала. Представляете такую картину: товарный поезд, вечер, мы с мамой едем к дедушке и отчаянно вздуриваем с Женяшей, средней сестрой, на нарах. А Милечка сидит и читает. Я смотрю на нее с обожанием как на великое чудо, недоступное для нас...».
По возвращению в Нолинск после смерти отца в 1922 г. Эмилия Андриановна отмечает особенность жизни этого периода: «Бедность не угнетала нас. Это было общее состояние. Мы жили интересной жизнью, которая определялась целиком школой, учителями и школьными товарищами. Духовная и культурная жизнь Нолинска определялась учителями, позднее (1926-1928) организующую роль приобрел комсомол. Кроме учителей-аборигенов в Нолинске начала 1920-х годов жили и ярко себя проявили многие приезжие, выехавшие из Москвы и Петрограда из-за голода, видные педагоги,
*Материал подготовлен в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Педагогические династии Вятского края» (20112012), проект № 11-06-00329а.
например, ВА. Рауш, географ, впоследствии видный деятель Академии педагогических наук.
Учителя и начальных школ (I ступени), и II ступени были, как правило, учителями дореволюционной выучки, не имели специального педагогического образования. Но у них был опыт — большой или не очень — и педагогический такт, обеспечивающий уважение учеников. «Я не помню, чтобы наши учителя кричали на учеников или допускали какие-то другие формы оскорбления. Не всех учителей любили... Но все пользовались глубоким уважением, потому что каждый учитель был Личностью. И каждый учитель, либо оказал доброе влияние на нашу жизнь, либо оставил в ней глубокий след», — отмечала в своих дневниках Эмилия Андриановна.
Она вспоминает: «В школе второй ступени мы встретились с разными учителями. Некоторые пришли из реального училища, на базе которого создавалась школа; потом пришли более молодые. В 1926 г. пришли первые выпускники пединститута — А.М. и М.Г. Чекалкины, Н.В. Кротовских. Каждый учитель был личностью и каждый запомнился, а некоторые оказали решающее влияние на всю жизнь ученика. То время было золотым временем для учителей: им никто не мешал в воспитании своих подопечных; не было ни телевидения, ни даже радио, и человека воспитывали только учителя и книги. 1920-е годы, как я потом узнала, были годами яркого взлета культуры и науки в нашей стране. И в Нолинске 20-е годы были периодом активной культурной жизни. Как раз эти годы правдиво и интересно описаны в книге Н. Огнева «Дневник Кости Рябцева»; книга вышла после того, как я окончила школу, но я читала ее несколько раз, находила аналогию с нашей школой и с нашими учителями.
В нашем захолустье не вводили Дальтон-план* в полном объеме, но элементом его была так называемая «летняя школа» после I и II классов. В течение 2-х месяцев преподавание было сосредоточено на изучении окружающей природы и крестьянского хозяйства. Мы ходили в ближайшие деревни, «изучали» особенности домов и хозяйственных построек, поля, описывали, обмеряли, причем крестьяне охотно все показывали и рассказывали. Географ учил нас определять и описывать рельеф местности и протекающей речки. Биолог показывала растения, насекомых, учила даже определять растения. Соответственно были и отчеты, расчеты, сочинения, все кончалось выставкой в школе.
Второй новинкой, проверенной на нашем потоке, было разделение классов по «уклонам» (с IV и V групп), чтобы по выходе из школы выпускник имел специальность. Было 2 уклона (по выбору) педагогический и сельско-хозяйственно-кооператив-ный. Я сначала записалась на педагогический, но
*Dalton-Plan, система организации учебно-воспитательной работы в школе, основанная на принципе индивидуального обучения. Особое внимание уделялось учёту работы учащихся, осуществляемому при помощи сложной системы учётных карточек.
он оказался чисто женским, мне показался скучным, и я перешла на другой.... Многие выпускники остались верны полученной профессии, проработав всю жизнь учителями или дослужившись до бухгалтера (начиная со счетовода). Повлияло ли отвлечение на подробное изучение сельского хозяйства и счетоводства на общую подготовку, в частности к вузам? Трудно сказать. Но литературу мы изучали подробно от Шекспира до Фадеева, научились вполне грамотно писать. На вступительных экзаменах в пединституте профессор К.В. Дрягин спросил меня: «Какую школу Вы кончали? У Вас необыкновенно грамотное сочинение». Уроков русского языка в школе II ступени уже не было, грамотность мы приобретали при чтении и на многочисленных сочинениях, которые писали чуть не каждую неделю.
Большой заслугой школы, т.е. её директора и учителей (и, очевидно, инструкций), был дух демократии, характерный для тех времен. Несколько раз в месяц, иногда еженедельно, бывал школьный «коллектив» — собрание всех учеников и учителей. Вопросов обычно было много — от организационных (о создании кружков, о плате за обучение и т.п.) до посвящённых какой-нибудь дате.
С установлением НЭПа в 1924 г. ввели плату за обучение от 10 до 60 руб. — с детей торговцев, богатых крестьян, служителей культа. Был избран уч-ком, который имел право собирать коллектив, руководить собраниями. Представитель учкома входил в состав школьного педагогического совета, и директор школы давал на подпись представителю учкома повестку заседания. Я несколько раз была в составе школьного совета (то от учкома, то от комсомола) и запомнила, что интересными для меня были только вопросы успеваемости. В течение года официальных оценок не было, учителя после опроса или сочинения высказывали свое мнение. А на совете решали — «успевает» или «не успевает», в последнем случае оставляли на второй год. Надо иметь в виду, что, несмотря на наступивший НЭП и появление «товаров», жили мы бедно (из записи в дневнике 24.12.1924 г.: «..маме прибавили зарплату до 20 руб., и она дала мне 20 коп.»), бумага и тетради были роскошью, не было обязательных ныне дневников, задания на дом состояли большей частью из сочинений по литературе, задачек по математике, чтения классики. И не было экзаменов, т.е. мы были лишены стрессов, которые испытывают нынешние ученики.
Как правило, после уроков шли домой, обедали и снова возвращались в школу (или — в пионерклуб). Работали разные кружки — от хорового до кружка НОТ (он был организован в старших классах и помог мне в течение всей будущей жизни).
В 1923-1925 гг. большую роль в нашей жизни играла библиотека, размещенная в здании против школы. Еще в I ступени я записалась в «кружок содействия библиотечному делу», училась сначала выдавать и принимать книги, потом — составлять
карточки на книги по десятичной классификации. В кружке проводили собрания и «литературные утра». К 1925 г. я уже была допущена к фондам и читала все книги подряд — никаких запретов не было (исключением были только Чарская и Нат Пинкертон)».
Детская влюбленность в «биологиню» Агнию Павловну Попову превратилась в дружбу на всю жизнь. Потому любимой книгой были «Биологические прогулки» Серебровского. В записи дневника от 16.06.1927 г.: «Как хорошо! Как хорошо! Она сказала мне про верную дорогу, но нашла я ее не сразу — только на днях, сидя с ней и думая о природе. Во мне расцветает безумная жажда жизни. Жить! Как угодно, кем угодно, но жить. Жить и знать! Главное — знать! Как хочется мне, как дико страстно хочется все знать! О, вот она моя цель, мой «смысл», мое «содержание» — знание, природа».
«Все лето прошло в природе — сбор гербария, прогулки по лесам, лугам, болотам. Вставала с восходом солнца и шла купаться, а потом сидела на берегу и с восторгом много раз читала «Биологические прогулки». И весь день потом — одна среди растений. Ни о ком и ни о чем не думала, только наслаждалась природой. «Биологические прогулки» стали окончательным доводом в пользу стремления на биологическое отделение пединститута. Летняя «закалка» укрепила и положение в группе и изменило к лучшему отношение ко мне. Я повзрослела и окрепла. А купанием до ледостава завоевала авторитет одноклассников. Особенно не думала, где учиться. По маминым средствам это был только Вятский пединститут. Мечтания насчёт Московского университета были, но денег не было. В это время моя мама работала секретарем уездного отделения союза Совторгслужащих и получала 50,4 р./мес.», — вспоминала ЭА. Штина.
В 1928 г. Эмилия Андриановна окончила школу II ступени г. Нолинска.
Выписка из характеристики от 14 июня 1928 г.: «Чашникова Эмилия Андриановна. Соц. происхождение — дочь служащего. Общее развитие — хорошее. Какую вел общественную работу — работала председателем класскома, членом класскома, членом редколлегии школьной стенгазеты, отв. редактором классной стенгазеты, членом учкома школы, в домзаке, в деревнях. Принимала участие в коллективных выходах с постановками и докладами в деревнях. Член МОПР и ОСОВИАХИМ. Работала вожатым звена и отряда (в течение 2 лет) юных пионеров, вожатым группы октябрят, член ВЛКСМ. Особые склонности — к естествознанию, в частности, к ботанике».
Вятский педагогический институт им. В.И. Ленина в тот год отмечал 10-летие.В то время Вятка была в составе Нижегородского края. Нижегородский пединститут должен был готовить кадры для индустриальных центров, а Вятский — для сельской местности и небольших городов. В те годы система обу-
чения постоянно изменялась: менялись число и наименование отделений (факультетов), учебные программы, способы обучения, проведение практики и т.п.
На химбиофак поступили 36 человек (окончили только 10). Особенностью контингента были так называемые «тысячники» — коммунисты, окончившие совпартшколу и не имевшие полного среднего образования. Их принимали во все вузы. Несмотря на недостатки в общем образовании, они были политически грамотны и очень упорно учились, читая в подлиннике не только Ленина и Сталина, но и Гегеля, Маркса, Канта.
Эмилия Андриановна в 1931 г. завершила обучение на химико-биологическом отделении КГПИ им. В.И. Ленина (г. Киров) и получила специальность педагога по естествознанию и химии. Уже в ходе учебы в институте с 1929 г. избрана депутатом Вятского городского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов.
В своих дневниках Эмилия Андриановна пишет: «Совершенно неожиданно для меня (не знаю кто и почему приложил к этому руку) в феврале 1929 г. меня избрали депутатом Вятского городского совета рабочих и красноармейских депутатов. Голосование было открытым на общем собрании института и (почему-то) местного НКВД. Когда я встала показаться (ведь еще 1 курс — немногие знали), особое внимание мне уделил один из «тысячников» (он потом говорил: «Ты встала такая гордая и независимая»), и у него появилось желание взять эту гордую крепость. Это был Иван Дмитриевич Штин. Горсовет тогда размещался в здании нынешнего (2000 г.) кукольного театра и заседал обычно весь за одним круглым столом. Меня записали в секцию культурно-просветительскую. Помню, как я ходила по квартирам с поручениями и в одной из них я увидела (!) письменный стол и на нем — лампу с зеленым абажуром. Такая лампа с зеленым абажуром на своем столе стала мечтой моей жизни. Единственная мечта о чем-то материальном, она осуществилась, когда мне шел 48 год жизни, и я была уже профессором. Годы учебы в институте совпали с первой пятилеткой, которую страна выполнила в 4 года. И наш курс был ускоренным — вместо 4-х лет мы учились 3 года. В 1929 г. началась ломка — внедрение бригадно-лабораторного метода обучения. Лекции прекратились, изучали все самостоятельно. Создали бригады. В бригаде отвечал один, остальные зачитывали. На комсомольских собраниях не обсуждалась учеба студентов, а обсуждалась работа преподавателей. После очередного пленума ЦК ВКП(б) было принято решение: «Считать Вятский пединститут агропедагогическим с четко выраженным уклоном и с определённой целевой установкой на подготовку работников школ крестьянской молодёжи». В соответствии с этим изменилась структура института, в том числе организовались агрономическое и кооперативное отделения. Изменились учебные программы, увеличилась продолжительность практики (в
1930 г.— до 40%, в 1931 г. — ещё больше). На 2-м курсе всех отделений, в том числе и на моем, ввели курс колхозного строительства, расширилось и углубилось преподавание и изучение вопросов краеведения. Вся работа института была переведена на непрерывный год с непрерывной практикой. В конце 1929 г. поехала в Москву на Всероссийский съезд краеведов вместе с А.И. Шерниным.
Чтобы мы не отрывались от рабочего класса, студентов посылали одновременно с учебой работать на заводы. Я 5 месяцев работала на машстройзаводе, сначала разметчиком, потом поставили перематывать моторы, дали соответствующее удостоверение.
Началась интенсивная коллективизация. Ездила в Оричевский район, уговаривала вступать в колхоз. Самых зрелых коммунистов ввели в части НКВД для проведения раскулачивания, дали оружие. Мой И.Д. (Иван Дмитриевич Штин — прим. ред.) тоже уехал. В феврале 1930 г. нас вернули в город и послали на практику в школу. Только немного поучились, как послали на практику в колхозы показывать передовые сельскохозяйственные схемы, севообороты и т.д. В управлении сельского хозяйства в Н. Новгороде научили закладывать опыты.
2 курс. Многие уже переженились. В том числе и моя подружка. В марте приняла предложение работать директором и преподавателем в нашей опытной школе колхозной молодежи в Бахте. Учеников — 30. Все предметы преподаю я. В школе ввели метод проектов — все предметы ориентируются к какому-либо событию, например весеннему севу (и математика, и физика, и литература). Я вошла в раж. Однажды в газете «Вятская правда» написали, что есть передовой молодой учитель Чашникова, который внедряет с успехом новый метод. Ребята у меня были очень послушными. У нас было и опытное поле и парники.
Вернулась в институт в июле 1931 г., сдала положенные экзамены. После выпускного вечера собрались в кругосветное путешествие по студенческим литерам: Вятка-Москва-Ростов-Тифлис-Батум-Ял-та-Севастополь-Симферополь и обратно.
По возвращении из «кругосветки» я переехала из общежития пединститута в общежитие совпартшколы в Трифоновом монастыре. У И.Д., который стал моим мужем, там была комнатушка. Быт был примитивный; вещей почти не было — только 2 кровати, посуды не было. Все было по карточкам».
В 1931-1932 гг. Эмилия Андриановна работает учителем фабрично-заводской семилетки и одновременно лаборантом кафедры ботаники и растениеводства родного вуза. «Считаю, что это очень помогло мне в дальнейшем». «Через 1,5 месяца после рождения дочери с 1932 г. начала трудовую деятельность на рабфаке КГПИ (Кировского государственного педагогического института — прим. ред.). О «внедрении» в науку в то время мало думала — было много домашних забот. В 1934 г. И.Д. прочитал в «Правде» сообщение о приеме аспирантов в МГУ, в том числе
по ботанике. По его совету я написала заявление, послала необходимые документы и в конце сентября получила вызов. В то время структура МГУ включала не кафедры, а секции, которые были сгруппированы в НИИ. Выяснилось, что в Институт ботаники принимают 8 аспирантов: 2 — по геоботанике, 2 — физиологии растений, 2 — по генетике, 2 — по альгологии (наука о водорослях)».
«С 10 октября 1934 г. — аспирантка Института Ботаники Московского государственного Университета (по альгологии у профессора К.И. Мейера). Учиться было очень трудно. К.И. Мейер на семинарах дал читать массу литературы, всю на иностранных языках (по-русски практически литературы не было). «В библиотеке есть словари, берите и читайте». Пришлось взяться за немецкий, французский... Работали до 11 вечера».
27 июля 1937 г. арестовали И.Д. После сообщения о семейных событиях в Москве Эмилию Ан-дриановну исключили из комсомола, и она, вернувшись в Киров, не могла устроиться на работу в течение года. Родился сын. Помогали мама и сестра. Через год от московской знакомой узнала о вакансии старшего научного сотрудника (альго-лога) на Камской биостанции (г. Оханск). По приглашению профессора Пермского государственного университета ПА. Генкеля с детьми переезжает в г. Оханск. Он настоял на том, что сначала надо завершить диссертацию. 2 мая 1939 г. рукопись была отправлена, а 9 июня она получила вызов на защиту диссертации. На защите все отзывы, кроме оппонента Боссе были хорошие. Вернувшись в г. Оханск продолжила работу по фитопланктону Камы, заводских прудов уральских городов. На чаще всего о состоянии экологии можно было судить по комнатным цветам. Также все эти годы продолжает работать в школе.
Степень кандидата наук присуждена решением Совета МГУ в 1939 г. 29 июня 1939 г. получила телеграмму от мужа о его оправдании. (В г. Оханске ИД. Штин был назначен заведующим ГОРОНО, избран депутатом городского совета, восстановлен в партии).
Но уже с 1941 г. ЭА. Штина возвращается в родной город Киров и исполняет обязанности заведующей кафедрой ботаники второго вуза (создан в октябре 1930 г.), действующего в области зоовете-ринарии (сегодня Вятская государственная сельскохозяйственная академия). Но всегда работала по совместительству в школе учителем биологии. Но занятия шли с учетом военных нужд (помощь в госпиталях, в учхозе работали с 7.00 до 19.00, а добирались туда и обратно пешком в грязи).
С сентября 1949 г. изменилось направление научной работы (почвенные водоросли), которая легла в основу докторской диссертации под руководством К.И. Мейера. Сотрудничество с Н.Н. Болышевым и внимание к проблеме ленинградского профессора М.М. Голлербаха (который пережил блокаду, а
в 1943 г. в Казани защитил докторскую по данной проблеме) шла на фоне борьбы с «космополитизмом» и доминированием идей Лысенко.
В 1953 г. Министерство образования проявило интерес к проблеме плодородия почвы и утвердило ЭА. Штину в качестве докторанта. Но с этого периода времени научные связи из Москвы перешли в Ленинград. В январе 1956 г. здесь защищена докторская диссертация. Установились и международные связи. Начало — VII Международный конгресс альмологов в США (август 1960): ею представлен доклад о географическом распространении водорослей (участников Конгресса более 1500. Из них — 10 женщин. Из России — 5).
Необычный взрыв интереса к России, к теме ее доклада, так как это одно из направлений борьбы с голодом, обеспечение качества питания. Изменилось и направление исследований — азотофикси-рующие сине-зеленые водоросли. В дальнейшем Эмилия Андриановна разрабатывала его с помощью аспирантов и докторантов. Результаты исследований представлены на конференциях и конгрессах в Англии, Румынии, Чехословакии, Австралии, Болгарии, Франции, в ходе курса лекций в МГУ, Тарту. Она всегда стремилась выступать на языке принимающей страны, хотя текст обычно был написан на английском.
И вновь работа в городском Совете депутатов трудящихся. Эта деятельность всегда шла параллельно её научной работе. Позднее она избирается членом областного Совета, а с 1967 г. — Верховного Совета РСФСР. Она стала секретарем впервые созданной комиссии по охране природы. В процессе подготовки материалов для работы комиссии Эмилия Андри-ановна разработала первый спецкурс для студентов вуза по охране природы.
С 1971 г. — постоянно член областного совета депутатов.
1969 г. имеет особое значение: присвоено звание Почетного гражданина города Кирова и вышла первая в мире монография по почвенным водорослям в издательстве «Наука» совместно М.М. Голлербахом. Это исследование повлияло на развитие космического растениеводства. Жизнь доказала значение сине-зелёных водорослей: они первыми появились на грунте после ядерного взрыва в штате Невада. А город Киров, благодаря настойчивости ЭА. Штиной, получил возможность строительства учебного здания и общежития для сельскохозяйственной академии и периодическое проведение научных конференций всероссийского значения по альмологии (по просьбе специалистов), использовать разработанные ею программы по биомониторингу Вятки (который проводит сегодня специальная научная Лаборатория по биомониторингу).
В серии изданий «Почетные граждане города Кирова» в 2009 г. вышла книга «Э.А. Штина. Учёный с мировым именем. Педагог. Общественный деятель». Это три составные части творчества предста-
вителя советской науки. Но она состоялась и как замечательная мать, и как любимая жена.
В «Бюллетене московского общества испытателей природы», № 6, 1971, в честь 90-летия со дня рождения К.И. Мейера написано «При характеристике работ К.И. Мейера часто приходится прибегать к таким словам, как «первый», «впервые», «единственный». Его первая опубликованная работа датирована 1903 г, а последняя — 1970». Как человек и учёный он гордился своей ученицей, которая в своей докторской диссертации заложила основы решения многих важных направлений в альгологии, науке, которую Эмилии Андриановне и её руководителям пришлось отстаивать и доказывать интеллектуальное значение в научном мире. И с именем ЭА. Штиной также рядом употребляется слова «первая», «впервые».
Награды и звания ЭА. Штиной:
1966 г. — орден Ленина;
1973 г. — заслуженный деятель науки РСФСР;
1980 г. — почётный член Всесоюзного микробиологического общества;
1981 г. — почётный член Докучаевского общества почвоведов при РАН;
1983 г. — почётный член Всесоюзного ботанического общества Академии наук СССР.
Из письма М.М. Голлербаху (16.04.1988 г.): «..Я всю жизнь тяготилась не столько слабыми способностями, сколько недостатком образования и общей культуры. При «перестройках» 20-х годов я не получила ни среднего, ни высшего образования, а жизнь в провинции - обусловила общую малограмотность.»
Из беседы с корреспондентом «Вятского края» (накануне 90-летия Эмилии Андриановны): «Я прожила долгую, трудную и счастливую жизнь, и моя жизнь — типичная судьба советского человека. Через нее прошли все революции и контрреволюции. Прожила 16 голодных или полуголодных лет. После замужества прожила 25 лет с семьей из 6 человек в 24-метровой комнате коммунальной квартиры. Проработала в КСХИ 58 лет, пережила 7 ректоров. Жить всегда было интересно. Моя наука познакомила меня с интереснейшими людьми — это сотни биологов из десятков городов нашей страны, коллеги из США, Англии, Австралии, Франции и других стран Европы. Я собирала почвенные пробы и определяла в них водоросли в разных местах планеты: и на берегах Миссисипи, и в пустынях Австралии: в моем микроскопе побывали водоросли самых разных уголков нашей страны: от Шпицбергена до подножия Казбека, и от границ Норвегии до Курильских островов. Последние мои исследования связаны с микрофлорой камчатского вулкана Тятя. Даже там, в жерлове вулкана, теплится жизнь, теплится в почвенных водорослях.. Жалею лишь о том, что мало успела сделать. Свою жизнь я бы кратко зашифровала — 3Д: дети, дело, друзья».
