CC BY
457
УДК 327.8
СТРАТЕГИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ «МЯГКОЙ СИЛЫ» СТРАН ВОСТОЧНОАЗИАТСКОГО РЕГИОНА
О. Ф.Русакова, Д. М. Ковба
Институт философии и права Уральского отделения РАН ул. Софьи Ковалевской, 16, г Екатеринбург, 620990, Россия
В статье рассматривается концепт «мягкая сила» (soft power) и его адаптация к национальным особенностям стран восточноазиатского региона. По мнению авторов, soft power выступает интегративным драйвером ненасильственного воздействия, ведущего к возрастанию конкурентоспособности агентов влияния и упрочению их позиций в деле контроля над различными пространствами. Проводится сравнительный анализ стратегических моделей «мягкой силы» стран Восточноазиатского региона (Китай, Япония, Южная Корея) по следующему плану: 1) концептуальные особенности моделей soft power Китая, Японии и Южной Кореи; 2) сравнение институтов, занимающихся развитием общественной и культурной дипломатии; 3) факторы увеличения мягкой силы Китая, Японии и Южной Кореи; 4) сильные и слабые стороны реализации стратегий soft power. Авторы отмечают, что из трех стран Китай максимально адаптирует концепт «softpower» к своей политике. «Мягкая сила» по-китайски призвана служить целям распространения китайской культуры и строительства социализма. Японская модель soft power, обозначаемая как Cool Japan, в отличие от Китая делает ставку не столько на популяризацию традиционной культуры, сколько на расширенное производство и глобальное продвижение японской поп-культуры. Стратегическая модель soft power Южной Кореи связана с продвижением следующих национальных ресурсов: успешный опыт быстрой модернизации и демократизации; опыт распространения южнокорейских коммерческих и культурных брендов в регионах Восточной Азии, получивший название Korean Waves.
Ключевые слова: «мягкая сила», soft power, Восточноазиатский регион, Китай, Япония, Южная Корея, общественная дипломатия, культурная дипломатия, дипломатия ресурсов, дипломатия помощи.
Поиск эффективных способов достижения целей на мировой арене всегда интересовал исследователей и политиков. Современным ответом на этот вопрос стал концепт «soft power» («мягкая сила»), предложенный в 1990 г. американским политологом и политическим деятелем Дж. Наем (Nye, 1990). В отличие от «жесткой силы», подразумевающей использование подкупа или давления, «мягкая сила» помогает достигать целей при помощи привлечения целевой аудитории и формирования благоприятной обстановки (правил, институтов и внедрения ценностей). С теоретической точки зрения данный концепт не представляет чего-то принципиально нового: достаточно вспомнить идеи А. Грамши, С. Льюкса, Ж. Бодрийяра, П. Бурдье и других представителей философской и политической мысли. Однако с точки зрения практики политики теория «мягкой силы» предлагает пересмотр властных инструментов и их адаптацию для решения текущих задач с учетом использования достижений технической революции.
© Санкт-Петербургский государственный университет, 2016
При интерпретации концепта «мягкой силы» часто используется ряд смежных понятий: имидж, бренд, символическая политика, пиар, шоу-политика, модный менеджмент, культурная и гуманитарная дипломатии и другие. По нашему мнению, концепт «softpower» является «зонтичным» (конгломератным) когнитивным образованием, включающим в свою смысловую орбиту всю совокупность названных родственных терминов. И дело даже не в том, что под soft power подразумевается совокупность разнообразных практик, отражаемых в данных понятиях, — главная «матричная» черта понятия «мягкая сила» заключена в его системообразующем, интегративном и комплексном характере по отношению к отмеченным коммуникативным практикам. Суть данного подхода состоит в том, что soft power — это прежде всего стратегия, политика управления ресурсами, которая может быть успешной только при условии коммуникативной интеграции своих структурных компонентов. В более широком контексте soft power выступает интегративным драйвером ненасильственного воздействия, ведущего к возрастанию конкурентоспособности агентов влияния и упрочению их позиций в деле контроля над различными пространствами (геополитическими, экономическими, культурными, информационными и др.) (Русакова, 2014, с. 69).
Кроме того, дискурс soft power и дискурс родственных ему коммуникативных стратегий обладают взаимообратными смысловыми значениями. В связи этим можно утверждать, что, с одной стороны, дискурс soft power является неотъемлемым компонентом ансамбля стратегий гуманитарной дипломатии, а с другой — гуманитарная дипломатия является синтетическим (интегративным) видом «мягкой силы», так как представляет собой соединение следующих инструментов и параметров soft power:
— привлекательность социальных, образовательных, научных и иных программ, академических обменов, продвижение национальной культуры, языка (гуманитарные инструменты soft power);
— защита прав, свобод и достоинства человека (политические инструменты soft power);
— участие в ненасильственном разрешении политических и социальных конфликтов, миротворческой деятельности (дипломатические инструменты soft power, включающие народную дипломатию).
Учитывая пристальное внимание широкой общественности к идеям soft power, а также в связи с тем, что в последнее время в отечественной медиасфере получила широкое распространение точка зрения о вредоносности концепта «мягкой силы», поскольку он якобы является проводником западной стратегии «цветных революций» и совершения государственных переворотов, отметим следующее: важно проводить ментальное разграничение между академическим концептом «soft power», его теоретическими исследовательскими моделями, — и конкретными технологиями организации «цветных революций». Здесь необходимо понять, что soft power — это не столько инструмент манипулирования сознанием, сколько стратегия и практика ненасильственного управления, которая применяется отнюдь не только в процессе подготовки «цветных революций». Ставить знак тождества между понятиями «soft power» и «цветная революция» — это по меньшей мере серьезное методологическое заблуждение.
Сегодня стратегия soft power используется большинством стран не для экспорта революций, а для продвижения собственного государственного бренда на мировой арене, для создания положительного образа страны, привлечения положительного внимания со стороны международных партнеров и региональных соседей. Соревнование в сфере развития ресурсов и инструментов «мягкой силы» в итоге оборачивается весьма полезным эффектом — повышением уровня доверия как к стране в целом, так и к ее государственным и негосударственным институтам, ее руководству и народу.
С учетом сказанного предлагаем следующее определение soft power как политической стратегии: soft power — это способ осуществления власти, подразумевающий создание благоприятной окружающей среды и включающий в себя три измерения: 1) привлекательность, ведущую к согласию или подражанию; 2) способность устанавливать легитимную повестку дня, которая включает в себя набор предложений выгодных правил и институтов; 3) формирование предпочтений.
Интерпретации концепта soft power различными национальными научными центрами отнюдь не всегда продолжают концептуальные рамки, заданные Дж. Наем. Исследователи переосмысляют теорию, формируют ее смысловое наполнение таким образом, чтобы оно соответствовало историческим и культурным особенностям конкретного государства. Особый интерес представляет то, каким образом азиатские страны интерпретируют и применяют американскую по своим истокам политику «мягкой силы».
В начале XXI в. Восточная Азия превратилась в регион, в котором происходит активное конструирование стратегических моделей «мягкой силы» и ведется планомерная институциональная деятельность по их реализации. Среди вос-точноазиатских государств, особенно внимательно относящихся к разработке стратегии soft power, следует выделить три: КНР (Китай), Японию и Республику Корею.
Анализ стратегических моделей «мягкой силы» данных стран мы будем проводить по следующему плану:
1) исследование концептуальных особенностей моделей soft power Китая, Японии и Южной Кореи;
2) сравнение институтов, занимающихся развитием общественной и культурной дипломатий;
3) анализ факторов увеличения «мягкой силы» Китая, Японии и Южной Кореи;
4) выделение сильных и слабых сторон реализации стратегии soft power в Китае, Японии и Южной Кореи.
1. Из трех стран наибольшая степень адаптации концепта «мягкой силы» наблюдается в Китае. Ученые этой страны находят истоки теории в глубинах своей истории: считается, что политику «мягкой силы» (хотя тогда она так не называлась) в Китае разрабатывали и практиковали еще в период Весен и Осеней, во время которого жили Конфуций и Лао-цзы. Перевес в сторону использования «жесткой силы» произошел во время правления Мао Цзэдуна (Sun Sao-Cheng, 2011, p. 55). «В мире нет предмета, который был бы слабее и нежнее воды, но она
может разрушить самый твердый предмет», — данное высказывание философа Лао-цзы (VII в. до н. э.) трактуется как метафорическое выражение идеи «мягкой силы». Первую книгу Дж. Ная, посвященную теории «мягкой силы», — «Обреченные быть лидером: меняющийся характер американской власти» (1990 г) — перевели на китайский язык и издали в Китае в 1992 г Первая китайская статья о «мягкой силе» была написана председателем департамента международной политики в университете Фудань и советником президента Цзян Цзэминя Ван Хунином в 1993 г. Она назвалась «Культура как национальная сила: мягкая сила». Автор статьи утверждал, что главным источником «мягкой силы» страны является культура. С тех пор китайские аналитики следовали этой центральной линии. Таким образом, большинство ученых в Китае принадлежат к так называемой культурной школе (cultural school). Они полагают, что ядром «мягкой силы» является культура. Один из представителей данной школы — Ю Ситянь. По его мнению, международная и внутренняя системы, идеи, стратегия и политика настолько сильно вовлечены в культуру, что она оказывается ядром любых «мягких действий» (Борох, Ломанов, 2007, с. 48).
Вторая школа, сложившаяся в Китае, носит название «политической» (political school). Она не столь популярна, как «культурная». Ее составляют в основном эксперты, занимающиеся вопросами международных отношений. Отнюдь не отрицая важности культуры, они фокусируются на использовании ресурсов «мягкой силы» и заключают, что ядро «мягкой силы» составляет политическая власть. Один из представителей школы — Янь Сюэтун, возглавляющий Институт международных проблем университета Цинхуа. Он уверен, что «мягкая сила» — это способность государства к политической мобилизации внутри и вовне, способность использовать материальные ресурсы, хотя сама по себе она материальным ресурсом не является (Там же.).
В Китае количество научных исследований, посвященных проблематике «мягкой силы», изменялось следующим образом: в период с 1 994 по 2000 г. было издано всего 11 работ, в 2001-2004 гг. это количество возросло до 58 статей, а в 2008 г. издано 6000 статей (Huang, 2013, p. 7). Резкий скачок работ был связан с признанием «мягкой силы» со стороны Коммунистической партии Китая (КПК), причем основной упор делался на важности культурных факторов для развития китайского общества (свою роль здесь сыграло провозглашение в 2005 г. Ху Цзиньтао стратегии «гармоничного общества»). В 2007 г. состоялся XVII съезд КПК, на котором «мягкая сила» была включена в основные стратегические цели развития китайского общества. После этого в научных журналах, выступлениях китайских чиновников и публицистике термин «soft power» стал использоваться довольно часто (Wilson, 2013, p. 33). Х. Ван замечает, что «скорее всего, нигде больше идея "мягкой силы" не обсуждается так широко, как в Китае (Wang, 2011, p. 7).
Основная цель политики «мягкой силы» в китайской интерпретации — помощь целям строительства социализма. Кроме того, «мягкую силу» следует применять для получения признания своей инаковости, остановки распространения негативных сообщений о КНР, успокоения соседних государств и ключе-
ЛОЯИТЖС. 2016. Том 12, № 2
вых игроков мировой арены, убеждения их в мирных и добрых стратегических намерениях Китая (Sun Sao-Cheng, 2011, p. 56).
Важная особенность китайской стратегической модели soft power — отсутствие четкой грани между «жесткой» и «мягкой» силами: исследователи нередко именуют их «всеобъемлющей национальной силой», что в целом согласуется с государственным курсом, направленным на сбалансированное увеличение всеобъемлющей национальной мощи (Huang, 2013, p. 11).
В Японии, как и в Китае, генезис стратегической модели «мягкой силы» (яп. sofuto pawa) ищут в культуре и истории государства, в ментальном коде народа. Обнаруживается связь между концептом «мягкая сила» и тонкой мерцательно-стью художественных образов древнеяпонской литературы и живописи. Концепт «мягкой силы» просматривается также в наименованиях японских единоборств: «дзюдо» («мягкий путь»), «джиу-джицу» (правильное название — «дзю-дзюцу», что в переводе означает «мягкий способ») (Чугров, 2015, с. 60).
Широкое распространение концепт «мягкой силы» приобрел в Японии во многом благодаря статье американского журналиста Дугласа МакГрея, вышедшей в 2002 г. в журнале «Foreign Policy». Из названия его статьи — «Японская валовая национальная крутость» (Japan's Gross National Cool) — родилось популярное название японской модели «мягкой силы» — «Cool Japan» (McGray, 2002).
Термин «Cool Japan» был поддержан японскими политическими деятелями и присоединен к мейнстриму национального дискурса (Peng Er Lam, 2007). Японская модель «мягкой силы» в плане мобилизации собственных ресурсов мягкого влияния в отличие от Китая делает ставку не столько на популяризацию традиционной культуры, сколько на расширенное производство и глобальное продвижение японской поп-культуры (анимэ, стиль манга и др.) (Ковба, 2014, с. 113).
В японском дискурсе soft power чаще всего трактуется как воздействие на мир при помощи культурной дипломатии. Для разработки ее концептуальной основы в 2004 г. был создан консультативный совет во главе с Аоки Тамоцу, профессором Университета Хосэй, одной из задач которого стало улучшение имиджа Японии в мире (Катасонова, http://japanstudies.ru). Важно также отметить следующее отличие японской внешнеполитической стратегии «мягкой силы» от китайского варианта: если главная внешнеполитическая стратегия китайской «мягкой силы» заключается в том, чтобы убедить соседние государства в миролюбии Китая и в отсутствии угрозы китайской экспансии, то главная стратегическая цель японской модели soft power состоит в том, чтобы подтвердить и доказать сверхдержавный статус Японии (Konishi, 2013, p. 142).
Ученые и политики Южной Кореи, конструируя собственную национальную модель «мягкой силы», особое внимание уделяют созданию ее ресурсной концепции. Так, исследователь Сеульского национального университета Гэин Лээ подчеркивает особую роль символических ресурсов soft power (идеи, образы, ноу-хау, традиции, национальные и глобальные символы и т. д.) для оказания влияния на граждан других стран. Кроме того, он выделяет виды «мягкой силы» в зависимости от поставленных стратегических целей. Среди возможных целей
«мягкой силы» — улучшение внешней безопасности, мобилизация других стран, управление мнением и предпочтениями граждан, поддержание единства внутри страны и повышение рейтингов лидеров государства (Lee, 2012).
Еще одной особенностью южнокорейской стратегической модели «мягкой силы» является включение в «мягкие ресурсы» «архитектуры безопасности», построенной по сетевому принципу. В настоящее время Южная Корея занимается глобальным продвижением следующих значимых национальных ресурсов «мягкой силы»: 1) успешный опыт быстрой модернизации и демократизации страны и оказание консультационных услуг специалистам других стран в популяризации данного опыта; 2) опыт распространения южнокорейских коммерческих и культурных брендов в регионах Восточной Азии, получивший название «Корейские волны» (Korean waves, кор. hallyu).
В странах, в которых стратегия hallyu разворачивается вполне успешно, получают большую популярность корейский стиль жизни, корейский тип потребления и сервиса, становятся востребованными корейские бренды и знаменитости. Сегодня Южная Корея намерена составить серьезную конкуренцию Японии в продвижении на мировые рынки таких культурно-технологических ресурсов soft power, как мультипликация и компьютерные игры (Русакова, 2013, с. 55).
Относительно конструирования дипломатического вектора развития soft power среди южнокорейских экспертов ведутся дебаты, где обсуждаются такие вопросы:
1) должна ли Южная Корея повышать свой статус, становиться более ответственным актором мирового сообщества?
2) каким образом Южная Корея может выстроить свои отношения со странами Юго-Восточной Азии, а также Северо-Восточной Азии, чтобы гарантировать свое выживание и процветание? (Lee, http://www.eai.or.kr).
Южнокорейские исследователи признают, что вряд ли страна сможет достигнуть статуса глобального лидера, однако она вполне может претендовать на роль лидера регионального и стать авторитетным агентом международной дипломатии в решении таких вопросов, как выстраивание многосторонней сети безопасности в Северо-Восточной Азии и сдерживание северокорейской ядерной угрозы (Lee, 2012). Ведущими научными центрами по исследованию корейской «мягкой силы» являются Корейский институт развития, Университет Сан-шин (Sungshin University) и Сеульский национальный университет.
2. В Китае концепция общественной дипломатии не очень популярна, да и сам этот термин трактуется по-разному. Общественная дипломатия обычно переводится как «внешняя пропаганда» (duiwaixuanchuan) или более нейтральным для иностранного уха термином «общественная дипломатия» (gonggong-waijiao). Чаще всего она трактуется как централизованный государственный процесс общения с зарубежной аудиторией, однако все большее количество китайских ученых признает, что негосударственные субъекты (НКО, бизнес-сообщества, научно-исследовательские учреждения, а также отдельные индивиды) играют важную роль в налаживании межгосударственных дипломатических отношений (D'Hooghe, 2011, p. 19-35). Практика показывает, что народно_ 19
ПОЛИТЭКС 2016. Том 12, № 2
дипломатические контакты и обращения лучше воспринимаются международной аудиторией, чем деятельность официальных структур.
В Японии термин «общественная дипломатия» (в букв. пер. с яп. — «информация и культура») не имеет фиксированной коннотации. Ее называют и «культурной дипломатией», и «общественной дипломатией». Ею занимаются государственные и негосударственные субъекты. Страна начала проводить политику общественной дипломатии задолго до роста популярности аниме и манга, опираясь на Японский фонд, программы обмена преподавателей и студентов, зарубежные программы сотрудничества волонтеров и «Официальную помощь в целях развития». В правительстве Японии надеялись, что иностранные студенты, проучившиеся в Японии, вернутся домой в качестве культурных послов и наладят сотрудничество между своими странами и Японией.
Политические деятели и ученые Южной Кореи признали, что стандартная модель «правительство — правительство» (government to government) стала нерабочей и необходимо развивать общественную дипломатию. Основная сложность при планировании стратегий как общественной, так и культурной дипломатии — децентрализация занимающихся ими институтов: функции осуществления общественной дипломатии распределены по нескольким различным министерствам; кроме того, некоторые функции принадлежат правительствам муниципального уровня. Отсутствие координирующего органа, который разрабатывал бы стратегии и распределял ресурсы, приводит к низкой эффективности (Ma Young Sam, 2012).
Институциональные ресурсы, обеспечивающие развитие общественной и культурной дипломатии, схожи во всех трех странах. Их составляют государственные органы (министерства иностранных дел, образования и культуры), специально созданные фонды и агентства, а также акторы гражданского общества. Главными институтами, занимающимися культурной дипломатией в трех рассматриваемых странах Восточной Азии, являются Институт Конфуция, Фонд Кореи и Японский фонд. Различие между Японией, Китаем и Южной Кореей состоит в степени централизации структур, занимающихся общественной дипломатией. Самая большая централизация характерна для Китая, что, с одной стороны, демонстрирует сильную озабоченность данной страны своим имиджем, желание побороть существующие негативные стереотипы о стране, а с другой — уменьшает степень доверия к предоставляемой официальной информации. Япония, в отличие от Китая, не желает полагаться лишь на государственные каналы.
Южная Корея осуществляет культурную дипломатию несколькими путями, включающими продвижение медиапродукции, поп-культуры, языка, искусства, традиционной кухни. Хотя «корейские волны» несколько ослабли в последние годы, корейское правительство пытается поддержать их путем субсидирования производства некоторых корейских драм, фильмов, документального кино, так как высокие затраты на производство — одна из причин ослабления «волн». Среди последних крупных проектов правительства — распространение корейского языка. Министерство культуры, спорта и туризма планирует объединить все институты корейского языка по всему миру под одним названием — «The
King Sejong Institute» (назван в честь знаменитого царя, придумавшего корейский алфавит — хангыль). Мероприятия, связанные с продвижением корейского искусства (например, художественные выставки), курирует Министерство иностранных дел и торговли. Кроме того, Южная Корея принимает участие в межправительственных комитетах ЮНЕСКО. Данная страна старается брать на себя больше ответственности и проявлять инициативу при формировании глобальных культурных дебатов. Например, в 2008 г Корея стала членом межправительственного комитета нематериального культурного наследия, а в 2009 г. в список нематериального культурного наследия ЮНЕСКО были включены пять традиционных танцев и ритуалов (Kim, http://web.stanford.edu). Также реализуются следующие инициативы: стипендия «Глобальная Корея», созданная для обучения иностранных студентов в Корее; проект «Наслаждайтесь Тхэквондо»; программа «Campus Asia», задача которой — отбор и обучение талантливой молодежи из стран Азии, а также кампания по поощрению гостеприимного и доброжелательного отношения корейцев к иностранцам (организация культурных центров, в которых корейцы могли бы узнать о других культурах, запуск программ обмена для стимулирования открытости у жителей Южной Кореи) (Ibid., p. 126).
Учреждения, занимающиеся стратегиями soft power, в том числе общественной и культурной дипломатии Китая, Японии и Южной Кореи, представлены в табл. 1.
Можно выделить и другие направления дипломатии, которыми занимаются институты и общественные группы как агенты «мягкой силы» в Китае, Японии и Южной Корее. Все три государства освоили дипломатию помощи. Данное направление включает в себя кризисную дипломатию, предоставление медицинской, гуманитарной, экономической, образовательной, технологической помощи, а также помощи в форме передачи опыта. Существуют специфические виды дипломатии, к которым прибегают в исследуемых государствах (так, в Японии это императорская дипломатия).
КНР оказывает помощь развивающимся странам и государствам региона, принимает активное участие в операциях по поддержанию мира (миссиях ООН) во многих странах, особенно в африканских. Наибольшее внимание при разработке стратегий «мягкой силы» Китай уделяет странам Юго-Восточной Азии, Латинской Америки и Африки. Экономические проблемы и слабое внимание со стороны Запада делают эти регионы восприимчивыми к «мягкой силе» Китая. Китай нуждается в энергетических и природных ресурсах (уран, бокситы, медь); третью часть нефти он получает с африканского континента. Китай вкладывает инвестиции в Африку для получения доступа к обширным ресурсам континента, поэтому данное направление деятельности стало называться «ресурсная дипломатия». Инвестиции Китая дают ему рынок сбыта, новые экономические и политические рычаги, обеспечивают доступ китайским нефтяным и строительным предприятиям в африканский бизнес. Условия, на которых КНР предоставляет инвестиции африканским странам, следующие: 1) признание Тайваня частью Китая; 2) льготы китайским компаниям, возможность выигрывать контракты по развитию инфраструктуры и строительству (Wenks, 2008, p. 101). Для африканских лидеров важно, что Китай при оказании помощи не пытается вмешиваться
Таблица 1. Сравнение институтов, вовлеченных в политику «мягкой силы»
â
s
Институт Конфуция Японский фонд Фонд Кореи
Дата основания 2004 г. 1972 г. 1991 г.
Позиция в общей структуре Институт создан благодаря усилиям Министерства образования Китая; является некоммерческой общественной организацией Фонд находится под управлением Министерства иностранных дел Японии; является независимой административной организацией Фонд аффилирован с Министерством иностранных дел Южной Кореи; является независимой организацией
Основная деятельность Обучение китайскому языку, знакомство с национальными культурными особенностями; организация и проведение конкурсов, научных конференций и других мероприятий, посвященных КНР; предоставление консультативных услуг по обучению в Китае; преподавательские и студенческие стажировки в КНР Обучение японскому языку, обмены в области искусства и культуры, стимулирование исследований Японии, организация интеллектуальных обменов Обучение корейскому языку, предоставление научно-исследова-тельских стипендий, поддержка исследования корейских вопросов, курирование музейных экспозиций, поддержка производства мультимедийного контента по национальной культуре, издание журналов «Когеапа» и «Korea Focus». На фонд возложена миссия общественной дипломатии
Формирование бюджета Бюджет складывается из субсидий китайского министерства образования совместно со средствами, предоставляемыми принимающими университетами Складывается из субсидий японского правительства, инвестиционного дохода и пожертвований. 80 % средств составляют правительственные субсидии Формируется из правительственных взносов, заемных денег, пожертвований и поступлений, получаемых от работы Фонда Кореи (Foundation Act, http://en.kf.or.kr)
Размер бюджета В 2012 г. бюджет составлял 396 030 000 долл. США (Hanban. Annual Report, http://www.hanban.edu. сп). Годовые бюджеты каждого института варьируются В 2012 г. бюджет составлял 15 448 459 000 иен (The Japan Foundation, http://www.jpf.go.jp), т.е. 144 061 716,22 долл. США В 2012 г. бюджет составлял 218 507 878 412 корейских вон, т.е. 211 006 381 долл. США
f о
Ob' Ж cr
к
3
"ts о
1К
во внутренние дела их государств. Кроме того, КНР готова вкладывать инвестиции в те области, которые западные инвесторы признают рискованными.
Среди стратегий soft power выделяется также научная и технологическая дипломатия (Science and Technology Diplomacy). Наиболее активно ею занимаются в Японии. Также некоторые исследователи упоминают о «мягкой силе» японского корпоративного менеджмента («кружки качества», система «точно в срок»). В этом отношении не отстает от Японии Южная Корея: корейская трудовая этика производит впечатление на иностранцев, которые когда-либо взаимодействовали с корейцами. Их культура на рабочем месте, получившая название «palipali» («быстро-быстро»), является эталоном эффективности; ценятся также социальная этика правдивости, чуткость ко времени, нежелание работать в ущерб качеству продукции (Nuri, http://pakobserver.net).
3. В целом все три страны Восточноазиатского региона, развивая стратегические модели «мягкой силы», смогли достигнуть в последние годы больших успехов в области увеличения собственного потенциала soft power. Ниже схематически обозначены факторы, способствующие наращиванию ресурсов soft power в Китае, Японии и Южной Корее (табл. 2).
4. В заключение отметим, что у каждой из трех стран имеются как сильные, так и слабые стороны в реализации стратегии «мягкой силы». Так, ситуация с правами человека в Китае не является привлекательной для стран Запада, а также Японии и Южной Кореи. Традиции и культуру Китая, согласно данным Чикагского совета по исследованию глобальной политики, зарубежная общественность обычно любит, а ее политика и управление ценятся не так высоко (Wang, 2011, p. 5). Страны третьего мира привлекает перспективная модель развития Китая. «Очарование будущим» — вот что отличает данное государство от восприятия соседних Южной Кореи и Японии.
Самым свежим из всех рейтингов «мягкой силы» является рейтинг 2015 г. (The soft power 30..., http://softpower30.portland-communications.com), выпущенный консалтинговой компании «Портеленд». Он позволяет оценить примерный потенциал исследуемых государств: на последнем, 30-м, месте оказался Китай, при этом Южная Корея заняла 20-ю строку, а Япония оказалась на 8-й строке рейтинга. Возможно, отчасти потому, что данный рейтинг был создан британской компанией, 1-е место заняло Соединенное Королевство. Невысокие позиции Китая объясняются такими факторами, как заключение в тюрьму лауреата Нобелевской премии мира Лю Сяобо, цензурой, неприятием политической критики и проблемами, связанными с ущемлением прав меньшинств. Так как абсолютно все западные рейтинги содержат в себе критерий прав и свобод, уровня демократизации, КНР занимает в них не очень высокие позиции.
Несмотря на то что Китай всеми силами пытается нарастить свою «мягкую силу», в мире его воспринимают настороженно. Нельзя не отметить три популярные формулы, демонстрирующие данное отношение иностранной общественности к этой стране: «китайская угроза», «неоколониализм» и «китайский коллапс» (т. е. возможный экономический крах Китая).
Япония, в свою очередь, сталкивается с проблемой подозрительности со стороны Китая и Южной Кореи, которая сохраняется из-за ее колониального
В
Китай Япония Южная Корея
Государство Государство — основной инициатор политики общественной дипломатии, поэтому значительной преградой на пути распространения китайской «мягкой силы» остается отсутствие доверия большинству дипломатических сообщений. Основной упор государство делает на продвижение традиционной культуры (О'НоодЬе, 2011, р. 19) В отличие от китайской и южнокорейской стратегий, в Японии отсутствует прямая государственная поддержка культурных инициатив и анимэ. По официальной версии, общественная дипломатия должна основываться на кооперативных действиях индивидов, поэтому лучшее, что может сделать государство, — это создать благоприятные условия для развития человеческих сетей Государство поддерживает развитие «корейских волн» (отправление корейских знаменитостей для распространения и популяризации своих работ, помощь в трансляции телевизионных драм за границей). Однако большая часть заслуг в распространении «мягкой силы» принадлежит частному сектору (развлекательным и другим компаниям) (Kim, http://web.stanford.edu)
Изучение языка Китайские исследователи признали, что рост популярности изучения языка не связан напрямую с увеличением «мягкой силы» страны. Иностранцы осознают факт подъема китайской экономики и считают, что «знание китайского — важное подспорье в развитии бизнеса или удачном трудоустройстве» (Борох, Ломанов, 2007, с. 53). Также большую роль в распространении языка и культуры за рубежом играет активная политика руководства страны (Сергеева, http://russiancouncil.ru) Японский язык — скорее барьер при привлечении иностранных студентов. Китайцам и корейцам легче дается обучение японскому языку, чем студентам из западных стран. По этой причине, а также из-за сознательного акцента, который в Японии делают на азиатских торговых партнеров, более 90 % иностранных студентов прибывают в Японию из азиатских стран (АНЬасИ, МсСЛ1, 2008, р.46). Сегодня студенты изучают японский язык из-за увлечения манга и аниме, тогда как до взрыва экономического пузыря студенты изучали японский язык по экономическим причинам Число изучающих корейский язык возросло из-за феномена «корейской волны». Исследователи считают, что люди, увлекающиеся южнокорейской культурной продукцией, особенно телесериалами, желают слушать их на языке-оригинале, тем более что существует проблема перевода языка современной корейской массовой культуры на иные языки — порой смысл сильно искажается (Ким, https://www.academia. edu)
Культура Официально культура считается основным источником «мягкой силы», но не все китайские ученые согласны с такой точкой зрения. Практика показывает, что культура играет незначительную роль в увеличении «мягкой силы» страны. По официальным данным, международная культурная торговля Китая переживает большой дефицит. Молодое поколение китайцев стало прозападным. Китайская история и культура остаются привлекательными для туристов, и те, кто говорят о «китайской угрозе», любуются Великой Китайской стеной, демонстрируя ограниченную эффективность текущего культурного влияния Китая (Мт-д^апд, 2009) Культурные продукты Японии успешно идут на экспорт, но нельзя однозначно сказать, что они генерируют влечение к государству. Китайцы за время взросления, чтения комиксов и просмотра японских мультфильмов переняли некоторые обычаи японцев (снятие обуви внутри дома, поклон при встрече), начали ценить японские визуальные нарративы. Японские драмы рассматриваются китайцами как образец комфортного, либерального образа жизни. В результате часть китайцев пересмотрела свое отношение к японцам в лучшую сторону. Однако, когда дело касается политических проблем и исторических споров, действие культуры не заметно Ученые Южной Кореи признают сложность оценки влияния культуры на «мягкую силу». Признается, что, несмотря на большую популярность корейской культуры, этой стране не удалось переименовать на картах Японское море в Восточное море (The East Sea), тогда как в некоторых англоязычных учебниках «Восточное море» пишется в скобках под основным названием. Кроме того, Южная Корея не смогла официально присоединить Острова Лиан-кур, являющиеся спорной территорией между Южной Кореей и Японией (Janelli, http://ieas.berkeley.edu)
Í
о
ж о-К
3
о
1К
прошлого. Эта подозрительность укрепилась еще больше, когда японский премьер-министр посетил храм Ясукуни (Nye, 2005). Когда политики в Японии делают провокационные замечания и отрицают некоторые события истории, страна быстро теряет нарабатываемую годами «мягкую силу». Очарование будущим Японии стало таять вместе с ее успехами в экономике. Исследователи полагают, что слабость «мягкой силы» Японии также является следствием проблемы политического руководства: государству нужен лидер с долгосрочной национальной стратегией развития для себя и региона (Oros, 2013, p. 130). Японию часто считают зависимым союзником Соединенных Штатов, что сказывается на ее имидже самостоятельного агента «мягкой силы» (Peng Er Lam, 2007). Кроме того, ограничением для развития «мягкой силы» выступает относительная замкнутость общества по отношению к иммигрантам (Ibid.).
Повестка дня Южной Кореи так или иначе включает проблему Северной Кореи. На ее политике сказывается и наличие других крупных игроков региона (Китая, России, Японии). Большинство японцев считают, что Южная Корея была неэффективна в урегулировании северокорейской ядерной проблемы (57 %) и в урегулировании напряженности между Китаем и Тайванем (60 %) (Perceptions of South Korea, http://www.thechicagocouncil.org), и лишь в Китае большинство респондентов считают, что Южная Корея была «несколько» или «очень эффективной» в работе по решению проблемы северокорейской ядерной программы. Кроме того, Южная Корея получает средние баллы по эффективности продвижения своей политики в Азии, по лидерству в международных организациях и по эффективности в управлении напряженностью в отношениях между Тайванем и Китаем.
Фиксируется большая степень изменчивости в восприятии культурного влияния Южной Кореи. Так, индонезийцы и американцы не считают, что Южная Корея имеет значительную культурную «мягкую силу», тогда как японцы, китайцы и вьетнамцы испытывают уважение к южнокорейской «мягкой силе» в плане воздействия ее культуры. Большинство (или относительное большинство) в каждой стране оценивает распространение южнокорейского культурного влияния положительно (79 % в Китае, 78 % в Японии, 44 % в Индонезии и 83 % во Вьетнаме) (Ibid.).
В целом же стратегические модели развития «мягкой силы» стран Восточ-ноазиатского региона демонстрируют большое разнообразие в концептуальном осмыслении ресурсов и механизмов действия soft power, в освоении новых направлений деятельности, представленных в виде культурной, гуманитарной, научно-технологической, ресурсной дипломатии, а также дипломатии помощи.
Литература
Борох О., Ломанов А. Скромное обаяние Китая // Pro et Contra. 2007. № 6. С. 41-60.
Катасонова Е. Л. Япония и ее инструменты мягкой силы // Ассоциация японоведов. URL: http://japanstudies.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=391 &Itemid=1 (дата обращения: 01.04.2014).
Ким Г. Казахстанско-корейские отношения и публичная дипломатия Кореи // Портал Академия. URL: https://www.academia.edu/3167101/Korean-Kazakhstan_Relations_and_Koreas_Pub-lic_Diplomacy_ (дата обращения: 20.01.2014).
Ковба Д. М. Теоретическая и практическая адаптация концепта «мягкой силы» восточно-азиатскими государствами // Пространство и время. 2014. № 4 (18). С. 111-118.
Русакова О. Ф. Soft power как стратегический ресурс и инструмент формирования государственного бренда: опыт стран Азии // Известия Уральского федерального университета. 2013. Сер. 3. Общественные науки. № 3 (118). С. 52-61.
Русакова О. Ф. Методологические проблемы категориального и инструментального анализа soft power // Дискурс-Пи: научный журнал. 2014. № 1 (14). С. 68-74.
Сергеева А. Китайский язык как инструмент реализации «китайской мечты» // РСДМ. 2013. URL: http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=23882 (дата обращения: 23.12.2013).
Чугров С. В. Мягкое притяжение Японии // Полис. Политические исследования. 2015. № 6. С. 53-67.
Altbach O. G., McGill P. Higher education as a projection of America's soft power // Soft power superpowers: cultural and national assets of Japan and the United States / eds YWatanabe, D. L. Mc-Connell. New York: An East Gate Book, 2008. P. 37-53.
D'Hooghe I. The expansion of China's public diplomacy system // Soft power in China: public diplomacy through communication / ed. by J. Wang. Palgrave MacMillan, 2011. P. 19-35.
Foundation Act // Korean Foundation. 2013. URL: http://en.kf.or.kr/?menuno=524 (дата обращения: 15.09.2014).
Hanban. Annual Report // Confucius Institute Headquarters. 2012. URL: http://www.hanban. edu.cn/report/2012.pdf (дата обращения: 15.09.2014).
Huang C. China's soft power in East Asia. A question for status and Influence? // The national bureau of Asian research. 2013. N 43. URL: https://dornsife.usc.edu/assets/sites/451/docs/Huang_ FINAL_China_Soft_Power_and_Status.pdf (дата обращения: 15.01.2016).
Janelli R. L. Soft power, Korea, and the politics of culture // Institute of East Asian Studies. 2007. URL: http://ieas.berkeley.edu/events/pdf/2007.10.05_Janelli_and_Yim.pdf (дата обращения: 15.04.2014).
Kim R. South Korean cultural diplomacy and efforts to promote the ROK's brand image in the US and around the world // Stanford. 2011. URL: http://web.stanford.edu/group/sjeaa/journal111/ Korea2.pdf (дата обращения: 16.09.2014).
Konishi W. Same bed, different dreams: China and Japan as soft power // Asia policy. 2013. N 15. P. 127-154.
Lee G. A theory of soft power and Korea's soft power strategy // The Korean Journal of Defense Analysis. 2012. N 21(2). P. 205-218.
LeeS. J. South Korea's Soft Power Diplomacy// East Asia Institute. 2009. URL: http://www.eai.or.kr/ type/panelView.asp?bytag=p&catcode=1310000000&code=eng_report&idx=8593&page=5 (дата обращения: 22.04.2014).
Ma Young Sam. Korea's public diplomacy: a new initiative for the future // Issue Brief: The Asian Institute for policy studies. 2012. N 29. P. 1-25.
McGray D. Japan's Gross National Cool // Foreign Policy. 2002. N 130. P. 44-54.
Mingjiang L. Domestic sources of China's soft power approach // China Security. 2009. Vol. 5, N 2. P. 55-70.
NuriH. M. Rising soft power of South Korea // Pakistan observer. 2012. URL: http://pakobserver. net/detailnews.asp?id=135052 (дата обращения: 14.04.2014).
Nye J. Soft power // Foreign Policy. 1990. N 80. P. 153-171.
Nye J. Soft power: the means to success in world politics. Public Affairs, 2005. 191 p.
Oros A. Who's the most charming in Asian regional diplomacy? // Asia policy. 2013. N 15. P. 127154.
PengErLam. Japan's quest for "soft power": attraction and limitation // East Asia. 2007. N 24(4). P. 349-363.
Perceptions of South Korea // Soft power in Asia: results of a 2008 multinational survey of public opinion. URL: http://www.thechicagocouncil.org/UserFiles/File/P0S_Topline%20Reports/ Asia%20Soft%20Power%202008/Soft%20Power%202008_full%20report.pdf (дата обращения: 24.04.2014).
ПОЛИТЭКС. 2016. Том 12, № 2
Sun Sao-Cheng. The approaches of China's soft power strategy // WHAMPOA Journal. 2011. N 61. P. 53-64.
The Japan Foundation Annual report // The Japan Foundation. URL: http://www.jpf.go.jp/e/ about/outline/ar/2012/pdf/dl/ar2012.pdf (дата обращения: 15.09.2014).
The soft power 30. A global ranking of soft power // Portland. 2015. URL: http://softpower30. portland-communications.com/pdfs/the_soft_power_30.pdf (дата обращения: 16.12.2015).
Wang J. Introduction: China's search on soft power // Soft power in China: public diplomacy through communication / ed. by J.Wang. Palgrave MacMillan, 2011b. P. 1-18.
Wenks K. Are we tracking the dragon? Ensuring the intelligence community is properly postured to monitor an Emerging China // Paper book of Naval postgraduate school. Monterey, California, 2008. URL: http://calhoun.nps.edu/bitstream/handle/10945/10364/08Mar_Wenks. pdf?sequence=1&isAllowed=y (дата обращения: 15.01.2016).
Wilson J. L. Soft power as a component of Russian and Chinese discourse and strategy // American Political Science Association. Norton, MA, 2013. URL: http://papers.ssrn.com/sol3/papers. cfm?abstract_id=2309529 (дата обращения: 15.01.2016).
Русакова Ольга Фредовна — доктор политических наук, профессор; [email protected]
Ковба Дарья Михайловна — младший научный сотрудник; [email protected]
Статья поступила в редакцию 1 февраля 2016 г; рекомендована в печать 7 апреля 2016 г.
Для цитирования: Русакова О. Ф., Ковба Д. М. Стратегические модели «мягкой силы» стран восточноазатского региона // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2016. Т. 12, № 2. С. 14-29.
STRATEGIC SOFT POWER MODELS OF THE EAST ASIAN COUNTRIES
Olga F. Rusakova, Daria M. Kovba
Institute of Philosophy and Law, Ural Branch of RAS
Sofia Kovalevskaya st., 16, Ekaterinburg, 620990, Russia; [email protected]; [email protected]
The article discusses the «soft power» concept and its adaptation to the national characteristics of the East Asian countries. According to the authors, the soft power is an integrative driver of the nonviolent acts leading to the increase of the competitiveness of the influential agents and consolidation of their positions in monitoring the various spaces. The article presents a comparative analysis of the soft power strategic models in the East Asia (China Japan, South Korea) according to the plan: 1) conceptual features of soft power models of China, Japan and South Korea;
2) comparison of the institutions involved in the development of public and cultural diplomacy;
3) factors, causing the increase of the soft power in China, Japan and South Korea; 4) the strengths and weaknesses of the soft power strategies. The authors note that among these three countries, China maximally adapts the soft power concept to its current policy. In Chinese understanding the soft power serves to disseminate the Chinese culture and the construction of socialism. Japanese soft power model (so called "Cool Japan"), (unlike Chinese perception), relies not so much on the popularization of the traditional culture, as on the expansion of production and the global promotion of Japanese pop culture. The strategic soft power model in South Korea is related to the promotion of the following important national resources: the successful experience of the rapid modernization and democratization; an experience of spreading the South Korean commercial and cultural brands in the East Asia ("Korean Waves").
Keywords: soft power, the East Asian region, China, Japan, South Korea, public diplomacy, cultural diplomacy, resource diplomacy, aid diplomacy.
MMe^dyuapodHbte noMimmecKye npoy,eccu
References
Altbach O. G., McGill P. Higher education as a projection of America's soft power. Soft power superpowers: cultural and national assets of Japan and the United States. Eds. Y Watanabe, D. L. Mc-Connell. New York, An East Gate Book, 2008, pp. 37-53.
Borokh O., Lomanov A. Skromnoe obaianie Kitaia [The Discreet Charm of China]. Pro et Contra. 2007, no. 6, pp. 41-60. (In Russian)
Chugrov P. V. Miagkoe pritiazhenie laponii [Soft attraction of Japan]. Polis. Politicheskie issledo-vaniia [Polis. Political Studies], 2015, no. 6, pp. 53-67. (In Russian)
D'Hooghe I. The expansion of China's public diplomacy system. Soft power in China: public diplomacy through communication. Ed. by. J.Wang. Palgrave MacMillan, 2011, pp. 19-35.
Foundation Act. Korean Foundation, 2013. Available at: http://en.kf.or.kr/?menuno=524 (accessed: 15.09.2014).
Hanban. Annual Report. Confucius Institute Headquarters, 2012. Available at: http://www.han-ban.edu.cn/report/2012.pdf (accessed: 15.09.2014).
Huang C. China's soft power in East Asia. A question for status and Influence? The national bureau of Asian research, 2013, no. 43. Available at: https://dornsife.usc.edu/assets/sites/451/docs/ Huang_FINAL_China_Soft_Power_and_Status.pdf (accessed: 15.01.2016).
Janelli R. L. Soft power, Korea, and the politics of culture. Institute of East Asian Studie,. 2007. Available at: http://ieas.berkeley.edu/events/pdf/2007.10.05_Janelli_and_Yim.pdf (accessed: 15.04.2014).
Katasonova E. L. Iaponiia i ee instrumenty miagkoi sily [Japan and its soft power instruments]. Assotsiatsiia iaponovedov. Available at: http://japanstudieP. ru/index.php?option=com_content&tas k=view&id=391&Itemid=1 (accessed: 01.04.2014). (In Russian)
Kim G. Kazakhstansko-koreiskie otnosheniia i publichnaia diplomatiia Korei [Kazakh-Korean relations and Korean public diplomacy]. Portal Akademiia. Available at: https://www.aca-demia.edu/3167101/Korean-Kazakhstan_Relations_and_Koreas_Public_Diplomacy_ (accessed: 20.01.2014). (In Russian)
Kim R. South Korean cultural diplomacy and efforts to promote the ROK's brand image in the US and around the world. Stanford, 2011. Available at: http://web.stanford.edu/group/sjeaa/journal111/ Korea2.pdf (accessed: 16.09.2014).
Konishi W. Same bed, different dreams: China and Japan as soft power. Asia policy, 2013, no. 15, pp. 127-154.
Kovba D. M. Teoreticheskaia i prakticheskaia adaptatsiia kontsepta "miagkoi sily" vostochnoaziatskimi gosudarstvami [Theoretical and Practical Adaptation of the Concept of "Soft Power" by East Asian States]. Prostranstvo i vremia [Space and Time], 2014, no. 4 (18), pp. 111-118. (In Russian)
Lee G. A theory of soft power and Korea's soft power strategy. The Korean Journal of Defense Analysis, 2012, no. 21(2), pp. 205-218.
Lee S. J. South Korea's Soft Power Diplomacy. East Asia Institute, 2009. Available at: http:// www.eai.or. kr/type/panelView.asp?bytag=p&catcode=1310000000&code=eng_report&idx=8593&p age=5 (accessed: 22.04.2014).
Ma Young Sam. Korea's public diplomacy: a new initiative for the future. Issue Brief: The Asian Institute for policy studies, 2012, no. 29, pp. 1-25.
McGray D. Japan's Gross National Cool. Foreign Policy, 2002, no. 130, pp. 44-54.
Mingjiang L. Domestic sources of China's soft power approach. China Security, 2009, vol. 5, no. 2, pp. 55-70.
Nuri H. M. Rising soft power of South Korea. Pakistan observer, 2012. Available at: http:// pakobserver.net/detailnews.asp?id=135052 (accessed: 14.04.2014).
Nye J. Soft power. Foreign Policy, 1990, no. 80, pp. 153-171.
Nye J. Soft power: the means to success in world politics. Public Affairs, 2005. 191 p.
Oros A. Who's the most charming in Asian regional diplomacy? Asia policy, 2013, no. 15, pp. 127154.
tfOßMTJKC- 2016. TOM 12, № 2
Peng Er Lam. Japan's quest for "soft power": attraction and limitation. East Asia, 2007, no. 24(4), pp. 349-363.
Perceptions of South Korea. Soft power in Asia: results of a 2008 multinational survey of public opinion. Available at: http://www.thechicagocouncil.org/UserFiles/File/P0S_Topline%20 Reports/Asia%20Soft%20Power%202008/Soft%20Power%202008_full%20report.pdf (accessed: 24.04.2014).
Rusakova O. F. Metodologicheskie problemy kategorial'nogo i instrumental'nogo analiza soft power [Methodological Problems of categorical and instrumental analysis of Soft Power]. Diskurs-Pi: nauchnyi zhurnal [Discourse-P. Scientific journal], 2014, no. 1 (14), pp. 68-74. (In Russian)
Rusakova O. F. Soft power kak strategicheskii resurs i instrument formirovaniia gosudarstvennogo brenda: opyt stran Azii [Soft power as a strategic resource and tool of formation of the state brand: the experience of Asian countries]. Izvestiia Ural'skogo federal'nogo universiteta [Izvestia of the Ural federal university]. Ser. 3. Social Sciences, 2013, no. 3 (118), pp. 52-61. (In Russian)
Sergeeva A. Kitaiskii iazyk kak instrument realizatsii "kitaiskoi mechty" [Chinese language as an instrument of Chinese dream]. RSDM, 2013. Available at: http://russiancouncil.ru/ inner/?id_4=2388 2 (accessed: 23.12.2013). (In Russian)
Sun Sao-Cheng. The approaches of China's soft power strategy. WHAMPOA Journal, 2011, no. 61, pp. 53-64.
The Japan Foundation Annual report. The Japan Foundation. Available at: http://www.jpf.go.jp/e/ about/outline/ar/2012/pdf/dl/ar2012.pdf (accessed: 15.09.2014).
The soft power 30. A global ranking of soft power. Portland, 2015. Available at: http://softpower30. portland-communications.com/pdfs/the_soft_power_30.pdf (accessed: 16.12.2015).
Wang J. Introduction: China's search on soft power. Soft power in China: public diplomacy through communication. Ed. by J.Wang. Palgrave MacMillan, 2011, pp. 1-18.
Wenks K. Are we tracking the dragon? Ensuring the intelligence community is properly postured to monitor an Emerging China. Paper book of Naval postgraduate school. Monterey, California, 2008. Available at: http://calhoun.nps.edu/bitstream/handle/10945/10364/08Mar_Wenks. pdf?sequence=1&isAllowed=y (accessed: 15.01.2016).
Wilson J. L. Soft power as a component of Russian and Chinese discourse and strategy. American Political Science Association. Norton, MA, 2013. Available at: http://papers.ssrn.com/sol3/papers. cfm?abstract_id=2309529 (accessed: 15.01.2016).
For citation: Rusakova O. F., Kovba D. M. Strategic Soft Power Models of the East Asian
Countries. Political Expertise: POLITEX. 2016, vol. 12, no. 2, pp. 14-29.
ЛОЛМШЖС- 2016. Том 12, № 2
