CC BY
153
УДК 316.613
Ю.В. Ставропольский СТРУКТУРА ГРУППОВОГО ПРОЦЕССА СОЦИАЛЬНОЙ ИНТЕРАКЦИИ
Рассматривается диалектическая социологическая концепция немецкого социолога Георга Зиммеля, которая представляет собой преодоление господствовавших органицистских и идеалистических направлений. Для научного понимания современного общества исключительно важное значение имеет то, что Г. Зиммель рассматривал социальные действия индивида не сами по себе, но в связи с действиями других индивидов и в связи с конкретными структурами процессов.
Социология, индивидуация, вовлечённость, социация, суперординация
Yu.V. Stavropolsky THE STRUCTURE OF GROUP PROCESS IN SOCIAL INTERACTION
The article considers the dialectical and sociological concept of the German sociologist G. Simmel, which in itself reflects transcending the dominant trends, such as or-ganicism and idealism. For scientific awareness of the modern society it is critically important that G. Simmel did not consider social activities as separate from other activities, but as interconnected with activities of other individuals, and interrelated with specific structures of processes.
Sociology, individuation, involvement, sociation, superordination
Актуальность темы
Подход Георга Зиммеля к социологии может быть понят как сознательная попытка отказаться от органических теорий Огюста Конта и Герберта Спенсера, а также от исторического описания уникальных событий, что так любили делать в его родной Германии. Вместо этого он предложил концепцию, согласно которой общество состоит из паутины моделируемых интеракций. Задача социологии - изучить формы этих интеракций, как они встречаются и повторяются в различные исторические периоды и в разных культурных условиях.
Теоретические результаты Когда Г. Зиммель обратил свое внимание на социологию, эта область наиболее часто характеризовалась органицистским подходом, развитым в работах О. Конта во Франции, Г. Спенсера в Англии и А. Шеффле в Германии. Этот взгляд акцентировал фундаментальную неразрывность между природой и обществом. Следует вспомнить, что социальный процесс считался качественно аналогичным биологическому процессу, хотя и более сложным. Жизнь рассматривалась как великая цепь бытия, простирающаяся от простейшего природного явления до наиболее высокодиффе-
229
ренцированного социального организма. По этой причине, несмотря на то, что методы, разработанные в естественных науках, необходимо было адаптировать к конкретным задачам социальных наук, эти методы считались по сути аналогичными тем, которые приняты в исследовании человека и общества. Социология рассматривалась в качестве главной науки, через которую можно было бы открыть законы, управляющие социальным развитием.
Органицистский взгляд на социальную жизнь решительно противостоял германской академической традиции, как она представлена в школе идеалистической философии. Немецкая традиция рассматривала Ка1нгш88еп8сЬай (естественные науки) и Ое181е8-Ш88еп8сЬай (науки о морали или о человеке) как качественно различные. В этой традиции законам природы не было места в изучении человеческой культуры, которое представляло собой царство свободы. Адекватным для изучения человеческих феноменов считался идеографический метод, обращенный к уникальным феноменам, а не номотетический метод, обращенный к установлению общих законов. Считалось, что тот, кто изучает человеческие проблемы, может описывать лишь уникальные события человеческой истории, а любым попыткам установить закономерности в сфере человеческой культуры суждено не окончиться ничем по причине автономности человеческого духа. КаШг и Ки11иг представлялись существенно разными областями бытия.
Более того, сторонники немецкой традиции утверждали, что у социологии нет реального объекта изучения. Термин «общество» был лишь грубым обозначением, удобным для определенных целей, но лишенным сущности или реальности. Они утверждали, что не существует общества вне или дополнительно к индивидам, которые его образуют. Человеческая свобода, уникальность и необратимость исторических событий, фундаментальная дизъюнкция КаШг и Ое181 (природы и духа) - все сочетается в попытках основать науку социологии как донкихотское и даже скандальное предприятие. Вместо того, чтобы быть царицей наук, социология вообще не была наукой.
Г. Зиммель отверг и органицистскую, и идеалистическую школы. Он не рассматривал общество ни как вещь или организм, в манере О. Конта или Г. Спенсера, ни просто как удобное обозначение чего-то, что лишено «реального» существования. С точки зрения Г. Зиммеля, общество состоит из сложной паутины множественных отношений между индивидами, которые находятся в постоянном взаимодействии друг с другом. Общество - это просто название для многих индивидов, связанных интеракцией. Более крупные сверхиндивидуальные структуры - государство, клан, семья, город или профсоюз - лишь кристаллизации этой интеракции, даже если они могут обрести автономность и перманентность, и противостоять индивиду, как будто они представляют собой чуждые силы. Поэтому, главная область изучения для того, кто занимается исследованиями общества, - социация (Уе^е8е118сЬайи^), то есть конкретные паттерны и формы, в которых люди объединяются и взаимодействуют друг с другом.
Г. Зиммель утверждал, что грандиозные претензии тех, кто желает сделать из социологии царицу наук, ведут к саморазрушению. Ничего невозможно добиться, если объединить вместе все явления, до тех пор изучавшиеся в юриспруденции и в филологии, в политологии и в психологии, и назвать их социологией. Не может быть такой тотальной социальной науки, как не существует никакой тотальной науки обо всей материи. Наука должна изучать параметры и аспекты явлений, а не глобальные тотальности. Легитимный предмет социологии лежит в описании и анализе конкретных форм человеческой интеракции и их кристаллизации в характеристиках группы. Несмотря на то, что все человеческое поведение - это поведение индивидов, оно во многом может быть объяснено в смысле групповой принадлежности личности, а также ограничениями, накладываемыми конкретными формами интеракции.
Несмотря на то, что Г. Зиммель рассматривал более крупные инстуциализированные структуры в качестве легитимного поля социологического исследования, в собственной работе он предпочитал ограничиться исследованием того, что он называл «интеракциями между атомами общества». Он ограничивал свое рассмотрение в основном теми фундаментальными паттернами интеракции между индивидами, которые образуют основание более крупных социальных формаций (то, что сегодня называют микросоциологией). Метод, который Г. Зиммель отстаивал и практиковал, состоял в сосредоточении внимания на вечном и ограниченном количестве возможных форм интеракций. Г. Зиммель хотел разработать геометрию социальной жизни.
Г. Зиммель настаивал на абстрагировании форм от конкретного содержания и на сосредоточении на формах социальной жизни. Его подход получил наименование «формальной» социологии. Отделение Г. Зиммелем формы от содержания не всегда столь четко и последовательно, как хотелось бы, однако суть его мысли ясна. Формальная социология отделяется от гетерогенности содержания человеческой социации. Формальная социология призвана показать, что как бы ни были диверсифи-
230
цированы интересы и цели, из которых возникают конкретные объединения людей, социальные формы интеракции, в которых эти интересы и цели реализованы, могут быть идентичными. Например, и война, и извлечение выгоды предполагают кооперацию. Напротив, идентичные цели и интересы могут кристаллизоваться в различных формах. Экономические интересы могут быть реализованы в конкуренции, а также в плановой кооперации, а агрессивные драйвы могут быть удовлетворены в различных формах конфликта от криминальных разборок до легализованной войны.
В формальном анализе определенные черты конкретных явлений, которые недоступны наблюдению до тех пор, пока к ним не применена подобная перспектива, извлекаются из реальности. После того, как извлечение конкретных черт успешно завершено, становится возможно сравнивать между собой те явления, которые могут радикально различаться по конкретному содержанию, будучи сходными по своему структурному устройству. Например, отношения лидера - последователей можно рассматривать как структурно идентичные и в шайках делинквентов, и в конформистских группах скаутов.
В этом вопросе Г. Зиммеля часто понимают неправильно. Он не утверждал, что формы обладают отдельным и обособленным существованием, но что им присуще содержание, и они не могут иметь независимой реальности. Г. Зиммель был далек от представлений Платона о сущностях. Он подчеркивал, что конкретные явления можно изучать с разных точек зрения, и что анализ ограниченного количества форм, которые можно извлечь из множества социальных содержаний, мог бы содействовать формированию заключений о социальной жизни, отрицаемых теми, кто ограничивается в описаниях конкретикой.
Вероятно, термин «форма» был выбран не совсем удачно, поскольку он отягощен большим количеством философского балласта. Если бы Г. Зиммель использовал термин «социальная структура», который по смыслу ему гораздо ближе, чем термин «форма», то он бы, вероятно, столкнулся с меньшим сопротивлением. Такие современные социологические термины, как «статус», «роль», «нормы» и «экспектации» в качестве элементов социальной структуры близки формальным концепциям, применяемым Г. Зиммелем. Большая часть здания современной социологической теории проистекает непосредственно из той перспективы, которую отстоял Г. Зиммель.
Для Г. Зиммеля формы, обнаруживаемые в социальной реальности, никогда не бывают чистыми. Каждый социальный феномен содержит множество формальных элементов. Кооперация и конфликт, субординация и суперординация, интимность и дистанцирование - все может функционировать в супружеских отношениях либо в бюрократической структуре. Более того, присутствие множества форм в конкретных явлениях ведет к их интерференции друг с другом, потому что ни одна из них никогда не может быть реализована в чистом виде. Не существует «чистого» конфликта в социальной жизни, так же как не существует «чистой» кооперации. «Чистые» формы - это конструкты, то есть типические отношения, никогда полностью не реализующиеся. «Формы» Г. Зиммеля - это не генерализации по поводу аспектов реальности. Они создают конфигурации и отношения, которые лежат в основе реальности, но в действительности в ней не актуализируются. Историк искусства может говорить о стиле «готика» или «барокко», даже если ни в одном известном произведении архитектуры не представлены все элементы этого стиля во всей их чистоте, поэтому социолог также может конструировать «чистую» форму социального конфликта, даже если она не воплощается полностью ни в одном эмпирически известном процессе. Так же как идеальные типы Макса Вебера помогают в качестве измерительной рейки рассчитывать расстояние между конкретным явлением и типом, формы Г. Зиммеля - скажем, типичная комбинация близости и удаленности, которой отмечено отношение «незнакомой» формы к окружающему миру - может помочь измерить «чуждость», присущую конкретным историческим обстоятельствам, например, еврейскому гетто или другим людям-париям.
Г. Зиммель сконструировал галерею социальных типов, венчающую его каталог социальных форм. Наряду с «чужаком» он описывает с большими феноменологическими подробностями такие различные типы, как «посредник», «авантюрист», «человек середины» и «ренегат». Г. Зиммель полагает каждый конкретный социальный тип формирующимся благодаря конкретизируемым реакциям других людей. Тип становится тем, что он есть, через свое отношение с другими, которые приписывают ему конкретное положение и ожидают от него определенного образа поведения.
В характеристиках социального типа просматриваются атрибуты социальной структуры. Например, «бедняк» как социальный тип возникает тогда, когда общество признает бедность в качестве особого статуса и приписывает к этой категории конкретных людей, требующих помощи. Поскольку бедные принимают помощь, они отделяются от предпосылок своего прежнего статуса. Они деклассифицируются, и их частная проблема теперь становится общественным делом. На бедняков теперь начинают смотреть не с точки зрения того, чем они занимаются, - критерий, обычно применя-
емый при социальной категоризации, - а с точки зрения того, что делается для них. Общество создает социальный тип бедняка и приписывает ему конкретный статус, отмеченный лишь негативными свойствами - тем, чего обладатели данного статуса не имеют. Бедняк и другие типы Г. Зиммеля становятся обладателями приписываемых им статусных позиций благодаря конкретным интерактивным отношениям. Социальные типы - социетальные создания и должны выполнять приписываемые им роли.
Социология Г. Зиммеля строится диалектически, помещая динамическую взаимосвязь и конфликты между теми социальными единицами, на которые направлен анализ. Социализированный индивид, согласно Г. Зиммелю, всегда остается в дуальном отношении с обществом: он включен в общество и он противостоит обществу, то есть одновременно находится вне общества. Личность существует для общества так же, как она существует для самой себя. Личность не является частично социальной, а частично - индивидуальной. Существование личности возможно благодаря фундаментальному единству, которое Г. Зиммель объясняет через синтез или совпадение двух логически противоречивых детерминант: человек и в социальной связи, и в бытии для себя - и продукт общества, и продукт жизни из автономного центра. Личность детерминирована и в то же время она сама детерминирует, испытывает на себе воздействие и в то же время самопроизвольно воздействует. Диалектика личности и общества, рассмотренная Г. Зиммелем, привела нас к разделению эксплицитного и имплицитного уровней идентичности (соответствующих социальной и личностной идентичности), о которых речь пойдет впоследствии.
Идея проникающей повсюду диалектики отношений между личностью и обществом позволяет понять социологическую мысль Г. Зиммеля. Инкорпорирование в сеть социальных отношений -неизбежная сдоба человека, но это также и препятствие для самоактуализации. Общество способствует и в то же врем, затрудняет возникновение индивидуальности, личностной автономии и достижение осознанной идентичности. Формы социальной жизни отпечатываются на каждой личности и придают ей уникальную человеческую индивидуальность. В то же время они лишают свободы и сводят на нет человеческую личность, подавляя свободную игру спонтанности. Личность может обрести свободу только через институциальные формы, но свобода личности навсегда оказывается под угрозой этих институциальных форм.
Для Г. Зиммеля социация всегда предполагает гармонию и конфликт, притяжение и отталкивание, любовь и ненависть. Человеческим отношениям присуща амбивалентность. Полностью гармоничная группа, утверждает Г. Зиммель, невозможна эмпирически. В ней бы не присутствовал ни один из жизненных процессов, она была бы неспособна изменяться и развиваться. Более того, считал Г. Зиммель, наивно считать негативными те силы, которые приводят к конфликту, а позитивными -те, которые приводят к консенсусу. Если бы не было «клапанов безопасности», позволяющих участникам интеракции «выпускать пар», то многие социальные отношения не могли бы существовать. Социация - это всегда результат обеих категорий интеракции. Обе категории позитивны, структурируют все отношения и обеспечивают их существование.
Г. Зиммель резко разграничивал социальную видимость и социальную реальность. Любое конфликтное отношение, которое его участники либо сторонние наблюдатели, считают целиком негативным, при анализе обнаруживает наличие латентных позитивных аспектов. Полностью негативным можно считать лишь уход от отношений. Конфликтное отношение, будучи болезненным для одного или многих участников, тем не менее привязывает их к социальной ткани через взаимное участие, даже перед лицом расхождения во взглядах (диссенсуса). Г. Зиммель утверждал, что социальный конфликт требует взаимного действия и потому основывается на взаимности, а не на одностороннем навязывании. Поскольку конфликт способен усиливать существующие связи либо устанавливать новые, Г. Зиммель предлагает считать конфликт креативной, а не деструктивной силой. В модели формирования этнокультурной идентичности, которую мы будем рассматривать, переживаемые конфликты выполняют именно эти функции.
Хорошее общество, по мнению Г. Зиммеля, не то, в котором нет конфликтов, напротив, общество «сшивается» множеством перекрестных конфликтов между составляющими общество частями. Мир и вражда, конфликт и порядок взаимно коррелируют, образуя вечную диалектику социальной жизни. Поэтому было бы ошибкой отделять социологию порядка от социологии беспорядка, модель гармонии от модели конфликта. Они не особые реальности - они лишь разные формальные аспекты одной реальности.
Г. Зиммель рассматривал социальные действия индивида не сами по себе, но в связи с действиями других индивидов и в связи с конкретными структурами процессов. При рассмотрении субординации и суперординации он показывает, что доминирование существует не благодаря односто-232
роннему навязыванию воли старшего по званию или должности нижестоящему, но предполагает взаимное действие. Власть скрывает интеракцию, обмен, преобразующий чистую односторонность субординации и суперординации в социологическую форму. Действие одного может быть проанализировано лишь через соотнесение с действиями других, поскольку они все вместе являются частью системы интеракции, которая ограничивает их всех.
Г. Зиммель исследовал способы, которыми различные типы групповой структуры связаны с различными формами субординации и суперординации, например уравнивание и градации. Если некоторое количество индивидов равно подчинены одному индивиду, то они равны между собой. Такое уравнивание или «негативная демократизация», употребляя термин Карла Манхейма, предпочитается деспотическими правителями. Деспоты пытаются уравнять своих подданных, и, напротив, сильно развитое уравнивание легко приводит к деспотизму. С другой стороны, сильные опосредованные градации между подданными правителя способствуют смягчению его влияния и ослабляют его власть над ними. При пирамидальной форме социальной градации каждый уровень - за исключением самого высокого и самого нижнего -зависимость от некоторых людей компенсируется властью над другими.
Акцент Г. Зиммеля на структурных детерминантах социального действия проявляется в осмыслении им одной из самых абстрактных характеристик группы - количества ее участников. Он исследовал формы группового процесса и структурное устройство как производные от количественных отношений.
Диадическое отношение качественно отличается от других типов групп тем, что каждый из двух участников взаимодействует лишь с одним, а не с коллективом. Уход любого из них разрушает целостность, следовательно, диада не приобретает той сверхличной жизни, которая во всех других группах создает среди своих членов ощущение ограничения. Однако само отсутствие сверхличност-ной структуры влечет интенсивное поглощение индивидов диадическими отношениями. Зависимость целого от каждого партнера очевидна в диаде. Во всех других группах долг и обязанности могут быть делегированы, но в диаде каждый участник непосредственно и напрямую отвечает за любой коллективный акт. Поскольку каждый партнер в диаде взаимодействует лишь с одним, который образует с ним единство, ни один из них не может отказываться от ответственности, перекладывая ее на группу, никто не может считать группу ответственной за то, что он сам сделал либо не сумел сделать.
Когда из диады формируется триада, происходит важное количественное изменение. В триаде, как во всех объединениях с участием более двух человек, индивидуальный участник сталкивается с возможностью остаться в меньшинстве. Триада - это простейшая структура, в которой группа как целое способна доминировать над отдельными своими членами. Она создает социальные рамки, допускающие ограничение индивидуального участника коллективными целями. Диада основывается на непосредственной взаимности, но триада способна навязывать свою волю через формирование коалиции между двумя другими. Тем самым триада демонстрирует в самой простой форме ту социологическую драму, которая сопровождает всю социальную жизнь - диалектику свободы и ограничения, автономии и гетерономии. Триада открывает новые способы социального действия, ограничивая в то же время возможности выражения индивидуальности, которые возможны в диадической группе.
В малых группах члены, как правило, имеют возможность взаимодействовать друг с другом непосредственно, но как только группа превышает относительно фиксированный размер, интеракция обязана быть опосредована формальным устройством. Ни одна большая группа не может функционировать, не упорядочивая интеракции между своими членами - не создавая должностей, не дифференцируя статусных позиций, не делегируя задач и ответственности. По этой причине большие группы становятся обществами неравных - чтобы поддерживать свое существование, они должны быть структурно дифференцированы. Это означает, что более крупная группа обретает свое единство, которое находит выражение в групповых органах и политических идеалах, лишь ценой большой дистанции между своими структурами и отдельной личностью.
Чем меньше группа, тем сильнее вовлеченность ее членов, потому что интеракция между несколькими людьми имеет тенденцию быть более интенсивной, чем между многими, по причине большей частоты контактов. Напротив, чем больше группа (в том числе этнокультурная), тем слабее участие ее членов, и высока вероятность того, что они участвуют лишь одним сегментом своих личностей вместо целостной личности. Более крупная группа меньше требует от своих членов и создает «объективные» структуры, которые противостоят индивидам своими надличностными возможностями.
Несмотря на то, что через формальную организацию более крупные группы противостоят личности своей дистантной и отчужденной властью, они освобождают личность от пристального контроля и наблюдения именно потому, что создают более удаленную дистанцию среди своих членов. В диаде непосредственность «мы» не омрачена вторжением социальных ограничений, а в триаде
два члена могут ограничивать третьего и навязывать ему свою волю. Однако в малых группах коалиции и большинство, которые ограничивают индивидуальное действие, смягчаются непосредственностью участия. В крупной группе дифференцированные органы ограничивают личность через свою «объективную» власть, даже если они допускают свободу от группы благодаря сегментарному, а не тотальному участию.
Рассмотрение Г. Зиммелем различий между малыми и большими группами - между интенсивность вовлеченности личности в первичной группе и дистанцированием, отчужденностью и сегментацией личностей в более крупных группах - раскрывает общий диалектический подход Г. Зим-меля к отношению между индивидуальной свободой и групповой структурой. Подобно Э. Дюркгей-му, Г. Зиммель теоретизирует о типах и свойствах групповых отношений и социальной солидарности как части более общей попытки оценить основные тенденции исторического развития и разработать диагноз своего времени.
Ни в чем так четко не раскрывается амбивалентность Г. Зиммеля в отношении современной культуры и общества, как в его взгляде на развитие современной истории. Этот взгляд состоит из очевидно противоположных оценок либерального прогрессивизма и культурного пессимизма, представленных в работах Г. Спенсера и отразившихся в немецком идеализме со времен Ф. Ницше.
Направление современной истории представляется Г. Зиммелю прогрессивным освобождением личности от оков исключительной привязанности и личностной зависимости, несмотря на возрастающее доминирование над человеком культурных продуктов, созданных им самим. В досовремен-ных обществах, утверждал Г. Зиммель, человек, как правило, жил среди очень ограниченного количества относительно малых социальных кругов. Такие круги, будь то узы родства или гильдия, в городе или в деревне, тесно окружали личность. Вся личность была погружена в жизнь группы. Средневековые организационные формы поглощали целостную личность. Они не только служили объективно детерминируемым целям, но были, скорее, формой унификации. Ассоциации в досовременных обществах не были функционально специфичными или ограниченными четко заявленными целями. Они ограничивали личность посредством недифференцированных зависимостей или лояльностей. Более того, субординация в досовременных обществах, как правило, предполагала доминирование над всей личностью нижестоящего, поэтому зависимость была всеохватывающей.
В досовременных обществах индивиды были организованы во множество вязанных концентрических кругов. Индивид не мог непосредственно присоединиться к более широкому социальному кругу, но мог участвовать в нем благодаря членству в меньшем круге. Примитивное племя состоит не из индивидуальных членов, а из кланов, родов и других групп, в которых индивид участвует непосредственно.
Принцип организации в современном обществе фундаментально другой: индивид - член многих четко определенных кругов, ни один из которых не управляется его личностью. Количество различных кругов, в которые входит личность, - один из показателей культурного развития. Семейная вовлеченность современного человека обособлена от его профессиональной и религиозной деятельности. Это означает, что каждый индивид занимает особое положение в пересечении многих кругов. Чем больше количество возможных комбинаций членства, тем больше каждый индивид тяготеет к уникальной локализации в социальной сфере. При том, что он может разделять членство с другими индивидами в одном или более кругов, менее вероятно, что его удастся локализовать точно в том же пересечении, что и кого-либо другого.
Человеческая личность трансформировалась, когда членство в единственном руге или в нескольких из них заменилось социальной позицией на пересечении большого количества подобных кругов. Теперь личность сильно сегментирована благодаря такому множественном участию. В досо-временных обществах местность или родство детерминировали религиозную принадлежность. Нельзя было сосуществовать с человеком, который не разделял ваших религиозных убеждений, потому что религиозное сообщество совпадало с территориальным или родственным сообществом. В современном мире, напротив, эти принадлежности разделены. Человеку нет необходимости разделять религиозные убеждения своих соседей, хотя он может быть связан с ними иными узами. Однако отсюда не следует, что религия утратила свою силу - она стала более конкретной. Религиозные дела отделены от других дел, и потому стали более индивидуализированы, они не обязательно накладываются на узы родства или соседства.
Многогранное участие в различных кругах обеспечивает развитие самосознания. По мере того, как индивид уходит от господства малого круга, который своими ограничениями замуровывает его личность, он начинает осознавать собственное освобождение. Сегментирование групповой вовлеченности вызывает у личности ощущение своей уникальности и свободы. Взаимное пересечение со-234
циальных кругов является предпосылкой для развития индивидуализма. Люди не только становятся более непохожими друг на друга, им также обеспечивается возможность переходить без усилий в иные социальные контексты.
Формы субординации и суперординации в современном мире также приобретают новый характер. Другие люди более не могут полностью господствовать над индивидом. Любое господство становится функционально специфическим и ограниченным конкретным местом и временем. При сравнении с помещиком современный работодатель не может господствовать над всей личностью наемного работника - его власть над ней ограничена специфически экономическим контекстом и конкретным количеством часов. Как только наемный работник выходит за ворота предприятия, он «свободен» принимать участие в других типах социальных отношений в других социальных кругах. Несмотря на то, что в некоторых из этих отношений индивид может оказаться подчиненным, он может господствовать в других, тем самым компенсируя свою неполноценность в одной области господством другой.
Г. Зиммель своим оригинальным образом проводит тот же либеральный взгляд на исторические модели, который в другом виде можно найти у Г. Спенсера и Э. Дюркгейма. Дифференциация, на его взгляд, предполагает переход от гомогенности к гетерогенности, от единообразия к индивидуализации, от поглощения предсказуемой рутиной маленького мира традиции к участию более широком мире многоаспектных вовлеченностей и открытых возможностей. Направление западной истории происходит от статуса к контракту, от механической солидарности к органической солидарности, от обществ, в которых традиции настолько ригидны, что они движутся против индивидуальности, к тем, в которых множественные вовлеченности и контракты допускают возникновение уникальности и индивидуальной автономности.
Это лишь одна из двух перспектив, в которых Г. Зиммель рассматривал прежнюю и настоящую культурные ситуации. Его другая позиция более обязана Карлу Марксу и немецком культурному пессимизму, нежели оптимизму британской и французской прогрессивной мысли. Г. Зиммель вскрыл неискоренимый дуализм, присущий отношениям между личностью и объективными культурными ценностями. Культурное развитие личности возможно лишь через присвоение окружающих его культурных ценностей. Но эти ценности угрожают поглотить и подчинить себе личность. Более конкретно разделение труда, несмотря на то, что оно является источником дифференцированной культурной жизни, само также подчиняет и порабощает личность.
Человеческое сознание создает множество продуктов, которые обладают существованием независимо от того, кто их создал, а также независимо от тех, кто их принимает или отвергает. Личность беспрестанно пребывает в конфронтации с миром культурных объектов от религии до морали, от обычаев до науки, которые, несмотря н то, что они интернализированы, обладают отчужденной властью. Они приобретают фиксированную и свернутую форму и представляются личности в виде «другого».
Для того, чтобы достичь автономности и реализовать свои собственные цели, личности необходимы и наука, и религия, и право. Ей требуется интернализировать эти культурные ценности, сделав их частью самой себя. Культурное содержание, особенно в развитые культурные эпохи, участвует в конкретном парадоксе: оно было создано людьми и предназначалось для людей, но приобрело объективную форму и следует имманентной логике развития, становясь отчужденным от своих истоков, а также от своих целей.
Технология создает «необязательное» знание, которое не обладает конкретной ценностью, а просто является сопутствующим продуктом автономного расширения научной деятельности. В результате современный человек оказывается в глубоко проблематичной ситуации: он окружен множеством культурных элементов, которые для него не просто бессмысленны, - они вообще в принципе не обладают смыслом. Они подавляют личность, потому что личность не может их полностью ассимилировать. Но личность не может их отвергнуть, потому что они, по крайней мере потенциально, принадлежат сфере его культурного развития. Культурные объекты становятся все более и более связаны друг с другом в самодостаточном мире, который имеет все меньше контактов с субъективной психикой и ее желаниями и чувствами. Г. Зиммель, как и К. Маркс, подкрепляет этот процесс примерами, взятыми из разделения труда. Когда разделение труда становится высокоразвитым, возрастание психической и физической энергии и навыков, которое сопровождает одностороннюю деятельность, вряд ли может пойти на пользу всей личности, фактически оно часто приводит к атрофии, потому что оно отсасывает те силы, которые необходимы для гармоничного развития всей личности.
Выводы
Разделение труда отрывает творца от творения, так что творение обретает собственную автономность. Этот процесс овеществления культурных продуктов усиливается, хотя и не порождается,
разделением труда, и приводит к возрастанию отчуждения между человеком и его продукцией. Культурная вселенная творится людьми, однако каждый индивид воспринимает ее как мир, который он никогда не создавал. Производитель и потребитель объективной культуры тяготеют к атрофии своих индивидуальных свойств, даже если они зависят от нее в своем культурном развитии. С ощущением неотвратимого рока Г. Зиммель предсказывает «западню будущего» (термин М. Вебера), в которой личности окажутся застывшими в социальных функциях, и в которой ценой объективного совершенствования мира станет атрофия человеческой души.
ЛИТЕРАТУРА
1. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии / Э. Дюркгейм. М.: Наука, 1991. 572 с.
2. Дюркгейм Э. Социология: ее предмет, метод, предназначение / Э. Дюркгейм. М.: Канон, 1995. 349 с.
3. Спенсер Г. Основания социологии / Г. Спенсер. Т. 1. СПб., 1876. 496 с.
4. Спенсер Г. Основания социологии / Г. Спенсер. Т. 2. СПб., 1877. 897 с.
5. Comte A. Introduction to Positive Philosophy. Indianapolis: Hackett Pub. Co., 1988. 70 p.
6. Coser L. A. Masters of Sociological Thought: Ideas in Historical and Social Context / L. Coser. Fort Worth: Hartcourt Brace Jovanovich, Inc., 1977. P. 177-193
7. Simmel G. The Problems of the Philosophy of History: An Epistemological Essay / G. Simmel. New York: Free Press, 1977. 220 p.
8. Simmel G. On Individuality and Social Forms: Selected Writings / G. Simmel. Chicago, University of Chicago Press, 1971. 395 p.
9. Weber M. The Protestant Ethic and the «Spirit» of Capitalism and Other Writings / M. Weber. New York: Penguin Books, 2002. 392 p.
Ставропольский Юлий Владимирович - Yuly V. Stavropolsky -
кандидат социологических наук, доцент Ph. D., Associate Professor
Энгельсского технологического института Engels Technological Institute
Саратовского государственного технического (Part) Yuri Gagarin State Technical University of Saratov
университета имени Ю.А. Гагарина
Статья поступила в редакцию 17.07.13, принята к опубликованию 15.09.13
