Становление понятия «историческая политика» в польском социально-политическом дискурсе Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 327

Павел Доценко

Становление понятия «историческая политика» в польском

социально-политическом дискурсе

Аннотация. В статье рассматриваются различные взгляды на роль и значения понятия «историческая политика» в польском национальном дискурсе глазами польских исследователей. Делается попытка рассмотреть аргументы и позиции участников спора об исторической политике, её функциональной роли и существовании в целом. Также проводится анализ тенденции к поляризации польского общества не в последнюю очередь из-за различных представлений об истории, памяти и их роли в современном обществе. Показывается важность социального и политического контекста, поднимается вопрос о характере формирования нового польского патриотизма и о роли исторической политики в этом процессе. В конце статьи автор рассуждает о возможном слиянии «истории» и памяти.

Ключевые слова: культурная память, историческая память, историческая политика, Польша, национальная идентичность.

© Доценко Павел Андреевич - аспирант кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ. E-mail: [email protected]

Дискуссия об исторической политике, которая ведется уже не первый год, в последнее время приобретает всё большее значение в условиях роста национализма по всей Европе. В ходе продолжающегося обмена мнениями спор идёт по многим вопросам, однако мы позволим себе рассмотреть три наиболее значимых аспекта с нашей точки зрения: о самом понятии «историческая политика», о его содержании и о тех функциях, которые выполняет историческая политика. Сам факт употребления понятия «историческая политика» уже представляет собой определённый дискурс. По мнению его сторонников, это в большей степени категория нейтральная, которая пришла в Польшу из Германии (нем. Geschichtspolitik), выражающая некую интенциональную позицию по отношению к прошлому у определенной части польской интеллектуальной элиты. Главным популяризатором этого понятия в польском дискурсе принято считать польского исследователя Марека Чихоцкого. Во время одного из своих интервью он высказался так: «Трудно говорить обо мне как об авторе понятия или инициаторе дискуссии. Историческая политика работает в разных странах, и совершенно по-разному» (Rozmowy MW., 2006). Справедливо сказать, что использование понятия во многом является попыткой описать некое современное явление. То есть, с этой позиции явление становится важнее самого термина. Хотя если бы нам нужно было дать некое определение в контексте изучаемого вопроса, то мы бы сказали, что в нашем понимании это определенная интенсификация публичной дискуссии о прошлом и внутри страны и вне её, на уровне как местных, так и в общегосударственных институтов.

Апологеты этой концепции придерживаются мнения, что реализация исторической политики есть государственная обязанность, причем обусловленная сложившейся ситуацией. По их мнению, коллективная память неотделима от политики, потому как представляет собой основу любого общества. Такая позиция предполагает определённый комплекс мероприятий, который был бы характерен, например, для экономической политики. В частности, историческая политика должна применяться для усиления интеграционных процессов в отношении поляков (в идеологическом смысле предполагается единый общенациональный исторический нарратив) и для идентификации более широких социаль- о ных групп с государством. Историческая политика представляется как некая обязанность, которую «Польша должна выполнить, если хочет < быть в объединенной Европе не только бенефициаром выгод от партнёрской помощи, но и активным участником строительства общеевропейской идентичности (если о таковой в принципе еще можно говорить)» (Gawin D., Kowal 2005).

Такой концепт основывается на определенных выводах касательно изменения системы в 1980-х и 1990-х гг. Сторонники этой позиции считают, что Польша после падения социалистического строя считала опасными вопросы памяти, исторического прошлого и идентичности. Подобные темы считались некой «угрозой» демократическому развитию польского государства. Можно сказать, что в этот период отличительной чертой общества была «коллективная амнезия». Для примера можно вспомнить высказывание польского президента А. Квасьневского «Давайте выбирать будущее». Таким образом, прошлое отодвигается в сторону ради будущего (Cichocki M., 2005; Kostro R., Micha K., 2005). В контексте подобных описаний историческая политика приобретает национальное значение и становится некой надеждой на нравственные изменения в обществе, открывая путь для формирования новой польской исторической идентичности.

Иным образом «историческую политику» понимают её критики. Прежде всего, они отвергают нейтральный характер этого понятия, предполагающий отстраненность государства от управления общественным самосознанием (Dudek A., 2011). Критики нередко отмечали, что лозунг исторической политики каким-то образом стал частью программы партии «Право и справедливость» и благодаря этому смог войти в идеологический, общественный и политический дискурс. При этом внутренняя политика ПиС отчетливо соответствовала принципам исторической политики в понимании ее апологетов: она была нацелена на консолидацию общества вокруг единого исторического прошлого и героизировала его, популяризировала «правильный» взгляд на польскую историю (Словински К., 2020). Марцин Кула, польский исследователь, указывал на несколько причин, в связи с которыми он критически относится к исторической политике. Во-первых, с его точки зрения, сама выбранная терминология уже неудачна, так как объединяет в семантическом поле историю с политикой. Исследователь также говорит о том, что в позициях апологетов исторической политики есть некий «единственный и верный образ истории, который мы вносим в жизнь, память и сознание общества» (Kula M., 2006). Третий аргумент состоит в том, что понятие исторической политики подразумевает такое отношение к истории, которое бы про- 2

с

истекало из желания «слишком сосредоточиться на своем и затушевать о национальные комплексы». Эта позиция звучала не только у Марцина Кулы, но и у многих других участников дискуссий (Traba R., 2006). В целом, позиция критиков исторической политики выглядит следующим 5 образом: историческая политика — это такое представление позитивного отношения к национальному прошлому, при котором любой критический взгляд на события прошлого исключается; цель исторической политики —

защита партийных интересов и предвзятая трактовка истории. Критики опасаются, что сам концепт является проявлением процесса присвоения политикой разных сфер общественной жизни (например, с медиа). Мнения критиков исторической политики разнятся: одни высказывают опасения по поводу вмешательства государства в историческую науку, другие демонстрируют полное отторжение какой бы то ни было политической активности, которая нацелена на формирование у общественного сознания какого-либо определенного взгляда на прошлое.

В этом смысле кажется существенным вопрос, касающийся рамок исторической политики, которые находятся между обязательством государства по формированию исторического знания и соблазном национализации исторического прошлого для консолидации общества. Так же отвергается и тезис о том, что после разрушения коммунизма польское государство «отвернулось от истории», так и не осуществив определенную «декоммунизацию» в сфере коллективной памяти. С точки зрения польского историка и исследователя памяти Павла Махцевича, ещё в самом начале был осуществлен ряд мероприятий, которые соответствуют принципам исторической политики. Он упоминает смену герба и названия польского государства, а также вспоминает отмену национального праздника, который связан с образованием Польской Народной Республики, и введение новых празднеств. Кроме того, упоминается строительство новых памятников и демонтаж старых, или изменения названий улиц и площадей (Machcewicz 2006).

В дискуссиях о исторической политике столкнулись две противоположных стороны. Польский историк Анна Вольф-Повска замечает, что «историческая политика находится в постоянном напряжении между наукой и политикой», а сама дискуссия об исторической политике и о пользе этого понятия в большей степени напоминает взаимные расспросы. По ее мнению, эти категории тесно взаимосвязаны, а также находятся в контакте с другими сферами общественной деятельности. Политика господствует в рамках небольшого временного промежутка, в некоторых случаях от одних выборов и до других. С другой стороны, история, с точки зрения исследователя, это область неспешных преобразований. Вольф-Повска также отмечает, что «лозунг исторической поли- <

с

тики стал применяться в разных контекстах, как тема для научных или о иных конференций, или журналистский слоган» (Wolff-Poweska A., 2006).

Польский историк А. Менцвел попытался концептуализировать < понятие «историческая политика». Он выделил три сферы в ее рамках. Во-первых, историческая политика относится к деятельности органов государственной власти и доминирует в СМИ, находя своё выражение, например, в положениях о люстрации одних и о пожаловании приви-

легий и почестей в отношении других людей. Во-вторых, как отмечает исследователь, историческая политика начинает становиться областью действия «в сфере ценностей и символов, конструирования и отбора традиций, создания или воссоздания коллективной идентичности, в том числе национальной». В-третьих, Менцвел выделил еще одну, «большую» область исторической политики. Здесь мы говорим прежде всего об определенном целостном взгляде на историческое прошлое, предполагающем переосмысление постоянных исторических деформаций. Именно это, с точки зрения ученого, определяет будущую форму существования коллективной памяти, идентичности, разрушая старую и образую новую систему координат памяти. Кроме того, по его мнению, любые попытки дискредитировать такой «непрерывный исторический нарратив» не будут иметь успеха. Он формируется не искусственно, а естественным путем, «в индивидуальных действиях и общественных актах, в местных инициативах и региональных ассоциациях, в религиозных праздниках и государственных церемониях, потому что все мы чувствуем, что меняемся, в Польше, которой никогда раньше не было, и в Европе, которой никогда раньше не было» (Mencwel А., 2006).

Еще одним вектором в польском дискурсе является дискуссия о применении самой исторической политики. Центральным элементом в ней является вопрос о том, каким должен быть польский патриотизм в начале XXI в. Содержательным примером может быть полемика польских ученых Д. Карловича и Д. Гавина с известным эссе Ю. Липского «Dwie ojczyzny». Это был прежде всего рассказ о национальных страданиях „своих" и „чужих", ставящий под сомнение переоценку прошлого и настоящего отношений поляков с евреями и ближайшими соседями (личный опыт варшавского повстанца также говорит в пользу отказа от черно-белой перспективы в отношении немцев). Липский «взвешивал» страдания «других», за которые он возлагал ответственность на «своих», так что напрасно было искать черно-белую перспективу; вместо лозунга «они виноваты во всем» — болезненная правда: мы были и остаемся одновременно жертвами наших соседей и виновниками их страданий (Lipski J., 1989).

По мнению первого исследователя, модель критического патриотизма Липского сочетает в себе скептицизм и с христианским утверждением прощения и любви. По словам Гавина, «историческая политика в этой о концепции подчиняется полному господству этики, становясь сферой,

к

в которой не столько конструируется идентичность сообщества, а отвер- <

гается возможность какого-либо "проступка"». ¡^

<

Польский академик Д. Карлович придерживается несколько иной позиции. С его точки зрения, предложения Липского и последователей подобного образа мышления о польском патриотизме подрывают основы

того, что исследователь считает «аксиологической памятью». Это «запись канона ценностей, которые запечатлены в коллективном воображении и являются своего рода духовной конституцией общества» (Karlowicz D., 2005). Излишняя критика исторического прошлого дискредитирует эту аксиологическую сферу, что впоследствии приводит к тривиализации коллективной памяти. Чаще всего сторонники активного вмешательства государства в сферу исторической политики в большей степени опираются на истоки того патриотизма, который уходит корнями в XIX в. Примечательно, что второй по значимости двигатель исторической политики Польши — Музей истории Польши (первый, безусловно, Музей Варшавского восстания) выпустил брошюру, в которой постулировалось, что «деятельность музея должна подчеркивать, что является особенным, специфическим, увлекательным в польской истории. Польша — это страна, чьи республиканские и парламентские традиции являются одними из самых долгих в Европе, страна, где развиваются гражданские свободы, страна, достигшая беспрецедентной религиозной терпимости в современный период, страна самобытной культуры и традиций» (Muzeum Historii Polski, 2006). Интересно, что подобный взгляд на патриотизм базируется на единении католической церкви Польши и современного патриотизма.

Следует думать, что определение патриотизма, которое активно защищают апологеты исторической политики, в значительной степени обращено к ограниченному пониманию национализма, базирующегося на обыкновенном противопоставлении «мы — они». Строго говоря, основная задача защитников концепции исторической политики — это возрождение национальной «гордости» за собственное историческое прошлое, через фокус на позитивных исторических моментах. Сторонники этого подхода ратуют за исключение неблагоприятного образа польского прошлого из общественного дискурса и за «демонстрацию истинных, реальных героев, которые всё это время находились на задворках истории» (Nowak A., 2006).

Критики подобного патриотизма обращают внимание на ряд его серьезных недостатков. Некоторые подчеркивают противоборство между плюрализмом и, с другой стороны — позицией, которая предполагает < определенное «цементирование» единого взгляда на роль и задачи исто- о рической политики. Важно заметить, что первый вариант позиционируется как патриотизм, который обращен к нации, но не как к этнической < общности, а как к гражданской. По мнению польского историка Р. Трабы, главная задача исторической политики заключается не в постоянном поиске «противников» и не создании определенного взгляда на прошлое, который бы «повествовал о бесславных страницах польского национа-

лизма и католического интегризма, присвоивших себе исключительные права на польский патриотизм», а в определении места новых идей, которые используются для объяснения памяти, идентичности и исторического прошлого (Траба Р., 2009).

Цикл статей Анджея Менцвеля представляет собой попытку анализа концепции патриотизма, изложенной в дискуссии Д. Гавина и Д. Карловича вокруг эссе Ю. Липского. Менцвель утверждает, что отправной точкой дискуссии о польской идентичности и концептуализации патриотизма должно стать критическое и окончательное, до сих пор не осуществленное, осмысление идейного наследия Ю. Пилсудского и Р. Дмовского. Важно отметить, что автор предлагает рассматривать их идеи не буквально, а как «концентрацию смыслов», репрезентирующую две основные модели нации, общества и государства (Mencwel А., 2006).

Не углубляясь в детали аргументации Менцвеля, отметим, что, по его мнению, продолжение модели Дмовского после 1945 г. было отражено в деятельности польского политика и писателя Б. Пясецкого, в то время как критическое развитие модели Пилсудского нашло своё отражение в работах Е. Гедройца. Менцвель характеризует первую модель как «адаптивную, тоталитарную и сателлитную», противопоставляя ей вторую, которую он определяет, как «творческую, демократическую и независимую». Безусловно, обе традиции — это противоречивые модели о польской идентичности и патриотизме, с которыми связаны различные культурные представления, образовательные идеалы и воспитательные практики. Выводы Менцвеля, возможно, не отличаются особой новизной, но безусловно представляют четко сформулированную позицию.

Анализ вышеизложенного позволяет выделить по крайней мере три функции исторической памяти, а именно:

1. Первая функция (легитимирующая). Она подразумевает использование исторического нарратива для обоснования и укрепления существующего общественного строя и его ценностей. В современных демократических обществах эта функция реализуется через поощрение открытого диалога о прошлом, плюрализма мнений и толерантного отношения к различным историческим интерпретациям. Особенно важно это в контексте потенциаль- 2

с

ных угроз демократическим принципам со стороны государства, о стремящегося монополизировать исторический дискурс.

2. Вторая функция (интеграционная). Она предполагает использование исторической памяти как инструмента консолидации 5 общества, формирования чувства коллективной идентичности и солидарности. Субъекты, реализующие историческую политику, стремятся сплотить нацию вокруг единого видения прошлого,

мотивировать граждан к действиям, направленным на укрепление государства и поддержание общественного порядка.

3. Третья функция (демаркационная). Эта функция заключается в использовании исторической памяти для обозначения границ «мы» и «они», определения внутренних и внешних врагов, выявления и дискредитации идей, воспринимаемых как чуждые и опасные.

В контексте исследуемой нами дискуссии о функциях исторической памяти единство взглядов историков наблюдается лишь в отношении первой функции. Однако две другие — интеграционная и демаркационная — вызывают принципиальные разногласия и становятся предметом дискуссий.

Многие исследователи видят в исторической политике, используемой государством в рамках создания исторического нарратива, ключевой ресурс для консолидации нации и противодействии опасности, как внешней, так и внутренней. Они считают, что процесс насаждения коммунистической идеологии исказил реальное историческое прошлое и создал «лживый» нарратив о национальной истории. Для них крайне важно преодолеть последствия социалистического прошлого. Помимо прочего, историческая политика других государств, с их точки зрения, не учитывает польские национальные интересы и вредит им. Поэтому нужно активно проводить собственную историческую политику и дать отпор внешним угрозам. Они также считают, что оправданно будет вести т.н. контрпропаганду для борьбы с идеями времен Польской Народной Республики, отголоски влияния которой, с их точки зрения, существуют и после 1989 г. (Nowak A., 2006).

Трудно не обратить внимания на то, что исследователи, критикующие историческую политику, апеллируют к тем же самым доводам, однако дают их диаметрально противоположную оценку. Они считают, что текущая практика реализации исторической политики — это прямое возвращение к коммунизму, в первую очередь методам реализации и программе. Даже мысль о применении «жесткого» формата исторической политики в дипломатических вопросах вызывает у исследователей вопросы. Многие считали, что акцент на исторических конфликтах < не приведёт ко взаимопониманию и успеху. Например, польский историк о А. Валицкий высказывался на тему польско-российских отношений так: «Оба народа, польский и русский, необычайно чувствительны в вопросах исторической памяти. В наших отношениях часто случаются истерические реакции, и русские не избежали их. Если мы сами раздираем свои раны, то это не так уж плохо. Но настоящая проблема начинается тогда, когда поляки рвут русские раны, а русские — польские. Война за истори-

к

<

и <

^ ческую память не принесет полякам ничего хорошего. Поэтому я бы ре-^ комендовал снизить тон этих вопросов в большой политике. Давайте оставим дебаты об исторической памяти профессиональным историкам ^ и интеллектуальным разговорам» (Walzer M., 2006).

Среди противников исторической политики бытует мнение, ° что «исторический политик» часто ассоциируется с человеком, который £ высказывает мнения, не подкрепляя их фактами, и не стесняется отри-н цания других знаний. Такой человек бросает вызов основополагающим принципам исторической работы, направленной на поиск истины. Некоторые историки высказывают мнение, что историография должна быть независима, а историку не следует вовлекать свои политические симпатии в работу. Исследователи отмечают, что история может практиковаться двумя способами: невидимо и видимо (Nowak A., 2014). Иногда можно услышать более умеренные голоса, призывающие к компромиссу между политиками и историками. Они предлагают политикам признать важность истории, поддерживать исследования и образование и избегать манипуляций (Machcewicze R., 2005). Историки, в свою очередь, должны признать свой гражданский долг и значимость своих выводов для общества, сохраняя при этом независимость и избегая участия в политических играх.

Было бы упрощением считать, что дискуссия такого уровня отражает лишь конфликт между «независимым ученым» и «историком, вовлеченным в общественный этос». На самом деле это еще и спор о роли истории в обществе и ответственности историков. Здесь важны два вопроса: должен ли исследователь оставаться в стороне от политических манипуляций с прошлым или его задача — активно формировать историческую память? И должны ли историки ограничиваться научными принципами или брать на себя обязательства перед обществом, будь то государство, нация или сообщество?

Можно сделать несколько выводов о значении термина «историческая политика» в польском дискурсе. Во-первых, эта дискуссия всколыхнула академическое сообщество и показала, что прошлое, актуализированное в настоящем, обладает огромной силой и неотделимо от нашей культуры. Эмоциональный тон дискуссий показал, что идеи «свободного прошлого» и «гибкого будущего» 1990-х гг. ушли в прошлое, уступив место новым, более острым дебатам.

Во-вторых, дебаты о политике истории выявили противоречия в сфере истории и коллективной памяти, которые долгое время оставались непризнанными, изменив контекст, в рамках которого работают профессиональные историки. Как отмечал польский историк В. Вжосек,

исследователи осознают реальность своей работы, когда меняются условия её выполнения (Wrzosek W., 2006). Французский ученый Пьер Нора описал эту новую ситуацию как переход от личной, ненадежной памяти к стандартизированной истории, в которой коллективная память приобретает особое значение (Nora Р., 2001).

Это новое отождествление истории с памятью привело к тому, что эксплуатировать историю стало более выгодно, и историки потеряли монополию на интерпретацию прошлого. Сегодня историки делят эту роль с судьями, СМИ и другими людьми. Границы между повседневным и научным дискурсом становятся всё более размытыми, а темы, обсуждаемые в обеих сферах, всё чаще пересекаются. Дискуссии о политике памяти отражают разногласия между теми, кто рассматривает её как манипуляцию коллективной памятью, и теми, кто стремится возродить её как часть польского исторического опыта. В контексте этих дебатов остаётся открытым вопрос о том, какую модель исторической политики должно выбрать польское государство, особенно в отношениях с соседями.

Любая историческая политика неразрывно связана с системой ценностей. Важно понять, должна ли эта система основываться на гражданской парадигме, отражающей принципы прав человека и демократии, или на государственной парадигме, подчеркивающей национальные интересы. В настоящее время Польша, похоже, идёт по последнему пути, и даже с приходом к власти «Гражданской платформы» под руководством Д. Туска, который решительно противостоит партии «Право и справедливость», мы не видим каких-либо изменений в проводимой Польшей исторической политике. Отечественный исследователь О.Б. Неменский отмечает, что «... в Польше, как и в других странах, правые консервативные партии являются лидерами в формировании содержания и практики политики памяти» (Неменский О., 2023). Однако в конечном итоге ответ на этот вопрос не является однозначным по двум причинам: с одной стороны, трудности обусловлены геополитическим положением Польши. Не будет преувеличением сказать, что националистическая риторика вернулась. Польша, с другой стороны, всё еще стоит перед дилеммой, на какой платформе основывать программу современной исторической политики. Есть ли способ интеллектуально реализовать её, основываясь о на двух системах ценностей, и возможно ли это вообще?

к

<

и <

• СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ / REFERENCES

s

Е^ Неменский, О.Б. (2023). Формирование современной исторической политики Польши (2000-е гг.) // Славянский альманах. № 1-2. С. 159-192. DOI: 10.31168/2073-5731.2023.1-2.1.08

s Траба, Р. (2009). Польские споры об истории в XXI веке // Pro et Contra. № 3-4, Т. 13. С. 43-64.

ÖS

х Словински, К. (2020). Историческая политика партии «Право и Справедливость» // Современная Европа. № 1. С. 102-112. DOI: 10.15211/soveurope12020102112

s Cichocki, M. (2005). Czas silnych tozsamosci. Polityka historyczna. Historycy — politycy — prasa. Warszawa: Muzeum Powstania Warszawskiego.

Dudek, A. (2011). Historia i polityka w Polsce po 1989 roku. In: Skibinski, P. (ed.) (2011). Historycy i politycy. Polityka pami^ci w III RP. Warszawa.

Gawin, D., Kowal, P. (2005). Polska polityka historyczna. In: Panecka A. (ed.) (2005). Polityka historyczna. Historycy — politycy — prasa. Warszawa: Muzeum Powstania Warszawskiego.

Kariowicz, D. (2005). Pami^c aksjologiczna a historia. In: Kostro, R., Merta, T. (eds.) (2005). Pami^c i odpowiedzialnosc. Krakow: Osrodek Mysli Politycznej.

Kula, M. (2006). Wypowiede w dyskusji. In: Pami^c i polityka zagraniczna. Warszawa: Fundacja im. Stefana Batorego.

Lipski, J. (1989). Dwie ojczyzny — dwa patriotyzmy (uwagi o megalomanii narodowej i ksenofobii Polakow). Warszawa: NOWA.

Machcewicz, P. (2006). Polityka historyczna to nic nowego // Gazeta Wyborcza.

Machcewicze, Р. (2005). Polityka historyczna — rola historykow. In: Polityka historyczna. Historycy — politycy — prasa. Warszawa: Muzeum Powstania Warszawskiego.

Mencwel, A. (2006). Dwie trumny wiecznie zywe. Rzeczpospolita.

Mencwel, A. (2006). Tradycja do remontu. Rzeczpospolita.

Nora, P. (2001). Czas pamieci. Res Publica Nowa. No 7.

Nowak, A. (2006). Polska polityka historyczna, druko-wanej na lamach. Biuletynu IPN. No 5. S. 28-29.

Nowak, A. (2006). V diskusi Polska polityka historyczna. Biuletyn IPN.

Nowak, A. (2014). V diskusi Polska polityka historyczna. Biuletyn IPN.

Walzer, M. (2006). O liberalizmie, wspolnocie i historii. Przegl^d Polityczny. No 75.

Odkryg histori — zrozumieg wolnoeg // Muzeum Historii Polski: Warsaw, 2006.

Kostro, R., Micha, K. (2005). Odzyskac pami^c // Kostro, R., Merta, T. (eds.) (2005). Pami^c i odpowiedzialnosc. Krakow: Osrodek Mysli Politycznej.

Romanowski, A. (2006). Historia, klamstwo i banal. Gazeta Wyborcza.

Rozmowy, M.W. (2006). Polityka historyczna — za i przeciw. Mowi^ Wieki.

Sonik, L. (2006). Wojna o historie. Rzecpospolita.

Traba, R. (2006). Walka o kultur^. Przestrzen dialogu w najnowszej debacie o polskiej historii i pamieci. Przegl^d Polityczny. No 75. S. 45-53.

Wolff-Powgska, A. (2006). Panstwo precz od historii. Gazeta Wyborcza.

Wrzosek, W. (2006). Historiograficzny status historii narodowej. In: Wielokulturowe srodowisko historyczne Lwowa w XIX i XX w. Lvov—Rzeszow: Wydawnictwo Universytetu Rzeszowskiego.

к

<

С

<

THE FORMATION OF THE CONCEPT OF "HISTORICAL POLITICS" IN THE POLISH SOCIO-POLITICAL DISCOURSE

Pavel Dotsenko Russian State University for the Humanities, Moscow, Russia, e-mail: [email protected]

Abstract. The article examines various viewpoints on the role and meaning of the concept of "historical politics" in Polish national discourse, through the eyes of Polish researchers. An attempt is made to consider the arguments and positions of the participants in the dispute about historical politics, its functional role and existence in general. An analysis of the trend towards polarization in Polish society is also carried out, not least because of different ideas about history, memory and their role in modern society. As well as showing the importance of the social and political context, the question of the nature of the formation of a new Polish patriotism and the role of historical politics in this process is raised. The article concludes with the author discussing the possible fusion between history and memory.

Key words: cultural memory, historical memory, historical politics, Poland, national identity.

к

<

и <