CC BY
0М.В. Москвина
83
УДК 391.7+745.04
М.В. МОСКВИНА
СТАТУСНЫЙ СИМВОЛИЗМ ТРАДИЦИОННЫХ ЖЕНСКИХ УКРАШЕНИЙ ТЮРКСКИХ НАРОДОВ САЯНО-АЛТАЯ
Институт археологии и этнографии СО РАН, г. Новосибирск e-mail: marg.moskvina@gmail.ru
Статья посвящена проблеме обозначения символики статуса традиционного комплекта женских украшений. На материалах тюркских народов Саяно-Алтая выстраивается схема маркирования социального и возрастного статуса женщины через различные комбинации украшений, подчеркивается их роль при ее переходе из одной возрастной группы в другую, а также при изменении семейного положения. Статусная символика украшений сохраняется в тюркских культурах Саяно-Алтая вплоть до современности.
Ключевые слова: традиционные женские украшения, Саяно-Алтай, тюрки, половозрастной символизм.
В культуре тюрков Саяно-Алтая украшения традиционно формировали образ женщины, вводя ее в сложную систему социальных и природных связей. Украшения были знаками, определяющими социально-возрастное положение владелицы; они участвовали во всех важнейших церемониях жизненного цикла. С помощью украшений фиксировался обрядовый переход из одной возрастной группы в другую и изменение социального положения.
Очень высоким знаковым уровнем отличались головные и нагрудные украшения женщины. Голова воспринималась как особая священная часть тела, в определенном смысле воплощающая самого человека, поэтому она обильно декорировалась. Среди традиционных женских головных украшений у тюрков Саяно-Алтая были распространены ушные и височные, а также украшения волос в различных вариациях.
Первостепенное значение для маркировки статуса женщины имели серьги. Их носили всю жизнь; менялись только формы, которые усложнялись от девичества к зрелости, а затем вновь упрощались к старости. Серьги являлись обязательной частью портретной характеристики женщины, выступая заместителем своей владелицы.
Девочкам бачатских телеутов сразу после рождения или на второй-третий день прокалывали уши обыкновенной иглой, смоченной в мыльной воде. В отверстие продевали шелковую нить, которую ежедневно смачивали слюной и продергивали, чтобы мочка не зарастала. После полного заживления раны в уши продергивались серьги. [1, с. 184-185]. Точно так поступали и другие народы тюркского круга, например тувинцы. По материалам Л.Э. Каруновской, мочки ушей у бачатских телеуток прокалывали «в первые весенние месяцы, когда реки разливаются и у черемухи наливаются почки, если ко времени появления на свет
ребенка черемуха успеет отцвести, операцию прокалывания откладывают до следующей весны, утверждают, что в противном случае у ребенка уши будут болеть» [2, с. 32].
Прежде телеуты могли прокалывать мочку правого уха у долгожданного, единственного сына, как для охраны, так и для введения в заблуждение злых духов, которые, как они полагали, были индифферентны к девочкам. Дополнительно, по мнению Д.А. Функа, происходило закрытие ушного отверстия - чтобы душу мальчика не могли украсть. Кроме того, использовалась защитная семантика металла [1, с. 184-185].
При переходе в возрастную категорию невест в комплексе девичьих украшений появлялись обильно декорированные серьги с многочисленными подвесками. В этом возрасте девушку называли сыргалык/сыр-галу, что в тюркских языках значит «имеющая серьги», «с серьгами» [3, с. 121].
В традиционной культуре тюрков Сибири были известны обряды дарения серег невесте, что обозначало смену статуса девушки. И в настоящее время можно наблюдать модификацию этого обычая при сватовстве или проводах невесты. Так, в обрядовой практике хакасов было разрешено сватать детей заранее, примерно с пятилетнего возраста. Обычай «брака / свадьбы по чести» помимо прочего предполагал подарок ко -ралловых серег маленькой девочке, которые сразу же вдевали ей в уши как знак «засватанности». Родители девочки принимали на себя обязательство выдать дочь замуж за оговоренного жениха при достижении брачного возраста [4, с. 180].
Взрослые замужние женщины саяно-алтайских тюрок носили серьги разнообразных типов, с охранительной и продуцирующей символикой. Хакасские женщины во время праздников к паре коралловых се-
© Москвина М.В., 2013
per надевали коралловые височные украшения, подчеркивая этим торжественность костюма [5, с. 126].
Вдовство, как специфический жизненный статус, маркировался переменой набора украшений. У ба-чатских телеутов, в частности, вдова не имела права носить серьги в течение года после смерти мужа [6, с. 155]. Хакасские вдовы также не должны были носить серьги в полном комплекте, как замужние женщины; им позволяли оставить на серьгах по одной-две коралловые бусины или носить одну полную серьгу [7, с. 235]. Отсутствие или упрощение серег, можно полагать, демонстрировало временную потерю репродуктивных возможностей женщины-вдовы, ее ритуальную смерть. Пожилые хакасские женщины также переставали носить массивные коралловые серьги; они вдевали в уши импровизированные сережки из пуха хвоста гуся или утки - «котек», которые обычно носили молодые девушки [8, с. 53]. Повсеместно в Южной Сибири пожилые женщины носили маленькие кольцеобразные сережки, также свойственные детскому возрасту [9, с. 78].
Женские традиционные украшения волос у тюрков Саяно-Алтая, как и серьги, обладали множеством значений, что было связано в основном с широким спектром сакрализованных представлений о волосах в традиционной культуре. Волосы были включены в мифоритуальную сферу, связанную с продолжительностью жизни, счастьем и «долей», считались особой субстанцией, сохраняющей и увеличивающей силы человека [9, с. 79]. Согласно мифоритуальной концепции жизни тюрков Саяно-Алтая, ребенок до трех лет (бала) в полном смысле не являлся «человеком». Изменение его положения происходило в ходе ритуала первой стрижки волос.
Первые косички хакасских девочек могли заплетать пуповиной - в качестве оберега [10, с. 256]. У теленгитов пуповины киндик, хранимые в кожаных мешочках, также могли вплетать девочкам в косички; затем, когда они подрастали, делалось украшение шалтрак, и мешочек прикрепляли к нему [11, с. 104]. Прежде детские украшения типа шалтрак были широко распространены у тюрков Саяно-Алтая.
Традиционный шалтрак теленгитов представлял собой небольшую прямоугольную пластину (обтянутую тканью), сплошь расшитую раковинками каури, мелкими белыми пуговицами, металлическими бляшками, с мешочком - кин, куда зашивали пуповину ребенка. Если ребенок был единственным в семье, то к пластине пришивали металлическое колечко. Шалтрак являлся наспинным украшением. Его носили до 11-12-летнего возраста дети обоего пола.
Из деталей шалтрака (пуговиц, раковин) по достижении 16 лет телеутским девочкам делали накос-ные украшения [11, с. 104]. Этот прием в конструировании девичьих украшений был, по всей видимости, известен и у алтайцев. В детский костюмный комплекс алтай-кижи входили наспинные украшения, которые впоследствии разбирались и использовались в конструировании накосников девушек на выданье. При
этом накосник приобретал более широкое поле значений, связанных с обережными практиками.
Накосники наиболее выразительно маркировали половую дифференциацию и социально-возрастной статус владелицы. Увеличение кос по мере приближения к свадьбе было основной тенденцией изменения прически в женской культуре кочевников Южной Сибири и шире - Центральной Азии. Хотя в описаниях И.Г. Гмелина и у С.П. Крашенинникова есть упоминания о том, что прическа засватанной тюльберской девушки состоит из четырех кос, в отличие от обычной девичьей, в которой заплетается до двадцати кос (цит. по: [1, с. 134]).
Включение девочки в активную хозяйственную среду как помощницы матери (7-8 лет) у хакасов отмечалось разделением волос на три сегмента - один затылочный и два височных, в каждом из которых плелись по три косички - сурмес. В это время в жизни девочки появлялось первое украшение - пушок из хвоста домашних птиц (уток, гусей). Переход в категорию невест обозначался наиболее существенным изменением украшений. Хакасским девочкам в возрасте 13-14 лет косички переплетались: на затылке - от 5 косичек, по вискам - от 5 до 9 косичек. В общей сложности число должно было быть нечетным. Повседневным накос-ным украшением становилась кисточка из шелковых нитей, иногда с раковинами каури, монетами, низками из бисера и бусин - нинчтоос или перламутровыми пуговицами - танапоос. В этот возрастной период также носили накосное украшение для соединения косичек на спине - нанчи (дословно - «наспинник») [10, с. 256-257].
Рассмотренные аксессуары были известны хакасам с давних времен. По материалам И.Г. Георги 1770-х гг., «телеутские женьщины» волосы заплетают в две, а иногда и больше косы, «которыя украшают лентами, раковинами, кольцами или брякушками. По большей части прицепляют девки к затылку украшение, шириною в ладонь, длиною пядени на две, покрытое ко -ролькоми и сему подобным», а у тюльберов девушки носили косички, «которыя, включая лицо, кругом всей головы висят» (10-20 шт. - по С.П. Крашенинникову, до 20 шт. - по И.Г. Гмелину, 20-30 шт. - по И.Г. Геор-ги) (цит. по: [1, с. 186]).
Во время свадьбы у тюркских народов Саяно-Ал-тая девичий костюм традиционно менялся на женский. Распространенным девичьим украшением на Алтае были кисти из витых волосяных шнурков с бисеринами или раковинами каури на концах - чач пууш. В день свадьбы к одному из жгутиков привязывали специфическое украшение тана - кружок в 1,5-3 см в диаметре из кости, рога, перламутра или фаянса с отверстием в центре. После свадьбы чач пууш не носили, а тана подвешивалось непосредственно к косе [12, с. 120].
В косы молодой женщине алтай-кижи вплетали накосники - шнуры, оканчивающиеся тяжелым украшением с нашитыми в два-три яруса раковинами каури, которые разделялись золотыми, серебряными, медными кольцами, подвесками из бисера или метал-
M.B. Москвина
85
лическими пластинами. Накосники соединяли между собой шнурами и низками бисера.
У телеутов к косам женщины также привязывали большие перламутровые, костяные или фаянсовые плоские пуговицы с отверстиями - тана [13, с. 138139]. У бачатских телеутов к косам могли прикреплять монеты царской чеканки или рубли и полтинники 1920-х гг. Очень редко встречались иностранные монеты, например в пять франков 1845 г. [1, с. 158]. Сагай-цы и кызыльцы устраивали малый праздник по случаю заплетания волос на следующий день после привоза молодой в дом мужа. У качинцев этот обряд выполнялся собственно на свадьбе [4, с. 184]. Многочисленные косички сурмес девушки-невесты переплетались в две тугие косы тулун, которые положено было носить замужней женщине. От этого обряда происходило и название свадебного торжества - сас той - праздник волос. После него девушка считается уже несвободной. На самой свадьбе косы переплетаются и соединяются на груди двумя накосниками с кисточками и монетой, соединенными серебряной цепочкой или коралловыми бусами [11, с. 258].
Таким образом, у саяно-алтайских тюрков основным маркером замужества выступала прическа женщины из двух кос с подвесками, включая круглую перламутровую или костяную бляху тана, или заменяющую ее серебряную монету.
Дальнейшие изменения в структуре украшений женщины были связаны с рождением ребенка. Материнство означало переход женщины в следующий возрастной класс. Если хакасская молодая женщина не могла иметь детей, то она носила одну косу, независимо от того, замужем она или нет [11, с. 258]. Анализ широкого круга материалов показывает, что украшения волос в традиционной культуре тюрков Саяно-Алтая были связаны с материнством и возможностью продолжения рода. У пожилых женщин, перешагнувших рубеж деторождения, накосные украшения практически отсутствовали. В траурной прическе вдовы демонстрировалась инверсия: все украшения, соответствующие статусу замужней женщины, снимались. По полевым материалам, у телеутов вдовы снимали накосные украшения тана и после завершения траура заплетали косы прядями вниз, в отличие от замужних женщин, заплетавших их прядями вверх. На седьмой или сороковой день вдовы алтайцев заплетали косы и укладывали их вокруг головы, завязав концы на лбу. Точно так же убирали волосы умершей замужней женщины [6, с. 155].
Женскими украшениями, соответствующими детородному возрасту, у тюрков Саяно-Алтая являлись различные нагрудные украшения. Ритуал надевания такого украшения, как правило, сопровождал церемонию сватовства. У многих тюркских народов ожерелье было обязательным свадебным подарком. Известно, что у древних тюрков накануне брачной ночи на невесту надевали ожерелье Ьоутад, которое маркировало переход в другую социально-возрастную группу и свидетельствовало о том, что девушка уже несвободна [14, с. 121].
Нагрудные украшения, как полагают исследователи, имели глубокие традиции в кочевой тюркской культуре. Важное символическое значение женский нагрудник пого вплоть до современности играет в культуре хакасов. Включение его в свадебный костюм не случайно - нагрудник невесты связан с тем, что молодой паре желали иметь потомство. Раньше пого беременные женщины носили на уровне пояса, чтобы уберечь плод от дурного сглаза, сейчас его носят только на уровне груди1.
Своеобразным вариантом съемных нагрудных украшений в телеутском костюме были украшения воротника и украшения грудного выреза платья - тошток. Воротник представлял собой картонную или берестяную полосу, обшитую сукном и украшенную тесьмой, «золотой нитью» и акча - берестяными прямоугольниками, обшитыми золотыми или серебряными нитями. Нашивной тошток был вытянутой вдоль груди формы, он состоял из двух симметрических половинок из бересты, обшитых сукном и декорированных золотым или серебряным галуном, парчой, тесьмой, пуговицами и акча [1, с. 148-149].
Одежда с воротом на Алтае выступала символом состоявшейся жизни женщины. Оформление ворота, вероятно, имело смысл оберега и пожелания счастья, которое виделось в детях и благополучии семьи2. Хакасские мастерицы под воротом рубахи пришивали с двух сторон по перламутровой пуговице марха, украшая каждую кораллами. При продаже платья их спарывали, чтобы не продать счастье. Если старую рубаху пускали на тряпье, то ворот отпарывали, чтобы освободить душу [15, с. 168]. Вдова у алтайцев до полугода или до нового замужества не носила на платье воротника [6, с. 155.].
Украшения для рук у саяно-алтайских женщин появлялись в ансамбле украшений невесты и замужней женщины. Кольца и браслеты, конструктивно представляя собой круг, являлись универсальным символом соединения, залогом обладания партнером. Их присутствие закрепляло оформление новых семейно-родственных отношений. На Алтае парень дарил кольцо девушке, которую сам выбирал себе в невесты. Если девушка соглашалась на замужество, то она принимала подарок. У хакасов символом будущего брака выступал браслет [7, с. 173]. Характерным украшением замужней тувинки были браслеты билектээш, которые носили по одному, по два или по три и массивные перстни со щитком [16, с. 73]. Хакасские свахи украшали свои руки массивными литыми перстнями чустук.
1 Нестерова Н. В. Пого - украшение и оберег хакасских женщин // Фестиваль «Открытый урок». URL: http://festival.1september. ru/articles/504280 (дата обращения: 12.04.2009).
2 Тадина H.A. «Без ворота шубы не бывает, без зайсана народ не существует» (к вопросу интерпретации символики статуса у алтайцев). URL: http://www.eurasica.ru/articles/altaian/na_tadina_ bez_vorota_shuby_ne_byvaet_bez_zaysana_narod_ne_sushestvuet_k_ voprosu_interpretatsii_simvoliki_statusa_u_altaytsev/ (дата обращения: 17.04.2009).
Одной из важнейших зон в мифологической анатомии человека был телесный центр - пуп (а в традиционном мировоззрении и пуповина - кин). Его оберегом и вещественным маркером служил пояс кур/хур. Ношение пояса считалось необходимым и достаточным указанием на принадлежность миру людей [17, с. 5]. Дополненный оружием пояс в кочевой среде был обязательным атрибутом мужчины и воина, его символом. Металлические украшения, акцентирующие пояс, были распространены в тюркской среде, особенно среди знати. Металлические бляхи терги делались из серебра, латуни или меди. Они были литыми и изготавливались местными кузнецами, причем мужские традиционно отличались от женских (их делали гладкими, без всякого орнамента, женские же обязательно орнаментировались, иногда весьма тщательно и сложно). Специальные поясные свадебные пряжки делали из серебра, их надевали вместе со свадебной шубой, а потом носили только по праздникам [18, с. 217].
Женские пояса украшались бляхами-пряжками. Алтайские женщины к подвесным бляхам пелъ привешивали мешочки с пуповинами детей - кин, по количеству и форме которых можно было узнать о количестве детей - мальчиков и девочек - у женщины: заостренные мешочки хранили пуповины мальчиков, а округлые - девочек. Этим поясу дополнительно придавались функции охраны и защиты жизни детей и семьи в целом [19, с. 43].
Таким образом, символизация пола и социального статуса обозначалась за счет усложнения девичьих украшений и появления специальных видов новых украшений, главным образом головных и нагрудных. Украшения на костюме невесты и замужней женщины воплощали идею плодородия как основного жизненного предназначения женщины. Схема маркирования половозрастного статуса девочки-девушки-женщины в общем виде выглядит следующим образом: недиф-ференцированность украшений девочек, появление в украшениях девушек-подростков первых четких поло-дифференцирующих признаков (с сохранением черт как бы социальной неполноценности, «бесполости украшений»), постепенное возрастание дифференцирующих признаков у девушек на выданье и невест, четкая половая маркированность украшений замужних женщин. В связи с выходом из фертильного возраста набор украшений упрощался и сводился к минимуму, наблюдалось возвращение к детскому («бесполому») варианту. Отсутствие в костюме женщины украшений означало ношение траура, ритуальную бесполость и неспособность к продолжению рода.
ЛИТЕРАТУРА
1. ФункД.А. Бачатские телеуты в XVIII - первой четверти XX века: историко-этнографическое исследование. М., 1993. 325 с.
2. Каруновская Л.Э. Из алтайских верований и обрядов, связанных с ребенком // СМАЭ. Л., 1927. Т. 6. С. 19-36.
3 Саввинов А.И. Традиционные металлические украшения якутов: XIX - начало XX века: историко-этнографическое исследование. Новосибирск: Наука, 2001. 172 с.
4. Бутанаев В.Я. Свадебные обряды хакасов в конце XIX -начале XX в. // Традиционные обряды и искусство русского и коренного населения народов Сибири. Новосибирск: Наука, 1987. С. 179-193.
5. Бутанаев В.Я. Этническая культура хакасов: учеб. пособие. Абакан, 1998. 352 с.
6. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Пространство и время. Вещный мир / Львова Э.Л., Октябрьская И.В., Сагалаев A.M., Усманова М.С. Новосибирск: Наука, 1988. 225 с.
7. Бутанаев В.Я. Хакасские украшения из серебра и кораллов // Северная Евразия от древности до средневековья: тез. конф. к 90-летию со дня рождения М.П. Грязнова. СПб, 1992. С. 234-236.
8. Бутанаев В.Я. Хакасско-русский историко-этнографичес-кий словарь. Абакан, 1999. 240 с.
9. Сагалаев A.M., Октябрьская И.В. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Знак и ритуал. Новосибирск: Наука, 1990. 209 с.
10. Кидиекова И.К. Прически и украшения волос в комплексе обрядов перехода у хакасских женщин // Культурное наследие народов Сибири и Севера: материалы Шестых Сибирских чтений. СПб., 2005. С. 254-258.
11. Дьяконова В.П. Алтайцы (материалы по этнографии телеу-тов Горного Алтая). Горно-Алтайск: Юч-Сюмер, 2001, 224 с.
12. Клюева Н.И., Михайлова Е.А. Накосные украшения у сибирских народов // Материальная и духовная культура народов Сибири: СМАЭ. Л.: Наука, 1988. Т. XLII. С. 105-128.
13. МосквинаМ.В., Павлова Е.Ю., Самушкина Е.В. Конкурс «Шанкы» на празднике Эл Ойын в Республике Алтай // Полевые исследования в Верхнем Приобье и на Алтае. 2008 г.: Археология, этнография, устная история. Барнаул, 2009. Вып. 5: Материалы V регион. науч.-практ. конф. им. проф. А.П. Уманского. С. 136-140.
14. Сураганова З.К. Обмен дарами в казахской традиционной культуре. Астана, 2009. 188 с.
15. Шулбаева А. О своеобразии элементов хакасской одежды и украшений // Традиционная хакасская культура глазами учащейся молодежи: исследования Хакас. нац. гимназии-интерната им. Н.Ф. Катанова. Новосибирск, 2012. С. 165-169.
16. Михайлова Е.А. Съемные украшения народов Сибири // Украшения народов Сибири: СМАЭ. СПб, 2005. Т. LI. С. 12-120.
17. Байбурин А.К. Пояс (к семиотике вещей) // Из культурного наследия народов Восточной Европы: СМАЭ. СПб: Наука, 1992. Т. XLV. С. 5-13.
18. Потапов Л.П. Очерки народного быта тувинцев. М.: Наука, 1969. 402 с.
19. Потапов Л.П. Одежда алтайцев // СМАЭ. М.: Наука, 1951. Т. 13. С. 5-60.
Статья поступила в редакцию 04.03.2013
