CC BY
122
В этом смысле очень характерен стержень «Модерато»: встречное стремление обоих протагонистов вовлечь того, кто (на)протиб, в акт говорения, драматизировать свои с ним отношения (в том числе и подняв их градус), опрокинув их в то, что лингвисты называют «выходом в речь». Результатом этого стало увязание накрепко сцепившихся единоборцев в трясине ла-вообразного самовыговаривания как рвотного самовыворачивания (кстати, мотив тошнотворной дурноты и чуть ли не ликующего от неё освобождения через рвотный рефлекс не менее важен в «Модерато», чем мотив крика или музыки), завершающегося пароксизмом их встреч в кафе.
В этом речевом соитии оба партнёра оказываются в амбивалентной роли рассказчика/слушателя, оборачиваясь - в том числе и помимо своей воли - то Шахразадой, то Шахрияром. Текст, устав от осциллографического метания от одного героя к другому, через посредство Повествователя сливается в некоем синкретическом «потоке сознания» и вытесняет все (кроме собственного, самодостаточного) коммуникативные, информативные и экспрессивные резоны: «Поспешите, говорите скорей. Сочиняйте. Она сделала усилие, заговорила чуть ли не во весь голос /.../. - Что бы мне хотелось, так это жить в городе без деревьев деревья здесь кричат при ветре а ветер здесь дует всегда всегда если только два дня его нет в год на вашем месте я бы честно говоря я бы уехала отсюда не осталась бы здесь все птицы или почти все морские а после шторма весь пляж птицами подохшими усыпан и когда шторм кончается и деревья перестают кричать скрипеть только их крики и становится слышно на пляже кричат будто им глотку режут дети не могут заснуть нет я бы уехала отсюда» [6].
В том, что касается включённой в повествование, включающей его в себя и питающей его на всех этапах разворачивания темы Шахраза-ды-Шахрияра, сказителя-слушателя, и постоянного обмена между обоими персонажами этими двумя амплуа, очень характерен фрагмент из шестой главы: «- Прошу вас (Анна умоляет Шове-на продолжать рассказывать/выдумывать историю любви мужчины и женщины, закончившуюся убийством. - А. В.), взмолилась Анна. - Затем пришло время, когда он смотрел на неё и временами уже не видел её такой, какой она ему виделась до этого. Она перестала выглядеть красивой, уродиной, молодой, старухой, сравнимой с кем бы то ни было, пусть даже с самой собой. Ему стало страшно. Это было в последний отпуск. Зима настала. Вы собираетесь вернуться к себе на Морской бульвар. Это будет восьмая ночь» [7].
Как и в древнем восточном цикле, персонажам в этом романе недостаточно быть рассказываемыми и даже - рассказывать самим: они прорываются в «реальную» жизнь (желая, на первый взгляд, отомстить женщине и уклониться от смерти, они на самом деле жаждут разрешения этого конфликта в любви и искусстве) - каждая ночь заканчивается утолением любовного и разжиганием читательского желания, результатом чего становится женитьба Шахрияра на матери его троих детей.
Критики давно заметили, что творчество Дю-рас напоминает ровную плоскость воды - равномерную, гладкую, элементарную, непроницаемую, отражающую всякий намёк на глубину и объём. Но под этой обманчивой гладью таятся глубины оригинальных смыслов и форм. «Модерато кантабиле» - один из самых блестящих примеров этого динамического, до предела напряжённого в своей внешней элементарности равновесия.
Примечания
1. Marguerite Duras à Montréal. Textes réunis et présentés par Suzanne Lamy et André Roy. Montréal, Paris, 1984. P. 66.
2. Чехов A. П. Полное собрание сочинений и писем. Т. 7. М., 1985. С. 616, 625.
3. Duras M. Moderato cantabile. P., 1965. P. 107.
4. Marguerite Duras à Montréal... P. 64.
5. Duras M. Указ. соч. С. 14.
6. Там же.
7. Там же. С. 64.
УДК 821.133.1-311.6:94(44)R.Merle
Н. М. Онущенко
«СУДЬБА ФРАНЦИИ» Р. МЕРЛЯ КАК ЦИКЛ ИСТОРИЧЕСКИХ РОМАНОВ
В статье впервые рассматривается серия исторических романов «Судьба Франции» Робера Мерля как единый цикл. Анализируются замысел, структура и организация цикла, историческая концепция автора, поэтика заглавия и образы повествователей.
It is for the first time in literary criticism that Robert Merle's Fortune de France is considered as an integrated series. The idea,, structure and composition of the cycle alongside with the author's historical conception, poetics of the title and the images of the narrators are in the scope of the analysis.
Ключевые слова: французская литература XX в., Робер Мерль, исторический роман, романный цикл.
Keywords: 20th century French literature, Robert Merle, historical novel, novel series.
© Онущенко H. М., 2010
Н. М. Онущенко. «Судьба Франции» Р. Меряя как цикл исторических романов
Для Робера Мерля (1908-2004), одного их крупных французских писателей-реалистов второй половины XX в., который в своем творчестве неизменно поднимает острые проблемы современности («Смерть - мое ремесло», «За стеклом») и выражает обеспокоенность за будущее нашей планеты («Мальвиль»), обращение к истории Франции стало не случайным и вполне закономерным. Различные проявления нетерпимости, которые в современном обществе принимают вид ксенофобии, расизма, фашизма, терроризма, экстремизма, писатель считал серьезными проблемами нашей эпохи, корни которых уходят глубоко в прошлое. Писатель был уверен, что изучение истории должно помочь лучше понять современность и преодолеть многие конфликты.
Цикл «Судьба Франции» относится к последнему этапу творчества Мерля и являет собой, пожалуй, самое масштабное художественное произведение на историческую тему во французской литературе XX в. Написание этой серии романов потребовало от автора более двадцати лет напряженной работы с документами. В результате тринадцать томов цикла охватывают более чем вековой временной пласт истории Франции второй половины XVI - первой половины XVII в. На протяжении почти восьми тысяч страниц увлекательное повествование от лица вымышленного мемуариста ведется на воссозданном писателем богатом и красочном французском языке XVI в. Архаизированный язык романов, который мог отпугнуть или утомить читателей, чего опасались вначале и автор и его издатель, стал в результате одним из слагаемых успеха этой серии.
Важно подчеркнуть, что в отечественном литературоведении этот цикл никогда еще не рассматривался полностью, в своей целостности, поскольку посвященные ему немногочисленные работы (статьи и главы в общих исследованиях по французскому историческому роману) относятся преимущественно к 80-м гг. XX в. и затрагивают лишь первые шесть романов этой серии. Заметим, что в предлагаемой статье используется определение цикла, согласно которому авторский прозаический цикл представляет собой некое единство, «систему особым образом организованных текстов» [1], «несколько художественных произведений, объединенных общим жанром, темой, главными героями, единым замыслом, иногда рассказчиком, исторической эпохой» [2]. При этом представляется важным рассмотреть не только единство и взаимосвязь отдельных элементов целого, но также их относительную самостоятельность, определяющуюся эволюцией как замысла, так и поэтики разных частей цикла.
Стоит отметить, что прозаический цикл представляет собой весьма распространенное явление во французской литературе и имеет многовековую традицию, монументальными образцами которой могут служить галантные романы XVII в., произведения Бальзака и Золя. В первой трети XX в. эта традиция получила развитие в форме «романа-потока» (фр. roman-fleuve, дословно «роман-река»), которая утвердилась в литературе с появлением «Жана-Кристофа» Р. Рол-лана. К этому типу относят также романы «Семья Тибо» Р. М. дю Гара, «Люди доброй воли» Ж. Ромена, «Хроника семьи Паскье» Ж. Дюа-меля. Примечательно, что образец исторического цикла Робера Мерля далеко не единственный во французской литературе XX- начала XXI в., в связи с чем возможно говорить об определенной тенденции объединения исторических романов в циклы, которая прослеживается у целого ряда писателей (М. Дрюон, А. Труайя, Б. Кла-вель, М. Галло, К. Жак, Ж. д'Айон).
Целостность изучаемого цикла задана, в первую очередь, общим заглавием, которое определяет цикл как единый текст. Заглавие «Судьба Франции» представляет собой словосочетание субстантивного типа с указанием на место действия, что характерно для Р. Мерля. В названиях его романов часто присутствуют топонимы либо слова, локализующие место действия: «Уик-энд на берегу океана», в другом варианте перевода «Конец недели на побережье Зюйдкот» (Week-end à Zuydcoote), «Мальвиль» (Malevil), «Мадрапур» (Madrapour), «Остров» (L'ile), «Мой славный город Париж» (Paris ma bonne ville, 3-й том цикла). Наличие аллитерации в оригинальном варианте заглавия цикла «Fortune de France» придает ему особую выразительность и звучность.
Отметим, что цикл может иметь отдельное самостоятельное заглавие, изначально заданное автором в качестве объединяющего элемента либо полученное по названию одного из романов, как правило, первого. В нашем случае заглавие всему циклу дал первый роман, успех которого у читателей был настолько ошеломляющим, что побудил Р. Мерля к написанию продолжения. Таким образом, заглавие «Судьба Франции» является общим для одного из текстов цикла и для цикла в целом, что отражает характер творческой индивидуальности автора, последовательно развивающего свой замысел. Емкое заглавие содержит в себе установку на эпичность, на включение в повествование широкого спектра проблем. Оно акцентирует внимание не на истории жизни главного героя-повествователя, но на истории страны. Важную роль для понимания заглавия играет эпиграф к первому тому цикла, сформулированный в виде вопроса «Можно ли надеяться на то, что судьба Франции изменится к луч-
шему? Или будет она презираемой всеми и навсегда поверженной в прах?». Слова принадлежат проницательному французскому государственному деятелю XVI в. Мишелю де Лопита-лю, который известен тем, что призывал к терпимости и стремился примирить враждующие религиозные партии. Становится очевидным, что словосочетание «Судьба Франции», вынесенное в заглавие, является цитатой. Оно пронизывает весь текст и впоследствии неоднократно возникает на страницах романов, когда герои с беспокойством или надеждой вглядываются в завтрашний день и рассуждают об участи французского королевства в переломный момент истории. Заглавие неразрывно связано с обозначенным в эпиграфе мотивом тревоги за будущее страны. Этот мотив является сквозным не только для всего цикла, но и для творчества Р. Мерля в целом. Поставленный в эпиграфе вопрос наполнен философской глубиной и не теряет своего актуального звучания в XX в., отмеченном мировыми войнами, международными конфликтами и угрозой атомной катастрофы.
«Судьба Франции» относится к тому типу прозаического цикла, который отличает наличие «сквозных» персонажей (которые проходят через различные ситуации), разнообразие сюжетных схем, тематики и проблематики, в отличие от типа цикла с повтором одной сюжетной схемы, отсутствием повторяющихся персонажей и объединением эпизодов по тематическому признаку [3].
Структурной особенностью данного цикла является ощущаемое различие в нем двух частей, обладающих определенной самостоятельностью. Первая часть включает романы с первого по шестой, вторая - с седьмого по тринадцатый. Отметим, что формальное деление цикла, подразумевающее некоторое обозначение его частей, их озаглавливание или нумерацию, отсутствует. Различие возникает вследствие эволюции творческого замысла, поскольку первоначально задуманный автором шеститомный цикл разрастается по мере работы над ним. В связи с намерением расширить исторические рамки повествования, освоить новый сюжет и обогатить романную проблематику автор предпринимает продолжение работы над циклом. Однако отмеченная двухчастная организация цикла не отменяет его единства на уровне как целого, так и частей.
К важным циклообразующим признакам литературоведы относят единый образ автора, общность образно-стилистического решения, наличие сквозных мотивов, единого сюжета и единого, сквозного образа героя [4]. Все вышеупомянутые факторы могут быть в равной степени отнесены и к каждой из двух частей цикла. Целостность и относительная самостоятельность каж-
дой части мотивирована принадлежностью повествования одному лицу - главному персонажу, присутствием единого сюжетного стержня и единством изображаемой исторической эпохи. В первой части цикла рассказчиком выступает Пьер де Сиорак, протестант из французской провинции Перигор, выходец из дворянской семьи, который в мемуарной форме повествует о своей жизни и о событиях своего времени. Повествование от первого лица придает романам лирический характер и позволяет создать тщательно проработанный психологический образ главного героя, тесно связанного со своей эпохой и в то же время являющегося носителем общечеловеческих ценностей и идеалов. Хронологические рамки шести романов первой части охватывают период второй половины XVI в.: со времени последних лет правления Франциска I (40-е гг. XVI в.) по 1599 г., ставший знаменательным этапом во французской истории благодаря изданию Генрихом IV Нантского эдикта. Этот исторический период был отмечен чередой религиозных войн между католиками и протестантами, раздиравших государство, конец которым положил Нантский эдикт, провозглашавший свободу вероисповедания на территории Франции.
В предисловии к первому роману Мерль так заявляет о своем принципе освещения истории и организации повествования: «Речь идет о концентрическом повествовании, первый круг которого - это семья, второй - провинция и третий -королевство; при этом сильным мира сего уделяется здесь ровно столько внимания, сколько необходимо, чтобы понять счастье или несчастье тех, кто в своих далеких сенешальствах зависел от принимаемых ими решений». Этот принцип последовательно реализуется в первых двух романах «Судьба Франции» и «В наши юные годы», в центре которых - история семьи главного героя, его детство в родовом замке и университетская юность в Монпелье.
Однако несмотря на то что повествование фокусируется главным образом на частной истории, автор обстоятельно описывает также важные события военно-политической и дипломатической истории, отголоски которых ощутимы и в удаленных южных провинциях: осада и взятие Кале, отношения Франции с Испанией, оплотом католической веры, первые столкновения между католиками и протестантами, объявление протестантской религии вне закона и начало гражданских войн. И если в первом романе главный герой восстанавливает политическую ситуацию эпохи, опираясь главным образом на воспоминания и дневники своего отца, то во втором романе он сам становится непосредственным свидетелем кровавого протестантского восстания 1567 г. в Ниме. Одно из самых трагичных собы-
H. M. Онущенко. «Судьба Франции» P. Мерля как цикл исторических романов
тий peлигиoзныx войн, Bapфoлoмeeвcкaя ночь, зaнимaeт цeнтpaльнoe мecтo в тpeтьeм тoмe <^ой cлaвный гopoд Пapиж» (Paris ma bonne ville, 1980). ^ep дe Cиopaк cтaнoвитcя пpидвopным вpaчoм, a зaтeм и ce^erabrn aгeнтoм пpи двope Гeнpиxa III и впocлeдcтвии пpoдoлжaeт вepнo cлyжить Гeнpиxy IV. Aвтop пoгpyжaeт cвoeгo гepoя в ca-мую ГУЩУ пoлитичecкиx убытий, пpидвopныx интpиг и вoeнныx дeйcтвий, что пoзвoляeт чш^-тeлю получить дeтaльнoe, яpкoe oпиcaниe исто-pичecкиx тобьи-ий и ^лую гaлepeю oбpaзoв и^ тopичecкиx лиц. Ocoбoe внимaниe в poмaнax yдe-лeнo вoплoщeнию обликов двух кopoлeй, чья пoлитикa бы^ нaпpaвлeнa нa пpимиpeниe вpaж-дующих peлигиoзныx пapтий и ycтaнoвлeниe миpa и пopядкa в cтpaнe. Taк, в пepвыx шecти poмa-нax циклa eдиный cюжeт oбpaзyeт cyдьбa вы-мыш^нного пepcoнaжa, oтpaжeннaя в тecнoм пepeплeтeнии c нaциoнaльнoй иcтopиeй.
Baжнyю poль для oпpeдeлeния eдинcтвa ^ж-дой чacти игpaeт нaличиe oбpaмляющиx элeмeн-тов, у^зи^ющих нa ee зaкoнчeннocть. Чacть циклa, кaк, впpoчeм, и вecь цикл, мoжeт paccмaт-pивaтьcя кaк eдиный тeкcт, для ^TOporo зaкoн-чeннocть cюжeтa являeтcя cyщecтвeнным пpизнa-ком eгo caмocтoятeльнocти. Пepвый и шecтoй poмaны высту^ют в композиционной cтpyктype пepвoй чacти кaк нaчaлo и кoнeц eдинoгo тeкcтa. В нaчaльнoм эпизoдe экcпoниpyeтcя пepcoнaж-пo-вecтвoвaтeль вceй чacти, paccмaтpивaeтcя зapoж-дeниe глaвнoгo иcтopичecкoгo кoнфликтa пoвe-cтвoвaния (peлигиoзныx войн), нaмeчaeтcя вaж-ный мотив циклa (тpeвoгa зa cyдьбy Фpaнции). Пoдпиcaниe ^нт^ого эдиктa в кoнeчнoм эпи-зoдe знaмeнyeт coбoй блaгoпoлyчнoe paзpeшe-н^ кoнфликтa. Гугеноты пoлyчaют пpaвo зaни-мaть гocyдapcтвeнныe дoлжнocти, coвepшaть бо-гocлyжeния вeздe, кpoмe Пapижa, имeть coбcтвeн-ную apмию; в их влaдeниe пepexoдит двecти фpaн-цуз^их гopoдoв. C ycтaнoвлeниeм миpa в rocy-дapcтвe зaвepшaeтcя и «гepoичecкaя глaвa» в жизни Пьepa дe Cиopaкa. Ha пocлeдниx cтpaни-^х шecтoгo poмaнa гepoй бpocaeт взгляд га пpo-житьге годы, подводит итоги и CTporn1 плaны нa бyдyщee. В oтcyтcтвии новых мигсий и пpиклю-чeний нaпиcaниe мeмyapoв пpeдcтaвляeтcя eмy «большим пpoeктoм, ^TOphm бyдeт зaнимaть ум и гаполнять cмыcлoм кaждый дeнь, кoтopый дa-pyeт Гocпoдь» [5].
Kaк пpизнaeтcя aвтop в пpeдиcлoвии к шестому тому, пoдoбнoe зaключeниe, в кoтopoм окон-чaниe cтoль cтpaшнoгo пepиoдa cимвoличecки coвпaлo c концом вeкa, было пoдcкaзaнo eмy ca-мой Иcтopиeй. Cимвoличнo и нaзвaниe пocлeднeгo poмaнa - «Зapя» (La pique du jour, 1985), кото-poe нeceт в ceбe знaчeниe пoбeды cвeтa нaд тьмой, тoлepaнтнocти нaд фaнaтизмoм, нaчaлa нового вeкa, новой иcтopичecкoй эпохи. Taким oбpaзoм,
история противостояния между католиками и протестантами играет важную сюжетообразую-щую роль, благодаря чему обеспечивается единство и композиционная законченность первой части.
Первоначально шестой том мыслился Мерлем как последний. В течение последующих лет автора занимают другие проекты. Он пишет два романа: «Солнце встает не для нас» (Le jour ne se lève pas pour nous, 1986) и «Идол» (L'Idole, 1987). Но в 1991 г. возвращается к своему циклу в связи с переоценкой исторических событий: «... я был слишком оптимистичен, завершая свое повествование в момент подписания Нантского эдикта, символизирующего победу свободы вероисповедания и рассвет новой эры. В сущности победа эта была зыбкой и лишь частичной» [6].
Роман «В вихре танца» (La volte des vertu-gadins, 1991) открывает вторую часть цикла, также выдержанную в форме художественных мемуаров, где роль повествователя переходит к сыну Пьера де Сиорака, Пьеру-Эмманюэлю, который по примеру отца желает сохранить свои воспоминания для потомков. Главный герой второй части изначально помещен в иные жизненные условия. В отличие от отца Пьер-Эмманюэль -католик, парижанин с рождения, принадлежит к королевскому роду Валуа по материнской линии и, ко всему прочему, является одним из крестников самого Генриха IV. Тем не менее отец и сын имеют сходную судьбу: первый - младший сын, второй - незаконнорожденный, они не могут претендовать на родовой титул и наследство и вынуждены рассчитывать только на свои силы и способности. Почет, богатство и высшие дворянские титулы становятся результатом их многолетней верной службы королю. Обращает на себя внимание типологическая близость этих двух мужских образов, общность черт характера и мировоззрения. Им обоим присущи храбрость, великодушие, верность своему слову, гуманизм и терпимость, оба наделены веселым нравом, чувством юмора, галантностью. Однако в данном случае уместно говорить не о варьировании удачного образа, но о закономерной преемственности поколений, обеспеченной системой домашнего воспитания и главенствующей ролью отца. Проблемам воспитания и образования уделяется особое внимание в романах, посвященных детству главных героев. Во вторую часть переходит целый ряд уже знакомых персонажей, в том числе и сам Пьер де Сиорак. Его советы, комментарии, опыт и зрелость суждений дополняют живость и свежесть восприятия молодого главного героя. Наличие сквозных персонажей, родство главных героев, продолжение семейной истории обеспечивают тесную логическую взаимосвязь двух частей.
Повествование второй части охватывает период с начала XVII в. по 1661 г. В истории Франции за это время Генриха IV сменяет на престоле Людовик XIII, а после его смерти в 1643 г. управление государством переходит в руки его жены Анны Австрийской и кардинала Мазарини вплоть до 1661 г., когда после кончины первого министра Людовик XIV берет всю полноту власти в свои руки. Это эпоха укрепления позиций абсолютизма, отмеченная влиянием видного политического деятеля кардинала Ришелье.
Для определения единства второй части необходимо решить вопрос о ее завершенности. Последний тринадцатый том «Меч и любовь» (Le glaive et les amours, 2004) не содержит формального заключительного эпизода или эпилога, резюмирующего события предшествующих романов. Отсутствует указание на окончание мемуаров. Зная намерение Мерля, это возможно объяснить. Известно, что незадолго до своей смерти автор уже в возрасте 95 лет приступил к написанию четырнадцатого тома, метафоричное заглавие которого, «Пятна на Солнце» (Taches noires sur le Soleil), должно было отражать его отношение к личности Людовика XIV. Во многих интервью писатель неоднократно подчеркивал свою неприязнь к этому французскому королю, который отменил Нантский эдикт и лишил гугенотов их религиозных прав, уничтожив тем самым все достижения толерантности одним росчерком пера. Нельзя не учитывать факт наличия четырнадцатого романа, пусть даже в набросках. В этом случае имело бы смысл говорить об особом типе цикла с открытым финалом или о незаконченном цикле.
Вместе с тем последний изданный роман заметно отличается от всех предыдущих, в первую очередь, охватом исторического времени. Хронологические рамки всех романов цикла колеблются в среднем от двух до десяти лет, в последнем романе этот отрезок составляет тридцать лет. Зная бережное отношение автора к историческим фактам и высокую степень детализации повествования, можно предположить, что многообразие событий этого периода вполне могло бы послужить сюжетной основой для трех или четырех романов. Очевидно, что Мерлю было крайне важно довести повествование до определенной даты - 9 марта 1661 г., этого поворотного момента в судьбе Франции, знаменующего наступление эпохи французского абсолютизма. Финальная сцена, в которой молодой король объявляет застывшим придворным и министрам о своем решении взять все бразды правления в свои руки, наполнена драматическим пафосом. Таким образом, вторая часть цикла обладает определенной завершенностью благодаря единству отображенной в ней исторической эпохи.
Если в первой части важной сюжетной линией является история формирования, укрепления протестантского движения и его борьбы за свои права, то во второй части такой линией становится судьба Людовика XIII. Мерль не раз высказывал свою симпатию и привязанность к этой исторической фигуре, столь превратно истолкованной в произведениях А. Дюма и А. де Виньи. Опираясь на исторические документы и исследования современных историков, он стремится создать максимально достоверный образ этого монарха, вводя элементы психоанализа для более глубокого изучения его личности. Людовик появляется на страницах седьмого романа замкнутым и застенчивым шестилетним ребенком, страдающим от недостатка материнской любви и глубоко травмированным убийством любимого отца. В последующих романах прослеживается история его возмужания, захвата престола, его непростые отношения с матерью, супругой и фаворитами, сотрудничество и дружба с Ришелье, борьба с заговорщиками, которые неустанно плели интриги. Заглавия романов могут свидетельствовать о том, насколько важную роль отводил ему писатель: «Король-дитя», «Лилия и пурпур», «Интриги и заговоры». Так, судьба Людовика XIII, прослеженная от детских лет до самой смерти, придает второй части цельность и сюжетную законченность.
Единство частей цикла мотивировано тесной взаимосвязью между входящими в ее состав романами, каждый из которых тем не менее может быть прочитан как самостоятельное произведение. Признак самостоятельности романы цикла приобретают благодаря локальности темы и завершенности сюжета, поскольку каждый из них освещает определенный этап в жизни главного героя и в истории Франции. К примеру, в первом томе история семьи Сиораков и детство главного героя прослеживаются на фоне укрепления протестантского движения и первой религиозной войны (1562-1563). Седьмой том объединяет повествование о детских и юношеских годах Пье-ра-Эмманюэля и о последнем этапе правления Генриха IV. Так в романном пространстве автор соразмеряет ход большой Истории с частной историей своего вымышленного персонажа. Наличие строго определенной последовательности романов несомненно и определено хронологией исторических событий и логикой причинно-следственных связей. Окончание каждого романа обязательно сохраняет некоторую перспективу развития событий, которая обещает читателю продолжение приключений главного героя и новую главу из истории Франции.
Парадоксальность циклической формы повествования предполагает единство противоположностей, обусловленное сочетанием противоречи-
А. А. Павлова. Античные образы и мотивы в романе Д. Фаулза «Волхв»
вых признаков: как спаянности, так и автономности текстов, образующих цикл. Несмотря на известную самостоятельность каждого из текстов, целостность цикла обеспечивается благодаря ряду циклообразующих признаков, главными из которых все же представляются единый повествователь и единый сюжет. В синтагматическом аспекте единый сюжет цикла образует история Франции и история семьи Сиораков, а в парадигматическом - повтор сюжетной схемы в основных этапах биографии главного героя: детство, юность, свершения и подвиги, достижение почета и богатства. На основе типологически сходных черт персонажей-повествователей в рассматриваемом цикле возникает единый, типологический образ главного героя.
В заключение необходимо отметить, что принцип циклического построения способствовал реализации авторского замысла и гармонизации материала. Он позволил охватить исторический отрезок времени значительной протяженности, воспроизвести конкретную историческую эпоху во всем ее многообразии, осуществить подробный анализ причин и последствий важных исторических событий, поместить каждое из них в широкий исторический контекст. Последнее особенно важно, поскольку каждый текст цикла вносит элементы, необходимые для понимания и оценки уже произошедших и еще предстоящих событий. Смысл и значение важных событий становятся очевиднее при их рассмотрении в масштабе цикла.
Примечания
1. Афонина Е. Ю. Поэтика авторского прозаического цикла: автореф. дис. ... канд. филол. наук / Твер. гос. ун-т. Тверь, 2005. С. 5.
2. Головенченко А. Цикл // Словарь литературоведческих терминов / ред.-сост. Л. И. Тимофеев, С. В. Тураев. М.: Просвещение, 1974. С. 456.
3. Афонина Е. Ю. Поэтика авторского прозаического цикла. С. 17-18.
4. Там же; Гареева Ë. Н. Вопросы теории цикла (лирического и прозаического) // «Стихотворения в прозе» И. С. Тургенева: Вопросы поэтики. Ижевск: УдГУ, 2004. С. 19-27, 81-82; Егорова О. Г. Проблема циклизации в русской прозе первой половины XX века: автореф. дис. . д-ра филол. наук / Волгогр. гос. пед. ун-т. Волгоград, 2004. 40 с.; Старыгина Н. Н. Проблема цикла в прозе Н. С. Лескова: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Л., 1985. С. 10.
5. Merle R. La pique du jour. P.: Ed. de Fallois, 2007. P. 623.
6. Merle R. La volte des vertugadins. P.: Ed. de Fallois, 2007. P. 6.
УДК 82.09
А. А. Павлова
АНТИЧНЫЕ ОБРАЗЫ И МОТИВЫ В РОМАНЕ Д. ФАУЛЗА «ВОЛХВ»
В статье рассматриваются наиболее значимые мифологические аллюзии в романе Д. Фаулза «Волхв», а также устанавливаются причины обращения писателя к античной мифологии.
In the article the most significant mythological allusions in the Fowles's novel "The Magus" are considered and the reasons of the author's advert to antique mythology are determined.
Ключевые слова: миф, мифологическая аллюзия, архетип, Дж. Фаулз.
Keywords: myth, mythological allusion, archetype, J. Fowles.
В истории мировой и, в частности, английской литературы XX век отмечен небывалой активизацией интереса писателей к античному наследию, который проявился на фоне всеобщего увлечения интеллектуальной Европы XX столетия историей, географией, культурой Древней Греции и Рима. В Англии на античную тематику пишут Д. Джойс, Р. Тревельян, Э. М. Форстер, Л. Даррелл, Р. Грейвз, У. Голдинг, Д. Линдсей, Д. Уинтерсон и др. В этом ряду нельзя не назвать имя Джона Фаулза. Страстный поклонник Греции, греческой литературы, философии, мифологии, Фаулз создает ряд произведений, в которых в заметной мере выдвигается «греческая тема» (философский трактат «Аристос»; романы «Волхв», «Мантисса»; эссе «Греция», «Что стоит за «Магом», «Острова»).
«Волхв» по праву считается одним из шедевров творчества Джона Фаулза. Роман изобилует литературными аллюзиями, благодаря которым предстает как интеллектуальный вызов читателю, своеобразная «загадка в загадке». В произведении очевидны отсылки к героям сказок и легенд (царь Мидас, Алиса, Гулливер, Тристан и Изольда, персонажи сказок Ш. Перро и Э. Гофмана), к «Одиссее» Гомера, «Робинзону Крузо» Д. Дефо, «Большим ожиданиям» Ч. Диккенса, поэзии Т. Элиота и многим другим. Но при всем многообразии встречающихся в романе «Волхв» аллюзий можно выделить две основные группы: заимствования из произведений Шекспира и из античных мифологических источников. Первая группа аллюзий не раз привлекала внимание исследователей и даже явилась предметом отдельного изучения в диссертации Д. С. Папкиной [1]. Что касается античных аллюзий в романе, то они
© Павлова А. А., 2010
