CC BY
102
УДК 821.161.1
А.Л. Быкова
соискатель, кафедра литературы, ФГБОУ ВПО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского», Арзамасский филиал
СТРУКТУРА И ЦЕЛОСТНОСТЬ «МОСКВЫ КАБАЦКОЙ» С.А. ЕСЕНИНА:
«ВСТУПЛЕНИЕ» К КНИГЕ
Аннотация. Анализируются стихотворения Есенина, структурно объединенные поэтом в раздел «Стихи - как вступление к "Москве кабацкой"». Утверждается, что эти произведения, написанные в разное время, являют собой системное художественное образование, отличающееся единым мотивным комплексом, который получает свое развитие во всей книге «Москва кабацкая».
Ключевые слова: Есенин, Москва кабацкая, концент, мотив, лирический герой, лирическая рефлексия.
A.L. Bykova, Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod Arzamas Branch
THE STRUCTURE AND THE ENTIRETY S.A. YESENIN'S «MOSKVA KABATSKAYA»: «INTRODUCTION»
TO THE BOOK
Abstract. The poems of Esenin, which were structurally combined by the author to the section «Poems as an introduction to "Moskva Kabatskaya"» are analyzed. It is approved, that these creations, which were written in different times, are the system-art composition, that is different with united motive complex, which obtains its development into the whole book «Moskva kabatskaya».
Keywords: Yesenin, Moskva kabatskaya, concent, motive, persona, lyrical reflection.
Книга С.А. Есенина «Москва кабацкая» существует в науке о поэте на каких-то странных правах. С одной стороны, она единодушно причисляется исследователями к значительным и значимым творениям Есенина, ярко и убедительно характеризующим мировоззренческие ориентиры и настроения поэта на протяжении довольно обширного по времени периода творчества - с 1921 по 1923 годы. С другой, в есениноведении до сих пор не существует научного опыта изучения этой книги; исследовательская практика распространяется, как правило, лишь на произведения, входящие в состав «Москвы кабацкой». Ее же системно-целостное рассмотрение, учитывающее историю создания, особенности сюжетно-композиционного строя и субъектно-образной структуры, а также эстетико-художественное значение в творческой эволюции Есенина остаются фактически вне поля зрения ученых-филологов. Отчасти в этом «виноват», кажется, и сам поэт.
Как известно, «Москва кабацкая» планировалась к изданию шесть раз. И в каждом случае Есенин, предпринимая попытки к публикации книги, изменял её состав, варьировал макет, казалось бы, уже готового к печати текста. В июле 1924 года в Ленинграде она наконец-то увидела свет. Окончательное содержание книги составили 18 стихотворений, разнесенных по четырем разделам:
Стихи - как вступление к Москве кабацкой: 1. «Все живое особой метой...»; 2. «Сторона ль ты моя, сторона...»; 3. Волчья гибель («Мир таинственный, мир мой древний...»); 4. «Не ругайтесь! Такое дело!..».
Москва кабацкая: 1. «Я обманывать себя не стану...»; 2. «Да! Теперь решено. Без возврата...»; 3. «Снова пьют здесь, дерутся и плачут...»; 4. «Пой же, пой. На проклятой гитаре...»; 5. «Эта улица мне знакома...»; 6. «Мне осталась одна забава...».
Любовь хулигана, с посвящением: «Августе Миклашевской»: 1. «Заметался пожар голубой...»; 2. «Ты такая ж простая, как все...»; 3. «Пускай ты выпита другим...»; 4. «Дорогая, сядем рядом...»; 5. «Мне грустно на тебя смотреть...»; 6. «Ты прохладой меня не мучай...»;
7. «Вечер черные брови насопил...».
Стихотворение как заключение: 1. «Не жалею, не зову, не плачу...».
Стихотворения 4. «Пой же, пой. На проклятой гитаре...» и 6. «Мне осталась одна забава...», заявленные на шмуцтитуле раздела «Москва кабацкая», по цензурным соображениям напечатаны не были [1, с. 590].
Известный исследователь Есенина Э.Б. Мекш справедливо отмечал, что «оглавление в книге своеобразное; оно дается не в начале или в конце, а в разбивку, перед стихотворениями соответствующего раздела». Это дало основание ученому считать, что «книга состоит из двух концентов, одного цикла («Любовь хулигана») и одного стихотворения, расположенных в определенной сюжетной последовательности. Этапы сюжета раскрываются в названиях разделов: «Стихи как вступление» - завязка, «Москва кабацкая» - развитие действия, «Любовь хулигана» - кульминация, «Стихотворение как заключение» - развязка сюжета. Однако каждый из разделов имеет и свой микросюжет» [3, с. 108].
Большая часть наблюдений Э.Б. Мекша изложена весьма кратко, буквально в форме тезисов. Но сам ход исследовательской мысли, так и не получивший дальнейшего продолжения, представляется нам перспективным для целостного изучения есенинской книги «Москва кабацкая». В настоящей статье речь пойдет только об одном ее разделе, озаглавленном «Стихи - как вступление к "Москве кабацкой"».
Первое стихотворение «Вступления» «Все живое особой метой...» подчеркнуто контрастно, что определяется и особенностями его композиционной структуры и характером конфликта. В тексте отчетливо присутствуют два хронотопических и субъектных полюса, противопоставленных друг другу: тогда (пора детства) и теперь (пора поэтической славы). За каждой из этих пространственно-временных сфер закреплены и качественно отличные друг от друга события: «Если раньше мне били в морду, // То теперь вся в крови душа» [1, с. 156], и столь же различающиеся между собой адресаты одного и того же оправдательного признания лирического героя: И уже говорю я не маме, А в чужой и хохочущий сброд: «Ничего! Я споткнулся о камень, Это к завтраму все заживет!» [1, с. 156].
Вместе с тем, эти противопоставления не являются зримым свидетельством внутренней раздвоенности авторского сознания. Наоборот, общность самооценок субъекта речи соединяет его прошлое и настоящее («Как тогда, я отважный и гордый.»), не допуская разрыва между ними и утверждая целостность мира души поэта. Подобного рода картину, кстати говоря, мы наблюдаем и в стихотворении «Исповедь хулигана», написанном двумя годами ранее и по своему эстети-ко-художественному звучанию, если воспользоваться музыкальным термином, являющимся прелюдией к «Москве кабацкой»: «Я все такой же. // Сердцем я все такой же» [2, с. 87].
В последующих трех стихотворениях «Вступления» хронотопическое противопоставление «тогда» и «теперь» не актуализировано. Можно говорить лишь о его имплицитном присутствии в лирическом повествовании этих произведений. На первый план у Есенина здесь выходит настоящее время, порождаемое экспрессивно выраженным в тексте конфликтом лирического героя с реальностью и с болезненной мучительностью переживаемым им потом.
Ощущение себя чужим в реальности нового времени, микшируемое в первом стихотворении «Вступления» напускной «удалью» «забияки и сорванца», становится ведущим мотивом для других лирических пьес этого концента. В стихотворении «Сторона ты моя, сторона!» данное ощущение становится объектом поэтической рефлексии, реализуясь в сюрреалистических видениях лирического героя: «А фонарь то мигнет, то захохочет // Безгубой своей головой» [1, с. 160]. Это ощущение порождает у субъекта речи чувство собственной бесполезности в безжиз-
ненном пространстве, внезапно обступившем его, и фатальной обреченности: Но увы! Все одно и то ж! Видно, слишком привыкло тело Ощущать эту стужу и дрожь [1, с. 160].
Чувством обреченности проникнуто и стихотворение «Мир таинственный, мир мой древний.». Однако здесь обреченность лирического героя на гибель, за которой стоит обреченный на смерть мир его души и родовой памяти, контрастирует с готовностью героя принять вызов заведомо сильного врага. Сопоставление себя с волком, попавшим в «тиски облав» - это новая образная жизнь противопоставления лирического героя «чужому и хохочущему сброду». Кровь души героя будет отомщена вражеской кровью ценой его последнего, смертельного шага («прыжка»). Неравное противостояние отнюдь не предстает в стихотворении бесполезным: наоборот, смерть героя - это его победа. Победа над собой, на время усомнившимся в собственном предназначении, но не смирившимся с позорным крещением себя дьявольским миром.
В основе лирического сюжета последнего стихотворения «Вступления» - уход героя из противоречивого, гибельного мира во имя сохранения самого себя, во имя целостности своего «я». И ради этого автор приносит в жертву и свое прошлое, и свое настоящее, отрекаясь от их ценностных смыслов, питавших его поэзию:
Нет любви ни к деревне, ни к городу, Как же смог я её донести. Брошу всё. Отпущу себе бороду И бродягой пойду по Руси [1, с. 161].
Лирический герой устремляется в потенциально бесконфликтное пространство, в котором нет места болезненной рефлексии и зависимости его «я» от довлеющих над человеком постоянно меняющихся правил и установлений реального мира. Но этот его уход предстает как своеобразное отречение лирического героя от высокого назначения поэта. При этом мотив такого отречения является сквозным для анализируемого концента.
В первом стихотворении «Вступления» статус лирического героя как поэта актуализируется и поддерживается субъектно-образной структурой текста и его лексико-семантическим содержанием:
Если не был бы я поэтом...[1, с. 155].
Беспокойная, дерзкая сила На поэмы мои пролилась [1, с. 155].
Золотая словесная груда, И над каждой строкой без конца...[1, с. 156].
В стихотворении «Сторона ль ты моя, сторона.» статус лирического героя не номинирован. Однако финальный образ - «презревшие вежды» - исполненный высокой образностью за счет употребления архаичной лексики, косвенно указывает на авторское самоопределение субъекта повествования как поэта. В третьем стихотворении подобным же косвенным указанием на лирического героя-поэта также служит финал: «Все же песню отмщенья за гибель // Пропоют мне на том берегу» [1, с. 158].
Здесь обращает на себя внимание появление нового слова, характеризующего поэтический мир автора - «песня», а также то, что она принадлежит не лирическому герою. В заключительном стихотворении «Вступления» устанавливается авторство этой песни:
Оттого что в полях забулдыге
Ветер больше поёт, чем кому [1, с. 161].
И не нужно мне лучшей удачи,
Лишь забыться и слушать пургу [1, с. 162].
Вместе с тем, в тексте устанавливается и качественно новый сономинантный ряд лирического героя («бродяга», «забулдыга»), принципиально не коррелятивный с самоименованиями субъекта речи - поэта - в стихотворении «Все живое особой метой...». Однако этот ряд располагается в том же лексико-семантическом поле, что и слова «мошенник», «вор», «забияка», «сорванец». Они характеризуют некую альтернативную для поэта линию судьбы лирического героя. Следование этой линии снимает все противоречия, избавляет от душевных мук и не разрушает целостности сознания:
И не нужно мне лучшей удачи, Лишь забыться и слушать пургу. Оттого что без этих чудачеств Я прожить на земле не могу [1, с. 162].
Конечно же, это забвение - временное, а уход из мира жестокой схватки - не есть выход из подступающих к самому сердцу противоречий мира. Именно они, расщепляя «я» поэта надвое, и станут объектом лирической рефлексии в конценте «Москва кабацкая». «Вступление» отчетливо обозначает природу наметившегося душевного кризиса, когда поэта-хулигана сменит поэт - великий грешник, зашедший в тупик, прежде всего, в собственном осознании веры в Бога: «Стыдно мне, что я в Бога верил. // Горько мне, что не верю теперь» [1, с. 185]. Он мучительно переживает духовные утраты русского мира как утрату самых сокровенных начал в себе самом:
Что-то всеми навек утрачено. Май мой синий! Июнь голубой! Не с того ль так чадит мертвячиной Над пропащею этой гурьбой [1, с. 169].
Таким образом, книга «Москва кабацкая», состоящая из восемнадцати стихотворений, разнесенных автором по четырем разделам, является системным и структурно целостным художественным образованием, развивающим мотивный комплекс, который в той или иной степени выражают «Стихи - как вступление к "Москве кабацкой"».
Список литературы:
1. Есенин С.А. Полное собрание сочинений: в 7 т. - М.: Наука: Голос, 1995. - Т. 1: Стихотворения. - 672 с.
2. Есенин С.А. Полное собрание сочинений: в 7 т. - М.: Наука: Голос, 1997. - Т. 2: Стихотворения (Маленькие поэмы). - 464 с.
3. Мекш Э.Б. Сюжетно-композиционная система книги стихов С. Есенина «Москва кабацкая» // Сюжетосложение в русской литературе. - Даугавпилс: ДПИ, 1980. - С. 105-113.
List of references:
1. Yesenin S.A. Complete set of works: in 7 v. - Moscow: Science: Voice, 1995. - V. 1: The poems. - 672 p.
2. Yesenin S.A. Complete set of works: in 7 v. - Moscow: Science; Voice, 1997. - V. 2: The poems (small poems). - 464 p.
3. Meksh E.B. Plot-compositional system of the book of poems of S. Yesenin «Moskva kabatskaya» // Plot building in Russian literature. - Daugavpils: DPE, 1980. - P. 105-113.
