CC BY
6
УДК 130.2:316.647.8(297) DOI: 10.53315/1995-0713-2023-60-4-136-145
ББК 87+71.46
Н.С. Калимбет
Крымский федеральный университет им. В.И. Вернадского
СТЕРЕОТИПИЗАЦИЯ ДЖИХАДА В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРНЫХ ПРАКТИК
В статье предложен обзор особой культурной практики - усердия, реализация которой прослеживается в разных сферах: религии, политике, экономике, образовании и т.д. Данная культурная практика напрямую связана с идеей усердия (усердия на пути) и представляет лишь один из вариантов воплощения этой идеи в практической деятельности. В арабо-мусульманской традиции практическая реализация идеи усердия - джихад, который в современных условиях, к сожалению, приобрел значение воинствующей исламской практики, включенной в триаду «джихад-ислам-терроризм». Цель настоящей публикации - анализ обобщенных гетеростереотипных представлений о культурной практике джихада и его субъекте, связанных с негативной стереотипной репрезентацией ислама в целом. Обращение к неологизмам «джихадизм» и «джихадист», утвердившимся в качестве синонимов деструктивной террористической активности, демонстрирует экспрессивные враждебные оттенки. Отмечается, что стереотипная стигматизация связана с некорректной языковой практикой именования, включающей собственно арабо-мусульманские понятия. Возврат к аутентичному смыслу (ино)культурных понятий, а также решимость верифицировать стереотипные представления выступают важным предваряющим шагом на пути понимания культурного Другого.
Ключевые слова: культурные практики, культурный Другой, межкультурная коммуникация, стереотипы, джихад, ислам, джихадист, джихадизм.
N.S. Kalimbet
V.I. Vernadsky Crimean Federal University
STEREOTYPING OF JIHAD IN THE CONTEXT OF CULTURAL PRACTICES
The article offers an overview of a special cultural practice - diligence, the implementation of which can be traced in various areas: religion, politics, economics, education etc. This cultural practice is directly related to the idea of diligence (zeal on the path) and is only one of the options for translating this idea into practice. The practical implementation of the idea of diligence in the Arab-Muslim tradition is jihad, which, in modern conditions unfortunately has acquired the meaning of a militant Islamic practice included in the triad of «jihad-Islam-terrorism». The goal is to analyze generalized heterostereotypical ideas about the practice of jihad and its subject, associated with a negative stereotypical representation of Islam in general. The appeal to the neologisms "jihadism" and "jihadist", which have established themselves as synonyms for destructive terrorist activity, demonstrates an expressive hostile shades. It is noted that the stereotyped stigmatization is associated with incorrect language practice of naming, including proper Arab-Muslim concepts. A return to the authentic meaning of (foreign) cultural concepts, as well as the determination to verify stereotyped representations, is an important preliminary step towards understanding the cultural Other.
Key words: cultural practices, cultural Other, intercultural communication, stereotypes, jihad, Islam, jihadist, jihadism.
«Моя теория была очень ясна и правдоподобна -как и большинство ошибочных теорий!»
(Герберт Уэллс, «Машина времени»)
Введение
За несколько последних десятилетий у джихада появилось множество производных: «джихадизм», «джихадист», «джихад-мобиль», «джихадизация», «джихадосфера», «джихадология», «неоджихадизм», «homo jihadus». Эти понятия, стягивая на себе стереотип джихада-священной войны, отражают деструктивную направленность отчасти религиозно-мотивированных практик, по сути, отождествляясь с понятиями «терроризм», «террорист», «террология». Одни арабо-мусульманские слова, войдя в русскоязычный вокабуляр, утратили аутентичный смысл, другие - прибавив к первоначальной основе окончания, суффиксы и основы, трансформировались и приобрели новый смысл. Мы используем их как понятные, очевидные и саморазумеющиеся. Некорректная языковая практика именования подкрепляет и тиражирует и без того стереотипные ярлыки в отношении исламских концептов и ислама в целом.
Стереотип в самом общем виде представляет упрощенную, основанную на относительно устойчивых ожиданиях матрицу, избавляющую каждого из нас от необходимости в каждый новый момент времени заново конструировать реальность. Стереотипная сетка набрасывается на отдельный элемент действительности и «подгоняет» его в заданную ячейку по принципу приблизительного условного соответствия. Подобная тактика экономит гносеологические усилия, сохраняя стабильность и безопасность «моего» мира. Мой мир - комфортный, освоенный, знакомый - объемлет меня и создает мой мировоззренческий каркас. Как отмечал У Липпман, уютность и вписанность в стереотипный шаблон подобна «старым, разношенным башмакам» [15, с. 108], а безопасность - «бастиону нашей традиции» [15, с. 109], который дает чувство собственной безопасности. Попытка изменить стереотип воспринимается как посягательство на основания моего мира и, соответственно, рассматривается как угроза моему существованию. Стереотипная сетка охватывает все сферы человеческой действительности, связанные с совместной деятельностью - социальную, духовную, организационно-управленческую, материально-производственную.
Формирование стереотипов и фиксация установок в отношении иного (или группы) предшествуют личному опыту. При явном противоречии данных, полученных в результате личного опыта и сформированных стереотипным представлением, возможны несколько вариантов. Первый связан с нежеланием расставаться с устойчивой комфортной картиной мира, при котором противоречие личного опыта и стереотипа воспринимается, скорее, как исключение или отступление от устоявшегося правила. Итогом служит игнорирование этого противоречия и сохранение прежней позиции и установки. Во втором варианте, более продуктивном в отношении коммуникации, противоречие между имеющимся знанием и актуальным опытом побуждает не запираться в когнитивном коконе, а интегрировать новый опыт и преобразовать существующую картину мира.
Культура как «вторая природа» - сугубо человеческий способ активности - реализуется в культурных практиках. В культурном освоении действительности принято различать две его формы: повседневные практики, т.е. регулярно воспроизводящиеся, и не повседневные - включая культовые (духовные), а также практики социальных институтов культуры [7, с. 17]. Культурные практики, как индивидуальные, так и коллективные, - извечный объект стереотипных представлений. Организация быта,
регламентация семейных отношений, брачные, траурные, религиозные церемонии, гастрономические предпочтения и запреты разнятся в зависимости от культурной традиции, вызывая поддержку или неприятие стороннего наблюдателя. По замечанию Л. Г. Скоковой, «на основе культурных практик происходит самоидентификация индивидов, формирование стиля жизни, спецификация поведения в частном и публичном пространствах - собственно, репродукция культуры в повседневном существовании различных социальных групп» [29, с. 232].
Культурные практики включают деятельностный аспект, представляя процесс и результат реализации теории, идеи. Тематическая подборка того, что можно обозначить в качестве культурной практики, чрезвычайно широка. Помимо вышеупомянутых культурных примеров, претендующих на универсальность, а также распространенных в педагогической сфере [9, 10, 13], выделяют и достаточно специфические культурные практики: благотворительность [5], голос [8], библиофильство [1], бал [22], обмен [27], юродствование [36], чудо [37], аскетизм [26], перевод [31], Pro bono [32], музыкальный фестиваль [17], брендинг [16], медиаскетизм [33], миротворчество [11], медитация [34] и пр.
В качестве особой культурной практики, реализующейся в разных сферах, -религии, образовании, политике, экономике и проч. - нами выделяется усердие. Данная культурная практика напрямую связана с идеей усердия (усердия на пути). Ранее, опираясь на ключевые положения логико-смыслового подхода, представленные в работах А.В. Смирнова, среди которых принцип «то же иначе» [30], была предпринята попытка поиска культурно-переводимого смысла идеи усердия, обнаружившая примеры в религиозных практиках и наметившая дальнейшие контуры исследования [14]. Субъектом практики усердия выступает усердствующий, который в конкретных (ино)культурных примерах будет принимать различные специфические черты. Цель, способы, средства, условия практической реализации идеи усердия так же будут неодинаковы, неуниверсальны, а порой будут вступать в противоречие в разных культурных контекстах и примерах.
Джихад как культурная практика усердия
Одним из примеров культурной практики усердия является джихад, в буквальном значении - усердие, старание, рвение, борьба. В современном публицистическом дискурсе джихад окутан зловещим ореолом, поскольку, к сожалению, накрепко увязан с терроризмом и его деструктивной репрезентацией. Помимо этого, джихад включен в ряд стереотипных представлений, среди которых, к примеру, можно выделить следующие:
«Джихад - священная война»;
«Объект джихада - неверные»;
«Средство джихада - оружие»;
«Субъект джихада - джихадист»;
«Мученики джихада - шахиды» и др.
Смысловое ядро джихада, его основная интенция - усердие, старание, рвение, борьба. Это рвение реализуется в разнообразных сферах: и социальной, и индивидуальной. Джихад, т.е. усердие, включает духовное самосовершенствование, рьяное исполнение заповедей Бога, получение новых знаний, безвозмездную передачу знаний, приложение всех сил в торговле, политике, военном ремесле и т.д. Заменив арабское слово «джихад» на его буквальное значение «усилие», мы представим, как обширна область его применения.
Вести джихад, т.е. усердствовать, можно в отношении себя (своей души), дьявола (посягающей силы на душу), других людей и т.д. Схематическое изображение того, с кем (или против кого) ведется джихад предложено на рис. 1. От представленного объекта усилия зависит и тип джихада.
Рис. 1. Объект джихада
С объектом джихада связан не только вид джихада, но и средства его ведения. Отметим, стереотипно укоренившийся вариант «оружие» - далеко не единственное средство. В арсенале джихада как вербальные, так и невербальные - индивидуальные и коллективные способы воплощения (рис. 2).
Рис. 2. Средства реализации джихада
Джихад, джихадизм, джихадист
Понятие «джихадизм» активно используется в публицистическом дискурсе и применяется, как правило, для описания воинствующих (террористических) течений и направлений, опирающихся в разной степени в своей программе на ислам.
Джихадизму сопутствует ряд прилагательных - салафитский [39, 50, 23, 43], глобальный [28, 54], радикальный [3], исламский [12], локальный [54], онлайн [54] и др.
Среди пояснений джихадизма можно встретить следующие:
1. «политическое течение, ориентированное на бескомпромиссную вооруженную борьбу» (в контексте разграничения понятий «исламизм» и «джихадизм») [24, с. 194];
2. «применение традиционной исламской концепции джихада в достижении военно-политических целей» [25];
3. «идеология террористических войн, нацеленных на уничтожение структур светской государственности и установление теократической власти, отрицающей нормы права и морали» [3, с. 30];
4. «термин... оправдан для обозначения таких воинственных исламских группировок, которые объявляют священную войну угрожающим исламу и мусульманам неверным, к коим они относят и мусульманских правителей, нарушающих (опять же по их представлению) установки исламской религии. Джихадисты выступают за свержение правительств и прибегают к методам насилия, включая террористические» [19];
5. «исламское фундаменталистское движение, выступающее за ведение джихада в защиту исламской веры» (an Islamic fundamentalist movement that favours the pursuit of jihads in defence of the Islamic faith) [41];
6. «воинственный суннитско-политический ислам» (militant Sunni-political Islam) [48, с. xi];
7. «термин, созданный в западных языках для описания воинствующих исламских движений, которые воспринимаются как экзистенциально угрожающие Западу» [44]. В данном источнике джихадизм представлен в главе, посвященной новым религиозным движениям, наряду с сайентологией, неоязычеством, раэлизмом, неосуфизмом, сатанизмом, теософией и др.
Актор джихада - джихадист - в русскоязычном и англоязычном словоупотреблении, равно как и «джихад», негативно нагружен зловещей и бескомпромиссной кровожадностью. Описательный образ с характеристиками «не курит, не пьет, не ест свинину, носит бороду, живет в районе N, посещает мечеть.» стягивается в портрет мусульманина, и сразу же - в образ «ваххабита», «моджахеда», «джихадиста» и т.д.
Ряд прилагательных «джихадистов» весьма репрезентативен, начиная от страны происхождения/активности (арабские, алжирские, марокканские и т.д.) до обширных уточнений: современные [39, с. 78, 35, с. 51]; исламские [6, с. 236]; салафитские [23, с. 58; 39]; начинающие [38, с. 34]; будущие [38, с. 34]; международные [19]; идейные [19]; бывшие (экс-джихадисты) [2, с. 14]; компьютерные [18]; contemporary [40, с. 171, 51, с. 17]; foreign [50, с. 28]; militant [43, 51, с. 16]; modern [52, с. 143]; radical [40, с. 172]; salafi [50, с. 28]/salafist [51, с. 16]; today's [40, с. 17]; violent [40, с. 172]; not violent [51, с. 15]; western [47]. Кроме этого, обнаруживаются «дети джихадистов», «жены джихадистов», «семьи джихадистов», «псевдоджихадисты» [4, с. 122], «этнод-жихадисты» [19] и пр.
Слово «джихадист» повсеместно распространено и связано в данном контексте с актором т. н. «священной войны». Среди пояснений, но не определений, «джихади-стов» встречаем: «террористы ХХ века, желающие возродить войны, которые вела Исламская империя почти четырнадцать веков назад, достигая при этом трех главных
целей: освобождения, объединения и восстановления халифата» [53]; «такфириты (иногда их называют «джихадистами» или «воинствующими религиозными фундаменталистами»)» [52, с. 90].
При имеющихся в тезаурусе понятиях «джихад», «газават», «шахид» в академическом дискурсе термин «джихадист» не обнаружен (по результатам обзорного анализа 26 словарных статей различной тематики, в которых упоминается «джихад» и/или «газават»). И «джихадизм», и «джихадист» - неологизмы, на данный момент не имеющие устойчивого общепринятого значения.
При этом Национальный корпус русского языка содержит 17 и 1908 примеров употребления «джихадист» (лексико-грамматический поиск по основному и газетному корпусам соответственно) по сравнению с 249 и 6810 примерами «джихада» (лекси-ко-грамматический поиск по основному и газетному корпусам соответственно) [21]. Digitales Wörterbuch der deutschen Sprache включает и «джихадизм», и «джихадист» [42]. В корпусе «Merriam-Webster.com Dictionary» нет понятия «джихадизм», но есть «джихадист», что означает мусульманина, который защищает или принимает участие в джихаде (a Muslim who advocates or participates in a jihad) [45]. Научно-информационный орфографический академический ресурс «Академос» Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН [20] не содержит понятия «джихадист». Корпус Oxford Learner's Dictionaries также не содержит понятий «джихадист» и «джихадизм», только «джихад» [49]. Научно-популярная энциклопедия «Кругосвет» в статье, посвященной международной террористической организации, содержит упоминание (не определение) джихадизма - «идеология Аль-Каеды».
Безусловно, словари фиксируют лишь уже бытующие слова и термины, да и то с опозданием. Канцеляристская попытка «ввести» слова в обиход и живую речь безуспешна и может быть лишь отчасти применима к ограниченным сферам. Как, например, «словари феминизма», «нежелательных слов и выражений» и проч., облекаясь эвфемизмами в отношении различных социальных групп и явлений, не решают проблемы существования самих групп и явлений и дискриминации по принадлежности к группе. Ввиду обширного массива значений джихада, отсутствия единого определения и произвольного словоупотребления в публицистическом дискурсе любопытно, какие будут значения у его прозводных - «джихадизма» и «джихадиста», когда они в качестве терминов окажутся на словарных академических страницах.
Заключение
На сегодняшний момент интерес к джихаду только увеличивается, что бы под ним ни понималось - начиная от единичных заметок и публикаций, вплоть до создания ресурсов, посвященных этой теме, как, например, Jihadica [55, с. 226] и Jihadology. Последний позиционируется создателем в качестве «открытого архива материалов так называемого глобального джихадистского движения» (an open primary source archive of materials from the so-called global jihadi movement) [55, с. 225]. Популярность ресурса - 28,3 млн просмотров и 6,9 млн посетителей со всего мира за девятилетний период (апрель 2010 - май 2019 гг.) [55, с. 227]. Насколько обоснованно в этой связи название ресурса «джихадология», если он отражает исключительно вариант не джихада-усердия, а «глобального джихадистского движения»? В данном контексте все чаще слышатся рекомендации корректного использования исламской терминологии и отказа от понятий «исламистский терроризм», «джихадист», «шахид» в отношении деструктивных сообществ. В качестве предлагаемых альтернатив значатся «терроризм, основанный на убеждениях» (faith-claimed terrorism), «террористы, злоупотребляющие религиозными мотивами» (terrorists abusing religious motivations), «приверженцы идеологии Усамы бен Ладена» (adherents of Osama bin Laden 's ideology) [46].
Таким образом, очевидны смысловые противоречия между сложившейся репрезентацией джихада и его аутентичным значением в качестве усердия. Несмотря на широчайшее облако значений джихада, возможность выделения множества его подвидов, в интердисциплинарном дискурсе доминирующей оказывается его стереотипно нагруженная воинствующая коннотация. В таком фокусе джихад, к сожалению, не рассматривается как один из возможных примеров реализации культурной практики усердия, разве только в качестве деструктивной военной практики. Однобокая и упрощенная интерпретация идеи джихада, коренящейся в усердном отношении, отрицательно отражается и на субъектах культурной практики джихада. Некритичное использование арабо-мусульманской терминологии, приведшее к негативной стере-отипизации джихада в целом, породило, в свою очередь, уже собственный стереотипный семантический ряд понятий, в основе которых «джихад» со знаком минус. Примечательно, что данные конструкты используются на разных языковых уровнях, сохраняя при этом якобы понятность, доступность и очевидность, в действительности же - порождая новые стигматизированные терминологические узлы.
Эпиграфом публикации выбрана цитата «Моя теория была очень ясна и правдоподобна - как и большинство ошибочных теорий!», т.к. она фиксирует неоправдавшиеся ожидания автора - кажущиеся на первый взгляд ясность и правдоподобность предположений. Стереотипы как раз ясны, т.к. конструируют предельно обобщенный образ культурного Другого, и правдоподобны, т.к. содержат лишь относительно достоверную информацию. Верификация, проверка на практике стереотипных данных о культурном Другом, расставляет точки над «и», хотя процесс может быть достаточно продолжительным во времени, а результат - не обязательно пересмотр и отказ от своих пред-суждений. Избавлению от стереотипов препятствуют многие факторы, как личные, так и социальные. Но порой для преодоления культурной близорукости достаточно простого любопытства и мужества, чтобы в Чужом разглядеть не такого уж наводящего ужас Другого.
Список литературы
1. Агеева Г. М. Библиофильство как культурная практика // Регионология. - 2011. -№ 2 (75). - С. 276-278.
2. Азимов К. С. Возвращение экс-джихадистов на родину: возможные риски // Россия и мусульманский мир. - 2019. - № 4(314). - С. 9-22. - DOI 10.31249/rimm/2019.04.01.
3. Антонович И. И. Радикальный джихадизм - геополитическая угроза цивилиза-ционным основаниям современного миропорядка // Журнал Белорусского государственного университета. - 2015. - № 4. - С. 30-37.
4. Баконина М. С. «Идеальный Халифат» - салафитская идеологическая революция // Вестник Санкт-Петербургского университета. Востоковедение и африканистика. - 2016. - № 3. - С. 116-126. - DOI 10.21638/11701/spbu13.2016.309.
5. Березина Е. М. Благотворительность в контексте социально-культурной практики // Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. - 2010. -№4 (24). - С. 54-60.
6. Бибикова О. П. Разорение культурного наследия Ирака и Сирии как средство лишения народов национальной идентичности / О. П. Бибикова, И. Ю. Жилина // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. - 2022. - Т. 15, №2. -С. 222-239. - DOI 10.23932/2542-0240-2022-15-2-12.
7. Большаков В. П. Культурные практики в процессах становления культуры // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств. -2016. - № 2 (27). - С. 16-22.
8. Вигель Н. Л., Шаповал Г. Н., Карташова Е. А. Голос как культурная практика // Гуманитарные и социальные науки. - 2021. - № 1. - С. 10-18. DOI: 10.18522/20701403-2021-84-1-10-18.
9. Игнатьева О. В. Образование как новая культурная практика // Пермский педагогический журнал. - 2014. - № 6. - С. 43-48.
10. Ильина Н. Ф. Педагогическая деятельность как культурная практика // Профессиональное становление и развитие личности. - 2016. - № 2 (22). - С. 139-144.
11. Ионесов В. И. Миротворчество как культурная практика и социальное проектирование // Синергетика природных, технических и социально-экономических систем. - 2019. - № 16. - С. 374-379.
12. Красиков В.И. Социально-исторические реалии конца ХХ века и генезис глобального терроризма // Вестник Кузбасского государственного технического университета. - 2008. - С. 120-125.
13. Крылова Н. Чтение как универсальная культурная практика ребенка // Народное образование. - 2007. - № 9 (1372). - С. 165-168.
14. Кузьменко Н. С. Социокультурные интерпретации идеи джихада: автореферат дис. ... канд. филос. наук: 5.7.8. / Кузьменко Наталия Сергеевна. - Симферополь, 2022. - 22 с.
15. Липпман У Общественное мнение / Пер. с англ. Т.В. Барчуновой; Редакторы перевода К.А. Левинсон, К.В. Петренко. - М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2004. - 384 с.
16. Лях В. И. Брендинг как культурная практика современного общества / В. И. Лях, Т. А. Ходжумян // Естественно-гуманитарные исследования. - 2020. - №29 (3). -С. 200-201. DOI 10.24411/2309-4788-2020-10257.
17. Махмудова К. Г. Музыкальный фестиваль как культурная практика развития региона (на примере Республики Дагестан) // Культура и цивилизация. - 2019. - Т. 9. -№ 5-1. - С. 103-110. DOI 10.34670/AR.2019.45.5.014.
18. Наумкин В. «Компьютерные джихадисты Ближнего Востока». 17 февраля 2016. -Режим доступа: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/kompyuternye-dzhikhadisty-blizhnego-vostoka/ (дата обращения: 10.03.2023).
19. Наумкин В. В. Исламский радикализм в зеркале новых концепций и подходов // Восток. Афро-Азиатские общества: история и современность. - 2006. - № 1. - С. 5-25.
20. Научно-информационный орфографический академический ресурс «Академос» Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН. - Режим доступа: https://orfo. ruslang.ru/ (дата обращения: 03.01.2023).
21. Национальный корпус русского языка. 2003-2023. - Режим доступа: https:// ruscorpora.ru/ (дата обращения: 03.01.2023).
22. Никитина Е. А. Бал как культурная практика // Человек в мире культуры. -2012. - № 2. - С. 50-53.
23. Овчинцев А. К. Особенности проявлений религиозно-политического экстремизма на примере некоторых суннитских панисламистских организаций и движений / А. К. Овчинцев, Д. Д. Овчинцева // Причерноморье. История, политика, культура. -2020. - № 29. - С. 53-66. DOI 10.35103/SMSU.2020.68.75.008.
24. Пащенко И. В. Экспорт джихадизма на Северный Кавказ: к истории вопроса // Новое прошлое / The New Past. - 2017. - № 4. - С. 190-202.
25. Поздняков А. В. Джихадизм как современная форма исламского утопизма // ABYSS (Вопросы философии, политологии и социальной антропологии). - 2018. -№ 4(6). - С. 49-58.
26. Рыбаков С. К. Аскетизм как мировоззрение и культурная практика // Синергетика природных, технических и социально-экономических систем. - 2017. - № 14. -С. 266-269.
27. Серостанова О. Б. Трансформация культурных практик обмена // NOMOTHETIKA: Философия. Социология. Право. - 2020. - № 45 (2). - С. 376-384. DOI 10.18413/2712-746X-2020-44-2-376-384.
28. Сиражудинова С. В. Глобальные вызовы в России и проблема международного терроризма (глобального джихадизма) // Актуальные проблемы глобальных исследований: Россия в глобализирующемся мире: Сборник научных трудов участников VI Всероссийской научно-практической конференции с международным участием, Москва, 04-06 июня 2019 года / Под редакцией И.В. Ильина. - Москва: Межрегиональная общественная организация содействия изучению, пропаганде научного наследия Н.Д. Кондратьева, 2019. - С. 315-318.
29. Скокова Л. Г. Современные исследования культурных практик в контексте социальной и культурной стратификации // Социологический альманах. - 2014. -№ 5. - С. 232-243.
30. Смирнов А. В. Логика смысла как философия сознания: приглашение к размышлению. - М.: Издательский Дом ЯСК, 2021. - 448 с.
31. Сумская М. Ю. Перевод как культурная практика в зеркале глобализации // Русский язык в современном мире. - 2009. - № 1. - С. 409-411.
32. Троска З. А. Pro bono как социо-культурная практика общественного служения квалифицированных добровольцев // ЦИТИСЭ. - 2019. - № 5 (22). - С. 47-57. DOI 10.15350/24097616.2019.5.04.
33. Трушникова Е. Л. Медиаскетизм как культурная практика // Теоретико-методологические и прикладные проблемы науки о человеке и обществе в условиях цифровой трансформации жизни: Материалы Международной научно-исследовательской конференции, Челябинск, 27 марта 2020 года. - Челябинск: Частное образовательное учреждение высшего образования «Международный Институт Дизайна и Сервиса», 2020. - С. 147-149.
34. Фаликман М. В. Медитация как культурная практика: взгляд с позиций куль-турно-деятельностного подхода // Философские науки. - 2018. - № 3. - С. 110-132. DOI 10.30727/0235-1188-2018-3-110-132.
35. Фарес В. Ветер ужаса и ветер надежды // Россия в глобальной политике. - 2011. -Т. 9, № 2. - С. 51-62.
36. Шаклеева А. И. Юродствование как феномен российских культурных практик // Ярославский педагогический вестник. - 2020. - № 2 (113). - С. 209-215.
37. Щавелев С. П. «Чудо» как духовная практика // Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого. - 2013. - № 4 (8). - С. 195-200.
38. Экер М. Интернет для джихадистов // Россия в глобальной политике. - 2015. -Т. 13, № 5. - С. 26-38.
39. Яшлавский А. Э. Идеология салафитского джихадизма как тоталитарный проект // Мировая экономика и международные отношения. - 2013. - № 4. - С. 71-78.
40. Bonner Michael David. Jihad in Islamic history: doctrines and practice. - Princeton University Press. - 2006. - 221 р.
41. Collins English Dictionary. - Режим доступа: https://www.collinsdictionary.com/ dictionary/english/jihadism (дата обращения: 08.01.2023).
42. DWDS - Digitales Wörterbuch der deutschen Sprache. - Режим доступа: https:// www.dwds.de/wb/Dschihadist (дата обращения: 03.01.2023).
43. Esposito J.L. Jihad:Holy orUnholyWar? https://www.unaoc.org/repository/8412Jihad,%20 Holy%20or%20Unholy%20War,%20J.%20Esposito.pdf (дата обращения: 10.03.2023)
44. Firestone R. "Jihadism" as a new religious movement. In O. Hammer & M. Rothstein (Eds.), The Cambridge Companion to New Religious Movements, Cambridge Companions to Religion. Cambridge, Cambridge University Press, 2012. - pp. 263-285. doi:10.1017/ CC0L9780521196505.018
45. Jihadist. Merriam-Webster.com Dictionary. - Режим доступа: https://www.merriam-webster.com/dictionary/jihadist (дата обращения: 03.01.2023).
46. Kennedy D. Police may drop 'Islamist' term when describing terror attacks. - Режим доступа: https://www.thetimes.co.uk/article/police-may-drop-term-islamist-when-describing-terror-attacks-7pjsf8pn7 (дата обращения: 02.01.2023).
47. Maajid Nawaz. Western Jihadists in Syria Threaten to Bring Their War Back Home. -Режим доступа: https://www.thedailybeast.com/western-jihadists-in-syria-threaten-to-bring-their-war-back-home (дата обращения: 10.03.2023).
48. Nirode Mohanty. Jihadism: Past and Present. Rowman & Littlefield, 2018. - 380 р.
49. OxfordLearner'sDictionaries.-Режимдостут: https://www.oxfordlearnersdictionaries. com/ (дата обращения: 03.01.2023).
50. Sagramoso D. The Impact of Foreign Salafi-Jihadists on Islamic Developments in Chechnya and Dagestan / D. Sagramoso, A. Yarlykapov // Journal of International Analytics. -2021. - Vol. 12, No. 4. - P. 28-49. - DOI 10.46272/2587-8476-2021-12-4-28-49.
51. Schmid А. Р. Violent and Non-Violent Extremism: Two Sides of the Same Coin? // ICCT - The Hague Research Paper. - May 2014. - Р. 1-31. DOI: 10.19165/2014.1.05.
52. War and Peace in Islam. The Uses and Abuses of Jihad. Edited by HRH Prince Ghazi bin Muhammad, Professor Ibrahim Kalin, Professor Mohammad Hashim Kamali. National Press (Jordan), 2013. - 524 p.
53. Zachariades A. A. Walid Phares: "Future jihad: terrorist strategies against the west"// Politics and Religion Journal". - 2008. - №1. - Vol. 2. - Pp. 197-200. https://doi. org/10.54561/prj0201197z
54. Zelin A. Y. Jihadi Movements 2021: ISIS, al-Qaeda, and Hayat Tahrir al-Sham. URL: https://www.washingtoninstitute.org/policy-analysis/jihadi-movements-2021-isis-al-qaeda-and-hayat-tahrir-al-sham (дата обращения 22.01.2023).
55. Zelin A. Y. The Case of Jihadology and the Securitization of Academia // Terrorism and Political Violence. - 2021. - Vol. 33. - no. 2. - рр. 225-241. DOI: 10.1080/09546553.2021.1880191.
