CC BY
23
Вестник ПСТГУ
Серия III: Филология.
2019. Вып. 61. С. 53-66
DOI: 10.15382МигШ201961.53-66
Институт стран Азии и Африки МГУ им. М. В. Ломоносова
Кобищанов Тарас Юрьевич,
канд. ист. наук,
Российская Федерация, 101999, г. Москва, Моховая ул. д. 11
kobischanov@mail.ru
ORCID: 0000-0001-8165-0897
«Страна мрака» или «Царство земное»: восприятие Руси и Московии жителями Ближнего Востока в раннее Новое время
Т. Ю. Кобищанов
Аннотация: Уроки географии, полученные в рамках всеобщего среднего образования, а также общедоступность СМИ дают подавляющему большинству наших современников достаточно ясное понимание, где находятся другие страны и континенты. Чуть сложнее обстоит с осознанием того, что происходит в этих странах; но и в этом случае, при всех идеологических мифах, политических инсинуациях и личных фантазиях, образ жизни «другого» мира более или менее реалистичен.
Но так было не всегда. На протяжении большей части человеческой истории политико-географические границы не объединяли людей в рамках таких «воображаемых сообществ», как нации. До последнего времени в арабском мире, как, впрочем, и в большей части Европы, триада «политика—идентичность— география» не составляла устойчивой конструкции и уступала другим социальным маркерам: месту рождения или воспитания, родо-племенной принадлежности, вероисповеданию, членству в конкретной религиозной общине, подданству того или иного правителя.
Однако география была очень важна. Даже при отсутствии современных техник пространственной визуализации и государственной политики поддержания национальной идентичности воображение помогало людям выстраивать и ранжировать мировое пространство. Эти воображаемые пространства были крайне различными и заселены они были — даже с позиций современной привычки к демонизации или (что реже) к идеализации других — очень причудливыми сообществами и индивидуумами.
Представленная статья посвящена теме, как в преддверии Нового времени воспринимались на Ближнем Востоке далекие северные земли.
Ключевые слова: Ближний Восток, восприятие России, арабские путешественники, российско-арабские контакты, средневековая география, география Нового времени.
До последней четверти XVIII в. восприятие Руси—Московии—России развивалось на Арабском Ближнем Востоке в рамках двух почти не пересекавшихся религиозно-культурных традиций, что весьма точно отражено в местных летописных хрониках.
Первая, мусульманская парадигма восприятия практически полностью игнорировала события, происходившие в христианском мире. Ойкумена великих арабских путешественников, отважно странствовавших в далеких краях; торговцев и моряков, с риском для жизни отправлявшихся в «земли неверных», — почти не проецировалась на интровертный мир исламских ближневосточных летописцев.
Про Европу, конечно, хронистам было известно, но до самого конца XIX в. понятия «Европа» (араб. игиЬа) и «европеец» (араб. игиЫуу) в сознании жителей Ближнего Востока имели совершенно иное значение, нежели в новейшее время1. Для мусульманских интеллектуалов мир представал разделенным на слабо дифференцированные земли «неверных» и многочисленные и разнообразные территории мира ислама. Даже в XVIII столетии под «Европой» подразумевался не отдельный континент, учитывая весьма смутные географические представления большинства арабов, и тем более не особая цивилизация, но в целом «страны христиан» (араб. ЬИай ап-павага), «страны неверных» (араб. ЬИай а1-ки$"аг) или «страны франков» (араб. ЬИай а1-1/гап§)2. Характерно, что «биляд ан-насара» собирательно именовали Европу даже два греко-католических монаха, посетивших ее в 1775 г.3 Границы Урубы были не географические, а политико-административные и начинались там, где заканчивались пределы Османского государства. В общий перечень «христианских земель» входила и «Московия», как до XIX в. в ближневосточных источниках называлось Российское государство4.
Ближневосточные интеллектуалы-мусульмане вплоть до наступления Нового времени могли почерпнуть сведения о землях, населенных восточными славянами, из ограниченного круга источников. Основными из них были сочинения средневековых арабоязычных путешественников, которые многократно копировались и компилировались начиная с ЕХ—Х вв. Лесная зона, возвышавшаяся за Северным Причерноморьем, стереотипно изображалась как наиболее далекая часть «территории войны» (араб. ёаг а1-кагЫ). Короткие зимние дни и глухая лесная темень подчеркивали сумеречное состояние сознания ее обитателей, освещаемого лишь слабыми всполохами божественного света. В XIV в. великий марокканский путешественник Ибн Баттута5 довел шариатскую кон-
1 Heyberger B. Les Européens vus par les Libanais (XVIe — XIXe siècles) // Les Européens vus par les Libanais à l'époque ottomane. Beirut, 2002. P. 1.
2 См. напр.: al-Sâlihi, Muhammad ibn Kannân. Yawmiyyât sâmiyya / Akram Ahmad al-'Ulabî, ed. Dimasq, 1994. P. 171, 178; al-Hallâq, Ahmad al-Budayri. Hawâdit Dimasq al-yawmiyya 1154— 1175/1741-1762 / Ahmad 'Izzat 'Abd al-Karîm, ed. Al-Qâhira, 1959. P. 9a.
3 Abras M. Le voyage de deux moines Melkites en Italie du Nord en 1775 // Les Européens vus par les Libanais à l'époque ottomane. Beirut, 2002. P. 59.
4 Идея России как особой цивилизации, развивающейся собственным путем и не отказывающейся от своей идентичности, впервые появилась в трудах арабского православного просветителя Михаила Hy^Me (1889-1988). Пример России Hy^Me считал эталонным для выбора модели модернизации Арабского мира (см. напр.: Pelfitsch A. Europe with a Différence? Mikhâ'il Nu'aymah (1898-1988) and Russia // Les Européens vus par les Libanais à l'époque ottomane. Beirut, 2002. P. 225-238.
5 Абу 'Абдаллах Мухаммад ибн 'Абдаллах ат-Танджи (Ибн Баттута) (1304-1377) — арабский путешественник марокканского происхождения.
цепцию дихотомии ойкумены до логического конца, назвав Верхнее Поволжье и Прикамье «землей мрака», населенной, неизвестно, людьми или джиннами6.
Кем бы ни являлись обитатели этой далекой лесной зоны: злобными мизантропами, убивавшими любого, осмелившегося проникнуть в их земли (как у путешественника Х в. Ибн Хаукаля7), или гостеприимными и любезными торговцами (как у его предшественника Ибн Русте8), — все они были богооставлен-ными людьми, чье существование лишь подчеркивало всемогущество и милость Аллаха. Подразумевалось, что человеческий разум не в состоянии постичь замысел Всевышнего, сотворившего столь странные и разнообразные человеческие общества, и может лишь благоговеть перед его величием, милосердием и терпением.
Представления ранних мусульманских путешественников оказались очень устойчивыми и в основных чертах перекочевали в более поздние труды арабских географов. С течением времени происходила определенная аберрация восприятия. Проходя через фильтр сознания ближневосточных и магрибинских интеллектуалов, описания Северо-Восточной Европы выхолащивались в стандартные клише, призванные проиллюстрировать уже сложившуюся исламскую картину мира. В XV в. арабо-испанский географ Мухаммад аль-Химайри9 повторял с некоторыми добавлениями описание страны русов из сицилийского трактата XII в. Мухаммада аль-Идриси10, который, в свою очередь, являлся переложением рассказа Ибн Хаукаля. Египетский хронист Х^ХУЕ вв. Ибн Ийас11, кратко пересказывая повествование об «острове русов» Ибн Русте, с заимствованиями у Ибн Фадлана12, аль-Истахри13 и аль-Идриси, подытоживал, что «они [русы. — Т. К.] самые дурные из творений Аллаха Великого, и язык их неизвестен»14. Дамасский географ Шамс ад-Дин ад-Димашки15 в описании Руси конца XIII — начала XIV в. сообщал о страшном холоде, царившем в этих удаленных от солнца местах, «вследствие чего нравы [ее жителей] испортились, а их сердца ожесточились... Те же, кто живет далее к северу, еще хуже .они подобны животным.
6 Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. СПб., 1884. Т. 1: Извлечения из сочинений арабских. С. 297—298.
7 Абу-ль-Касим ибн Хаукаль ан-Нисиби — арабский путешественник Х в.
8 Абу 'Али Ахмад ибн 'Умар ибн Русте — арабо-персидский ученый, жил в г. Исфахан в IX — первой трети Х в.
9 Мухаммад ибн 'Абд аль-Мун'им аль-Химайри — арабский географ и историк XV в. Переехал в Андалусию из Магриба.
10 Аш-Шариф аль-Идриси (1100—1165) — арабский ученый родом из мусульманской Испании, трудился при дворе нормандских правителей Сицилии.
11 Мухаммад ибн Ахмад ибн Ийас аль-Ханафи (1448—1524) — египетский историк и географ мамлюкского происхождения.
12 Ахмад ибн аль-'Аббас ибн Фадлан — арабский путешественник Х в.
13 Абу Исхак аль-Фариси аль-Истахри (849/850—934) — уроженец Ирана. Считается основоположником арабо-мусульманской «классической школы» географии.
14 Цит. по: Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI— IX вв. // Древнейшие государства Восточной Европы. М., 2000. С. 307.
15 Шамс ад-Дин Абу 'Абдаллах Мухаммад Абу Талиб аль-Ансари ас-Суфи ад-Димашки (1256—1327) — сирийский богослов, автор трудов по географии и космографии.
Они не заботятся ни о чем, кроме войны, убийства и охоты. Они не испытывают никакого милосердия»16.
Сам Шамс ад-Дин ад-Димашки севернее родной Сирии, скорее всего, никогда не бывал. Но его сентенция является явным рефреном к умозаключениям Са'ида ибн Ахмада, служившего в XI в. судьей в Толедо. Тот так описывал северные народы, «которые необразованны и больше походят на зверей, чем на людей»: «Темперамент их стал фригидным, их нравы — грубыми, животы — тучными, кожа — бледной, а волосы — тонкими и длинными. Вследствие этого им недостает остроты понимания и ясности ума, они полны невежества и апатии, глупы и непроницательны»17. Своим одичанием северяне обязаны жизни «на границе обитаемого мира, где ... чрезвычайная удаленность солнца от линии зенита делает воздух холодным, а небо — затянутым тучами»18.
В результате в поздние Средние века и раннее Новое время арабо-мусуль-манская традиция описания Руси и Московии в значительной степени архаизировалась. Безусловно, следует учитывать и то, что в начале XVI в. арабский Ближний Восток превратился в периферию завоевавшей его Османской империи, чьи представления о географии и политике Западной и Восточной Европы были гораздо точнее. Примером османо-арабской передачи и адаптации знаний служат штудии сирийского географа Абу Бакра ибн Бахрама ад-Димашки (ум. 1691), переработавшего и дополнившего труд «Джихан-наме» (осман. «Описание мира») знаменитого путешественника, уроженца Стамбула Кятиба Челеби (1609—1657)19. Впрочем, достижения османской географии не стоит переоценивать. Весьма точные и полные сведения о мире, содержавшиеся в османских географических трудах и картах, игнорировались невежественными чиновниками, включая высших должностных лиц. В 1770 г. Высокая Порта20 направила ноту протеста венецианскому послу, решив, что Республика пропустила российский флот из Балтики в Адриатику по проливу, связывавшему эти два моря. По свидетельству османского историографа Ахмета Вассаф-эфенди, члены султанского правительства не предполагали, что суда из Петербурга могли попасть в Средиземное море другим путем21.
В этой связи интересно замечание знаменитого британо-американского востоковеда Бернарда Льюиса. Сравнивая оценку европейцев арабским географом Х в. и османским чиновником XVIII столетия, он писал, что «на протяжении девяти с половиной веков. степень информированности о Европе среди путешественников и наблюдателей с Ближнего Востока значительно выросла.
16 ad-Dimasqi, Sams ad-Din. Kitab nuhbat ad-dahr fi 'aga'ib al-barr wa-l-bahr / M. A. F. Mehren, ed. Leipzig, 1923. P. 275.
17 al-Andalusî, Sa'id ibn Ahmad. Kitab tabaqat al-'umam [The book ofkinds of nations]. Al-Qahira, [s. a.] P. 11; франц. пер.: Livre des catégories des nations / Blanchère R., trad. Publications de l'Institut des Hautes Études Marocaines. P., 1935. P. 37.
18 Ibid. P. 36.
19 Подробнее см.: Adnan-Adivar A. La science chez les Turks Ottomans. P., 1939. P. 122—135.
20 Порта, Высокая Порта — наименование центрального аппарата власти Османской империи.
21 Lewis B. The Muslim Discovery of Europe. L., 2002. P. 153—154.
Неизменным, однако, осталось доминировавшее по отношению к ней чувство пренебрежения и предубежденности»22.
Эта точка зрения принимается не всеми исследователями23. Впрочем, очевидно и то, что с XVI и вплоть до конца XVIII в. Европа почти не интересовала ни сирийских, ни египетских хронистов-мусульман24. Как убедительно доказала американская исследовательница арабского происхождения Дана Саджди, в период османского владычества в тех случаях, когда внимание сирийских хронистов-мусульман отвлекалось от местных событий и происшествий, их взор не выходил за пределы границ «территории ислама» (араб. дар аль-ислам)25. Это же относилось и к России.
Фокусирование арабо-мусульманских хронистов исключительно на событиях мира ислама, их «слепота» по отношению ко всему, что происходило в Европе, тем более удивительна, что в раннее Новое время на Ближнем Востоке постоянно находилось немало европейцев: торговцев, миссионеров, дипломатов и путешественников. Информация от приезжих с Запада неизбежно в том или ином виде должна была доходить до мусульманских интеллектуалов, но их сознание отфильтровывало все сведения о «странах христиан» как маловажные, не перенося их на страницы хроник. Времена менялись, но архаизированное, обращенное в прошлое религиозное мышление менялось намного медленнее.
Однако, как минимум, со второй трети XVI столетия на Ближнем Востоке параллельно с мусульманским взглядом на устройство мира появляется иная культурно-религиозная традиция. Начиная с этого времени, в Москву стали прибывать просители милостыни с православного арабского Востока. Вскоре последовали и ответные миссии московского государя26. Отношение ближневосточных церковных иерархов к Московскому царству постепенно менялось. В XVI — середине XVII в. далекая Россия воспринималась как окраина православного мира, которая нуждалась в церковном наставлении и просвещении, за что с нее следовало брать щедрые подношения. Даже учреждение в 1589 г. русского патриаршества, с точки зрения предстоятелей древних восточнопра-вославных престолов, лишь формально делало московского первосвященника им равным. Расхождения в церковных обрядах, скудность собственной бого-
22 Lewis B. A Middle East Mosaic: Fragments of Life, Letters and History. N. Y., 2000. P. ix.
23 Например, Бернар Эйберже утверждал, что в арабской средневековой литературе отсутствовали стереотипные клише в изображении европейцев (Heyberger В. Op. cit. P. 25).
24 К примеру, крайними географическими топонимами на северо-западе, упомянутыми в сирийских летописях суннитов Мухаммада аль-Макки (ум. 1722), Мухаммада ибн Канна-на (ум. 1740), Ахмада ибн Будайра (ум. 1762), Хасан-аги аль-'Абда (ум. 1826), шиита Хайдара ар-Рукайни (ум. 1783) и самаритянина Ибрахима ад-Данафи (ум. 1783), являлись Стамбул и Крым, а также Белград и Темешвар, за которые шла борьба между османами и Габсбургами.
25 Sajdi D. In Other Worlds? Mapping Out the Spatial Imaginaries of 18th-Century Chroniclers from the Ottoman Levant (Bilâd al-Shâm) // Journal of Ottoman Studies. 2014. Vol. 44. P. 357-392.
26 Подробнее о церковных связях между Россией и православными Александрийским, Антиохийским, Иерусалимским и Константинопольским патриархатами в XVI-XVII вв. см.: Муравьев А. Н. Сношения России с Востоком по делам церковным. СПб., 1858. Т. 1; Кап-терев Н. Ф. Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях. Сергиев Посад, 1914; Панченко К. А. Ближневосточное Православие под османским владычеством. Первые три столетия, 1516-1831. М., 2012.
словской традиции также принижали авторитет Московии с точки зрения греко-арабского клира, лелеявшего статус хранителей византийского благочестия.
Перелом произошел в середине XVII в. и был связан со сменой идеологии и внешнеполитического курса России, перешедшей от оборонительной стратегии к строительству православной империи. Военная реформа 1648—1654 гг. дала царскому правительству возможность начать внешнюю экспансию, а Никоновские преобразования 1653—1656 гг. обосновали претензии Москвы на объединение под ее эгидой всех православных народов. В результате принятия Запорожским войском российского подданства в 1654 г. и последовавшей русско-польской войны 1654—1667 гг. Московское царство стало граничить с находившимся в вассальной зависимости от османов Крымским ханством. Русско-турецкие войны 1672—1681 и 1686—1700 гг., сопровождавшиеся штурмами османского Азова (1673, 1695 и 1696 гг.) и походами на Крым (1687 и 1689 гг.), продемонстрировали готовность царского правительства бросить вызов Высокой Порте. Рост военной силы и внешнеполитических амбиций российского государства породил надежды на исторический реванш у лидеров православных христиан не только Балкан, но арабских провинций Османской державы.
Пробуждение далекой Московии, ее способность повернуть вспять как католическую, так и мусульманскую экспансию, потрясло сознание ближневосточных православных иерархов. Властителя России многие из них стали воспринимать не просто как богатого благодетеля, бессильного оказать любую помощь, кроме финансовой, но как наследника византийских басилевсов, под властью которого им или их преемникам, вероятно, придется оказаться. Идею коалиции православных государей во главе с московским царем, способной разгромить Порту и восстановить Византийскую империю, исповедовали и активно внушали российским правителям такие церковные лидеры как иерусалимские патриархи Паисий (1645—1660) и Досифей (1669—1707), антиохийский патриарх Макарий (1647-1672).
Грезы о завоевании Константинополя разделял и царь Алексей Михайлович (1645-1676). Усилиями самодержца, а также патриарха Никона (1652-1666) из религиозно-культурной окраины Россия стремительно становилась центром православного мира. Проводя церковную реформу и унификацию богослужебной практики, подавляя сопротивление в среде клира, царское правительство активно использовало авторитет восточных патриархов. Царь Алексей называл их «четырьмя адамантами», однако сверкать они должны были в лучах его собственной власти. Как отмечает К. А. Панченко, в Москве желали «видеть восточных иерархов слугами, а не судьями русской политики»27. Патриархи и их приближенные в целом старались угождать своим российским благодетелям: публичными славословиями, вынесением требуемых вердиктов, поставкой разведывательной информации. Царское правительство щедро оплачивало эти услуги.
Документы доносят до нас имена находившихся в сношениях с Россией восточных иерархов, а также их представителей. Но нет сомнения, что круг лиц, прямо или косвенно участвовавших в контактах, был гораздо шире. Прихожане-
27 Панченко К. А. Ближневосточное Православие под османским владычеством. С. 379.
арабы с волнением ждали возвращения пастырей из далеких странствий, молились за их благополучный исход. Рассказы вернувшихся из Московии переходили из уст в уста, способствуя формированию мифа о богатой и могущественной державе единоверцев, царившем в ней благочестии и строгости нравов, праведном устройстве государства православного владыки и жизни его подданных. «Воззри на эту веру, это благоговение, эту набожность! Поистине, царство приличествует и подобает им, а не нам!» — восклицал сын и летописец патриарха Макария Антиохийского Павел Алеппский, подразумевая одновременно и царство земное, и небесное28.
Другим источником информации о России, также бытовавшем только внутри православных общин Ближнего Востока, служили встречи с русскими паломниками. Среди преодолевших долгий путь до святых мест пилигримов преобладали религиозные подвижники, чья граничащая с аскетизмом суровость исполнения обрядов смущала витальных южных единоверцев29.
Контакты России с различными ближневосточными патриархатами развивались волнообразно, в одни десятилетия делаясь чрезвычайно интенсивными, в другие — практически затухая. Однако пульсирование этих связей не только позволило России, по высказыванию К. А. Панченко, «как никогда сильно ощутить себя неотъемлемой частью всего восточнохристианского мира»30, но и давало восточным православным чувство единства с набиравшей мощь единоверной северной державой.
ощущению этого единства, судя по всему, не помешало даже постепенное угасание интереса петербургских правителей к православному Востоку, обозначившееся после неудачной русско-османской войны 1710—1713 гг. и ставшее очевидным полвека спустя. Царские власти сменили прежнюю риторику, значительно урезали, а потом и вовсе перестали выплачивать финансовую помощь, полагавшуюся ближневосточным церквям, и всячески препятствовали контактам с их клиром. Как писал в своем циркуляре от марта 1787 г. посол в Константинополе Я. И. Булгаков: «Высочайшим Ея Императорского Величества рескриптом. указано мне предписать всем в зависимости от здешней миссии состоящим господам генеральным консулам, консулам и вице-консулам, дабы они отнюдь не давали от себя паспортов монахам чужестранным греческого исповедания, желающим идти в Россию, под каким бы видом они их не просили»31.
однако образ Московии как подлинно православного царства, призванного освободить единоверцев от османского владычества, пережил долгий период деградации отношений с Санкт-Петербургом. О чувствах и мыслях представителей арабо-православного духовенства мы можем судить по хронике дамасского священника Михаила Бурайка ад-Димашки (ум. 1782). Бурайк входил в ближай-
28 Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Москву в середине XVII в. / пер. Г. Муркоса. СПб., 1899. Вып. 2. С. 96.
29 Подробнее см.: Кириллина С. А. Очарованные странники: арабо-османский мир глазами российских паломников XYI—XYШ столетий. М., 2010.
30 Панченко К. А. Ближневосточное Православие под османским владычеством. С. 365.
31 АВРПИ (Архив внешней политики Российской империи). Ф. 89/8 «Сношения России с Турцией». Ед. хр. 1056. Л. 4.
шее окружение антиохийского патриарха Сильвестра (1724-1766) и архимандрита Игнатия, в 1752 г. посетившего Санкт-Петербург.
В отличие от его мусульманских коллег-летописцев, в личную ойкумену Бурайка попадала значительная часть христианского мира: в его хронике упоминались события во Франции, Англии, Португалии, Испании, Абиссинии и даже на Канарских островах. Особое место в ней принадлежало России. В хронике говорилось о встречах Бурайка с паломниками-россиянами. Вероятно, от них он узнал о пророчестве, настолько поразительном, что хронист уделил ему несколько страниц. Рассказ являлся переложением письма астраханского губернатора, якобы отправленного 20 марта 1756 г. императрице Елизавете. В донесении сообщалось о таинственном появлении и исчезновении двух старцев, сообщивших о грядущем конце света, которому должно предшествовать падение османов и овладение христианами Константинополем32. В 1769 г. Михаил Бурайк радостно отмечал победу Московии над «страной ляхов» и татарами33. В годы Русско-османской войны 1768-1774 гг. священник упоминал, как, обсуждая захваты «московитами» османских судов и победы россиян на полях сражений, «стоившие жизни многим мусульманским воинам», он и его дамасские единоверцы спрашивали друг друга: «не закончатся ли сии благие вести?»34 Тремя годами позже он приветствовал появление кораблей под Андреевским флагом у берегов Бейрута35. И нескрываемое разочарование звучит в строках, в которых летописец прощался с покидавшим Средиземноморье российским флотом: «Все, о чем мы говорили, — вздыхал Бурайк, — и на что надеялись, оказалось напрасным»36.
Похоже, что сходные чувства испытывали и многие другие сиро-православные священники и миряне. Православный «поп»-араб, 10 октября 1772 г. принимавший и «весьма угощавший» лейтенанта Сергея Плещеева в Назарете, «усердно благодарил Бога, что дожил до того, чтобы увидеть у себя российскаго военачальника»37. На следующий день офицер был приглашен на обедню, где его дожидались «все, собравшиеся нашего закона (православные. — Т. К.) арапы», причем часть службы в честь гостя читалась по-гречески, а в ектениях38 поминалось его имя39, что должно было продемонстрировать единомыслие священника и его паствы.
32 Brayk, MIhä'Il ad-DimasqI. Ta'rlh as-Säm, 1720-1782. Dimasq, 1982. P. 65-69.
33 Ibid. P. 102.
34 Ibid.
35 Ibid. P. 109.
36 Ibid. P. 111.
37 Плещеев С. И. Дневныя записки путешествия из архипелагского России принадлежащего острова Пароса в Сирию и к достапамятным местам, в пределах Иерусалима находящимся, с краткою историею Али-беевых завоеваний, российского флота лейтенанта Сергея Плещеева в исходе 1772 лета. СПб., 1773. С. 60.
38 Ектения — название молитвенных прошений, возглашаемых священником или диаконом при богослужении и заключаемых каждое ответом хора: «Господи, помилуй» или «Подай, Господи».
39 Плещеев С. И. Указ. соч. С. 60.
Капитан-лейтенант российского флота Михаил Кожухов, командовавший эскадрой, захватившей Бейрут в октябре 1773 г., писал о хорошем отношении городских «обывателей»40, значительную часть которых составляли православные. В Акке, превратившейся в 50-60-е гг. XVIII в. в крупнейший порт с преобладавшим христианским населением, Сергей Плещеев вспоминал, как толпа встречала российских офицеров криками, довольно точно воспроизведенными им как: «Иш-Алла! Иш-Алла! Сабал Хаер Москов Лар! То есть: Бог помочь! Бог помочь! господа россияне! будьте здоровы»41.
Естественно, получая известия с полей сражений с Россией, ближневосточные мусульмане переживали прямо противоположные эмоции. Примером может быть перехваченное письмо некоего хаджи Мустафы (судя по почетному званию, набожного правоверного, совершившего паломничество в Мекку) к служившему в Дамаске офицеру Исмаил-аге. Мустафа радостно уведомлял корреспондента, что российская армия, «надеясь на многое и храброе свое во-иско», нацелилась на Адрианополь (Эдирне), но была «по милости Божией» разбита, причем османы потеряли вдесятеро меньше солдат по сравнению с противником42.
Бравурные вести с полей сражений, очевидно, должны были дезавуироваться новостями, более печальными для мусульман. Уничтожение основных сил османского флота в Хиосско-Чесменской битве 7-8 июля 1770 г., вследствие чего российский флот стал господствовать в Восточном Средиземноморье, сиро-египетские порты подверглись атакам, а торговые корабли попадали в руки россиян и союзных им греков; доносившаяся информация об утрате значительных территорий в Причерноморье, — все это омрачало сердца «правоверных». Показательно практически полное молчание мусульманских сиро-египетских хронистов о ходе военных действий против россиян. Даже столь добросовестный летописец, как каирский богослов-шейх 'Абд ар-Рахман аль-Джабарти, повествуя об организованных по приказу османских властей молениях «о ниспослании султану победы над Московией», лишь меланхолично констатировал, что «в действительности же последняя одерживает победы, захватив крепости и большие города, которыми владели мусульмане»43.
Напротив, греко-католик Никула ат-Турк, придворный летописец ливанского эмира Башира II Шихаба (с перерывами 1790-1841), несколько позднее суммировал вести, доносившиеся до Сирии с северных границ империи: «Московское государство провело много войн и битв с Османским государством, начиная со времен султана Ахмеда, который начал властвовать в 1115 г. (по хиджре,
40 РГА ВМФ (Российский государственный архив военно-морского флота). Ф. 8: «Грейг А. С., адмирал, Грейг С. К., адмирал». Оп. 4. Д. 771. Л. 13 об.
41 Плещеев С. И. Указ. соч. С. 11. В услышанных Плещеевым приветствиях «'Иш Аллах! 'Иш Аллах! Сабах ал-хайр, московлар» («Бог в помощь! Бог в помощь! С добрым утром, московиты») термин «московиты» употреблен в турецкой форме множественного числа.
42 РГА ВМФ. Ф. 188: «Военно-походная канцелярия вице-адмирала А. В. Елманова по командованию эскадрой, впоследствии флотов в Средиземном море (1769-1776 гг.)». Оп. 1. Д. 53. Л. 320.
43 ал-Джабарти, Абд ар-Рахман. Египет в канун экспедиции Бонапарта (1776-1798) / пер., предисл. и примеч. Х. И. Кильберг. М., 1978. С. 290.
т. е. в 1703 г. — Т. К.) и вплоть до времен султана Селима, который правит с 1203 г. (1789 г. — Т. К.). Эта империя беспрерывно росла и расширялась, сокрушая народы, захватывая территории и побеждая в сражениях вплоть до нынешнего 1218 г. [1804 г. — Т. К.]. Она стала могущественной — и насколько могущественной! Время благоволит ей, и это государство захватило земли татар, грузин и персов. Оно стало расти и расширяться, и продолжаться это будет, сколько угодно Богу»44.
При этом показательно, что упоминая о «султане Константине», брате царя Александра I, Никула ат-Турк писал, что турки называли его «желтым варваром» и, очевидно, опасались предначертанной ему бабушкой судьбы стать новым императором Византии45. «Желтый варвар» должен был вызывать реминисценции с «желтым царем» или «желтым владыкой» — давней османской идиомой, применявшейся к правителю Московии и имевшей понятные мусульманам коннотации. Согласно исламской традиции, Асфар (араб. а/аг — желтый) считался внуком праотца Исара (Эсара), сына Исаака. От сына Асфара Румиля, в свою очередь, произошли греки, римляне (араб. гит) и другие европейские народы46.
Появление в 1769 г. в Восточном Средиземноморье российского военного флота перенесло вопрос о том, как относиться к далекой Московии, из сферы интересов узкого круга мусульманских и христианских интеллектуалов и духовных лиц в актуальную плоскость. Для правителей османского Ближнего Востока наступил «момент истины». И свой выбор они делали, опираясь не на богословско-географические штудии и не на мифы ушедшего прошлого, а на свои реальные потребности и политические амбиции.
В дошедших до нас заявлениях ближневосточных лидеров обращает на себя внимание сочетание религиозно окрашенных клише восприятия «другого» и современной информации. Даже такой оставшийся верным Стамбулу лоялист, как мамлюкский бей Мухаммад Абу-з-Захаб, мобилизуя египетских мусульман на борьбу, перемежал угрозы, что «сии христиане, по получении власти над вашими землями, похитят ваши имения, ваших жен и детей и еще принудят вас переменить закон (религию. — Т. К.)»47, с упоминаниями о страданиях населения Индии под британским гнетом48. Аналогичным образом союзный России ливанский эмир Йусуф Шихаб, тайно исповедовавший христианство маронит-ского толка, делал акцент на благосклонном отношении к христианам со стороны его самого, его «предшественников и предков»49, но одновременно весьма
44 Turk N. Chronique d'Egypte 1798-1804 / ed., trad. G. Wiet. Le Caire, 1950. P. 173.
45 Ibid.
46 Lewis B. The Muslim Discovery of Europe. L., 2002. P. 141.
47 Люзиньян С. История о возмущении Али-бея против Оттоманской Порты с различными новыми известиями о Египте, Палестине, Сирии и Турецком государстве, также о путешествиях из Алеппа в Бальзору. М., 1789. С. 91; Lusignan S. K. A History of the Revolt of Aly Bey, against the Ottoman Porte, including an Account of the Form of Government of Egypt; together with a Description of Grand Cairo and of Several Celebrated Places in Egypt, Palestine and Syria; to which are added, A Short Account of the Present State of Christians who are Subjects to the Turkish Government, and The Journal of a Gentleman who traveled from Aleppo to Bassore. L., 1783. P. 146.
48 Люзиньян С. Указ. соч. С. 92; Lusignan S. K. Op. cit. P. 147.
49 РГА ВМФ. Ф. 188. Оп. 1. Д. 92. Л. 71.
взвешенно и аргументированно вел торг с российским командованием об условиях возможного протектората50.
При прочтении посланий ближневосточных лидеров-сепаратистов, решившихся заключить союз с Россией в годы войны 1768-1774 гг., бросается в глаза обилие славословий в адрес императрицы Екатерины II, ее военачальников и простых солдат. Приближенный к 'Али-бею му'аллим 'Аталла Ризк обращался к представителю «щастливо царствующей Государыни всея России (которой Бог да поможет в веки быть победительницей и увеличает славою)»51. В договоре с Михаилом Кожуховым, подписанном друзскими эмирами и шейхами, российские части именовались «славными войсками Ея Императорскаго Величества»52. В письмах Алексею Орлову палестинский шейх Дахир аль-'Умар также называл российские сухопутные и морские войска «всегда побеждающими»53. Отдавая должное союзническим частям, осаждавшим Бейрут54, шейх признавал, что российское войско «подало опыты непреоборимой твердости» и его солдаты «утвердили любовь и надежду в прибегающей под покровительство штандарта августейшей императрицы всегда побеждающей»55. Командующий магрибин-ской гвардией шейха Дахира Ахмад-ага Денгизли именовал Екатерину «великой из государей и народов последующих вере Иисуса» и просил Аллаха подать ей «всегда победу над неприятелями ея владычества»56.
При всей ритуальной условности этих панегириков они не должны скрывать от нас главного: Новое время уносило мифы о России, которая отныне уже не представала в глазах сиро-египетских лидеров ни «страной мрака», ни «царством земным», но мощной и агрессивной европейской державой, способной утвердиться на Ближнем Востоке.
Список сокращений
АВПРИ — Архив внешней политики Российской империи
РГА ВМФ — Российский Государственный Архив Военно-морского Флота.
50 См.: Кобищанов Т. Ю. «Греческий проект» Екатерины II и Сирия // Вестник Московского университета. Серия 13: Востоковедение. 2017. № 2. С. 3-25.
51 РГА ВМФ. Ф. 315: «Материалы по истории русского флота. Коллекция». Оп. 1. Д. 597.
Л. 3.
52 Там же. Оп. 1. Д. 607. Л. 1.
53 Там же. Ф. 190: «Военно-походная канцелярия адмирала Г. А. Спиридова по командованию эскадрой в Средиземном море (1769-1774 гг.)». Оп. 1. Д. 122. Л. 14; Ф. 190. Оп. 1. Д. 61. Л. 3; Ф. 190. Оп. 1. Д. 120. Л. 17.
54 Подробнее об осаде Бейрута российскими войсками см.: Кобищанов Т. Ю. Крест над Бейрутом: российская экспедиция в Восточное Средиземноморье 1769-1774 гг. в восприятии сирийских современников // Вестник Московского университета. Сер. 13: Востоковедение. 2009. № 1. С. 3-22; № 2. С. 3-20.
55 РГА ВМФ. Ф. 188. Оп. 1. Д. 91. Л. 69 об.
56 Там же. Ф. 190. Оп. 1. Д. 122. Л. 18.
Список литературы
ал-Джабарти, Абд ар-Рахман. Египет в канун экспедиции Бонапарта (1776—1798) / пер., предисл. и примеч. Х. И. Кильберг. М., 1978.
Кириллина С. А. Очарованные странники: арабо-османский мир глазами российских паломников XVI—XVIII столетий. М., 2010.
Кобищанов Т. Ю. «Греческий проект» Екатерины II и Сирия // Вестник Московского университета. Серия 13: Востоковедение. 2017. № 2. C. 3—25;
Кобищанов Т. Ю. Крест над Бейрутом: российская экспедиция в Восточное Средиземноморье 1769—1774 гг. в восприятии сирийских современников // Вестник Московского университета. Сер. 13: Востоковедение. 2009. № 1. С. 3—22; № 2. С. 3—20.
Люзиньян С. История о возмущении Али-бея против Оттоманской Порты с различными новыми известиями о Египте, Палестине, Сирии и Турецком государстве, также о путешествиях из Алеппа в Бальзору. М., 1789.
Муравьев А. Н. Сношения России с Востоком по делам церковным. СПб., 1858.
Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI—IX вв. // Древнейшие государства Восточной Европы. М., 2000. C. 264—323.
Панченко К. А. Ближневосточное Православие под османским владычеством. Первые три столетия, 1516-1831. М., 2012.
Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. СПб., 1884. Т. 1: Извлечения из сочинений арабских.
Abras M. Le voyage de deux moines Melkites en Italie du Nord en 1775 // Les Européens vus par les Libanais à l'époque ottomane. Beirut, 2002. P. 59-65.
Brayk, Mïhâ'ïl ad-Dimasqï. Ta'rïh as-Sâm, 1720-1782. Dimasq, 1982.
ad-Dimasqï, Sams ad-Dïn. Kitâb nuhbat ad-dahr fï 'agâ'ib al-barr wa-l-bahr / M. A. F. Mehren, ed. Leipzig, 1923.
al-Hallâq, Ahmad al-Budayrï. Hawâdit Dimasq al-yawmiyya 1154-1175 / 1741-1762 / Ahmad 'Izzat 'Abd al-Karïm, ed. Al-Qâhira, 1959.
Heyberger B. Les Européens vus par les Libanais (XVIe — XIXe siècles) // Les Européens vus par les Libanais à l'époque ottomane. Beirut, 2002. P. 1-22.
Lewis B. A Middle East Mosaic: Fragments of Life, Letters and History. N. Y., 2000.
Lusignan S. K. A History of the Revolt of Aly Bey, against the Ottoman Porte, including an Account of the Form of Government of Egypt; together with a Description of Grand Cairo and of Several Celebrated Places in Egypt, Palestine and Syria; to which are added, A Short Account of the Present State of Christians who are Subjects to the Turkish Government, and The Journal of a Gentleman who traveled from Aleppo to Bassore. L., 1783.
Pelfitsch A. Europe with a Difference? Mïkhâ'ïl Nu'aymah (1988-1988) and Russia // Les Européens vus par les Libanais à l'époque ottomane. Beirut, 2002. P. 225-238.
Sajdi D. In Other Worlds? Mapping Out the Spatial Imaginaries of 18th-Century Chroniclers from the Ottoman Levant (Bilâd al-Shâm) // Journal of Ottoman Studies. 2014. Vol. 44. P. 357-392.
al-Sâlihï, Muhammad ibn Kannân. Yawmiyyât sâmiyya / Akram Ahmad al-'Ulabï, ed. Dimasq, 1994.
Turk N. Chronique d'Egypte 1798-1804 / éd., trad. G. Wiet. Le Caire, 1950.
Vestnik Pravoslavnogo Sviato-Tikhonovskogo
gumanitarnogo universiteta.
Seriia III: Filologiia.
2019. Vol. 61. P. 53-66
DOI: 10.15382/sturIII201961.53-66
Institute of Asian and African Studies,
Candidate of Sciences in History,
Moscow State University,
Taras Kobishchanov,
Associate Professor,
11 Mokhovaya Str., Moscow 101999, Russian Federation
kobischanov@mail.ru
ORCID: 0000-0001-8165-0897
The "Land of Darkness" or the "Earthly Kingdom": Middle Easterners' Impression of Rus'
and Moscovia in Early Modern Tlme
Abstract: Geography lessons at secondary school and the universal access to mass media provide for most our contemporaries a relatively clear understanding of where other countries and continents are located. It is more problematic to obtain insights as to what is going on in these countries, but even in this case the idea about the way of life in the "different" world is more or less close to reality, despite all ideological myths, political complications and personal fantasies. This was not always the fact. During the most part of the history of mankind, political and geographical boundaries did not unite peoples in such "imaginary communities" as nations. Up to recent times, in the Arabic world and in the most part of Europe as well, the triad of "politics — identity — geography" has not made up a consistent pattern and was secondary with regard to other social parameters, such as place of birth and upbringing, ancestral and tribal affiliation, faith, belonging to a certain religious community, the allegiance to a particular governor. But geography was very important. Even in the absence of state policies and modern technologies of spatial representation, the maintaining of national identity and imagination helped people build and rank the space of the world. These imaginary spaces were very diverse and were inhabited — even if one takes into account the present-day habit to demonise or (more rarely) to idealise others — by rather bizarre communities and individuals. This article aims to describe how the remote northern lands were perceived in the Middle East at the beginning of modern time.
Keywords: Middle East, impression of Russia, Arab travellers, Russian-Arab contacts, Mediaeval geography, geography in Modern Time.
Abras M. (2002)."Le voyage de deux moines Melkites en Italie du Nord en 1775", Les Européens
vus par les Libanais à l'époque ottomane. Beirut. Brayk, Mïhâ'ïl ad-Dimasqï (1982). Ta'rih as-Sam, 1720-1782 [The History of Damascus, 17201782]. Damascus (in Arabic). Heyberger B. (2002). "Les Européens vus par les Libanais (XVIe — XIXe siècles)", Les Européens vus par les Libanais à l'époque ottomane. Beirut.
T. Kobishchanov
References
Kirillina S. S. (2010). Ocharovannyie stranniki: arabo-osmanskii mirglazami rossijskih palomnikov XVII—XVIII stoletiy [The Enchanted Wanderers: the Arab-Ottoman Word by the Eyes of Russian Pilgrims of XVII-XVIII Centuries]. Moscow (in Russian).
Kobishchanov T. Y. (2009). "Krest nad Beirutom: rossiiskaya expeditsiya v Vostochnoye Sredizemnomorye 1769-1774 gg. v vospriyatii siriiskih sovremennikov. Chast 1. Ot poyavleniya v Sredizemnomoye rossiiskoi eskadry do pervogo shturma Beiruta" [Cross Hoisting over Beirut: Russian Expedition of 1769-1774 to Eastern Mediterranean in Perception of Syrian Contemporaries], Vestnik Moskovskogo Universiteta, 2009, part 13. Oriental Studies, vol. 1, pp. 3-22, vol. 2, pp. 3-20 (in Russian).
Kobishchanov T. Y. (2017). "'Gretcheskii project' Ekateriny II i Siriya [The "Greek Project" of Catherine II and Syria]", Vestnik Moskovskogo Universiteta, part 13. Oriental Studies, vol. 2, pp. 3-25.
Lewis B. (2000). A Middle East Mosaic: Fragments of Life, Letters and History. New York: Random House.
Novoseltsev A. P. (2000). "Vostochnyie istochniki o vostochnyh slavianah i Rusi VI-IX vv." [Eastern Sources of VI-IX Centuries about Eastern Slavic Peoples and Rus], Drevneyshie gosudarstva Vostochnoy Evropy. Materialy i Issledovaniya [The Eldest States of Eastern Europe. Materials and Researches]. Moscow (in Russian).
Panchenko K. A. (2012). Bljnevostochnoyepravoslaviyepod osmanskim vladychestvom. Pervyie tri stoletja, 1516—1830 [The Middle Eastern Orthodoxy under Ottoman Rule. The First Three Centuries, 1516-1830]. Moscow (in Russian).
Pelfitsch A. (2002). "Europe with a Difference? Mïkhâ'ïl Nu'aymah (1988-1988) and Russia", Les Européens vus par les Libanais à l'époque ottomane. Beirut.
Sajdi D. (2014)."In Other Worlds? Mapping Out the Spatial Imaginaries of 18th-Century Chroniclers from the Ottoman Levant", Journal of Ottoman Studies, vol. 44, pp. 357-392.
al-Sâlihï, Muhammad ibn Kannân (1994). Yawmiyyat samiyya [Syrian Diaries], ed. Akram Ahmad al-'Ulabï. Damascus: Dâr al-Tabbâ'.
