CC BY
225
УДК 811.111*42:32
О. Г. Орлова
СТЕРЕОТИПЫ-ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О РОССИИ В АМЕРИКАНСКОМ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
В статье обобщаются стереотипы-представления о России, выявленные в результате анализа американского публицистического дискурса разных периодов. Концепт RUSSIA - это социокультурный концепт, который отличается особой актуализацией в публицистическом дискурсе: в нем увеличивается доля идеологически обусловленных признаков. Стереотипы отражают идеологию общества и систематизируются относительно поддискурсов (геополитического, политического и др.) и фреймов концепта.
Ключевые слова: концепт, фрейм, стереотип, дискурс, американская публицистика.
Объектом исследования являются стереотипы как вербально зафиксированные, устойчивые и культурно детерминированные представления-признаки политической, социальной, культурно-бытовой сфер России, актуализируемые в современных американских печатных СМИ и публицистическом дискурсе XIX в. Предмет исследования - во-первых, виды стереотипов, функционирующие в современном американском публицистическом дискурсе (верифицируемые встречаемостью в американском публицистическом дискурсе XIX в. и научной литературе), во-вторых, лингвистические способы и средства репрезентации стереотипа в дискурсе.
«Стереотипизация - неотъемлемая характеристика межгрупповых и межличностных контактов» [Нечаева 2004]. Стереотипы рассматриваются как часть мировоззрения их носителей, как выразитель коллективных представлений, имплицитных и априорных знаний. Стереотипы, являющиеся основой бессознательной идентификации человека по отношению к культуре (своей или чужой), фиксируют мифологизм языкового сознания, обладают оценочностью и фасцинатив-ностью в дискурсе. Они в более или менее устойчивой языковой форме вербализуют наиболее «старые» признаки концепта. Однако стереотипы изменяются вместе с дискурсом, т.е. меняется их идеологический, ценностный компонент.
Культуры отличаются не столько отсутствием или наличием стереотипов, сколько их системой. Система стереотипов о России соотнесена и противопоставлена ценностям, характеризующим американскую ментальность. Для нас важна не только системность стереотипных представлений: важно также, что, только изучая то, как нас видят другие, мы постигаем себя: «...этот логический процесс становится возможным только в тот миг, когда мыслящий субъект начинает мыслить
другого. Он самоидентифицируется только в присутствии другого, пытаясь представить себе ход его рассуждений и предугадать возможные реакции... И именно наличие Другого с большой буквы дает возможность каждому из них самоотождествиться...» [Эко 2004: 421]. Итак, именно при выходе личности за рамки установленных культурой стандартов общения - в межкультурное пространство - происходит актуализация стереотипов. В основе лежат стремление к самоидентификации и положительной самооценке и выработке основных направлений восприятия другой этнокультуры, а также потребность в упорядочении и упрощении общения в данных этнокультурных условиях. Чем дальше отстоят друг от друга культуры, тем выше роль стереотипов. Исследователями отмечается и такая закономерность: чем больше контактирующие социальные образования, тем большей ригидностью отличаются их стереотипы друг о друге.
В ситуации межкультурного общения носитель своих культурных стереотипов погружается в новый контекст. Алгоритмы экономии личности «не работают» в другой культурной среде. Личность обращает внимание именно на характеристики нового «мы». При этом отмечается склонность человека отмечать отрицательные качества новой национально-культурной общности [Социальная идентификация личности 1993: 41].
Стереотипы аксиоматичны. Иногда они не содержат указания на мотивированность какими-то реальными признаками объектов. Кроме того, стереотипы маркированы невариативностью использования языковых средств в определенных ситуациях общения, однако, при этом, полю нормативности принадлежит сам стереотип, а не его речевая реализация: «Их текст не остается неизменным в разных случаях использования, но общая последовательность изложения более или
менее постоянна и большая часть словесного материала извлекается из обычных источников» [Хаймс 1975: 82]. Стереотип сопоставим также с понятием нормы: «...его реализация прогнозируема участниками общения и является пресуппозицией этого общения» [Прохоров 2008: 90].
Аксиологические характеристики объектов (т.е. наиболее распространенная и воспроизводимая в дискурсе оценка, ценностная составляющая концепта) также относится к стереотипным для данной культуры явлениям.
Стереотип, рассматриваемый как единица, функционирующая в образованиях глобального порядка, таких, как дискурс, соотносим с понятием фрейма. Содержание дискурсов, их тематический репертуар, определяет их стереотипность, т.е. одни дискурсы ассоциируются с определенными темами и т.д. Темы, задающие макроструктуры дискурса, реализуются в различных взаимосвязанных фреймах, т.е. развиваются в дискурсе согласно заданным моделям, существующим в социокультурной памяти относительно ситуаций подобного типа [ван Дейк 1989]. Фреймы организованы вокруг некоторых концептов. Они отражают основную, типическую и потенциально возможную информацию, содержащуюся в концепте. Фреймы определяют характерные и типичные для данного общества ситуации, поэтому они конвенциональны. Фреймы имеют структуру, состоящую из элементов - терминалов (доменов или субфреймов, кластеров и слотов и т.п.). В данной работе предлагается рассматривать стереотип как зафиксированный в более или менее устойчивых формах языка признак концепта, более часто по сравнению с другими воспроизводимый в дискурсе и отмеченный национально-культурной спецификой. Этот признак встраивается в структуру концепта как терминал фрейма: это не нейтрально-облигаторные понятийные признаки, формирующие ядро концепта, а частотные национально-культурные и идеологически обусловленные признаки. Обращаясь к универсально-постоянным началам в человеческой природе, стереотип становится необычайно впечатляющим, увлекательным, убедительным, эмоциональным.
Фреймы, как уже было сказано, являются принадлежностью дискурса. Такая характеристика дискурса, как контекстно-ситуативная обусловленность (компонент дискурса хронотоп), определяет его зависимость от существующей на данный момент и в данном обществе идеологии -определенной направленности мыслей, устремле-
ний, установок. «Идеология, как правило, представляет собой некий комплекс идей, взглядов, верований, и/или в целом систему знаний, отражающих представления общества или определенного класса или группы об окружающем мире... Идеологии естественным образом материализуются в языке и с помощью языка, актуализируясь в так называемых дискурсивных практиках, . дискурс есть форма существования идеологии и механизм ее воспроизводства» [Рябова 2008: 14-15]. Таким образом, средствами лингвокогнитивного анализа стереотипов можно обнаружить идеологическую направленность общества, воспроизводящего дискурс; они отражают реальные условия его жизни именно в данный момент времени. Исходя из того положения, что наиболее фундаментальные представления человечества хранятся в языке долее всего, можно предположить, что наиболее старые стереотипы являются наиболее предпочтительным для общества образом мыслей.
Анализ концепта - это «выявление структуры и содержания концепта (феномена парадигматического плана) из синтагматических отношений репрезентирующего его имени, проявляемых как в тексте, так и в блоках свободных ассоциаций» [Жданова 2006: 105]. Стереотип же проявляется в конкретных реализациях; в процессе «рождения» переживает определенную минимизацию, проявляется в предсказуемых ассоциациях (в этом смысле сближается с прецедентными феноменами)» [Красных 2002: 186]. Например, исходя из анализа семантики языковых единиц, входящих в ближайшее синтаксическое окружение лексем, объективирующих концепт RUSSIA, можно сделать выводы об основных семантических классификаторах, категоризующих концепт. Эти семантические классификаторы стали основой для формирования первичных и некоторых вторичных (метафоричных) фреймов концепта, а также определили основные родовидовые связи внутри сегментов концепта. Сочетаемость имени концепта предопределяют в его структуре наличие фреймов «государство», «страна / территория», «Россия - артефакт / предмет», «Россия - животное», «Россия - человек» и т.д., субфреймов «характеристики государства», «география / климат», «жители страны», «культура / быт», «экономика», «эмоциональные признаки России» и т.д. Субфреймы и слоты (сценарии) фреймов выделялись по принципу «встроенности» более мелкой структуры знаний в более крупную. Переключение внимания на стереотип привело к выделению наиболее типичных признаков в терминалах
фреймов, возникающих в дискурсе часто, окрашенных особой эмоциональностью, подчеркнуто национально-культурно обусловленных. Фрейм «жители России» одним из терминалов имеет «русского крестьянина» - это образ-прототип, ассоциация, с помощью которого можно представить себе русского человека вообще. Стереотип «снег / зима» является терминалом субфрейма «география / климат», «тройка» входит в субфрейм «культура / быт». Таким образом, происходит своеобразное уточнение структуры концепта. Каждый стереотип верифицируется трижды -частотностью в современной американской публицистике, наличием в американском публицистическом дискурсе XIX в. и, наконец, наличием упоминаний о нем в научных исследованиях.
На наш взгляд, стереотип можно рассматривать не как обобщенную совокупность наиболее типичных ассоциаций (напр. стереотип русского человека: щедрость, гостеприимность, широта души, водка и т. д.), а как отдельные признаки концепта (стереотип о щедрости русского человека и т.д.), приведенные в систему посредством фреймов. В этом случае изучение стереотипа вписывается в логику лингво-когнитивных исследований. Когнитивная система человека на основе имеющегося опыта взаимодействия с окружающим миром строит некоторые ментальные структуры (концепты), репрезентирующие эту действительность. Описание и моделирование этих структур знания (в том числе и «на уровне отдельных фрагментов знаний в виде стереотипного ядра представлений» [Курганова 2010: 22]), которые, словам Т.А. ван Дейка, имплицитно представлены в дискурсе, представляются основными задачами когнитологов. «Yet, what we did learn from this vast research effort was that besides grammar and discourse rules, knowledge - and its mental representation and uses - is the central problem of all forms of human (and automatic) language use and discourse. This is not least the case because, by definition, knowledge is usually presupposed and taken for granted, and hence often remains implicit in discourse» [van Dijk: 2008].
Стереотипы, как уже было отмечено, образуют систему относительно культуры, в которую они встроены, а также относительно дискурса, определяющего идеологические и ценностные признаки концепта, и самого концепта, содержащего различные фреймы в своей структуре. Так, был выделен геополитический поддискурс в американском публицистическом дискурсе. Его основные темы - «интересы государств, баланс сил,
военные приоритеты, экономические и природные ресурсы, географическое положение стран, информационные потоки, национальные идеи, а также образы государств, система самоопределения общества, характер цивилизации, наличие и особенности международных конфликтов» [Луна Мо-ралес 2008]. Еще до зарождения геополитики как науки существовали идеи взаимоотношений между государствами, некоторые из которых и сейчас остаются значимыми. Одна из таких идей - «превосходство европеизма». Возможно, эти ранние идеи предвосхитили и главные вопросы ранней русской геополитики: «является ли Россия частью Европы, западной страной? Или она - не Европа, не Азия, а своеобразный мир? Как определяют судьбу страны ее территория и географическое положение? Что России нужно делать для того, чтобы укреплять свою огромную территорию?» [Луна Моралес 2008]. Такие представления характеризуют и современную публицистику: Those two contradictory strains all but define Russian history - a desire to be accepted and integrated into the West, set against the impulse for the country to go its own way (NW Jan 17, 2000, p. 34). Итак, среди геополитических стереотипов отмечены следующие.
«Россия - особая страна». Давно известным и весьма распространенным является мнение о России как об особой стране, стране со специфической историей, своим путем развития. Это мнение повторяется и в современной публицистике, и в публицистике XIX в. «Russia is a separate country», says Tokar (NW July 14, 2003, p. 40). Russia, the largest, and in many respects the most formidable country in Europe, also the most singular and the least known (NYT Oct. 28, 1853). Стереотипный признак «особости», «уникальности» приписывается России предикатами, выраженными именами прилагательными с данными значениями: separate, singular.
«Россия - огромная, великая страна». Наиболее частотная лексема, репрезентирующая это стереотипное знание о России, - giant. Russia is hostile to the West, he writes, because it is a «wounded giant» traumatized by catastrophic historical upheavals and far weaker than it likes to pretend (NW Sept. 7, 2009). Война России и Турции в XIX в. представлялась как война двух гигантов. Such a development must, indeed, make the present conflict between the Absolutism of the East and the North, and the progress of the West, a war of giants, in which the course of this Republic could scarcely fail to be worthy of her past wonderful career and present power (NYT June 21, 1854).
«Россия - оппонент США». Признак, отмеченный как стереотипный, выражается посредством лексемы со значением противоположенно-сти: Consider Russia, which Europe has long regarded as its political backyard. The logic of growing commercial and political ties, it was thought, meant that Russia and Europe would share a growing community of interests - including a certain standoffish-ness toward America... (NW Feb. 10, 2003, p. 33). Противостояние России всему цивилизованному миру (в ниже следующем минидискурсе под цивилизацией понимаются Европа и Америка) выражается на уровне лексики. Так, этот стереотип можно обнаружить, прежде всего, в ключевом слове-репрезентанте сценария войны - enemy. So be answered that you are as bad as that worst enemy of civilization - the Czar of all the Russians; - your best friend a year since, as he will be in the future. American sympathy, - the good wishes of a republican country are not to be had by such men or by such ends (NYT Aug. 17, 1854). Другие лексемы, встречающиеся в этом дискурсе (имена существительные и прилагательные, предлоги), выражают разные стадии этого противостояния и разные идеологические установки: ср. a certain standoffishness и against; the burden of different interests; the bridge between; to confront; to bid him stop.
«Россия стремится оказывать влияние на другие страны». Это довольно старое представление о России. В Мае 1854 г. в газете «The New York Times» была напечатана статья под названием «Вторжение России». Речь идет о событиях Крымской войны. The Encroachments of Russia. To the Editor of the New York Daily Times. Sir - In your remarks on Wednesday, on the proposed dismemberment of Turkey by the Emperors Alexander and Napoleon I., and the prospective enlargement of the population and power of Russia, you say... (NYT May 15, 1854). В статье Россия называется силой варварской, все затмевающей. Стереотипное представление о том, что Россия оказывает давление на соседей, выражается в данном минидискур-се единственной лексемой - overshadowing. We cannot deny our sympathies for justice and the independence of Nations when threatened by a barbarous and overshadowing power like Russia (Ibid ). Анализируемый фрагмент текста демонстрирует «недискретность» дискурса: в нем одновременно актуализируются различные фреймы и стереотипы в их структуре. Так, сила и влияние России традиционно представляются варварскими, экспансионистскими.
«Россия - источник «холодной войны».
Американцы Россию считают виновной в развязывании холодной войны. Словосочетание «холодная война» / cold war является прецедентным феноменом и в дискурсе способствует актуализации семантики идеологического политического противостояния двух сторон оппозиции «свое-чужое». ...the defeat of the Nazis greatly strengthened Soviet Russia, which had borne the brunt of the fighting; Soviet aggrandizement and Western resistance triggered the cold war, which led to hot wars in Korea and Vietnam (NW March 8, 1999, p. 32). Прецедентная ситуация холодной войны, ее актуализация в дискурсе описывает любое недопонимание между странами. По причинам исторического порядка этот стереотип встречается только в дискурсе ХХ в.
«Россия агрессивна». Стереотип об агрессивности России выражается на уровне лексики. The Obama administration talks of pressing the «reset button» with Russia, but NATO remains sharply split over how quickly to get back to normal business with a Moscow that seems to be an aggressive outlier, refusing to retreat from occupied parts of Georgia... (NYT April 9, 2009). Her aggressionalpower toward us is obviously nil - her defensive power against the annihilating influence of the principle which we can employ is likewise nothing - and her impotence arises directly from the nature of her social and economic condition. Russia consists of a vast body of serfs and a small body of territorial proprietors or magnates... (NYT March 7, 1854).
Геополитические стереотипы могут быть объединены в структуру посредством фреймов «Россия - государство» и «Россия - страна / территория»; они являются «окончательными», обобщенными представлениями о географии страны, об особенностях ее взаимоотношений с другими странами. Взаимосвязь в дискурсе демонстрируют практически все стереотипы. Наибольшей частотой связей с другими стереотипными представлениями обладает мнение о России как о силе, мощной и великой стране (power / giant). В американском дискурсе XIX в. этот стереотип обозначался с помощью слов power, gigantic и Empire, что отражает особенности исторического периода; в дискурсе XX-XXI вв. появляются слова Soviet Empire, Evil Empire и lost power.
Среди политических стереотипов выделяются следующие стереотипы-представления о России.
«Русские - несчастные и страдающие люди». Русские - несчастные люди. Это замеча-
ют, например, американские студенты: по сравнению с нами американцы, наоборот, улыбчивы, счастливы, веселы. Такие противопоставленные признаки, как правило, входят в набор признаков портретов наций, потому что человеку свойственно описывать себя в сопоставлении с кем-либо. Принято представлять русских как нацию, пострадавшую от сталинских репрессий, от унижений, от распада империи, от экономической нестабильности. Основное стереотипное знание выражается глаголом to suffer. Russians suffered intense humiliation in the painful years between 1980 and 2000, as their empire was first defeated in Afghanistan, then turned into an economic basket case, and then collapsed. And they haven't forgotten about it. Middle-aged Russians of Prime Minister Vladimir Putin's generation - who now make up its ruling elite -grew up being told their country was the greatest in the world (NW Sept. 7, 2009).
«Русские инертны и политически безграмотны». Инертность русских отмечается американской публицистикой начиная с XIX в. But in Russia, with its immense distances and it's inert and helpless population, a dangerous rising is impossible (NYT April 9, 1882).
«Российская политика неразумна». ...the growth in economic and political power of countries like China, India, Russia, Brazil and a series of regionally prominent nations like South Africa, Nigeria, Mexico and Kazakhstan. In some cases its policy positions are divided and incoherent, as in the case of Russia (NW Aug. 25, 2008, p. 25).
«Демократии в России нет». Этот терминал фрейма «Россия - государство» обнаруживает ассоциативную взаимосвязь с другими представлениями о России и ее геополитическом положении. Отсутствие демократии в России - это результат вылазок авторитарного руководителя, желающего установить контроль над бывшими советскими республиками, освобожденными от правления СССР в результате победы в «холодной войне». Sergei Ivanov's bluff was immediately called by U.S. Senator John McCain. The Arizonan had accused Putin's regime of a «creeping coup» against democracy within Russia, as well as a campaign to intimidate and reassert control over states -from the Baltics to Belarus, Georgia and Ukraine -that our victory in the cold war had liberated from Soviet rule (NYT Feb. 9, 2004).
«В России нет гражданских и политических свобод». Гражданские свободы недостижимы для жителей России: Such anecdotes help Satter press his fundamental point: Russia has not found its
freedom (NW May 19, 2003 p. 53). Кроме того, что Россия противница всяческих свобод, она зашла так далеко, что хотела уничтожить дух свободы на всем американском континенте. Second - It will be remembered that Russia was the dominant power in the so-called «Holly Alliance», whose purpose was to dominate the American Continent, and especially to crush the spirit of liberty in South American Republics. (NYT Feb. 14, 1904). В американском публицистическом дискурсе разных периодов обнаруживаются разные средства актуализации этого стереотипного знания: современный дискурс (ввиду определенных политических и геополитических тенденций) менее эмоционален, нейтрален по оценочности; американский публицистический дискурс начала ХХ в. более эмоционален и оценочен, политическая позиция автора открыта и агрессивно продемонстрирована: to crush the spirit of liberty.
«В России разруха». Одним из распространенных политических стереотипов является представление о постсоветской России как о государстве, в котором царят хаос и разруха: Beyond Kazakhstan, throughout the ruins of the Soviet Empire, hundreds of laboratories holding samples of biowea-pons agents are also poorly guarded (NW Feb. 25, 2002). Опасная разруха в стране, хаос, в который погружена Россия, противопоставляется демократии и капитализму, которые, согласно логике противопоставления, приносят порядок: Russia. A dangerous mess. She has to keep pushing Moscow toward democracy and capitalism, but Yeltsin's frail health makes that ever more problematic (Time February 17, 1997, p. 57). Это новое стереотипное представление, которое в дискурсе XIX в. имело другой акцент: аграрная страна с отсталыми способами хозяйствования представлялась как варварская. В современной публицистике не встречается лексема barbaric; частотные способы представления этого стереотипа - имена, приписывающие России признаки разрушения: chaos, ruin, mess, derelict.
«Россия - авторитарная страна». Традиционное представление о российской государственности заключается в приписывании России признаков мощного, сильного государства, в котором значительное место занимают силовые структуры. Бывшие агенты КГБ аккумулируют власть на всех уровнях и во всех российских регионах: In every region of Russia, at every level of government, former secret police agents are grabbing power, digging in and recruiting old KGB friends (NW Nov. 24, 2003 p. 38-40). В американском
публицистическом дискурсе XIX в. мы, конечно, не найдем упоминания о КГБ. Однако есть многочисленные упоминания о том, что основное население России - это крепостные, подневольные люди, подчиняющиеся помещику. We may object to slavery in America, as we may object to the same institution in Turkey, or to serfage in Russia, or to anything else beyond our cognizance and jurisdiction; but we are not entitled to usurp the right, which every separate nation possesses, of regulating its own laws according to its peculiar position (NYT Oct. 6, 1854). Таким образом, уже в этот период развития русско-американских отношений было сформировано мнение о русских как о людях, лишенных своей индивидуальной воли.
«Русские любят сильного правителя». Стереотипами подчеркивается склонность русских к авторитаризму, покорность сильной власти: Russian parliamentary deputy Sergei Yushenkov worries that "people are ready to sacrifice their freedoms in the name of greater security" (NW Aug. 21, 2000, p. 39). Неискоренимая вера в царя была перенесена на коммунистических вождей, а затем и на президентов. Конечно, такую особенность русского менталитета не могли не отметить американские журналисты. It is perfectly true that they are very ready to grumble - what peasantry is not? But the grievances are always laid at the door of the nearest master or official, and the foxed idea remains that if only the Father of his people knew the truth about all this he would set it right (NYT April 9, 1882). Данный фрагмент дословно воспроизводит русский миф: Царь-батюшка не знает о бедах своего народа, а как только узнает, то обязательно утешит народ и облегчит его страдания. Американский журналист находит эквивалент для передачи центрального содержания мифа - Father of his people.
«В России ничего не меняется». Среди стереотипов, встречающихся в американских газетах и журналах, частотны стереотипы, в которых Россия признается страной, в которой ничего не меняется с течением времени. Несмотря на внешние изменения, внутренняя политика СССР остается прежней, приходит к заключению автор в 1980 г. The present regime has changed superficially, but it is still the same arbitrary, unpredictable one-party dictatorship, only stronger and more secretive than before .And that is why the future is so unsure (NYT March 9, 1980). Политические стереотипы создают слоты таких субфреймов, как «государственная власть», «характеристики государства». Эти стереотипы реализуются разными
языковыми средствами и вместе составляют целую «сетку» устойчивых представлений о политике России.
Социумные стереотипы входят в структуру фрейма «государство» и субфрейма «социум». Это стереотипы о «бедности», «не характерности Москвы как русского города», «отсталости», «преступности», «коррумпированности общества», «национализме». Эти мнения о России взаимосвязаны с представлениями о русском характере: с умением русского человека обходиться малым, противоречивостью его характера, в котором уживаются любовь к Родине и шовинизм, узость мышления; в дискурсе также отражена взаимосвязь таких стереотипов, как отсталость и нецивилизованность России.
Среди этнокультурных стереотипов были выделены в отдельную группу бытовые, которые стали источниками формирования предметных символов. Они отражают уникальные реалии русского уклада жизни и ментальности. Национальная экзотика, национальный колорит находят свое отражение в некоторых предметах быта, особенностях природы и климата, которые стали символами России и русских. Это «концепты-символы» - «окультуренные реалии» (матрешка, черемуха, береза и прочее) [Воркачев 2008: 20]. Символизация имени происходит за счет удвоения его плана содержания, когда первоначальный схематический образ (представление), к которому отправляет это имя, становится символом и уже сам отправляет к какому-то иному смысловому комплексу [Воркачев 2008: 20]. Не все из ниже перечисленных стереотипов символьного характера являются старыми. Так, «Славянские древности» описывают древние этнокультурные традиции и ритуалы, связанные с баней, водкой, зимой, медведем [Славянские древности]. Другие концепты культуры позже стали ассоциироваться с Россией, потому что позже вошли в быт и, соответственно, культуру русских.
Так, символы «баня», «дача», «валенки», «самовар», «водка», «снег / зима», «тройка», прототип «русский крестьянин / мужик» «отправляют» нас к особенностям «русского характера» / «русской души» (словосочетания, выражающие стереотипы - этнокультурные символы не предметного происхождения): гостеприимству, широте души, терпению, удали. В американском публицистическом дискурсе также актуализируются такие представления о русском характере, как любовь к родине, находчивость, противоречивость.
«Русский медведь» - символ-стереотип, который имеет частотные дискурсивные взаимо-
связи с политическими и геополитическими стереотипами; так, этот символ подразумевает агрессивность, дикость, не цивилизованность проводимой русскими политики. В основе нахождения в медведе признаков человека и отождествления целого народа с этим зоологическим символом лежит «архаичность мифопоэтических представлений». Не углубляясь в семантику мифа о медведе, отметим, что у сибирских и североамериканских коренных народов происходит отождествление человека и медведя: считалось, что либо человек произошел от медведя, либо медведь от человека; существовали представления, согласно которым человек может обращаться в медведя (особый класс шаманов), и медведь может обращаться в человека и др. существ (медведь-оборотень). Таким, образом, медведь - это не только духовный покровитель, но и старший родственник [Иванов, Топоров, Соколов 1998: 128129]. Тему родства человека и медведя отражают его табуистические названия: отец, дед, дедушка, старик, дядя и пр. В славянской традиции медведь может обозначать гнев, содомский грех, обжорство и драчливость [Белова 2000: 174]. Символ медведя входит в названия некоторых статей: Taunting the Bear (NYT Feb 14, 2008). I say celebration although Serbia will rail against what its prime minister calls «this fictitious state on Serbian territory», and the Russian bear will growl, and Balkan tensions will flare for a while, and lawyers will fret over precedent (Ibid.). Поддразнивать медведя - значит вызывать его рык. В целом символ медведя как символ России - очень старый. Некоторые следы этого образа находим в метафорах. But during the whole of that time she had not only evinced her strength, and the determination to exercise it, right or wrong. Every nation that had the misfortune to be her neighbor had felt her rude grasp (NYT Oct. 28, 1853). Сила грубой хватки России ассоциируется с ее непобедимостью, является причиной неудовольствия ее соседей.
Анализ языковых средств и способов репрезентации стереотипов был проведен на содержательном, языковом и формальном уровнях. Содержательный анализ стереотипов осуществлялся с опорой на деление стереотипов по макротема-тическому признаку. Ключевое слово высказывания, классифицированного как содержащее стереотип, служит основой отнесения стереотипа к определенной группе стереотипов и определения вида поддискурса (а также именно по ключевому слову стереотипам присваивались «имена»; часто это слова - лексемы-репрезентанты концептов-
идеологем и лингвокультурных концептов). Содержание стереотипа также было проанализировано исходя из того, что положено в основание стереотипизации (мотивы): какие качества, действия, оценки России являются основанием для присвоения ей каких-то устойчивых (стереотипных) признаков.
Стереотипное содержание выражается предикатами, которые приписывают России определенные признаки: а) уникальности: separate, singular; б) огромных размеров и величия: the largest, the world player, great, giant, empire (the Soviet Empire), leading power, the greatest in the world; в) нецивилизованности: barbarous; г) агрессивности: hostile, selfish, tense, a dangerous mess.
Определения к субъекту, выраженному словом 'Russia', приписывают России такие группы признаков: а) огромных размеров и величия:
giant, extensive, overgrown, leader of a multipolar world, world power, overshadowing power, aggrandizement; б) географического расположения: northern; в) агрессивности: the terror of Europe, bellicose, pressing its borders, aggressive, aggres-sional, military; г) нецивилизованности: barbarous power, the worst enemy of civilization; д) стремления к возрождению: renascent, rejuvenating, seeking to regain lost power; е) деспотичности: totalitarian.
Незначительное количество стереотипов имеют в качестве мотива какие-либо действия (состояния) России. Они выражаются предикатами - глаголами или составными глагольными: suffer, act (like an expansionist), have (vast recourses), confront, rest (on rotten pillars). Собственно стереотипное знание выражается именной частью предикатов.
Основная оценка, содержащаяся в стереотипе - негативная (хотя некоторые авторы настаивают на принципиальной амбивалентности стереотипа). Чаще всего она содержится в дополнительном значении (коннотациях), приобретаемом в контексте: Yet the hounding of Pasternak into an early grave sowed the seeds of a whole civil-rights movement: political literature contesting the official version of domestic events and the official ban on freedom of speech, freedom of assembly and freedom of the press was circulated via samizdat, and more and more manuscripts were smuggled abroad (NYT March 9, 1980). В контексте (экстратекстуальных, фоновых знаниях) есть представление о норме, которая должна определять общественно-политическую реальность. В американской лин-
гвокультуре свобода наделяется высшей ценностью; это телеономный концепт для американской лингвокультуры, он «концентрирует в себе представления человека о смысле жизни как о том, самом дорогом, ради чего стоит жить и не жалко умереть» [Воркачев 2008: 7]. То, что на этот идеал налагается запрет в Советском Союзе, означает, что Советский Союз отступает от идеала. С точки зрения нормы, это «ненормальная» страна, неправильная.
Один из случаев прямой этической оценки, содержащейся в значении слова - это выражение Evil Empire. Оно является прецедентным высказыванием, так как имеет прямую авторскую отнесенность, ценностную составляющую и национально-культурную значимость. Автор выражения - Р. Рейган. In your discussions of the nuclear freeze proposals, I urge you to beware the temptation of pride, the temptation of blithely declaring yourselves above it all and label both sides equally at fault, to ignore the facts of history and the aggressive impulses of an evil empire, to simply call the arms race a giant misunderstanding and thereby remove yourself from the struggle between right and wrong and good and evil (President Reagan's Speech Before the National Association of Evangelicals). В его речи архетипы Добра и Зла являются основой для разворачивания мифа: Добро - это свобода и право (США), Зло - это несвобода, к которой приводит экспансионистская, агрессивная и неправая политика Советского Союза.
На языковом уровне анализа были выявлены языковые средства актуализации стереотипного знания. Отдельные лексические единицы -имена концептов-идеологем, лингвокультурных концептов выражают стереотипы о России и русском человеке на уровне лексики. Среди таких слов - репрезентантов стереотипов можно назвать следующие: power, Empire (the Soviet Empire), cold war, communism, nationalism, despotism, totalitarian, etc. К словам-репрезентантам лингвокуль-турных концептов относятся: samizdat, KGB, troika, banya, veniki, dacha, valenki, samovar, vodka, moujik, etc. Также стереотипы актуализируются в американском публицистическом дискурсе с помощью символов - словосочетаний Russian soul, Russian character, Russian bear, Russian troika.
Анализируемый вид дискурса представляет собой дискурс публицистический, который характеризуется такими признаками как актуальность, массовость, общественно-политическая направленность. Этот дискурс не является сугубо поли-
тическим, но является площадкой для политических споров, опосредованных личностью журналиста, позицией газеты или журнала. Исходя из основной цели политического дискурса - захват и удержание власти, мы понимаем, что важнейшее место в нем отводится аргументации. Публицистический дискурс (его геополитический и политический поддискурсы) является аргументатив-ным, побудительным [Эко 2004: 14]. «Для того чтобы убедить слушателя, оратор должен был суметь показать, что его выводы основываются на таких предпосылках, которые для него бесспорны, и сделать это так, чтобы ни у кого не закралось и тени сомнения по поводу его аргументации» [Эко 2004: 126]. Стереотип рассматривается нами как элемент «бесспорного», аподиктического дискурса. Стереотип выражает проверенное годами знание об объектах действительности; к такому знанию апеллируют как априорному, такому, которое не требует доказательств и само выступает в качестве «последнего» аргумента. «Очевидно, что действенным коммуникативным ходом будет - представить некую точку зрения, оценку, мнение не как единичные, принадлежащие только и именно субъекту речи, но как общеизвестные истины. Для этого нужно создать впечатление, внушить адресату, что отправитель сообщения мыслит и говорит так, как многие, и многие говорят и мыслят, как он» [Чернявская 2006: 48].
«Окончательное», стереотипное знание имеет несколько форм выражения. На формальном уровне можно выделить такие группы способов выражения стереотипа как устоявшегося мнения - общего места: лексические единицы с семантикой повтора, постоянства, абсолютности признака; синтаксическая структура SUBJECT -PREDICATE; сложноподчиненное предложение или простое распространенное предложение, имеющие в качестве семантического компонента пресуппозицию. That, he argues, is because the oligarchs have been putting their wealth and power on show while many Russians slip deeper into poverty (NW Nov. 10, 2003, p. 32-33). Предложение содержит сравнительное прилагательное deeper. Сравнительная степень прилагательного содержит презумпцию наличия качества: 'русские глубже скатываются в бедность' пресуппонирует-ся общим знанием о бедности русских. О.Л. Михалева отмечает, что «маскировка ассерции под пресуппозицию и использование импликатур являются эффективными способами навязывания
адресату того представления о действительности, которое есть у говорящего» [Михалева 2004]. Благодаря таким качествам пресуппозиции говорящим может быть инициировано и проведено любое утверждение, выдано за общеизвестное новое, которое впоследствии может стать стереотипом, в том числе необъективным или предвзятым мнением.
Подведем итоги. Стереотип может быть рассмотрен в сугубо лингвистическом аспекте. Для этого предлагается понимать стереотип не как обобщение в одном кластере (схеме, образе) тематически разрозненных признаков явления, а как отдельный признак, который в содержательном аспекте подчиняется виду (точнее, подвиду) дискурса, в котором он возникает. Например, в бытовом дискурсе, при межличностных контактах с русскими представителей других этнических групп возникает стереотип «водка», «баня» и т.д. Стереотипные признаки группируются вокруг концепта; если рассматривать концепт как ментальное образование, в котором представлены все группы представлений, мнений и убеждений о фрагменте объективной или субъективной реальности, то стереотипные признаки будут формировать оценочный (ценностный, идеологически обусловленный, иногда мифологический или символьный) слой признаков и относиться в большей мере к убеждениям. Структура концепта может быть представлена и как система иерархически зависимых фреймов. Стереотипный признак - это минимальная единица, терминал фрейма. Схематически можно представить такие отношения с помощью цепочки: RUSSIA - «страна» - «климат» - «зима» / «снег»; или RUSSIA - «страна» -«люди» - «мужик»; и т.д. Исследование концепта в диахронии позволит проанализировать, как меняется оценочный компонент стереотипа, выявить старые стереотипные признаки и обозначить новые. Анализ языковых средств и способов, репрезентирующих стереотипы, проводится в миниди-скурсах - фрагментах текстов, в которых представлены лексемы, называющие концепт. Стереотипы репрезентируются с помощью слов-репрезентантов идеологем, лингвокультурных концептов, концептов-символов; прецедентных феноменов (и фразеологизмов); лексических единиц с семантикой повтора, постоянства, абсолютности признака. На синтаксическом уровне стереотип может выражаться с помощью синтаксической структуры SUBJECT - PREDICATE, в сложноподчиненном предложении или простом распространенном предложении, имеющем в качестве семантического компонента пресуппозицию.
Список литературы
Белова О.В. Славянский бестиарий. Словарь названий и символики. М., 2000. С. 174.
Воркачев С.Г. Идея патриотизма в русской лингвокультуре. Волгоград: Парадигма, 2008.
Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация / сост. В.В. Петрова; под ред. В.И. Герасимова. М.: Прогресс, 1989.
Жданова В. Русская культурно-языковая модель пространства и особенности индивидуальной ориентации в ней // Русские и «рус-скость»: Лингво-культурологические этюды / сост. В.В. Красных. М.: Гнозис, 2006. С. 7-178.
Иванов В.В., Топоров В.Н., Соколов М.Н. Медведь // Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1998. Т. 2. С. 128-129.
Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лин-гвокультурология: курс лекций. М.: ИТДГК «Гно-зис», 2002.
Курганова Н. И. Проблема исследования коллективного знания в когнитивной лингвистике // Вопр. когнитивной лингвистики. 2010. № 2 (023). С.18-26.
Луна Моралес Х. Геополитические учения и геополитический дискурс в журналистике (на материале публикаций в газетах «Время новостей», «Коммерсантъ», «Нью-Йорк Таймс» и «Эль Паис»): автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2008. URL: http://mediascope.ru
Михалева О.Л. Политический дискурс как сфера реализации манипулятивного воздействия: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Иркутск, 2004.
Нечаева С.А. Роль культурных стереотипов в ситуации межличностного конфликта: дис. ... канд. культур. наук. Волгоград, 2004.
Прохоров Ю.Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль в обучении русскому языку иностранцев. М.: Изд-во ЛКИ, 2008.
Рябова М.Ю. Лингвистические категории идеологического анализа медиа-дискурса. Томск, 2008. С.14-16.
Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под ред. Н.И. Толстого. М., 1995;1999; 2004; 2009.
Социальная идентификация личности. М.,
1993.
Хаймс Делл Х. Этнография речи // Новое в лингвистике. Вып. 7. Социолингвистика. М., 1975. С. 42-95.
Чернявская В.Е. Дискурс власти и власть дискурса. Проблемы речевого воздействия. М., 2006. С. 45-92.
Эко У. Отсутствующая структура. СПб., 2004. Dijk T.A. van. Discourse, knowledge, power and politics. Towards Critical Epistemic Discour-
se Analysis: Lecture CADAAD, Hertfordshire, July 10-12, 2008. Version 1.1. URL: http://www.dis-courses.org/unpublished/
O.G. Orlova
STEREOTYPES OF RUSSIA IN THE AMERICAN JOURNALISTIC DISCOURSE
In the paper different stereotypes of Russia are observed. These stereotypes describe the peculiarities of the American journalistic discourse of different periods. They are considered to form the structure of the RUSSIA concept which is a) a socio-cultural concept and b) very specially actualized in the discourse. In its structure the amount and variety of ideological descriptors increase. Stereotypes discover the society's ideology and are systematized in the discourse and subdiscourses and in the concept's structure. They are frequently evoked in a discourse; they also have an associative character and are culturally determined.
Key words: concept, frame, stereotype, discourse, the American journalism.
