Научная статья на тему 'Субкультурная методология в изучении образов ребенка и детства'

Субкультурная методология в изучении образов ребенка и детства Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
408
89
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СУБКУЛЬТУРА ДЕТСТВА / ПОКОЛЕНЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА / КОНЦЕПТ ДЕТСТВА / СОЦИОКОД / КОДЫ ДЕТСТВА

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Римский В. П., Ковальчук О. В.

Реализуется положение о том, что каждая культурно-историческая эпоха имела как собственных «детей», так и соответствующие им культурные формы, выраженные в специфических культурных концептах кодах детства, способствующих реализации коллективной и индивидуальной идентичности и служащих механизмом закрепления и передачи социокультурных традиций

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Субкультурная методология в изучении образов ребенка и детства»

УДК 130.2

В.П. Римский, д-р филос. наук, проф., зав. кафедрой, (4722) 30-11-16, [email protected] (Россия, Белгород, БелГУ),

О.В. Ковальчук, канд. филос. наук, докторант, (4722) 30-11-16, [email protected] (Россия, Белгород, БелГУ)

СУБКУЛЬТУРНАЯ МЕТОДОЛОГИЯ В ИЗУЧЕНИИ ОБРАЗОВ РЕБЕНКА И ДЕТСТВА

Реализуется положение о том, что каждая культурно-историческая эпоха имела как собственных «детей», так и соответствующие им культурные формы, выраженные в специфических культурных концептах кодах детства, способствующих реализации коллективной и индивидуальной идентичности и служащих механизмом закрепления и передачи социокультурных традиций1.

Ключевые слова: субкультура детства, поколенческая парадигма, концепт детства, социокод, коды детства.

То или иное понятие как исходная идеально-рациональная «клеточка» формирования теории через логический механизм определения, суждения и умозаключения предполагает, прежде всего, выделение изучаемого объекта из некоторой предметной области объективного мира (таковым выступает по отношению к познающему субъекту не только мир природной, «вещественной», но и социокультурной реальности, мира идеальнокультурных «вещей», символов и артефактов) посредством указания на его общий и отличительный признак с последующим его включением в более универсальную общность и систему научной классификации.

В этой связи представляется необходимым остановиться на некоторых теоретических парадигмах в социально-гуманитарной науке и философии, связанных с исследованием и определением феномена детства и продуцированием соответствующих научно-теоретических понятий.

Во все времена мы наблюдаем присутствие и другой ипостаси этого понятия - наличие смены поколений, динамического или статического взаимоотношения отцов и детей. Разумеется, поколенческая парадигма существенно обогащает не только социально-экономические и демографические, но и культурологические исследования.

Но это понимание детства можно принять в качестве предметности и методологии лишь в абстрактно-антропологическом исследовании. Ведь при таком подходе теряется не только конкретно-историческая и социокультурная, но и антропологическая реальность, исчезает живой человек -остается понятийно-теоретическая абстракция, ребенок «вообще».

Детство как самостоятельный аспект культуры было выделено в качестве «некоего мира, обладающего некоторой автономией и психологиче-

1 Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РГНФ (проект № 09-03-55309 а/Ц).

ской ценностью», в романтическо-просветительской литературе. Значительную роль в восприятии этого феномена сыграло произведение Ж. Ж. Руссо «О воспитании» (1762). Долгое время в XIX в. детство было предметом детального анализа именно в художественных произведениях классиков литературы. Образы детства, часто автобиографические, однако имев-тттие и историко-культурную ценность, создали Л.Н. Толстой, Ч.Диккенс и М. Твен.

В философско-культурологических исследованиях детство стало самостоятельным объектом анализа под влиянием распространения психоаналитического подхода, в котором оно является одной из центральных тем изучения. С 30-х годов XX в. детство становится важнейшей функциональной частью в исследовании культурных систем самых различных народов.

Бесспорным лидером в этой области исследования культур было направление «Культура-и-личность» (психологическая антропология).

Детство рассматривалось в качестве феномена, изучая который в упрощенном виде, но со специфическими культурными особенностями, можно было увидеть мир «взрослой» культуры. Особенности процессов, происходящих в детстве, имеют фундаментальное значение для воспроизводства культур.

Детство - это особый мир, своеобразная культура в культуре, область, полная загадок и непознанных явлений. Это мир со своими правилами поведения, мир фантазии и игр, воспринимаемый как реальность. Ребенок одушевляет окружающий его мир, вносит в него эмоциональную окраску. Он преобразует в своем воображении предметы действительности, например, палка становится у него самолетом или лошадкой, а взаимодействия со сверстниками драматизируются. Таким образом, преобразуя окружающую действительность, ребенок тем самым формирует и воспроизводит важнейшее культурное качество человека в создании идеальных сущностей.

Важно подчеркнуть то, что дети и детство, всегда «присутствовали» не только в самой реальной жизнедеятельности в качестве специфической возрастной группы и сменяющих друг друга поколений (хотя бы и время их жизни были меньше современных из-за крайне тяжелых условий существования!), но и в общественном сознании и идеологии человечества в качестве определенных концептов.

Социальный конструктивизм во многом и исходит из того, что следует различать как в познании, так и в самой социокультурной реальности такие формы идеально-мыслительной деятельности человека, как понятие и концепт, которые очень часто отождествляются. В частности, А. А. Григорьев пишет: «В концепте представлены и коммуникативная, и логосная компоненты языка в единстве его знаково-системного и речевого бытия, направленного на акты понимания и схватывания смысла в момент его

возникновения (здесь и теперь) и актуализирующего в этой точке не только логическую (как в понятии), но и языковую природу смысла. Идеальноматериальная а-топичность концепта позволяет считать его моментом сопряжения разноприродных реалий» [1, с. 66]. Однако лингвокультурологическая интерпретация концепта как языкового феномена, на наш взгляд, также устраняет из поля зрения реального человека.

С.С. Неретина несколько иначе трактует концепт, связывая его не только с языковой идеальностью, но шире - с речевой коммуникативностью и с культурной диалогичностью субъектов. В «Новой философской энциклопедии она раскрывает следующие смыслы и значения понятия «концепт» в его отличии от собственно «понятия»: «Концепт (от лат. соп-сер1;ш - собрание, восприятие, зачатие), - пишет она, - акт «схватывания» смыслов вещи (проблемы) в единстве речевого высказывания... Многие (в том числе современные) исследователи не заметили введения нового термина для обозначения смысла высказывания, потому в большинстве философских словарей и энциклопедий концепт отождествляется с понятием. Между тем концепт и понятие необходимо четко различать друг от друга.

Понятие... неперсонально, непосредственно связано со знаковыми и значимыми структурами языка, выполняющего функции становления определенной мысли, независимо от общения. Это итог, ступени или моменты познания.

Концепт формируется речью (введением этого термина прежде единое Слово жестко разделилось на язык и речь). Речь осуществляется не в сфере грамматики (грамматика включена в нее как часть), а в пространстве души с ее ритмами, энергией, жестикуляцией, интонацией, бесконечными уточнениями, составляющими смысл комментаторства. Концепт предельно субъектен... Память и воображение - неотторжимые свойства концепта, направленного, с одной стороны, на понимание здесь и теперь; с другой стороны - концепт синтезирует в себе три способности души и как акт памяти ориентирован в прошлое, как акт воображения - в будущее, как акт суждения - в настоящее.» [2, с. 306-307].

Нам представляется возможным применять в исследовании субкультурных феноменов детства конструктивизм как методологический принцип современной феноменологии (и, как и ее варианта, понимающей социологии) - мы понимаем мир так, как его определяем в качестве специфической смысловой реальности, в котором люди действуют, исходя из социально-субъективной значимости на основе «предопределенного мира значений», а саму интерсубъективную социальную реальность интерпретируем в качестве конструируемой субъектом (субъект в данном случае представляется чаще всего коллективным) на основе смыслов и значений, заданных обществом, в котором формировалось сознание субъекта, что и создает культурную коммуникативность, выраженную в концептах и специфических дискурсах. При этом субъекты - коллективные и индивиду-

альные - следует также мыслить конкретно-исторически, во всей их специфичности и во многообразии экзистенциальных проявлений.

Очень близко к такому пониманию культуры и ее дискурсивно-концептных форм подходит и современная культурная антропология. Культурно-антропологическая методология познания предполагает отказ от метафизического конструирования культурных миров и установку на интерпретацию исторических культур с опорой на конкретно-научные методологии и методики (этнографические описания и этнологические классификации, лингвистику и археологию). Для этого направления, которое фактически положило начало формированию культурологии как специальной гуманитарной науки о культуре, отличной от философии культуры, характерно понимание культуры и как системного феномена, взаимодействующего с другими социокультурными системами (общество, государство, народ, семья и т.д.), и как специфической деятельности человека (сама деятельность порой трактовалась в широком диапазоне научных веяний -от биологических форм поведения до культурсемиотических моделей). Однако и культурно-антропологическая методология также имеет свои методологические ограничения.

Если исходить из дискурсно-концептной формы культуры, то следует остановиться и на том, как в современной философии определяется дискурс. Под влиянием французского поструктурализма и постмодернизма под дискурсом, в отличие от классического определения его как формально-логических и рассудочных форм мышления, понимается особая ментальность и идеология, которые выражены в тексте, обладающем связностью и целостностью и погруженном в жизнь, в социокультурный, ирраци-ально-психологический и другой контексты [3, с. 670-671]. Здесь мы с необходимостью подходим к тому пониманию культуры, которое требует ее исследования как в культурно-историческом времени, так и в социокультурном пространстве деятельного индивида, конкретного человека, включенного в специфические сообщества и группы, в которых и реализуются, собственно, все коммуникативные акты, формируются специфические концепты и дискурсы, выраженные не только и не столько в естественном языке, сколько в языках «вторичных», т.е. в различных знаковосимволических формах и системах - от мифологических до естественнонаучных.

Таким образом, концепт и его реально-идеальное бытие в живой ткани и «телесности» культуры всегда предполагает наличие человека. Поэтому логично предположить, что даже если мы не находим в сознании той или иной эпохи «понятия» детства, это еще не значит, что оно отсутствует в той или иной культурной эпохе в качестве концепта, отражающего и формирующего специфическую культурно-статусную реальность.

Еще один момент, на который хотелось бы обратить внимание, заключается в том, что в дискурсно-концептной ткани исторических и со-

временных культур следует различать концепты (и соответствующие знаки и символы) доминирующие и концепты маргинальные, вытесненные на периферию культуры, если не в ее подпольные, бессознательные или контркультурные (антисистемные) слои. Таковыми следует предположить и могли быть, например, в эпоху средневековья, концепты детства и молодости. И если читать (реконструировать) только господствующие тексты эпохи, оставляя маргинальные концепты без внимания, то мы наверняка потеряем глубинные смыслы повседневности.

В контексте нашей проблемы мы хотели бы обратиться к философско-культурологическим и семиотическим идеям М.К. Петрова, одного из основоположников ростовской философской школы (особенно надо выделить его концепты «культурный код (ключ)» и «институт инновации», так как молодежь чаще всего и связывают с инновационной культурной деятельностью).

М.К. Петрова писал, что категория целостности (или системы) является универсальным основанием для классификации и сравнения различных культур: «Одно основание здесь более или менее очевидно, это основание целостности... Иными словами, при всех условиях культура, к какому бы типу она не относилась, строится как совокупность социальных институтов и связей, образующих форму преемственного существования множества или, по крайней мере, нескольких поколений людей. Эта функ-ционально-стабилизирующая сторона культуры, ее, так сказать, инерционная составляющая, налаженный ритуал, как раз и есть «связь всего», «всеобщее» данной культуры, которое вовсе не обязательно должно реализоваться через обмен товарного типа (вещная связь), но может использовать и другие виды связи-общения... Ритуал, связь целостности как таковая, выглядит отношением естественным и универсальным, которое представлено в нашем сознании универсальной категорией» [4, с. 9-10].

В культуре как системе М.К. Петров выделял ритуал как адаптивно-стабилизирующее, всеобщее основание культурной целостности, социокод как носитель памяти (информационно-культурный ключ), институт обновления, связанный с функцией накопления и трансформации инноваций и новой информации в социокультурную систему. Ритуал, социокод и институт обновления, соответственно, воплощались, по его мнению, в специфических знаково-семиотических системах (матрицы-тексты), которые и обеспечивали вовлечение человека в ритуал, «включение» в специфические формы деятельности, типы технологий, «доминирующих в данной культуре и связанных в систему социально необходимых практических отношений к миру» [4, с. 11]. Чтобы продемонстрировать эвристичность методологии М.К. Петрова для нашей проблематики, остановимся, например, на его интерпретации первобытных культур.

В этих культурах господствуют ситуативные технологии, которые связаны с жизнедеятельностью первобытного человека (охота, рыболовст-

во, собирательство, деторождение), опираются на имитативный ритуал, закрепленный в лично-именном социокоде и мифологических знаковосимволических системах и используют инициации (институт посвящения) как основной способ закрепления и трансляции производственных и социальных технологических инноваций. Но институт инициации в основном был связан с культурно-символическим воспроизводством возрастного дуализма первобытного коллектива при переходе из детства в юность, а затем - во взрослые возрастные и культурно-статусные группы.

Современные дети, как это ни печально, как и в филогенезе, испытывают па себе влияние двух основных тенденций: повседневной жизни, которая формирует семиотический мир, с одной стороны, и социальной жизни, которая, фиксируя символы, придает им социальную окраску, - с другой. Повседневность, повседневная жизнь - процесс жизнедеятельности индивидов, разворачивающийся в привычных общеизвестных ситуациях на базе самоочевидных ожиданий. Социальные взаимодействия в контексте повседневности зиждутся на предпосылке единообразия восприятия ситуаций взаимодействия всеми его участниками.

В повседневной жизни людям приходится изобретать, создавать свой мир. В «своем» мире люди участвуют внешним планом (деятельностью, поведением) и внутренним (духовно-психическим) миром. Внутренняя жизнь стремится быть согласованной с внешним миром и наоборот, поскольку люди хотят жить в состоянии душевного равновесия. Это возможно благодаря способности людей создавать и накладывать на мир фактов и процессов свой смысловой и ценностно-нормативный порядок и приводить оба эти мира в равновесие друг другу.

М.К. Петров отмечал [5, с. 35-46, 84-92], что в повседневности существует три вида социальной интеракции:

1) коммуникация, постоянно напоминая индивидам о существовании норм и правил, бесспорно работает на закрепление и стабилизацию реалий социокода, на их притирку и подгонку, на поддержание и сохранение однозначных соответствий между массивом знания и миром деятельности;

2) трансляция всегда направлена от старших к младшим, и, поскольку человеческий материал детства и юности в любых культурах один и тот же, направленные на уподобление младших старшим усилия, приемы, методы не могут не иметь общего. Основной элемент трансляционной структуры «ученик - учитель» универсален для всех типов культуры, хотя каждый из них накладывает свои ограничения на должность учителя;

3) трансмутация означает все разновидности общения, в результате которого в социокоде появляются новые элементы знания или модифицируются наличные, или одновременно происходит и то и другое.

Культурный механизм трансляции традиции оказывается связанным с поколенческой динамикой, с отношениями отцом и детей, молодо-

сти и старости. Различая понятия, концепты и культурно-историческую реальность, которую они отражают и формируют одновременно, выскажем предположение, что в определенной мере детство как социокультурная группа и соответствующие ей дискурсно-концептные формы находят воплощение в специфическом культурном коде детства.

Культурный код является структурой ненаследственной поведенческой информации, которую накапливают, хранят и передают новым поколениям людей. Такую интерпретацию культурного кода мы можем найти в работах Ю.М. Лотмана и М.К. Петрова. О подходе М.К. Петрова мы уже говорили. Ю.М. Лотман выделял четыре типа культурного кода: 1) семантический код, 2) синтаксический код, 3) код с установкой на отрицание знаковости, 4) синтетический код. Культурные коды различной природы можно рассматривать в качестве структурных оснований, носителей, аккумуляторов и трансляторов социальной памяти. Социальная память может кодироваться в различных формах и кодах: в «вещных» языках предметов материальной кульутры и культурных артефактах, в деятельностных формах и технологиях, передаваемых от поколения к поколению, в естественных вербальных языках, в знаково-символических системах, в изобразительном и музыкальном искусстве, в кодах пространственной и временной организации или в комбинированной (пространственно-временной, хроно-топной) организации.

Таким образом, в культуре «код детства» присутствует не только и не столько как культурно-историческая реальность и понятие, но и как концепт, нагруженный культурно-идеологическими смыслами в различные культурно-исторические эпохи. Код детства, соответственно, может воплощаться в различных формах: от культурных артефактов и технологий поведения до ритуально-телесных практик, знаково-символических систем и стиля жизни. Для нас важно, что код детства получает соответствующее семиотическое закрепление и существует в самых различных культурах и обществах - от архаических до современных, претерпевает определенные мутации и трансформации.

Мы полагаем, что каждая культурно-историческая эпоха имела как собственных «детей», так и соответствующие им культурные формы, выраженные в специфических культурных концептах и кодах детства, которые способствуют реализации коллективной и индивидуальной идентичности, развитию самосознания людей и эпох, а также служат механизмом закрепления и передачи социокультурных традиций и социальной памяти. Эти знаково-символические формы и культурные коды детства прошлых эпох не уходят из истории, но и не просто перекодируются, меняя свои значения и смыслы. Они порой активно вторгаются в семиосферу других эпох, выполняя важные культурные функции в жизни людей.

Список литературы

1. Григорьев А.А. Концепт и его лингвокультурологические составляющие // Вопросы философии. М.: Наука, 2006. №3. С. 64-76.

2. Неретина С.С. Концепт // Новая философская энциклопедия : в 4 т. / РАН, Ин-т философии, Нац. общ.-научн. фонд ; науч.-ред. совет. Степин В.С. [и др.]. М.: Мысль, 2010. Т. 2. С. 306-307.

3. Гутнер Г.Б., Огурцов А.П. Дискурс // Новая философская энциклопедия : в 4 т. / РАН, Ин-т философии, Нац. общ.-научн. фонд ; науч.-ред. совет: Степин В. С. [и др.]. М.: Мысль, 2010. Т. 1. С. 670-671.

4. Петров М.К. Самосознание и научное творчество. Ростов-н/Д: Изд-во Ростов. ун-та, 1992. 268 с.

5. Петров М. Язык, знак, культура. М.: Едиториал УРСС, 2004. 328

с.

V. Rimskiy, O. Kovalchuk.

In article is realized the position what each cultural-historical epoch had both own «children», and corresponding to them cultural forms, expressed in specific cultural concepts of childhood codes, that stimulating realizations of collective and individual identity and employees of fastening and transfer social and cultural traditions.

Keywords: subculture of the childhood, a generational paradigm, concept of the childhood, the social code, childhood codes.

Получено 11.11.2010 г.

УДК 17

И.В. Рынковой, канд. филос. наук, доц., 8(906) 753-93-87,

[email protected], (Россия, Москва, РПИ)

ПРОБЛЕМА МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО ПОДХОДА К ИЗУЧЕНИЮ МИСТИКО-АСКЕТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ.

Посвящена проблеме методологического подхода при изучении мистикоаскетической практики православного подвижничества, а также рассмотрению взаимосвязи между научным и религиозным видением мира. Особое внимание уделяется философско-религиозному анализу вопроса познания Истины, нравственно-

онтологическому началу, затрагивающему вопросы бытия и призвания человека, где основной темой является учение о человеческой личности, ее нравственном становлении и раскрытии.

Ключевые слова: подвижничество, мистика-аскетическая практика, богопо-знание, познание истины.

Для многих религиозных философов, стремящихся соединить изучение мистического опыта с философским дискурсом, мистический опыт не является тем, от чего нужно отказаться во имя развития философского знания. Их философские идеи направлены на устранение пробелов одно-

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.