CC BY
19Стайтс Р.
ДЕКАБРИСТЫ С ИСПАНСКИМ АКЦЕНТОМ (Реферат)
Stites R.
Decembrists with a Spanish accent // Kritika. - Bloomington, 2011. - Vol. 12, N 1. - P. 5-23.
Статья крупного американского историка, специалиста по истории и культуре России Ричарда Стайтса, опубликованная посмертно в журнале «Критика», представляет собой часть готовившейся им книги о волне революционных возмущений, прокатившихся по Европе в 1820-е годы. В центре внимания автора -движение декабристов, которое он рассматривает в общеевропейском контексте. Эти люди, пишет он о декабристах, формировались в годы Наполеоновских войн, были свидетелями революций и последовавших за ними репрессий и реставрации старых порядков, они наблюдали деятельность Священного союза и видели, как легко нарушали свои клятвы монархи, включая русского императора (с. 10).
Волна европейских революций поднялась в 1820 г. в Испании, когда полковник Риего возглавил военный мятеж за восстановление Конституции 1812 г. Конституция была провозглашена Кадисскими кортесами в ходе борьбы с наполеоновской оккупацией. Ее, так же как и кортесы, сразу же признал Александр I, находившийся в конфронтации с Наполеоном. Однако вернувшийся на трон в 1814 г. король Фердинанд VII довольно скоро арестовал многих лидеров кортесов и упразднил Конституцию. Многочисленные попытки восстановить ее были неудачными, и только восстание, поднятое полковником Риего в связи с решением короля отправить войска в Латинскую Америку на борьбу с инсургентами -
борцами за независимость испанских колоний, привело к успеху. После трех бурных лет (известных как «либеральное трехлетие». -Реф.) Фердинанд обратился за помощью к европейским державам -участницам Священного союза, и с благословения России, Пруссии и Австрии французский король Людовик XVIII направил свою армию в Испанию. Либеральный режим был подавлен, абсолютизм восстановлен, полковник Риего повешен (с. 6-7).
Автор особо отмечает, что сама форма восстания - зажигательная речь офицера перед солдатами и затем движение вооруженной колонны на столицу - была повторена вскоре и в других странах, получив испанское название «пронунсиаменто». Конституции, подобные испанской, были провозглашены в 1820-1821 гг. в Неаполитанском королевстве и Пьемонте. Эти восстания также были подавлены с благословения Священного союза, но уже австрийскими войсками. В Греции же, напротив, военный мятеж превратился в успешную войну за независимость (с. 6-8).
События на юге Европы привлекли внимание и в России, пишет Стайтс. Многие будущие декабристы, по сообщениям полицейских властей, не могли скрыть своего ликования по поводу успехов мятежников в Испании и Италии. Подавление же этих восстаний привело к разочарованию целого поколения в «капитулировавшем перед Меттернихом» вероломном императоре Александре I и значительно усилило радикальный элемент в планах декабристов. По признанию Павла Пестеля, именно события в Португалии, Испании и Италии сделали из него республиканца. Кондратий Рылеев писал о том, что тирания Наполеона была заменена тиранией европейской Реставрации. Он, как и другие декабристы, считал, что Европа может быть освобождена только революционной Россией. Опыт войны 1812 г. убеждал их, что революцию в России не получится подавить путем иностранного вторжения, как это произошло в Испании (с. 10-11).
Автор пишет, что именно испанская революция и ее уроки стали моделью для русских офицеров, которые отмечали благородство революционеров и их готовность умереть за свои идеалы. Испанская конституция чрезвычайно интересовала декабристов, ее копии были обнаружены в бумагах некоторых членов тайных обществ. Собственные проекты конституции двух декабристских организаций, хотя и опирались на испанский образец, а иногда и прямо заимствовали формулировки оттуда, довольно сильно различались между собой. Тем не менее влияние испанской конституции, утверждает Р. Стайтс, состояло главным образом в самом
факте ее существования, в том, что она ассоциировалась с героическим Кадисом и сопротивлением Наполеону, наконец, в том, что она сплотила революционеров и юридически закрепила новый строй (с. 15).
Если бы Священный союз не организовал интервенцию в Испанию с последующими репрессиями и казнями конституционалистов, со временем энтузиазм будущих декабристов наверняка бы уменьшился, считает Р. Стайтс. Но с развитием событий в данном направлении страсти разгорались все сильнее: вспоминались события десятилетней давности, когда в 1812-1813 гг. Александр I славил испанских партизан и Испанию, которая первой начала оказывать сопротивление Наполеону, создал из испанских военнопленных особое подразделение (Alejandro Regiment) и подписал договор, в котором признавал кортесы, короля и конституцию (там же).
Известия об аресте и последующей казни Риего привели в смятение многих офицеров, не только будущих декабристов. Они чувствовали симпатию к испанским борцам за свободу и презрение к предателю-монарху, который обрек своего спасителя на позорную казнь. Особенно поразил воображение тот факт, что героя-полковника перед тем, как повесить как преступника, возили на осле по улицам Мадрида. По Европе широко разошелся не вполне правдивый рассказ о том, что «друг народа» Риего был сначала отравлен, и только благодаря этому его удалось арестовать, что свидетельствовало о невероятном коварстве короля. Всё это подогревало интерес членов тайных обществ к вопросу о цареубийстве. Даже более умеренное Северное общество пришло к заключению, что если царь откажется принять конституцию или попытается предать ее, его следует убить. Руководство Южного общества также приняло решение не повторять ошибок испанцев (с. 17-18).
Еще одна, достаточно неожиданная отсылка к испанскому опыту содержится в планах Рылеева. Как известно, пишет Стайтс, остров Леон неподалеку от порта Кадис был первым убежищем кортесов, основной базой во время мятежа 1820 г. и последним оплотом сил конституционалистов в 1823 г. Этот факт вдохновил Рылеева сделать Кронштадт «русским Леоном», однако его идею не поддержали.
Хотя русские заговорщики, пишет Стайтс, сильно идеализировали испанское восстание и были склонны игнорировать его сложности, оно воспламенило в них революционную страсть и чувство солидарности. Декабристов привлекла «испанская формула»: быстрый и бескровный захват власти офицерами, либеральная
конституция, а также тактические приемы в привлечении на свою сторону людей из народа. Как испанцы и неаполитанцы, некоторые декабристы признавали потенциальную пользу использования религиозного языка для коммуникации с массами. Они обратились к жанру политического катехизиса, получившему широкое распространение в Европе с 1789 г.
«Православный катехизис» Муравьёва-Апостола, по мнению Стайтса, был вдохновлен испанским «Гражданским катехизисом» 1808 г., который появился в русском переводе в 1812 г. и был достаточно хорошо известен, как и другие испанские документы подобного типа. Различия между ними, тем не менее, существенны. Русский вариант, хотя и пропитан христианским благочестием, косвенно обвиняет церковь в поддержке царей, в то время как испанский превозносит католическую церковь и веру. Кроме того, русский автор порицает любую форму монархии, в то время как испанский торжественно заявляет о верности Фердинанду VII, поскольку врагом испанцев, замечает Стайтс, был узурпатор-иностранец. В целом же оба документа, предназначенные для народа, используют теологические аргументы для гражданских целей.
По мнению Стайтса, если сама идея использования катехизиса для воодушевления войск и просочилась из сообщений о том, как народные массы и духовенство Испании сопротивлялись Наполеону, непосредственным импульсом для членов Южного общества стало чтение французского приключенческого романа Н.-А. Сальванди «Алонсо, или Испания», опубликованного в 1824 г. В нем имеется сцена, в которой чрезвычайно живо описывается, как деревенский священник читает крестьянам «национальный катехизис» и возбуждает в них чувство возмущения против тирана -Наполеона. Позднее Бестужев-Рюмин свидетельствовал о том, что этот роман вдохновил его на идею написания катехизиса совместно с Муравьёвым-Апостолом (с. 21).
Парадоксально, пишет Стайтс, что акция, в наибольшей степени напоминавшая западноевропейскую модель, имела место не на Сенатской площади (эпизод, обративший на себя всё внимание историков), а в украинской степи. Член Южного общества Сергей Муравьев-Апостол поднял там восстание после провала мятежа в столице и ареста Пестеля.
«Православный катехизис» был зачитан перед войсками на соборной площади г. Василькова 31 декабря 1825 г. Незадолго до этого Муравьёв-Апостол говорил своим друзьям о том, что Риего пересек страну с тремя сотнями солдат и восстановил конститу-
цию, и всё готово для того, чтобы с успехом повторить это предприятие. Увидев, что зачитанный священником катехизис, призывавший к свержению царя, не произвел желаемого впечатления на солдат, он призвал войска присягнуть великому князю Константину. Однако выступление Черниговского полка, начатое в духе испанца Риего, итальянца Пепе и грека Ипсиланти, через несколько дней закончилось разгромом. В отличие от последних, Муравьев-Апостол достиг столицы узником в кандалах. И так же, как это было в Испании, царь смягчил официальный приговор, отменив четвертование. Пятеро приговоренных к смерти были повешены.
Как известно, пишет автор, Греция после смерти Ипсиланти в конце концов, после войн и интервенции, обрела независимость. Неаполитанский либерализм превратился в Рисорджименто, что привело к объединению Италии; в Испании конституционные режимы сменялись республиканскими и диктаторскими вплоть до конца ХХ в. В России же «декабристы были возвеличены радикалами, и в советское время были возведены в ранг святых как предшественники большевистской революции» (с. 22).
Конечно, заключает Стайтс, декабристы не являлись активными членами международного братства, ставившего своей целью свержение абсолютизма во всей Европе (хотя некоторые из них надеялись это сделать после успешного переворота в России). В то же время «их солидарность с инсургентами Испании, Неаполя и Греции вписывается в картину возникающего революционного интернационализма, предвосхищая польских революционеров-романтиков, Мадзини, Бакунина, ранних панславистов и даже, в каком-то смысле, Троцкого и деятелей Коминтерна» (с. 23).
О.В. Большакова
