Научная статья на тему 'Стиль и проявление тенденций моды в женской одежде эпохи средней бронзы Южного Зауралья и Казахстана'

Стиль и проявление тенденций моды в женской одежде эпохи средней бронзы Южного Зауралья и Казахстана Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
216
32
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Куприянова Елена Владиславовна

Сделана попытка стилевого анализа женской одежды племен эпохи бронзы Южного Зауралья и Казахстана. Исследование базируется на сопоставлении комплексов украшений, определяющих стиль костюма. Проявление тенденций моды в исследуемых обществах имело локальный характер, обнаруживаясь в рамках небольших замкнутых коллективов, тогда как стиль костюма был общим для крупных культурных образований

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Стиль и проявление тенденций моды в женской одежде эпохи средней бронзы Южного Зауралья и Казахстана»

Е. В. Куприянова

СТИЛЬ И ПРОЯВЛЕНИЕ ТЕНДЕНЦИЙ МОДЫ В ЖЕНСКОЙ ОДЕЖДЕ ЭПОХИ СРЕДНЕЙ БРОНЗЫ ЮЖНОГО ЗАУРАЛЬЯ И КАЗАХСТАНА*

Сделана попытка стилевого анализа женской одежды племен эпохи бронзы Южного Зауралья и Казахстана. Исследование базируется на сопоставлении комплексов украшений, определяющих стиль костюма. Проявление тенденций моды в исследуемых обществах имело локальный характер, обнаруживаясь в рамках небольших замкнутых коллективов, тогда как стиль костюма был общим для крупных культурных образований.

Реконструкция одежды эпохи бронзы — одна из интересных и малоизученных проблем в археологии Южного Зауралья и Казахстана. В задачи недавно оформившейся дисциплины о принципах реконструкции древней одежды — палеокостюмо-логии — входит не только восстановление внешнего вида костюмов. Исследователи склонны рассматривать костюм как некое «письмо», сообщение1. Создавая костюм, его творцы вкладывали в него определенную информацию, которая предназначалась к прочтению, прежде всего, соплеменниками, людьми близкого культурного круга. Однако для исследователей, реконструирующих его через тысячелетия, костюм как «текст» может заключать более широкую информацию. Как отмечает автор одной из немногих программ по исследованию костюма, «целеустремления исследователя заключаются в намерении извлечь из объекта информацию как сознательно в него заложенную, так и ту, которую не предполагал субъект, но которая является значимой для исследователя»2. «Информационное поле костюма как исторического источника намного шире и глубже других культурных форм, которые оставили нам бесписьменные народы»2.

В качестве источников для реконструкции одежды эпохи бронзы в нашем распоряжении находятся в основном материалы погребальных комплексов. Природно-почвенные условия региона, к сожалению, не способствуют сохранению органической основы костюма в древних погребениях. Лишь в отдельных случаях в контакте с металлическими изделиями, в результате воздействия солей меди, сохраняются фрагменты кожи либо — реже — ткани, являющиеся остатками одежды. Таким образом, на данный момент мы имеем возможности для реконструкции только костюмов, содержавших металлические украшения, то есть женских. Украшения же во многом определяют и облик костюма. Древние украшения отличаются от современных самой идеей своего существования. Современные украшения (серьги, колье, броши, браслеты, цепочки и пр.) и их гарнитуры существуют сами по себе, то есть отдельно от собственно «одежды» и могут комбинироваться с разными ее вариантами. Напротив, древние украшения органично связаны с одеждой: бляшки, обоймы, подвески, бусы и пр. либо нашиты на платье, нагрудник, обувь, либо входят в состав головного убора. Браслеты в костюме эпохи бронзы, по нашему мнению, функционировали в качестве манжет для рукавов, а низки бус, часто находимые на ногах погребенных, безусловно, относятся к подвязкам обуви. Таким

Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ, проект № 0б-01-85116а/У.

образом, все украшения, так или иначе, оказываются связанными с тем или иным элементом одежды и помогают установить как общие контуры, так и некоторые детали кроя женских костюмов.

В рамках программы по изучению женской одежды эпохи бронзы Южного Зауралья и Казахстана нами было изучено более 100 женских погребений с остатками костюма с 24 погребальных памятников, принадлежащих к синташтинской, петровской и алакульской археологическим культурам. Большинством исследователей признается безусловная генетическая связь и хронологическая преемственность указанных культур. Сравнение изменений, произошедших в женском костюме от синташтинской к петровской и алакульской эпохам, может стать источником к изучению контактов и миграций населения, развития металлургии, изменений в мировоззрении и т. п. В данном исследовании хотелось бы остановиться на рассмотрении таких аспектов, как стиль и мода женской одежды в древности.

История культуры в целом и одежды в частности свидетельствует против того, чтобы унифицировать и обобщать описания женского костюма отдельно взятого этноса или культуры. Скорее всего, речь может идти не о реконструкции облика стандартного костюма, которого, как представляется, не существовало вовсе, а об описании стиля костюма. Стиль — одно из универсальных измерений человеческой практики и любых ее артефактов3. Однако понятие стиля — одно из наиболее спорных и слабо разработанных в науке. Вследствие неопределенности того, что понимается под словом «стиль», затруднено и исследование стилевых изменений. С одной стороны, неоспорим «чувственный», эмпирический характер стиля; мы можем ощущать и переживать стиль и на этой основе интерпретировать его проявления. Стиль выражает собой «чувство мира», изменения стиля свидетельствуют о мировоззренческих сдвигах в культуре4. С другой стороны, имея под собой лишь чувственные основания, стиль не мог бы существовать как понятие. Следовательно, «одновременно с эмпиризмом необходимо анализировать и те общие категории, которые лежат в его основе»5. Как отмечает А. Ф. Лосев, «логический анализ стилевых проблем и эмпирическое наблюдение стилевых фактов совершенно невозможно одно без другого»6.

Среди существующих определений стиля одним из наиболее стройных представляется нам определение, данное В. М. Жирмунским: «В живом единстве художественного произведения все приемы находятся во взаимодействии, подчинены единому художественному заданию. Это единство приемов поэтического произведения мы обозначаем термином "стиль". При изучении стиля художественного произведения его живое, индивидуальное единство разлагается нами в замкнутую систему поэтических приемов. В чем заключается понятие "единства" или "системности" по отношению к приемам данного поэта? Мы понимаем его как внутреннюю взаимную обусловленность всех приемов, входящих в стилевую систему»7. Возможно, данное определение стиля как совокупности приемов далеко не всеобъемлюще, однако, на наш взгляд, оно указывает на одну из наиболее вероятных возможностей изучения стиля и стилевых изменений культуры, отдельных ее явлений и произведений.

Попытки анализа изменений стиля одежды ранее предпринимались в западной науке. В работе «Three centuries of women's dress fashions: a quantitive analysis» A. Кребер и Дж. Ричардсон рассматривают моду как социальное явление, тесно

связанное с бессознательной умственной деятельностью8. В рецензии данной работы К. Леви-Строс отмечает: «Редко случается, чтобы мы отчетливо понимали, почему определенный стиль нам нравится или почему он выходит из моды. Кребер показал, что эта внешне произвольная эволюция подчинена законам. Эти законы также неустановимы при эмпирическом исследовании, как и при интуитивном восприятии явлений моды. Они проявляются только при измерении определенного количества соотношений между различными элементами костюма. Эти соотношения могут быть выражены в виде математических функций, вычисленные величины которых служат в данный определенный момент основанием для предвидения. Мода, представляющая собой, по-видимому, наиболее произвольное и случайное выражение общественного поведения, поддается, следовательно, научному исследованию»9.

В приведенном исследовании понятие стиля одежды рассматривается авторами в канве понятия «мода», то есть изменение моды связывается со сменой стилей и понятие стиля оказывается вторичным по отношению к понятию моды. Однако подобное понимание, на наш взгляд, применимо в большей степени к современной культуре, где параллельно сосуществуют несколько стилей. В эпоху бронзы для рассматриваемых общностей понятие стиля одежды более глобально. Стиль костюма определяется общим стилем культуры и изменяется вместе со стилем культуры. Мода в данную эпоху могла существовать лишь как явление локальное (например, мода на определенное украшение или аксессуар в пределах одного-нескольких поселений). Говоря о женском костюме, необходимо помнить, что он является не только частью культуры в целом, но продуктом специфической женской субкультуры10, организующей его стиль, в котором отражались мировоззренческие позиции данного общества. При этом создатели костюма — женщины — не только моделировали его в соответствии с «духом эпохи», создавая общий стиль, но могли перенимать друг у друга увиденные понравившиеся идеи. Для женщины вполне естественно захотеть иметь такое же расшитое платье или такую же подвеску, которую она видела на соседке. Это и есть, на наш взгляд, проявление «моды» применительно к обществу бронзового века. М. Л. Соренсен, говоря о бронзовом веке Западной Европы, отмечает, что в древнем костюме отдельные украшения комбинируются в соответствии со схемой «моды». Детальные признаки и внешние характеристики отдельного предмета (которые обычно довольно стандартны) имеют вторичное значение по отношению к манере, в которой он используется11. Свидетельством существования моды в эпоху бронзы Урала и Казахстана являются, на наш взгляд, некоторые оригинальные способы компоновки украшений, отмеченные на одном или нескольких близлежащих памятниках. Например, в нескольких погребениях мог. Балыкты найдены украшения, состоящие из височного кольца и надетых на него подвесок в 1,5 оборота; украшения из проволочного кольца и надетых на него очковидных подвесок отмечены в нескольких погребениях мог. Алыпкаш (раскопки Г. Б. Здановича и Т. А. Бойко) (рис. 1). Проявлениями моды можно считать и традицию обшивки бусами одежды, фиксирующуюся как на отдельных памятниках [Степное 7 (раскопки Д. Г. Здановича и Е. В. Куприяновой), Кулевчи б12, так и на ряде близко расположенных памятников (могильники Центрального Казахстана]. Модой на украшения можно объяснить появление накосников, сходных по идее с петровскими, но отличающихся некоторым своеобразием, в срубных памятниках.

мог. Алыпкаш, раскоп 2, п. 1;

2 — сложносоставная подвеска, мог. Балыкты, огр. 14

Можно допустить, что количественное накопление проявлений моды (широкое распространение каких-либо видов украшений) и могло привести к качественным изменениям стиля костюма, однако фактические материалы археологических памятников ясно показывают, что стиль костюма и украшений меняется вместе со стилем керамики и других предметов материальной культуры, сопровождаясь также изменениями в идеологической сфере. Таким образом, эволюция костюма не могла диктоваться модой, но была неразрывно связана с изменением материальной и духовной культуры древнего общества.

Стилевой анализ женского костюма эпохи бронзы Урала и Казахстана затруднен тем, что мы имеем дело с археологическими источниками, представляющими лишь части этого костюма. Большую роль здесь играют реконструкции и моделирование. Одежда женщин (а также мужчин и детей) как таковая в древности, по всей вероятности, имела довольно единообразный облик и покрой, примером чему могут служить данные по истории костюма древних и традиционных обществ. Парадная одежда могла отличаться от повседневной окраской ткани и, возможно, не фиксируемыми нами деталями, такими как вышивка, обшивка тесьмой и т. п. Археологи же могут судить о своеобразии и отличии парадного костюма от повседневной одежды, костюма одной археологической культуры от костюма другой в основном по комплексам украшений, поэтому наше исследование стилевых вариаций женского костюма неизбежно основывалось на анализе стиля украшений и их комплексов.

Один из этапов исследования — изучение схем компоновки украшений в костюмах исследуемых культур — синташтинской, петровской и алакульской. Для систематизации данных нами были выделены пять категорий украшений:

1 — украшения головы и волос (куда относим накосншш, челюстно-лицевые подвески, височные украшения, обшивку венчика, косоплетки, в том числе клыки-

амулеты, вплетенные в косу и пр.);

2 — украшения рук (браслеты, низки бус и амулетов, кольца, обшивка рукавов);

3 — украшения обуви (низки бус, пронизей и амулетов на щиколотках, украшения, нашитые на обувь и пр.);

4 — украшения шеи и груди (нагрудники, ожерелья, гривны, пуговицы);

5 — прочие украшения (к этой категории отнесены наименее распространенные украшения, такие как обшивка бусами платья и штанов, детали пояса и пр.).

Описание варианта костюма представлено кодом, состоящим из набора цифр, являющихся номерами категорий украшений, описанных нами выше. Например, код 12345 означает, что в костюме присутствуют все категории украшений с 1 по 5, код 134 говорит о том, что в костюме представлены лишь украшения головы, ног и шеи/груди.

В ходе анализа материалов стали очевидными ощутимые отличия костюма син-таштинских женщин от костюма женщин петровской и алакульской культур. Если в изменении некоторых типов украшений (например, браслетов) можно проследить некую эволюцию от «синташты» к «петровке» и от «петровки» к «алакулю», то по количеству украшений петровский и алакульский костюмы в целом сопоставимы, а синташтинский выделяется гораздо меньшим их количеством. По этой причине мы сочли возможным дифференцированный анализ синташтинских материалов от материалов петровских и алакульских памятников.

Очень важно также отметить здесь различия возрастных выборок. В исследованиях неоднократно отмечалось, что возрастные профили палеопопуляций «синташты» сильно отличаются от петровских и алакульских. Более 60% погребенных в петровских и алакульских некрополях — младенцы13, в синташтинских памятниках преобладают подростки и индивиды юношеского возраста14. По нашим наблюдениям, синташтинское и алакульское общества имели различный возраст социализации индивидов. В синташтинских могильниках детские погребения никогда не содержат крупных украшений, «взрослый» вариант костюма встречается у девушек не моложе 10-11 лет. В петровских и алакульских памятниках наиболее полные и сложные варианты наборов украшений отмечаются у погребенных начиная с 6 лет, с этого возраста костюм девочек фактически не отличается от женского, имеет те же вариации от более полного к менее полному. Судя по всему, этот возраст вполне можно считать гранью, отделяющей «ребенка» от «девушки» и, следовательно, детский костюм от женского. Поэтому в синташтинскую выборку включались погребения девушек начиная с возраста 10-11 лет, а в алакульскую — с 6 лет.

Для анализа материалов из шести синташтинских некрополей было отобрано 29 женских погребений с . целыми костяками, не потревоженными ограблениями. Только целые костяки несут объективную информацию о составе костюма. В табл. 1 помещены данные о распространении различных вариантов костюма на синташтинских памятниках.

Как следует из таблицы, на синташтинских памятниках зафиксировано 11 вариантов сочетания категорий украшений в костюме.

Случаи, когда в одном костюме сочетается три и более категории украшений, составляют около 35%. В большинстве'случаев украшения представлены одной-двумя категориями. Очень редко встречаются костюмы, в которые входят украшения обуви (14,4%). Более популярны украшения головы, рук и шеи, они входят в состав костюма в 68,8%, 65,9% и 51,9% случаев соответственно.

Распространение различных вариаций женского костюма на синташтинских памятниках

Памятник Коды вариантов сочетания категорий украшений

1234 123 124 234 14 12 23 24 1 2 4

Кривое Озеро 1 1 1 2 1 1 1

СМ 1 1 1 2

С1 1 1 1

Болыпекараганский 1 2 1

Каменный Амбар 1

Бестамак 1 4 1 1 1

Итого 1 1 7 1 2 5 1 1 4 3 3

Были проанализированы также материалы 18 петровских и алакульских могильников. Из них были отобраны данные о 69 погребенных, чьи костяки не потревожены или почти не потревожены грабителями и, следовательно, несут наиболее полную и достоверную информацию о составах их комплексов украшений.

В результате анализа указанных данных нами было выделено 15 вариантов сочетаний различных категорий украшений в костюме. Из табл. 2 становится очевидным, что распространение различных вариантов костюма на петровских и алакульских памятниках носит вполне произвольный характер, то есть на любом памятнике представлены несколько его вариантов. Анализ результатов говорит о том, что единого варианта сочетания категорий украшений не существует, на любом памятнике теоретически можно встретить любой из выделенных вариантов. Таким образом, можно легко представить, что при дальнейших раскопках одного из не-докопанных памятников в погребениях обнаружатся варианты костюмов, ранее на

нем не зафиксированные.

Реконструкции некоторых вариантов костюмов представлены на рис. 2. Около 70% всех учтенных случаев относится к тем вариантам костюма, где сочетается три и более категории украшений. Учитывая это, можно сделать вывод, что в наиболее стандартном исполнении женский парадный (ритуальный) костюм должен был включать в себя не менее трех категорий украшений. Из остальных вариантов около 25% случаев имеют код 12, 13 и 2, из чего сделаем вывод, что в неполных вариантах наибольшее распространение имели костюмы, включавшие в себя украшения головы и рук, головы и ног и только рук.

Украшения рук и головы являются наиболее распространенными категориями, которые присутствует соответственно в И из 15 и в 9 из 15 вариантов костюма (около 90% случаев). Далее по частоте встречаемости следуют украшения ног (около 55% случаев) и шеи (около 50% случаев). Категория 5 является наименее распространенной и присутствует всего в 5 из 15 вариантах (около 20% случаев).

Интересно отметить, что в изученных материалах нам ни разу не встретилось двух одинаковых наборов украшений у разных погребенных. В нескольких случаях наборы украшений совпадали лишь приблизительно. Так, несколько похожи между собой костюмы погребенных из мог. Стецное 7, п. 31, костяк А (раскопки Д. Г. Здано-вича и Е. В. Куприяновой) и мог. Алакульский, к. 18а, п. 6 (раскопки С. Н. Шилова).

Распространение типов костюма на петровско-алакульских памятниках__

Памятник Коды вариантов сочетания категорий украшений

12345 1234 1235 1245 124 123 234 235 12 13 45 24 2 1 4

Нуртай 1 1 1 1

Бозенген 1 1

Икпень 1 1

Балыкты 1 1 1

Аяпперген 1

Кизильский 1 1

Николаевка 2 1

Кулевчи 6 1 1 2 1

Тасты-Бутак 1 1 1 1 3 1

Шондыкорасы 1 1

Алакульский 1 1 1 1 2 1 1 1 1

Алексеевский 1

Чистолебяжье 1 1 1 1

Верхняя Алабуга 1 2 1 1

Степное 7 3 1 1 1

Улубай 1

Алыпкаш 1 1 1 1 1

Лисаковский 1 2 3 1 1

Итого 6 13 4 2 10 7 3 1 6 4 1 1 8 2 1

При сопоставлении материалов обеих выборок было отмечено, что синташтин-ский костюм гораздо беднее украшениями, чем петровский и алакульский (как по количеству украшений, так и числом их категорий), демонстрирует меньшее количество возможных стилевых вариаций. Это наиболее четко отличает стиль синташ-тинского костюма в том, что касается подбора и компоновки украшений. Отмечено также, что синташтинские украшения беднее типологически, более просты в исполнении и не столь ярки внешне, как украшения петровских и алакульских женщин. В целом синташтинский костюм был не столь наряден, более прост и имел меньшее количество вариаций.

Петровский и алакульский костюмы сопоставимы по количеству украшений и стилевым вариациям их сочетания. В типологий некоторых видов украшений налицо явная эволюция. Так, у некоторых видов выделяются типы более ранние, время бытования которых приходится в основном на петровский этап (например, накосники второго типа (по типологии Э. Р. Усмановой и В. Н. Логвина)15, брасле-

Рис. 2. Реконструкция женских костюмов эпохи бронзы Южного Зауралья и Казахстана: 1 —мог. Балыкты, огр. 14; 2—мог. Степное 7, п. 31

ты с 8-образным щитком и т. д.), и более поздние, характерные в большей степени для' алакуль-ской культуры (накосники первого типа, желобчатые браслеты с загнутыми в одну сторону спиральными окончаниями). Безусловно, на определенном этапе различные типы могли сосуществовать. Таким образом, петровский и алакульский женский костюмы имели в основе один или похожие «художественные образы» и близкое стилистическое решение.

Однако из этого не следует, что синташтинский костюм не мог служить базой для формирования костюмов последующих эпох. Довольно четко прослеживается трансформация синташ-тинского костюма в петровский и петровского костюма в алакульский. Синташтинская традиция украшения женских костюмов содержит в себе большинство тенденций, по которым шло раз-

витие петровского и затем алакульского костюма. Эволюция костюма, несомненно, шла по пути усложнения как форм украшений, так и их количества и способов компоновки. Синташтинский костюм почти не знает сложных гарнитуров украшений (накосники, нагрудники и пр.), которые появляются в петровское время и получают дальнейшее развитие в «алакуле». Синташтинские украшения состоят их меньшего числа более простых элементов, количество украшений в целом намного меньше. Однако, например, три случая украшения бусами обуви, зафиксированные в «синташте», в петровских погребениях встречаются гораздо чаще, а на алакуль-ском этапе отмечаются как массовая традиция.

Различия в стиле костюмов свидетельствуют об изменениях, произошедших в обществе в период перехода от «синташты» к «петровке» и «алакулю». Скорее всего, речь идет об изменениях в статусе женщины и женского начала. Об этом же свидетельствуют и другие данные. В синташтинских и петровских некрополях отмечена категория погребений, свидетельствующая о достаточно высоком статусе женщины и женского начала в религиозной и духовной жизни общества,— погребения женщин с богатыми наборами погребального инвентаря и предметами культовой сферы (гадальными камнями, костяными лопаточками, булавами и т. д.), погребения мужчины и женщины в «позе объятия», имеющие высокий семиотический статус, где роль женского «персонажа» с очевидностью главенствует над ролью мужчины.

Возможно, что погребения в «позе объятия» в некрополях синташтинской и петровской культур связаны по происхождению с ритуалом иерогамии — «священного брака», зафиксированного у многих древних народов и связанного с культами Великой Богини. В алакульских могильниках практически не зафиксировано женских погребений с особыми наборами инвентаря. Погребения в «позе объятия» становятся более распространенными, обычными и теряют свой особый статус, не выделяясь более из других погребений ни по наборам инвентаря, ни по особому положению, в комплексах. Таким образом, мы наблюдаем, как одновременно с понижением статуса женского начала в духовном и ритуальном аспектах меняется стиль женского костюма — возрастает его пышность, декоративность. Эти изменения свидетельствуют о трансформациях, происходивших в общественной и духовной жизни степных племен на переходе от эпохи средней к эпохе поздней бронзы. С появлением колесничества, развитием металлургии, ростом специализации профессиональных ремесел неизбежно возрастает роль мужского начала в жизни коллективов.

Примечания

I Sorensen М. L. S. Reading dress: the construction of social categories and identities in Bronze Age Europe // Journal of Indo-European archaeology. 1997. Vol. 5, № 1. P. 104.

■2 См.: Доде 3. В. Костюм как репрезентация историко-культурной реальности: к вопросу о методе исследования // Структурно-семиотические исследования в археологии. Донецк: ДГУ, 2005. Т. 2. С. 310.

3 См.: Зданович Д. Г. Проблемы изучения стилевых вариаций керамики бронзовой эпохи (общие вопросы и орнамент) / Д. Г. Зданович, Е. В. Куприянова // Древняя керамика: проблемы и перспективы комплексного подхода. Челябинск: ЮУКИ, 2003. С. 8.

4 См.: Воррингер В. Абстракция и одухотворение // Современная книга по эстетике: Антология. М.: Изд-во иностр. лит., 1957. С. 460.

5 См.: Лосев А. Ф. Проблема художественного стиля: Моногр. Киев: COLLEGIUM, 1994. С. 173.

6 Там же. С. 174.

7 Жирмунский В. М. Вопросы теории литературы: Моногр. Л.: Academia, 1928. С. 50.

8 Kroeber A. L. Three centuries of women's dress fashions: a quantitive analysis / A. L. Kroeber, J. Richardson//Anthropological records. 1940. Vol. 5, № 2.

9 Леви-Строс К. Структурная антропология: Моногр. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 65.

10 Sorensen М. L. S. Reading dress: the construction of social categories and identities in Bronze Age Europe//Journal of Indo-European archaeology. 1997. Vol. 5, № 1. P. 105.

II Op. cit. P. 102.

12 См.: Виноградов H. Б. Кулевчи VI — новый алакульский могильник в лесостепях Южного Зауралья // СА. 1984. № 3; Он же. Новые материалы для реконструкции облика алакульских женщин (по результатам изучения могильника Кулевчи VI) // Проблемы истории, филологии, культуры. М.; Магнитогорск: Ин-т археологии РАН; Магнитогор. гос. пед. ун-т, 1998. Вып. VI.

13 См.: Куприянова Е. В. К вопросу о причинах детских коллективных захоронений в некрополях бронзового века Южного Зауралья // Этнические взаимодействия на Южном Урале: Материалы II регион, науч.-практ. конф. Челябинск: Рифей, 2004. С. 83.

14 См.: Зданович Д. Г. Синташтинское общество: социальные основы «квазигородской» культуры Южного Зауралья эпохи средней бронзы: Моногр. Челябинск: Аркаим : ЧелГУ, 1997. С. 29.

15 См.: Усманова Э. Р. Женские накосные украшения Казахстана (эпоха бронзы): Моногр. I Э. Р. Усманова, В. Н. Логвин. Лисаковск: Караганд. гос. ун-т им. Е. А. Букетова, 1998.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.