CC BY
10Н.Н. Карнаухов
«...Строю свою профессиональную биографию шаг за шагом, а не устремляюсь к "идеям фикс"»
Карнаухов Николай Николаевич. Родился в 1953 году на станции Богандинская Тюменского района. Окончил школу № 42 г. Тюмени в военном городке. Работал на заводе железобетонных изделий. В 1970 году был зачислен на заочное отделение Тюменского индустриального института, в 1971 году - на специальность «Подъемно-транспортные, дорожные и строительные машины» дневного отделения. В 1972 году был направлен для продолжения учебы в Ленинградский политехнический институт и окончил его механико-машиностроительный факультет в 1977-ом. В 1981 году защитил кандидатскую диссертацию. С 1982 года работает в ТИИ. В 1994 году защитил докторскую диссертацию.
С 1990 года - ректор ТИИ-ТГНГУ.
В какой семье Вы воспитывались? Как повлияла Ваша семья на выбор профессии? Кто оказал наибольшее влияние на выбор профессии?
Я воспитывался в рабочей семье. Мать многие годы была железнодорожной рабочей. Профессию железнодорожника я с детских лет знал от «а», до «я». Видел, как переводили стрелки, открывали шлагбаумы, ремонтировали пути: поднимали шпалы, меняли рельсы, забивали «костыли». Труд железнодорожника тяжелый, но высокоорганизованный; железная дорога была и остается сложной, технологически насыщенной отраслью транспорта. Самая легкая
специальность - телефонистки - у моей мамы была только в последние годы ее трудовой биографии.
Отец всю жизнь работал водителем. С самых малых лет я ездил с ним в машине, знал ее устройство. Отец любил свою профессию, и у меня естественным образом с детства складывалась любовь к машинам.
В нашей семье не было специального воспитания, направленного на любовь к какой-либо конкретной профессии. Но если рассуждать о влиянии семьи на выбор мною профессии, можно выделить несколько важных факторов. Прежде всего, пример родителей формировал отношение к труду вообще. Без домашнего хозяйства на станции Боган-динская, в деревне, жить было невозможно. В Богандинке была маленькая пекарня, но если с ней что-либо происходило, поселок оставался без хлеба. Молоко из города не доставляли, поэтому без своей коровы прожить было невозможно. Только после 1970-го, когда была построена асфальтовая дорога до Тюмени, появилась возможность привозить из города и хлеб, и молоко.
Поэтому по окончании рабочего дня у моих родителей начиналась «вторая смена». Заботы отца - ворота подремонтировать, забор поправить, сена корове накосить и множество других. У матери - приготовить ужин, обиходить детей (нас было четверо), подоить корову, сварить еду скотине.
Мы видели, как тяжело было родителям, понимали, что даже если они будут работать 24 часа в сутки, всю работу по дому не сделают. Поэтому дети имели свои регулярные обязанности: мыли полы, топили баню, утром выгоняли скотину на пастбище, вечером встречали ее и приводили домой, приносили дрова для печки, воду из колодца, в летнее время поливали огород, ходили в лес за грибами, ягодами. Пример родителей, их отношение к труду, постоянная систематическая работа, невзирая на усталость, формировала у нас установку: чтобы что-то иметь, необходимо трудиться.
Другой момент. Родители все время говорили нам, что надо учиться: «Иначе будете работать так, как мы». А мы понимали, что это значит трудиться изнурительно с утра и до вечера.
Фактор влияния семьи на характер профессиональной деятельности - родители постоянно проявляли изобретательность. Это сейчас все, что нужно в хозяйстве, можно купить в магазине, а тогда многого просто не было. А мы всегда помогали отцу в домашних делах - требовалось ли сделать наличники, подремонтировать дом. Старались проявить смекалку. Например, сломалась калитка и надо бы «заплатку» сделать. В доме был старый сундук, покрытый жестью, в который сбрасывали разные «ненужные» железки. Открываешь этот сундук, смотришь, что может пригодиться для «заплаты». Здесь и нужна смекалка: какую железку подобрать, как ее обработать, как наложить «заплатку». Умели обращаться с инструментами, знали, куда «исчезает искра», почему дымит двигатель, не держат тормоза, как накачать колесо.
На выбор профессии, конечно же, повлияла школа. Увлекала физика, раздел «Электричество». Занимался в кружке радиолюбителей. В восьмом классе я сделал для экономии электроэнергии своеобразную автоматическую систему в подполье (часто забывали выключать свет): крышку поднял - свет зажегся, опустил - выключился.
В старших классах занимался в кружке «Юный кинолюбитель». В десятом классе получил удостоверение механика узкопленочного кино, знал киноаппараты «Украина», «Школьник». Механиков не хватало, иногда меня «снимали» с уроков: «Сегодня шестиклассникам нужно показать фильм». Так развивалось представление о том, что значит «иметь профессию».
Выбор профессии: был он или не был?
Напряженного выбора не было. С одной стороны, я очень увлекся научной фантастикой (прочитал все, имевшиеся в нашей поселковой библиотеке, тома Герберта
Уэллса, Жюля Верна) и меня привлекали описываемые в этих произведениях безграничные творческие возможности человека: для обладающего знаниями нет преград, он не может погибнуть, не может не придумать чего-либо. С другой стороны, я реально увлекался электротехникой. Первый свой приемник на четырех транзисторах сделал еще в 1968 году. Это увлечение подкрепилось под влиянием книг Даниила Гранина, в частности «Иду на грозу». Параллельно жила практическая ориентация на механику. Отец был водителем, фактически механиком, и я многое мог делать руками не хуже, чем другие, а может и лучше.
В 1970 году я пришел в Индустриальный институт с желанием стать электриком, и специальность «Электрификация и автоматизация горных работ» была самая близкая к моим мечтаниям. Не поступил на дневное отделение. Вернулся домой и, поскольку поступал на электромеханический факультет, пошел работать в электроцех комбината железобетонных изделий.
Через год решил снова поступать в ТИИ, но к выбору специальности подошел с позиций минимизации риска. В институте открылись три новые специальности, на которые был недобор. И рисковать не хотелось, и работа на комбинате железобетонных изделий сформировала определенные представления о бетономешалках, вибросмесителях (ремонтировал электрическую часть этих машин), о принципах работы подъемного крана. Выбрал специальность «Строительные и дорожные машины и оборудование».
Поэтому целенаправленным мой выбор профессии назвать трудно, скорее его формировало стечение ряда обстоятельств. Однако это было мое личное решение, принял его самостоятельно на основе своего, тогда еще маленького, жизненного опыта.
Вы свою биографию строите или чаще всего просто реагируете на жизненные обстоятельства?
Скорее реагирую на жизненные обстоятельства. Есть люди, которые строят свою жизнь. На мой взгляд, они
одержимые: придумывают себе образ и пытаются под этот образ сформировать обстоятельства. Наверное, к такому типу людей можно отнести Королева, Ленина. Они были одержимы идеей и ей подчинили всю свою жизнь.
Я деревенский парень, у меня таких «замахов» не было. Мудрость крестьянской жизни - жить исходя из существующих реальных обстоятельств. Житейская мудрость говорит, что именно должен делать крестьянин: утром вставать, чтобы делать что положено, а не чтобы пойти и победить врага. Это совершенно разные задачи. Никто не встает утром в деревне для того, чтобы совершить какие-то подвиги. Все встают для того, чтобы жить: растить детей, после работы, вечером, прийти домой и делать то, что «надо». Это так называемая жизненная необходимость, в какой-то степени зависит от нас, но больше - от обстоятельств. Если мы что-то не сделали из «должного» сегодня, нам придется это делать завтра, а если мы не сделали это и завтра, то оно навалится на нас в виде непреодолимых обстоятельств послезавтра. Не заготовили сена - остались без коровы, и значит без молока.
Конечно же, в какой-то мере я формирую обстоятельства, на которые могу влиять: предугадывать, по возможности изменять их. И потому, наверное, не совсем правильно будет сказать, что я живу, просто реагируя на жизненные обстоятельства.
Будет неправдой, если скажу, что вступив 16 лет назад в должность ректора, я поставил цель - создать на базе индустриального института великий университет и создал его. Но правдой будет, что став ректором, я делаю все, что могу, для развития университета.
И что, Вы это делаете именно как крестьянин?!
Скорее всего, да. У меня сохранился крестьянский подход к делу. Меняется предмет моего труда, а отношение к нему остается крестьянское. В том смысле, что я всегда стараюсь трудиться с максимальной отдачей, с желанием сделать свое дело хорошо и с оптимальными затратами.
При этом творчество является неотъемлемой составляющей труда ректора; как мне кажется, ректорство - это максимум автономии и свободы. (Творческое мышление, доставшееся мне от моей семьи, свойственно и профессии инженера.)
Ректорство составляет 16 лет моей профессиональной биографии. И можно было бы сказать: «Я уже все знаю, все умею, помощники уже и без меня руководят, что же интересно теперь в этой должности?». Но ведь мы каждый год расширяем горизонты университета, соответственно, расширяются горизонты любой должности: и заведующего кафедрой, и ректора. Такое расширение горизонтов в деле, которому я служу, дает удовлетворение. Считаю себя сегодня человеком на своем месте. Но не стоящим на месте, а постоянно развивающим свое дело во благо людей.
Я строю свою профессиональную биографию шаг за шагом - «степ-бай-степ», а не устремляюсь к каким-то «идеям фикс».
Какие ключевые решения Вы принимали на своем жизненном и профессиональном пути?
Первое важное решение связано с поступлением в вуз. Было начало августа. Приехал из Тюмени домой и сообщил отцу, что не поступил. Он сказал: «Пойдешь в школу ДОСААФ, получишь права водителя, затем - в армию. Придешь из армии - будет специальность. Мы тебе построим дом, женим». Это было готовое решение (хотя я чувствовал, что отцу очень обидно: другие ребята поступили, а я вроде бы и не глупый, но...). Я решил снова поступать в ТИИ, это было моим личным, выстраданным решением: ни родители, ни мой старший брат не принимали в этом участия.
Следующее решение - не уйти из ТИИ с первого же курса. В первом семестре у меня были серьезные трудности с черчением. 31 декабря 1971 года я сдавал сразу 10 чертежей за весь семестр и потому буквально «висел» -останусь ли студентом с таким «хвостом»? Созрело реше-
ние забрать документы. Однако идея все же не реализовалась. Помог случай. Сижу перед кафедрой вместе с другими «хвостистами», жду своего часа. Мимо идет декан Леге-за Василий Дмитриевич, спрашивает: «Ты что здесь сидишь»? - «Да вот, жду зачета». - «Хорошо, я тебя пока заберу, раз все равно сидишь». Увел на первый этаж, выдал веник и совок: «Здесь, здесь и здесь подмети». Я быстренько все сделал. Зашел к нему отдать совок и веник, а он спрашивает: «Из-за чего ты здесь сидишь?». Я ему объяснил про «хвост». Он говорит: «Ну, это не проблема, не бывает студента без "хвостов". Трудиться надо. Выучишься. Главное - терпение и труд». Я приободрился, пошел на кафедру, преподаватель приняла у меня чертежи, и забирать документы я не стал.
Третье решение. Ситуация: продолжать учиться в Тюменском индустриальном институте или поехать в Ленинградский политехнический институт? Многие отказались от такой возможности, хотя ребята были толковые.
Я приехал домой, сообщил, что в деканате предлагают продолжить учебу в Ленинграде, а в дальнейшем стать преподавателями Тюменского индустриального института. Отец с матерью сказали: «Поезжай, но мы сможем платить тебе только по 25 рублей в месяц - как раньше. Сможешь прожить на эти деньги - поезжай». А кто знал, какие нужны деньги, чтобы там прожить?
Хотя колебания были большие, но я принял решение поехать в Ленинград. И это решение оказалось для меня судьбоносным. Во-первых, я попал в другую культурную среду. Во-вторых, передо мной открылись перспективы, которых я не мог бы иметь, даже оставшись в аспирантуре после окончания ТИИ.
Все одиннадцать человек с технического факультета ТИИ решили ехать в Ленинградский политехнический, там и кафедры были нашего профиля. Мы попали на кафедру «Строительные дорожные машины». В то время она переживала творческий бум: много молодых доцентов (Тархов,
Шестопалов, Бошкарев, Кузьмичев) стремились стать докторами. Жизнь бурлила - семинары, студенческое научное общество. Правда, доктор наук в то время на кафедре был один - профессор Н.Я. Хархута, но это был ученый с мировым именем, он возглавлял ленинградский Союздор-НИИ.
Другое ключевое решение. Окончил с отличием институт, встал вопрос о дальнейшей работе. Просматривалось несколько вариантов. Первый - в Калининском райкоме ВЛКСМ г.Ленинграда. Давали общежитие, однако в целом перспектива жилья была смутная. Второй вариант - предложение пойти в аспирантуру: я занимался научной работой все четыре года учебы (собственно, для этого я и поехал в Ленинград). И третий вариант - пойти служить в армию (я офицер запаса). В армии обещали и жилье, и пищевой паек и прочие блага.
В феврале 1977 года я пришел на военную кафедру к бывшему своему куратору, полковнику Александру Александровичу Александрову, сказал о трех вариантах и о склонности жены к варианту военнослужащего. Он сказал: «Ни за что, Коля. Представляешь, сколько в армии тупиц, которые всегда будут "на звездочку" выше тебя, а ты должен выполнять их приказания "от. и до". Полнейшее отсутствие инициативы, рутина, очковтирательство... Предлагают аспирантуру - иди».
Так я решил пойти в аспирантуру. Жена была крайне недовольна (аспирантура - это снова продолжение учебы, а семью надо было кормить). Тем не менее она отнеслась к моему выбору достаточно терпимо: «Ты мужчина, принимай решение, я поеду, куда скажешь».
Честно признаться, в пользу аспирантуры перевес был не так уж велик, а именно: по окончании аспирантуры смогу вернуться в Тюмень (к родным местам все-таки меня тянуло).
Конечно, в жизни было много других ключевых решений. Одно из них связано с переходом в 1982 году из сту-
денческого научного центра ТИИ, где я с 1977 года работал в лаборатории транспортных средств, в партком. Ю.П.Сорокин, секретарь парткома, человек достаточно прагматичный, сказал: «Коля, в индустриальном институте ты жилья по-другому не получишь, поэтому соглашайся на работу в парткоме, будешь на виду, тебя люди увидят, ты способный».
Решение работать проректором по науке, связанное с карьерой. 31 декабря 1985 года В.Е. Копылов подал заявление об уходе с должности ректора индустриального института. Кандидатуру нового ректора тогда выдвигал партком. В то время в институте было всего 28 докторов наук, профессоров. Наиболее приемлемой для властей оказалась кандидатура В.Г. Каналина; правда, в коллективе института это было воспринято неоднозначно. Почти сразу встал вопрос о кандидатуре проректора по научной работе: Ю.С. Папин при новом ректоре сразу подал в отставку. В.Г. Ка-налин предложил эту должность мне.
Что «судьбоносного» в том, чтобы стать проректором по науке?
Должность проректора дала мне очень многое в понимании управления вузом. Пожалуй, самое главное - это осознание того, что в управлении без самого коллектива ничего нельзя решить. Основная задача руководителя - создать творческую команду и обстановку. Сделать что-то важное в университете можно только на основе взаимного увязывания интересов.
Был ли в этой ситуации выбор, развилка? Вас пригласили в проректоры...
Альтернативой этой должности была перспектива стать секретарем парткома. Ю.П.Сорокин отработал в должности секретаря почти четыре срока, написал заявление и согласовал, что на очередной партконференции секретарем выберут меня. Но я уже знал «кухню» партийной работы и мне она категорически не нравилась.
В то же время я уже четыре года руководил студенческим научным центром, работая непосредственно с Ю.С. Папиным, знал научную работу. Занимался докторской диссертацией, вел хоздоговора, с 1985 года был заведующим кафедрой.
Правда, не просто было решиться в 33 года будучи кандидата наук пойти на должность проректора. Любой доктор наук мог сказать: «А что ты, мальчик, понимаешь в том деле, которым взялся руководить?». И мне пришлось выстраивать свою работу таким образом, чтобы завоевать у профессоров хотя бы минимальное уважение за счет квалификации в стратегических вопросах управления наукой.
Уместно ли спрашивать топ-менеджера с двадцатилетним стажем, в чьей научной школе он сформировался? Какие личности оказали влияние на Ваше становление в науке?
Профессионализм в моем случае делится на две составляющие: ученого и менеджера, соответственно и разные личности влияли на эти стороны моего профессионализма. Многие люди сыграли важную роль в моей жизни. Совместная работа и существование с ними - это и есть моя жизнь.
По научной линии?
На кафедре «Строительные дорожные машины» ЛПИ нас сразу взяли на заметку, выделили кураторов, которые и были нашими первыми учителями.
За мной закрепили доцента А.И. Тархова (сейчас он продолжает работать профессором кафедры). В ЛПИ А.И. Тархов пришел в профессиональном плане уже известным: до 1970 года он работал ведущим конструктором в НИИ землеройного машиностроения, проектировал приводы (у нас с ним вышла монография «Приводы траншейных экскаваторов», книг на эту тему, пожалуй, нет нигде в мире). Именно А.И. Тархов сформировал большую часть подходов, принципов, методов решения научных задач, благодаря которым шло мое становление в науке. Я был практиче-
ски членом его семьи: и домой приглашал, и чаем поил. Иногда смотришь фильмы о научных школах, где ученики являются членами семьи учителя. Со мной было так же.
Николай Яковлевич Хархута, много лет возглавлявший СоюздорНИИ, пришел на кафедру в качестве заведующего незадолго до нашего приезда, в 1970 году. Этот талантливый ученый читал нам эксклюзивный курс «Реология грунтов». Одну лекцию в неделю, но она могла длиться четыре-шесть часов. Каждая лекция была нестандартная, насыщенная. Эти лекции раньше им нигде не читались. Мы были активными слушателями, и в процессе общения на лекции возникало много нового. Н.Я.Хархута прочитал нам 16 таких лекций, их конспекты я храню вот уже 30 лет. Мы многое из них взяли, кое-что развили, но 60% заявленных там проблем еще не решены.
Многие люди сыграли в моей жизни большую роль, почти все они для меня - учителя. В 1973 году наши преподаватели - учителя - издали учебник для вузов СССР «Дорожные машины», по нему учились все студенты нашей специальности до 1985 года. Учебник демонстрировал новое научное видение строительно-дорожных машин. По этому учебнику можно было садиться и проектировать машину; в нем было все: ознакомление с машиной, конструкция ее, теория расчета узлов и машины в целом.
Создали ли Вы свое научное направление?
Оно сложилось на перекрестке двух подходов, разрабатываемых моими учителями. Еще во время учебы в аспирантуре я оказался между двух огней. Мой «микрошеф» А.И. Тархов принес в нашу отрасль науки идею и технологию гидропривода, более всего развитые в станкостроении. Н.Я. Хархута занимался вопросами уплотнения грунтов, обосновал такое направление, как «реология».
Четыре года учебы в ЛПИ я занимался с А.И. Тарховым и глубоко «влез» в тему гидропривода. У меня уже были научные статьи, готов стенд, на котором предполагалось
проводить эксперименты, составлять графики, делать выводы и защищаться.
Но когда, став аспирантом, я пришел за утверждением темы, завкафедрой, Н.Я.Хархута, сказал, что в рамках диссертационного исследования я буду заниматься не гидроприводом, а воздействием гусеничного движителя на грунт, то есть исследованием реологических свойств грунта. Что ж, два года работал над новой темой, консультировался с Н.Я.Хархутой. Но А.И. Тархов получил право руководства аспирантами, и за год до окончания аспирантуры Н.Я. Хар-хута мне сказал: «Мы сделали хороший задел, можно надеяться, что Альберт Иванович продолжит работу». В свою очередь А.И.Тархов мне предложил: «Давай, Коля, возвращаться, стенд стоит».
Так я умудрился объединить в своей диссертации два подхода; правда, просрочив время, отведенное на учебу в аспирантуре (срок истекал в октябре, а я защитил диссертацию только 22 декабря 1981 года).
А.И. Тархов дал мне высокий математический аппарат, а Н.Я. Хархута сформировал у меня физическое представление природы явлений - от общего видения к расчетной схеме. Под его руководством я решал достаточно интересную задачу в теории взаимодействия гусеничных движителей с грунтом, в том числе должен был провести идентификацию грунта, отображая его свойства в виде математических уравнений и в виде реологической модели.
Это задача актуальна для современных гусеничных машин, например, тракторов и военных гусеничных машин (точность стрельбы зависит не только от имеющихся у орудия автоматики и демпфера, но и от механики машины). У каждого из нас есть опыт чтения в машине, и мы знаем, что когда машина дергается, - особенно не почитаешь. Соответственно, чтобы обеспечить высокую точность стрельбы, необходимо в механике машины учитывать не только вертикальные колебания, но и горизонтальные. Эти задачи
были успешно решены, «трактористы» и «танкисты» до сих пор используют мои модели.
После возвращения в Тюмень я начал заниматься сне-го-ледовыми дорогами. Все, что раньше делал с грунтом, перенес на снег (изменились только параметры, а подходы остались те же самые).
Для строительства нефтегазопроводов необходимы временные дороги. Но поскольку строительство шло зимой, то при эксплуатации дорог, особенно в тундре, возникали сложности. Дороги постоянно заносило снегом, их надо было каждые час-два расчищать, при этом невольно сдирается верхний моховый покров. Весной снег начинает таять, появляются ручейки, происходит эрозия почвы. На следующий год - уже канавки, а года через три - овраги. Поскольку эти дороги были всегда вблизи нефтегазопроводов, то овраги начинали «наступать» на нефтегазопроводы; создавалась аварийная ситуация для системы. Мы разработали способ, при котором для создания временной дороги стали набрасывать снег, уплотнять его и покрывать льдом.
Еще одна сфера приложения и развития нашего направления в Тюмени - разработка мерзлых грунтов (замерзая грунт, особенно глинистый и влажный, становится прочным, как бетон) траншейными экскаваторами. Мы рас-тепляли грунт, снижая его прочность: конструировали специальные устройства, нагревали воздух и направляли его на грунт забоя. Это должно делаться быстро: за секунды, максимум - минуты. Созданные нами новые машины затем были запатентованы. Все, что мне дал Н.Я. Хархута в области реологии сред, я перенес на мерзлый грунт.
Правда, реологией мерзлого грунта занимался С.С. Вя-лов, но тематика его работ была связана с исследованием ситуации растепления грунта в длительной временной протяженности. Например, на мерзлом грунте построили дом, проходит года два-три, дом покосился, развалился (с течением времени грунт растепляется, теряет прочность, здание валится).
Еще одна сфера приложения нашего научного направления. В начале девяностых годов я занялся вопросами утилизации тепла. Как известно, КПД самого лучшего двигателя внутреннего сгорания сегодня составляет 42%. Остальная часть энергии через радиатор уходит в виде тепла в окружающее пространство. Я решал задачу: забрать это тепло условно «в большой термос», а потом его использовать в каком-нибудь виде. В итоге: экономия энергии, повышение КПД машины, снижение вредных выбросов в атмосферу.
Я развивал многое из того, что мне дали мои учителя: Н.Я. Хархута - в области уплотнения снега и растепления грунта, А.И. Тархов - в области утилизации тепла. Я сформировал научное направление с сибирской спецификой, ориентированное на строительство снего-ледовых дорог с технологией уплотнения снега, на разработку мерзлых грунтов и утилизацию использования тепла.
Есть ли у Вас свод писаных или неписанных правил поведения в науке, который бы Вы хотели передать по наследству Вашим нынешним аспирантам?
Такие правила существуют, но они не мною придуманы. У меня были хорошие учителя, которые полностью отдавались науке, и не было необходимости что-либо изменять в правилах, по которым они работали, в том числе и со мной.
Естественно, в научной деятельности существуют важные нормы, такие как честность, объективность. В работе с моими младшими коллегами я выделяю два правила.
Первое. Наука - это большой и тяжкий труд. И он сопряжен с большой неопределенностью. Например, приходит будущий аспирант и спрашивает, когда он сможет защитить диссертацию. Я отвечаю, что научный руководитель не подарит ему через три года диссертацию, предложив аспиранту решать задачу, когда-то уже решенную самим руководителем. Научный руководитель - это консультант, помогающий вырасти молодому исследователю, стать самостоятельным ученым.
При таком подходе важна ответственность руководителя. Поскольку перед аспирантом ставится задача, которая еще не имеет решения, требования, предъявляемые к аспиранту, предполагают и соответствующие требования к научному руководителю. Мне, например, часто приходится даже «догонять» аспиранта, потому что он получил новые интересные данные еще вчера, проведя эксперимент, а я узнаю о них и начинаю осмысливать - только сегодня.
Второе. Научная деятельность невозможна без самоотдачи и служения в науке, поскольку от фундаментальных положений до конкретного решения, конкретного результата - очень большая дистанция. Я стараюсь отбирать аспирантов из тех, кто уже «заболел» наукой. Они все понимают: есть хорошая жизнь, деньги, коттеджи и прочее, но для них это не самое главное. Они выбирают науку, ограничивая свои притязания в других сферах жизни. «Болеть» научной работой - это и есть служение.
Кроме ответственности, работоспособности, самоотдачи Вы отметили еще и служение в науке. Понятно, когда человек готов служить профессии, работая в американском университете, - ему там дадут дом, высокую зарплату, все чудеса высокого уровня жизни. А совместимо ли требование служения в науке с нашими реалиями?
Люди, выбирающие служение в науке, так же как и люди, избравшие служение Богу, идут на определенные ограничения, последние, например, уходят в монастыри.
Наука - это тоже своеобразный монастырь, в котором люди посвящают себя служению; они находят в этом удовлетворение, счастье, не считая себя ущербными, страдающими, несчастными.
Как бы Вы охарактеризовали успешного профессионала в Вашем деле, имея в виду, что у Вас два дела: в науке и преподавании - и в менеджменте?
И раньше, и теперь профессионал для меня тот, кто делает свое дело прекрасно, причем не только как человек, владеющий знаниями, но и как личность, контактирующая с
другими людьми. Например, профессионал-инженер - это не только человек, отлично умеющий чертить и считать, но способный наладить отношения с другими инженерами, уважающий их собственное «я». Особо отмечу, что профессионализм для меня - это состояние души, полная реализация внутренних возможностей, дарованных человеку родителями, школой, вузом и т.д. Ведь чтобы добиться успеха, надо учиться всю жизнь.
Такого мнения о профессионализме я придерживался еще в т.н. брежневские времена. Неужели с эпохи Брежнева до наших дней в природе профессионализма не произошло никаких изменений? Произошли, поскольку сегодня уже нет плановой экономики, укрепляется предпринимательство, ценности и нормы которого во времена моего студенчества проповедовались лишь факультетом общественных профессий, школой социалистической предприимчивости ТИИ и т.п., а теперь входят в число обязательных признаков профессионализма. Но не потерял значения и прежний профессиональный стандарт.
Например, некто А был доцентом, стал профессором, но его профессионализм за это время сохранил прежнюю модель. Другой, некто Б, был доцентом, стал профессором, но еще и организовал свое дело, отвечающее духу времени. Кто из них современнее? Кто более профессионален?
А стоит ли их столь резко противопоставлять? Карьера, которую сделал Б, дает основания сказать, что в процессе своей работы он получил дополнительные знания, навыки, умения и имеет видимую результативность своей работы -новое дело. Я предполагаю, что А по должностной лестнице не поднялся, но и он все эти годы постоянно работал над собой, получал новые знания, углубляя их. И сегодня в своей сфере, на своей должности он является уникальным специалистом, профессионалом.
Считаю ли я себя успешным профессионалом? Сказать категорическое «да» не могу. Это проблема самооценки,
если я сам себя переоценю, то причиню себе гораздо большее зло, чем это могут сделать другие. Лучше оценивать себя более сдержанно. Тогда, если я сам считаю, что не дорабатываю, могу усилить свою энергию и ликвидировать этот пробел. Полагаю, что я в состоянии работать над собой - уменьшать недостатки и увеличивать свои достоинства.
Поступая в ТИИ, я, разумеется, и не предполагал, что стану доктором наук, профессором, членом нескольких академий. Хотел быть хорошим инженером, потому что, во-первых, начал понимать, что это такое, и, во-вторых, строил планы, которые казались мне «по зубам», были осязаемы, имели обозримый временной промежуток. Кстати, и в дальнейшем мой профессионализм строился по такому же критерию: я всегда ставил цели, которые смогу достигнуть, получал ожидаемый статус и сразу начинал подтягиваться до уровня, который уже формально занимал.
Профессионализм не возникает в мгновение ока: сначала появляется статус, затем дотягиваешься до него содержательно, потом начинаешь претендовать на что-то другое; душа постоянно ищет новые цели. Я считаю, что методология формирования профессионализма такова: ставить перед собой достижимые цели, а когда они реализованы, снова двигаться вперед.
Вероятно, я могу охарактеризовать себя как успешного менеджера в сфере университетского образования, потому что мне удается создавать благоприятные условия для развития науки и образования в университете. Конечно, я веду свое собственное направление, но в нефтегазовом университете двести семь докторов. И моя задача как менеджера
- создать хорошие условия для их научной деятельности.
Как менеджер я испытываю удовлетворение в связи с тем, что создал в университете несколько научных структур
- своего рода «точек роста» университетской науки. В свое время я настойчиво рекомендовал некоторым сотрудникам университета (а иногда просто вынуждал) заниматься нау-
кой, взять на себя обязательства, связанные с работой над диссертациями. С некоторыми пришлось расстаться именно потому, что они не выполнили этих обязательств.
Пытаюсь сегодня создать основание для развития науки в университете в целом, в том числе и через влияние на качество научно-образовательной деятельности (через повышение качества знаний, которые мы даем студентам), на формирование у сотрудников установки на творческий подход к делу. Когда преподаватель приходит к студентам, начинает с ними общаться, он «заражает» студентов своим настроем, подходом. Моя задача заключается в том, чтобы в университете со студентами работали талантливые преподаватели, преподаватели, которые сами рождают знания, а не «транслируют» чужие. Для этого я должен создавать условия.
Это успех менеджера в научно-образовательной деятельности. А успех научного работника?
Создавая условия для работы коллег, я тем самым создаю условия и для своей научной работы в университете. В нашей науке есть ученые, которые реально ничего производству предложить не могут; и есть те, которые могут предложить производству свои результаты, и эти результаты оказываются востребованными. Это критерий успешности ученого. У меня есть такие результаты.
