CC BY
139
М.В. Пименова, О.Н. Кондратьева
СУБСФЕРА «АРТЕФАКТЫ» КАК ИСТОЧНИК КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ ВНУТРЕННЕГО МИРА ЧЕЛОВЕКА (ДИАХРОНИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)
Статья посвящена изучению роли артефактной метафоры в концептуализации внутреннего мира человека на разных этапах развития общества и языка. Интерес к артефактной метафоре обусловлен динамичностью данной субсферы, ее изменчивостью во времени. В работе последовательно описываются разновидности артефактных метафор в древнерусских текстах, прослеживается их история, судьба в классических текстах, анализируются причины исчезновения и появления артефактных метафор в области внутреннего мира человека.
Процесс концептуализации действительности, механизмы формирования концептуальной картины мира и отдельных концептов, а также их объективация в языке являются одной их основных областей рассмотрения современной лингвистики. В данной статье под процессом концептуализации понимается «определенный способ обобщения человеческого опыта, который говорящий реализует в данном высказывании. Ситуация может быть одна и та же, а говорить о ней человек умеет по-разному, в зависимости от того, как он ее в данный момент представляет - и вот эти представления как раз и называются концептуализацией» [Рахилина 2000: 7].
Одним из инструментов концептуализации мира является метафора. Метафора - это не просто образное средство, связывающее два значения слова, а «основная ментальная операция, которая объединяет две понятийные сферы и создает возможности использовать потенциал сферы-источника при концептуализации новой сферы» [Чудинов 2001: 36]. Изучение системности метафорических переносов в рамках различных сфер опыта позволяет проникнуть в структуры человеческого мышления и понять, каким образом человек представляет окружающий мир и свое место в нем.
Механизм метафорической концептуализации может быть описан следующим образом. До стадии метафоризации вербализованного понятия не существует, но существует некоторое предварительное знание о нем, позволяющее представить приблизительно объем понятия. Это предварительное знание об обозначаемом определяет выбор языкового средства, задавая определенные смысловые параметры. Затем непосредственно ненаблюдаемые мыслительные сущности соотносятся через метафору с более простыми или конкретно наблюдаемыми мыслительными сущностями, «происходит перенос концептуализации наблюдаемого мыслительного пространства на непосредственно ненаблюдаемое, которое в этом
процессе концептуализируется и включается в общую концептуальную систему данной языковой общности» [Кубрякова 1996: 55].
В процессе развития общества происходит смена базовой для каждого исторического периода господствующей концептуальной метафоры. На данное обстоятельство указывал В.В. Колесов, отмечая, что «преобразование «метафорического ряда» обычно связано с изменением основной метафоры: человек-природа (космос) язычника -антропоморфизм христианской культуры - человек-машина современного «научного» сознания» [Колесов 2002: 185]. Постепенно происходит все большее удаление человеческого сознания от природного мира, частью которого человек воспринимал себя, происходит его отчуждение от природной среды, все большая материализация, ориентация на мир предметный.
Предметные признаки концептов внутреннего мира человека реализуются посредством нескольких метафорических групп, «которые формируют признаки артефакта, продуктов и имущества» [Пименова 2003: 36]. В языковой картине наиболее структурирована группа артефактных метафор, поскольку человек реализует себя в создаваемых им вещах - артефактах, и «... созидательный труд - это деятельностная концептуализация мира» [Чудинов 2001: 152]. Артефакты неразрывно связаны человеком в его существовании. Кроме того, «именно в системе артефактов происходят наиболее заметные изменения во времени (новые реалии чаще появляются именно здесь), что делает данную семантическую сферу наиболее активной и подвижной» [Балашова 1999: 10]. Объектом исследования в настоящей статье является специфика артефактной метафоры и ее роль в концептуализации внутреннего мира человека в разные временные этапы.
Одной из самых древних, по всей видимо -сти, является метафора, уподобляющая объекты внутреннего мира строению, дому, поскольку с древнейших времен человек стремился создать
жилище, чтобы укрыться от природных катаклизмов и неприятелей.
В древнерусский период преобладает именование души и сердца жилым домом или чертогом: да симъ оубо разоумЬемъ. яко правою вЬрою и добрыими дЬлы. зиждеть ся душьвный домъ. ти тако живеть въ нас богъ. («Изборник 1076 г.»); не въведи иного зп#ти въ чьртогъ срдц# си. («Успенский сборник»); въ чертозЬ нашего сердца. («Пандекты Никона Черногорца»).
Встречается уподобление души и сердца хозяйственным строениям: възлюби достоина тебе вьсю отвьрьзи хлЬвину срдца си. («Успенский сборник»), обрЬтають бо ся сицевии не съ Хри-стомъ събирающе пшеницу чистую, сирЬчь вЬру пречисту и непорочну въ небесных его житница, еже суть сердца и мысли православнЬ вЬрующихъ в него. (Грек М. «Повесть о Савонароле»).
'Дом' может быть представлен как собственно священное строение, например, 'церковь': да елма же оубо человЬкъ церкы душевьная и богомь сътворена боудеть богоу. пти отець и сынъ и святыи Духъ живеть и ходить въ неи. («Изборник 1076 г.»), и нача помышляти в таинем храме сердца своего, яко страхом обьят бысть. («Повесть о Николе Заразском»).
Признаки культового строения сохраняются у концептов 'душа' и 'сердце' в современном русском языке. Душевное и сердечное 'строение' может быть представлено как 'храм' и как 'святилище': Мавр, лопарь, пастыри, цари, Моляся в кущах и на троне, В восклицаниях и стоне, В сердцах их зиждут алтари. (Державин Г.Р. «На счастье»); Ото всего, что мне родимо, Я отделен и отлучен. Но в сердце - синий облак дыма, В нем служба, ладан, свечи, звон. (Бальмонт К.Д «Москва»); храм души; Я знаю, жизнь не даст ответа // Твоим несбыточным мечтам, // И лишь одна душа поэта // - Их вечно празднующий храм. (Фет А.А. «Чем безнадежнее и строже...»); Друзья мои, я ввожу вас в святилище моего сердца! (Карамзин Н.М. «Лиодор»); святилище души; Толпа вошла, толпа вломилась // В святилище души твоей, //И ты невольно устыдилась // И тайн и жертв, доступных ей. (Тютчев Ф.И. «Чему молилась ты с любовью...»).
Метафора 'душа-палаты' фиксируется в поэтических текстах XVII в. (палата - богатое, красивое строение, принадлежащее социально значимому лицу, ср. устное выражение: царские палаты, княжеские палаты): но и рабы мои быша
сопостаты, разрушили души моеи полаты. (Кн. И. Хворостинин).
В современном русском языке в качестве палаты концептуализируется ум: Ума палата, да не покрыта. Ума палата, да ключ потерян. Сходной по типу является метафора 'дворца': дворец души; В дворцах души цветет Вишневый сад. (Бальмонт К.Д. «К Станиславскому») [Подробнее о роли метафоры дома в концептуализации внутреннего мира человека см.: Кондратьева 2003; Пименова 2004].
Второй по значимости среди артефактных метафор является метафора домашней утвари, а именно разного рода посуды. Сосуд, в отличие от других вместилищ, заполнен принципиально другим - жидким - содержимым: сосоудъ срдце а слезы исповедание. («Успенский сборник»); сердце же мое внутрь пред тя си изливаетъ и милости твоей с вЬрою ожидает. («Анонимная поэзия»).
В современном русском языке метафора ' сосуда' связана исключительно с мифологемой 'чувства (эмоции) - жидкость'. На это обстоятельство указала Н.Д. Арутюнова, отметившая, что, говоря об эмоциях и чувствах, следует «... считать доминирующим представление о них как о жидком теле, наполняющем человека, его душу, сердце, принимающих форму сосуда» [Арутюнова 1999: 389]. Любое чувство и настроение может наполнять сердце и переливаться, изливаться за края, как переливается жидкость через края емкости.
Сердце - 'сосуд скудельный' - библейская метафора: Из чьей руки свинец смертельный Поэту сердце растерзал? Кто сей божественный фиал Разрушил, как сосуд скудельный? (Тютчев Ф.И. «29-е января 1837»). В 'сосуде' сердца кипят сильные эмоции - страсти: Восторг в очах его сиял; Страстей неопытная сила Кипела в сердце молодом... (Пушкин А.С. «Египетские ночи»). Носителем эмоций считается кровь, кипящая в 'сосуде' сердца: Вся кровь закипела В двух пылких сердцах, Любовь прилетела На быстрых кры-лах. (Пушкин А.С. «Вишня»).
'Сосуд сердца' наполняет такие чувства и эмоции, как веселость: Заря сияла на востоке, и золотые ряды облаков, казалось, ожидали солнца, как царедворцы ожидают государя; ясное небо, утренняя свежесть, роса, ветерок и пение птичек наполняли сердце Лизы младенческой весело-стию... (Пушкин А.С. «Барышня-крестьянка»), страсть: Дай руку - в нас сердца единой страстью полны. (Пушкин А.С. «Кн. М.А. Голицыной»),
ужас: Они поняли, что судьба их связала с побежденными, и сердца их наполнились ужасом. (Булгаков М.А. «Белая гвардия»). Чувства, эмоции, характер вливают в 'сосуд' сердца: Поют неистовые девы; Их сладострастные напевы В сердца вливают жар любви... (Пушкин А С. «Торжество Вакха»); Улучшил ты свою судьбину, Природной бедности помог, Суровость превратил в доброту, Влиял в сердца любовь, щедроту, -Ты на земли, что в небе бог! (Пнин И.Б. «Человек»); Ты в сердце мужество вливаешь, Унылость, робость прогоняешь, С ума свергаешь груз оков... (Пнин И.Б. «Человек»); Но страсти, изощряя злобу... Союзы брачныраздирают, В сердца граждан лиют боязнь. (Радищев А.Н. «Вольность»); Подобно радости вкушенье Я чувствую в весенни дни, Вливают в сердце утешенье И душу веселят они. (Херасков М.М. «Апрель»).
Кроме эмоций в изученных древнерусских текстах в качестве жидкости концептуализируется разум, который может вытекать из разбитого 'сосуда' - сердца глупого человека: сердце боуяго яко съсоудъ оутьлъ. вьсякого разоума не оудь-ръжитъ. («Изборник 1076 г.»). С книжностью, разумом и мудростью соотносится и другой тип 'жидкости' - слова, наполняющие сердце человека и умудряющие его: простьри сердечьный со-соудъ. да накаплють ти словеса слажьша ме-доу. могуштиая оживити. и бесъсмьртьная явити тя. («Изборник 1076 г.»).
В современном русском языке метафора сосуда появляется в описаниях души: в душу влиться; вливаться в душу; опустелая душа; пустая душа; пустопорожняя душа (разг.); излить душу; западать /запасть в душу. В душу, как в сосуд, можно «вливать» эмоции - радость: Мне говорят: «Она поет - И радость тихо в душу льется, Раздумье томное найдет, В мечтаньи сладком сердце бьется». (Козлов И.И. «Княгине З.А. Волконской»), счастье: Как много слез она ему дарила, Как много счастья в душу пролила! (Фет А.А. «Я знал ее малюткою кудрявой...»). Душа наполняется счастьем: Душа человека мгновенно наполнялась счастьем. (Булгаков М.А. «Белая гвардия»), смятением: Николкина душа стонала, полная смятений. (Булгаков М.А. «Белая гвардия»), грустью: Душа наполнилась безотчетной сладкой грустью, какую ощущаешь, слушая вечером долетающие издали звуки любимой песни. (Полевой Б.Н. «Повесть о настоящем человеке»), любовью: А душа моя - той же любовью полна... (Блок А.А. «Протекли за годами года.»).
Душу переполняют отрицательные эмоции -тревога, зависть, злоба: Затем все исчезло, и души юнкеров наполнились завистью, злобой и тревогой. (Булгаков М.А. «Белая гвардия»). Страх прячут на дно души: Но Сашка все эти страшные два месяца только и делал, чего неохота. И в наступления, и в разведки - все это через силу, превозмогая себя, заколачивая страх и жажду жить вглубь, на самое донышко души, чтоб не мешали они ему делать то, что положено, что надо. (Кондратьев В.Л. «Сашка»). В 'сосуд' души может вливаться сумрак: Сумрак тихий, сумрак сонный, Лейся в глубь моей души, Тихий, темный, благовонный, Все залей и утиши. (Тютчев Ф.И. «Тени сизые сместились...»), тишина: С светлых вод прохлада веет, - В душу льется тишина! (Кюхельбекер В.К. «К друзьям, на Рейне»). В душу возможно влить яд: Его улыбка, чудный взгляд, Его язвительные речи Вливали в душу хладный яд. (Пушкин А.С. «Демон»). То, что влито в душу, закипает, как в 'сосуде': Или для того, чтобы закипело в твоей душе родное дерево, надо вдосталь понюхать железа и камня, подрожать на городских сквозняках? (Абрамов Ф.А. «Дом»).
Разновидностью 'сосуда' является 'чаша': Но ему [Георгию] не хотелось повернуть голову, ему не хотелось сделать ни малейшего движения, потому что в душе его было радостно и полно, как в полной чаше. (Бальмонт К.Д. «Под новым серпом»). Из 'чаши' сердца утоляют жажду чувств: Я смехом солнечным младенца Пустыню жизни оживлю И жажду душ из чаши сердца Вином певучим утолю. (Клюев Н.А. «Поэт»).
Ум также предстает как особый 'сосуд', а именно 'бочонок': нЬкто рече от златолюбець сице: уне ми имЬти каплю вазни, нежели ботарь ума («Пчела»). 'Сосуд' ума в современном русском языке - метафора окказиональная, авторская: И звездный гений, Вширь распластав крыла видений, Вторгается, как смерть сама, В надтреснутый сосуд ума (Андреев Д. «И звездный гимн.»).
К области домашней утвари относятся и светильники, некоторые из которых ранее имели вид сосуда, наполненного жиром или воском: ты же того (Св. духа) свЬтъ не мраченъ храниши въ сосудЬ сердца, и нам тЬмъ свЬтншн (Медведев С. «Вручение благородной и христолюбивой великой государыне. Софии Алексеевне»); что ми, болящему, свЬща возжизаете? не вжегох бо свЬтилника моего душевнаго («Стихи покаянные»); свЬтилник сердца да нЬ угасаетъ, на
всякъ час тебЬ, судию, да чаетъ («Анонимная поэзия»).
Вера в русской культуре есть внутренний огонь, горящий в 'светильнике' души. Вера - это явление из области не рационального, а эмоционального, чувственного. Вера в народном понимании относится и к сфере душевного, и к сфере духовного. Вера обычно входит в область слабых чувств, выражается метафорами слабого огня, внутреннего горения: Обломов хотя и прожил молодость в кругу всезнающей молодежи, . но в душе у него теплилась вера в дружбу, в любовь, в людскую честь... (Гончаров И.А. «Обломов»). 'Светильник' сердца зажигает страсть: Может быть, она не была еще влюблена, но при первом случайном препятствии или внезапном гонении судьбы пламя страсти должно было вспыхнуть в ее сердце. (Пушкин А.С. «Дубровский»), любовь: В сердце возженный Образ Елены Мнил истребить. (Пушкин А.С. «Измены»), чувство мщения: Страшись, о рать иноплеменных! России двинулись сыны; Восстал и стар и млад: летят на дерзновенных Сердца их мщеньем возже-ны. (Пушкин А.С. «Воспоминания в Царском Селе»). Освященность любви к ближнему, к Отечеству передается метафорой горящей лампады в сердце: [Поэт:] Она одна бы разумела Стихи неясные мои; Одна бы в сердце пламенела Лампадой чистою любви! (Пушкин А.С. «Разговор книгопродавца с поэтом»); Кто в сердце огнь возжег священный, Сей пламень чистый, драгоценный, Которым гражданин живет; Его что душу составляет, Любовь к Отечеству питает, И твердость духа подает? (Пнин И.Б. «Человек»). В современном русском языке ум концептуализируется признаками свечи: Голова без ума, что фонарь без свечи.
Окказиональной в древнерусском языке выступает метафора, связанная с церковной утварью, а именно «душа-кадило»: жертву словесную исповЬдания оустъ принесу ти и дшвное кадило срдца въздыхание (Кирилл Туровский) (возникновение данной метафоры, видимо, объясняется той важной ролью, которую выполняет кадило в процессе богослужения и ролью души в религиозной жизни человека).
Если рассмотренные артефактные метафоры утвари являются воплощением когнитивной модели вместилища, то следующая метафора обычно реализует когнитивную модель поверхности и характеризует объекты внутреннего мира как скрижаль или книгу.
Метафора «сердце-скрижаль» восходит к тексту Библии, к Книге пророка Иеремии, кото-
рый часто цитируется в древнерусских текстах: Иеремия же рече тако глть Гсь. положю дому Июдину завЬт новъ, дая законы в неразумья их. и на срдца их напишю и буду им Бъ. и ти будуть мнЬ в люди. («Лаврентьевская летопись»).
На 'скрижали' сердца пишутся евангельские заповеди и законы нравственной жизни: не токмо ото искусныхъ християнъ, доброю совестью живущихъ, у которых бываютъ на сердцахъ скрыжалей плотяныхъ написаны заповедей Хри-стовыхъ евангелские слова. (Курбский А. «История о великом князе московском»), а в некоторых случаях на них появляются недолжные записи: и избЬжавъ Полшу и тамо безъчисленныхъ бого-мерскихъ ересей съкрижали сердца своего на-полнилъ, и тмообразную свою душу паки предая въ руцЬ сатанины. («Плач о пленении и о конечном разорении московского государства»).
На сердце, как на книжной странице, 'пишут' самое важное, то, что необходимо постоянно помнить: отче, отяготЬх тягостию, рцы ми слово вкратце: что лихая жена и что злоба еЬ, скажи ми и напиши на сердцы моемъ. («Беседа отца с сыном о женской злобе»).
В современном русском языке сердце также предстает как книга: Ты вырезала мое сердце и прочла в нем, - сказал, вздохнув, Волынский. (Лажечников И.И. «Ледяной дом»), как некая деревянная поверхность, на которой вырезаны образы: Если б они находились среди тьмы лиц, вы тотчас бы заметили эти глаза; они врезались бы в ваше сердце, преследовали бы вас долго, днем и ночью. (Лажечников И.И. «Ледяной дом»). В поверхность сердца врезаются впечатления: Он имел одно виденье, Непостижное уму, И глубоко впечатленье В сердце врезалось ему. (Пушкин А.С. «Жил на свете рыцарь бедный.»).
Основными признаками 'книги' сердца в современном русском языке выступают 'запись/ надпись', выполненная на поверхности: как в /на сердце написано и 'возможность чтения этих записей': читать в сердце /сердцах (устар.). Среди смыслов записей, 'написанных' в сердце, может быть, например, преданность: Давно уже преданность в наших сердцах К особе своей ты читаешь. (Некрасов Н.А. «Притча»). Сердечные 'книги' имеют определенные разновидности. Это 'летописи', в которых записана история межличностных отношений: Летописи человеческого сердца уверяют нас в сей печальной истине. (Карамзин Н.М. «Наталья, боярская дочь») и 'дневник', в который заносят, записывают главные события, наблюдения за людьми: . Ночью инженер Про-
тасов занес в неписаный дневник своего сердца: «Удивительная эта женщина... Святость борется с грехом. Сюда же вплетаются социалистические мысли». (Шишков В.Я. «Угрюм-река»).
Видимо, по аналогии с сердцем в древнерусском возникает метафора «ум-скрижаль», являющаяся окказиональной: даждь ми скрижали твоего ума [СДЯ Х1-Х1У: Гр.Наз]. Эта метафора в современном русском языке развивается, становится общенациональной: записать в уме (устар.); сделать заметку в своем уме; отметить в уме; [Лентягин:] Со всеми этими козлиными прыжками Мне всякий кажется лишь с ветром без души, Пожалуй же, в уме ты это запиши, Коль хочешь зятем быть. (Княжнин Я.Б. «Чудаки»).
Общеупотребительной может считаться метафора «душа-книга». Душа наделяется признаком 'поверхность для письма': душевная грамота (истор.); Летучий стих, мелькнув украдкой, С своею музыкою сладкой Печатью ляжет на душе... (Глинка Ф.Н. «В защиту поэта»). Души можно 'читать', как книги: читать в душе (устар.); Я вижу, как ходит Луна По этому синему полю, В душе восстают письмена, И мысль в них скитается вволю. (Бальмонт К.Д. «Окно»); Он живет, это чтец человеческих душ, не в простом доме... Бальмонт К.Д. «О Достоевском»), это особое искусство: Нет, у него не было предшественников и ни раньше, ни позже не было равного в искусстве чтения душ... (Бальмонт К.Д. «О Достоевском»). Книги имеют свою душу - это душа автора труда: душа автора «отпечатывается» на страницах книги: души печать; [Поэт:] И старец со слезой, быть может, Труды нелживые прочтет - Он в них души печать найдет И молвит слово состраданья... (Веневитинов Д.В. «Поэт и друг»).
Достаточно распространенной является древнерусская метафора, уподобляющая объекты внутреннего мира человека некоторым из основных средств перемещения - кораблю или лодке. Данная метафора связана с восприятием жизни как бурного моря, где бьются волны и угрожают поглотить человека и его душу, человек же стремится сберечь свой душевный 'корабль', привести его в гавань спасения: въ мире и въ съдравии пучину жития преплути и въ пристанищи небес-нааго заветрия пристати, невредно корабль душевны и веру съхраньшу. (Митрополит Илларион. «Слово о законе и благодати»); и како свой корабль своея душа с божиею помощию съблю-сти многыхъ бурь и волнъ. («Житие Авраамия Смоленского»); яко дабы богъ далъ игумена, мЬсту тому наставника, отца же и правителя, мо-
гуща правити корабль душъвный всемирныя жизни к пристанищу спасения от влънъ потопле-ниа, от злых духовъ. («Житие Сергия Радонежского»); и легьцЬ преплувъ многомутное житейское море, и без вреда препроводи душевный корабль, исполнь богатьства духовнаго, беспакостно доиде въ тихое пристанище. («Житие Сергия Радонежского»); и видЬхъ во пристанищи спасения многи корабли душевныя лютЬ обуреваеми треволнением. (Грозный И. «Послание в Кирил-ло-Белозерский монастырь»); разоумъ имать паче всЬхъ стых оць моудрЬ правящимъ дшевны#$% лодья. («Пандекты Никона Черногорца»).
Концептуальная метафора «сердце-корабль» используется для передачи эмоционального состояния человека. Данная метафора основана на осмыслении эмоций как бушующих волн, захлестывающих сердце человека: сердце бо его обу-ряваемо бяше, яко корабль нЬкии в пучине морстеи вЬтры и волнами обуреваемъ. («Александрия»); многими обуреваемъ волнами, тако сердце наше потоплена суть жалостию за вас. («Александрия»).
Метафора «сердце-корабль» сохранилась в современном русском языке, она реализуется через признак 'пристань': О пристань горестных сердец, Могила, верный путь к покою, Когда же будет взят тобою Бедный певец? (Жуковский В.А. «Певец»). В XIX в. появилась новая метафора -«ум-корабль», которая выражается через признаки парусов: Что-то мешало ему ринуться на поприще жизни и лететь по нему на всех парусах ума и воли. (Гончаров И.А. «Обломов»).
Распространенным являлось и уподобление компонентов внутреннего мира человека некоторым предметам хозяйственного инвентаря. В изученном материале были отмечены такие метафоры, как «сердце - невод»: неводъ бо сердце ея (любодейцы), и сети уды ея, и узы в руку ея, и ловление беседы ея, осилы устенъными заведеть во блудъ. (Яков-черноризец. «Послание к князю Дмитрию Борисовичу») и «ум-узда»: лют конь уздою вздерживается, а скор гнев умом обузда-еться. («Пчела»). Обе вещи, созданные человеком, обладают общим свойством - способностью удерживать: неводом - рыбу, уздой - коня. Из-за утраты функционального значения невод и узда постепенно перестают быть источником метафорической экспансии.
Необходимым атрибутом выживания и защиты с древнейших времен являлось оружие. Сердце храброго человека уподобляется твердой, выкованной стали оружия: ваю храбрая сердца в
жестоцемъ харалузЬ скована, а въ буести закалена («Слово о полку Игореве»), а ум - это 'меч', отсекающий ложь от истины: рече же философ: огнь искишаетъ злато и сребро, а члкъ имомъ лжу Л&сЬкать л& истины. («Житие Константина Философа»). В XIX в. появляется метафора «сердце-шпага», которая не получила дальнейшего развития: Без сердца стал я как без шпаги - Я под арест тобою взят; И нет такой во мне отваги, Чтоб штурмом взять его назад. (Марин С.Н. «Изъяснение заслуженного армейского офицера в любви»).
В современном русском языке душа также предстает в образе оружия, что проявляется в признаках 'закаливания': Только тот пловец, Кто, закалив, В бореньях душу, Открыл для мира наконец Никем не виданную Сушу. (Есенин С.А. «Капитан Земли») и 'способности тупиться': Где-то в глубине моей души, еще не притупившейся к человеческому страданию, я разыскал теплые слова. (Булгаков М.А. «Звездная сыпь»).
'Стрела' души стремится к цели: Весь я, всей душой нацелился на это и больше ничего делать не могу. (Горький А. М. «Мои университеты»); Еще томлюсь тоской желаний, Еще стремлюсь к тебе душой - И в сумраке воспоминаний Еще ловлю я образ твой... (Тютчев Ф.И. «Еще томлюсь тоской желаний.»). Метафоры меча встречаются в описаниях ума: иметь острый ум; отточенный ум; Умом туп, да кошелек туг; По мере того как читал он потрясающую книгу, ум его становился как сверкающий меч, углубляющийся во тьму. (Булгаков М.А. «Белая гвардия»).
При анализе древнерусского материала обратило на себя внимание отсутствие уподоблений объектов внутреннего мира человека зеркалу, музыкальному инструменту, нити и механизму, что характерно для современных текстов.
Отсутствие 'зеркальной' метафоры объяснимо, на наш взгляд, особым отношением средневековой культуры к символу зеркала. Зеркало с языческих времен воспринималось как символ удвоения действительности, как граница между земным и потусторонним миром, а потому считалось опасным и требовало осторожного обращения [подробнее см.: Толстая 1995: 195]. Позднее отношение к зеркалу изменяется, и оно также становится объектом метафорической экспансии.
Высокой частотностью отличается метафора «душа-зеркало»: расколотая душа; заглянуть в чью-л. душу; смотреть(ся) в душу; прямая / кривая душа; (ср.: прямое / кривое зеркало); В сердце
бедном много зла сожжено и перемолото. Наши души - зеркала, отражающие золото. (Белый А. «Солнце»); но еще стократно счастливее сей смертный, когда найдет он подобного себе человека, которого душа есть также чистое зеркало природы. (Карамзин Н.М. «Лиодор»).
Зеркало считалось сакральным предметом; оно было окном в иной мир, в который можно заглянуть: ... Возможность заглянуть в его душу и взволнованно подумать, какой же новый путь прошел этот особенный человек... (Бальмонт К.Д. «Страница воспоминаний»). Граница между внешним миром и внутренним - глаза человека, через глаза мы видим душу: Черкес прищурился, о чем-то думал, глядел Прохору в мозг, в душу. (Шишков В.Я. «Угрюм-река»); Хоть бы Дуню взять. Беленькая, крепонькая, черные глазенки в душу так и смотрят. (Мельников-Печерский П.И. «Старые годы)». В глазах, как в зеркале, отражается душа человека: прекрасное, умное лицо -большие черные, огненные глаза, светлое зеркало великой души, - отрытый, высокий лоб. (Карамзин Н.М. «Лиодор»). В душах, как зеркалах, отражаются образы мира: Мы проходим те же самые полосы света и тени не одновременно, и потому те же самые горы, леса, и поля, и моря отражаются в разных душах по-разному. (Бальмонт К. Д. «Белая невеста»).
Не менее распространенной является метафора «сердце-зеркало»: Вот какое дело, товарищи: смотрел в свое сердце этой ночью и не нашел в нем старой вольной жизни моей. (Горький А.М. «Макар Чудра»); И правда (ну, задал задачу!) Гляжу - близь меня никого... В карман посмотрел - ничего... Взглянул в свое сердце... и плачу. (Блок А.А. «Пристал ко мне нищий дурак.»). В сердце глядят, чтобы увидеть правду, сердце - это зеркало, в котором отражается правда: С письма, со строк глядели ему в сердце укорные глаза Анфисы. (Шишков В.Я. «Угрюм-река»).
Отношение к музыке и музыкальным инструментам в древнерусский период также отличалось от современного. Показательным в этом отношении является фрагмент «Жития Феодосия Печерского»: и яко въниде в храмъ, иде же бЬ князь сЬдя, и се видЬ многыя играюща прЬдъ нимь: овы гусльныя гласы испущающемъ, другыя же оръганьныя гласы поющемъ, и инЬмъ замарь-ныя пискы гласящемъ, и тако вьсЬмъ играющемъ и веселящемъся, яко же обычай есть прЬдъ князьмъ. Блаженый же бЬ въскраи его сЬдя и долу нича и яко малы въсклонивъся, рече къ тому То ли будеть ли сице на ономъ свЬтЬ? То же ту абие
онъ съ словъмъ блаженааго умилися и малы просле-зися, повелЬ тЬмъ прЬстати («Житие Феодосия Пе-черского»).
Религиозная культура видела в светской музыке явление греховное, отвлекающее от мыслей о жизни вечной. Неслучайно появление нечистой силы описывалось как нашествие бесов, играющих на музыкальных инструментах: се слышаше гласъ хлопота въ пещерЬ отъ множьства бЬсовъ, яко же се имъ на колесницахъ Ьдущемъ, другы-имъ же въ бубъны биющемъ, и инЬмъ же въ сопЬли сопущемъ, и тако же всЬмъ кличющемъ, яко жетрясися пещерЬ отъ множьства плища зълыихъ духовъ («Житие Феодосия Печерского»).
В классический период метафора музыкального инструмента приобретает высокую частотность. Душа сравнивается и отождествляется с музыкальным инструментом: играть / сыграть на струнах/ клавишах души (книжн. ); душевное расстройство; душевный склад; душевные струны; душераздирающий; душещипательный; (за)тронуть душу; затронуть струны души; песня в душе; расколотая душа; чудесная душа; изломанная душа; музыкальная душа. 'Музыкальный инструмент' души может быть клавишным или струнным ([Ирина:] О, я так мечтала о любви, мечтаю уже давно, дни и ночи, но душа моя, как дорогой рояль, который заперт и ключ потерян. (Чехов А.П. «Три сестры»); Мещанство многолико. Оно умело играет на клавишах души неустойчивых, падких на шикарную жизнь людей. (Киселева Е.Л. «Расписка»); И напев заглушенный и юный В затаенной затронет тиши Усыпленные жизнию струны Напряженно, как арфа, души. (Блок А.А. «Есть минуты, когда не тревожит...»); Отчего он [Аксаков] будит в душе самые дорогие и глубокие струны? (Солоухин В.А. «Время собирать камни»); Чехов пишет старшему брату... «Воспитанные люди не играют на струнах чужих душ, чтоб в ответ им вздыхали и нянчились с ними» (Марков Г.М. «Человек с молоточком»).
На 'инструменте' души играют смычком: Бог их [блеск глаз] знает какого еще нет! и жесткий, и мягкий, и даже совсем томный, или, как иные говорят, в неге, или без неги, но пуще, нежели в неге - так вот зацепит за сердце, да и поведет по всей душе, как будто смычком. (Гоголь Н.В. «Мёртвые души»). Душа - это 'инструмент', на котором играть дано не каждому, 'струны' души -тайные, известные не всем, только одному Богу; человек может только ненароком, невзначай задеть за такие 'струны': задеть сокровенные струны чьей души; О, как задрожала эта терция и
как тронулось что-то лучшее, что было в душе Ростова (Толстой Л.Н. «Война и мир»).
Сердце в современной языковой картине мира предстает как 'струнный инструмент', например, скрипка: задеть сердечные струны; в сердце струны; струны в сердце заиграли; - Кто там? - раздался приятный голос, пробежавший по всем струнам Мариулина сердца. (Лажечников И.И. «Ледяной дом»), Так и заговорила скрипка, точно это и вправду девичье сердце было! (Горький А.М. «Макар Чудра»), а также как ударный инструмент, например, бубен: Я - песня, а мое сердце - волшебный бубен. (Шишков В.Я. «Угрюм-река»).
Сердце - это 'механизм, где играет музыка': звучать в сердце; в сердце флейта /скрипка / бубен. Звуки в сердце человека - это музыка переживаемых чувств. За каждым музыкальным инструментом закрепляется определенный эмоциональный признак: флейта связана с нежностью: На небе в бездне бездн белеет Разбег начертанных дорог. И слышу, в сердце флейта млеет, И трубит в боре гулкий рог. (Бальмонт К.Д. «Созвенность»), скрипка может ассоциироваться с весельем и счастьем: Пропляши одну мне пляску. У меня есть в сердце скрипка. А смычком нам будет счастье. (Бальмонт К.Д. «Трилистник»).
Ум в метафорах музыкального инструмента объективируется через признаки 'настройки': настроение умов и 'расстроенности': ум расстроен; [Заруцкой:] Твой ум расстроен: ты не знаешь, про кого говоришь... (Лермонтов М.Ю. «Menschen und Leidenschaften»).
Одной из самых символичных метафор выступает метафора нити, отличающаяся высокой частотностью для всех трех концептов. Признак 'нить' у концепта 'душа' является самым частотным: вымотать / выматывать всю душу (прост.); душа оборвалась; душа рвется; душевная привязанность; душеньку тянуть; мотать душу (на кулак) кому (прост.); надрывать душу; помотать душу кому (прост.); рвать душу; тонкая душа; тянуть за душу; душа тянется к кому.
Народные ассоциации «души-нити» в современном языковом сознании связаны с образом нервов-нитей, которые также выматывают: Померкшие глаза и мука в них: чего тянешь, чего душу выматываешь? (Кондратьев В.Л. «Сашка»); ср.: все нервы вымотал (прост.). У 'нити' души существует дименсиональный признак 'длина': короткая душа; у немца/француза ножки тоненьки, душа коротенька. Признак 'нить' у души отражает некоторые представления славян-
ских народов о связи тела и души, а именно об их буквальной привязанности, связанности друг с другом. Как отмечает С. М. Толстая, «по сербским верованиям, у живого человека душа «привязана» к телу (отсюда выражения везана душа, органска душа, т.е. «телесная душа»), а после смерти она освобождается от тела (это называется слободна душа). Смерть трактуется как разделение тела с душой, разрыв связи, которая иногда понимается как крестильные или брачные узы, откуда сербское выражение «раскрестить человека с душой», «священник раскрещивает умирающего с душой» [Толстая 1999: 230]. Ср. диалектное выражение Душа коротка стала, укр. Душа на однт нитцг держится «душа на ниточке держится».
Общеупотребительной становится и метафора «сердце-нить». Этот концептуальный признак реализуется различными языковыми способами. Ритм сердца переосмысляется через образы вязи, нити: сердце узлами вязалось в бесконечную нить. 'Нить' сердца - это нить жизни. 'Узлы' на этой 'нити' - ключевые моменты, переживаемые человеком: Сердце било, но трепетное, частое, узлами вязалось в бесконечную нить... (Булгаков М.А. «Белая гвардия»). Вариантами признака 'нить' в таких случаях может быть 'канат': Ниточка к сердцу Прохора - канат (Шишков В.Я. «Угрюм-река») и 'струна': Ниточка к сердцу инженера -золотая струнка, певучая и тонкая. (Шишков В.Я. «Угрюм-река»). 'Нить' сердца надрывают негативные эмоции, например, мука: Надрывается сердце от муки, Плохо верится в силу добра, Внемля в мире царящие звуки Барабанов, цепей, топора. (Некрасов Н. А. «Надрывается сердце от муки.»), печаль: Но я знал, чье во мраке ночном Надрывалося сердце с печали, И на чью грудь они упадали свинцом И кому они жизнь отравляли. (Некрасов Н.А. «Мороз, Красный Нос»).
Ум переосмысляется через признаки 'нити': ум запутался; Чужими умами только бураки подшивают; Однако ж как совет ни толковал: Кто сам свой голос подавал, Кто голос подавал работы секретарской, Всяк дело затемнял И в нерешимости запутывал ум царский. (Крылов И.А. «Водолазы»), 'узла': (развязывать чей ум; Велит и ткать, и прясть, и шить; Развязывая ум и руки, Велит любить торги, науки И счастье дома находить (Державин Г.Р. «Фелица»). Прямота -метафора нескрытного характера, запутанность -метафора ошибок и заблуждений.
Логическим продолжением метафоры нити являются метафоры ткани (сотканной из нитей): узорная ткань души; кружево души, узорная
ткань сердца; . Марево растворилось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца. (Булгаков М.А. «Мастер и Маргарита»); яркий ум; пронизать / проницать чей ум и метафоры одежды: вывернуть душу наизнанку перед кем; душа наизнанку у кого; раздирать душу; сермяжная душа; шелковая душа; короткая душа; изношенное сердце (разг.); Любила ты, и так, как ты, любить - Нет, никому еще не удавалось! О Господи!.. и это пережить... И сердце на клочки не разорвалось... (Тютчев Ф.И. «Весь день она лежала в забытьи.»); дырявый ум; Умом сильно обносился.
В современном русском языке в разное время появляются механистические метафоры. Такие метафоры свойственны душе, они появляются в XIX в.: простая /сложная душа; складная душа; твердая душа; работа души; в душе что-то разладилось; Вскочил мой рыцарь, восхищенный Ее душевной простотой. (Лермонтов М.Ю. «Сказка»); . И эта сказка в ладу с его, тоже волшебно сложной, душой. (Горький А.М. «Сказки об Италии»); Иногда мне казалось, что у этого человека на месте души действует - как в часах - некий механизм, заведенный сразу на всю жизнь. (Горький А.М. «Автобиографические рассказы»).
Душа объективируется через признаки частей механизма - пружины: Думы ее развеялись, как маково зерно по ветру, нервы ослабели как-то, но душа взвинтилась, напряглась, ждет душа удара, и неизвестно, откуда занесен удар: может, из тучи молнией судьба грозит, может, кто-то незнаемый смотрит ей в спину сзади, ну таково ли пристально смотрит, - впору обернуться, вскрикнуть и упасть. (Шишков В.Я. «Уг-рюм-река); И тогда Ибрагим с надсадой переводит дух, тугая пружина его души раскручивается, шагнувшая за пределы мысль охладевает, возвращается на свое место, и душа отчетливо видит то, чему не миновать. (Шишков В.Я. «Уг-рюм-река»). Этот признак выделен и у концепта 'сердце': сердце сжалось; сжать чье сердце; . Не всем, конечно, легко и радостно, наверное, много сердец туго сжаты темной скорбью, много умов истерзаны противоречиями, но - все мы идем к свободе, к свободе! (Горький А.М. «Сказки об Италии»).
Механистические метафоры используются в описаниях сердца: Не знаешь сердца ты всеобщих повреждений И рассуждаешь ты разумно обо всем. (Херасков М.М. «К Евтерпе»). Сердцу-механизму свойственен ритм работы: ритм серд-
ца; сердечный ритм, который может нарушаться: сильнейшие перебои сердца; сердце сдает (разг.); ср. медицинский термин: сердечная аритмия). Механистические метафоры сердца появляются несколько раньше, в XVIII в., они встречаются еще у М. В. Ломоносова. Сердце сравнивается с молотом: ... Сердце стучало, как молот (Лажечников И.И. «Ледяной дом»), жерновом: Как жернов сердце он [Левиафан] имеет, И зубы страшный ряд серпов... (Ломоносов М.В. «Ода, выбранная из Иова»), отождествляется с маятником часов: Так Мариорица искала чего-то в книге Тредьяковского под маятником своего сердца. (Лажечников И.И. «Ледяной дом»); Сердцем ма-ятным я еще дома, где апрель наступает на лед, а с полей италийских истома полуденной рекою течет (Васильева Л.Н. «Аппиева дорога»), самими часами: бой сердец; сердце стучит; Сердце бьется ровно, мерно. (Ахматова А.А. «Стихи о Петербурге»).
Современное языковое сознание уподобляет человека машине, механизму, вместо сердца у людей находится мотор: а вместо сердца - пламенный мотор. Для механизма-сердца свойственны признаки материала, из которого оно «сделано», среди таких признаков 'железо' и 'сталь': железное сердце; стальное сердце. Механизм-сердце можно исправить: Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты... (Толстой Л.Н. «Война и мир»).
У сердечного 'механизма' есть клапаны: сердечные клапаны (мед.), поршни: Все это, браток, ничего бы, как-нибудь мы с ним прожили бы, да вот сердце у меня раскачалось, поршня надо менять... (Шолохов М.А. «Судьба человека»). Как механизм, сердце бывает несложным: простое сердце; Он сердцем прост, он нежен был душою... (Жуковский В.А. «Певец»). Простота в русской языковой картине мира определяется признаками безыскусности: Простое сердце, чувство - Для света ничего. Там надобно искусство -А я не знал его. (Карамзин Н.М. «Прости»).
Механистические метафоры дополняются метафорой «сердце-повозка / поезд»: ...Его мысль исчезла от поворота сознания во сне, как птица с тронувшегося колеса... сердце сдало, замедлилось, хлопнуло и закрылось, но - уже пустое. Оно слишком широко открывалось и нечаянно выпустило свою единственную птицу. (Платонов А.П. «Котлован»); Сердце набирает ход, а в теле и в
руках появляется расслабленность, и липкая сонливость склеивает глаза. (Астафьев В.П. «Кража»). Эта метафора преобразуется в «ум-повозка / поезд»: тронуться умом; выехать с помощью (за счет) ума (разг.); ум за разум заехал; Я на прекрасную дорогу Опять свой ум поворотил; Я разгулялся понемногу... (Языков Н.М. «Элегия»); Останови он тогда на ней, он бы сообразил, . что она идет по новой тропе, по которой ей приходилось пробивать свою колею собственным умом, взглядом, чувством. (Гончаров И.А. «Обломов»).
Механистические метафоры представляют ум через характеристики 'простоты' или 'сложности': простой ум; простота ума; Личиком беле-нек, да умом простенек, 'повреждения': повредиться в уме; (в уме) винтиков не хватает; Удивительная эта механика заднего ума. Почему-то вдруг всплывает и проясняется то, что многие годы не давало о себе знать. (Солоухин В.А. «Продолжение времени»), 'функционирования': умственный труд; умственная работа; работа ума.
Среди новых, не отмеченных на материале древнерусского языка, артефактных признаков концепта 'душа' выделены следующие: 'стержень / опора': Закачалась душа его [Прохора]. Чтоб не упасть, он привалился плечом к верее. (Шишков В.Я. «Угрюм-река»); И слова его усилили мое ощущение душевной твердости этого человека. (Горький А.М. «В.Г. Короленко»), 'цепь': Так будь чета век нераздельна, Согласием дыша: Та цепь тверда, где сопряженна С любовию душа. (Державин Г.Р. «Амур и Психея»); 'кол/ гвоздь': вколачивать /вколотить душу в пятки (устар.); 'весы': вывести кого из душевного равновесия; душевное равновесие; Приезд Морозки нарушил душевное равновесие, установившееся в Мечике под влиянием ровной, безмятежной жизни в госпитале. (Фадеев А.А. «Разгром»). Эмоциональная устойчивость, гармония в русском языке описываются метафорами весов.
Новым признаком концепта сердце, объективируемым посредством соответствующих метафор, выступает 'колокол': Среди цветов стройна лилея, Но в ландыш дух сильнее влит: Он чаровни-чески пьянее, И прямо в сердце он звонит. (Бальмонт К. Д. «Средь птиц мне кондор всех милее...»); Четыре сердца бьют в набат (Бальмонт К.Д. «Погоня»); [Хор:] Что, сердца, благовестите? Иль творец сказался вам? Здесь лишь тени - солнце там, - Выше звезд его ищите!.. (Тютчев Ф.И. «Песнь радости»).
Еще одна закономерность, свойственная современному языковому сознанию, - некоторые тер-
мины различных наук адаптировались в языке, ныне они воспринимаются как общеязыковые метафоры. Особенно часто перенимаются медицинские метафоры: сердечные сосуды; стенки сердца; - Сердечная сумка, надо полагать, задета, - шепнула Марья Власьевна... (Булгаков М.А. «Морфий»).
Структура концепта 'ум' также пополнилась новыми признаками; новыми метафорами являются «ум-весы»: взвешивать в уме; И он, и остальные выслушали главного инженера с пристальным вниманием, взвешивая в уме каждое его предложение. (Ажаев В.Н. «Далеко от Москвы»), «ум-сума»: Женские умы, что татарские сумы; Ум не односум, «ум-счеты»: считать в уме; считать на умах (устар.); Была у Александра Ивановича удивительная особенность. Он мгновенно умножал и делил в уме большие трехзначные и четырехзначные числа. (Ильф И.А., Петров Е.П. «Золотой телёнок»), «ум-стержень / опора» (шатание ума/умов; - Волнение пошло в народе... шатание ума, - таинственно наклонясь ко мне, сказал старик. (Скиталец С.Г. «Кандалы»).
В таблице знаком «+» указывается наличие признака, знаком «-» - отсутствие признака у концепта. Через косую черту даются данные древнерусского и современного русского языков (соответственно).
В результате проведенного анализа концептов 'душа', 'сердце' и 'ум' в истории русского языка можно подвести следующие итоги:
1. Артефактная метафора, описывающая внутренний мир человека, характерная как для древнерусских, так и для современных текстов, охватывает несколько сфер: 1) дом и надворные постройки; 2) утварь домашняя - посуда и светильники, и церковная - кадило; 3) средства передвижения - корабль, лодка; 4) оружие (предназначенное не для охоты, а для битвы); 5) книжная сфера - страница, скрижаль.
2. Постепенно на периферию уходят метафоры инвентаря, связанного с разного рода хозяйственной деятельностью - невод для ловли рыбы, узда для лошадей.
3. Развитие науки и техники в XVIII-XIX вв. приводит к появлению механистических метафор. В древнерусском языке отсутствие механистических метафор объясняется отсутствием подобных артефактов в данное время.
Таблица
Признаки артефактов в структурах концептов 'душа\ 'сердце' и 'ум'
■—^_Концепты Метафора ' ——___ Душа Сердце Ум
др./совр.рус. др./совр.рус. др./совр.рус.
'ДОМ' +/+ +/+ -/+
'дом' +/+ -/- -/+
'чертог' -/- +/- -/-
'палата' +/- -/- -/+
'дворец' -/+ -/- -/-
'хлевина' -/- +/- -/-
'житница' -/- +/- -/-
'храм' +/+ +/+ -/-
'церковь' +/- -/- -/-
'святилище' -/+ -/+ -/-
'СОСУД' +/+ +/+ +/+
'сосуд' -/+ +/+ +/+
'чаша' -/+ -/+ -/-
'бочонок' -/- -/- +/-
'СВЕТИЛЬНИК' +/+ +/+ -/-
'светильник' +/+ +/+ -/-
'свеча' -/- -/- -/+
'лампада' -/- -/+ -/-
'КАДИЛО' +/- -/- -/-
'НЕВОД' -/- +/- -/-
'УЗДА' -/- -/- +/-
'КОРАБЛЬ' +/- +/+ -/+
'корабль +/- +/+ -/-
'ладья +/- -/- -/-
'КНИГА' -/- +/+ +/+
'книга' -/- +/+ -/+
'скрижаль' -/- +/- +/-
'дневник' -/- -/+ -/-
'летопись' -/- -/+ -/-
'ОРУЖИЕ' -/+ +/- +/-
'оружие' -/- +/- -/-
'меч' -/- -/- +/+
'стрела' -/+ -/- -/-
'шпага' -/- -/+ -/-
'ЗЕРКАЛО' -/- -/- -/-
'МУЗЫКАЛЬНЫЙ -/+ -/+ -/+
ИНСТРУМЕНТ'
'рояль' -/+ -/- -/-
'арфа' -/+ -/- -/-
'скрипка' -/+ -/+ -/-
'бубен' -/- -/+ -/-
НИТЬ' -/+ -/+ -/+
'нить' -/+ -/+ -/+
'ткань' -/+ -/+ -/+
'одежда' -/+ -/+ -/+
'МЕХАНИЗМ' -/+ -/+ -/+
'механизм' -/+ -/- -/-
'пружина' -/+ -/+ -/-
'поезд' -/- -/+ -/+
'поршень' -/- -/+ -/-
'жернов' -/- -/+ -/-
'молот' -/- -/+ -/-
'часы' -/- -/+ -/-
'маятник' -/- -/+ -/-
'СТЕРЖЕНЬ' -/+ -/- -/-
'ГВОЗДЬ' -/+ -/- -/-
'КОЛ' -/+ -/- -/-
'ВЕСЫ' -/+ -/- -/+
'СЧЕТЫ' -/- -/- -/+
'СУМА' -/- -/- -/+
'КОЛОКОЛ' -/- -/+ -/-
4. Многие метафоры, существующие в современных текстах, отсутствовали в памятниках литературы Древней Руси по причинам религиозного и символического характера: использование музыкальных инструментов было табуировано,
скоморошество на Руси преследовалось; зеркало считалось дверью, окном в «тот мир», куда живым заглядывать запрещалось. Соответственно, душа, сердце и ум, являющиеся центрами духовной жизни человека, главной ценностью, не могли быть уподоблены артефактам со столь сомнительными характеристиками.
5. В современном русском языке сохраняются метафоры, восходящие к языческому периоду. Так, душа, сердце и ум отождествлялись с нитью, тканью, одеждой. Основой такого отождествления были древние верования о богинях - пряхах, ткущих полотно жизни. В древнерусском языке, вследствие закрепления книг за религиозной сферой, такие метафоры не приветствовались, т.к. они распространяли нехристианские символы.
Таким образом, метафорическая система русского языка сохранила многие дохристианские и христианские символы, перенеся их через тысячелетия. В процессе развития общества и языка наблюдается постепенное усиление роли арте-фактной метафоры. Большинство артефактных метафор, возникших в древности, сохраняется до настоящего момента. Кроме того, данные метафоры становятся более структурированными, втягивают в свои ряды новые реалии (например, метафора оружия, представленная в древнерусский период только мечом и стрелой, пополняется метафорой шпаги, пришедшей из западной дворянской культуры). Происходит активизация, в связи с отменой христианских запретов, языческих метафор, оттесненных в христианской книжности на периферию (например, зеркальных, музыкальных и ткацких метафор). Также активно появляются новые метафоры (например, механистические).
Мир вещей относится ближайшему кругу интересов человека. Предметы, созданные людьми, являются необходимым атрибутом существования, в них человек реализует себя. Артефакты необходимы человеку для выживания и более комфортного существования, он активно использует их в своем повседневном обиходе, что и определяет продуктивность артефактной метафоры при концептуализации внутреннего мира человека.
Список литературы
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. - М.: Языки русской культуры, 1999.
Балашова Л.В. Роль метафоризации в становлении и развитии лексико-семантической системы (на материале русского языка ХТ-ХГУвв):
Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Саратов,
1998.
Колесов В.В. Философия русского слова. -СПб.: Юна, 2002.
Кондратьева О.Н. Концептуальная метафора 'душа-дом' и способы ее реализации древнерусских текстах // Мат-лы Междунар. науч. конф. студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». - М.: Студенческий союз МГУ, 2003. -Вып. 10. - Ч. II.
Кондратьева О.Н. Концепты внутреннего мира человека в русских летописях (на примере концептов 'душа\ 'сердце' и 'ум'): Дис. ... канд. филол. наук. - Кемерово, 2004.
Кубрякова Е.С. Концептуализация // Краткий словарь когнитивных терминов / Под. общ. ред. Е.С. Кубряковой. - М.: Филол. ф-т МГУ, 1996.
Пименова М.В. О типовых структурных элементах концептов внутреннего мира (на примере концепта душа) // Язык. Этнос. Картина мира: Сб. науч. тр. / Отв. ред. М.В. Пименова. - Кемерово: Комплекс «Графика», 2003. (Сер. «Концептуальные исследования». Вып. 1).
Пименова М.В. Символы культуры и способы концептуализации внутреннего мира человека (концептуальная метафора дома) // Концепт. Образ. Понятие. Символ: Коллективная монография: К 70-летию проф. В.В. Колесова. - Кемерово, 2004.
Пименова М.В. Душа и дух: особенности концептуализации. - Кемерово: «Графика», 2004. (Сер. «Концептуальные исследования». Вып. 3).
Рахилина Е.В. О тенденциях в развитии когнитивной семантики // Известия РАН. Сер. лит. и яз. 2000. - Т. 59. - № 3.
СДЯ ХЬХ^ вв. - Словарь древнерусского языка (ХЬХ^вв.) / Гл. ред. Р.И. Аванесов. - М.: Русский язык, 1988 и след. (по томам).
Толстая С.М. Душа // Славянские древности. Этнолингвистический словарь / Под общ. ред. Н.И. Толстого. - М.: Междунар. отношения,
1999. - Т. 2. - С. 162-167.
Толстая С.М. Зеркало // Славянская мифология. Этнолингвистический словарь. - М.: Эллис Лак, 1995. - С. 195-196.
Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры (1991-2000). - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2001.
M.V. Pimenova, O.N. Kondratjeva
THE «ARTIFACTS» AS A SUBSPHERE AND SOURCE OF CONCEPTUALIZATION OF MAN'S INNER WORLD (DIACHRONIC ASPECT)
This article is devoted to the analysis of artifact metaphors which are used in representation of inner world in diachronic aspect of the Russian language. The subsphere of artifact metaphor is characterized as dynamic and changeable. The types of artifact metaphor are described in the material of old-Russian texts, and classic texts, and modern texts. The authors analyze the history of artifact metaphors and some reasons of its appearance and disappearance in the Russian language.
