CC BY
326. Салимовский В. А. Семантический аспект употребления слова в функциональных стилях речи. Иркутск, 1991.
27. Сенина Н. А. Динамика развития устного синтаксиса конца ХХ века // Активные процессы в современном русском языке: Мат-лы Всерос. межвузовской конференции / Отв. ред. Г. Г. Инфантова, Н. А. Сенина. Ростов-н/Д., 2006.
28. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М. Н. Кожиной. М., 2003.
29. Трошева Т. Б. Формирование рассуждения в процессе развития научного стиля русского литературного языка ХУШ-ХХ вв. Пермь, 1999.
30. Трошева Т. Б. Формирование рассуждения в процессе развития научного стиля русского литературного языка ХУШ-ХХ вв.: автореф. дис. ... докт. филол. наук. Екатеринбург, 2000.
31. Функциональные стили и формы речи / Под ред. О. Б. Сиротининой. Саратов, 1993.
32. Шмелева Т. В. Речеведение: теоретические и прикладные аспекты (материалы для обсуждения). Новгород, 1996.
33. Шмелева Т. В. Речеведение: в поисках теории // Stylistyka VI. Оро1е, 1997.
Виктор Иванович Ивченков
Белорусский государственный университет
Стилистика в отражении времени и личности
Научный взгляд М. Н. Кожиной на стилистику как эволюционную науку послужил отправной точкой для развития парадигмы динамической (речеведческой) стороны исследований языка и стиля, связанной с экстралингвистическими факторами коммуникации и осознанием стилистической сути локутивно-го действия, иллокутивной установки и перлокутивного эффекта. Известно, что в первой половине минувшего столетия основным аспектом изучения языка был структурно-системный. Далее укрепляется подход, основанный на строгом учете языкового узуса. «Одно из гениальных открытий в истории языкознания, как справедливо утверждает М. Н. Кожина, — это двуаспект-ность языка, а именно различение системы языка (в терминологии В. Гумбольдта — ergon — кладовая, продукт, совокупность языковых единиц) и его функционирования, динамической сто-
роны (energeia — употребление языка, узус). Если одна из сторон единства «ergon — energeia», а именно структурно-системный аспект языка, уже в достаточной степени изучена, то исследование функциональной — иначе речеведческой — стороны языка, причем как лингвистического, а не лишь психологического феномена, началось недавно» [Кожина, 2012, с. 13].
Язык отражает действительность и человека, является формой знаний о действительности, аккумулирует знание реальных человеческих сообществ, опосредованно отражающее глубинные структуры их социального бытия. В лингвистических и смежных исследованиях последних десятилетий отчетливо прослеживается предмет научных изысканий, в круг которого входит семиотическая связь между явлениями жизни, презентация их в языке не только на интралингвистическом уровне, призванном обеспечивать технологическую функцию коммуникации, но и на уровне иллокутивных сил, включающих в себя многочисленную гамму речевой деятельности. «Большим достижением лингвистики XX в. явилось изучение системы языка, его структурной организации. Однако случилось так, что оно заслонило некоторые существенные признаки языка (в том числе особенно актуальные для стилистики). В настоящее время в связи с развитием коммуникативно-функциональных направлений исследования языка все шире обнаруживается интерес к его функциональной стороне, к речи, к тексту, в целом к комплексу речеведческих дисциплин» [Кожина, 2012, с. 13].
С точки зрения современных представлений об устройстве науки о языке стилистика могла бы включиться в лингвистическую семиотику и прагматику, в теорию речевого воздействия и теорию языкового варьирования. Однако она с инструментарием эстетически маркированной речи не могла не найти выхода в исследование противопоставленных вариантов языкового выражения, где фиксируется одно и то же внеязыковое содержание, но при этом дополнительно сообщается об отношении говорящего к коммуникативной ситуации, к содержанию высказывания, к адресату и самому себе. Стилистические варианты рассматриваются с точки зрения их образования, сферы
употребления и принципов отбора в зависимости от целей речевой ситуации.
Стилист изучает целостные речевые образования и, несомненно, выходит на уровень текста. Постепенно формируется новое направление, исходящее из следующего: текст — это не простая лингвистическая единица, а явление человеческой деятельности, коммуникации и познания. Именно поэтому стало важно показать механизмы действенной интерпретации текста в системе реальных ситуаций.
В середине 1970-х годов в лингвистике текст переосмысляется как коммуникативный процесс, поэтому лингвистика от статичного переходит на так называемый динамичный, процедурный подход. Например, журналистский текст в таком приближении занимает особое место и имеет исследовательские приоритеты в русле дискурсного анализа СМИ, системно включающегося в научную биографию лингвостилистики.
Сегодня становится очевидным, что в современной стилистике намечаются иные тенденции, нежели в ХХ в. «Значение стилистики обнаруживается и в углубленном специальном изучении проблем взаимодействия лингвистического и экстралингвистического, в том числе, например, проблемы связи языка / речи и мышления, влияния на речь и ее типологию различных социальных факторов. Заметим, что с применением стилостати-стических методов удается довольно убедительно доказать влияние тех или иных конкретных экстралингвистических факторов на стиль речи, и при этом на определенные его черты» [Кожин, 2012, с. 63].
В связи с этим участившиеся сомнения по поводу «нужности» стилистики обречены. Развитие ее функциональной природы позволяет расширить диапазон исследований, связанных с включением в стилистическую проблематику ранее даже не предполагаемых аспектов: «С развитием диахронического аспекта функционально-стилистических исследований в сочетании с использованием данных и методов гносеологии, психологии, социологии, науковедения и т. п. создается возможность не абстрактно в общетеоретическом плане, а конкретно изучать проблемы
взаимодействия языка речи и мышления, различных «типов рациональности» (или стилей мышления) в истории развития общества. Кроме того, глубже понять и описать, например, законы построения, развертывания и интерпретации смысловой структуры научного текста» [Кожина, 2012, с. 63].
В ХХ! в. человек погружен в фокус текста, в чем наглядно выражается многовекторность коммуникативного взаимодействия: через разные аспекты социальной деятельности носителя языка раскрывается локальная когерентность его с текстом. Особенно это касается таких сфер, как культура, образование, коммуникация. Просветительская роль, некогда принадлежавшая литературе, которая на протяжении веков являлась мощным инструментом формирования мировоззрения личности и ценностной ориентации общества, постепенно переходит к СМИ. И если раньше к журналистскому материалу можно было быть снисходительным, представляя в нем (вслед за Г. Винокуром) «грамматический каркас», заполнить который мог мало-мальски образованный человек, то сегодня мы можем говорить не столько об информационном продукте, сколько о произведении конкретной пишущей личности. Это не означает, что современный журналист стал писателем, а журналистика сама превратилась в писательство. Журналистика стала транслировать не только уже давно сложившиеся предпочтения общества, а стала предлагать (и довольно успешно) новые ценностно значимые ориентиры. Справедливо говорят о том, что современный мир стал медиа-цетричен.
Современные СМИ доминируют на всех уровнях структуры социума, формируя таким образом медиадискурс, в котором представлена картина мира — специфический способ восприятия, интерпретации событий и явлений; фундамент, опираясь на который, человек действует в мире. Построение текста и протекание информационного процесса приобрели ярко выраженный технологичный характер, диктующий свои нормы, свою перцептику и многообразие новостных потоков. Это происходит на фоне расширения платформы социальных сетей, ведущих к разного рода потрясениям в мировом сообществе: от «революций через соци-
альные сети» и «болотных революций» до кровопролитий незатухающей «арабской весны». Интернет способен взорвать мир, как это случилось с «исламским миром». Мир, кажется, впал в эйфорию призрака-симулякра, дающего человеку прекрасную возможность самовыражения, которое также имеет феноменальные свойства — быть правдивым или ложным, эксплицированным или имплицитным. Справедливо мнение о том, что социальные сети работают по типу воронки: попавшие в нее идеи могут интерпретироваться и разрастаться до банальной диффамации, и, как результат, воплощение идеи уже не зависит от ее сути. Следует признать тот факт, что в истории вербалистики человек еще никогда не был так востребован в общении, как сегодня: мы действительно стали «всемирной глобальной деревней» (М. Маклю-эн), в которой, люди волей или неволей рождаясь в ней и умирая, все чаще и основательнее вторгаются в жизнь друг друга, рассуждая обо всем увиденном и услышанном, любя и ненавидя, радуясь и огорчаясь, создавая тем самым новую социологическую структуру и формируя своеобразную стилистику мнений. И частые сегодня призывы к отречению молодежи от социальных сетей равносильны запрету думать, высказываться, жить.
В таких экстралингвистических условиях стилистика приобретает новое дыхание, становясь трамплином для творческого поиска ресурсов изобразительности речи. Определяя сферу стилистики, исходят из того, что значение языкового выражения не сводится к чисто концептуальному, предметному, рефе-ренциальному содержанию. Описание его (содержания) сопровождается множеством дополнительных, неконцептуальных смысловых оттенков. В большинстве случаев это заложено на семантическом уровне в тропах. Со времен античной риторики мы используем их арсенал (около двухсот единиц), и сегодня мы не можем зафиксировать хотя бы один новый вид тропов. Метафора, эпитет, метонимия, синекдоха и проч. переданы нам через века. Пополнить этот арсенал современнику чрезвычайно трудно, так как новый вид тропа может появиться только при условии высокочастотной речевой практики, основанной на творческом поиске.
Методика стилистического анализа определяет способы и приемы организации текста, предполагает выявление и описание каждой микроструктуры — совокупности речевых средств в соответствии с их языковым (вероятностным) воплощением. В связи с этим актуализированы семантические процессы, происходящие в наше время. Их изучение может проходить в русле дис-курсного анализа, воплощение которого находим в генерализации текста как сложного коммуникативного явления, иерархии знаний. В ракурс лингвистического изучения попадают сложнейшие явления, так как «в периоды бурных общественных преобразований изменения языковых норм становятся непривычно интенсивными. Объясняется это тем, что социальные перемены обязательно проявляются в речевом взаимодействии людей: возникают новые и отмирают утратившие связь с действительностью предметно-тематические области и коммуникативные задачи, меняются этические и эстетические представления коммуникантов, в результате в некоторых сферах общения, наиболее тесно связанных с экономическими и социально-политическими преобразованиями, иными, чем прежде, становятся совершаемые носителями языка речевые действия. В стилистическом отношении это проявляется в изменяющихся закономерностях выбора и использования языковых средств» [Кожина 2012, с. 279].
Речь ХХ1 в. изменилась ровно настолько, насколько поменялось общество. И если в традиционной стилистике «ресурсов» базовым являлось рассмотрение отношений между прямым значением и переносным, посредством которого создается образ, то сегодня в тропеистике на первый план выходит имплицитное значение, т. е. значение до конца не раскрытое, не развернутое, так как каждый воспринимающий может по-своему в деталях ассоциировать полученную эстетическую информацию. Оно рассматривается как принципиально важный механизм.
Система тропов определяется тенденцией развития имплицитного значения с использованием схематических и методологических основ его реализации. Если носитель языка строит новый троп, то он всегда опирается на закономерности и традиции выбора потенциальных сем слова. Главное, не выйти за рамки
узуальной правомерности. В таком ракурсе исследования определенно изучается дихотомия языка и речи.
По пути исследования тропа как элемента стилистики особое внимание привлекает лингвистическая феноменальность организационного и формально-содержательного аппарата имплицитного значения, которое линейно включается в речевой отрезок. Синтагматические отношения рассматриваются как вторичные. В тех случаях, когда достраиваются ассоциативные связи результата переноса, его сущностная и процессуальная стороны, всегда принимается во внимание парадигматическая абстракция потенциальных форм.
Сущностная сторона механизма тропеизации в типологическом плане не вызывает особых сложностей. Стержнем образования тропа является перенос, в результате которого создается имплицитное значение, исходный компонентный состав его определяется развитием тропеического качества вероятностной структуры. Лингвистическое изучение последнего в том или ином виде широко представлено в современных исследованиях. Появление направлений исследования функциональной значимости языковых средств определило возникновение разного рода «стилистик». Поэтому и понятие троп в каждой из таких «стилистик» имеет свою терминологическую специализацию.
Однако во всех стилистических подходах к трактовке и решению поставленных задач есть один общий момент: генеалогия тропа и его свойства универсальны. Образование тропа обусловлено способностью мышления к абстрагированному сопоставлению одного предмета с другим. Таким образом, толчком к сопоставлению является потребность познания некой сущности путем ее сопоставления с другой сущностью, в чем-то подобной первой. Основой такого соотнесения является интегральный признак. Он может включать в себя моносемичный и полисемич-ный элементы, т. е. организовываться по одному семантическому параметру или по нескольким (например: размер, форма, признак перемещения и т. д.). Интегральные признаки составляют образную основу сравнения (Сегйит сотратайоп^). Денотат при обработке абстрагированным мышлением приобретает ре-
ферентное качество, организующее неразрывно связанное сцепление денотат-референт. На уровне денотата-референта происходит отбор интегральных признаков двух компаративов (при индуктивном анализе на этом этапе имеет место идентификация речевого факта по Балли [Балли, 1961, с. 31-32]; посредством ассоциативного преломления денотат вступает в связь с референтом другого денотата; по принципу семантического, грамматического построения приобретает конкретную форму выражения, отражается в сознании в силу языковой компетенции, «преломляется» и, как результат, развивается имплицитное значение вероятностной структуры, т. е. такой организации, которая является ситуативной, синтагматически расположенной.
На имплицитном уровне всегда содержится прагматический знак, т. е. показатель пейоративной / мелиоративной оценки; его существование определено коннотативной спецификой языкового знака. Частные случаи проявления тропа имеют соответственно своей специфике дополнительные интерпретации. Так, например, сравнение как один из тропов отлично от метафоры в структуре зависимостей в синтаксическом варианте, эпитет — также в структуре зависимостей, но в морфологическом варианте и т. д. Таким образом, дифференциация тропов заложена в варьировании формального выражения, основанного на выявлении tertium сотрагайошБ.
Индивидуально-авторский троп всегда имплицитен в силу подразумеваемости, невыраженности результата переноса. Им-плицитность максимально присутствует в тропе до тех пор, пока он не станет языковым фактом, пока за ним не закрепится более или менее эксплицитное значение. В переносном образном употреблении слова всегда присутствует имплицитное тропеи-ческое качество, характерное для конкретной речевой ситуации, которое имеет выраженный смысл в плане субъективного авторского видения, но по отношению к реципиенту является скрытым, неразвернутым до конца в силу языковой компетенции, психологического склада того или иного индивидуума. В данном случае исключаются стилистически неоправданные, неправильные тропы. Языковые (стертые, мертвые) тропы могут активи-
В. И. ИвчЕнков. СтилистикА в отражении времени и личности Р. 1
зировать имплицитность при трансформации компонентного состава тропеического выражения.
Соотнесение понятий имплицитности и образности пропорционально. На уровне имплицита в тропе конструируется рецептивное, т. е. привнесенное в конкретное выражение образное наполнение, которое настолько образно, насколько это позволяет имплицитная форма образа, созданного автором. В некоторых случаях экспликации имплицитного образа способствует грамматическая форма. Тропеическое качество, содержащее в себе образ, указывает на присутствие имплицита, так как восприятие его сугубо индивидуально; реципиент лишь стремится максимально постигнуть это качество. Таким образом, тропеическая имплицитность всегда содержит в себе образность. Поэтому два понятия — имплицитный и образный — взаимоопределяемы, что является предметом рассмотрения стилистики с позиций психологии восприятия и познания в тесной связи с деятельностным характером языка. «Язык представляет собой необходимое условие осуществления абстрактного, обобщенного мышления и рациональной ступени человеческого познания. Именно это отличает язык человека от «языка» животных. Способность закреплять в звуковой оболочке слов понятия, признаки класса предметов — это специфический признак человеческого языка, обеспечивающий общение и мышление; в нем заключается не только мыслеоформляющая, но и коммуникативная его природа. Однако этого свойства языковой единицы недостаточно для реализации речевого общения в полном объеме. Новейшие психологические, науковедческие, гносеологические и другие исследования подчеркивают коммуникативную, в том числе диалогическую, природу языка, его деятельностный характер» [Кожин, 2012, с. 279].
Таким образом, указанное выше замечание о номенклатуре тропов, которую не удалось пополнить ни одним новым элементом за последние двадцать столетий, может свидетельствовать о неисчерпаемом потенциале языка и безграничных возможностях его употребления, передачи уловимых и неуловимых перло-кутивных эффектов. И сам тропеический процесс, становясь объектом исследования разных стилистик, несмотря на кажущуюся изученность, вызывает много вопросов.
Таким образом, масштабное расширение вербальной практики современника, стилистика мнений, представленная в самых разных формах (письменных, устных, смешанных в виде интернет-общения), невиданная доныне вербализация человека посредством социальных сетей, блогосферы, интернета в целом, стали объединяющим творческим началом в формировании языкового вкуса эпохи информационного общества. В связи с этим весьма знаменательны устремленные в будущее слова основателя пермской школы функциональной стилистики Маргариты Николаевны Кожиной о «секрете» речеобразования: «Творческий аспект связан с достижением особой выразительности, эффективности высказывания, т. е. со стилистическими явлениями. «Секрет» языковой системы состоит в том, что она заключает в себе возможности творческого ее употребления. При этом сам феномен творчества как явление специфически человеческое (в отличие, например, от машинного языка) связан с функциональным аспектом языка» [Кожина, 2012, с. 17]. Современному человеку, поставленному в рамки уходящих стереотипов, шаблона и стандарта, постижение такого секрета жизненно необходимо.
Литература
1. Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961.
2. Кожина М. Н. Стилистика русского языка: учебник / М. Н. Кожина, Л. Р. Ду-скаева, В. А. Салимовский. М., 2012.
Валентина Аврамова
Шуменский университет им. Епископа Константина Преславского, Болгария
Проблемы сопоставительно-стилистических
исследований русского и болгарского языков
При изучении функционально-стилистических систем двух языков в лингвистике наметилось несколько подходов. Первый подход основывается на принципе универсальности стилисти-
