CC BY
407
УДК 316.346.32-053.9
Ю.В. Кац
СТЕРЕОТИПИЗИРОВАННАЯ МОДЕЛЬ СТАРЕНИЯ: ГЕНДЕРНЫЙ АСПЕКТ
Рассматриваются проблемы старения в гендерной перспективе -женская старость оказывается дискриминирована сразу по двум основаниям - гендерному и возрастному. Анализируются системные причины, не позволяющие женщинам оказываться в одинаковых с мужчинами условиях, несмотря на декларируемое равенство полов.
Социальная геронтология, старение, гендер, дискриминация по возрасту, эйджизм.
Ju.V. Kats
THE STEREOTYPIFIED MODEL OF AGING: GENDER ASPECT
The article presents problems of aging in gender prospect. An old age of female is appeared to be discriminated at once on two bases - gender and age.
The system reasons which do not allow women to appear in identical conditions with men despite a declared equality of sexes are studied here.
Social gerontology, aging, gender, age discrimination, ageism.
Старение населения есть неизбежное следствие развития цивилизации, которое предполагает улучшение качества питания, медицинского обслуживания, санитарных условий, условий жилья и других параметров жизнедеятельности. Как уже отмечалось выше, спецификой российского старения населения является его «женское лицо», беспрецедентная разница в продолжительности жизни между мужчинами и женщинами в пользу последних. Средняя продолжительность жизни женщин как в развитых, так и в развивающихся странах превосходит мужскую. В результате количество пожилых женщин в разы превышает количество мужчин третьего возраста, в связи с чем гендерные подходы в геронтологии оказываются одними из наиболее перспективных. Вместе с тем проблема постарения населения часто рассматривается без учета гендерной специфики. Интерес к проблеме гендерных стереотипов сформировался в западной социологии еще в 1970-е годы, но в отечественной науке изучение гендерных стереотипов началось сравнительно недавно. Как отмечает Т.Б. Рябова, несмотря на немалое количество весьма ценных работ, где затрагивается эта тема, серьезных трудов, в которых бы рассматривались как универсальные механизмы гендерной стереотипизации, так и специфика функционирования гендерных стереотипов в российском обществе, пока не появилось [26, с.121]. Кажется, в отечественном дискурсе чуть ли не первым заговорил о социокультурных стереотипах, связанных с полом, писатель-фантаст И. Ефремов [13, с.186].
Гендерная модель старения представляет гендерно чувствительную матрицу, связанную с ключевыми семейными, профессиональными, личностными интересами и определенными способами самовосприятия данного этапа жизненного пути. Основными «полями пересечения» гендерных и возрастных стереотипов можно считать следующие:
1. Женщины считаются социально менее престижными, что формирует двойной стандарт старения, усиливая негативные ассоциативные ряды, связанные с представлениями о пожилых людях [21, с.82, 89, 91]. В западной социологии в обращение входит термин ‘double jeopardy’ (Подробнее см.: [8, р.88-105]), который можно в данном контексте перевести как «вторичное привлечение к уголовной ответственности за одно и то же преступление», характеризующий суммирование гендерной и возрастной дискриминации. Такое положение женщин связано со существованием исторического наследия патриархата, лишенности женщин политических, экономических и прочих прав. Можно предположить, что ситуация старения населения в странах с традиционным укладом, где социальные позиции женщин невысоки (например, страны исламского мира), создадут еще большие по масштабу и остроте проблемы. Таким образом, в проблему старения населения тесно вплетается вопрос гендерной дискриминации. С другой стороны, в современном укладе жизни сельского населения некоторыми исследователями отмечается возрастающая роль домашнего воспитания, родителей и школы бабушек и дедушек, их опыта и авторитета [12, с.129], что можно трактовать как ответную реакцию на глобализацию в тех регионах, которые в силу тех или иных причин (политическое, экономическое, культурное несоответствие западным стандартам, «отставание») не могут или не хотят пойти по пути «догоняющего развития».
2. Если мужская власть, вложенная в статус и богатство, имеет тенденцию не уменьшаться, а увеличиваться с возрастом, то женские красота и очарование гораздо менее долговечны, со временем подвержены неизбежной эрозии [10, р.223]. Следовательно, женщины с возрастом стремительнее (если не неизбежнее) растрачивают социальный капитал и инструменты влияния на ситуацию, чем мужчины, в результате чего дискриминация женщин по возрасту на практике начинается гораздо раньше, чем дискриминация мужчин, вынуждает женщин активно пользоваться различными способами маскировки старости - от косметики до пластических операций. Возникает замкнутый круг - женщина, не обладающая достаточным «ресурсом внешности», имеет невысокие шансы обеспечить себе достаточный доход, отсутствие же последнего является серьезным препятствием для достижения «маскировочного» эффекта. Из многочисленных телепередач и гламурных журналов известны астрономические суммы, затрачиваемые медийными звездами на удержание своего имиджа в границах молодости. К затратам времени на воспитание детей добавляется необходимость затрат на конструирование собственного визуального образа. На практике это время оказывается вычтенным из (само)образования и карьеры. В итоге даже в западных странах с более сбалансированной и эффективной социальной политикой качество жизни у мужчин в старости оказывается выше, чем у женщин [2, р.634]. Исследование шуток о пожилых людях показало, что, хотя шутки о женщинах менее часты, но более негативны, чем шутки о мужчинах, причем их меньшую пропорцию автор склонен объяснять их относительной «невидимостью» и более низким статусом в современном Западном обществе [3, р.25, 31].
3. Как отмечает Е. Гуаланди, люди стали жить дольше, но это говорит только лишь о том, что они еще большую часть времени остаются в одиночестве, а это кризисная ситуация для человека [5, р.7]. Возрастающее одиночество и неприспособленность к новым условиям жизни вынуждают развивать обширные социальные службы [1, s.10], по сути, замещающие традиционные, внутрисемейные формы поддержки пожилых.
Старость ассоциируется с одиночеством - а значит, и с социальной
неуспешностью, эксклюзированностью, изоляцией. Вместе с тем известно, что женщины в меньшей степени, чем мужчины, боятся одиночества [19, с.48], и, следовательно, при прочих равных обстоятельствах не станут стремиться, например, к совместному
проживанию, в нарушение своих интересов. Одиночество, в свою очередь, с большей вероятностью может провоцировать агрессию, эбьюзинг по отношению к одинокому человеку - как в домашних, внутрисемейных условиях, так и в ситуации домов
престарелых, когда пожилую женщину просто некому навещать. Статистическое
преобладание среди пожилых людей женщин, переживших своих супругов/партнеров, еще более усиливает этот эффект. Основными причинами геронтологического эбьюзинга специалисты считают: а) социальную изоляцию - обычно у эбьюзируемых мало социальных контактов (а, как мы уже указали выше, женщины в старости чаще остаются в одиночестве); б) плохие отношения между жертвой и насильником; в) существование образцов семейного насилия - человек, усвоивший такие образцы в детстве, будет склонен сам воспроизводить их во взрослом состоянии [4, р. 10] (здесь следует подчеркнуть, что жертвами семейного насилия являются почти исключительно женщины и дети). Едва ли случайно самоубийства среди женщин резко возрастают именно в пожилом возрасте [22, с.72].
4. Старость ассоциируется с бессилием, неспособностью отстоять свои интересы, и «женское лицо» старости может усиливать этот эффект, особенно в условиях аномии, широкого распространения девиаций. В 1998 г. в Нижегородской области среди женщин -жертв преступлений старше 60 - 9,2%, а жертвы убийств в этом же возрасте - 23,7% [24, с.96]. Нередко пожилые одинокие люди становятся жертвами преступников, претендующих на их жилье и имущество. Согласно данным З.Х. Саралиевой, «женские модели старения» в большей степени относятся к разряду неблагополучных, чем мужские [27, с.60].
Как считает В.Г. Доброхлеб, именно гендерными и эйджистскими стереотипами можно объяснить гигантский рост смертности от неточно обозначенных состояний: причины смертности старых мужчин, и старых женщин особенно, не заслуживают внимания. Была выдвинута гипотеза о том, что основные причины роста смертности до 1984 г. и после связаны с принципиально разными факторами: до 1984 г. они сводились к традиционным поведенческим факторам риска, после 1984 г. они стали вторичными, на первый план вышли социальные факторы. С этой позиции становятся понятными гендерные диспропорции. Исследователи сходятся во мнении о большей устойчивости женского организма и более широко распространенных практиках виктимного поведения, с другой стороны, женщины являются группой, более социально уязвимой [15, с.155]. Вместе с этим, как отмечает Е. С. Балабанова, в отличие от стереотипов, согласно которым жертва семейного насилия - это женщина, данные ее исследований позволяют утверждать, что мужчины и женщины - в равной степени и жертвы, и субъекты насилия. Гендерные различия проявляются лишь в запрещении женщинам работать («домохозяйки поневоле»), и в том, что мужчины чаще подвергаются специфически женскому способу давления - «плач, упреки, жалобы» [[11, с.118].
Можно предположить, что большая социальная активность, склонность к контактам и публичному возмущению пожилых женщин есть не следствие их особой «социальной сознательности» или «скандальности», а главным образом - именно защитный механизм, выработанный вследствие постоянного пребывания в потенциально агрессивной среде.
5. В силу традиций, гендерно несимметричной социальной политики и ряда других факторов, динамика карьерного роста женщин в нашей стране либо прерывалась беременностью и последующим воспитанием детей, либо специфика женской занятости (например, обслуживающий персонал) вообще не предполагала существенных карьерных достижений. Женщина нередко жертвовала (и жертвует) карьерой ради успехов мужа или даже других родственников, так как предполагается, что именно муж (или родственники) должны ее материально обеспечить, женский заработок в доходах семьи традиционно мыслился как вторичный. Исследования фиксируют отсутствие явных карьерных амбиций для многих женщин, независимо от уровня образования и занимаемой должности. По данным С.В. Катаевой и Е.М. Жидковой, в советское время женщины легко шли на снижение своего профессионального статуса, если это было нужно в интересах карьеры мужа. Отсутствие возможностей для собственной профессиональной самореализации компенсировалось активной деятельностью в сфере досуга и общественной работы
(например, участие в кружках самодеятельности), абсолютным приоритетом выступала семья. Авторы утверждают, что такой цели, как продвижение по служебной лестнице, большинством женщин не ставилось. Даже те женщины, которые проработали много лет на руководящих должностях, говорили о своем назначении на эту работу как производственной необходимости. Скорее многие из опрошенных женщин были озабочены тем, чтобы работа была интересная и соответствовала полученному ими образованию (Подробнее см.: [17, с.40-46]).
Согласно исследованиям В.Г. Доброхлеб, в стране сложилась ситуация, при которой численность пожилых женщин больше, а их экономическая активность ниже, чем у их сверстников. Занятость в пожилом возрасте тесно связана с уровнем образования людей. От половины до двух третьих работающих пенсионеров имеют специальное, профессиональное образование. По данным Всероссийской переписи населения 2002 г. установлена закономерность: чем выше уровень профессионального образования, тем больше пожилых россиян остаются востребованными в экономической сфере. Это характерно как для мужчин, так и для женщин всех старших возрастных когорт [15, с.162].
З. А. Хоткина выявила следующую закономерность - если большинство безработных мужчин достаточно быстро находят новую работу, то основная масса женщин, вытесненных из общественного производства, теряет работу на долгое время [30, с.361].
При этом «свободное время» женщин оказывается занятым работой по хозяйству; эгалитарные установки в распределении семейных обязанностей по сравнению со средневозрастной группой снижаются, хотя, казалось бы, оба супруга не работают, имеют пенсию, и ничто не мешает мужчинам взять часть домашних забот на себя. Тем не менее, и на пенсии большинство женщин продолжают нести груз домашних обязанностей в одиночку.
В результате сегодняшние пожилые женщины, как правило, получают меньшую пенсию/доход, чем мужчины. Здесь следует вновь указать и на тот факт, что образцы престижного/приемлемого внешнего вида женщин требуют больших затрат, чем мужские, что усиливает эффект женской бедности (см. п. 1).
6. Аналогичные причины являются препятствием для получения образования даже в большей степени, чем для трудовой карьеры, так как рождение первого ребенка для многих женщин, сегодня вышедших или выходящих на пенсию, пришлось как раз на возраст, определяемый обществом как наиболее подходящий для учебы в вузе. Согласно данным С.В. Катаевой и Е.М. Жидковой, на вопрос об удовлетворенности жизнью в целом, тем, как складывалась семья, респонденты отмечали два момента: сожаление о том, что не продолжили обучение, и неправильный выбор брачного партнера [17, с.43]. К близким выводам приходит и Т.З. Козлова, добавляя в качестве причин жизненных неудач «болезнь в зрелом возрасте» [18, с.130-135].
7. Еще один аспект гендерно-возрастной проблемы, отнимающий (или по крайней мере существенно сокращающий) у пожилых женщин возможность самореализцаии -традиционное перепоручение им заботы о внуках [20, с.108-116], особенно после выхода на пенсию, когда у человека появляется «так много времени» [16, с.55]. «Связи между матерью и дочерью могут быть особенно продуктивны, если основываются на совместной заботе о детях и внуках» [29, с.84], - пишет Б. Уэллман, видимо, подразумевая под «продуктивностью» в числе прочего и эксплуатацию пожилой женщины в качестве няни. С появлением внуков только женщины уходят из сферы занятости, что характеризует гендерную асимметрию в сфере репродуктивного труда [15, с.165].
Исследование социальных сетей жителей Санкт-Петербурга в первой половине 1990-х показало, что наличие бабушки или дедушки, проживающего в деревне или другом городе, как правило, решает проблему детского летнего отдыха. Нередко пожилые родители, проживающие в сельской местности или просто имеющие дачные участки,
оказываются источником продуктовой помощи [25, с. 194, 196-197]. При этом, следует отметить, непросто представить себе ситуацию, когда дети были бы отправлены в деревню на попечение одинокого старика, в то время как делегировать эту обязанность одинокой пожилой женщине представляется вполне уместным.
8. Исследователями неоднократно отмечалось негативное влияние медицинского дискурса на конструирование образа старости (См., например: [28, с.242]). Вместе с тем известно, что мужчины в меньшей степени склонны обращаться к врачам, в то время как женщины более чувствительны к своему здоровью, и предпочитают «перестраховываться», тем самым усиливая восприятие пожилой женщины как больной и нуждающейся в повышенном медицинском внимании. Кроме того, согласно некоторым статистическим данным, женщины, несмотря на то, что живут дольше, больше времени проводят в состоянии «несамостоятельности» [7, р.403].
9. Важным аспектом гендерно-возрастной дискриминации являются проблемы с трудоустройством. Как отмечают западные исследователи, зрелые женщины-работники офисов, которые попали под сокращение штатов, столкнулись с серьёзными проблемами, когда начали искать новую работу в той же самой сфере деятельности. Женская занятость вообще нередко характеризуется непроизводственной спецификой; женщины задействованы главным образом в сфере обслуживания, что создает дополнительную проблему. Дж. Ханди и Д. Деви указывают, что большинство их респонденток предпочитали обращаться в агентства по трудоустройству заочно или общаться с потенциальным работодателем по телефону, предоставляя информацию о своих профессиональных навыках, опыте работы, так как типовая реакция работодателя на женщину в возрасте, претендующую на «публичную» должность - немедленный отказ [6, р.87-91]. Авторы, в частности, пишут: «Как цинично заметил один консультант: «В приёмной должна работать женщина с приятной внешностью» [6, р.93]. На наш взгляд, такая позиция все же требует уточнения - едва ли сам консультант осознавал свое замечание как циничное; вполне можно представить себе и клиентов, предпочитающих видеть «лицом компании» молодую симпатичную девушку. Проблема, безусловно, заключается в существовании в обществе определенных стереотипов относительно того, как должен выглядеть сотрудник в приемной - например, высока вероятность того, что пожилой человек будет ассоциироваться с недостатком средств, неспособностью компании подобрать сотрудника, в большей степени отвечающего ожиданиям клиентов. Едва ли проблема «визуального соответствия» в этом вопросе может быть в принципе преодолена.
10. В результате пожилым женщинам приходится часто браться либо за временную работу, либо выбирать стабильную занятость гораздо более низкого статуса (кондуктор в общественном транспорте, билетер, вахтер, уборщица), что, как правило, принося весьма скромный доход, негативно влияет на собственную самооценку, может внушать чувство постоянной униженности, потери статуса. Примечательно, что такое пренебрежительное отношение к людям пенсионного возраста как работникам рассматривается большинством опрошенных женщин как вынужденная мера и поэтому вполне оправдывается. Возможно, это объясняется тем, что для женщин в целом, в отличие от мужчин, выход на пенсию не означает полной смены образа и ритма жизни, не становится «социальной отставкой» [14]. Если раньше им приходилось сочетать профессиональные и семейные обязанности, то теперь они сосредоточены на приватной сфере деятельности, когда на первый план выступают внуки, дети, хлопоты по домашнему хозяйству и т. д. Исследователи отмечают, что у женщин со средним специальным и более низким уровнем образования достижение пенсионного возраста зачастую сопровождалось переходом на более низкие должности, причем, данное явление воспринималось ими как закономерное. Происходила смена предпочтений и требований, предъявляемых к работе, вызванная переходом в новую социально-возрастную группу [17, с.40-46].
Ведущей мотивацией занятости в пожилом возрасте является стремление улучшить свое материальное положение. Это главный мотив продолжать работать для 46,7%. Женщины чаще мужчин идут на работу по этой причине. Вместе с тем для 20,9% важен хороший коллектив, для 14,5% - «режим труда», для 13,7% - интересная работа и лишь менее чем для 1% (0,8%) - перспектива профессионального роста [15, с.167].
Речь здесь, безусловно, идет об эйджистских практиках, почти не осознаваемых самими пожилыми женщинами. Сегодня западные исследователи обращают внимание на удивительный факт, что многие люди даже не подозревают об эйджизме или отрицают его, так как понятие это сравнительно новое и тонкое. Тем не менее, в отличие от традиционного общества, в современных культурах эйджизм широко распространен [9, р.41].
11. Неотрефлексированность проблемы и иждивенческие ожидания части женщин осложняют практическую реализацию здоровых феминистских потенций. Гендерное неравенство нередко осознается женщинами не столько как проблема, сколько как существующий порядок вещей. Еще меньшей проблемой представляется неравенство возрастное [17, с.40]. Феминистский взгляд на проблему нередко представляется ненужным и вызывает негативные общественные реакции, главным образом со стороны мужчин.
По сути, сами пожилые женщины редко считают свою жизненную ситуацию следствием комплекса гендерно-возрастных дискриминационных практик, в то время как анализ заставляет предположить, что именно скрытое принятие этих практик самими женщинами как неизбежных негативно сказывается на их жизненной карьере.
Изложенный комплекс проблемных ситуаций и установок способствует закреплению низкого статуса пожилой женщины, причем одним из цементирующих такое положение элементов является позиция самих женщин, нередко воспринимающих собственную жизненную ситуацию как закономерность. Отсутствие социальной активности со стороны, казалось бы, наиболее заинтересованной, и создает широчайшую социальную базу для воспроизводства различных форм дискриминации. «Никогда прежде не существовало такого, все возрастающего числа возможностей для женщин стать субъектами в самом полном смысле слова, будь то индивидуально или коллективно» -пишет Луиза Пассерини [23, с.98]. Можно понять часть женщин, привыкших полагаться на мужчин решительно во всем, но необходимо и осознавать, что процесс социальной перестройки в направлении нового мира со значительно меньшей степенью гендерного неравенства будет идти в любом случае, и ориентация на привычный, старый стандарт взаимоотношений может оказаться проигрышной.
Обобщая вышеизложенное, можно выделить несколько ключевых позиций наших размышлений - основными полями пересечения возрастных и гендерных практик дискриминации являются следующие:
а) если мужская власть, вложенная в статус и богатство, имеет тенденцию скорее увеличиваться с возрастом, то женская красота и очарование менее долговечны, как инструменты влияния на ситуацию к пенсионному возрасту, как правило, обесцениваются;
б) поскольку женщины в меньшей степени, чем мужчины, боятся одиночества, и лучше умеют его преодолевать, женская старость чаще попадает в ассоциативный ряд старость - одиночество - социальная изоляция, страдание;
в) и старческое, и женское ассоциируются с бессилием, неспособностью отстоять свои интересы; можно предположить, что большая социальная активность, склонность к контактам и публичному возмущению пожилых женщин есть именно защитный механизм, выработанный вследствие постоянного пребывания в потенциально агрессивной среде;
г) в силу традиций, гендерно несимметричной социальной политики и ряда других факторов, динамика карьерного роста женщин в нашей стране либо прерывалась
беременностью и последующим воспитанием детей, либо специфика женской занятости (например, обслуживающий персонал, дополнительная нагрузка по ведению домашнего хозяйства и заботе о детях/внуках) вообще не предполагала существенных карьерных достижений. Аналогичные причины являются препятствием для получения образования. В результате этого сегодняшние пожилые женщины, как правило, получают меньшую пенсию/доход, чем мужчины, испытывают существенные затруднения в поиске работы в позднем возрасте;
д) женщины более чувствительны к своему здоровью, чаще склонны обращаться за медицинской помощью, что создает образ хронически больного человека, нуждающегося в постоянном медицинском контроле;
е) одной из главных проблем видится слабое осознание самими женщинами необходимости отстаивать свои права, а не следовать установленным дискриминационным стандартам.
ЛИТЕРАТУРА
1. Altern braucht Zukunft. Hamburg, Europaische Verlagsanstalt, 1996. 357 s.
2. Quality of Life in healthy old age: relationships with childhood IQ, minor psychological symptoms and optimism / G.H. Bain, H. Lemmon, S. Teunisse et al. // Social Psychiatry and Psychiatric Epidemiology. 2003. Vol. 38. № 11. Р. 630-635.
3. Bowd A.D. Stereotypes of Elderly Persons in Narrative Jokes / A.D. Bowd // Research on Aging. 2003. Vol. 25. № 1. Р. 18-39.
4. Fitzgerald G. Explaining about... elder abuse / G. Fitzgerald // Working with Older People. 2006. Vol. 10. № 2. Р. 3-11.
5. Gualandi E. Mobilizing all material and human resources / E. Gualandi // Europe and its elderly people. The policies of town and regions: a comparison. Working documents and conclusions. Siena. 14-16 October 1993. Council of Europe Press, 1994. Р. 7-8.
6. Handy J. Gendered ageism: Older women's experiences of employment agency practices / J. Handy, D. Davy // Asia Pacific Journal of Human Resources. 2007. Vol. 45. № 1. Р. 77-91.
7. Disability-free life expectancy of elderly people in a population undergoing demographic and epidemiologic transition / S. Jitapunkul, C. Kunanusont, W. Phoolcharoen et al. // Age and Ageing. 2003. Vol. 32. № 4. Р. 402-406.
8. Onyx J. Older women workers: A double jeopardy? / J. Onyx // Managing an ageing workforce. Warriewood, NSW: Business and Professional Publishing, 1998. P. 88-105.
9. Palmore E.B. Research note: Ageism in Canada and the United States / E.B. Palmore // Journal of Cross-Cultural Gerontology. 2004. Vol. 19. № 1. Р. 41-45.
10. Powell J.L. Postmodernism versus Modernism: Rethinking Theoretical Tensions in Social Gerontology / J.L. Powell, Ch.F. Longino (Jr) // Journal of Aging and Identity. 2002. Vol. 7. № 4. Р. 218-230.
11. Балабанова Е.С. Домашний труд как символ гендера и власти / Е.С. Балабанова // Социологические исследования. 2005. № 6. Р. 109-120.
12. Бежан-Волк Ю. Особенности сельских гендерных моделей (на материалах республики Молдова) / Ю. Бежан-Волк // Социологические исследования. 2003. № 8. С. 126-129.
13. Галина М.С. Гендер в зеркале фантастики / М.С. Галина // Общественные науки и современность. 1998. № 1. С. 184-192.
14. Герасимова Т.М. Пожилые люди современной России: стратегии жизни или выживания? / Т. М. Герасимова // Материалы Первой Российской летней школы по женским и гендерным исследованиям «Валдай-96». М.: МЦГИ, 1997. С. 40-49.
15. Доброхлеб В.Г. Старшее поколение как объект социальных стереотипов /
В.Г. Доброхлеб // Гендерные стереотипы в современной России. М.: ГУ ВШЭ, МАКС Пресс, 2007. С. 149-170.
16. Ермолаева М.В. Практическая психология старости / М.В. Ермолаева. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. 214 с.
17. Катаева С.В. Проблемы гендерного и возрастного неравенства: исследование историй жизни пожилых россиянок / С.В. Катаева, Е.М. Жидкова // Женщина в российском обществе. 1999. № 3 (15). С. 40-46.
18. Козлова Т.З. Социальное время пенсионеров / Т.З. Козлова // Социологические исследования. 2002. № 6. С. 130-135.
19. Кондакова Н. И. Трудовая занятость пенсионеров Москвы / Н. И. Кондакова,
Э.В. Иванкова // Социологические исследования. 2001. № 11. С. 47-50.
20. Краснова О.В. Бабушки в семье / О.В. Краснова // Социологические исследования. 2000. № 11. С. 108-116.
21. Краснова О.В. Социальная психология старения / О.В. Краснова, А.Г. Лидерс. М.: Издат. центр «Академия», 2002. 223 с.
22. Орлова И.Б. Самоубийство - явление социальное / И.Б. Орлова // Социологические исследования. 1998. № 8. С. 69-73.
23. Пассерини Л. Женщина в массовой культуре: двойственность образа /
Л. Пассерини // Гендерные исследования. 2004. № 12. С. 90-100.
24. Первякова И.К. Женщины - жертвы преступлений (по материалам Нижегородской области) / И.К. Первякова // Социологические исследования. 2000. № 9. С. 96-97.
25. Порецкина Е.М. Социальные сети и повседневная жизнь жителей С.-Петербурга / Е.М. Порецкина, Т. Юркинен-Паккасвирта // Мир России. 1995. № 2. С. 190201.
26. Рябова Т. Б. Стереотипы и стереотипизация как проблема гендерных исследований / Т.Б. Рябова // Личность. Культура. Общество. Т. V. Вып. 1-2 (15-16). С. 120-139.
27. Саралиева З.Х. Пожилой человек в Центральной России / З.Х. Саралиева,
С.С. Балабанов // Социологические исследования. 1999. № 12. С. 54-63.
28. Смолькин А.А. Социальное проектирование отношения к старости / А.А. Смолькин // Вестник Саратовского государственного технического университета. 2007. № 2 (24). Вып. 1. С. 240-247.
29. Уэллман Б. Место родственников в системе личных связей / Б. Уэллман // Социологические исследования. 2000. № 6. С. 78-87.
30. Хоткина З.А. Гендерный подход к анализу труда и занятости / З.А. Хоткина // Гендерный калейдоскоп: курс лекций / под общ. ред. М.М. Малышевой. М.: Academia, 2001. С. 353-377.
Кац Юлия Владимировна - Kats Yuliya Vladimirovna -
преподаватель кафедры «Иностранные языки» Lecturer of the Department Саратовского государственного of «Foreign Languages»
медицинского университета of Saratov State Medical University
Статья поступила в редакцию 16.11.09, принята к опубликованию 25.03.10
