CC BY
218
Петр ШОРНИКОВ
СТАТУС РУССКОГО ЯЗЫКА И ГРАЖДАНСКИЙ КОНФЛИКТ В МОЛДАВИИ: ИСТОРИОГРАФИЯ ВОПРОСА
Русский (славянский) язык, родной (разговорный) язык русинов -потомков древнерусского населения Карпато-Днестровских земель1, книжный язык и язык летописания2, богослужения, государственного делопроизводства3 и официального общения, с момента образования Молдавского княжества в 1359 г. до времен правления фанариотов (1711-1822 гг.) обладал в Молдавии официальным статусом. С конца XVШ столетия среди молдавской знати получил распространение разговорный русский язык того времени4. Официальным языком Бессарабской губернии в составе Российской империи (1812-1917 гг.) был русский литературный язык. Благодаря поддержке местного населения всех национальностей, включая молдаван, русский язык, маргинализуемый и вытесняемый властями Румынии, лишенный официального статуса, все же сохранил функции языка публичного также в Бессарабии 1918-1940 гг. В Советской Молдавии (1944-1991 гг.) русский язык наряду с молдавским фактически обладал официальным статусом и использовался в политике, образовании, науке, культуре, средствах массовой информации, официальном и неформальном общении5.
Законодательное ограничение сферы функционирования русского языка, насильственное, не имеющее этнодемографических и социально-культурных оснований снижение его статуса является главным содержанием языковой реформации, осуществляемой в новых независимых государствах6. Большинство русского населения Молдавии не согласилось со статусом национального меньшинства, определенным для них законодательством о языковом режиме, принятым в союзных республиках в 1989 г.7 и якобы предусматривающим отказ от публичного использования родного языка. Но особенностью общественного сопротивления языковой реформации в Молдавии является активное участие в защите сферы функционирования русского языка наряду с русскими других национальных сообществ, а также лояльное отношение к русскому языку представителей большинства титульной нации8. Представляется необходимым обзор бытующих в исторической литературе трактовок причин этого явления и выяснение степени их обоснованности.
Русский язык как достояние национальных сообществ Молдавии
Вопреки расхожему тезису о «русификации» молдавские историки подтверждают традиционно добровольный характер восприятия русского языка молдаванами в XIX - начале ХХ в., а также то обстоятельство, что усвоение русского языка не влекло забвения родного языка и национальных традиций9, т.е. не приводило к денационализации национальных сообществ. В первом синтезе молдавской истории, изданном после распада СССР, «Истории Республики Молдова с древнейших времен до наших дней»10, языковая политика советских времен обоснованно определена как исходящая из лингвистических реалий. В книге приведены данные переписи населения 1989 г., согласно которым русский язык являлся родным или вторым, которым свободно владеют, для 68% населения Молдавии, в том числе для 58% молдаван; молдавский язык, отмечено авторами, являлся таковым только для 66% населения, включая 11% лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам. Оба языка являлись языками официального и профессионального общения, делопроизводства, массовой информации, образования, т.е. де-факто обладали официальным статусом. Актуализацию вопросов языковой политики в Молдавии авторы связывают с общесоюзными процессами, а осуществление мер по ограничению сферы функционирования русского языка в Молдавии - также с деятельностью прорумынских национал-радикалов.
Традиционный у молдаван характер владения русским языком и их участие в защите его функционального пространства в другие кризисные времена ХХ столетия - в период румынских оккупации 1918-1940 и 1941-1944 гг. раскрыт в монографии «Молдавская самобытность». Отношение молдаван к русскому языку даже в периоды, когда его публичное использование преследовалось румынскими властями, показано в книге, было положительным. Благодаря поддержке молдаван он и в годы двух оккупаций в основном сохранил функцию языка межнационального общения11. Положительное отношение молдаван к усвоению и использованию русского языка в советский период признают и авторы-унионисты. Юлиан Фрунташу, автор монографии «Эт-нополитическая история Бессарабии», квалифицирует его как некую врожденную «русофилию» молдаван12, по его мнению, явление порочное. Стремление молдаван усвоить русский язык автор, противореча себе, пытается объяснить также соображениями карьерного роста, свойственными функционерам, но никак не большинству этноса.
Вопреки намерениям автора, усвоение русского языка молдаванами предстает в книге как часть процесса их культурализации. «Знание
русского языка, - отмечает Ю.Фрунташу далее, - было непосредственно связано с идеей социального, политического и вообще человеческого прогресса. Отсутствие русских языковых навыков трактовалось как непреодолимое препятствие социальной эволюции индивида. [...] В СССР не было возможно, по определению, существование культурного индивида без знания русского языка». Вопрос о возможности существования таких индивидов в современной Молдове им опущен. По существу опровергая тезис о якобы имевшей место в прошлом «русификации» титульной нации, автор приводит цифру: в начале 70-х гг. только 34% молдаван бегло говорили по-русски. Не встретив возражений бывшего президента РМ М.И. Снегура, тезис о «русификации» аргументированно опровергает также его собеседник политолог Э.Г. Волков13.
Уже по мотивам, названным Ю. Фрунташу, оценка отношений русского и молдавского языков как конкурентных, данная Татьяной Млечко в монографии «Быть или не быть? Русский язык в системе образования Республики Молдова»14, представляется спорной. Административного принуждения в сфере функционирования русского языка не допускалось, в нем просто не было необходимости. Уже средняя школа обеспечивала молодежи возможность изъясняться на русском языке, и предубеждений по части его использования в массах молдаван не существовало. Исследовательницей отмечена «этническая совместимость» народов Молдавии и убедительно обоснована особая консолидирующая роль русского языка в полиэтничном обществе Молдавии. Из 482,2 тыс. жителей, при переписи 1989 г. назвавших родным язык, не совпадающий с их национальной самоидентификацией, 446,4 тыс. назвали родным русский язык. Справедливо подчеркнут автором функциональный в политико-социальном отношении характер вопроса о статусе языков. «Мобилизованный лингвицизм» (термин академика М.Н. Губогло) мажоритарной нации, - отмечает Т.П. Млечко, - представлял собой способ произвести неравное разделение власти и ресурсов между группами, которые определяются на основе языка, обоснованно подтвержден ссылкой на тезис титульных национал-радикалов о коренных и некоренных жителях Молдавии. В соответствии с ним коренные обладают всеми гражданскими правами, они являются государствообразующей нацией, а некоренные - лишь «совместно проживающими людьми других национальностей».
Данное в книге объяснение прочности позиций русского языка и системы образования, функционирующей на русском языке, его ролью как одного из мировых языков, его распространенностью на постсоветском пространстве, а также социолингвистическими факторами представляется справедливым, но неполным. Имели место также исторические причины, указанные в научных исследованиях предшеству-
ющего периода15, но целенаправленно предаваемые забвению в Республике Молдова. Однако термин «русификация», используемый мажоритарными национал-радикалами при характеристике национальноязыковой политики, проводимой российским правительством в Бессарабии в XIX - начале ХХ в. и правительством СССР в Молдавии после 1944 г., и призванный «оправдать» языковые гонения, развернутые в республике в 1989 г., Т.П. Млечко резонно определяет как пропагандистский: в начале ХХ в. критики пускали его в ход, с классовых позиций обличая «царизм», а в конце столетия - когда с позиций национализма ставили местному русскому населению в вину само присутствие русского языка в Молдавии. Хотя данное автором определение отношений русского и молдавского языков в системе образования независимой Молдовы представляется спорным, она права в другом: хотя с получением государственного статуса молдавский язык стал по юридическому положению языком №1, русский язык сохраняет информационную и образовательную конкурентоспособность.
Как достояние каждого из национальных сообществ Молдавии, обеспечивающее их представителям подлинное равенство возможностей социального продвижения, трактует массовое национально-русское двуязычие почетный действительный член Академии наук Молдовы, автор труда «Именем языка: очерки этнокультурной и этнополитичес-кой истории гагаузов» М.Н. Губогло16. Один из парадоксов новейшей истории гагаузов, отмечает исследователь, заключается в том, что большую часть ХХ в. им пришлось бороться за свободное использование не родного, а русского языка. Идея о сохранении своей национальной самобытности на базе двух языков - своей национальности и русского - укоренилась в среде гагаузов еще в 50-е гг. Массовое владение гагаузами русским языком, удалось показать М.Н. Губогло, не препятствовало утверждению гагаузской национальной идентичности. Владение русским языком освободило гагаузов от комплексов национального меньшинства при общении с молдаванам и обеспечило им равные с этническим большинством условия социального продвижения. На рубеже 60-х гг., показано в монографии «Русский язык в этно-политической истории гагаузов»17, гагаузы выступили против перевода школьного обучения на гагаузский язык. Эта мера, осуществленная официальным Кишиневом якобы во имя осуществления права гагаузов на обучение на родном языке, на деле грозила ограничить новому поколению доступ к высшему образованию и его социальное продвижение. Родители ответили на решение властей массовыми протестами, и республиканские власти были вынуждены возобновить обучение на русском языке. В 60-80-е годы ХХ в. оно стало фактором стремительного социально-культурного подъема гагаузского этноса
Гагаузский народ оценил выгоду двуязычия. Исследуя роль языкового вопроса в политическом размежевании в Молдавии на рубеже 90-х гг., М.Н. Губогло отметил коренное противоречие в отношении к русскому языку двух национально-политических формирований - «Народного фронта Молдавии» и Народного движения «Гагауз халкы». Если НФМ, декларируя свою поддержку функционированию гагаузского языка, требовал от гагаузов одновременного отказа от использования русского языка, т.е. смены языка межнационального общения, то в программе «Гагауз халкы» отношение к русскому языку было прямо противоположным. Придание государственного статуса только одному языку, молдавскому, полагали «халкисты», означало бы принятие курса на исчезновение гагаузов как этноса. Национально-русское и русско-национальное двуязычие гагаузы считали единственной возможной базой языковой политики в гагаузских районах. Игнорирование мажоритарными национал-радикалами этнокультурного выбора гагаузского народа вынудило гагаузское национальное движение защищать позиции русского языка в республике политическими средствами. Этническая мобилизация гагаузов, удалось показать автору, протекала под флагом защиты русского языка и во имя его сохранения в качестве национального достояния гагаузов.
С тем большим основанием опыт самоутверждения гагаузов посредством использования русского языка следует экстраполировать на процесс приобщения к русскому языку славянских сообществ Молдавии - украинцев и болгар, среди которых свободное владение русским языком распространено даже в большей степени, чем среди гагаузов. Тезис о том, что для украинцев русский язык стал литературной версией родной речи, высказанный на страницах журнала «Русин»18, возражений не вызвал. Выражая свою оценку степени приобщенности украинцев и болгар к русскому языку, в 1989 г. титульные национал-радикалы - авторы законопроекта «О функционировании языков на территории Молдавской ССР» - «забыли» включить в список языков, функционирующих на территории Молдавии, украинский и болгарский. «Возможно, - отмечает этнолог В.С. Степанов, - это объясняется тем, что в среде украинского и болгарского населения, наряду с родными языками был широко распространен русский, а в ряде населенных пунктов - и молдавский язык. Тем не менее, знак вопроса остается»19.
Характеризуя процесс распространения знания русского языка среди национальных сообществ республики, В.П. Степанов обоснованно отмечает: русский язык не подавлял других языков, и «на уровне бытового общения в Советской Молдавии звучала болгарская, гагаузская, украинская речь. Причем сложившиеся условия вполне устраивали национальные меньшинства, которые в 50- 60-е гг. даже отказыва-
лись от обучения на родном языке в пользу русского. [...] Требования в пользу русского иногда встречаются и по отношению к молдавскому языку»20. Социологические опросы, проведенные в 2002 г., показали, что для украинцев Приднестровья русский язык является первым или вторым языком, которым они свободно владеют, а на правобережье Днестра украинцы решительно выступают за придание именно русскому языку официального статуса. В ходе дискуссии о языках обучения украинцев, вспыхнувшей тогда же в кишиневской прессе, руководители украинских этнокультурных организаций решительно высказались против перевода школьного обучения в украинских селах Молдавии с русского языка на украинский21.
Не менее показательны языковые приоритеты болгар Молдавии. Интеллигенты-болгары, явствует из материалов сборника «По пути национальной духовности болгар Молдовы»22, владеют литературным болгарским языком. Но подавляющее большинство документов болгарского национального движения составлены на русском языке. В русском языке болгары видят свою социально-культурную опору, возможность сохранить болгарскую культурную идентичность и социальнокультурное равноправие при контактах с представителями других этносов, избежать провинциализации культуры болгарского населения Молдавии, сохранить узы солидарности болгар с другими национальными сообществами республики, необходимые для национального выживания немногочисленного этноса в демократическом государстве.
В восприятии национальными сообществами Молдавии русского языка как своего национального достояния - одна из главных, наряду с его информационной и культурной ценностью, причин защиты ими его социальных функций и правового статуса в период кризиса СССР и в независимой Республике Молдова.
Покушение на официальный статус русского языка -одна из главных причин гражданского конфликта
Это положение относится к числу замалчиваемых молдавскими политиками. Уважительно отозвавшись о приверженности людей своей национальной самобытности, бывший лидер партии аграриев и председатель парламента Д.Г. Моцпан23 даже в главе воспоминаний, посвященной Приднестровью, не упомянул о проблеме статуса русского языка. Экс-президент М.И. Снегур свою позицию по вопросу о функционировании русского языка в Молдавии сформулировал так: «Языком [официального] общения должен быть государственный язык, а русский язык остается языком общения между народами СССР»24. Попытка проведения в жизнь политики, построенной в соответствии с
этим принципом, вела к гражданскому конфликту. Между тем именно с критики билингвизма, с попыток доказать негативное воздействие на умственное развитие молдавских детей усвоения наряду с родным еще одного языка, развернутых в «перестроечной» публицистике в 1988-1989 гг., начали румынисты пропагандистское «обоснование» ограничения сферы функционирования русского языка25.
Но в исторической литературе положение о решающей роли языковой политики национал-радикалов в политическом расколе общества и дезинтеграции республики представляется общепризнанным. Исключение русского языка из делопроизводства, предъявление работникам лингвистических требований, отмечено в книге «Покушение на статус» (1997 г.), представляло собой создание предлога для этнической чистки в престижных и выгодных сферах деятельности, а его вытеснение из образования было призвано закрепить этносоциальные итоги кадровой политики. Уже первый законопроект о языковом режиме, предусматривающий исключение русского языка из официальной сферы, представлял собой разрыв не только с коммунистической политикой пестования национальных культур, но и с давней бессарабской традицией корректного обращения с национальными чувствами соотече-ственников26. Всеобщий характер протестов против установления в республике одноязыкового режима подчеркивает Чарлз Кинг (США), автор монографии «Молдаване». «Демонстрации против принятия законопроектов о языке, - отмечает он, - имели место по всей Бессарабии, особенно в городах с большой индустриальной базой и русскоязычным населением, как, например, на севере Бессарабии, в Бельцах. Но в Заднестровье лояльность по отношению к советской системе была сильнее, и здесь же языковые реформы - особенно тесты, предусмотренные новыми законами, - грозили встретить самый большой отпор. [...] Парламентское голосование в пользу молдавского языка стало началом событий. В ответ на это голосование местные Советы Тирасполя и других городов проголосовали против регламентов, переданных из центра, и постановили, что законы о языке не признаются действующими восточнее Днестра».Сознавая недостаточность объяснений возникновения Приднестровской государственности только преобладанием русского и украинского населения в регионе, автор оставляет вопрос нерешенным: «Имелось намного больше русских и украинцев западнее Днестра, чем в Приднестровье; в нескольких северных районах славянское население было столь же сконцентрировано, как и в районах восточнее Днестра»27.
Сознавая угрозу гражданскому миру, созданную публикацией дискриминационных для нетитульного населения законопроектов о языковом режима, весной 1989 г. требование о придании государственного статуса наряду с молдавским также русскому языку поддержала часть
молдавских традиционалистов. Профессор-молдаванин В.Н. Яковлев28, один из лидеров Интердвижения Молдавии «Унитате-Единство» и впоследствии председатель Союза молдаван Приднестровья, еще в апреле 1989 г. опубликовал проект Закона «О функционировании языков на территории Молдавской ССР», предусматривавший придание государственного статуса, наряду с молдавским, также русскому языку. Идеолог молдавизма историк В.Я. Гросул полагал, что лучшим решением вообще будет отказ от придания государственного статуса какому-либо языку. Когда ход событий сделал огосударствление языка мажоритарной нации неизбежным, он выступил за государственный статус также русского языка. «Введение русского языка в качестве второго государственного языка, - отметил он в 1995 г., - лишь юридически закрепит реальную ситуацию, усилит доверие русскоговорящих граждан к государственности Молдавии, в большей степени сделает их патриотами нашей республики.»29. В свою очередь поборники национального равноправия приветствовали изучение молдавского языка новым поколением и расширение сферы его функционирования, протестуя лишь против использования языкового рычага в целях маргинализации нетитульного населения. В монографии Т.П. Млечко30 опубликованы фрагменты ряда законопроектов, нацеленных на обеспечение гражданам права на выбор языка обучения детей и молодежи -молдавского или русского. «Речь о том, - полагает автор, - чтобы государственный язык был не вместо родного, а вместе, то есть наряду с родным языком».
Выдвижение и популяризацию требования о придании государственного статуса в многонациональной, в основном двуязычной республике только языку титульной нации авторы «Истории Республики Мол-дова»31 связывают с инициативой не молдавских, а румынских националистов, выступающих против национальной идентичности и культурного суверенитета молдавской нации и стремящихся противопоставить молдаван русскоязычному населению. В книге «Молдавская самобытность» (2007 г.) сама публикация первого законопроекта «О функционировании языков» 16 февраля 1989 г. расценивается как попытка политически расколоть молдаван, перенацелив часть молдавской интеллигенции с защиты молдавских национально-культурных ценностей, подвергаемых атакам румынистов, на борьбу за этнические преференции. Молдавские традиционалисты, показано в монографии, выступили за предоставление государственного статуса наряду с молдавским также русскому языку32.
Положительное отношение большинства молдаван к публичному использованию русского языка и согласие с его равноправным статусом в Молдавии подтверждено фактами. Альтернативный законопроект, включавший статью 5 «Молдавский, русский и другие языки на
равных началах используются всеми предприятиями, учреждениями, организациями, должностными лицами и гражданами, являющимися участниками политических, экономических, социально-культурных и иных регулируемых правом отношений», был разработан юристом-молдаванином профессором В.Н. Яковлевым33. Приветствуя придание государственного статуса молдавскому языку, в своем синтезе молдавской истории (2002 г.) В.Н. Стати34 приводит также сведения о негативных социально-экономических и политических последствиях этого акта для судеб немолдавского населения и гражданского согласия в Молдавии. Республику, пишет он, покинули десятки тысяч специалистов высокой квалификации, включая молдаван. Справедливо отмечая непричастность молдавских традиционалистов к развертыванию в республике национально-языковых притеснений, В.Н. Стати утверждает, что «Народный фронт Молдавии» был организацией румынской, а молдаване в тот период ни одной национальной организации не имели. С целью защиты национальных и социальных прав было образовано Движение «Унитате-Единство», объединяющее в основном русскоязычное население, в районах на левом берегу Днестра образовались Советы трудовых коллективов (СТК), а на юге - национальное движение гагаузов «Гагауз халкы».
Упомянув эти факты, далее историк пытается переложить на сограждан, требующих предоставления русскому языку официального статуса, часть вины за возникновение гражданского конфликта. Забывая о том, что одним из требований Республиканской стачки являлась защита молдавского алфавита и в ней участвовали десятки тысяч ра-бочих-молдаван, В.Н. Стати безосновательно трактует ее как выступление только русскоязычных, притом направленное «против молдавского языка»: «В дни, когда Верховный Совет обсуждал законы о государственности молдавского языка, функционировании языков, многие предприятия Кишинева объявили забастовку. Ситуация была более чем нелепой: крупные предприятия Молдавского государства объявили забастовку против декретирования государственного статуса молдавского языка». Спровоцировав своими экстремистскими действиями создание «Единства», СТК и «Гагауз халкы», утверждает историк, фронтисты достигли своей первой цели - политического раскола республики. Игнорируя исторический характер широкого функционирования русского языка в Молдавии и социально-политические последствия применения законов 13-й сессии, правоведы Н.Андроник,
В. Иванов и Г. Татар утверждают, что придание государственного статуса только молдавскому языку представляло собой всего лишь «устранение деформаций в языковом строительстве в Республике Молдо-ва»35, суть которых остается нераскрытой. В непонимании якобы «де-
мократической» сущности решений 13-й сессии Верховного Совета МССР - ведь русский язык сохранил «свое положение языка межнационального общения» - обвиняет забастовщиков В.С. Степанюк, автор монографии «Государственность молдавского народа» (2006 г.)36.
Наиболее решительно отказывает русским и другим национальным сообществам в праве на языковую свободу и на защиту своих интересов унионистская историография37. Как выступления в защиту языкового статус-кво, якобы, обеспечивающего «лингвистическое превосходство русских в общественной, экономической и культурной жизни» квалифицирует забастовки 1989 г. в своей «Этнополитической истории Бессарабии» Ю. Фрунташу. Но эти соображения, применимые при объяснении языкового поведения функционеров, не могут объяснить участия в стачке 1989 г. десятков тысяч рабочих-молдаван, а также двуязычия молдаван в настоящее время. Какой-либо связи между принятием в 1989 г. законодательства о языковом режиме и дезинтеграцией республики автор, занятый поисками в событиях в Молдавии «руки Москвы», не усматривает. Однако, констатируя отсутствие в республике антисоюзного сепаратизма, даже этот исследователь опровергает тезис о «неудовлетворенности» молдаван существующим в республике официальным двуязычием. Экс-президент П.Лучинский вообще обошел в мемуарах вниманием вопрос о языковых причинах гражданского конфликта, упомянув лишь о социальном недовольстве малоквалифицированных рабочих-молдаван38-
Статус русского языка и проекты создания автономий на юге и востоке Молдавии
Насилие в вопросе о выборе языка обучения, отмечено в работе «Покушение на статус», не только оскорбляло гражданское и национальное достоинство русских, украинцев, представителей других национальных меньшинств, но и сокращало шансы их детей получить высшее и профессиональное образование. Закрытие русско-молдавских школ, сокращение преподавания русского языка в молдавских школах ограничивало территориальную и, следовательно, социальную мобильность молдавской молодежи. Поэтому курс на ликвидацию образования на русском языке не мог быть принят обществом. Закрытие в Кишиневе русских дошкольных учреждений летом 1990 г., сокращение набора в группы с русским языком обучения в техникумах и профессионально-технических училищах, попытки унионистов обосновать требование о присоединении Молдавии к Румынии способствовали радикализации движения за национальное равноправие, возникновению в восточных и южных районах Молдавии территори-
альных образований, быстро прошедших путь от неподчинения Кишиневу в вопросах языка делопроизводства, официального общения и образования до экономического и политического суверенитета.
Попытка лишить русский язык официального статуса, явствует из материалов труда «История и культура гагаузов»39, сыграла ведущую роль в активизации гагаузского национального движения и в возникновении на юге Молдавии идеи автономизации региона. В 1989-1990 гг. обсуждались различные варианты автономии для юга Молдавии, преимущественно территориальные, с полиэтничным населением: Буджак-ской, Бессарабской, Гагаузско-Болгарской автономии, и только когда стала очевидной невозможность их осуществления, возобладала идея создания Гагаузской АССР. Главный смысл создания автономии в любой форме заключался в сохранении за русским языком официального статуса как условия сохранения этнополитического статус-кво. Как отмечает М.Н. Губогло40, стратегически точнее звучала бы формула не «язык для республики», а «республика для языка», ибо только сохранение за русским языком официального статуса и сферы его функционирования в Молдавии позволяло гагаузам сохранить конкурентоспособность на рынке труда, включая область управления. Интердвижение Молдавии «Унитате-Единство» поддержало требование ав-тономизации юга как меру противодействия утверждению в республике режима национальной дискриминации41.
Исключение русского языка из официальной сферы, предусмотренное национал-радикальными, - включая разработанный Рабочей группой Верховного Совета МССР, - законопроектами о языковом режиме, было признано неприемлемым и общественностью Приднестровья. Свидетельство тому - воспоминания участников создания Приднестровской государственности42 и документы того времени43. Развернувшая весной 1989 г. полемика в СМИ по вопросу о статусе молдавского и русского языков обусловила политизацию населения. При этом, как и на юге Молдавии, автономистское движение в Приднестровье, отражая его полиэтничность и стремление всех национальных сообществ Молдавии сохранить гражданское согласие, не возражало против государственного статуса первого, но требовало такого же статуса для русского языка.
Вынужденный характер автономизации восточных и южных районов Молдавии подтвержден и анализом событий в Кишиневе, данным в книге «Молдавская самобытность». Вопрос о целесообразности создания автономии на юге республики инициативная группа Интердвижения Молдавии обсуждала уже в начале 1989 г. При условии сохранения в Молдавии недискриминационного языкового режима, полагал ее председатель профессор-историк А.М. Лисецкий, автономизация
не нужна. Однако 16 февраля в органе Союза писателей Молдавии газете «Литература ши арта» был опубликован проект закона о языковом режиме. Государственный статус его авторы требовали предоставить только языку титульной нации; статьей 13 проекта была предусмотрена административная и даже уголовная ответственность должностных лиц, использующих в официальном общении язык, не обладающий таким статусом. Предание этого провокационного проекта гласности активизировало тенденции к самоопределению в регионах. Наряду с угрозой насильственного «объединения» Молдавии с Румынией и неприятием проводимой официальным Кишиневом политики румынизации местным молдавским населением, отмечено также в трудах по истории Приднестровья44, как угрозу социальной маргинализации восприняло население левобережья Днестра попытку лишить русский язык официального статуса.
Не соглашаясь с требованиями русскоязычного населения о придании русскому языку статуса государственного языка Молдавской ССР / ССР Молдова / Республики Молдова, молдавские традиционалисты решительно осуждают позицию унионистов по вопросу о придании русскому языку официального статуса в Приднестровье. «Власти восточномолдавских районов, - сочувственно отмечает В.Степанюк, -предложили объявить государственными два языка: молдавский и русский, хотя бы для них (последнее не соответствует действительности — П.Ш.). Кишинев высокомерно, с порога, отверг эти предложения, не учитывая историю этого молдавского края, его этнодемог-рафическую специфику, языковые и культурные особенности многонационального местного населения. Эта неконструктивная позиция, националистические экстремистские выходки сторонников Народного Фронта Молдовы (НФМ) углубили отчуждение между берегами Днестра, консолидируя позиции восточноднестровских общественных сепаратистских организаций, щедро питая убеждения населения молдавского Левобережья в том, что «Молдавия объединяется с Румыни-ей»45. Далее автор по существу признает обоснованность подобных убеждений, вновь указывая на унионистскую угрозу как фактор дезинтеграции Молдавии. Однако ответственность прорумынских национал-радикалов за дезинтеграцию республики по существу низводится до уровня тактической ошибки. Нерешенность вопроса о статусе русского языка как этносоциальной причине гражданского конфликта в Молдавии в книге отходит на второй план.
Мотивами «возмездия» местному русскому населению за прегрешения сталинского и даже царского «режимов» пытается обосновать политику ограничения сферы функционирования русского языка в Молдавии унионистская историография. В учебниках, написанных в русле
курса «История румын», эта тематика проигнорирована. Авторы «Истории Бессарабии» трактуют решения 13-й сессии ВС МССР как акт румынского торжества над русским языком, поскольку молдаван слишком долго, якобы, убеждали в том, что «единственным языком в СССР, способным выразить идеи и высокие чувства, является русский язык». Впрочем, лишение русского языка фактически имевшегося у него официального статуса они не расценивают как ущемление интересов даже русского меньшинства46. В. Василос, автор курса истории, предназначенного для студентов Технического университета47, даже индустриализацию Молдавии, ее урбанизацию и подъем образовательного уровня ее населения в 60-80-е гг. поставил в «вину» Союзу ССР. Тезис о «русификации» населения республики в этот период он абсурдным образом попытался «обосновать» фактическим статусом русского языка как языка государственного и языка межнационального общения, его использованием в делопроизводстве, данными о численном преобладании русских, украинцев и других нетитульных граждан среди населения Кишинева и некоторых других городов и выбором частью молдаван-горожан русского языка как языка аккультурации нового поколения. Риторика о правах человека отброшена и упомянутым Ю. Фрунташу48. Стремление русских, украинцев, гагаузов, болгар, а также части молдаван отстоять свое право на использование русского языка в отношениях с государственной администрацией, на получение образования и общественно значимой информации автор квалифицирует как проявления «русского шовинизма». Отрицая национальную идентичность молдаван, он именует их «бессарабскими румынами», а право «румын» навязывать нетитульному населению язык, получивший государственный статус, пытается обосновать заведомо несостоятельными ссылками на послевоенный голод, депортации сталинских времен и иные прегрешения «коммунистического режима».
Схематизмом отмечена трактовка гражданского конфликта исследователями Запада. Только в наличии в Приднестровье преимущественно русскоязычного населения видит причину сепарации Приднестровья Жан Нюзиль. Попытки компромиссного урегулирования гражданского конфликта в Молдавии, начиная с вопроса о статусе русского языка, французский автор рассматривает в контексте соперничества Запада и России. «Федерализация Республики Молдова по российской модели, - полагает он, - [...] имеет целью ликвидацию Республики Молдова и ее преобразование в антизападный российский протекто-рат»49. Не приведя данных об оппозиционности молдаван Москве,
Ч. Кинг в событиях 1989 г. усматривает «утверждение узким этническим шовинизмом местного суверенитета молдаван против имперских интересов или поражение советского "интернационализма"». Призна-
вая наличие в конфликте также внутримолдавской составляющей, но упуская из вида общесоюзный характер процесса, историк усматривает в актуализации языкового вопроса также продолжение борьбы за власть двух фракций молдавской номенклатуры, правобережной и левобережной, развернувшейся в 50-е гг. «Новые молдавские элиты Бессарабии, представленные такими людьми, как Мирча Снегур, - утверждает историк, - нашли в вопросе о языке полезный инструмент против старого заднестровского руководства, русифицированного и традиционалистского».
Однако союзный Центр, в 50-е гг. сделавший ставку на бессарабскую номенклатуру, уже утратил роль арбитра, кроме того, на этот раз в конфликт вмешалось политическое представительство нетитульного населения. «Хотя руководители организации «Единство» были согласны с тем, чтобы молдавский язык был провозглашен государственным языком, они настаивали на том, чтобы позиция русского языка была обеспечена путем его провозглашения вторым государственным языком». Назвав деятелей «Единства», по его мнению, сыгравших главные роли в инициировании Республиканской политической стачки, далее Ч. Кинг, противореча себе, приписывает ее организацию аппарату КПМ и «директорскому корпусу», в действительности, за немногими исключениями, занявшим позицию, враждебную забастовке: «Когда партийная газета одной из фабрик Тирасполя заблаговременно, в начале августа 1989 года, опубликовала проекты нового закона о языке, показывая русскоязычному населению, что Верховный Совет не собирается объявить русский язык вторым официальным языком, местные партийные кадры и руководители фабрик Заднестровья инициировали волну забастовок против языкового движения»50. Однако свидетельства массового характера движений в защиту национального равноправия в регионах, также приведенные автором, опровергают подобные суждения.
Бесстатусное положение русского языка и этногосударственные и межэтнические отношения
в Молдавии
К драматизации межэтнических отношений в Молдавии на почве неприятия законов 13-й сессии особенно склонны зарубежные авторы, мало осведомленные о местных традициях. «В ожидании нового языкового законодательства, - утверждает Ч.Кинг, - отношения между различными этническими сообществами Молдавии разрушились настолько, что бывшие союзники дошли до эффективных боев весной 1992 года»51. Допуская свободное функционирование в республике
СМИ на русском языке, бездоказательно утверждает Ж.Нюзиль, нынешнее правительство Молдовы провоцирует среди молдаван «состояние недовольства местным русским населением»52. Но молдавские авторы-унионисты, знающие реальное положение, избегают затрагивать эту тему, по существу признавая, что обострения отношений между титульным и нетитульным населением Молдавии, во всяком случае, в бытовом межличностном общении, не произошло даже в период Днестровской войны. Свидетельство тому - отсутствие фактов проявления межэтнической вражды даже в воспоминаниях молдавских участников событий53 и современников-румын54, склонных к демонизации противника.
Иное дело - отношение национальных меньшинств к государству, обретающему все более этнократический характер. Первые попытки возложить на их же политические формирования вину за распространение среди них недоверия к официальному Кишиневу были предприняты еще представителями руководства КПМ, взявшими курс на капитуляцию перед национал-радикалами. Первый секретарь ЦК КПМ Семен Гросул, отмечает политолог-унионист Г.Е. Кожокару, еще в сентябре 1989 г. «обвинил НФМ, "Единство", "Гагауз халкы" в деструктивных действиях, которые проявились в разделении населения республики по национальному признаку». Это утверждение было применимо к НФМ, но не к другим формированиям, по существу правозащитным. Однако далее шли обвинения в адрес участников «Единства», которые, якобы, «нередко принимают ультрареволюционные резолюции, поддерживают политические забастовки, выступают с призывами к свержению правительства, к созданию русскоязычной автоно-мии»55. Обходя вниманием требование о предоставлении русскому языку государственного статуса как главном вопросе массовых манифестаций, автор упоминает лишь о поддержке деятелями «Единства» идеи создания автономии на юге Молдавии на митингах, проведенных в Кишиневе, Комрате, Чадыр-Лунге. Высшего накала вражда к официальному Кишиневу, недоверие к парламенту и правительству достигли в молдавском обществе осенью 1990 г., после «похода» молдавских «волонтеров» против гагаузов и вооруженных столкновений молдавской полиции с населением в Дубоссарах, а также весной-летом 1992 г., во время вооруженного конфликта с Приднестровьем.
В 1994-1998 гг. молдавские традиционалисты, отстранив унионистов от главных рычагов государственной власти, несколько стабилизировали этногосударственные отношения. Движение «Единство» при поддержке Социалистической партии Молдовы и левых аграриев отстояло право граждан на свободный выбор языка обучения - молдавского или русского. Материалы выходящих в Кишиневе общественно-
политических, научных, исторических журналов56 и научных конферен-ций57 свидетельствуют о том, что русский язык остается в Молдавии языком публичным. Он используется в сфере политики, массовой информации, культуры, межнационального и, в меньшей степени, официального общения, науки. Конституцией 1994 г. признано право на сохранение, развитие и функционирование русского и других языков, используемых на территории страны. В республике сохранена вертикаль воспитания/ образования, функционирующая на русском языке. Граждане вправе в устной и письменной форме обращаться в государственные учреждения на русском языке и получать на этом языке ответы. На двух языках, молдавском и русском, публикуются официальные акты, принимаемые парламентом, заполняются удостоверения личности граждан. Нормативная база для свободного функционирования русского языка, созданная в республике, закрепляет за русским второе - после государственного молдавского - место в иерархии функционирующих на территории Молдавии языков. Русский язык остается востребованным у молдавской молодежи. В высших учебных заведениях Кишинева и Бельц молдаване составляют большинство студентов внебюджетных (платных) академических групп с русским языком обучения.
Вместе с тем в отсутствие у русского языка закрепленного в законе официального статуса его позиции остаются необеспеченными. Вследствие применения требований относительно обязательного знания служащими государственного языка (ст. 7 Закона «О функционировании языков.») завершается процесс моноэтнизации государственного аппарата. Его комплектование прежде всего по языковому, т.е. этническому принципу подпитывает среди функционеров шовинизм, укрепляя социальную базу унионистских политических формирований. Их активисты призывают молдаван отвечать только по-молдавски даже тогда, когда к ним обращаются на русском языке. Отсутствие у русского языка официального статуса служит национал-радикалам предлогом для выдвижения требований об «адаптации» русскоязычных граждан Молдавии к «румыноязычной» этнической среде, прежде всего об «усвоении и элементарном использовании румынского язы-ка»58. Существенная часть молдавской молодежи получает образование в Румынии, усваивая там не только румынский язык и профессиональные знания, но и румынскую традицию языкового поведения, отличную от молдавской. Система школьного обучения русскому языку в молдавских школах во многом разрушена. Он преподается как иностранный, что не обеспечивает молдавской молодежи усвоения даже разговорного русского языка. Столь же неудовлетворительно поставлено обучение молдавскому языку в школах с русским языком препо-
давания. Элементарное взаимное непонимание между русскоязычной и молдо- (румыно-) язычной молодежью нарастает.
Тем самым создаются предпосылки грядущего этнополитического конфликта на языковой почве, какового удалось избежать в конце 80-х - 90-е гг. Уже в тот период, показали социологические исследования, проведенные в Молдавии в 90-е гг. московскими этнологами С.С. Са-воскулом, И.А. Субботиной и Л.В. Остапенко59, у местной русской молодежи сформировалась установка на эмиграцию в Россию или дальнее зарубежье как предпочтительный способ решения социальных проблем. Эффект «выталкивания», явствует из результатов данных исследований, достигнут вследствие применения именно этнолингвистического прессинга, поскольку существенного ухудшения социально-экономического положения русских по сравнению с положением молдаван в республике не произошло.
* * *
Историография проблематики статуса русского языка в Молдавии богата и разнообразна, что представляет собой дополнительное свидетельство политической актуальности этого вопроса. Рассмотренные работы историков, этнологов и политологов свидетельствуют о следующем:
Отсутствие у русского языка официального статуса способствует дальнейшей этнократической эволюции Республики Молдова. Оно остается источником напряженности в этногосударственных отношениях и стимулирует унионизм, движение, направленное против самого существования молдавской государственности.
«Национализация» Молдавии при посредстве маргинализации русского языка оказалась несовместима с демократизацией. Отношение политических формирований Молдовы, именующих себя «демократическими», к гражданским правам и свободам «нетитульного» населения, в первую очередь, к его праву на свободный выбор языка официального общения, образования, массовой информации, науки, культуры, свидетельствует об имитационном характере «демократии», установленной в Республике Молдова вследствие придания государственного статуса в полиэтничной, в основном двуязычной республике только одному языку - языку титульной нации.
Политика маргинализации русского языка не следовала из этнолингвистической и этнополитической ситуации в Молдавии. Она была инициирована извне и изначально служила не социально-культурным нуждам молдавской нации, а клановым интересам титульной бюрократии и интеллигенции. Характер этой политики в основном определялся правительственными кругами Румынии, геополитическими устремлениями ее правящих кругов. Требования перевода обучения гагаузов, укра-
инцев и болгар на родные языки, также выдвигаемые прорумынскими национал-радикалами, представляют собой тактическую уловку, направленную на раскол сообщества русскоязычных, социальную маргинализацию нового поколения «немолдаван» и конечный перевод всего обучения в РМ на государственный язык.
Подводя итог насильственной языковой «реформации» конца ХХ в. на пространстве от Триеста до Владивостока, этнолог Э. Хобсбаум сделал вывод, прискорбный для инициаторов этнополитических игр на постсоветском пространстве вообще и в Молдавии в частности: «Этнолингвистическая сепарация не обеспечивает прочной основы для упорядочения, хотя бы в общих чертах, мирового порядка. Для 1/5 земной поверхности [политические] карты являются временными. Одно дело ясно - что будущее этих стран зависит от игр, идущих на совсем ином уровне. За исключением России, которая, вероятно, останется политической величиной»60. В том, что попытка исключить русский язык из жизни Молдавии, провалилась, сомнений нет.
ЛИТЕРАТУРА
1. См.: СулякС.Г. Осколки Святой Руси. Кишинев. 2004.
2. См.: Славяно-молдавские летописи. М., 1973; Primele istorii ale Moldovei. Cronografia moldo-slavona. Editie alcatuita si completata de Vasile Stati. Chisinau: Lumina, 2007; Мохов Н.А. Молдавия эпохи феодализма. Кишинев, 1967.
3. А се ведя: Молдова ын епока феудализмулуй. Документе славо-молдове-нешть. Алкэтуиторий: А.Н. Никитич, Д.М. Драгнев, Л.И. Светличная. Суб ред. луй П.В. Советов. Вол. I. Кишинэу 1961; Вол.П. Кишинэу, 1978; Вол. III. Киши-нэу. 1982; ВолУ Кишинэу 1987; Вол. У1Кишинэу,1992; Вол. VII. (Ын 2 пэрць). Кишинэу 1975; Руссев Е.М. Кронография молдовеняскэ дин сек. XV-XVIII. Кишинэу 1977; Его же. Молдавское летописание - памятник феодальной идеологии. Кишинев, 1982.
4. А се ведя: История литературий молдовенешть. Волумул 1. Де ла орижинь пынэ ла 1840. Кишинэу 1986; Волумул II. Де ла 1840 пынэ ла 1917. Кишинэу, 1988; Волумул III. Де ла 1917 пынэ ла 1955. Партя 1. Кишинэу. 1990; Стати В. История Молдовы. Кишинев, 2003.
5. A se vedea: Istoria Moldovei in date. Elaborata: Vasile Stati. Chisinau, 1998; Шорников П.М. Молдавская самобытность. Тирасполь, 2007.
6. См.: Губогло М.Н. Языки этнической мобилизации. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998; Субботина И.А. Стратегия поведения русской молодежи в странах нового зарубежья: Молдавия. М.: ЦИМО,1998; Остапенко Л.В., СубботинаИ.А. Русские Молдавии: миграция или адаптация? М.: ЦИМО, 1998; Савоскул С.С. Русские нового Зарубежья: выбор судьбы. М.: Наука. 2001;
7. См.: Савоскул С. С. Указ. соч., С. 127, 222-231 и др.; Шорников П.М. Покушение на статус: Этнополитические процессы в Молдавии. 1988-1996. Кишинев, 1997; Млечко Т.П. Быть или не быть? Русский язык в системе образования
Республики Молдова. 1989-1999. Кишинев, 1999.
8. Подробнее см.: Шорников П. Парламентская деятельность В.Б. Сеника // Исторический вестник Приднестровья. 2006.N 10. С.211-226; Он же. Лингвистическая полиция - инструмент национальной политики в Республике Молдова (1991-1994) // Общественная мысль Приднестровья 2005. N° 1(1). С.48-55.
9. См.: Бабилунга Н.В. Население Молдавии в прошлом веке: миграция? ассимиляция? русификация? Кишинев, 1990.
10. См.: История Республики Молдова с древнейших времен до наших дней. Кишинев. 1997.
11. См.: Шорников П.М. Молдавская самобытность. Тирасполь, 2007.
12. Fruntasu Iu. O istorie etnopolitica a Basarabiei. 1812-2002. Bucuresti-Chisinau, 2002. P 185-187.
13. См.: Mircea Snegur - Эдуард Волков. Откровенные диалоги. Chisinau: Draghistea, 2007. P. 627.
14. См.: Млечко Т.П. Указ. соч.
15. А се ведя: История литературий молдовенешть. Вол. 1. Де ла орижинь пынэ ла 1840. Кишинэу: Штиинца, 1986.
16. См.: Губогло М.Н. Именем языка. М.: Наука, 2006.
17. См.: Губогло М.Н. Русский язык в этнополитической истории гагаузов. М., ЦИМО. 2004.
18. Cм. подробнее: Шорников П. Парабола забвения: этническое самосознание русинов Молдавии в ХХ - начале XXI века // Международный исторический журнал «Русин» [Кишинев]. 2005. №2(2). С.151-177.
19. См.: СтепановВ.П. Развитие этногосударственного законотворчества в Республике Молдова (1989-2005 гг.) и деятельность государственных учреждений в деле защиты прав и свобод национальных меньшинств (на примере украинского населения) // Revista de etnografie si culturologie. Nr.1. Chisinau. 2006. B. 33.
20. Cм.: Степанов В.П. Украинцы Республики Молдова. Очерки трансформационного периода (1989-2005). Кишинев, 2007.
21. Там же. С. 491-503, 512, 513.
22. Cм.: По пути национальной духовности болгар Молдовы / Сост.: И. Грек, Н.Червенков, Т. Шикирлийская. Кишинев, 2005.
23. См.: МоцпанД. Шипы и розы. Chisinau: Princeps. 2005.
24. См.: Mircea Snegur - Yaorda AЇё§Їa. ЇП§йЇаНшІ аШЇас.
25. А се ведя: Адевэрул ка аер ал ренаштерий. Кулежере де публичистикэ. -Кишинэу Картя Молдовеняскэ. 1988; Сака Серафим. Пентру тине бат. Карте де конворбирь, артиколе, ынсемнэрь. Кишинэу: Литература артистикэ, 1988; О луптэ, о суферинцэ ши.. .Материале дин сэпт. «Литература ши арта». Киши-нэу:Литература артистикэ, 1989; Поварэ сау тезаур сфынт? [Деспре старя лим-бий м олдовенешть]/ Алк. И.И. Лупан. -Кишинэу Картя Молдовеняскэ. 1989; Алежем депутаць ай попорулуй: пьедичь ши грешель. Кишинэу: Картя Молдовеняскэ, 1989; Как больно. Обращения, письма, статьи. О чем тревожится, к чему зовет, за что борется интеллигенция республики. Кишинев: Литература артистикэ, 1989; Ындемн ла ынэлцаре ын историе./ Алк. Л.Булат. Кишинэу: Картя Молдовеняскэ, 1990; Basarabia si basarabenii. Chisinau: Uniunea scriitorilor din Moldova. 1991; Istoricul an 1989 / Red.-alc. L.Bucataru. Chisinau: Universitas,
1991; Situatia sociolingvistica din R.S.S.M. reflectata in presa periodica (1987-1989). Vol. I. Partea 1. Chisinau, 1999.
26. См.: Шорников П.М. Покушение на статус. Этнополитические процессы в Молдавии в годы кризиса. 1988-1996. Кишинев, 1997. С.З.
27. King Charles. Moldovenii. Romania, Rusia si politica culturala. Chisinau: ARC, 2002. B. 191, 192.
28. См.: Яковлев В.Н. Тернистый путь к справедливости. Тирасполь, 1993.
29. См.: Шорников П.М. Молдавская самобытность.
30. См.: Млечко Т.П. Указ. соч.
31. См. История Республики Молдова с древнейших времен до наших дней. Кишинев, 1997.
32. См.: Шорников П.М. Молдавская самобытность. С.326, 329.
33. См.: Яковлев В.Н. Тернистый путь к справедливости. Тирасполь, 1993.
34. A se vedea: Stati V Istoria Moldovei. Chisinau: Vivar-Editor, 2002. B. 374-378.
35. См.: Андроник Н., Иванов В., Татар Г. Государственный суверенитет Республики Молдова. Кишинев, 2000. С.137-139.
36. См.: СтепанюкВ.Ф. Государственность молдавского народа: исторические, политические и правовые аспекты. Кишинев, 2006.
37. См.: История Бессарабии. От истоков до 1998 года. Изд. 2-е, переработанное. Координатор И.Скурту. Кишинэу, 2001. С.303.
38. См.: ЛучинскийП. Молдова и молдаване. Кишинев, 2007.
39. См.: История и культура гагаузов / Коорд. С.Булгар. Кишинэу-Комрат. Понтос, 2006.
40. См.: Губогло М.Н. Русский язык в этнополитической истории гагаузов. М.: ЦИМО, 2004.
41. Подробнее см.: Шорников П.М. Буджакский узел: дискуссии по вопросу о создании автономии на юге Молдавии и в Придунайских землях Украины. 1988-1991 гг. // Курсом изменяющейся Молдовы / Под ред. М.Н. Губогло. М., 2006.
42. См.: Начало: Сб. воспоминаний / Сост. А.З. Волкова. Тирасполь, 2000.
43. См.: Волкова А. Горячее лето 1989 года. Тирасполь, 2004; Она же. Референдумы в Приднестровской Молдавской Республике (1989-2003 гг.). Тирасполь, 2005; она же. Съезды депутатов всех уровней Приднестровской Молдавской Республики (1990-2006 гг.). Тирасполь, 2006.
44. См.: Феномен Приднестровья. Тирасполь. РИО ПГУ 2000; История Приднестровской Молдавской Республики. Т.П. Ч.2. Тирасполь, 2001.
45. Степанюк В. Указ. соч. С, 394, 395.
46. История Бессарабии . От истоков до 1998 года. С.303.
47. A se vedea: Istoria Romanilor: curs universitar / Vasile Vasilos. Chisinau: Civitas, 2003;
48. A se vedea: Fruntasu Iu. O istorie etnopolitica a Basarabiei. 1812-2002. Bucuresti; Chisinau, 2002.
49. Nouzille J. Moldova: istoria tragica a unei regiuni europene. Chisinau, 2005. P. 203, 248.
50. A se vedea: Charles King. Moldovenii. Romania, Rusia si politica culturala. BB. 144, 145.
51. King Charles. Moldovenii. Romania, Rusia si politica culturala. B. 191.
52. A se vedea: Nouzille J. Op. cit. B. 235.
53. См.: КрянгэП. Я хочу рассказать...Кишинэу. 1998; Grecu V. O viziune din focarul conflictului de la Dubasari. Chisinau: Prut International, 2005; Cojocaru Gh.E. Separatismul in slujba imperiului. Chisinau: Civitas, 2000; Grecu V. O viziune din focarul conflictului de la Dubasari. Chisinau, 2005; Muntean A., Cibotaru N. Razboiul de pe Nistru (1990-1992). AGER- economistul. Bucuresti, 2004; Munteanu Anatol. Sacrificiu si tradare. Razboiul de secesiune din Republica Moldova (19901992). Bucuresti, 2005.
54. A se vedea: Barsan V. Masacrul inocentilor. Razboiul din Moldova. Bucuresti, 1993.
55. A se vedea: Cojocaru Gh.E. 1989 la Est de Prut. Chisinau: Prut International, 2001. P. 154, 155.
56. См.: Русский альбом. Исторический и литературный журнал (всего вышло 9 номеров); Вестник Славянского университета (10 выпусков); Славянские чтения (8 выпусков); Мысль. Общественно-политический и научный журнал ЦК ПКРМ (37 номеров); Русин. Международный исторический журнал (8 номеров).
57. См.: Русские Молдовы: история, язык, культура. Материалы научно-практ. конференции. Кишинев, 1994; Славянские культуры в инонациональной среде. Кишинев, 1995; Национальные отношения в Республике Молдова на современном этапе и пути их оптимизации. Кишинев, 1999; Вне России: Сб. научных статей о русских и русской культуре Молдовы. Кишинев, 1997; Procesele integrationiste din Republica Moldova: elaborarea strategiei nationale. Chisinau, 2000; Положение русского языка и преподавание на русском языке вне России. Возможности использования международного опыта. Кишинев, 2005; Eoldova intre Est si Vest: identitatea nationala si orientarea europeana / CAPTES. Chisinau, 2001; Регюналш та нацюнальш eлиi: Хто формуе полиику? Материалi Мiжнародноi науковоi конференцг Чершвщ, 6-7 грудня 2001 р. Чершвщ: Бук-рек, 2002; Minoritatile nationale si relatiile interetnice: traditie europeana si experienta noilor democratii. Vol. 1-2. Iasi: Paneurop, 2002; Этногенез и этническая история гагаузов. Материалы и исследования, посвященные 150-летию В.А. Мошкова. Выпуск 1. Кишинев-Етулия: Ekim, 2002; Minoritatile nationale si relatiile interetnice: traditia europeana si experienta noilor democratii pentru Moldova. Vol.II. Iasi: Pan Europe, 2002; Нить времен. Материалы научно-практической конференции «Русское население Молдавии: история и современность». Кишинев, 2006; Русский язык в Республике Молдова: реалии и перспективы. Кишинев, 2007 и др.
58. См.: Кожокару Н. Проблема адаптации нерумыноязычного населения Республики Молдова к автохтонной этнической среде. Кишинэу: Tehnica-info, 2004
59. См.: СубботинаИ.А. Стратегия поведения русской молодежи в странах нового зарубежья: Молдавия. М.: ЦИМО,1998; ОстапенкоЛ.В., Субботина И.А. Русские Молдавии: миграция или адаптация? М.: ЦИМО, 1998; Савоскул
С.С. Русские нового Зарубежья: выбор судьбы. М.: Наука, 2001.
60. A se vedea: Hobsbawn E.J. Natiuni si nationalism: din 1789 pina in present. Chisinau, 1997. P. 179.
