Судьба поэта-реэмигранта Ю. Б. Софиева Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Драфт: молодая наука

O.E. ДЕНИСОВА

(Орловский государственный университет им. И.С. Тургенева, Орел, Россия)

УДК 821.161.1-1(Софиев Ю.Б.)»19» ББК Ш33(2Рос=Рус)6-8,2

СУДЬБА ПОЭТА-РЕЭМИГРАНТА Ю.Б.СОФИЕВА

Аннотация: Цель данной статьи - проследить творческую биографию поэта-реэмигранта Ю.Б. Софиева, вернувшегося в СССР в 1955 году. Некоторые его стихотворения публиковались в советских журналах: «Охотничьи просторы», «Рыболов-спортсмен», «Туристские тропы». Особенности тематики и композиционной структуры стихотворений Ю.Б. Софиева в этот период свидетельствуют о мучительном поиске поэтом пути к советскому читателю.

Ключевые слова: поэт-реэмигрант, охотничьи журналы, советская поэзия, художественная правда

Юрий Борисович Софиев (7/20 февраля 1899 - 22 мая 1975 гг.) является автором трех стихотворных книг: «Годы и камни» (1936), изданной при жизни поэта в Париже, «Парус» (2003) и «Синий дым» (2013), вышедших после его смерти в Алма-Ате. Он активно участвовал в деятельности различных творческих объединений и литературных кружков русской эмиграции «первой волны». Его стихотворения публиковались в белградском сборнике «Гамаюн» (1924), в поэтических сборниках «Союза молодых поэтов и писателей в Париже», в журналах и альманахах - «Современные записки», «Числа», «Круг», «Якорь» и др.

Вернувшись в 1955 году в СССР, Юрий Софиев оказался в Южном Казахстане, в городе Алма-Ате, где продолжал много писать, несмотря на то, что его литературная деятельность находилась под негласным запретом советской цензуры. Поэт безуспешно пытался опубликовать свои стихотворения в республиканском литературно-художественном журнале «Простор» и других изданиях: «Книгу его стихов "Парус", подготовленную к изданию в "Жазуши" (Алма-Ата), "зарезали" - эмигрант, бывший белый офицер. Он был по-прежнему вне закона, несмотря на все усилия ради блага своей страны и

декларации любви к социализму». [Чернова 2011: 203] Не удивительно поэтому, что Софиев пытался напомнить о себе в самых различных изданиях. В письме к писателю A.B. Эйснеру он иронизировал: «С 1960 г. взяли меня в сотрудники альманаха «Охотничьи просторы» и «Туристские тропы». [Софиев 2012: 71]

Любовь к природе, тонкая наблюдательность опытного рыболова и охотника позволили Юрию Борисовичу, невзирая на негласный запрет, опубликовать несколько стихотворений в альманахах «Охотничьи просторы» и «Рыболов-спортсмен», выходивших в издательстве «Физкультура и спорт» и напоминавших дореволюционные научно-художественные издания, такие, как «Охотничий календарь» Л.П. Сабанеева (1892), «Вестник русского союза рыболовов-удильщиков» П.Г. Черкасова (1904), «Рыболов-охотник» Ф.П. Кунилова (с 1909 по 1917), «Охотничий вестник» под редакцией В. Д. Гальяра (с 1901 по 1918) и другие, в которых зачастую публиковались художественные произведения «по всем отраслям охоты и природоведения». Правда, направленность советских журналов несколько отличалась парадоксальным упором на развитие патриотизма и спорта. Так, например, в редакционной статье журнала «Рыболов-спортсмен» отмечалось: «...весь материал сборников, независимо от литературных форм его изложения, должен быть подчинен воспитанию у читателей:

а) советского патриотизма, любви к своей великой Родине;

б) бережного отношения к природным богатствам страны <...>;

в) моральных и волевых качеств, присущих советским спортсменам, а также:

г) пропаганде рыболовного спорта, как одного из видов активного и культурного отдыха трудящихся и его оздоровительного значения.». [Рыболов-спортсмен 1958: 4]

Совершенно не удивительно в таком контексте, что стихи и очерки мало кому известного реэмигранта1 имели мало шансов на публикацию. И все же это произошло. В «Охотничьих просторах» были опубликованы стихотворение «Мать мне пела Лермонтова в детстве.» (№15 за 1960 год) и очерк «В камышах реки Чу» (№ 17 за 1962 год), в «Рыболове-спортсмене» - стихотворение «На рыбалке» (№ 19 за 1963 год).

1 Справедливости ради следует отметить, что Н.П. Смирнов узнал в своем казахстанском корреспонденте автора стихотворения «Чем сердце жило?..», опубликованного в «Русском сборнике» в 1946 году. [Софиев 2012: 65]

Альманах «Охотничьи просторы» начиная с середины 50-х годов благодаря члену редколлегии Николаю Павловичу Смирнову проводил довольно смелую редакционную политику: в 6 выпуске его была помещена первая большая подборка стихов И.А. Бунина, «с творчеством которого молодежь почти незнакома». [Охотничьи просторы 1956: 3] Можно предположить, что именно организация в журнале поэтического раздела и послужила поводом для обращения Ю.Б. Софиева в редакцию.

Стихотворение Юрия Софиева представляло собой интерес для редакции «Охотничьих просторов»2, очевидно, прежде всего тем, что создавало эффект существования определенной литературной преемственности: в софиевском тексте отчетливо проступали принципы бунинского пейзажа с его «сложной временной и пространственной проекцией». [Ковалева 2005: 208] Мать мне пела Лермонтова в детстве. О Европе3 рассказал Толстой. И сияло море по соседству С нашим домом, лес шумел большой. Черный сеттер с верностью до гроба Неизменно следовал у ног. В эти годы с ним мы были оба В полной власти странствий и дорог. И когда я взбрасывал за плечи Старое отцовское ружье, Нам обоим, радостно беспечным, Счастьем раскрывалось бытие. О суровый берег бились волны, Колыбелью жизни предо мной Океан вздымался, мощью полный, Полной увлекаемый луной. Мы сидели молча, в жизнь вникая, Белокурый мальчик с черным псом. А планета наша голубая

2 См.: «... у нас не так много поэтов, пишущих на охотничьи темы и <...> было бы слишком скучно ограничиться печатанием лишь стихов с гоном и стойкой, выстрелами и "трофеями". Наряду с чисто охотничьими стихами редакция будет печатать и пейзажные стихи, и стихи, посвященные чувствам и переживаниям человека в природе, поскольку красота охоты неразрывно слита с красотой природы». [Охотничьи просторы 1956: 3]

См.: «.к сожалению, вместо «О Ерошке рассказал Толстой.» напечатали «О Европе»!!!» [Софиев 2012: 71]

Кренилась в пространстве мировом. Что ж с того, что навсегда потерян В этот детский мир обратный путь? Родины распахнутые двери Взрослым счастьем наполняет грудь.

[Охотничьи просторы 1960: 106]

Для 5-ст. хорея, которым написано это стихотворение, «характерны динамическая тема дороги в сочетании со статической темой безнадежного скорбного одиночества и смертного ожидания» [Гаспаров 2000: 13], восходящие к так называемому «лермонтовскому циклу» (К. Д. Тарановский), начатому стихотворением «Выхожу один я на дорогу...» [Тарановский 1963; Вишневский 1985] Мотив дороги-судьбы, близкий Софиеву еще со времени увлечения акмеистической эстетикой Николая Гумилева, разворачивается в этом стихотворении сквозь призму детских ощущений, скорректированных размышлениями взрослого человека, о чем свидетельствуют ретроспективные завязка («Мать мне пела Лермонтова в детстве») и концовка («Взрослым счастьем наполняет грудь»). Воспоминания наполнены сравнениями и метафорами, среди которых выделяются абстрагированные формы («счастьем раскрывалось бытие», «колыбелью жизни», «в полной власти странствий и дорог», «планета голубая», «родины распахнутые двери», «взрослое счастье»). По степени символизации художественного пространства это стихотворение напоминает поздние произведения A.A. Блока. [Минц 1980; Соколова 1984] При этом следует отметить, что образ ружья, до того не часто появлявшийся в лирике Софиева, в 50-60 годы становится одним из наиболее выразительных в его творчестве. Недаром он обнаруживается даже в дневниковых записях, маркируя собой важнейшие размышления: «Как хочется побродить по родным просторам с ружьем, только направленным не против человека». [Софиев 2012: 46]

Особыми чертами выразительности обладает в лирике Юрия Софиева и еще один образ-деталь - удочка, связывающийся не только с пейзажной, но и философской тематикой. В стихотворении «На рыбалке», ставшем результатом сотрудничества с редакцией «Рыболова-спортсмена»4 в котором, естественно, присутствуют удочки и поплавки, основное внимание лирического героя оказывается

4 В публикации стихотворение помещено без названия.

сосредоточенным на образе неизвестного собеседника, история жизни которого, как и в рассказе М.А. Шолохова «Судьба человека» (1956), раскрывается через неторопливую беседу: Медлительное облаков движенье В осенней просини. Несет река Мир тишины и зыбких отражений, Заколебавшихся у поплавка. Взмах!

Резко чертит удочка кривую... Сверкнув на солнце мокрой чешуей, Расплачивается за роковую Свою ошибку окунь небольшой... Тут кто-то, подошедший незаметно, Мне говорит приветливо:

- Клюет! И я ему с приветствием ответным: - Присаживайтесь! Место есть...

И вот -

Плывет дымок табачный над рекою... О рыбной ловле, жизни и судьбе По-дружески беседует с тобою Еще вчера совсем чужой тебе.

[Рыболов-спортсмен 1963: 31]

Руссоистские идеи сближения с природой реализуются в тексте этого стихотворения за счет неторопливого описания процесса рыбной ловли, который уничтожает социальные и идеологические барьеры: не случайно, что неведомый спутник никак не характеризуется, даже имени его в тексте стихотворения нет. Зато на фоне молчаливой природы намного отчетливее и художественно выразительнее звучит диалог рыбаков, переходящий в дружескую беседу «о рыбной ловле, жизни и судьбе», словом - обо всем на свете.

В таком стилистически упрощенном художественном контексте наиболее полно выражается творческая установка поэта на правдивость и откровенность, о которой Софиев писал в своем Дневнике: «Для меня искусство должно быть прежде всего предельно искренним и правдивым. Всегда в какой-то мере это "исповедь автора" и, прежде всего, перед самим собой. И если он не берется за это дело с сознанием полной ответственности за каждое слово, за каждую мысль, тогда не предаст он ни жизненной, ни художественной правды».

[Софиев 2012: 123-124] Очевидно, именно это чувствовали советские редакторы, которые, невзирая на жесткий идеологический пресс, все же публиковали материалы не совсем благонадежного автора. В Дневнике Софиева об этом есть такая запись: «Сегодня из «Рыболов-Спортсмен» получил рецензию на мое стихотворение некоего Н. Коваля, члена редколлегии альманаха. Стихи ему передал Н.П. Смирнов.

«Уважаемый товарищ Софиев!

Стихи ваши написаны на нужную тему - рыбалка сближает людей, - и мы охотно напечатали бы их при Вашем согласии на некоторые поправки. Как-то не очень вяжется с осенью глагол "сияет". Поищите другой или дайте с ним определение осени. Во второй строфе слишком много действий, перечисляемых (и только) одно за другим - нельзя ли ту же картину выразить другими словами, убрав перечисление?

В третьей строфе непонятно: кто кому указал на место рядом -нехваткой местоимения. В четвертой - употребление глагола "беседует" требует указания с кем? "Чужой тебе" - еще достаточно, чтобы понять, кто собеседник. Даже повторение местоимения здесь было бы простительно: "Беседует с тобою дружелюбно / Еще вчера совсем чужой тебе" - но в этой (...) уйдет слово «тепло», а это жаль. Подумайте!

С уважением, член редколлегии (...) "Ф.С., Н. Коваль"». [Софиев 2012: 82]

Показательно, что Юрий Борисович частично принял правку редколлегии, но все же оставил в окончательном варианте слово «чужой», на котором во многом строится образно-тематическая структура стихотворения.

В 60-е годы, на закате жизни, в лирике Юрия Софиева начинают преобладать ностальгические мотивы, тесно переплетающиеся с реалиями окружающего его мира. И в такой перестройке системы образов нет ничего противоестественного: поэт-эмигрант с жадностью поглощал все, чего был лишен долгие годы. Но при этом в письме к Владимиру Брониславовичу Сосинскому5 он обозначает намечающийся у него творческий кризис, вызванный невозможностью откровенного разговора с читателем: «. совсем не могу писать стихов, <...> дошел до "непоправимо белой страницы", <...> постоянно

5 Сосинский-Семихат Бронислав Рейнгольд Владимир (1900-1987) - прозаик, критик. Вернулся в Россию в 1960 году. См.: [Русская литература ХХ века 2005: 412-413].

натыкаюсь в большинстве написанных стихов на совершенно нестерпимую для меня полуправду или просто на откровенную ложь и фальшь <...> Но вот что я заметил, если раньше для меня основное в поэзии, основное в жизни было "мира восторг беспредельный", который вообще-то заслонял от меня не только "сердца горестные заметы", но и боль, и печаль бытия, то теперь получается нечто обратное. "Мира восторг беспредельный" теперь все чаще и чаще заслоняется "сердца горестными заметами", болью, негодованием, печалью, ненавистью к фальши, демагогии, полуправде». [Софиев 2012: 259]

Верный товарищ Софиева по эмиграции Виктор Мамченко, тоже поэт, с горечью констатировал в одном из своих писем: «За рубежом ты был (прежде всего) поэтом, литератором <...> затем, мне показалось, ты променял "Пегаса" на "автомобиль", "Олимп" - на "лабораторию", и очень мне было обидно, что ты оторвался от певчей стаи поэтов». [Звезды в аду 2008: 176]

Такое непонимание со стороны друзей и родных, пошатнувшееся здоровье и диктат всесильной идеологической цензуры, вполне возможно, и создавали у поэта ощущение тотального одиночества, некоего художественного вакуума. «Стал писать я не только посредственные, но просто плохие стихи, - отмечал Юрий Софиев в своем дневнике. - Вероятно, по ряду уже личных причин. Думается, что лучшие вещи были написаны в годы 35-47-е». [Софиев 2012: 18]

Подобная самокритичность была следствием того, что поэтическая карьера Ю.Б. Софиева в послесталинской России явно не сложилась: творческие поиски закончились, клеймо неблагонадежности не позволяло найти свой путь к читателю. Советская власть не поощряла свободную деятельность художников и уж тем более - бывших эмигрантов.

ЛИТЕРАТУРА

Гаспаров М.Л. Метр и смысл: Об одном механизме культурной памяти. - М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2000. - 289 с.

Вишневский К.Д. Экспрессивный ореол пятистопного хорея // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. - М.: Наука, 1985. - С. 94113.

Звезды в аду. Письма В. Мамченко Н. Кноррингу и Ю. Софиеву / Публ. Н. Черновой // Нива. - 2008. - № 3. - С. 152-187.

Ковалева Т.В. Русская поэзия для детей: от Лаврентия Зизания до Ивана Бунина / Орлов. гос. ун-т, Науч.-исслед. ин-т филологии ОГУ. -Орел, 2005. - 240 с.

Минц З.Г. Блок и русский символизм // Литературное наследство. - М., 1980.- Т. 92. - Кн. 1. - С. 98-172.

Охотничьи просторы. - 1956. - Кн. 6. - 448 с.

Охотничьи просторы. - 1960. - Кн. 15. - 295 с.

Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги: биобиблиографический словарь: В 3 т. / под ред. Н.Н. Скатова. - М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. - Т. 3. - 830 с.

Рыболов-спортсмен. - 1958. - Кн. 10. - 262 с.

Рыболов-спортсмен. - 1963. - Кн. 19. - 224 с.

Соколова Н.К. Поэтический строй лирики Блока: (лексико-семантический аспект). - Воронеж: Изд-во ВГУ, 1984. - 115 с.

Софиев Ю.Б. Вечный юноша. Дневник. - Алматы, 2012. - 380 с.

Софиев Ю.Б. Синий дым. Стихи и проза. - Алматы, 2013. - 244 с.

Тарановский К.Ф. О взаимоотношении стихотворного ритма и тематики // American Contributions to the Fifth International Congress of Slavists. - The Hague, 1963. - Vol. I: Linguistic Contributions. - P. 287332.

Чернова Н.М. Птица, залетевшая к ангелам. - Алматы: Седьмая верста, 2011. - 388 с.

Статья рекомендована д.ф.н, проф. П.А. Ковалевым