CC BY
73
ФИЛОЛОГИЯ
А. Ш. Абдуллина
СУБЪЕКТИВИРОВАННОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ В ПРОЗЕ Н. МУСИНА
В статье исследуются особенности повествования в прозе башкирского писателя. Анализируются аспекты повестовательной организации в произведениях с персонифицированным повествованием и повествованием от третьего лица. Нар-ратология рассматривается как один из способов реализации авторской позиции в художественном произведении, важное средство композиционной организации текста.
Ключевые слова: Н. Мусин, проза, башкирская литература, нарратология, суъективированное повествование.
В прозе Н. Мусина наибольшее распространение получила форма повествования от третьего лица - от лица «всевидящего» и «всезнающего» автора. При этом особое значение приобретает «идеологический аспект подачи материала, прямое или косвенно выраженное отношение автора к изображаемому»1. Для повествовательной манеры Н. Мусина в большей степени характерна косвенная форма оценки.
Активная позиция повествователя характерна в произведениях, написанных от третьего лица. Субъективный тон в них является определяющим началом, произведение насыщено эмоциями и оценками. Как пишет З. Шарипова, в башкирской литературе «в последнее время введение в каждое произведение в какой-либо форме открытого обращения к читателю становится своего рода приемом автора»2 [Перевод с башкирского языка наш. - А. А.]. Повествования такого типа свойственны и романам («Темное нашествие» Я. Хамматова, «В ожидании конца света», «Кюнгак», «Карасакал» Б. Рафикова, «Кожаная шкатулка» А. Хакимова, «За горой - гора» И. Абдуллина и других). Например, в повести Н. Мусина «Когда занималась заря» повествователь непосредственно от себя обращается к читателю : «Приходилось ли вам слушать пение одних только соловьев в то время, когда другие птицы не подавали голоса, когда первые утренние лучи падали на просыпающуюся землю? В этот миг зыбываешь все на свете»3.
Повествователь часто использует риторические и восклицательные вопросы: «А как можно ему, городскому жителю, ехать в деревню без денег? Как появиться там без отреза на платье, галош и цветастого платка для матери, без подарка своему единственному младшему брату?.. Легко вгорячах покинуть родной дом, землю, что вскормила тебя, но так ли уж легко вернуться, когда тебе двадцать пять и кажется, что вся долгая, заманчивая жизнь еще впереди?»4
При анализе повествовательного уровня важную роль играет пространственно-временная характеристика, по Б. Успенскому, это - «фиксированное» и «определяемое в пространственно-временных координатах» «место рассказчика», которое «может совпадать с местом персонажа»5. Повествователь следует за героем и описывает только то, что попадает в поле его зрения: «Мать выбежала в сени, и Мугаттар окинул взглядом избу. Все здесь было по-прежнему. Шкаф из толстых досок стоял все так же у стены возле печи, на том же месте висели фотографии в рамочках, над столом в простенке между окнами. Войлок и одеяла аккуратно сложены за подпоркой, поставленной между полатями и потолком, а перины и подушки - на
обитый жестью сундук в переднем углу. А раньше не было только радиолы, что стоит рядом на столике, - видно, братишка купил»6.
И природные реалии описываются с точки зрения персонажа, повествователь видит только то, что видит герой: «Продолжительные полярные ночи в январе здесь начинают постепенно отступать. В полдень завеса мглы, окружающая все на свете, немного разрывается, и горизонт на короткое время окрашивается тусклым светом. На землю падает тревожный сизый свет, но он еще не может развеять
7
завесу ночи...»
Таким образом, в повествованиях от третьего лица в речи повествователя, в основном, преобладает субъективное начало, а в пространственно-временной характеристике все больше возрастает роль объективных повествовательных форм. Чувства и мысли второстепенных персонажей в произведениях от третьего лица Н. Мусин преимущественно изображает косвенной формой, «извне». При изображении главного героя повествователь использует прием непосредственного проникновения во внутренний мир.
Большой интерес представляет повествование в дилогии Н. Мусина «Вечный лес». В самом общем виде речевую организацию произведения можно охарактеризовать как «несобственно-авторское» повествование от третьего лица, включающее разнообразные формы авторской субъективности: «авторское эмоционально окрашенное повествование, дискурсы персонажей, лирический, иронический, сатирический авторский комментарий. Автор - и художник, и наблюдатель, и участник событий. Авторское субъективное начало не превращается в авторский идеологический диктат. Позиция автора-повествователя изменчива, ее нельзя сводить к субъективному авторскому личностному взгляду, повествователь то демонстрирует возможность проникать во внутренний мир персонажей и передавать их внутреннюю речь, то занимает позицию стороннего наблюдателя, то «знает» больше всех, обращаясь не только к героям произведения, но и к читателям.
Самое важное в повествовательной организации дилогии - это динамический образ автора, разнообразие способов взаимодействия авторской речи с речью персонажей, а также с позицией читателя. В «Вечном лесе» чрезвычайно большое значение придано голосу вечности: «Эй, человек! Мой человек, ставший хозяином земли! Вот ты стоишь у моих корней, погруженный в свои думы. Я рада, что, заботясь о судьбе земли, о нашей судьбе, ты так близко принимаешь все к сердцу. Подумай и сделай все, что тебе под силу, чтобы омолодить жизнь матушки-Земли. Да разве есть что недоступное тебе, человек? Не только суша и моря, но все богатства недр матери-Земли, все живое отдано тебе, на твою милость. На тебя вся наша надежда»8.
Голос вечности звучит крайне редко (в начале и в конце каждой книги) и настолько отличается от повествователя основного текста: другая у него и манера речи, и пространственно-временная точка зрения, эти фрагменты текста являются особым типом речи. Голос истории задает координаты, в которых мыслится все происходящее как часть мировой истории, оцененная с точки зрения вечности и с позиции вечных общечеловеческих ценностей.
Повествователь, рассказывающий о современности, также неоднороден. Речь его чрезвычайно динамична: в ней субъективность, взаимодействие точек зрения внутри его речи, взаимодействие разных типов речи, непрерывное взаимодействие с речью героев. Самое наглядное проявление речевой динамики - это склонность повествователя к взаимодействию с речью персонажей. Повествова-
тель может комментировать прямую речь, действие, может, не обращаясь непосредственно, вступать в диалог с персонажем.
Более тесная форма взаимодействия речи повествователя и персонажей - это несобственно-прямая внутренняя речь. Особенно много интонаций, слов, заимствованных повествователем из речи Тулькусуры, Уелдана, Миннигуль в первой книге дилогии. Несобственно-прямую внутреннюю речь молодого Уелдана можно выделить по эмоционально-экспрессивной лексике, риторическим вопросам, использованию пословиц и междометий. Несобственно-прямая речь Муратова публицистична, она наделяется обобщающей функцией. Во второй книге дилогии несобственно-прямая внутренняя речь сына Уелдана - Мурзабая - отличается особой экспрессивностью, эмоциональной насыщенностью. Вот как строится несобственно-прямая внутренняя речь Гильмана Тулькусурина: «Лишь по пути в магазин он понял слова Муратова: делай все с оглядкой, и его почему-то взяла злость. На кого оглядываться? На таких, как Мурзабай? Или даже Козин? Но вот Мурзабай живет без оглядки, ему бы только хапать и хапать, а Козин - тот, похоже, все оглядывается и только делает вид, что идет вперед. На самом же деле его вполне устраивает нынешнее положение и состояние лесного хозяйства. Так зачем же ему, Гильману, оглядываться, если он. Впрочем, стоп, стоп! Гильман даже на самом деле остановился, и с пронзительной силой вспомнилось ему, как еще совсем недавно у старой барки он самонадеянно, без оглядки бросился в омут и. еле-еле выплыл. Вот оно что!..»9
Первое предложение - это психологическое повествование от третьего лица, а затем начинается внутренний монолог в виде несобственно-прямой речи. Имитируются структурные речевые особенности внутренней речи: отрывочность, паузы, риторические вопросы, обращения к самому себе. Предпоследнее предложение - типичное психологическое повествование от третьего лица.
Присутствие повествователя можно уловить по косвенным признакам, при помощи вводных слов и вставных конструкций, выражающих отношение, последовательность мысли, уверенность. Встречаются и такие примеры, когда трудно с уверенностью сказать, выражаются ли здесь чувства и мысли героя или автора.
Взаимодействуя с речью персонажей, повествователь делит их на «любимых» и «:нелюбимых». Объединение фразеологической точки зрения повествователя возможно только с точкой зрения «любимого» героя, Муратова, например. Часто, не отделяя себя от своих героев, а героев - друг от друга, повествователь создает «общие» высказывания, в равной степени принадлежащие всем Тулькусуриным и повествователю.
Повествователь эмоционален, часто он склонен проявлять себя как личность, оценивать происходящее - вообще демонстрировать свое присутствие. Он склонен употреблять разговорную лексику, которая призвана показать непосредственность восприятия, близость с героями. Это может быть разговорная лексика, могут быть разговорные междометия, интонации.
Создается впечатление, что для повествователя главные герои так же близки, как реальные люди. И это создает иллюзию достоверности, дает возможность более полного сопереживания и для повествователя, и для читателя. Во взаимодействии с речью героев видна душа того, кто все это рассказывает, - и это мощный фактор повышения экспрессивности и лиризма повествования.
В произведениях Н. Мусина последних лет достаточно широко представлена форма повествования от первого лица. «Образ рассказчика (рассказчик) возникает при персонифицированном повествовании от первого лица; такое повествование -один из способов реализации авторской позиции в художественном произведе-
нии; является важным средством композиционной организации текста»10. Эта форма повествования в произведениях башкирского писателя обладает большими возможностями прямого, непосредственного выражения авторской позиции.
В произведениях Н. Мусина от первого лица повествователем выступает герой рассказа, он может быть слушателем, участником событий или просто наблюдателем. В зависимости от характера речи рассказчика в прозе автора выделяются две разновидности: рассказ с установкой на устную речь (рассказчик - реальное лицо с его индивидуальными особенностями); рассказ в формах литературной речи (условный рассказчик). Рассказчик иногда близок к героям, чаще всего к автору. Он или участвует в событиях («Мой ровесник Сафа»), или становится свидетелем одного эпизода в жизни героя («Чертово колесо»). Но всем рассказчикам присуще поэтическое восприятие мира. Субъективные оценки персонифицированного рассказчика включаются в повествование в виде восклицательных и риторических вопросов: «Хотел я про все это рассказать жене, да раздумал. Что толку?.. Когда на душе тяжело, я всегда мысленно разговариваю с лесом. Верю я ему. Да и как не верить природе? Разве есть на свете что-либо чище, целомудреннее, благороднее ее?»11
В повествование рассказчика включаются субъектно-оценочные формы речи, просторечная лексика: «Да и как не понять, мы, лесники, о себе тоже немало всякого вздора слышим. Неужели какой-то нечестивец поднял руку на сосны близ Каратау?.. Пройдоха порядочный этот Сафа. Подобрал я две щепки покрупнее и пошел домой, ругая на чем свет стоит негодяя, погубившего две стройные, как свечи, сосенки»12.
Позиция повествователя в пространственно-временной характеристике субъективна. Все описания природы даются с его точки зрения: «Лежал я так долго. Солнце, похожее на громадный медный круг, медленно уходило на горизонт. Края перистых облаков устремились к последним его лучам. Слабый ветерок, который встретил меня на вершине, совсем затих. Было душно. Долину, тянущуюся от подножия горы до деревни, покрыла рыжеватая туча пыли, поднятая потоком машин, снующих по ухабистой с рытвинами дороге»13.
Рассказчик непосредственно описывает только свои чувства, мысли и ощущения: «Что мне делать дальше? Поступила учиться, а как мне вести себя с Рауфом? Как мне смотреть в глаза жене? А как я появлюсь перед родителями? Им тоже совру? <.> Ну, хорошо, думала я, выучусь, получу специальность, но разве смогу я работать в этой филармонии с Рауфом и его женой? Что делать? Что де-лать?..»14
Внутренний мир героев в произведениях от первого лица повествователь изображает только со стороны, лишь во внешних проявлениях: «Сафа вздохнул, опустился на бревно и молча принялся сворачивать цигарку. Судя по тому, как отвисла его мясистая нижняя губа, нетрудно было догадаться, что он огорчен и вместе с тем раздосадован своим бессилием что-либо предпринять. Закурив, он сделал подряд три-четыре глубоких затяжки»15.
Таким образом, в произведениях от первого лица субъективным является и повествование, и пространственно-временная характеристика, и описание мыслей и чувств героя.
Форма повествования от первого лица особенно характерна для жанра рассказа, что объясняется его генеалогией (связью с устными рассказами, анекдотом): «Рассказ бывшего газетчика» (1974), «Отцовские вилы для завершения стога» (1975), «Мой ровесник Сафа» (1976), «Продолжительность жизни» (1977),
«Исповедь Сарии» (1979) и другие. Произведения Н. Мусина, написанные от первого лица, часто носят характер лирического повествования. Прежде всего, это рассказ «Исповедь Сарии».
В рассказе «Исповедь Сарии» автор создает портрет (в широком смысле этого слова) героини, используя возможности повествовательной структуры произведения. Следует отметить, что «я - форма» в этом рассказе оказывается многозначной, так как вбирает в себя различные композиционно-повествовательные формы. Повествование в рассказе от начала до конца ведется от первого лица, но, несмотря на это, можно выделить, по меньшей мере, три основных значения «я - формы». В отдельных случаях «я» в повествовании обозначает повествователя, выступающего в качестве одного из персонажей, который общается с Рауфом, вспоминает то время, когда героиня была молодой и готовилась к экзаменам в училище искусств. Соответственно, в этом значении «я - форма» выступает во всех фабульных фрагментах и эпизодах воспоминаний повествователя.
В рассказ включены фрагменты, в которых звучит лирическое «я» повествователя, делящегося с читателями своими наблюдениями, размышлениями.
Своеобразие повествовательной структуре рассказа придает широкое использование композиционно-повествовательной формы, которая фактически представляет собой повествование от третьего лица - хотя само это местоимение отсутствует. В рассказе «Исповедь Сарии» формально повествование выдержано в форме от первого лица, эти фрагменты достаточно легко «узнаваемы» в тексте произведения не только благодаря временному исчезновению местоимения первого лица, но и проникновению в мысли других персонажей, что недоступно было бы «я»-рассказчику. Эта форма проявляется в небольших авторских ремарках - комментариях, перемежающих прямую речь персонажей, а также во всех описаниях (внешности героя, интерьера, природы). Прямая речь Сарии играет немаловажную роль в тексте произведения: в этой форме переданы воспоминания самой героини.
Интересно, что «Исповедь Сарии», являясь рассказом-портретом, включает в себя портрет другого персонажа (возникает портрет в портрете) - Рауфа, который складывается из описаний, комментария героини и прямой речи.
Рассказ-портрет «Исповедь Сарии» представляет собой сложную систему композиционно-повествовательных форм. Форма повествования от первого лица является скрепляющей, объединяющей в произведении; многообразие композиционно-повествовательных форм, ее составляющих, в своей совокупности формирует «портрет» героини, объемный и убедительный, и одновременно служит выражению авторского сознания. Точка зрения повествующего субъекта в рассказе «Исповедь Сарии» оказывается чрезвычайно подвижной - соответственно изменяется дистанция между субъектом повествования и автором: она то предельно сокращается («я» лирическое), то, напротив, увеличивается («я» повествовательное, включающее несобственно-прямую речь персонажей).
Принципиальной особенностью лирического повествования является наличие в нем одной точки зрения. По мнению Э. Бальбурова, «авторское сознание как бы поглощает собой весь предметно-образный материал произведения, выстраивая его в ассоциативные ряды впечатлений, переживаний, раздумий»16.
Рассмотренная Э. Бальбуровым особенность повествовательной структуры лирического произведения наиболее ярко проявилась в автобиографической повести Н. Мусина «Жизнь. Судьба. Действительность» (2000). Главным субъектом повествования в ней выступает герой-рассказчик, точка зрения которого является определяющей, а сознание становится той призмой, сквозь которую увидены и оценены
люди и события, важные жизненные явления. В то же время сам рассказчик (субъект повествования) становится объектом авторского исследования. Личность повествователя раскрывается через его отношение к людям (важно, кто привлекает внимание повествователя, что он подчеркивает в их характерах); через восприятие природы; через восприятие окружающего мира (в философских размышлениях).
Лирическая повесть в рассказах «Жизнь. Судьба. Действительность» отличается наибольшей степенью близости между автором и повествователем, которая возникает как результат особой структуры (содержательной и композиционноповествовательной) произведения.
Вместе с тем органичное сочетание в повести эпического и лирического начал (произведения складывается из воспоминаний повествователя о прошедших годах, о близких людях и размышлений, вызванных этими воспоминаниями) обусловило неоднородность повествовательной формы «я». За этой формой может скрываться рассказчик, повествующий о тех или иных событиях («я» эпическое). В главах, содержащих воспоминания о детстве, «я» обозначает одного из персонажей, который отделен от рассказчика значительной временной дистанцией. В рассуждениях о жизни, о природе возникает «я» лирическое. Наконец, прологи к отдельным частям повести включают в себя прямое авторское слово. «Выдвижение автора на передний план в самом начале произведений лирической прозы придает повествованию характер открыто обращенного к читателю монолога, произносимого в настоящий момент времени, что способствует восприятию авторской речи как лирического высказывания»17. Таким образом, при внешнем единообразии, обусловленном господством повествовательной формы от первого лица, структура повествования оказывается сложной, внутренне неоднородной.
В повести Нугумана Мусина с начальных строк задается своеобразный изобразительный ракурс. Повествование ведется от лица ребенка: «Да, эта лошадь была для меня и самым дорогим богатством, оставшимся от отца, и радостью, и гордостью перед остальными мальчишками. Не только дома по деревянным половицам, но и на улице не раз скакал я на этой деревянной лошади. Все пацаны горели желанием посидеть на ней, и, когда я давал им такую возможность, они восхваляли и меня, и лошадь; когда же отказывал, и лошадь становилась никчемной, и мне доставалось: бывало, из зависти даже и били. Я никак не мог понять, как человека можно бить только за то, что у него есть красивая лошадь»18.
Вторая композиционная точка зрения - взгляд автора, пишущего книгу воспоминаний: «Эти слова дедушки, его иносказание в то время так и не дошли до меня. Но пройдут годы, я пойму их смысл. И где бы я ни ходил, всегда передо мной будут родной дом, родная деревня, тропинки, по которым я ходил, и все, что связано с началом моей жизни»19.
Эти вкрапления очень важны, так как придают всему произведению особую ностальгическую окрашенность, лирическую пронзительность.
Такое повествование позволяет создать «эффект присутствия» читателя в художественном мире произведения, погруженности его в этот мир. Автор буквально возвращается памятью в детство, заново переживает все происходившее с ним в ту далекую пору, перевоплощается в ребенка. Повествовательный дискурс передает детское восприятие мира, и это восприятие не нарушается вмешательством голоса «взрослого» автора. В то же время Н. Мусин не прибегает к стилизации детского языка, сохраняя видение, свойственное ребенку.
Герой-ребенок в художественной автобиографии является лишь компонентом, частью образа автобиографического героя. Его поведение, его мысли и меч-
ты комментируются автором-повествователем, который дает свою версию происходившего в детские годы. События преподносятся писателем субъективно, детство переживается повествователем эмоционально. Надо сказать, что Х1Х-ХХ века отмечены осознанием огромной роли детства в жизни человека и в общечеловеческой культуре («Детство. Отрочество. Юность» Л. Толстого, «Детские годы Багрова-внука», С. Аксакова, «Детство Темы» Н. Гарина-Михайловского, «Записки врача» В. Вересаева, «Детство. В людях. Мои университеты» М. Горького, «Жизнь Арсеньева» И. Бунина, «Богомолье» И. Шмелева, «Долгое, долгое детство» М. Карима и др.). Взрослый человек не может познать себя, не поняв закономерностей своего прошлого, и чем дальше уходит детство, тем сильнее стремление к нему.
В повести «Жизнь. Судьба. Действительность» точка зрения ребенка-повествователя также является композиционно организующим началом, однако взгляд рассказчика в гораздо большей степени обращен в мир, чем в глубь собственной души. Главным предметом изображения в повести Н. Мусина является мир близких и родных людей, увиденный глазами ребенка. Поэтому все персонажи книги, события, сцены, описания приобретают самоценность. Ракурс повествования оказывается важным прежде всего как призма, сквозь которую читатель смотрит на мир, а главным объектом внимания становится жизнь жителей деревни Кулгунино, бытовой уклад, нравы. И эта особенность повествования обусловлена художественной задачей создания священного образа родного дома, родного края и родных людей. Авторское субъективное повествование позволяет писателю подчеркнуть достоверность изображаемого, передать собственное отношение к нему, показать индивидуальность художественного восприятия мира, исповедаться перед читателем.
Произведения, в которых герой одновременно выступает и как рассказчик, в прозе Н. Мусина крайне немногочисленны. Такова, например, повесть «Чертово ко-лесо»(1985), в которой форма повествования от первого лица также внутренне неоднородна. Герой-повествователь рассказывает о творческой командировке в дальний аул, его речь отмечена печатью субъективности, включает прямые оценки: «Я был заворожен речью Мухтасара и забылся. Меня потрясло то, что человек, на первый
взгляд кажущийся молчаливым, мог раскрыться и с удивительной искренностью
20
выложить самые сокровенные тайны души» .
В то же время в описаниях природы речь повествователя объективируется, из нее уходит личное местоимение «я», они, скорее, принадлежат безличному повествователю: «Лес живет своей зимней жизнью. Время от времени пролетает дятел и слышно, как он своим постукиванием испытывает следующее дерево на прочность»21.
В повествовательную ткань рассказа включено и прямое авторское слово - лирическое отступление: «Да, о лесе, о его защите, об умелом пользовании его дарами нынче много говорят. На самом высоком уровне принимаются специальные постановления, законы, пишут в газетах и журналах, только существенных изменений не заметно. Его нещадно рубят, бесхозно тратят, заготовленный лес же не находит достойного применения. Сколько может продолжаться такая бесхозяйственность?»22
Таким образом, повествователь то удаляется от автора, становясь объектом изображения (фабульные фрагменты), то приближается к нему (пейзажные зарисовки), или же слово автора и слово повествователя сливаются (авторские отступления).
Прозе Н. Мусина присущи формы повествования от третьего и от первого лица - конкретный выбор определяется особенностями содержания и типологической разновидностью жанра произведения. Но в большинстве случаев художник отдает предпочтение повествованию от третьего лица. Вместе с тем авторская точка зрения не является в таких произведениях единственной: речь повествова-
теля включает в себя различные точки зрения, совокупность которых позволяет раскрыть авторский замысел во всей его полноте. Форма повествования от первого лица особенно характерна для лирических произведений, которые отличаются повышенной субъективированностью повествования.
Примечания
1 Корман, Б. Изучение текста художественного произведения / Б. Корман. -М., 1994. - С. 48.
2 Шарипова, З. Литературоведение и современность / З. Шарипова. - Уфа, 2001. - С. 157.
3 Мусин, Н. Когда занималась заря / Н. Мусин. - М., 1986. - С. 128.
4 Там же. - С. 210-222.
5 Успенский, Б. Семиотика искусства / Б. Успенский. - М., 1995. - С. 80.
6 Мусин, Н. Когда занималась заря. - С. 215.
7 Там же. - С. 272.
8 Мусин, Н. Вечный лес. Кн. 1 / Н. Мусин. - Уфа, 1984. - С. 12-13.
9 Мусин, Н. Вечный лес. Кн. 2 / Н. Мусин. - Уфа, 1989. - С. 146.
10 Приходько, Т. Образ рассказчика / Т. Приходько // КЛЭ. Т. 9. - М., 1978. - С. 576.
11 Мусин, Н. Когда занималась заря. - С. 337.
12 Там же. - С. 334.
13 Там же. - С. 187.
14 Там же. - С. 267.
15 Там же. - С. 340.
16 Бальбуров, Э. Поэтика лирической прозы / Э. Бальбуров. - Новосибирск, 1985. - С. 122.
17 Там же. - С. 79.
18 Мусин, Н. Там лежат останки батыра / Н. Мусин. - Уфа, 2000. - С. 320.
19 Там же. - С. 334.
20 Мусин, Н. Тропа человека / Н. Мусин. - Уфа, 1987. - С. 41.
21 Там же. - С. 34.
22 Там же. - С. 55.
Н. Л. Адяева
СТРУКТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ГРАММАТИЧЕСКОГО ПРОСТОРЕЧИЯ
В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
В статье предлагается классификация отклонений от литературной нормы в глагольных категориях лица и времени с целью выявления структурных особенностей грамматического просторечия в английском языке. Для определения степени нормативности исследуемых явлений используются теоретические и практические грамматики английского языка. Анализ количественных данных позволяет выявить основные тенденции в структуре рассматриваемых грамматических отклонений на материале художественной литературы.
Ключевые слова: литературная норма, вариативность, грамматическое просторечие, структурные особенности, глагольные категории.
Язык того или иного этноса обычно представлен рядом вариантных форм. Согласно существующему мнению, для английского языка характерна вариатив-
