CC BY
92
Е.И. Сафронова
СТРАНЫ — УЧАСТНИЦЫ ШОС В ЕВРАЗИЙСКОМ ЭКОНОМИЧЕСКОМ СОЮЗЕ: СПЕЦИФИКА «ПЕРЕКРЕСТНОГО» ЧЛЕНСТВА
Аннотация. В статье характеризуется текущая обстановка в «шосовском» центральноазиатском сегменте ЕАЭС: обстоятельства, ухудшающие кооперативистский климат Союза, а также факторы, благоприятствующие ему. Рассматривается вопрос о том, как особенности отношений стран-членов ЕАЭС (и одновременно ШОС) между собой и с Китаем могут повлиять на статус-кво и перспективы Шанхайской группы.
Ключевые слова: Евразийский экономический союз (ЕАЭС), ШОС, Россия, Китай, Кыргызстан/Киргизия, Казахстан, этапы международной экономической интеграции, конкурентные преимущества, «торговая война», социальная напряженность.
Исходные положения. Членами Евроазиатского экономического союза являются три государства-члена Шанхайской организации сотрудничества — Россия, Республика Казахстан (РК) и Кыргызская Республика (КР, Киргизия).
Существует мнение, что Шанхайская группа не достигла весомых экономических результатов, поскольку не ставила перед собой цели хозяйственной интеграции как таковой1. А вот ЕАЭС, в отличие от ШОС, как раз и предназначен для реализации экономических задач, главные из которых — формирование единого интеграцион-
ного пространства, повышение его конкурентоспособности за счет ресурса коллективности, а также его роли в мировом хозяйстве.
Автор позволит себе не согласиться с таким объяснением малой экономической плодотворности ШОС: согласно ее уставным документам, Шанхайская группа тоже имеет целью наращивание экономического компонента. При сравнении двух документарных пакетов следует, что целый ряд хозяйственных задач ЕАЭС и ШОС пересекаются и даже совпадают2.
Неразработанность экономической составляющей ШОС можно объяснить целым рядом причин, но стержневая из них — столкновение на центральноазиатском поле хозяйственных интересов в первую очередь России и КНР.
Во многом из-за малой хозяйственной результативности Шанхайской группы Китай (провозгласивший в 2013 г. инициативу «Нового Шелкового пути») и Россия (в 2014—2015 гг. поднявшая на щит создание ЕАЭС во многом в ответ на замысел НШП и лидерство КНР в ШОС) предприняли попытки возглавить политико-экономическую активность в Центрально-Азиатском регионе (ЦАР).
РФ, обладая сравнительными преимуществами в сфере поддержания безопасности, традиционно настроена на оборонное направление Шанхайской группы. А экономически состоятельный Китай с первых лет основания ШОС ратует за усиление ее хозяйственного компонента (в начале 2000-х гг. Китай впервые выдвинул идею создания зоны свободной торговли (ЗСТ) ШОС). Это настороженно воспринимается Россией и странами ЦАР, опасающимися «нависа-ния» над их национальными хозяйствами соседствующего экономического гиганта.
ЕАЭС же воплощает стремление членов ШОС — России, Казахстана и Киргизии расширять коллективные экономические взаимосвязи без (прямого) вмешательства мощного хозяйственного конкурента. Да и РФ, вновь стремясь играть «первую скрипку» на международной арене, не может себе позволить быть рядовым «ингредиентом» чужой кооперационной инициативы.
Членство РФ, РК и Киргизии в ЕАЭС (а точнее, — противоречия между ними) способно оказать заметное воздействие на жизнь всей Шанхайской организации сотрудничества.
* * *
Формирование внутреннего климата в ЕАЭС проходит далеко не просто. Ныне обстановку осложняет проблема транзита киргизской сельскохозяйственной продукции через территорию Казахстана. Важность этой проблемы обусловлена тем, что поставка сельскохозяйственных товаров в РК и Россию является важнейшей статьей экспорта Киргизии.
Хотя Астана, согласно правилам ЕАЭС, в ноябре 2015 г. официально сняла санитарный контроль на своих границах со странами-членами Союза, однако с 1 января 2017 г. ею было введено ограничение на доставку киргизской мясной, молочной и овощной продукции в РФ и далее на Запад. Некоторые наблюдатели назвали это
„ 3
состояние «торговой войной» .
Казахстанские власти объясняют свои действия несоответствием киргизской продукции ветеринарным и санитарным нормам и предостерегают о рисках переноса опасных болезней, таких, как ящур, не только на территорию Казахстана, но и далее.
Киргизия же усматривает причину торгового противостояния в неспособности казахстанских производителей конкурировать с «более качественной и менее дорогой продукцией». Бишкек также выражает обеспокоенность затягиванием Астаной ряда процедур, в том числе по техническому регулированию двустороннего товарооборота4.
Далеко не все киргизские аграрно-отраслевые компании имеют право поставлять продукцию за рубеж. Неуполномоченные фирмы вынуждены реализовывать товар на месте или отправлять его в сопредельные страны контрабандным путем. В силу режима экономического союза число внутренних административных и таможенных барьеров на пути товаропотока сократилось, посему «технические» возможности для контрабанды расширились, особенно ввиду высокой коррупционности некоторой части центральноазиатской бюрократии. По официальной информации РК, в 2016 г. в РФ через Казахстан была поставлена 121 партия готовой молочной продукции, а в сам Казахстан — 939 партий, что свидетельствует об «оседании» большой части транзитных товаров на казахстанском рынке или же об их ввозе в Россию нерегистрируемыми каналами5.
Рост контрабанды, как известно, наносит ущерб бюджетам и экспортирующего, и импортирующего государства, ибо средства от реализации поступают в частные «карманы». Из-за «серых» торговых схем, применяемых в этом секторе центральноазиатского торгового поля, российский бюджет может недополучить примерно 340 млн долл. в год6.
С тем чтобы несколько сгладить недовольство Бишкека и ускорить прохождение транзитных грузов, Казахстан пошел на снижение железнодорожных тарифов на перевозку киргизской продукции, а также товаров из Китая, следующих через Киргизию. Эти тарифы сейчас почти в 3 раза ниже средних по стране7. Но пока суть да дело, официальный Казахстан «полудобровольно» несет существенные убытки.
Есть мнение, что хозяйственные установки Казахстана обусловлены свойствами «олигархического монополизма» , характеризующего социально-экономический строй в стране. (Надо отметить, что черты «олигархического монополизма» прослеживаются не только в
РК, но и у ряда его соседей: в любой стране «олигархат» не очень-то заинтересован в обеспечении широких слоев населения качественной и при этом — недорогой продукцией, полученной в результате реальной конкуренции, поскольку его первоочередная цель — сохранить и преумножить собственные доходы.) Молодой «олигархат» использует все возможности «вздуть» цену товаров не на считанные проценты, какими, например, довольствуется зрелый западный бизнес, а на 100 % и выше. Особенно это характерно для крупных сетей ритейла по продаже продуктов питания9. Такая ситуация бросает вызов интересам мелкого и среднего бизнеса, в целом повышая риски социального взрыва.
Угроза социальной «вспышки» в центральноазиатском сегменте ЕАЭС/ШОС обостряется и тем, что вступление Киргизии в Союз уже привело к падению реэкспорта ею китайских товаров и ухудшению положения крупных оптовых рынков страны. Эти рынки потеряли значительную часть своей клиентуры, а ведь они кормили около 800 тыс. человек с семьями (!). По свидетельству коммерсантов, из-за вступления в ЕАЭС и сопряженного с ним повышения таможенных пошлин китайские товары подорожали в КР в 3—4 раза10.
Бишкек поднял таможенные ставки на широкий перечень поступающих из третьих стран изделий, по сути, сравняв их со ставками, принятыми в РФ и Казахстане. Результат этого — удорожание лекарств, средств гигиены, электроники, мебели, кондитерских изделий, парфюмерии, предметов роскоши и др.11
Понятно, что повышение цен на потребительские товары — мера крайне непопулярная и вдвойне рискованная, если учесть, что «Киргизия «славится» непредсказуемым характером своих граж-дан»12, которые к тому же заметно бедней, чем граждане поставленного в пример Казахстана.
Повышает общественное напряжение и запрет Казахстана на транзитные автоперевозки, вызвавший безработицу среди киргизских и казахстанских дальнобойщиков (а ведь дальнобойщики — люди рисковые).
Угроза социальных трений в центральноазиатском сегменте ЕАЭС может возрасти и потому, что предусмотренная режимом экономического союза свобода перемещения рабочей силы резко увеличит приток трудовых мигрантов в Казахстан (да и в Россию), согласных на небольшую, по меркам РК, заработную плату. В итоге рынок труда Казахстана претерпит серьезные изменения: работодатели предпочтут нанимать кыргызстанцев, тем более, что все граждане ЕАЭС обладают практически одинаковыми социальными правами. Данное обстоятельство облегчает положение «гастарбайте-
ров», но чревато массовым недовольством среди казахстанских
13
граждан .
Торговая конкуренция между членами ЕАЭС — участниками ШОС ведет к тому, что местные бюрократии предпринимают самостоятельные попытки сохранить контроль над таможенным регули-
14
рованием, а главное — доступом к административной ренте .
Так, Казахстан и Киргизия вводят собственные меры торгового регулирования. В РК наложены ограничения на перевозку товаров физическими лицами (количественное регулирование), а с учетом контрпродуктивности полного запрета автомобильных перевозок начата практика формирования автокараванов, которые идут по территории Казахстана с сопровождением от киргизской до российской границы (нетарифное ограничение) и т. д.
Статья 47 Договора о Евразийском экономическом союзе предусматривает возможность введения в одностороннем порядке мер нетарифного регулирования, но только в отношении третьих стран — нечленов Союза и с разрешения Евразийской комиссии (регулирующего органа ЕАЭС)15. Поэтому подобные действия государств-участников ущемляют принцип свободного движения товаров, диктуемый режимом таможенного союза, общего рынка и тем более — экономического союза.
Практикует односторонние меры регулирования еще один член ЕАЭС/ШОС — Россия. Казахстанские политологи сетуют, что у РК по-прежнему имеются проблемы с доступом на российский рынок из-за нетарифных ограничений, «которые смогла протолкнуть в договор (о ЕАЭС. — Е.С.) Россия и которые теперь защищают ее собственных производителей от конкуренции со стороны других участников интеграции»16. Например, российские санитарная и фито-санитарная службы уполномочены блокировать ввоз продукции от соседей по ЕАЭС, ссылаясь на ее нормативное несоответствие17.
Ответные российские санкции, введенные с августа 2014 г. в отношении продовольствия из ЕС, США и ряда других стран, при отсутствии аналогичных решений в Казахстане и Киргизии приводят к еще большему рассогласованию торговой политики стран-партнеров и соответственно — к ущемлению исходного принципа любого
экономического союза — свободы торговли внутри интеграционно-
18
го объединения .
Прямая поставка китайских товаров в Казахстан, с устранением этапа киргизского реэкспорта, чревата снижением заинтересованности бизнеса КР в закупках китайской продукции. Таким образом, режим ЕАЭС в его центральноазиатском секторе может уже сейчас задеть торговые позиции Китая. И, видимо, это потребует урегулирования если не материального свойства, то хотя бы на уровне дипломатического этикета.
Если подобные контрадикции в ЕАЭС будут сохраняться, то они «подстегнут» китайскую практику прямых двусторонних сделок вне эгиды ЕАЭС и ШОС. К тому же номенклатура коммерческих условий и регламентов, применяемых центральноазиатскими государствами-членами ШОС/ЕАЭС, традиционно разнится в зависимости
от конкретного торгового договора. Нельзя игнорировать обычай центральноазиатского сегмента ЕАЭС/ШОС включать в торговые контракты индивидуальные условия поставки/покупки, которые могут отличаться от диктуемых режимом экономического союза.
Стоит отметить, что в интересах обеспечения единообразного применения государствами-членами и органами Союза Договора о ЕАЭС, «внутрисоюзных» международных договоров, международных договоров ЕАЭС с третьими странами и решений органов Союза им учрежден Суд ЕАЭС19. Однако действенные дисциплинарные механизмы, способные побудить выполнять решения Суда, в ЕАЭС отсутствуют: решения Суда носят рекомендательный характер. Иначе, видимо, и быть не может: ЕАЭС — слишком деликатная конструкция, чтобы подвергать ее членов испытанием реальной юридической ответственностью.
В результате, разнобой в практике заключения контрактов с третьими странами может нанести ущерб интересам и ЕАЭС, и ШОС, поскольку он ставит «подножку» идее интеграции как таковой.
На самом высоком уровне российская сторона акцентирует тезис, что в ЕАЭС «интеграция имеет наднациональную природу и должна оставаться над национальной или двусторонней повесткой дня»20. И далее: споры между членами ЕАЭС (например, РК и Киргизией. — Е.С.) можно расценивать как неприемлемую попытку совершить размен «за общий счет» и «сделать интеграцию в рамках ЕАЭС заложницей двусторонних противоречий»21.
Думается, что особая решительность таких утверждений, при всей их юридической обоснованности, смущает центральноазиат-ских партнеров, весьма болезненно относящихся даже к легким намекам на ущемление их недавно обретенного суверенитета (наднациональность административных структур этого, скажем так, совсем не исключает).
ШОС, в отличие от ЕАЭС, не требует создания наднациональных регулирующих механизмов, и посему страны ЦАР наверняка чувствуют себя комфортнее в ее обстановке необязательной управляемости и юридической «неподсудности».
Имеет значение и внешний фактор, «работающий» на искусственное разобщение государств ЕАЭС/ШОС: американские дипло-
маты, численность которых в Киргизии за минувшие годы заметно возросла, активно общаются с представителями политической элиты страны, запугивая их намерениями России реализовать «имперские» и «советские» устремления и «подчинить» себе постсоветское
22
пространство .
Педалируется тезис и о том, что членам ЕАЭС придется поступиться суверенитетом и принимать многие решения с оглядкой на Москву. (Можно признать, что в реалиях Кыргызстана членство в Союзе способно повлиять на политические права и свободы, которые носят беспрецедентный характер в ЦАР. Соответствующие тенденции уже имеют место: в Жогорку Кенеше (парламенте КР) рассматривается аналогичный российскому законопроект «Об НПО — иностранных агентах»)23.
Прослеживается и недовольство, в основном с казахстанской стороны, уровнем «религиозных свобод» в Киргизии, способствующим росту в КР радикальных исламистских организаций, включая запрещенные в Казахстане и России «Джамаат-и-Таблиг» и «Хизб-ут-Тахрир». Активность этих структур угрожает обустройству киргизской «ниши» в Союзе гораздо больше, нежели противоречия «по картофелю, мясу и молоку»24. Она же способна самым непосредственным образом сказаться и на ШОС.
На наш взгляд, некоторые сложности в сотрудничестве возникают и из-за разночтений самого понятия «интеграция». Ныне под международной экономической интеграцией (МЭИ) понимается такая степень интернационализации производства, которая на основе развития устойчивых взаимосвязей и разделения труда между национальными хозяйствами стран-партнеров ведет к сращиванию их воспроизводственных механизмов в единый хозяйственный комп-лекс25. Экономическая интеграция обладает особыми характеристиками, которые отличают ее от других форм хозяйственного сотрудничества, в том числе от кооперации. Это не только устранение ограничений в движении факторов производства (товаров, услуг, капиталов, трудовых ресурсов) между странами-участницами, но и сближение национальных законодательств, норм и стандартов; согласование экономической политики; совместное финансирование развития экономики и ее инновационной составляющей и др.26
Но сложилось так, что на экспертном уровне и в ШОС, и в ЕАЭС до сих пор под интеграцией зачастую понимают пусть коллективную, но все же «простую» кооперацию. Двусторонние кооперационные инициативы порой преподносятся как свидетельство процесса интеграции. А ведь интеграция — не просто совместная работа по обмену, согласованию или созданию каких-либо условий и/или материальных ценностей. Это длительное и сложное явление, проходящее несколько стадий и требующее особых обязательных условий. Поэтому принимать за полноценную интеграцию кооперационные усилия не представляется верным ни с концептуальной, ни с политической, ни с практико-экономической точек зрения.
В ШОС Китай пока малоуспешно стремится учредить ЗСТ, которая являет собой первую, начальную фазу МЭИ. Режим зоны свободной торговли обусловливает облегченное перемещение товаров внутри ЗСТ при сохранении таможенных процедур между странами-участницами.
В ЕАЭС же идет работа по совершенствованию таможенного союза (ТС) (второй, более высокий этап интеграции) с элементами общего рынка (ОР) (третий этап), что подразумевает не только свободное перемещение товаров, капитала, услуг, технологий, информации, ликвидацию таможенных процедуры внутри ТС, но и свободную миграцию рабочей силы. К тому же ОР проводит единую внешнеторговую политику относительно третьих стран. А ее в ЕАЭС де-факто нет.
Но надо отметить, что официально продекларированный уровень интеграции в ЕАЭС — выше, чем в ШОС, ибо в Шанхайской группе пока не создана даже зона свободной торговли.
Формирование наднациональных структур по регулированию общей внешнеторговой и внутриэкономической политики (за исключением монетарной) есть черта четвертого этапа МЭИ — собственно экономического союза. Евразийская экономическая комиссия (ЕЭК) ЕАЭС имеет статус наднационального органа управления, и ее решения обязательны для исполнения на территории стран — участниц ЕАЭС. Поэтому формально ЕАЭС экономическим союзом и называется, хотя он еще не обустроил адекватным образом интеграционные ниши ТС и ОР. И саму ЕЭК пока трудно назвать орга-
ном реального регулирования в свете продолжающихся нарушений режима ЭС со стороны государств-членов.
Высший (пятый) этап МЭИ представлен экономическим и валютным союзом, проводящим единую внешнеэкономическую и скоординированную внешнюю политику относительно третьих стран. История знает только один пример ЭВС — Европейский союз. Венцом же интеграционных процессов, по идее, является создание на основе ЭВС Политического союза (общая внутренняя и внешняя политика, единое гражданство), прецедентов чего пока не было27. То есть полновесная политическая интеграция — это вызревшее следствие, а не предпосылка интеграции экономической.
Возможность реальной экономической интеграции в рамках ЕАЭС и ШОС не может быть исключена. В мировой экономической науке основополагающими предпосылками для МЭИ называются близость уровня хозяйственного развития стран-участниц, наличие единого географического ареала и традиционно сложившихся экономических связей, взаимодополняемость экономик, общность хозяйственных задач, наличие стран-лидеров интеграции и политическая воля к интегрированию, а также, что особо важно, — наличие
28
единой модели развития .
Из этого следует, что некоторые условия для экономической интеграции и в ЕАЭС, и в ШОС существуют, однако ныне ей препятствуют разрыв в уровне развития национальных хозяйств стран-участниц; характер производства (во многом сходный у государств ЦА), а также несовпадение моделей развития и политических интересов правящих элит. У многих элит нет истинного желания интегрироваться, ибо интеграция подразумевает не только «разгерметизацию» границ и внутренних политико-экономических режимов, но и реальное делегирование ряда полномочий наднациональным админи-
29
стративно-координационным структурам .
Неприятие наднационального управления иллюстрируется затягиванием процесса согласования нового Таможенного кодекса ЕАЭС, в частности, из-за требования Казахстана разрешить странам-участницам самостоятельно выдвигать смягченные или же более жесткие требования к оформлению ввоза товаров на соответствующих пограничных участках. Понятно, что внесение в Кодекс
подобных положений противоречило бы самой концепции интегра-
30
ционного объединения , но невключение этих мер подталкивает страны-члены восстанавливать торгово-протекционистские барьеры в одностороннем порядке.
Успех интеграции обусловливается не только экономическими достижениями, но и наличием если не идеологической, то общей социо-культурной платформы. Представляется справедливым то мнение, что необходимы понятные всем идеи, символы, «способные овладеть умами, сердцами и душами представителей всех народов, населяющих постсоветское пространство. Без этого ЕАЭС рискует превратиться в очередное объединение, коих и без того много...»31.
Китай на государственном уровне в рамках ШОС (и не только там) продвигает подходящую идею: идею о совпадении «китайской мечты» со многими другими «национально-географическими» мечтами. (Сама терминология «мечты» не нова: вспомним «американскую мечту», описанную еще в 1931 г. Дж. Адамсом в трактате «Эпос Америки».)
Так, по словам Си Цзиньпина, в процессе реализации «китайской мечты» Китай не только будет развиваться сам, но и станет вносить вклад в развитие всего мира, создавать блага не только для своего народа, но и для народов всего мира32. В такой трактовке концепция «китайской мечты» способна работать как надматериаль-ный фактор интеграционного движения. На реалии Шанхайской группы (как детище Китая) эта скрепа вполне органично переносится, особенно в свете тезиса о сопряжении ШОС и проекта Экономический пояс Шелкового пути, предоставляющего возможности для прогресса всех стран-участниц ЭПШП. А вот ЕАЭС подобной скрепы пока не обрел. Видимо, она не кажется членам Союза важной, а то и достижимой, тем более, что его «стержнеобразующая» страна — Россия ценит сначала геополитическую сторону постсоветской интеграции («собирание земель постсоветского пространства»)33 и только потом — экономическую и мировоззренческую.
Так или иначе, но с духовной скрепой интеграционные дела пошли бы понятнее и более споро.
Есть и факторы, объективно благоприятствующие ЕАЭС. Очевидно, что это — географическое положение, исторически склады-
вавшиеся многоплановые связи и опыт кооперации. По признанию некоторых политиков из стран ЦАР, эти обстоятельства ставят центральноазиатских членов ЕАЭС в условия, когда ключевым
рынком сбыта для них является евразийский рынок, а главным
34
двигателем экономического роста — евразийская интеграция . И они представляют собой пока не утраченное конкурентное преимущество, которое следует активно использовать силами ЕАЭС и на его пользу.
Рано или поздно, но скептикам ЕАЭС придет осознание тех выгод, которые предоставляет режим Союза. Например, для КНР привлекательность Казахстана и Киргизии как транзитных узлов трансконтинентальной транспортировки китайских товаров ожидаемо возрастет именно в силу становления единого таможенного пространства, облегчающего доставку китайского экспорта в Россию и далее35. То есть Китай от деятельности ЕАЭС и теряет, и выгадывает. Какая из этих двух тенденций окажется сильнее, зависит и от самой КНР. Если она захочет и сумеет использовать территорию ЕАЭС в интересах инициативы ЭПШП, то Союз рискует обрести сервисную функцию относительно китайского мегапроекта. Цен-тральноазиатские члены ШОС/ЕАЭС наверняка отдадут свои предпочтения финансово-экономическому «монстру» ЭПШП, нежели ЕАЭС, положение и перспективы которого пока туманны. Если это произойдет, то России придется очень многое вложить в возврат интереса стран ЦАР к ЕАЭС. Будет ли она обладать достаточными для этого материальными ресурсами?
В последние годы Союз, не успев «расправить крылья», показал падение объемов внутренней торговли. Причины — мировой экономический кризис, непростая хозяйственная ситуация в странах-участницах и ЕАЭС/ШОС, антироссийские торговые санкции, обвал цен на нефть и девальвация рубля (из-за которой торговля
внутри Союза снизилась примерно на треть36), падение курса дру-
37
гих национальных валют, продуктовая «экспансия» российского агарного сектора, проявляющего активность в условиях импорто-замещения.
Тут возникает вопрос: если ослабление курса валют ЕАЭС к доллару так критично, то почему Союз до сих пор не отказался от столь
сильной привязки своих торгово-экономических связей к американской денежной единице? Почему не обсуждается идея введения единой расчетной единицы по принципу переводного рубля СЭВ, тем более, что Договор о ЕАЭС (ст. 64) предоставляет исходную юридическую базу? Ответ пока один — общая неготовность ЕАЭС функционировать на уровне реального, а не продекларированного экономического союза.
Еще одной причиной падения объемов «внутрисоюзной» торговли министр экономики Киргизии А. Кожошев называет спад реэкспорта китайских товаров, которые теперь следуют напрямую из Китая в Казахстан38. Это заявление прямо наводит на мысль о весе и значении двусторонней киргизско-китайской торговли для товарооборота всего ЕАЭС.
Очевидно, что трудности, с которыми сталкивается ЕАЭС, в принципе «льют воду на мельницу» ШОС как более понятного для центральноазиатских стран устоявшегося субъекта кооперационного взаимодействия.
Но вероятно и отрицательное воздействие на Организацию. Так, ситуация в казахстано-киргизских торговых и транспортных отношениях, чреватая протестными настроениями в обществе, может омрачить климат всего ЕАЭС, перекинуться на отношения двух стран в рамках ШОС и составить проблему для всей Шанхайской группы: социальная напряженность, как известно, — обильная питательная среда для «трех зол». (За последние несколько лет активизация «трех зол» (международного терроризма, этнического сепаратизма и религиозного экстремизма) вновь вошла в число ключевых обеспокоенностей ШОС.)
Муссирование же Казахстаном проблем в здравоохранной сфере в свете (гипотетической) угрозы проникновения тяжелых заболеваний из Киргизии на территорию всего Союза из-за ликвидации ветеринарного и санитарного контроля на границах с КР — также небезопасно. Третьи страны могут намеренно использовать предлог «некондиционности» киргизской сельхозпродукции для давления на внешнеэкономическую политику Киргизии и ЕАЭС в целом. Недоверие к продукции центральноазиатских стран ЕАЭС/ШОС не лучшим образом отразится на репутации всей Шанхайской группы.
При всем при том, ШОС не может не сотрудничать с ЕАЭС. Это объясняется не только перекрестным членством в двух структурах ряда стран, но и тем, что именно через ШОС Китай «прикасается» к коллективным интеграционным процессам на центральноазиатском поле. Поскольку в Пекине болезненно воспринимают невключенность КНР в эти процессы, то хотя бы поэтому КНР будет и далее продвигать идею создания ЗСТ «Китай—ЕАЭС».
Хозяйственные проблемы стран-членов ЕАЭС/ШОС неизбежно и ощутимо скажутся на Шанхайской группе, как только ее экономическому компоненту будет придан ощутимый «запал». Парадоксальным образом неразвитость экономического формата ШОС предохраняет ее от обретения новых проблем, заносимых извне.
На базе вышеизложенного можно сделать следующие выводы и обобщения:
1. Для нивелирования многих проблем, возникающих между центральноазиатскими странами ЕАЭС (однотипность производимой продукции и отсюда — нехватка экономической взаимодополняемости, зависимость от внешней рыночной конъюнктуры и от результативности внешней торговли и пр.), необходимо наращивание собственного производственного потенциала Союза. Это первоочередная задача ЕАЭС и то звено, за которое можно вытянуть всю цепь проблем, связанных с хозяйственным ростом этой структуры. Стяжкой и скрепой интеграционных процессов и в ЕАЭС, и в ШОС мог бы стать реальный запуск крупных коллективных инициатив, но для него необходимы и капиталовложения, и отлаженный координационный механизм, и политическая воля. И всего этого как раз и не хватает.
Пока не просматривается перспектива для заключения Союзом инвестиционных соглашений с третьими странами. С Китаем участники ЕАЭС работают на двусторонней основе. (Знаковым событием
стало принятие в 2016 г. Казахстаном китайского юаня в качестве
39
резервной валюты и валюты инвестирования.)
Ни в двустороннем формате, ни в ШОС китайское руководство не проявляет стремления координировать с Россией его внешнеэкономические усилия в ЦАР40. К тому же КНР вряд ли намерена масштабно вкладываться в коллективного конкурента и проекта
ЭПШП, и ШОС. Изыскание же других «третьих» источников капиталовложений в ЕАЭС видится еще более проблематичным.
2. Режим экономического союза, в том виде, который наблюдается ныне в ЕАЭС, не способен заглушить ни индивидуальные хозяйственные интересы входящих в него стран, ни их противоречия. И посему двустороннее соперничество между членами ЕАЭС/ШОС будет не просто проявляться, но, возможно, даже обостряться, например, за доступ к иностранным (китайским или западным) инвестициям или же за политическое влияние. Эта конкуренция есть и будет основным барьером на пути интеграционных процессов и в ЕАЭС, и в Шанхайской группе.
3. Разрыв в уровне экономического развития является ключевым препятствием на пути полноценной МЭИ так же, как и различие моделей социально-экономического развития. В центрально-азиатском сегменте ЕАЭС/ШОС эти модели не совпадают: Казахстан все заметнее переходит от государственного патернализма к уже упомянутому «олигархическому монополизму», а Киргизия тщится проводить курс на экономическую либерализацию. К тому же у государств с преимущественно сырьевым экспортом объективно мало стимулов для интеграционного процесса, ибо стремление
извлечь прибыль в кратчайшие сроки довлеет над интересами пер-
41
спективного планирования .
4. Сохранение между странами-участницами ЕАЭС/ШОС острых противоречий экономического и политического свойства препятствует не только формированию полноценного политико-экономического интеграционного альянса государств, но и углублению «простых» кооперационных процессов. И в ЕАЭС, и в рамках ШОС сохраняется ряд контрадикций, не допускающих возможность превращения этих формирований в элементы антизападного фронта с едиными внешнеполитическими приоритетами и экономическими устремлениями, не говоря уж об идеологии. Централь-ноазиатские страны-члены ШОС/ЕАЭС активно идут на экономическое (и не только) взаимодействие с Западом. И поскольку уровень противостояния США и КНР42, США и центральноазиатских стран значительно ниже, чем уровень противостояния Соединенных Штатов и РФ, то явный конфликт ШОС и даже ЕАЭС с Запа-
дом маловероятен. Похоже, что в реальном оппонировании мировому диктату США России придется опираться в основном на собственные силы.
Примечания
1 Ткаченко А.А. Интеграционные начала ЕАЭС: проблемы миграции // Власть. 2015. № 11. С. 14.
2 Хартия Шанхайской организации сотрудничества. URL: http://infoshos.ru/ ru/?id=33 и Договор о Евразийском экономическом союзе (ред. от 08.05.2015) (с изм. и доп., вступ. в силу с 12.02.2017). URL: http://www.consultant.ru/cons/cgi/ online.cgi?req=doc&base=LAW&n=203268&fld=134&dst=100053,0&rnd=0.0051296 28277986409. См. также: О расширении, свободной торговле и юбилее ШОС. Как за эти годы изменился образ ШОС. URL: https://kapital.kz/economic/55125/o-rass hirenii-svobodnoj-torgovle- i-yubilee-shos.html
3 Балмасов С. Казахстан и Киргизия: «торговая война» или конфликт частных интересов? URL: http://www.ritmeurasia.org/news--2016-05-27--kazahstan-i-kirgizija-torgovaja-vojna-ili-konflikt-chastnyh-interesov-23761
4 Торебаева М. Как Казахстан и Киргизия в рамках ЕАЭС спорят из-за молока и мяса. URL: http://www.dw.com/ru/как-казахстан-и-киргизия-в-рамках-еа-эс-спорят-из-за-молока-и-мяса/a-37159300; Балмасов С. Указ. соч.
5 Торебаева М. Указ. соч.
6 Зуенко И. Евразийская брешь: кто выиграл от вступления Киргизии в ЕАЭС. URL: http://carnegie.ru/commentary/?fa=64998
7 URL: http://www.dw.com/ru/как-казахстан-и-киргизия-в-рамках-еаэс-сп орят-из-за-молока-и-мяса/a-37159300.
8 Там же.
9 Торебаева М. Указ. соч.; Балмасов С. Указ. соч.
10 Джумакадыров С. Кыргызстан в ЕАЭС. Первая жертва — торговля. URL: http://rus.azattyk.org/a/27473262.html; Кенжеева А. Год членства Киргизии в ЕАЭС: как перестраивается рынок. URL: http://www.dw.com/ru/год-членства-ки ргизии-в-еаэс-как-перестраивается-рынок/a-19496841
11 Иванов А. Кыргызстан теперь в ЕАЭС, и этим довольны не все. URL: https://informburo.kz/stati/kirgiziya-v-eaes-dovolny-daleko-ne-vse-10355.html
12 Там же.
13 URL: https://informburo.kz/stati/kirgiziya-v-eaes-dovolny-daleko-ne-vse-103 55.html
14 Зуенко И.Указ. соч.
15 Договор о Евразийском экономическом союзе...
16 Цит. по: Петровская Г. Кто ставит барьеры на пути к интеграции в ЕАЭС. URL: http://www.dwxom/m/кто-ставит-барьеры-на-пути-к-интеIрации-в-еаэс/ a-19309983
17 Там же.
18 URL: http://www.dwxom/m/кто-ставит-барьеры-на-пуги-к-интеграции-в-еаэс/a-19309983
19 URL: http://www.armenianlaw.com/deyatelnost-i-kompetenciya-eaes
20 Медведев назвал шантажом увязку евразийской интеграции с двусторонними проблемами. URL: http://tass.ru/politika/4076123URL: http://tass.ru/politika/ 4076123
21 Там же.
22 Балмасов С. Указ. соч.
23 Иванов А. Указ. соч.
24 Балмасов С. Указ. соч.
25 См.: Международная экономическая интеграция / под ред.Н.Н. Ливенце-ва. М.: Экономистъ, 2006. С. 10; Мировая экономика и международные экономические отношения / под ред. А.С. Булатова, Н.Н. Ливенцева. М.: Магистр, 2008. С. 51.
26 Фроленков В.С. Современные торгово-экономические отношения КНР с центральноазиатскими странами-членами ШОС и Туркменистаном. М.: ИДВ РАН, 2009. С. 136—137.
27 См.: Фроленков В.С. Указ. соч. С.137—138.
28 Там же. С.138—139.
29 Там же. С.139.
30 URL: http://carnegie.ru/commentary/?fa=64998
31 Петрушков М. URL: http://www.ritmeurasia.org/news--2017-03-28--tadzh ikistan- i-eaes-byli-i-nebylicy-29215
32 Официальный cайт Посольства КНР в России. URL: http://ru.china-em bassy.org/rus/zgm/t1077799.htm
33 Зуенко И. Указ. соч.; Петровская Г. Указ. соч.
34 См.: Панкратов О. (вице-премьер КР). URL: http://www.ritmeurasia.org/ news--2017-02-27--kirgizskij-pljus-ili-evrazijskij-minus-28643
35 Зуенко И. Указ. соч.
36 Самедова Е. Развитию ЕАЭС мешают санкции, девальвация рубля и проблемы стран-членов. URL: http://www.dw.com/гu/развитию-еаэс-мешают-санк-ции-девальвация-рубля- и-проблемы-стран-членов/a-36361929
37 URL: https://informburo.kz/stati/kirgiziya-v-eaes-dovolny-daleko-ne-vse-103 55.html
38 URL: http://rus.azattyk.org/a/27473262.html
39 URL: http://russian.people.com.cn/n3/2017/0115/c31518-9167135.html
40 URL: http://www.region.kg/index.php?option=com_content&view=article&id =571:2012-07-30-04-55-52&catid=4:politika&Itemid=5
41 Фроленков В.С. Указ. соч. С.139.
42 См.: Сивицкий А. ШОС, БРИКС и ЕАЭС: большое сопряжение?// Звязда (Минск). 21.07.2015. URL: http://zviazda.by/ru/news/20150721/1437428626-shos-b riks-i-eaes-bolshoe-sopryazhenie; Иванов Андрей. Россия и Китай строят новый миропорядок. Какие перспективы открывают интеграционные проекты в Евразии. URL: http://svpressa.ru/politic/article/151355/
