CC BY
55
ББК (Э)86.372-(Ю) 87.3(2) YAK 261.6-7
К.М. ТОВБИН
СТАРООБРЯДЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И НАСТУПЛЕНИЕ МОДЕРНА
K.M. TOVBIN
OLDBELIEVERS PHILOSOPHY AND MODERNITY APPROACH
В статье рассматривается петровский период русской секуляризации с точки зрения православных старообрядцев. Применимо к объекту исследования можно обнаружить нелинейность секулярного процесса, имевшую отражение в т. н. «парадоксальном» русском народном менталитете.
The article deals with Peter the Great period of Russian secularization with standpoint of orthodox oldbelievers. It is possible to find unlinearity of the secularization process, having reflection in «paradoxical» Russian ethnic mindset.
Ключевые слова: Раскол, Традиция, секуляризация, старообрядчество, цезаропа-пизм, сакральное.
Key words: The Raskol, Tradition, secularization, Old Believe, Old Ortodoxy, caesaro-papism, sanctity.
Старообрядческое восприятие наступления Модерна важно для понимания сущности секуляризации, в особенности секуляризации российской. Старообрядцы были первыми традиционалистами, изначально восставшими против секулярных тенденций [23]. Кроме того, оставшись на премодернист-ских позициях, но в то же время будучи в достаточной мере инкорпорированными в социально-экономические реалии послераскольной России, староверы продолжали ощущать и анализировать секуляризацию, прибегая при этом к сохранённому ими премодернистскому понятийному аппарату, который в силу непривычности не воспринимается нами как аппарат познания, однако,имеет в Традиции те же позиции, что и рациональная критика - в Модерне.
По мнению русских традиционалистов-староверов, секуляризация выражалась в отрыве политического от священного. На первом этапе разделения светского и священного Алексей Михайлович притормаживал процессы, инициированные им самим, и политическая борьба его времени была борьбой идеологий и личностей. Однако затем наступает новый период - вычленение самостоятельного политического начала, которое ко времени правления Петра Первого пришло к классическому европейскому виду. Хотя при Петре десакрализация общества была непоследовательной, им были созданы институциональные основания секуляризации, действовавшие до ХХ века. Предметом данного исследования является именно описание процесса институциональной трансформации секуляризации в России.
Правление Петра усилило тенденции секуляризации, смешав тенденции остаточного поствизантизма и европейского модернистского менталитета. Эффективность петровского проекта в оттеснении Церкви и превращении
её в госинститут (чему нельзя найти прямых прецедентов и подобий в истории) можно объяснить тем, что все идеологические нити, «завязанные» на Петре, были по своей природе в первую очередь десакрализаторскими:
• светское европейское представление о государстве как машине и о государе как кормчем безликого и бесчеловечного аппарата;
• византийский цезаропапизм, из которого, как правило, заимствовался не сакрально-политический, а именно светско-политический компонент (теофания вместо катехонии [2, с. 276]);
• поствизантийская политическая практика родителя Петра I и того, кто его родителю всегда был примером, - Ивана Грозного.
При Петре I проводилось последовательное инкорпорирование религиозных структур в ткань государства. Однако они вовлекались исключительно на светской основе - как орудия и механизмы государственной власти, переставшей восприниматься как послушание перед Богом. Перефразируя Доббелера, можно сказать об окончании превращения самодостаточного института (Церкви) в подсистему государства [2, с. 73]. Радикальные секу-лярные перемены, осуществлённые Петром над Церковью, означены Синели-ной: «Церковь выполняет следующие функции в российском обществе: культовая (богослужения, таинства, требы), духовного окормления верующих, социальной интеграции (ограниченная государством, которое взяло на себя эту функцию), экономическая (строго контролируемая и ограниченная государством), образовательная (кроме дворянства, и формальная в светских государственных учебных заведениях), воспитательная (в духе поддержки и защиты самодержавия), социального служения, благотворительность. Отменена политическая функция церкви (не имеет права и возможности вмешиваться в государственные дела). Культурная функция минимизируется - литература, искусства выходят из-под контроля церкви и развиваются в светском контексте. Государство придаёт церкви новые принудительные функции: полицейская (выведывать на исповеди и доносить о совершенных и планируемых преступлениях против государственной власти, о раскольниках, о не-исповедующихся, непричащающихся прихожанах), благотворительная (поселение на прокормление в монастыри инвалидов, солдатских вдов и сирот), образовательная (организация при архиерейских домах цифирных школ). <...> Государство берет на себя функции церкви - император по закону является верховным защитником и хранителем догматов господствующей веры. Функции, права и обязанности церковной иерархической власти приписаны светской самодержавной власти» [22, с. 37].
Таким образом, вместо Церкви (с которой ещё недавно староверы вели полемику, призывая царекатехоническую фигуру в арбитры [4, с. 325]) возникло совершенно новое образование - светское государство с Церковью как обслуживающим аппаратом. Причём в лице некоторых иерархов (например, Феофана Прокоповича)и деятельность, и кощунственные забавы «Отца Отечества» получали не только оправдание, но и идеологические обоснование [25, с. 77-86]. De facto имела место попытка возродить сочленённость духовного и светского, имевшая подобие в политике Юлия Цезаря - верховного понтифика.
Наступление Политического на Священное было столь быстрым и всеобщим, что в глазах староверов исчезало само российское христианство. Больше нет ни новообрядной Церкви, ни христианского государства, ни царя - «удерживающего теперь»; происходил выход из самой плоскости «праведный/неправедный государь» в некое внешнее пространство [24, с. 241]. На семиотическом уровне наблюдалось уничтожение сакрального знака «царь», хотя на лингвистическом или политологическом это видится лишь означением структурных сдвигов. На деле отрыв государя от Святого, носивший вид противодействия «затхлой московской старине», не был случайным: это была цельная программа Нового.
По ощущению староверов, произошла материализация «последнего времени», в котором торжествует «мерзость запустения на месте святом»: вместо «христианолюбивого царя» - светский император, вместо Церкви - государственный аппарат. Надо помнить, что с точки зрения Традиции не может быть пространства, освобождённого от Святого [6, с. 44-45]. То, что имитирует «мирское», «светское», на самом деле является противобожеским, антихристовым, чужим, «Русью зарубежной» [12, с. 15], кощунством и богохульством. Именно такие оценки давались староверами (особенно беспоповцами) Петру, Империи, Синодальной Церкви, служащей государству [8, с. 41].
Однако секулярная политика касалась не только Греко-Российской Церкви, в которой Пётр продолжал реформы по протестантским образцам (например, учреждение Синода). Эта политика была направлена и на прочие группы, староверы были лишь одной из них (хотя и наиболее альтернативной петровской идеологии). Пётр лишь маргинализировал и довёл до институци-онализации антистарообрядческие тенденции, существовавшие до него [15, с. 15]. Имена староверов вносились в специальный перечень. Они облагались двойными и тройными налогами, им запрещалось владеть богослужебными книгами, землёй, домами. Брак староверов объявлялся незаконным [3, с. 180; 11, с. 342; 1, с. 72]. Обязательная для православных мужчин борода облагалась особой податью. Предписывалось носить специальную шутовскую одежду и маркировку [17, с. 541-542]. Староверы, не внесённые в списки и уклоняющиеся от выполнения государственных «противораскольнических» законов, преследовались как преступники [21].
С другой стороны, священник-исследователь А. Синайский, стремясь оправдать церковную политику и доказать её самостоятельность, утверждал, что, хотя формально не Церковь, а государство преследовало староверов, на самом деле война с ними носила исключительно клерикальный характер, а государственный аппарат был орудием этой войны [20, с. 42].
При заявленной сращенности Греко-Российской Церкви с Российской Империей любые антицерковные деяния можно было квалифицировать как антигосударственные, чем и пользовались гонители староверов. По этой причине и имел место своеобразный идеологический кентавризм: в периоды активного противостояния светско-государственнического вектора клерикальному староверы («раскольники», противники Церкви) воспринимались государством как вполне адекватные граждане и правительство было заинтересовано в привлечении их капиталов в оборот (особенно при Екатерине II). Окончательный отказ от такого кентавризма произошёл при Николае I, воспринимавшим староверие однозначно как чуждый и вредоносный контргосударственный проект.
Староверы интуировали важный мировоззренческий сдвиг, произошедший при Петре I: самодержавный цезаропапизм (имевший ещё некоторое византистское обоснование) превратился в секулярный абсолютизм с закономерно радикальным отрывом-возвышением «кесарева» над «Божьим» [16, с. 11], самоотторжением от истории и Традиции, уничтожением самого Русского Мира. Петровское время - торжество Модерна - первое переворачивание традиционного положения вещей: государство и государь из служебного в отношении Церкви положения превращаются в господ, а Церковь и христианство превращаются в элементы секулярной государственной машины; главой Церкви становится государь, невзирая на свои личные качества [18, с. 578]. Церковь - на правах «ведомства православного исповедания», христианство - на уровне государственнической идеологии.
Другое измерение секуляризации - превращение мистических компонентов Православия в технические. К числу «противораскольнических» мер относились узаконенные «Духовным Регламентом» литургические и евхаристические формы контроля за «скрытым расколом»: обязательная ежегодная исповедь и Причастие превратились в способ вычленения «тайных раздорников» [21, с. 229-236]. «Несть лучшего знамения, почему познать
раскольщика» [9]. С другой стороны, от Петра и до Николая I Святое Причастие было способом «запечатывания» раскольников в Греко-Российской Церкви, потому насильственное Причастие превратилось в бюрократическое богохульство [13, с. 224-229]. Для огромного множества староверов XVIII века смерть (самосожжение) была предпочтительнее такого кощунства над Таинством Св. Евхаристии. Для самих же новообрядцев постоянные действия руководимых клиром чиновников по демонстративному осквернению древ-леправославных святынь и полицейского отношения к Таинствам и Святому породило прецеденты, в которых можно искать истоки поражающего своей кощунственностью «воинствующего атеизма» Ленина-Троцкого.
Чрезвычайная агрессия вынудила староверов по возможности удалиться от царя. Репрессии, принятые против них, ещё больше сплотили староверов и усилили мартирологическую самоидентификацию. Известный старообрядческий мыслитель начала ХХ века И.А. Кириллов писал: «Сонм мучеников, принявших венец терновый за правду старой веры, красноречиво говорит о её ценности и истинности» [12, с. 4]. Многие староверы-беспоповцы всерьёз полагали Петра инкарнацией Антихриста; основание этому - замещение им традиционной русской православной системы ценностей и ритуалов новой, западнической, мирской (безбожной), принятие светского титула «император» вместо сакрального «царь» [19, с. 81]. В старообрядческой среде были распространены послания инока Евфимия (основателя согласия не-товцев), утверждавшего, что Пётр I - полнота антихриста как собирательного явления: «И бысть самовластен, не имея никого в равенстве себе, восхитив на себя не токмо точию царскую власть, но и святительскую, Божию, бысть самовластный пастырь, едина безглавая глава над всеми <...> Ибо он древний змий, сатан, прелестник, свержен бысть за свою гордыню от горних ангельских чинов, сошёл по числу своему 1666 (год рождения Петра), взяв члены себе плотские, якоже святии пишут Ефрем и Ипполит: родится сосуд скверный от жены, и сатана в него вселится и начнет творити волею своею» [1, с. 168]. «Ибо егда оныи Петр зде, в Росийском государьстве, опроверг вся древния обычаи, въместо же онех возобновив еллинъския и римския отверженныя обычаи, тако и въместо царьскаго звания прия именоватися по-римъски император. Обаче на римъском языце сие императоръское имя глаголется без «мыслетей», яко же о том в букварях троязычных показует. И пишется сице: «шератор», еже значит 666» [10].
Соответственно, вся система политическая (Империя и абсолютизм), экономическая (государственно-бюрократический феодализм), культурная (германофильство), социальная (авторитаризм) и всё, что в рамках этих систем производилось, старообрядцами было объявлено апостасийными проявлениями.
Однако староверы увидели возможность существования в новом государстве посредством взяток или финансовой поддержки правительства, и деятельность по добыче денег - купечество - стала лидировать в старообрядчестве. Возможность откупиться от преследований взятками или повышенном налогом и разнообразными пошлинами (например, «бородовыми денегами») также привела к «вайшнавизации» староверов. И в этом аспекте виден модернистический запал: в Традиции человек, «делающий деньги», балансирует на границе понятия человека [7, с. 570]. Теперь же, начиная с времён Петра, образы купца и старообрядца тяготеют к сближению, которое будет достигнуто к ХХ веку. Образ Старой Руси, люто ненавидимой Петром, становится возможно выкупить и поселить на окраинах Империи.
Волюнтаристсткое послабление Петром своей антистарообрядческой политики в отношении некоторых групп беспоповцев (с которыми он по сути заключал финансовые контракты) привело к общему снижению напряжённости в его взаимоотношениях с поморами. Из всех староверов привилегированными (получавшими откупы и льготы) стали выговцы. В ответ выгов-цы внесли молитву за царя в свои требники, мотивируя это тем, что древняя
Церковь также молилась за языческих императоров во имя сохранения мира и покоя в государстве [5]. Сохранялось понимание, что даже царь-отступник продолжает пока что быть символом единства России. Символично и то, что теперь беспоповцами государь приравнивается к языческим кесарям древности - он иной, с ним не связывает ничто.
К остальным староверам, не поддававшимся петровскому обмирщению, упрямо отстаивавших свой образ Руси Святой, применялись самые строгие карательные меры: от ношения шутовской одежды до взимания огромных податей и репрессий при невозможности вносить плату [17, с. 541-542; 20, с. 42]. Старообрядчество было дифференцировано на «толерантное» и «упрямое». Староверы стали не просто «непослушными» - они были образом врага, ибо образ, вдохновлявший их, был образом вражеским для Петра, ненавидевшего русскую традицию. Именно государева армия стала карательным органом в ситуации, имеющей на первый взгляд чисто клерикальное измерение. Историк И.Н. Юркин пишет: «Тот факт, что раскол <...> из драматического эпизода истории русской церкви превратился в язву, столетиями разъедавшую единство нации - заслуга, на наш взгляд, в значительной степени гражданской власти, в первую очередь, основателя и строителя великой империи. Выбор предельно прост. Считаешь государя антихристом, отказываешься от воинской службы, избегаешь переписи, противишься его воле в назначении преемника - будешь наказан или уничтожен. Не считаешь, не отказываешься, не избегаешь, не противишься - лишь крестишься по-другому и не принимаешь окормление от священников синодальной церкви - плати штрафные деньги и разбирайся сам с этой церковью, которой даётся лишь меч духовный - увещевание. Если церковь в азарте борьбы иной раз и выходила за границы оставленных ей прав и самим Синодом установленных правил, то это были всё-таки исключения» [26, с. 364].
Такова реакция старообрядцев-традиционалистов на наступление Нового времени в России. Находясь не на консервативных, но именно на тра-диционалистических позициях, старообрядцы заключали аспекты секуляризации в демонологический язык, показывая тем самым полную непримиримость изначальных принципов Святой Руси, в охране и трансляции которых виделась сама сущность древлеправославия. Позиция староверов, тонко прочувствовавших новую эпоху, особо интересна сегодня при вступлении в эру Постмодерна, когда скрытые изъяны программы Модерна дают серьёзные ментальные трещины, расширение и динамика которых понятны только при обращении к его истокам и альтернативам.
Литература
1. Алексеев, Н.Н. Русский народ и государство [Текст] / Н.Н. Алексеев. - М. : Аграф, 1998. - 248 с.
2. Бакулов, В.Д. Социокультурные метаморфозы утопизма [Текст] / В.Д. Баку-лов. - Ростов н/Д : Изд-во РГУ, 2003. - 352 с.
3. Болотов, В.В. Двадцать лет законодательных реформ по расколу (18631883 г.) [Текст] / В.В. Болотов // Христианское чтение. - 1886. - № 7-8. -С. 178-238.
4. Вальденберг, В.Е. Древнерусские учения о пределах царской власти: Очерки русской политической литературы от Владимира Святого до конца XVII века [Текст] / В.Е. Вальденберг. - М. : Территория будущего, 2006. - 368 с.
5. Выговское сочинение в защиту моления за царя / Староверие в документах [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://starajavera.narod.ru/ kovylinu.html.
6. Генон, Р. Множественные состояния бытия [Текст] / Р. Генон // Множественные состояния бытия. Традиционные формы и космические циклы. -М. : Беловодье, 2012. - С. 21-126.
7. Генон, Р. Царство количества и знамения времени [Текст] / Р. Генон // Кризис современного мира. - М. : Эксмо, 2008. - С. 443-712.
8. Гурьянова, Н.С. Крестьянский антимонархический протест в старообрядческой эсхатологической литературе периода позднего феодализма [Текст] / Н.С. Гурьянова. - Новосибирск, 1988. - 282 с.
9. Духовный регламент 1721 г. / Библиотека Якова Кротова [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://krotov.info/acts/18/1/1721regl.html.
10. Евфимий. Титин / Староверие в документах [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://starajavera.narod.ru/evflmiytitin.zip.
11. Заозерский, Н.А. Результаты полемики по вопросу о раскольничьем браке [Текст] / Н.А. Заозерский // Богословский вестник. - 1896. - Т. 4. - № 11. -С. 327-342.
12. Кириллов, И.А. Правда старой веры [Текст] / И.А. Кириллов. - Барнаул : Изд-во ФПСХПБ РПСЦ, 2008. - 502 с.
13. Мельников, Ф.Е. Блуждающее богословие / Ф.Е. Мельников // В защиту старообрядческой иерархии. Блуждающее богословие. Об именословном пер-стосложении. - Барнаул : Изд-во Фонда поддержки строительства храма Покрова Пресвятыя Богородицы РПСЦ, 2002. - С. 111-316.
14. Нильский, И.Ф. Семейная жизнь в русском расколе: Исторический очерк раскольнического учения о браке [Текст] / И.Ф. Никольский. - СПб. : Изд-во Департамента Уделов, 1869. - 670 с.
15. Панченко, А.М. Начало Петровской реформы: идейная подоплёка [Текст] / А.М. Панченко // Итоги и проблемы изучения русской литературы XVIII века. - Л., 1989. - С. 5-16.
16. Панченко, А.М. Церковная реформа и культура Петровской эпохи [Текст] / А.М. Панченко // XVIII век. - СПб., 1991. - Сб. 17. - С. 3-16.
17. Полное собрание законов Российской Империи с 1649 года [Текст]. - СПб. : СЕИВ Канцелярия, 1830. - Т. VI. - С. 641-542.
18. Полное собрание законов Российской Империи с 1649 года [Текст]. - СПб. : СЕИВ Канцелярия, 1830. - Т. XXIV. - С. 578.
19. Савельева, М.Ю. Мифический характер монаршей власти в России на рубеже XVII-XVIII вв. [Текст] / М.Ю. Савельева // Человек между Царством и Империей : сб. материалов междун. конф. / ред. М.С. Киселёва. - М. : Изд-во РАН, 2003. - С. 75-88.
20. Синайский, А., свящ. Из истории мероприятий против раскола в первые годы синодального управления при Петре Великом / А. Синайский // Христианское чтение. - 1894. - № 7-8. - С. 41-68.
21. Синайский, А., свящ. Отношение русской церковной власти к расколу старообрядства в первые годы синодального управления при Петре Великом (1721-1725 г.) / А. Синайский. - СПб. : Синодальная типография, 1895. -С. 238-301.
22. Синелина, Ю.Ю. Циклический характер процесса секуляризации в России Социологический анализ: конец XVII - начало XXI века [Текст] : автореф. д-ра социол. наук / Ю.Ю. Синелина. - М., 2009. - 54 с.
23. Товбин, К.М. Староверие как «контрсекулярный проект» [Текст] / К.М. Тов-бин // Религиоведение. - 2006. - № 3. - С. 40-56.
24. Успенский, Б.А. Царь и Бог (Семиотические аспекты сакрализации монарха в России) [Текст] / Б.А. Успенский, В.М. Живов // Избранные труды. -М. : Языки русской культуры, 1996. - Т. 1. - С. 205-337.
25. Успенский, Б.А. Этюды о русской истории [Текст] / Б.А. Успенский. - СПб. : Азбука, 2002. - 152 с.
26. Юркин, И.Н. Государство и старообрядцы в первой трети XVIII века: действительно ли империя боролась с расколом? [Текст] / И.Н. Юркин // Человек между Царством и Империей : сб. материалов междунар. конф. / ред. М.С. Киселёва. - М. : Институт человека РАН, 2003. - С. 350-364.
27. Dobbelaere, K. Secularization: A multi-dimensional concept [Text] / K. Dob-belaere // Current Sociology. - 1981. - № 29 (2). - P. 66-79.
