CC BY
138
УДК 430
Свиридов И.С., аспирант, Липецкий государственный педагогический университет имени П.П. Семенова-Тян-Шанского (Россия)
СТОЛЫПИНСКАЯ АГРАРНАЯ РЕФОРМА И РАЗРУШЕНИЕ ОБЩИННОГО МИРОВОЗЗРЕНИЯ
Актуальность исследуемой темы объясняется незавершенными результатами реформы и изменением уклада жизни многомиллионного русского крестьянства. В статье рассматривается положение крестьянской поземельной общины к началу XX века, и выявляются причины, побудившие правительство приступить к ее разрушению. Установлено, что с проникновением в великорусскую деревню товарно-денежных отношений и начавшейся «погони за рублем» к концу XIX века в среде крестьянства происходит дифференциация, приведшая к расслоению крестьян-общинников на бедных и богатых (зажиточных и пролетариат). Доказано, что участие общины в крестьянских волнениях 1902 года в Харьковской и Полтавской губерниях, а также разгром помещичьих имений во время первой российской революции 1905-1907 гг. явились важными причинами разрушения общины. Обосновано, что переселение крестьян на новые места сопровождалось их расселением на более отдаленные друг от друга земельные участки, что приводило к условиям, при которых территория сельского прихода увеличивалась, что затрудняло посещение крестьянами сельского храма для совершения Таинств и сельских школ, а приходскому священнику - осуществление крестных ходов и молебнов. Ключевые слова: общинное мировоззрение, коллективизм, переселенческая политика, индивидуализм, хуторская жизнь
В настоящее время в рамках истории повседневности отечественными и зарубежными специалистами активно исследуются вопросы, связанные с осознанием и самосознанием,
правосознанием и мировоззрением конкретно взятой группы населения или определенного сословия в структуре того или иного общества. Одной из проблемных тем в российской историографии является вопрос о столыпинской аграрной реформе, что связано с ее незавершенными результатами и изменением уклада жизни многомиллионного русского крестьянства.
Из дореволюционных исследований необходимо назвать работу одного из активных деятелей по проведению аграрного преобразования - А.А. Кофода -давшего характеристику хуторскому расселению сельского населения [1]. Также упомянем научный труд И.П. Панфилова, считавшего, что лучшей формой хозяйствования для великорусского крестьянства могло бы быть общинно-хуторское землевладение, суть которого состоит в том, что «вся земля по-прежнему принадлежит общине, раз навсегда делится на наследственные семейные участки» [2, с. 13-14].
В советской историографии, начавшейся с В.И. Ленина, утвердилось мнение, что реформа была направлена на
поддержку отживающего государственно-помещичьего строя. Так одним из выдающихся советских историков А.Я. Аврехом отмечалось, что во время осуществления реформы «вместо фермера рождался кулак с рутинным экономическим мышлением, азиатскими приемами эксплуатации своих односельчан, с минимумом предпринимательской
инициативы, политическим консерватизмом и т.д.» [3, с. 364].
В современной исторической науке внимание исследователей акцентируется на рассмотрении психологического аспекта крестьянства по отношению к аграрной реформе [3]. М.Д. Карпачев, анализируя психолого-правовое отношение крестьян к проводимой реформе, утверждает, что «отступая под натиском рыночных капиталистических отношений, обычное право общинников подверглось сильной деформации и начало разрушаться» [4, с. 23].
В связи с этим представляется необходимым обратиться к выявлению причин разрушения общинного
мировоззрения и отношения крестьян к созданию хуторского типа хозяйствования.
Под мировоззрением, как правило, понимают глубинный уровень
коллективного сознания, включающий и бессознательное; восприятие мира
определенным образом.
Источниковой базой составили воспоминания крестьян - участников преобразования и исследования
государственных деятелей.
В отечественной публицистике на рубеже Х1Х-ХХ веков разгорелся спор, в котором одна сторона выступала за сохранение общинных порядков жизни великорусского крестьянства, а другая -против. Сравнивая суждения и тех, и других, О.Г. Тернер, в частности, отмечал, что «расселение великорусской деревни на отдельные хуторные поселки было бы до такой степени противно всем обычаям народа, что оно просто немыслимо» [4, с. 54]. С ним соглашался и Г.П. Сазонов, который в своем исследовании «Быть или не быть общине», проанализировав воззрения современников на причины перехода к подворному землевладению, пришел к совершенно иным выводам. «Община не исчерпывается организацией землевладения, - писал он. - Последнее - только часть, быть может, важнейшая целого. А целое - это весь народ, вся суть его нравственная, умственная, все его идеалы, симпатии, цели и задачи. Вся жизнь его во всех главных проявлениях подчиняется общинному началу. Все, чем народ жив и живет, все его нужды и заботы разрешаются и удовлетворяются одним «великим человеком миром» - общиной. Это мировоззрение охватывает все стороны человеческого существа, все сферы его деятельности; убеждения экономические, общественные, юридические, нравственные и
политические, - все это оно обнимает, все заключает в себе, на все дает ответ, всякую потребность по мере сил удовлетворяет» [5, с. 132]. Кроме того, общинное мировоззрение проявлялось и в том, что крестьяне не признавали частного права на землю, в их понимании земля являлась общественной (мирской или Божьей). Так и по мнению одного из представителей Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности от Тамбовской губернии, с которым можно согласиться, «в настоящее время при господствующей системе в
великороссийском крестьянстве общинного
типа в его голове не умещается, с его духовной природой не срастается, как правовая аксиома, идея собственности на землю» [6, с. 268].
Следует заметить, что то же отмечали и исследователи крестьянской поземельной общины. А.А. Риттих, в частности, писал: «В массе общин несомненно развиты очень высокие нравственные начала
взаимопомощи; маломощным, женским семьям дают землю освобождая их от повинностей, которые мир принимает на себя, снимают подати и с погорельцев или пострадавших от падежа скота» и «часто это делается совершенно добровольно, "Христа ради"» [7, с. 49].
Одним из проявлений общинного мировоззрения выступала и круговая порука, заключавшаяся в том, что богатые крестьяне отвечали за бедных, и, как писал Энгельгардт, «то они зрят за бедняками и часто берут работу, чтобы заставить и бедняков взять вместе» [8, с. 133].
О проявлении общинной ментальности упоминал и один из современников-иностранцев, путешествующий в начале XX века по России и живший длительное время с крестьянами: «Мужики общительны и дружелюбны. Они вместе работают, вместе поют, вместе молятся и живут. Общественная жилка у них сильнее, чем у нас, они менее подозрительны, не так замкнуты» [9, с. 245].
Однако, несмотря на это в общинные устои жизни крестьян в конце XIX века проникают совершенно новые явления, несоизмеримые с прежними порядками. «На порчу нравов молодого поколения действует погоня за рублем, из-за которой молодые люди обоих полов, помимо своего собственного стремления добыть, во что бы то ни стало рубль, входят в сообщения с разным сбродом. Эта же самая погоня за рублем заставляет и старших членов семьи опускаться нравственно и забывать старожильские порядки» [10, с. 54], -отмечал новшества в сельской жизни корреспондент журнала «Северный Вестник».
Увлечение «рублем» вело к тому, что в общине появлялись зажиточные крестьяне, называемые в литературе чаще всего
"кулаками" или "мироедами". По замечанию одного из грамотных крестьян, «готового примкнуть скорее к противникам общины», чем к защитникам ее» «кулак, если захочет, что угодно слопает, община ему нисколько не помешает» [11, с. 66].
Кроме того, в 1902 году произошли крестьянские волнения в Харьковской и Полтавской губерниях, в результате которых российским правительством был издан 26 февраля 1903 года Манифест «Об усовершенствованиях к начертанию государственного порядка» и отменена 12 марта того же года круговая порука. Наряду с заявлением о решимости хранить «вековые устои Державы Российской» и угрозами в адрес революционного движения, Манифест 26 февраля содержал обещания реформ. В документе подчеркивалось право
«неприкосновенности общинного строя крестьянского землевладения», но вместе с этим впервые в русской истории правительство обещало «изыскать способы к облегчению отдельным крестьянам выхода из общины».
Важной причиной разрушения общины послужило и участие общины в погромных мероприятиях помещичьих усадеб во время первой российской революции 1905-1907 гг. Подавление революции и назначение 26 апреля 1906 года саратовского губернатора П.А. Столыпина на пост министра внутренних дел явились необратимой точкой в деле проведения реформы и разрушения общины.
Стоит упомянуть, что при обсуждении, ставшего основополагающим актом реформы, указа 9 ноября 1906 года в Государственной думе большинство депутатов высказалось за сохранение общины. Так, депутат Савельев от Нижегородской губернии утверждал: «До известной степени, может быть, это и правильно, но община - это тот пластырь, который залечивает всякие раны, возникшие на общественном организме в среде нашего хозяйства» [12, стб. 298]. Было и другое мнение, высказанное товарищем министра внутренних дел А.И. Лыкошиным, с которым следует частично согласиться: «Нельзя же, в самом деле, считать всех 700 000 домохозяев, заявивших уже о желании укрепиться
совершенно чуждыми хозяйственным интересам, нельзя считать всех их скупщиками, или пьяницами и слабовольными людями, идущими на обезземеливание» [12, стб. 286]. Дело в том, что аграрное преобразование было направлено на поддержку более сметливых и зажиточных крестьян. «Существует непреодолимое препятствие к обогащению, к улучшению быта крестьянского населения, что парализует личную инициативу, самодеятельность мужика и обрекает его на жалкое прозябание [13, л. 84]», - считал Столыпин.
В самом крестьянстве отношение к проводимой реформе было более негативным, чем позитивным. В большинстве своем крестьяне рассуждали так: «Если разрушить общину - нам и милостыню попросить не у кого будет» [14, с. 13].
Но были и совершенно иные мнения, высказывавшиеся грамотными крестьянами. Так, по мнению одного из крестьян-хуторян, «должно быть сохранено право собственности, но установлено право земско-государственной организации
взимать прогрессивный налог» [15, с. 65].
В этой связи вспомним и о переписке крестьянина С.Т. Семенова, стоявшего на позициях защиты отрубного типа хозяйствования и с писателем Л.Н. Толстым, выступавшим за сохранение общины. Так, по мнению Семенова, проводившего длительное время на заработках в Москве и Санкт-Петербурге, «у общинных крестьян совсем отсутствует чувство необходимости быть ближе друг к дружке, заботиться о своих выгодах вместе с другими, одним словом нет чувства товарищества. В деревне более живо одно правило: «Своя рубашка ближе к телу» [16, с. 34].
В свою очередь Л.Н. Толстой поддерживал общинный тип
хозяйствования, поскольку считал его более высоким в нравственном отношении.
Однако при проведении реформы, по мнению одного из ее организаторов, хуторское расселение влияло не только на хозяйство, но и на весь уклад жизни крестьян. «Представленный самому себе хозяин хутора, - писал А.А. Кофод, - делается как будто
сосредоточенным, менее общительным, особенно в первое время. Ему как будто нет дела до того, что творится за пределами его участка». Этот же землеустроитель заочно возражая мнению Л.Н. Толстого, упоминал, что «живя посреди своего участка, хуторянин строго его охраняет, а следя за сохранностью своей собственности, он приучается уважать и чужую» [17, с. 11].
В этой связи, очевидно на наш взгляд, что частично был прав С.Т. Семенов, утверждавший, что «многие из общественников глядят на отрубников с завистью и как слышно, начинают подумывать, не пойти ли и им по их дорожке» [18, с. 11, 367]. Описывая происходящие изменения в великорусской деревне в это время, он, выражая устремления крестьян дер. Андреевская Московской губернии, отмечал, что в этом селе «выделилось 13 домохозяев не одинаковой категории. Были и плохие хозяева, и плохие работники. Два дома выделились потому, что от земельного труда не зависели, им просто не хотелось «мыкаться» в миру и они пошли на отруба для спокойствия» [18, с. 49].
В общем же, за 1907-1915 гг. право личной собственности получили, 2478,2 тыс. крестьян с укрепленной в количестве 15,9 млн дес [3, с. 88].
Таким образом, общинный
коллективизм уступал место хуторскому индивидуализму. Однако при переселении на отруба и при создании хуторов у крестьян возникала масса проблем, связанных как с землей, так и с духовными нуждами. Дело в том, что при расселении крестьянские дворы оказывались изолированными не столько друг от друга, как на значительное расстояние от церкви. Так в письмах крестьян-переселенцев из Данковского и Раненбургского уездов еще в 1881 году сообщалось, что сельский храм располагается на расстоянии 10 верст (15 километров - И.С.) от земельного участка [19, № 4].
Аналогично обстояло дело и во время осуществления столыпинской аграрной реформы. Так, по замечанию священнослужителей 3-го Борисовского округа Тамбовской епархии, «отрубных
участков насчитывается до 28», однако «проезд к ним весьма затруднителен; особенно зимой, а в храме жители их бывают только на Пасху и то, когда бывает хорошая погода» [20, л. 3 об.].
О таком положении еще в конце XIX века вопрошал Г.П. Сазонов: «Неужели разрушение общины и переход к подворному владению сделает народ религиозным? Неужели перемена формы землевладения укрепит веру? Одна постановка этого вопроса раскрывает всю фальшь неразборчивых в средствах врагов общины» [5, с. 75]. В подтверждение этого мнения приведем отрывок из докладной записки заведующего переселением и землеустройством в Енисейской губернии Григорьева за 1910 год: «Переселенцы, оседающие теперь в глухих отдаленных районах, лишены крайне для них важной возможности своевременно совершать установленных для них церковью обрядов, которых народ придает, можно сказать, безмерное значение, таким, как крещение, говение и причащение, венчание свадьбы, соборование, отпевание усопших. Мне приходилось наблюдать чрезвычайно выраженную неистребимую тоску у переселенцев по церковной службе, особенно у женщин, способную побудить новоселов уйти даже из церковного места, в котором нет церкви и церковной службы» [20, с. 133].
Помимо этого, серьезные проблемы обстояли и со школьным делом, в связи с тем, что при хуторском поселении, по заключению современника, «одна школа не может служить для всех, так как установление общей школы при 4-х верстном районе в Сибири невозможно» [21, л. 37].
О том же писал и один из землеустроителей аграрного преобразования, отмечая, что задержки в церковных и школьных делах крестьян-переселенцев возникают исключительно в первое время: «Крестьянину некогда и нет у него охоты заниматься общественными делами, пока он всецело занят приведением своего хутора в надлежащий вид. По той же причине он в первое время при переходе на хутор менее охотно посылает детей в школу, чем прежде.
То же и насчет посещения церкви; только в первые годы после расселения крестьяне-хуторяне реже ходят в церковь, чем живущие в деревне. Но все это временно [17, с. 10].
Таким же образом обстояло дело и в Тамбовской губернии, в которой, по мнению современника, 46% обследованных хуторян выселились с расстояния от 1 до 5 верст, и 26,3% переселилось с расстояний более 10 верст [22, с. 7].
Подводя итоги, заметим, что проведение столыпинской аграрной реформы способствовало разрушению общинного мировоззрения и созданию хуторского индивидуализма, что
противоречило взглядам крестьян, как духовной, так и в аграрной сфере.
Список литературы
1. Аврех А.Я. П.А. Столыпин и судьбы реформ в России. М.: Политиздат, 1991. 286
с.
2. Тюкавкин В.Г. Великорусское крестьянство и столыпинская аграрная реформа. М.: Памятники исторической мысли, 2001. 304 с.
3. Карпачев М.Д. Правосознание крестьян Воронежской губернии накануне столыпинских аграрных реформ // Вестник ВГУ. Серия: Право. 2012. № 1. С. 14-23.
4. Тернер О.Г. Общинное владение и частная собственность // Вестник Европы. 1895. Май. № 3. С. 5-68.
5. Сазонов Г.П. Быть или не быть общине. СПб., б/и, 1894. 103 с.
6. Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Т. XLI. Тамбовская губерния. СПб.: Типография И. Гольдберга, 1903. 453 с.
7. Риттих А.А. Зависимость крестьян от общины и мира. М.: ЛЕНАНД, 2016. 222 с.
8. Энгельгардт А.Н. Письма из деревни (1872-1887 гг.). М.: ЛЕНАНД, 2012. 638 с.
9. Грэхем С. Непознанная Россия (Undiscovered Russia) / Пер. с англ. М. Ильюшиной. L., 1914. 185 с.
10. Берендеев. Деревенские письма // Северный вестник. 1888. № 7. С. 47-56.
11. Семенов С.Т. Двадцать пять лет в деревне. - Пг.: Жизнь и знание, 1915. 371 с.
12. Семенов С.Т. Крестьянское переустройство. Три статьи. М.: б/и, 1915. 342 с.
13. Красный архив. Исторический журнал. Т. 17. 1926.
14. Тан. Новое крестьянство. Очерки деревенских настроений. Спб., 1906. 125 с.
15. Глинка Ф.К. Записки хуторянина. Думы и думки, вылитые своевременно в XVI посланиях на гектографе. СПб.: Типография А.С. Суворина, 1908. Ч. 1.
16. Семенов С.Т. Крестьянское переустройство. Три статьи. М.: б/и, 1915. 342 с.
17. Кофод А.А. Хуторское расселение. СПб.: б/м., 1907. 72 с.
18. Григорьев В.Н. Переселения из Рязанской губернии / Исслед. В.Н. Григорьева; с отзывами проф. А.И. Чупрова и А.И. Кошелева. - М.: журн. «Русская мысль» (тип А.И. Мамонтова и Ко), 1889. 194 с.
19. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО). Ф. 181. Оп. 1. Д. 2681.
20. Дворецкая А.П. Православие в социокультурной адаптации переселенцев начала XX века (на примере Енисейской губернии) // Государство, общество, церковь в истории России XX-XXI веков. Материалы XV Международной конференции. Иваново, 2016. Ч. 1. С. 129-136.
21. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 1178. Оп. 1. Д. 9.
22. Юрин Н.Т. Хутора и отруба в Тамбовской губернии (Результаты обследования 1912 г.). Тамбов: Типо-литография «Т.Н. Бердоносов и С-н», 1913. 45 с.
THE STOLYPIN AGRARIAN REFORM AND THE DESTRUCTION OF COMMUNITY WORLDVIEW
The relevance of the research topic is explained by incomplete reforms and a change in lifestyle multimillion of the Russian peasantry. The article discusses the situation of the peasant communities by the beginning of XX century, and the reasons that prompted the government to begin its destruction. It is established that penetration in the great village of the commodity-money relations and the outbreak of the "pursuit of money" by the end of the nineteenth century among the peasantry is the differentiation that led to the stratification of the peasant communes on the poor and the rich (the wealthy and the proletariat). It is proved that community participation in peasant uprisings of 1902 in Poltava and Kharkov provinces, and the defeat of the landed estates during the first Russian revolution of the 1905-1907 was an important cause of the destruction of the community. It is proved that the migration of peasants to new places accompanied by their resettlement to more distant from each other land, which led to the conditions under which the territory of the rural parish grew, it was difficult to visit farmers, rural Church for performing the Sacraments and rural schools, and parish priest - the implementation of processions and prayers.
Keywords: community ideology, collectivism, immigration policy, individualism, farm life
References
1. Avreh, A.Ja. P.A. (1991). Stolypin i sud'by reform v Rossii [Stolypin and the fate of reform in Russia]. Moskva.: Politizdat.
2.Tjukavkin, V.G. (2001). Velikorusskoe krest'janstvo i stolypinskaja agrarnaja reforma [The great Russian peasantry and the Stolypin agrarian reform]. Moscow: Monuments of historical thought. Moskva.: Pamjatniki istoricheskoj mysli.
3.Karpachev, M.D. (2012). Pravosoznanie krest'jan Voronezhskoj gubernii nakanune stolypin-skih agrarnyh reform // Vestnik VGU. Serija: Pravo [The consciousness of the peasants of Voronezh province on the eve of the Stolypin agrarian reforms // Bulletin of VSU. Series: Right]. № 1. S. 14-23.
4.Terner, O.G.(1895). Obshhinnoe vladenie i chastnaja sobstvennost' // Vestnik Evropy [Communal ownership and private property // Herald of Europe.]. Maj. № 3. S. 5-68.
5. Sazonov, G.P. (1894). Byt' ili ne byt' obshhine [To be or not to be community]. Sankt-Peterburg, b/i.
6.Trudy mestnyh komitetov o nuzhdah sel'skohozjajstvennoj promyshlennosti. T. XLI. Tambovskaja gubernija. (1903). [Works of the local committees on the needs of agricultural industry. T. XLI. Tambov province] Sankt-Peterburg.: Tipografija I. Gol'dberga.
7. Rittih, A.A. (2016). Zavisimost' krest'jan ot obshhiny i mira [Dependence of peasants from the community and the world]. Moskva.: LENAND. 222 s.
8. Jengel'gardt, A.N. (2012). Pis'ma iz derevni (1872-1887 gg.) [Letters from the village (1872-1887 gg.)]. Moskva.: LENAND. 638 s.
9.Grjehem S. (1914). Nepoznannaja Rossija (Undiscovered Russia) / Per. s angl. M. Il'jushinoj [Unknown (Undiscovered Russia) / Per. from English.]. London. 185 c.
10. Berendeev. Derevenskie pis'ma // Severnyj vestnik [Rustic letters // and the Herald]. 1888. № 7. S. 47-56.
11. Semenov, S.T. (1915). Dvadcat' pjat' let v derevne [Twenty-five years in the village]. Petrograd.: Zhizn' i znanie. 371 s.
12. Semenov, S.T. (1915). Krest'janskoe pereustrojstvo/ Tri stati [Peasant reorganization. Three articles]. Moskva: b/m 1915. 342 p.
13. Krasnyj arhiv. (1926). Istoricheskij zhurnal [Historical journal]. T. 17.
14. Tan. (1906) Novoe krest'janstvo. Ocherki derevenskih nastroenij [The new peasantry. Sketches of village sentiment]. Sankt-Peterburg..
15.Glinka, F.K. (1901). Zapiski hutorjanina. Dumy i dumki, vylitye svoevremenno v XVI poslanijah na gektografe [Notes of a farmer. Dumy and dumki, poured out in a timely manner in the XVI-slania on the hectograph.]. Sankt-Peterburg.: Tipografija A.S. Suvorina. Ch. 1.
16. Semenov, S.T. (1915). Krest'janskoe pereustrojstvo [Peasant reorganization. Three articles.]. Tri stat'i. Moskva.: b/i.
17. Kofod, A.A. (1907). Hutorskoe rasselenie [Farmhouse accommodation]. Sankt-Peterburg.:
b/m.
18. Grigor'ev, V.N. (1889). Pereselenija iz Rjazanskoj gubernii / Issled. V.N. Grigor'eva; s otzyvami prof. A.I. Chuprova i A.I. Kosheleva [Migration from the province of Ryazan / Issled. V. N. Grigor'eva; with calls Professor A. I. Chuprov and A. I. Koshelev]. Moskva.: zhurn. «Russkaja mysl'» (tip A.I. Mamontova i Ko).
19. Gosudarstvennyj arhiv Tambovskoj oblasti (GATO) [State archive of the Tambov area (GATO)]. F. 181. Op. 1. D. 2681.
20. Dvoreckaja, A.P. (2016). Pravoslavie v sociokul'turnoj adaptacii pereselencev nachala XX veka (na primere Enisejskoj gubernii) // Gosudarstvo, obshhestvo, cerkov' v istorii Rossii XX-XXI vekov. Materialy XV Mezhdunarodnoj konferencii [Orthodoxy in socio-cultural adaptation of immigrants of the early XX century (on the example of the Yenisei province) // State, society, the Church in the history of Russia XX-XXI centuries. Materials of XV International conference]. Ivanovo. Ch. 1. S. 129-136.
21. Gosudarstvennyj arhiv Rossijskoj Federacii (GARF) [State archive of the Russian Federation (GARF)]. F. 1178. Op. 1. D. 9.
22. Jurin, N.T. (1913). Hutora i otruba v Tambovskoj gubernii (Rezul'taty obsledovanija 1912 g.). [The farm and cut in Tambov province (results of the survey 1912)] Tambov: Tipo-litografija «T.N. Berdonosov i S-n».
Об авторе
Свиридов Илья Сергеевич - аспирант института истории, права и общественных наук, Липецкий государственный педагогический университет имени П.П. Семенова-Тян-Шанского (Россия), E-mail: ilya.sviridov.1992@mail.ru
Sviridov Ilya Sergeyevich - Graduate student of the Institute of history, law and social sciences, Lipetsk state pedagogical university named after P. P. Semenov-Tyan-Shansky (Russia), E-mail: ilya.sviridov.1992@mail.ru
