CC BY
95
A.A. Burtsev
a story as “a form of time” in the English literature of the late XIX-early XX centuries
The author considers the problems of genesis, genre forming factors and the dialectics of the interaction of small epic genre. The types of short story in English literature of the late XIX - early XX centuries are revealed.
Key words: genre system, small epic genres, short story, essays, an intra classification, typology.
УДК 81-2 Г. Г. Левин
структурные и лексико-семантические особенности тюрко-монгольских репрезентаций в древнетюркском
и якутском языках
В сравнительном плане рассмотрена взаимосвязь якутского и древнетюркского языков в отдельно взятой лексико-семантической группе. Основной целью статьи является определение отношения якутского языка к языку памятников древнетюркской письменности. Подробно анализируются количественно-статистические и структурно-семантические особенности лексических параллелей. Определяются устойчивость и изменчивость структурных оформлений основ, характер изменчивости лексических значений рефлексов в конкретных структурных типах.
Ключевые слова: лексико-семантические группы, тюркские и монгольские языки, якутский язык, структурно-семантические особенности, местоимения, местоименные слова.
Как известно, местоимения принадлежат к числу древнейших частей речи. В тюркских языках местоимения по происхождению, различной степени древности разделяются на две группы: а) местоимения и б) местоименные слова [1]. Отдельные вопросы истории развития местоимений и местоименных слов древнетюркского и тюрко-монгольских языков были рассмотрены в трудах Ж. Дени [4], В. Котвича [5], Г. Рамстедта [6], Н. Поппе [7], Б.А. Серебренникова и Н.З. Гаджиевой [8], Г.Г. Левина [9] и других. Однако вопросы общего количества параллелей в местоимениях и местоименных словах, количества тюрко-монгольских репрезентаций (местоимений), критерии изменчивости структурных типов тюркомонгольских репрезентаций, критерии устойчивости и изменчивости семантики тюрко-монгольских репрезентаций по отношению к древнетюркским и якутским местоимениям и характера изменчивости и устойчивости лексических значений местоимений в определенных структурных типах все еще остаются изученными слабо.
В процессе исследования нами были рассмотрены местоимения и местоименные слова древнетюркского и
ЛЕВИН Герасим Герасимович - к. филол. н., доцент ФЯФиК ЯГУ.
E-mail: Tegkul@rambler.ru
якутского языков. В качестве сравнительного материала были привлечены лексические параллели алтайского, тувинского, хакасского, уйгурского, киргизского языков из тюркской группы, средне-монгольского, письменномонгольского, халха-монгольского, бурятского языков из монгольской группы.
Для установления взаимоотношения якутских и древнетюркских параллелей и выяснения отношения якутского языка к языку отдельных видов рунической письменности, а также по локальным особенностям рунических памятников, материал древнетюркского языка разделен на 3 группы: а) орхонские надписи, б) енисейские эпитафии, в) восточно-туркестанские рукописные тексты.
Орфографические и графические особенности
Анализ рунических текстов показывает, что при написании местоимений и местоименных слов существенных орфографических особенностей не наблюдается. Однако, выявляются некоторые специфические особенности:
1. В енисейских эпитафиях Хемчик-Хая Бажы и на седьмом памятнике Чакуля наблюдается написание местоимений в обратном направлении: ол ‘этот’[Е. 24], [Е. 19], [Е.19].
2. В памятниках выявляется различное фиксирование согласного [з]: [КТб. 3], [Е. 5, 7, 26, 28], [Е. 10, 42, 44],
[Kb. d, 4] // [Тон. 6; МЧ. 6; Мог. 2; КЧ. 21], [T.II, 17, ЇВ, 1З] оз ‘сам, свой, свойственный’; [МЧ. 22], [Е. 1, З, 11, 16, 21, 25-27, 46], [Е. З, 10, 14, 15, 25, 4З] // [КТм., 11], [Е. 5, 9, 50], [Е. 10, 41, 42, 44, 46, 48, 49, 51], [Е. 44, 45, 48, 56], [Turf. IIIa, 7] сиз ‘вы’, [КТб., 20], [О., 7], // [Тон. 8, 40; Мог. З2], [Е. 28, З6], [Е. З2], [Е. 28].
3. В текстах памятников отмечается фиксирование корреляции согласных и гласных фонем: [б~м]: [Тон. 10] бин, [Е. 1-З, 9-11, 1З, 15, 16, 20, 22, З7, 41, 44, 4850], [Е.19], [Е.51] бан ‘я’, [Е.51] // [Мог., 29; КТм., 11] ман, [Е. 10, 28, 29, З2, 47] , [Turf. IIa. 5, ЇВ, 1]; [а~и]: ман [Е. 1-З, 9-11, 1З, 15, 16, 20, 22, З7, 41, 44, 48-50], [Е.19], [Е.51] бан ‘я’, [Е.51] // [Мог., 29; КТм., 11] ман, [Е. 10, 28, 29, З2, 47] ман, [Turf. IIa. 5, ЇВ, 1], ман // [Тон. 10] бин 'я'; [±~х]: [КТб. 8, 12] kaMy± // [О. 1] kaMyk ‘все, всё, весь’.
4. В памятнике в честь Кюль-Тегина замечается двоякое написание местоимения канту ‘сам’: [КТб. 2З] // [КТб. 44, МЧ. 14].
5. В надписях выявляется различное фиксирование согласного [k] в местоимении коп ‘много, все’: коп [КТм. 2; КТб. 41; Мог. 28, Мог. Ха. 12] // коп [Е. З2], [T.II, 19, ЇВ, 21].
Количественно-статистическая
характеристика
В текстах древнетюркской рунической письменности всего нами выявлено 17 местоимений, из них 1З [ОС-9/ДС-4](76,4%) единиц имеют параллели в якутском языке (табл. 1). Количественное соотношение параллелей в отдельных видах письменных памятников представляется таким образом: в орхонских надписях из 15 местоимений в якутском языке лексические рефлексы имеют 1З (86,6%) единиц, в енисейских эпитафиях из 8 выявляется 6 (75%), в восточнотуркестанских рукописных текстах из 1З отмечается 9 (69,2%) параллелей.
Односложные корни
CV: орх., ен., уйг(рун.) 6у ‘это, этот’ // як. 6у ‘это, этот’, алт. бу, хак. пу, тув. бо, кирг. бу, бул, уйг. бу 'указат. мест. это, эта, этот', монг. mon 'сам, он самый', бур. тйп, ср.-монг. тип, п.-монг. mon 'он, тот же';
VC: 1) орх. ол ‘он, этот, тот’; ен. уйг(рун.) ол ‘этот’ // як. ол ‘этот, тот’, ср.: алт., хак., тув., кирг. ол ‘он, тот’, уйг.ол 'диал. мест. личн. он, она, оно', монг. эл I 'этот, этот самый; данный'; 2) орх. Оз ‘сам’, ен., уйг(рун.) Оз ‘сам, свой, свойственный’ // як. уес ‘сердцевина дерева; центр, средоточие, средина’, ср.: алт. os ' диал. сам', хак. озен '1. сердцевина; 2. стержень', тув. єзєк 'сердцевина', кирг. ез ‘сам’, уйг. єз 'сам, свой; собственный', монг. eep 'свой, себя', бур. eepee 'сам'.
CVC: 1) орх., ен., уйг(рун.) сиз ‘вы’ // як. эhиги ‘вы’, ср.: алт слер, хак. сірер, тув. силэр, кирг. сиз, уйг. сиз
'вы' ; 2) орх., ен., уйг(рун.) биз ‘мы’ // як. биhиги ‘мы’, ср.: алт. бис, хак. nic, тув. бис, кирг. биз, уйг.биз 'мест. личн. мы', монг. бид, бур. бидэ, ср.-монг. bida, п.-монг. bide 'мест. лич. мы'; 3) орх., уйг.(рун.) кам ‘кто’ // як. ким ‘кто’, ср. алт., хак. кем, тув. кым, кирг., уйг. ким 'кто', монг. бур. хэн, ср.-монг. k’en, п.монг. ken 'кто'; 4) орх. ман~бан~бин, ен. ман~бан, уйг. (рун.) ман~мин ‘я’ // як. мин ‘я’, ср.: алт., тув., кирг. мен, хак. мин, уйг.мЕн 'мест. личн. я', монг., бур. би, ср.-монг., п.-монг. bi 'я'; 4) орх. сан ‘ты’ // як. сэн ‘ты’, ср.: алт., тув. кирг. сен, хак. син, уйг. сен 'мест. личн. ты', монг. чи, бур. ши, ср.-монг., п.-монг. ci 'ты'; 5) орх. кач ‘сколько’ // як. хас ‘сколько’, ср.: тув. каш 'сколько'.
Двухсложные основы (Изолированные формы)
CVCV: 1) орх. бары= барым все’ // як. бары все’, ср.: алт. бар ‘все, весь’, хак. пар ‘наличный, существующий’, тув. бар ‘наличие’, кирг. баары ‘все, всё’, уйг.бЕри 'все', монг. бури '1. послелог каждый, всякий, еже; 2. с предшествующим причастием будущего времени каждый раз; по мере того, как ...; чем ..., тем', бур. баран I '2. сущ. все', ср.-монг., п.-монг. buri 'каждый'; 2) орх. каны ‘где’ // як. ханна ‘где’=диал. ханы ‘кого, что’, ср.: алт., хак., тув. хайда, кирг. кайда, уй кЕанда 'где', монг., бур. хаана 'где; куда', п.-монг. qandu 'направляться к'.
CVCVC: орх. каму±~камук, уйг(рун) каму±~ камы± ‘все, всё, весь’ // як. хомуур ‘уборка, сборка’, ср.: алт. камык, хак.хамых 'множество, много, весь', тув. ха-мык 'весь, вся, все', монг., бур. хамаг 'весь; все', ср.-монг. qamuq ~ xamux, м.-п. qamuE 'все'.
CVCCV: орх., уйг(рун.) канту ‘сам’ // як. кини ‘он, сам’, монг. gendu 'самец рыси, барса', бур. gende 'самец соболя', п.-монг. gendu(n) 'самец животных'.
Основы, не имеющие в якутском языке параллелей
CV: 1) орх., ен., уйг(рун.) на ‘что’, ср.: алт. не, немее , хак. ноо, тув. чуу 'что', кирг. не I ‘что, как, какой’, уйг. нЕ I 'мест. вопр. что', монг., бур. jun 'что', п.-монг. jaEun 'что', ср.-монг. ja’un 'что'; 2) уйг(рун.) ке 'который', ср.: кир . ки 'союз что; который; кто; тот, кто; то, что; тогда, когда', монг. хэд 'который', бур. хэд I 'мест. вопр. и относ. кто'.
CVC: орх., ен., уйг(рун.) коп ‘много, все’, ср.: монг. xu 'весь', бур. xu 'весь' (БРС, ), п.-монг. qou 'весь'.
VCCV: уйг(рун.) алку 'весь, целый; всякий, каждый'.
Количественный анализ тюрко-монгольских лексических рефлексов представляется в нижеследующих таблицах:
Как видно, в древнетюркских памятниках превосходящее количество якутских параллелей наблюдается в
Таблица 1
Количественная характеристика якутских рефлексов по отношению к тюркским и монгольским формам
Языки К о л и ч е с т в о с о о т в е т с т в и й (%) Общая сумма (%)
ЯКУТСКИИ ЯЗЫК 9/4=13
ОС ДС
Алтайский 8(88,8) 3(75) 11(84,6)
Хакасский 8(88,8) 3(75) 11(84,6)
Тувинский 9(100) 3(75) 12(92,3)
Киргизский 8(88,8) 2(50) 10(76,9)
Уйгурский 8(88,8) 2(50) 10(76,9)
Монгольский 7(77,7) 4(100) 11(84,6)
Бурятский 6(66,6) 4(100) 10(76,9)
Средне-монгольский 5(55,5) 2(50) 7(53,8)
Письменно-монгольский 5(55,5) 4(100) 9(69,2)
Таблица 2
Количественная характеристика тюркских рефлексов по отношению к древнетюркским формам
К о л и ч е с т в о с о о т в е т с т в и й (%)
ДТЯ Всего Алтайский Хакасский Тувинский Киргизский Уйгурский
ОС/ДС Язык Язык Язык Язык язык
ДТП 12/5=17 9/3(70,5) 9/3(70,5) 10/3 (76,4) 10/2 (70,5) 9/2 (64,7)
ОП 11/4=15 9/3(80) 9/3(80) 10/3 (86,6) 9/2 (73,3) 9/2 (73,3)
ЕП 8/0=8 7/0(87,5) 7/0(87,5) 7/0 (87,5) 7/0 (87,5) 7/0 (87,5)
ВТП 10/3=13 8/1(69,2) 8/1(69,2) 8/1 (69,2) 9/0 (69,2) 7/0 (53,8)
Таблица 3
Количественная характеристика монгольских рефлексов по отношению к древнетюркским формам
ДТЯ К о л и ч е с т в о с о о т в е т с т в и й (%)
Всего ОС/ДС/ТС Монгольский язык Бурятский язык СреднеМонгольский язык Письменно- монгольский язык
ДТП 12/5=17 10/4(82,3) 9/4(76,4) 6/2 (47,0) 7/4 (64,7)
ОП 11/4=15 9/4(86,6) 8/4(80) 6/2 (53,3) 7/4 (73,3)
ЕП 8/0=8 7/0(87,5) 6/0(75) 4/0 (50) 5/0 (62,5)
ВТП 10/3=13 9/2(84,6) 8/2(76,9) 5/1 (46,1) 6/2 (61,5)
орхонских текстах. Количественный анализ показывает, что к якутскому языку близко стоят из группы тюркских языков - тувинский, из группы монгольских языков -халха-монгольский языки. Здесь нужно отметить, что в данной статистике показатель халха-монгольского языка, отождествляясь с данными алтайского и хакасского языков, превышает показатели уйгурского и киргизского языков.
Большое количество якутских лексических параллелей встречается в односложных основах во всех тюркских и письменно-монгольском языках, а в двухсложных - халха-монгольском, бурятском, письменно-
монгольском языках. В тюркских языках исключение составляет только язык орхонских памятников, где количество якутских параллелей переобладает в двухсложных основах.
Из таблиц 2, 3 видно, что по количеству лексических рефлексов к древнетюркскому языку близко находится халха-монгольский язык (82,3%). В этом плане все тюркские языки уступают халха-монгольскому языку. В тюркских языках наиболее высокий процент лексических рефлексов (76,4%) отмечается в якутском, тувинском языках, которые имеют одинаковый показатель с бурятским языком (табл. 1, 2, 3). Исходя из этого можно
сделать предположение о том, что окончательное формирование местоимений в халха-монгольском и бурятском языках произошло под сильным влиянием древнетюркского языка.
Структурная и семантическая характеристика
Древнетюркские основы представлены структурными типами: ОС: С^3, ^-2, СГС-7; ДС: СГС^2, ^СУ-1, СVCVC-1, CVCCV-1. Распределение якутских лексических параллелей по структурным типам выглядит следующим образом: в ОС: СУ-1, VC-2, СVС-6; ДС: СVСV-2, VCCV-0, СVCVC-1, CVCCV-1.
Из выявленных 13 [9/4] древнетюркско-якутских параллелей совпадение структурного типа лексемы отмечается в 8(61,5%) случаях, в том числе в ОС-6(66,6%), в ДС- 2(50%). Сходство структуры древнетюркских параллелей в других тюрко-монгольских языках характеризуется таким образом: в алтайском из 12 [9/3] в 10[8/2](83,3%), в хакасском из 12 [9/3] в 8 [7/1] (66,6%), в тувинском из 13 [10/3] в 9[8/1] (69,2%), в киргизском из 12 [10/2] в 11[10/1] (91,6%), в уйгурском из 11 [8/2] в 10[9/1] (90,9%), в халха-монгольском из 14[10/4] в 8[4/4] (57,1%), в бурятском из 13[9/4] в 4 [1/3] (30,7%), в средне-монгольском из 8[6/2] в 3 [1/2] (37,5%), в письменно-монгольском из 13[7/4] в 5[1/4] (38,4%).
Как видим, большое количество лексических рефлексов идентичных с древнетюркскими параллелями наблюдается в киргизском и уйгурском языках. Более отдаленную позицию занимают хакасский, тувинский, якутский языки. В этом отношении из монгольских языков более близко к языку древнетюркских надписей находится халха-монгольский язык.
В якутском языке изменения структуры лексических параллелей выявляются в следующих основах: ОС: CVC: д.-тюрк. сиз // як. эhиги, д.-тюрк. биз // як. биhиги; др.тюрк. сан // як. эн; ДС: др.тюрк. каны // як.
ханна. Структурные изменения в якутских основах произошли: а) при выпадении начального [с]: эн, эhиги; б) при появлении аффикса родительного падежа [-иги]: биhиги=би+иги, эhиги= эh+иги; в) при присоединении падежного аффикса [-на]: хан+на.
Количественный анализ конгруэнтности структурных оформлений тюрко-монгольских рефлексов по отношению к якутским формам представляется так: в алтайском из 11 [8/3] в 6[5/1] (54,5%), в хакасском из 11[8/3] в 6[4/2] (54,5%), в тувинском из 12[9/3] в 7[5/2](58,3%), в киргизском из 10[8/2] в 7[5/2](70%), в уйгурском из 10[8/2] в 60[5/2](70%), в халха-монгольском из 11[7/4] в 6 [3/3] (54,5%), в бурятском из 10[6/4] в 3[1/2] (30%), в средне-монгольском из 7[5/2] в 3[1/2] (42,8%), в письменно-монгольском из 9[5/4] в 4[1/3] (44,4%).
На основе этих данных можно сказать, что к якутскому языку наиболее близки из тюркской группы языков киргизский и уйгурский языки, из монгольской группы
- халха-монгольский язык. Более отдаленную позицию занимают, соотвественно, алтайский, хакасский и бурятский языки. Также здесь наблюдаются оппозиционные к древнетюркским формам якутско-тюрко-монгольские рефлексы: як. ханна // алт. хайда, хак. хайда, тув. хайда, кирг. кайда, уй . канда, монг. (|аи<1и.
Сравнительный анализ семантических особенностей местоимений тюрко-монгольских и древнетюркского языков показывает, что по отношению к древнетюркским корреспонденциям высокий показатель устойчивости лексических значений (УЛЗ) основ отмечается в уйгурском, алтайском и киргизском языках. Здесь абсалютное количество лексических рефлексов с УЛЗ отмечается в уйгурском языке. В группе монгольских языков высокий показатель УЛЗ местоимений выявляется в халха-монгольском языке. В уйгурском языке УЛЗ местоимений выявляется в двухсложных основах, в остальных тюркских и монгольских языках в односложных основах.
Высокий процент рефлексов с УЛЗ фиксируются в следующих структурных типах: в якутском языке: ОС: СГС-6(6)[100%]; ДС: СГС^2(2)[100%]; в алтайском языке: ОС: С^2(2)[100%], ^-2(2)[100%], СVС-5(5) [100%]; ДС: СVСV-2(2)[100%]; в хакасском языке: ОС: СУ-2(2)[100%], СVС-5(5)[100%]; ДС: СVCVC-1(1); в тувинском языке: ОС: С^2(2)[100%], СГС-6(6)[100%]; ДС: СVCVC-1(1); в киргизском языке: ОС: VC-2(2)[100%]. СГС-5(5)[100%]; ДС: СГС^2(2)[100%]; в уйгурском языке: ОС: СV-2(2)[100%], ^-2(2)[100%], СVС-5(5) [100%]; ДС: СVСV-2(2)[100%]; в халха-монгольском языке: ОС: ^-2(2)[100%], СVС-5(5)[100%]; ДС: СVCVC-1(1); в бурятском языке: ОС: С^-5(5)[100%]; ДС: СVСV-2(2)[100%]; в средне-монгольском языке: ОС: СГС-4(4)[100%]; ДС: СVCVC-1(1); в письменномонгольском языке ОС: СVС-5(5)[100%]; ДС: СVCVC-1(1).
В якутском языке семантические изменения отмечаются в следующих лексических единицах: ЗЛИ: VC: др.тюрк. оз ‘сам'// як. уес ‘сердцевина дерева; центр, средоточие, средина'; С^^: др.тюрк. камук ‘все, всё, весь' // як. хомуур ‘уборка, сборка'.
В тюрко-монгольских языках семантические изменения обнаруживаются: а) в тюркских языках: ЗЛИ: VC: др.тюрк. оз ‘сам' // хак. озен 'сердцевина; стержень', тув. езек 'сердцевина'; НЛИ: др.тюрк. ке 'который' // кирг.
ки 'ир. южн. союз что; который; кто; тот, кто; то, что; тогда, когда'; др.тюрк. бары ‘все' // хак. пар ‘на-
личный, существующий', тув. бар ‘наличие'; CVCVC: др.тюрк. камук ‘все, всё, весь'// алт. камык 'много, множество'; б) в монгольских языках представляется следующим образом: ЗЛИ: др.тюрк. каны ‘где' // монг.
(апйи 'направляться к'; С^С^ др.тюрк. канту ‘сам'//
монг. gendU 'самец рыси, барса ', бур. gende ''male sable', п.-монг. gend^n) 'самец животных'; НЛИ: CV: др.тюрк. ке 'который' // бур. хэд I 'мест. вопр. и относ. кто'; CVCV: др.тюрк. бары ‘все' // монг. бури 'послелог каждый, всякий, еже'; ср.-монг. Ьйгі 'каждый', п.-монг. Ьйгі 'каждый'.
Как показывает анализ, в тюрко-монгольских языках наблюдаются функциональные и метафорические изменения лексических значений параллелей. В якутском языке отмечаются только заметные изменения, где особенность семантики лексических рефлексов выражается в противоречии морфологических признаков.
Анализ устойчивости и изменчивости лексических значений тюрко-монгольских параллелей по отношению к якутским формам показывает, что высокий процент лексических единиц с УЛЗ отмечаются в киргизском и уйгурском языках. В этом плане из монгольской группы к якутскому языку более близким оказался бурятский язык. В киргизском и уйгурском языках УЛЗ рефлексов отмечается в двухсложных, а в остальных тюркских и монгольских языках в односложных основах.
В тюрко-монгольских языках параллели с УЛЗ выявляются в структурных типах: в алтайском языке: ОС: СУС-5(5)[100%]; ДС: СУСУ-2(2)[100%]; в хакасском языке: ОС: VC-2(2)[100%], СУС-5(5)[100%]; в тувинском языке: ОС: VC-2(2)[100%], СУС-6(6)[100%]; в киргизском языке: ОС: СVС-5(5)[100%]; ДС: СУСУ-2(2)[100%]; в уйгурском языке: ОС: СУ-1(1), VC-1(2), СVС-5(5)[100%]; ДС: СVСV-2(2)[100%]; в халха-
монгольском языке: ОС: СVС-4(4)[100%]; в бурятском языке: ОС: СУС-4(4)[100%]; ДС: СVСV-2(2)[100%]; в средне-монгольском языке: ОС: СVС-4(4); в письменномонгольском языке ОС: СУС-4(4).
По отношению к якутским лексическим единицам семантические сдвиги имеют следующие тюркомонгольские основы: а) в тюркских языках (якутские формы даны по структурным типам древнетюркских аналогов*): ЗЛИ: VC: як. yec ‘сердцевина дерева; центр, средоточие, средина' // алт. os ' диал. сам', киргиз ‘1. сам', уйг.єз 'сам // свой; собственный'; CVCVC: як. хомуур ‘уборка, сборка' // алт. камык 'много, множество', хак. хамых 'множество, много, весь', тув. хамык 'весь, вся, все'; НЛИ: CVCV: як. бары ‘все' // хак. пар ‘наличный, существующий', тув. бар ‘наличие'; б) в монгольских языках: ЗЛИ: CV: як. бу ‘это, этот' // монг. mon 'сам, он самый', бур. mйn 'он, тот же ', ср.-монг. mun 'он, тот же', п.-монг. mon 'он, тот же'; VC: як. yec ‘сердцевина дерева; центр, средоточие, средина' // монг. eep 'свой, себя', бур. eepee 'сам'; CVCVC: як. хомуур ‘уборка, сборка' // монг. хамаг 'весь; все', бур. хамаг 'весь; все, все', ср.-монг. qamuq ~ xamux, м.-п. qamuE 'все'; CVCCV: як. кини* ‘сам' // монг. gendU 'самец рыси, барса ', бур. gende ''male sable', п.-монг. gend^n) 'самец животных'; НЛИ: CVCV: як. бары ‘все' // монг. бури 'послелог каждый, всякий, еже; с предшествующим причастием будущего времени
каждый раз; по мере того, как ...; чем ..., тем', ср.-монг. Ьйп 'каждый', п.-монг. Ьйп 'каждый'.
Устойчивость структурно-семантической канвы тюрко-монгольских параллелей в отношении якутских параллелей характеризуется таким образом: в орхонских текстах 5/1 [9/4] (46,1%), в енисейских эпитафиях - 3/0 [6/0] (50%), в восточно-туркестанских надписях - 4/0 [7/2] (44,4%); в тюркских языках: в алтайском - 4/0 [8/3] (36,3%), в хакасском - 4/1 [8/3] (45,4%), в тувинском- 5/1 [9/3] (50%), в киргизском - 4/2 [8/2](60%), в уйгурском-4/2 [8/2] (60%), в монгольских языках: в монгольском
- 2/0 [7/4](18,1%), в бурятском 1/0 [6/4](10%), в среднемонгольском 1/0 [5/2](14,2%), в письменно-монгольском 1/0 [5/4] (11,1%).
Как видно, высокий процент устойчивости структурно-семантической канвы тюркско-монгольских рефлексов отмечается в киргизском и уйгурском языках. В этом плане из монгольских языков более выгодное положение имеет монгольский язык.
Устойчивость фоно-семантической канвы (абсолютная идентичность рефлексов) параллелей по отношению к якутским репрезентациям наблюдается в следующих формах: СУ як. бу ‘это, этот' // орх. бу ‘это, этот', ен. бу ‘это', уйг(рун.) бу 'это, этот'; алт. бу ‘этот, тот', кирг. бул ‘этот, это', уйг. бу 'указат. мест. это, эта, этот'; VC: як. ол ‘этот, тот'// орх. ол ‘он, этот, тот'; ен. ол ‘этот', уйг(рун.) ол 'этот', алт. ол ‘он, тот', хак.ол ‘он, тот', тув. ол ‘он, тот', кирг.ол ‘он, тот', уйг.ол 'диал. мест. личн. он, она, оно'; CVC: як. ким ‘кто' // кирг. ким 'кто', уйг. ким 'мест. вопр. кто'; як. мин ‘я' // хак. мин 'я'; ДС: CVCV: як. бары ‘все' // орх. бары ‘все'.
Таким образом, в данной тематической группе отмечается тесная взаимосвязь между тюркскими и монгольскими языками. Здесь особое место занимает халха-монгольский язык, где устойчивость структурной и фоно-семантической канвы лексических рефлексов проявляется как в текстах древнетюркских памятников, так и в якутском языке.
Специальный анализ количественно-структурных и структурно-семантических особенностей тюркомонгольских местоимений выявляет, что к якутскому языку ближе всего расположены из тюркской группы -киргизский и уйгурский языки, из монгольской группы - халха-монгольский язык. К текстам древнетюркских памятников, соответственно, близко находятся киргизский, уйгурский, тувинский и халха-монгольский языки.
Л и т е р а т у р а
1. Благова Г.Ф. Тюркское склонение в ареально-историческом освещении: (Юго-Восточный регион). - М., 1982. - 304 с.
2. Кононов А. Н. Грамматика языка тюркских рунических памятников УП-ГХ вв. - Л.: Наука, 1980. - 256 с.
3. Щербак А.М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков: (Имя). - Л., 1977. - 190 с.
4. Deny, J. Structure de la langue turque // IX Conf. Inst. Linguist. Univ. Paris, Anne 1949., P., 1950.
5. Котвич В. Исследования по алтайским языкам. - М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1962. - 372 с.
6. Ramstedt G.J. Uder die mongolische Pronomina // JSFOu, 1906. 23/3 - 20 S.
7. Poppe N. On some Altaic case forms // CAJ. 1977. № 1.
8. Серебренников Б.А., Гаджиева Н.З. Сравнительноисторическая грамматика тюркских языков. - М.: Наука, 1986.
- 302 с.
9. Левин Г.Г. Лексико-семантические параллели орхонско-тюркского и якутского языков (в сравнительном плане с алтайским, хакасским, тувинским языками). - Новосибирск: Наука, 2001. - 189 с.
Список условных сокращений
Условные обозначения памятников
КТб - большая надпись памятника в честь Кюль-Тегина
Тон. - памятник в честь Тоньюкука
Tun. a, b - рукописные фрагменты из Дуньхуана
Т - рукописный фрагмент из Тойока
ХТ - памятники Хойто-Тамира
МЧ. - памятник Моюн-Чуру
Е. - енисейские памятники
Языки и диалекты
орх. - орхонские надписи ен. - енисейские тексты
уйг(рун.) - восточно-туркестанские рукописные надписи
алт. - алтайский язык
бур. - бурятский язык
д.-тюрк. - древнетюркский язык
кирг. - киргизский язык
инд. - индигирский (говор якутского языка)
монг. - халха-монгольский язык
ср.-монг. - средне-монгольский язык
тув. - тувинский язык
п.-монг. - письменно-монгольский язык
уйг. - уйгурский язык
хак. - хакасский язык
Прочие сокращения
V - гласный С - согласный ОС - односложный ДС - двусложный ТС - трехсложный
ЗЛИ - заметные лексические изменения НЛИ - незначительные лексические значения УЛЗ - устойчивость лексических значений уст. - устаревшее слово или значение ист. - историзм
G.G. Levin
Structural and lexical-semantic features of the Turko-Mongol representations in the ancient turkic and the Yakut languages
The author compares the terms of the interrelation of the Yakut and the ancient languages in a given lexical-semantic group. The main purpose of the article is defining the Yakut language as part of the ancient monument of Turkic writing. The quantitative and statistical, structural and semantic features of lexical parallels are analyzed in detail. The stability and variability of the structural framework and the nature of variability of the lexical meanings of the reflexes are determined in the specific structural types.
Key words: lexical-semantic groups, Turkic and Mongolian languages, Yakut language, structural and semantic features, pronouns, pronominal words.
