CC BY
28
ББКТ63 YAK 329.11
Н.Н. ЛУПАРЕВА
N.N. LUPAREVA
СТАНОВЛЕНИЕ КОНСЕРВАТИВНО-НАУИОНАЛИСТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ СЕРГЕЯ НИКОЛАЕВИЧА ГЛИНКИ
GENESIS OF CONSERVATIVE AND NATIONALISTIC VIEWS OF SERGEY NIKOLAYEVICH GLINKA
Целью настоящей статьи явилось уточнение хронологических рамок периода общественно-политической деятельности Сергея Николаевича Глинки, который можно обозначить как консервативно-националистический. Использованные при написании статьи исторические источники позволили расширить круг уже известных исследователям факторов, способствовавших эволюции взглядов С.Н. Глинки от либеральных к охранительным.
The aim of the article is to define more precisely the chronological limits of the period, when socio-political views and activity of Sergey Nikolayevich Glinka could be considered as conservative and nationalistic. The primary source of the article allowed enlarging the number of factors, which furthered the evolution of Glinka's socio-political views from liberal to conservative.
Ключевые слова: консерватизм, национализм, антинаполеоновский патриотизм, крестьянская милиция, «отечественное воспитание», Просвещение.
Key words: conservatism, nationalism, antinapoleonic patriotism, peasant militia, «native education», the Enlightenment.
Сергей Николаевич Глинка - известный деятель консервативно-националистического лагеря первой четверти XIX в. Он стал известен, прежде всего, благодаря изданию «Русского вестника» - журнала, наиболее полно отразившего круг проблем, волновавших консерваторов эпохи царствования Александра I; и благодаря своей патриотической деятельности в 1812 г., также основанной на традиционных для русской ментальности и культуры ценностях. Интересно, что в юности Глинка - выпускник Сухопутного шля-хетного кадетского корпуса - был совершенным космополитом, считал французский язык лучшим из всех и охотно на нем разговаривал и писал, а его политические пристрастия были более чем либеральными. Так, будучи кадетом, Глинка перевёл на русский язык «Марсельезу», а его кумиром был Наполеон Бонапарт.
Как правило, исследователи связывали эволюцию общественно-политических взглядов С.Н. Глинки преимущественно с заключением в июне 1807 г. унизительного для России Тильзитского мира. В данной статье мы постарались скорректировать хронологические рамки этапа общественно-политической деятельности С.Н. Глинки, который можно определить как консервативно-националистический.
Переломным для Глинки стал 1806 г., что было связано с тогдашними политическими условиями. В 1805 г. Россия вступила в состав третьей антинаполеоновской коалиции, и это способствовало оживлению патриотических настроений в русском обществе. 2 декабря 1805 г. Александр I и его австрийские союзники потерпели сокрушительное поражение при Аустерлице. Впервые за столетнюю военную историю русские войска проиграли генеральное сражение, при котором в первый раз со времен Петра I присутствовал сам император. После недолгого периода недоумения российское
общество охватило негодование и чувство оскорблённого национального достоинства. В 1806 г. Россия, Англия и Пруссия создали четвертую антинаполеоновскую коалицию, а 30 ноября 1806 г. императорским манифестом было провозглашено формирование крестьянской милиции.
Эта мера имела небольшие практические последствия и, по словам П.А. Вяземского, была «несколько платонической» [2, с. 250]. Однако она способствовала возникновению патриотических настроений среди некоторой части общества. «В то время, - пишет Глинка, - отечество для меня было новой мечтой, и воображение моё горело, как чувство юноши, согретое первым пламенем любви» [4, с. 232]. С таким настроением в декабре 1806 г. он отправился в родной Духовщинский уезд, чтобы вступить в милицейские войска. «Что влекло меня на родину, где у меня не было ничего, кроме сердечных воспоминаний? В душе родилась новая мысль и не у меня одного. Всех и каждого вызывала она к защите отечества и к обороне гробов праотече-ских» [4, с. 249]. Глинка был захвачен развернувшейся деятельностью по организации земских войск и пытался высказать своё мнение о происходящем. Так, проездом из Москвы в Петербург он вёл записку «о всех неустройствах, происшедших от внезапного оповещения о составлении новой рати» и в столице представил её на рассмотрение главы Комиссии составления законов Н.Н. Новосильцева, под ведением которого и был составлен манифест 1806 г. [4, с. 233, 245].
Глинка собирался служить на собственном «иждивении», т.к. не имел поместья и какой-либо другой собственности. Именно по этой причине дворянский предводитель Духовщинского уезда отказался принять его прошение, но через некоторое время он начал службу в звании бригад-майора в соседнем Сычёвском уезде под начальством тамошнего предводителя И.Н. Ефимовича [4, с. 250, 254]. Об этом событии зимой 1807 г. Глинка сообщил в письме к зятю Ефимовича Д.П. Руничу, в будущем попечителю Петербургского учебного округа, известному масону и также представителю консервативного лагеря, с которым общался на протяжении многих лет. В этом письме впервые ярко выражены и вполне оформлены националистические мотивы зрелого периода творчества Глинки: «Мы родились в злополучной век: в век, в которой видим, какия плоды произросли от роскоши и высокоумствования... Где еси Русь святая? Далеко еси! ... Герои наши разят: Наполеон бежит. подвиг дивный; безсмертный! Ах! Для чего не присовокупим к нему другой подвиг: оживотворение России в России! Нравы, вера! Исключительная любовь к отечеству и согражданам! Простота! Единодушие! Союз правоты и родства! Когда вы опять возвратитесь к нам!» [3, л. 115 об. 116]. Стремление найти опору и национальную идентичность в мифологизированном историческом прошлом сочетается здесь с характерным для консервативной идеологии антирационализмом.
В феврале 1807 г. Глинка получил приказ составить список отставных солдат, вызванных на службу. Общение с ветеранами, их искренний патриотизм произвели на Глинку глубокое впечатление, о нем он писал в письмах и к Д.П. Руничу, и к Г.Р. Державину [8, л. 166; 9, с. 203]. «Кто принудил этих примогильных сынов русской славы, кто принудил и безруких и безногих и слепых пройти по сто и более вёрст? Кто вринул их в бури зимние?» - задавался он вопросом. Ответ был для него ясен: «Любовь к родине и сила святой веры!» [4, с. 254-255]. Таким образом, «в необычайный год среди русского народа ознакомился я с душою русских воинов. Они подарили меня сокровищем обновления мысли. Мне стыдно стало, что доселе, кружась в каком-то неведомом мире, не знал я ни духа, ни коренного образа мыслей русского народа. Но время могучею силой вывело дух русский перед лицом нашего отечества и перед лицом Европы. И этот первый урок повёл меня постепенно к изданию «Русского вестника» [4, с. 256].
Ещё один эпизод, связанный со службой в милиции, раскрывает характер эволюции взглядов Глинки. Зимой 1807 г., ожидая назначения в зем-
ское войско, он остановился в одной из смоленских гостиниц, где столкнулся с пленным адъютантом Наполеона графом Сегюром. В разговоре с ним Глинка, в частности, сказал следующее: «Зачем Наполеон исторг вас из недр вашего прекрасного отечества... на чреде консулов он казался нам потомком Камиллов, Фабрициев и Цинциннатов... мы стремились стать под знамёна генерала Бонапарта. мы думали, что возвратясь из этой исторической страны (Египта. - Н. Л.) он увековечится именем миротворца. В моих мечтах я воспевал на вашем языке будущего миротворца Европы» [4, с. 252-253]. В этом высказывании Глинка отразил общее настроение своих современников, многие из которых восхищались Наполеоном в период его восхождения к власти как выдающимся политиком и военным. Но после принятия им титула императора, и особенно после беззаконной расправы над герцогом Энгиенским в 1804 г., его начинают воспринимать как преемника революции, врага легитимного политического порядка, а его войска - как распространителей революционной заразы. Консервативная реакция на французскую революцию возникла в России сразу, но события 1804-1806 гг. придали ей такой накал, что вызвали соответствующие настроения даже у людей, ранее явно симпатизировавших не только Бонапарту, но и революции, к которой относился и Глинка.
Эта эволюция нашла отражение в литературном творчестве С.Н. Глинки. В 1806 г. появляются сразу две его драмы на сюжеты из русской истории - «Наталья, боярская дочь», сюжетной основой которой послужила одноимённая повесть Н.М. Карамзина, и «Сумбека, или падение Казанского Царства»; её прототипом явилась героическая поэма М.М. Хераскова «Рос-сиада». В наши цели не входит литературоведческий анализ этих произведений. Нам кажется необходимым подчеркнуть проявляющиеся в них политические мотивы. В частности, уже в «Сумбеке» появляется антилиберальный подтекст - критика народовластия, хотя критический смысл создается контекстом произведения, ибо следующие строки, обращённые к народу, автор вкладывает в уста отрицательного персонажа:
От вас могущество властители приемлют, Чрез вас законам их пределы мира внемлют: Вы учреждать должны избранье на престол: Священнее всех прав народа произвол [6, с. 30, 31].
Заметим, что отрицательная нагрузка этого фрагмента подчёркнута тем, что право народа на участие в избрании власти Глинка называет не свободой, а произволом. Образцовое же политическое устройство описывает положительный персонаж:
Народ! Покорен будь уставам вышней власти; От безначалья шаг к тиранству и напасти.
Бог, Вера и закон - вот к счастию пути!
Велик народ, в душах почтенье к ним хранящий [6, с. 31, 32].
Но особенно ярко выражены консервативно-националистические мотивы в трагедии «Михаил, князь Черниговский». Она была опубликована в 1808 г., но фактически была готова к маю 1807 г. [10, с. 204]. Эта трагедия была посвящена милиции [8, л. 165], и, судя по переписке, автор много обсуждал её в литературных кругах, близких к Г.Р. Державину [9, с. 201]. Уже чтение рукописи трагедии в доме последнего имело большой успех. Так, министр юстиции Д.П. Трощинский писал Глинке: «Общий наш приятель, Василий Назарович Каразин, пришёл ко мне от Державина в восторге от вашего «Михаила»; он говорит, что это живая история, которая по Европе ходит и движется; грех вам будет если обойдёте меня.» [4, с. 246]. Действительно, в тексте проводилась прозрачная параллель между историей и современностью, а Батый слишком напоминал «нового завоевателя нашего века»
Наполеона Бонапарта. Интересно, что в окончательном варианте трагедии, вопреки исторической достоверности, Батый погибал в битве с черниговским князем. Такое приукрашивание исторической действительности было вполне в духе времени и отличало исторические пьесы и других авторов, в частности, «Ермак» П.А. Плавильщикова, «Дмитрий Донской» В.А. Озерова, «Пожарский» М.В. Крюковского, которые пытались каким-то образом компенсировать унижение Аустерлица, и, выбирая между исторической достоверностью и исторической «справедливостью», отдавали предпочтение последней.
Особый интерес представляет вступление к трагедии или «Предварительная речь, о сношении драматического искусства с нравственностию и политикою» [5, с. 3-18], т.к. в нем Глинка впервые указывает на источники формирования консервативно-националистической программы и её основные положения. Он начинает со сравнения Батыя с «кровавыми преобразователями Французской державы». Как первый стремился «сперва истребить душу Русского правительства, Веру и древние обычаи», так и последние приложили максимум усилий для «ниспровержения храмов Христовых, и для утверждения на развалинах их адского своего правительства, именуемого ими владычеством разсудка» [5, с. 3-4]. В этом небольшом отрывке Глинка впервые раскрывает свою негативную реакцию на французскую революцию, спровоцированную безграничной уверенностью в силе человеческого разума, которому противопоставляет «Веру и древние обычаи», т.е. опыт как цементирующую основу всякого правопорядка. Далее Глинка говорит, что ознакомился с множеством русских летописей и недавний восторженный поклонник античной истории заключает: «Мы непрестанно именуем Цинциннатов, Камиллов, Курциев, Регулов! Славны их деяния, но сравните их беспристрастно с жертвами наших Князей, Бояр, и прочих Россиян. Князья Василий Ростовский, Михаил Черниговский, Михаил Тверский! Знаменитые Бояре, Пожарские, Шеины! и проч. вами свидетельствуюсь; отвечайте за меня сердцам потомков своих» [5, с. 10-11]. Все они, по словам Глинки, «во всем прибегали к Богу и Вере», «чувства набожности сливались со всеми ощущениями их душ и сердец. От чего сие происходило? От того, что все преподаваемые им поучения относились к Богу и Вере и что Божественное писание было единственным их чтением» [5, с. 8]. Таким образом, автор формулирует историческую традицию, преемственность которой должна обеспечить благосостояние государства, усилить его перед лицом какой бы то ни было опасности. Но «к нещастию от последствий нашего воспитания, мы час от часу уклоняемся от всего отечественного; но долг каждого русского писателя посвящать особенно труды свои Отечеству» [5, с. 17], в частности, в этом же состоит долг русского драматурга [5, с. 18].
Однако следует обратить большее внимание на возникающую в творчестве Глинки проблему воспитания; к тому же в тексте присутствует указание на то, почему автора заинтересовала эта проблема. «Не я, но Жан-Жак Руссо, - пишет Глинка, - который в Эмиле своём не хочет питомцу своему ни слова упоминать об истории до 17 лет (ибо она была бы для него невразумительна), говорит потом в учреждении политического воспитания: "пусть каждый воспитанник читает все то, что напоминает ему об Отечестве: в десять лет должен он знать все произрастения земли своей; в двенадцать все области, все дороги, все города оной; в пятнадцать всю Историю; в шестнадцать все законы; пусть в памяти и душе его напечатлеваются все знаме-нитыя и великия деяния его соотечественников; пусть оне его поучают, пусть живет он их бытием"» [5, с. 11]. Речь здесь идёт о знаменитой книге Руссо «Соображения об образе правления в Польше». Это сочинение было написано после первого раздела Польши (1772 г.) и посвящено тому, каким образом поляки могут сохранить своё национальное бытие перед лицом русской угрозы. Глава «Воспитание», открывающаяся фразой: «Это важный раздел», предшествует в «Соображениях.» таким разделам, как «О короле», «Адми-
нистрация», «Военная система» и проч. Политическое бытие Польши подходило к концу, но, согласно Руссо, ей предстояло сохранить себя, поддерживая национально-культурную идентичность. «Вы не можете помешать русским проглотить вас, но сделайте, по крайней мере так, чтобы они были не в состоянии вас переварить. <...> Если вы добьётесь того, чтобы ни один поляк не мог превратиться в русского, я отвечаю вам, что Россия никогда не подчинит себе Польшу. <...> Именно воспитание придаёт душам национальную форму. <...> Дитя, раскрывая глаза должно видеть отечество и до смерти не должно ничего видеть, кроме отечества. <...> В двадцать лет поляк не должен быть иным человеком, он должен быть поляком. <...> Наставниками должны быть только поляки» [7, с. 169].
Сложно сказать, когда именно Глинка познакомился с этим трактатом Руссо. Но то, что момент для реализации изложенных в нем идей был самым подходящим, не может вызывать сомнений. И дело тут не только и даже не столько во внешнеполитической угрозе; она явилась фоном, на котором рельефнее вырисовались и обрели иной смысл уже существовавшие внутренние проблемы. Мы имеем в виду галломанию высшего общества, т.е. его ориентацию на французские культурно-поведенческие модели. Влияние французской культуры на русское общество крепло на протяжении всей второй половины XVIII в., и к началу XIX в. ситуация была такова, что её диктат охватил не только чисто бытовые сферы (одежда, еда, повседневные поведенческие стереотипы), сильнейшее французское влияние испытывала сфера образования, а для большинства представителей высшего общества французский язык сделался родным [1, с. 194-200]. Таким образом, если следовать фразеологии Руссо, российское дитя (речь, безусловно, идёт о представителях благородного сословия), раскрывая глаза, видело не отечество, а Францию, что в сложившихся политических обстоятельствах было не просто унизительно, но и потенциально опасно. Достаточно было лишь заменить противостояние поляки-русские на русские-французы с соответствующим разделением ролей.
Вот почему Глинка обращается к вопросам отечественного воспитания. В письме к Д.П. Руничу, которое можно датировать, скорее всего, маем-июнем 1807 г., он пишет, что «ныне, отложив милицейское попечение, непрестанно занимаясь опытом о воспитании. Иду довольно быстрыми стопами.» [8, л. 163]. А в более раннем письме к Г.Р. Державину от 21 марта 1807 г. он говорит о желании «устроить журнал отечественнаго воспитания», причём из текста письма явствует, что об этой идее он сообщал адресату не впервые и что уже хлопотал в Москве по этому вопросу [9, с. 202].
Таким образом, можно утверждать, что идея издания «Русского вестника» вполне оформилась уже к весне 1807 г., а не после Тильзитского мира (25 июня 1807 г.), как утверждает большинство исследователей. И его консервативно-националистическая платформа сложилась под влиянием не только фактора военной угрозы и связанными с ним антифранцузскими настроениями, но и под непосредственным воздействием французской же просветительской мысли. Не стоит забывать и о важной роли наблюдений С.Н. Глинки за жизнью простонародья, которым в исследовательской литературе, как правило, не уделяют должного внимания.
Литература
1. Бочкарев, В.Н. Консерваторы и националисты в России в начале XIX в. [Текст] / В.Н. Бочкарев // Отечественная война и русское общество. 18121912. - М., 1911. - Т. 2. - С. 194-220.
2. Вяземский, П.А. Старая записная книжка. 1813-1877 [Текст] / П.А. Вяземский. - М. : Захаров, 2003. - 960 с.
3. Глинка, Сергей. Б.м. Б.г. письмо Д.П. Руничу [Текст] / С.Н. Глинка // ОР РНБ. Ф. 859. К-34. №-39. Л. 115-116.
4. Глинка, С.Н. Записки [Текст] / С.Н. Глинка. - М. : Захаров, 2004. - 464 с.
5. Глинка, С.Н. Михаил, князь Черниговский: трагедия в пяти действиях [Текст] / С.Н. Глинка. - М. : Тип. Платона Бекетова, 1808. - 107 с.
6. Глинка, С.Н. Сумбека, или Падение Казанского Царства [Текст] / С.Н. Глинка. - М. : Тип. Платона Бекетова, 1806. - 79 с.
7. Зорин, А.Л. Кормя двуглавого орла. Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII - первой трети XIX века [Текст] / А.Л. Зорин. - М. : Новое лит. обозрение, 2004. - 416 с.
8. Письма С.Н. Глинки к Д.П. Руничу // РГАЛИ. Ф. 1246. Оп. 1. Е.х. 121. Л. 160-167.
9. Письмо Глинки С.Н. к Державину Г.Р. 21 марта 1807 г. [Текст] // Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота / Г.Р. Державин. - СПб., 1876. - Т. 6. - С. 201-203.
10. Письмо Глинки С.Н. к Державину Г.Р. 8 мая 1807 г. [Текст] // Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота / Г.Р. Державин. -СПб., 1876. - Т. 6. - С. 203-204.
