CC BY
214
Г.Д. АРХИПКИНА
СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ФИГУРЫ В РИТОРИКЕ И СТИЛИСТИКЕ
В статье рассматриваются стилистические фигуры как часть синтагматической стилистики, прослеживается путь их становления, даются различные трактовки стилистических фигур с точки зрения риторики и стилистики. На основе диаграмматической функции фигур последние подразделяются на три функциональных типа, демонстрирующих:
- стабильность протекающих чувств или протяженность, множественность самих референтов;
- эмоциональную мобильность или быстроту, несущественность самих референтов;
- эмоциональную нестабильность или сложность, противоречивость самих референтов.
Данные функциональные типы составляют основу классификации стилистических фигур, предлагаемую в статье.
Термин «стилистические фигуры» достаточно нов. Его введение как бы закрепляет за стилистикой оставленное риторикой наследие. О стилистических фигурах стали говорить именно тогда, когда риторика находилась в упадке и забвении. Параллельно употреблялся термин «риторические фигуры», под которым, однако, чаще всего понимались риторический вопрос, риторические обращение и так называемое риторическое восклицание. Сам же термин «фигура» имеет длительную историю.
Г.А. Копнина, признавая, что единого представления о фигурах в современной филологии нет, пишет о фигуре как о термине, привнесенном в античную риторику из искусства танца и вошедшем в употребление в эллинистическую эпоху, когда развилось учение о фигурах как о необычных оборотах, украшающих речь и способствующих ее убедительности [2:68].
Мысль о танце, очевидно, навеяна словами древнего ритора Горгия, «отца фигур». В риторической декламации «Елена», посвященной апологии Елены Прекрасной, Горгий уподобляет фигуры речи танцам, завораживающим слушателя [3:113]. Для нас это замечание интересно в том отношении, что уже Горгий, старший современник Платона, мыслил фигуру как некое движение, некий словесный жест, а не как выбор какой-то заранее заготовленной формы. С тех пор синтагматическая сущность фигуры постоянно конфликтовала с парадигматическим подходом к ней, при котором фигура понимается скорее как одежда, выбранная для мысли, чем как движение в самой мысли или слове.
Выражение «необычные обороты» в приведенном выше пассаже в точности воспроизводит античные определения фигуры, когда фигура рассматривалась как отклонение (уклонение) от обычного выражения в мысли и слове. Отсюда же и древнее деление фигур на фигуры-мысли и словесные фигуры (в современном словоупотреблении последние именуются «фигурами речи») [3]. Сам концепт «уклонения» уже содержит в себе возможность двойственного толкования - парадигматического и синтагматического. С одной стороны, уклонение предполагает, что мы стоим перед выбором: последовать ли нам за нормой или уклониться, выбрав необычную форму речи. С другой стороны, уклонение можно понимать в том смысле, что мы, уклоняясь от обычной речи, пластически видоизменяем ее форму (такова континуальная трактовка метаплазма). Иными словами, либо мы вместо знака А выбираем знак Б, при том, что наш выбор ограничен замкнутым списком, либо мы начинаем видоизменять знак А, растягивая его, сокращая или допуская в нем метатезу.
В этом отношении подход к тропам и фигурам разнится. Исторически (и логически!) за фигурами мысли (тропами) закрепился первый подход: уклонение (по-гречески «поворот» - «тропос») есть единичный, дискретный акт: либо уклонились, либо нет, либо выбрали метафорическую форму речи, либо употребили слово в его прямом значении. Отсюда же актуальность термина «катахреза», под которым понимают вынужденный троп. Важно ведь то, есть ли возможность употребить сам знак А или такой возможности нет, имеется лакуна, и мы вынуждены употреблять слово в его непрямом значении. Из парадигматического подхода впоследствии и вырастает представление о вторичной грамматике. За словесными же фигурами закрепляется синтагматический подход - акцент сделан на то, как именно
мы уклонились в выборе конструкции: например, мы не просто выбрали конструкцию с повтором, но употребляем двукратный или троекратный повтор слова, растягивая по своему усмотрению речевую цепочку настолько, насколько считаем нужным.
Принципиально континуальный характер метаплазма (а значит, и фигуры) справедливо отмечает Г.Г. Хазагеров: «Определяя метаплазм, латинские авторы выстраивали триаду «обычное» (кириоло-гия) - «метаплазм-варваризм» - «метаплазм-фигура». В неориторике обычная речь стала восприниматься как норма или «нулевой вариант», «варваризм» - как ошибка, отклонение от нормы, а фигура -как интенциональное, сознательное отклонение от нормы, устанавливающее новую норму. ... Однако различие древнего и современного взгляда на аномалию весьма существенно. Во-первых, метаплазм предполагал не дискретный, а континуальный подход к аномалии. Отсюда открытый список фигур и принципиально иной способ «квантования» аномалий. ... Во-вторых, «нулевой вариант» можно установить далеко не всегда. ... В-третьих, «варваризм», как это ни парадоксально, вовсе не обязательно соотносился с заимствованием или использованием реальных ненормативных вариантов, встречающихся, например, в провинции, в речи «варваров» [6:21]. Для нас в процитированном отрывке представляют интерес первое и второе положения.
Все сказанное выше открывает два пути изучения фигур в стилистике. Первый путь предполагает парадигматический подход. С этой точки зрения фигура есть выбираемая из парадигмы конструкция, в связи с чем ее естественно рассматривать как стилистическое средство, присущее тому или иному стилю. Так, скажем, в курсе стилистики И.Б. Голуб о фигуре, именуемой в отечественной традиции синтаксическим параллелизмом, говорится как о конструкции, свойственной книжному стилю [1:427]. Второй путь основан на синтагматическом подходе. Фигура предстает здесь не как член некой синтаксической парадигмы, а как композиционный прием, организующий предложение или сложное синтаксическое целое, а в иных случаях и целый текст, т.е. как прием, выполняющий архитектоническую функцию [9:266].
Первый путь представляется нам перспективным в отношении фигур мысли, т.е. тропов (в самой античной риторике понятие фигур мысли шире, но здесь мы вторглись бы в области, нерелевантные для стилистики). Второй путь перспективен для изучения фигур (словесных фигур).
Случаи функционально-стилистической стратификации фигур редки и небесспорны. французская пословица утверждает, что на рынке за день произносится больше фигур, чем в академии за год. И в самом деле, фигуры могут рождаться в ходе диалога вполне спонтанно, особенно когда люди эмоционально убеждают друг друга в чем-либо (в пословице это «рынок»), но могут употребляться и продуманно в результате тщательной и спокойной отделки текста («академия» в пословице). Найти специфику различий между «рынком» и «академией» в типах употребляемых фигур можно, хотя и не просто. Скорее это различие будет состоять в сочетаемости фигур. Ведь даже процитированная выше мысль о книжном характере параллелизма может быть подвергнута сомнению: мало того, что параллелизм свойствен фольклорным жанрам (далек от «академии»), а Роман Якобсон вообще считает его первичной фигурой, но в обычном разговоре при появлении эмоционального напряжения вполне может быть употреблен и чистый параллелизм, и параллелизм, сопровождаемый анафорой [8:115]. С другой стороны, композиционная роль фигур, особенно фигур упорядоченного повтора, достаточно заметна. Заметно и синтагматическое варьирование самой фигурной схемы, т.е. то, что мы называем континуальной природой метаплазма. Все это, безусловно, поле для отделки, поле для работы над текстом - «академия».
В русле длительной традиции, восходящей к античности, мы рассматриваем фигуры в соотнесении с тропами. И те, и другие мы интерпретируем как специальные стилистические средства, как единицы экспрессивного (изобразительно-выразительного) субкода языка, только тропы вслед за Ю.М. Скребне-вым мы рассматриваем как парадигматические средства, а фигуры - как синтагматические [5].
Но если троп как единица изобразительно-выразительного субкода изучен достаточно хорошо, и основная заслуга в этом принадлежит Харьковской психологической школе А.А. Потебни, то относительно фигуры в качестве выразительного и особенно изобразительного средства единого мнения
до сих пор нет. Всеми признается, что фигура связана с эмфатизацией, обладает выразительным потенциалом в том смысле, что привлекает к себе внимание слушающего или читающего. Но в чем заключаются изобразительные свойства фигуры?
В интерпретации фигуры как изобразительного средства мы следуем в основном за работой Г.Г. Хазагерова и Л.С. Шириной «Общая риторика». Сами же авторы видят истоки своего подхода к изобразительным свойствам фигуры в классификации Цв. Тодорова [10], хотя последний специально такой проблемы не выделял. Другой источник изучения изобразительных свойств фигуры авторы «Общей риторики» усматривают в замечаниях И.П. Лыскова, одного из учеников Потебни [4], который выказывал мысли, сходные с представлением о словесной фигуре как о диаграмме чувств говорящего, разумеется, не употребляя при этом слова «диаграмма».
Фигура понимается Г.Г. Хазагеровым и Л.С. Шириной как иконический знак, но не иконический знак вообще, а как любопытный вид иконического знака - знак-диаграмма. Считая, что материальная сторона фигурного знака может диаграмматически отображать само означаемое (денотат), авторы отмечают в этой материальной стороне знака две особенности, способствующие выполнению им диа-грамматической функции: количество элементов и их расположение [7:123].
То, что количественная сторона означаемого может отражать какие-то свойства денотата или референта, следует уже из феномена растягивания слогов в словах типа «до-олго», «далеко-о», «su-uper», «wa-as?». В релевантности же расположения элементов можно убедиться на примере кольцевого повтора - кольцо передает идею замкнутости (ср. примеры в немецком и русском языках): Warum hast du mich gelassen, warum? (W. Bredel) Мы любим шумные пиры, Вино и радости мы любим. (Языков)
В связи с примером типа «до-олго» необходимо сделать замечание, важное для нашего последующего изложения. Для нас фонетические метаплазмы еще недостаточно «синтагматичны», чтобы претендовать на роль фигур. Для Г.Г. Хазагерова и Л.С. Шириной они недостаточно семантичны: свое рассуждение о фигурах авторы «Общей риторики» начинают там, где в качестве повторяющегося или пропущенного (или переставленного) элемента используется хотя бы морфема или более крупная единица, имеющая самостоятельное значение [7].
Фигурная диаграмма - явление синтаксическое, когда повтор, удлиняя речевую цепь, способен схематично изобразить нечто в денотате. Денотатом же фигур являются не столько образы предметов материального мира (это характерно лишь для некоторых фигур), сколько сам характер протекания чувств у говорящего.
На базе подхода к фигуре как к изобразительному средству выделяются и группы фигур в зависимости от того, что именно фигура изображает. В полученной в результате применения такого подхода классификации все фигуры предстают как выразительные средства, причем выразительность их нарастает по мере понижения вероятности появления фигуры в данном контексте. Практически она мало зависит от типа фигур. Однако как изобразительные средства фигуры подразделяются на три функциональных типа: демонстрирующие стабильность протекающих чувств или протяженность, множественность самих референтов; демонстрирующие эмоциональную мобильность или быстроту, несущественность самих референтов; демонстрирующие эмоциональную нестабильность или сложность, противоречивость самих референтов.
Такой выбор означаемых связан с возможностями самой материальной оболочки знаков (звуков или букв) служить диаграммой. Дело в том, что первый тип фигур связан с аномальным увеличением протяженности, с повторами; второй - с сокращением протяженности, пропусками; третий - с расположением элементов (инверсиями и разрывами). Тем самым все три типа диаграмм оказываются предопределенными, вопрос состоит лишь в определении их изобразительной функции.
Для обозначения трех названных типов диаграмм используются следующие традиционно закрепленные термины: фигуры прибавления для первоог типа, фигуры убавления - для второго, фигуры изменения - для третьего. Последние называют еще фигурами перестановки и разрыва.
Названная классификация удобна, во-первых, тем, что она исчерпывает возможные виды метаплазма, во-вторых, имеет фонетические аналоги (диакопа, апокопа, систола, диастола и т.п.), в-третьих, опирается на давнюю традицию.
В качестве фигур прибавления стилисты называют повторы, основанные на разных уровнях языка: на морфемном, лексическом и синтаксическом. Повтор как композиционный прием так или иначе входит в описание композиции, даже не привлекающее теорию фигур. В частности, в стилистике декодирования и в стилистике текста феномен повтора всегда находится в центре внимания исследователей. В литературоведческой композиции также невозможно обойтись без изучения феномена повтора. Изучение повтора как стилистического явления выходило и за пределы предложения и даже за пределы сложного синтаксического целого. Фигуры прибавления включают следующие виды повторов: варьирующийся, дословный, синонимичный, кольцевой повтор, анадиплозис, плеоназм, хиазм, анафору, эпифору.
Фигуры убавления связаны и пропуском слов, они делают речевую цепь короче и соотносятся с эмоциональной нестабильностью в отличие от фигур прибавления, которые выражают эмоциональную стабильность. Антитетические отношения здесь не выстраиваются, вследствие чего фигуры убавления и прибавления могут «работать» в паре.
Фигуры убавления придают речи динамизм, демонстрируют мобильность говорящего, его готовность действовать быстро и решительно. Они варьируются не так богато, как фигуры прибавления, и включают эллипсис, элизию, асиндетон, умолчание и апосиопезис.
Фигуры изменения восходят к метатезам в слове, которые редко получают иконическую (диаграм-матическую) нагрузку. В противоположность исходным фонетическим метаплазмам синтаксические фигуры, основанные на перестановке или разрыве, выполняют диаграмматическую функцию, служат средством усиления изобразительности.
Общая структурная особенность всех фигур группы изменений связана с нарушением порядка следования элементов. А это может проявиться как в прямой перестановке, так и в дистантном расположении того, что должно следовать рядом. Часто дистантность сочетается с перестановкой.
Общая изобразительная функция фигур этой группы - передача сложного, часто хаотичного эмоционального состояния, противоречивости, запутанности описываемых событий или мыслей об этих событиях. В эту группу входят: инверсия - чистая перестановка элементов, гипербат - инверсия с дис-тантностью, парцелляция - чистая дистантность (разрыв предложения), парентеза - парцелляция с инверсией (разрыв со вставкой). В целом указанная группа не отличается разнообразием, однако она достаточно продуктивна.
В заключение отметим, что понятие «фигура» в стилистике связано со структурой, строением. Поскольку в фигурах акцентирован момент преобразования, то теорию фигур следует отнести к синтагматической стилистике. В фигуре важней не причина, не тот мыслительный импульс, от которого мы отталкивались, образуя фигурную схему, а следствие, та синтаксическая структура, которая возникла и определила композицию высказывания. Изобразительные свойства фигур связаны со способностью служить синтаксической диаграммой, которая, прежде всего, отражает эмоциональное состояние говорящего. Но в некоторых случаях, связанных с симметричным расположением повторяющихся элементов, реже элементов пропущенных, диаграмма способна отображать и материальную действительность. Имея ярко выраженное структурное измерение, фигуры могут определять композицию не только в пределах одного предложения, но и в пределах сложного синтаксического целого, что достаточно типично, и в пределах целого текста, что роднит их со схемами выдвижения.
Литература
1. Голуб И.Б. Стилистика русского языка. М., 2002
2. Копнина Г.А. Конвергенция стилистических фигур в современном русском литературном языке (на материале художественных и газетно-публицистических текстов). Автореферат дисс. ... канд. филол. наук. Красноярск, 2001.
3. Лахман Р. Демонтаж красноречия. СПб., 2001.
4. Лысков И.П. Теория словесности в связи с данными языкознания и психологии. М., 1964.
