CC BY
121
Электронное периодическое издание «Вестник Дальневосточного государственного технического университета» 2011 № 2 (7)
07.00.00 Исторические науки
УДК 31
К.Н. Лоскутова
Лоскутова Ксения Николаевна - аспирант кафедры истории и политологии МГУ имени адмирала Г.И. Невельского, г. Владивосток. E-mail: ksusha.nippon@gmail.com
СТАНОВЛЕНИЕ ДЕМОГРАФИИ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ НАУЧНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ (конец XIX - первая половина XX вв.)
Показана актуальность проблемы изучения становления и развития демографии как самостоятельной научной дисциплины. Представлены и раскрыты этапы развития демографической науки.
Ключевые слова: статистика населения, демографическая наука, народонаселение, демографическая политика.
Ksenia N. Loskutova,
Maritime State University named after admiral G.I. Nevelskoi, Vladivostok, Russia
FORMATION OF DEMOGRAPHY AS AN INDEPENDENT SCIENTIFIC DISCIPLINE
(end XIX - first half of XX century)
It is shown the urgency of the formation of demography as an independent scientific discipline. It is shown and discovered the stages of development of population science in Russia.
Key words: population statistics, population science, population, the policy of demography.
Переживаемый в настоящее время человечеством этап интеллектуальной деятельности ознаменован возникновением и оформлением новых научных дисциплин и направлений во всех областях знания, так же как и возникновением новых направлений, становящихся предметом познания разных дисциплин и наук. Яркий пример тому - демография, оформление которой в самостоятельную научную дисциплину происходило в течение десятилетий.
Актуальность темы исследования определяется тем, что становление и развитие демографии вызывало интерес не только у ученых, демографов и статистиков, а также у государства, которое стремилось регулировать вопросы, ка-
сающиеся демографической политики, динамики и факторов смертности и рождаемости населения.
Истоки зарождения демографии как науки прослеживаются уже в процессе изучения народонаселения, начало которого обычно относится к XVI в., и произошло это в мировой науке в условиях становления капиталистического общества (ХШ-ХГХ вв.). Предшествующий период характеризуется медленным накоплением разрозненных представлений об отдельных сторонах жизнедеятельности общества.
В России интересовались социальными проблемами с давних времен. Внимание составителей «Повести временных лет» к расселению славянских племен и соседних с ними народов, осуждение иерархизации социального бытия, основанной на богатстве и власти, в «Молении» Даниила Заточника - все это свидетельства интереса к этим проблемам книжников и богословов ХП-ХШ вв. [11, с. 20].
Зарождение процесса изучения народонаселения в России традиционно относят к XVIII в. Однако явные его зачатки можно обнаружить в представляющих собой литературно-публицистические памятники социально-экономических проектах и трактатах уже конца ХУ-ХУ1 вв. Все они связаны с постановкой в публицистике крестьянского вопроса, с усиливавшимся процессом закрепощения крестьянства.
Возрастание внимания к демографической науке порождает необходимость осмысления истории процесса ее изучения, разработки методологических проблем взаимодействия демографии с другими дисциплинами. Большое значение при этом имеет исследование зарождения и формирования этого взаимодействия - иначе говоря, истории возникновения и развития демографии.
Между тем до последнего времени ни в советской, ни в зарубежной литературе не было ни одной работы, в которой бы рассматривался весь процесс движения демографических знаний, а по поводу их возникновения высказываются противоречивые суждения.
Так, российский этнограф и демограф В.И. Козлов одним из первых указал, что демография возникла в первой половине XIX в. [11, с. 30]. Позже рос-
сийский демограф и экономист А.Г. Вишневский еще более отодвигает эту дату, считая, что демографией интересовались с древних времен [11, с. 30]. Подробные крайности в датировке возникновения данной науки свойственны и для западной литературы [13, с. 16]. В ряде статей отмечается, что начало развития демографии следует относить ко второй половине XIX в., когда появились более «серьезные» труды в области изучения демографии. Наиболее полно эту точку зрения выразил французский историк-демограф Ж. Дюпакье. Он пытается провести различие между «историей народонаселения», которая, по его мнению, изучалась с середины XX в., и «демографической наукой» последних десятилетий, но при этом признает, что такое различие «весьма тонко». Представляется все же, что оно имеет совсем иной характер. Понятия «история народонаселения» и «история демографии» субординированы, второе из них значительно шире первого и не противостоит ему, а включает его в себя [13, с. 16].
С учетом этого в становлении и развитии демографии А.Г. Вишневский выделяет три основных этапа [10, с. 20]:
I. Формирование зачатков изучения истории народонаселения (XVI -начало XIX вв.).
II. Становление и развитие демографии (вторая половина XIX - первая половина XX вв.).
III. Современный этап (вторая половина XX - начало XXI вв.).
Интенсивное развитие демографии в России, Западной Европе и Америке
показывает, что назрело время для обобщения и оценки развития демографии в отдельных странах и по отдельным хронологическим периодам, для определения круга изучаемых и встающих проблем. Такая своего рода «инвентаризация», как правило, полезна науке.
Обзор современного состояния демографической науки оказалось сделать довольно сложно. Как всякая постоянно развивающаяся научная дисциплина, демография уточняет суждения о сути предмета, раздвигает свои границы. Отсюда и споры о содержании и тематических рамках демографии, различие точек зрения относительно периода возникновения и развития науки. Регулярное
изучение демографических процессов в целой стране, особенно в такой большой, как Россия, их анализ - далеко не простая задача.
Создание современной статистики учета населения - часть общих модер-низационных перемен, и не случайно в России важнейшие шаги в этом направлении были сделаны Петром I, который положил начало подушным переписям податного населения - ревизиям - и ввел обязательную регистрацию православным духовенством обрядов крещения, погребения и бракосочетания в специальных книгах, которые затем передавались в Синод.
К концу XIX в. в России был налажен полицейский учет населения (со всеми свойственными ему недостатками), итоги которого публиковались в изданиях Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел, созданного специально для контроля за данными мероприятиями в области демографической политики [5, а 32]. Тогдашняя статистика естественного движения населения опиралась не на гражданскую регистрацию рождений, смертей, браков и т.п., а на фиксацию связанных с ними религиозных обрядов (у православных - крещений, венчаний, отпеваний) представителями различных конфессий. Это затрудняло расширение программы разработки статистических материалов по рождаемости и смертности, и она была менее разработанной, чем в странах Европы.
Впрочем, существовали местные, земские статистические органы, как правило, либерального политического направления, которые не зависели от Центрального статистического комитета. Своими силами, в отдельных районах, главным образом в городах, они проводили собственную разработку и анализ демографических данных, например смертности по причине смерти. Из года в год список таких районов медленно, но расширялся.
После Великих реформ 60-х гг. XIX в. в отдельных городах и губерниях стали проводить местную перепись населения. Именно за проведение всероссийской переписи пришлось довольно долго бороться: инертная бюрократическая машина сопротивлялась всяким новшествам. После проходившего в Петербурге в 1872 г. международного статистического конгресса в российских
статистических кругах уверенно заговорили о необходимости проведения всеобщей переписи. Перепись прошла лишь четверть века спустя, в 1897 г., но все же в XX век страна вступила, уже имея в своем активе проверенную всеобщую перепись населения, материалы которой, по мере их разработки, стали публиковаться в первые годы столетия (Общий свод, 1905; Краткие общие сведения, 1905; Первая всеобщая перепись, 1905) [10, а 449].
Традиции дореволюционной демографии (тогда ее обычно называли «статистикой населения», сам термин «демография» еще не вполне устоялся) были восприняты и развиты после 1917 г., и какое-то время можно было думать, что Россия вот-вот совершит прорыв и войдет в число самых передовых стран по уровню развития демографической статистики. Даже во время Гражданской войны проводились переписи населения, в том числе Всероссийская перепись 1920 г., в 1923 г. прошла Всероссийская городская перепись. Крупнейшим событием стало проведение в 1926 г. Всесоюзной переписи населения, пожалуй, самой лучшей из отечественных переписей, как по методологической подготовке, так и по качеству и количеству опубликованных результатов.
1920-е гг., по мнению А.Г. Вишневского, стали «золотым веком» советской демографии [10, а 450]. Государственная статистика занимала почетное положение в правительственном аппарате, а статистика населения была одной из первых среди отраслевых статистик. Демографические исследования в СССР находились на подъеме, общество никогда прежде не имело такого обилия информации о социально-демографических процессах, хотя потрясения времен революции и Гражданской войны давали о себе знать, из-за чего часто затруднялось получение такой информации. Впоследствии советские историки объясняли некачественный учет тех лет исключительно послевоенной разрухой, но дело было не только в этом. В частности, учет естественного движения населения был почти полностью прекращен из-за отмены церковной регистрации демографических событий в 1918 г., и чтобы его восстановить, потребовалось около 10 лет.
«Золотой век» 1920-х гг. не мог не сказаться на развитии демографической науки. В начале столетия в России существовал заметный научный интерес к демографическим проблемам и накапливался исследовательский опыт,
который оказался востребованным сразу после революции. В 1920-х гг. рядом с демографами, приобретшими известность еще в начале века (Василий Григорьевич Михайловский, Петр Иванович Куркин, Сергей Александрович Новосельский), работали более молодые исследователи: Михаил Васильевич Птуха, Владимир Владиславович Паевский, Юрий Авксентьевич Корчак-Чепурковский, Сергей Аркадьевич Томилин, Арсений Петрович Хоменко, Григорий Абрамович Баткис и другие [10, а 451].
Уже в1918 г. был открыт Демографический институт в Киеве. Здесь, как в Москве и других городах, развивались демографические и социал-гигиенические исследования, публиковались результаты этих исследований. Первые де-сять-пятнадцать послереволюционных лет оставили заметный след в отечественной демографической литературе.
Но «Золотой век» продлился недолго. С конца 1920-х гг. положение стало меняться. Конечно, и до этого в отношении социально-демографического развития далеко не все было благополучно. Но какое-то время негативные явления можно было трактовать как тяжелое наследие прошлого, поэтому их изучение даже приветствовалось новой властью. Теперь эта власть перешла к широкому наступлению по всему фронту, развернулись коллективизация сельского хозяйства, индустриализация и урбанизация. Все это представлялось в качестве социалистических преобразований, несущих всеобщее благоденствие. Главным дезинформатором эпохи была сама власть. В 30-х гг. И.В. Сталин несколько раз касался в своих выступлениях вопроса о демографической ситуации в стране, называя цифры, которые не имели ничего общего с действительностью. Для того чтобы эти оценки утвердились как официальные, надо было заставить молчать всех, кто знал правду, - а таких людей в СССР было немало. Этого власть добивалась на протяжении 1930-х гг. Ее усилия были направлены на утаивание правды не только о демографических процессах, и даже в первую очередь не о них. Первоначально на первый план вышло сокрытие экономической информации, что должно было способствовать формированию нужного властям представления у недоедающего и живущего в нищете населения СССР, а заодно и
мирового общественного мнения об экономических успехах «сталинских пятилеток». Это стало к тому же важным инструментом междоусобной (внутрипартийной) борьбы в недрах самой власти. Но социально-экономические потрясения сильно сказывались на процессе миграции населения. Именно в движении населения проявлялись конечные результаты экономической и социальной политики государства.
В новых условиях под вопросом оказалось само существование статистики как важнейшего инструмента познания социальной реальности. В 1930-х гг. в СССР возобладал тезис об отмирании статистики как теоретической науки при социализме, а так как вся теория основывалась на данных Центрального статистического управления СССР (ЦСУ), оно было упразднено, а его функции переданы экономико-статистическому сектору Госплана (затем переименованному в сектор народнохозяйственного учета при Госплане - Центральное управление народнохозяйственного учета (ЦУНХУ)). Таким образом, государственная статистика перестала быть самостоятельной отраслью и стала подчиняться плановым органам [6, с. 56].
Следует отметить, что параллельно с тем, как теряла свой престиж статистика в целом, все меньшее значение получала одна из ее составляющих - статистика демографических и смежных с ними процессов. Это отразилось даже на распределении мест, которые занимали соответствующие отделы в перечне отраслевых отделов в ЦСУ/ЦУНХУ. В 1918 г. в только что созданном ЦСУ РСФСР на втором месте в списке отделов находился отдел статистики народного здравия, а статистика населения была на четвертом. К 1927 г. в перечне отделов ЦСУ СССР отдел социальной статистики занимал третьем место. После преобразований начала 1930-х гг. в ЦУНХУ образца 1932 г. сектор учета населения стал двенадцатым и в дальнейшем, вплоть до окончания советского периода, не поднимался выше середины второй половины списка. В статистических ежегодниках, выходящих во всех странах, раздел, посвященный статистике населения, всегда один из первых. Так принято сейчас и в «Российском статистическом ежегоднике» [6, а 58].
В начале 1930-х гг. прекращается открытая публикация демографических сведений: в статистических сборниках, где преобладали относительные цифры, печатались только недостоверные данные об общей численности населения. Объективная статистика становится недоступной ученым, исследования сворачиваются, само право демографической статистики на существование не признается. В томе «Большой советской энциклопедии», вышедшем в 1931 г., сказано, что «только в порядке условного разделения можно мыслить демографию как раздел социальной статистики, не имеющий права на изолированное положение» [10, а 454].
Новым поворотным пунктом в судьбе демографической науки стал 1934 г. Уже к концу 1933 г. власть осознала серьезные демографические последствия только что закончившегося голода и стала делать все возможное, чтобы скрыть правду о невероятных людских потерях и первом провале сталинской политики в целом. В январе 1934 г. прошел XVII съезд ВКП(б), на котором была предпринята неудавшаяся попытка отстранения Сталина от власти. Стремясь отвести от себя возможные обвинения, Сталин огласил на съезде неверную завышенную оценку численности населения СССР. Так как имевшаяся статистика не подтверждала официально декларировавшегося роста населения, вполне естественным было поставить под сомнение работу статистиков. Уже в феврале 1934 г. Политбюро ЦК ВКП(б) выражает сомнения в правильности регистрации рождений и смертей в 1933 г. и поручает Комиссии партийного контроля выявить причины их недоучета. На протяжении года было проведено несколько проверок ЦУНХУ комиссиями партийного и советского контроля.
Статистики пытались защищаться. Они не отрицали возможных погрешностей учета, но утверждали, что недооценка числа смертей намного более вероятна, чем преувеличение.
В июле 1934 г. НКВД была передана регистрация естественного движения населения (органы ЗАГС), изъятая у местной администрации. Новое ведомство сразу же начинает искать факты саботажа при записях актов гражданского состояния на местах и их использовании для получения сводных данных, в чем,
конечно, были повинны статистики (во многих сельсоветах обнаружена попытка путем всяческих махинаций создать впечатление о вымирании населения СССР). Прямых доказательств этому не было, но в докладной записке одной из проверявших ЦУНХУ комиссий весьма подробно, с привлечением «данных НКВД» разбираются состав сотрудников («бывший дворянин», «сын служителя культа», «дочь купца» и т.п.) и суть разговоров («антисоветски настроен», «распространение слухов») в секторе учета населения и бюро переписи населения ЦУНХУ [10, а 456].
Тогда же, в 1934 г., резко усилившееся политико-идеологическое давление почувствовала на себе и демографическая наука. Не просуществовав и четырех лет, закрывается созданный в Ленинграде в 1930 г., на излете «золотого века», и успевший выпустить единственный том своих трудов академический Демографический институт. Закрытие института объяснялось тем, что попытки включить в свою работу аспекты социально-экономических исследований в области демографии и демографической политики не удались.
Среди последних серьезных публикаций 1920-х гг. были таблицы смертности, рассчитанные С.А. Новосельским и В.В. Паевским на основе переписи 1926 г. В 1930 г. они были изданы ЦСУ (точнее, экономико-статистическим сектором Госплана) с коротким, доброжелательным предисловием Болеслава Яковлевича Смулевича, тогдашнего начальника секции социальной статистики этого сектора. Но в 1931 г. он же в написанной в соавторстве статье в «Большой советской энциклопедии» называет С.А. Новосельского «старым демографом», стоящим на позициях буржуазной науки, а в журнальной статье критикует весь Демографический институт в Ленинграде, т.е. тех же В.В. Паевского и С.А. Новосельского, за планы дальнейшего анализа смертности и отсутствие социальной тематики [14, с. 254].
В июле 1935 г. от руководства ЦУНХУ был отстранен публицист, государственный и партийный деятель Валериан Валерианович Осинский (впоследствии расстрелянный). И статистики, и ученые получили надлежащее предупреждение, и теперь Сталин мог, не опасаясь возражений, развить свой тезис о
достигнутых под его руководством успехах, в том числе и демографических. В декабре 1935 г. он сделал новое заявление: «У нас теперь все говорят, что материальное положение трудящихся значительно улучшилось, что жить стало лучше, веселее. Это, конечно, верно. Но это ведет к тому, что население стало размножаться гораздо быстрее, чем в старое время. Смертности стало меньше, рождаемости больше, и чистого прироста получается несравненно больше» [10, а 459]. Однако вскоре последовали события, которые привели к еще большему ужесточению позиции власти по отношению к демографам - статистикам и исследователям - и к еще более откровенной фальсификации демографических данных и дезинформации.
Уже в начале 1930-х гг. шла подготовка к переписи населения, которая первоначально намечалась на 1933 г., потом была перенесена на 1936-й и, наконец, на январь 1937 г., когда и была проведена. Отталкиваясь от названной Сталиным фальшивой цифры - 168 млн человек в конце 1933 г., советские эксперты ожидали, что перепись населения 1937 г. зафиксирует в стране 170-172 млн человек. На деле же было учтено 162 млн. Разумеется, власть не могла принять этого результата и обвинила статистиков в неправильном проведении переписи. Уже 16 января 1937 г. Комиссией партийного контроля была создана группа по проверке результатов переписи, возглавляемая Я. Яковлевым. Статистики снова пытались защищаться, причем здесь появились две линии поведения.
Первая была выражена в докладной записке заместителя начальника отдела населения и здравоохранения ЦУНХУ М.В. Курмана от 14 марта 1937 г. Сам М.В. Курман так писал об этом в своих воспоминаниях: «После того как были получены первые итоги переписи населения 1937 года, естественно обнаружился значительный разрыв с той цифрой, которую следовало ожидать, судя по выступлению Сталина на XVII съезде партии. Тогда и предложили мне как руководителю статистики населения СССР дать объяснение по поводу расхождения между данными текущей статистики и переписи. Я долго отказывался, но меня все же заставили такой документ подписать. Его подписали И.А. Краваль -к этому времени начальник ЦУНХУ - и я, как заместитель начальника отдела
статистики населения и здравоохранения, руководитель статистики населения. В этом документе я написал, что перепись населения - точная операция, максимальная ошибка может оцениваться, примерно, в один процент. Это составляет для Советского Союза примерно 1,7-1,8 млн человек. Что касается остального расхождения, то оно, по-видимому, может быть отнесено за счет того, что текущая статистика не имеет ряда данных. Ну, например, написал я в этом документе, - кстати говоря, он был помечен специальными литерами и направлен в адрес только руководящей группы правительства и партии, - у нас совершенно нет данных о смертности в лагерях. Далее указывалось, что у нас нет данных об уходе населения из восточных районов страны - из Казахстана, Туркменистана, Узбекистана, Таджикистана - вместе со скотом в Персию и Афганистан» [10, а 460].
М.В. Курман записал свои воспоминания в первой половине 1960-х гг. Впоследствии, уже после его смерти, сохранившаяся в архивах Докладная записка о естественном движении населения в период между двумя переписями -17/Х11 1926 и 6Л 1937 г. стала доступна исследователям. Со всеми мыслимыми оговорками, не произнося слова «голод», автор записки действительно указывает на возможный «уход за пределы СССР» в 1930-1933 гг. 2 млн жителей Казахстана и соседних с ним республик Средней Азии, на недоучет 1 млн смертей в 1933 гг. и 1-1,5 млн смертей, «регистрация которых не попадала в общегражданскую (спецпереселенцы, заключенные в концлагерях и прочее)» [10, с. 202]. Таким образом, автор записки пытался защищать не только правильность работы статистиков до переписи, но и правильность итогов самой переписи. 22 марта 1937 г. А.Н. Яковлев переслал записку М.В. Курмана И.В. Сталину и В.М. Молотову, сопроводив ее комментарием, в котором, в частности, говорилось, что фигурирующие у М.В. Курмана цифры «весьма похожи на приводимые фашистами». Эту фразу В.М. Молотов подчеркнул красным карандашом. На следующий день состоялась встреча А.Н. Яковлева со Сталиным, но М.В. Курман к этому времени был уже арестован.
Полностью признавая огромный недоучет населения вследствие вредительства в только что прошедшей переписи и даже объясняя распределение не-
доучета по отдельным регионам, авторы, попутно призвав к сокращению объема публикаций, предлагают все-таки опубликовать итоги переписи, «внеся в них поправки». Дословно они обращаются «наверх» со следующей просьбой: «Разрешить ЦУНХУ внести в материалы переписи населения 1937 года поправки на недоучет, дифференцированно по республикам, краям и областям. Предложить ЦУНХУ уточнить данные о половой структуре населения, соответственно дифференцировать поправки на недоучет на мужчин и женщин» [8, а 81].
Трудно сказать, была ли эта записка следствием прямого указания властей, как полагают некоторые исследователи, или инициативой самих статистиков, уловивших желание власти по косвенным признакам, понявших бесполезность сопротивления и пытавшихся ценой фальсификации спасти перепись и самих себя. В любом случае, их маневр оказался напрасным. Правительство, действуя в обычной тогда для него манере разжигания страстей вокруг несуществующих заговоров и других признаков «обострившейся классовой борьбы», признало перепись вредительской и назначило новую на 1939 г.
Предвидя, что итоги и этой переписи не совпадут с плановыми наметками, в середине января 1939 г. к первым лицам государства обратился с запиской П.И. Попов, бывший с 1918 по 1926 гг. главой ЦСУ РСФСР, а затем СССР. Он предупреждал, что полученное по переписи население будет на 8-14 млн меньше исчислений Госплана. Он предложил предпринять ряд пропагандистских мер, а также сформулировать «закон населения в период стройки социалистического хозяйства». Причем, по его мнению, «этот закон... должен быть установлен под руководством тех и того, кто осуществляет и руководит социалистическим строительством страны советов - партии великого вождя народов Сталина. ибо специалисты без руководства со стороны ЦК и Сталина. могут замкнуться в границах голого академизма, или удариться в измышления, из которых они уже не смогут выбраться» [8, а 87].
Власть явно опасалась не вполне предсказуемых результатов новой переписи и подала ряд достаточно ясных сигналов ее организаторам. В период подготовки к переписи 1939 г. были расстреляны три сменявших друг друга руко-
водителя государственной статистической службы - В.В. Осинский (приговорен к высшей мере наказания 1 сентября 1938 г.), И.А. Краваль (приговорен 21 августа 1937 г.), И.Д. Верменичев (приговорен 8 февраля 1938 г.), руководитель переписей населения 1926 и 1937 гг. О.А. Квиткин, арестованы другие причастные к демографической статистике руководящие работники ЦУНХУ -заместитель О.А. Квиткина Л.С. Брангендлер, М.В. Курман.
В 1934 г., когда закрыли ленинградский Демографический институт, Демографический институт в Киеве формально уцелел. Тогда он был лишь преобразован в Институт демографии и санитарной статистики, что, конечно, сказалось на его работе: труды института в последующие годы больше были посвящены санитарной статистике. Но теперь наступил и его черед. В июне 1938 г. при подготовке к переписи населения 1939 г. институт был расформирован. Все архивы института, собранные за 20 лет статистические и литературные материалы, некоторые уже подготовленные к изданию исследования погибли во время войны [10, с. 464].
Несмотря на все меры предосторожности, предварительные итоги новой переписи показали такую численность населения (167,3 млн человек), которая была меньше не только оценок Госплана, но и цифр, названных Сталиным шесть лет назад. Все манипуляции с результатами переписи проходили в обстановке строжайшей секретности, итоги переписи готовили публиковать так, чтобы не было видно явных несоответствий (например, половое распределение давать только по всей численности населения и не приводить отдельно по городу и селу). А статистика естественного движения населения была, как уже упоминалось, засекречена еще раньше.
Утаивание данных и их прямая фальсификация шли «рука об руку», и к концу 1930-х гг. об изобилии демографической информации конца 1920-х гг. не осталось даже воспоминаний. Публикации на демографические темы в предвоенные годы крайне редки, а те, что есть, хронологически и географически удалены от времени и страны, где живут их авторы. Исторические события -включение в 1939 г. в состав СССР стран Балтии, Западной Украины и Запад-
ной Белоруссии, а затем и война - отодвинули вопрос о демографических итогах советских 30-х гг. на второй план.
Конечно, руководство страны не могло долгое время обходиться без более или менее объективной информации хотя бы об основных социальных процессах в СССР. Преподав кровавый урок статистам, оно же все почувствовало реальную необходимость статистических, в том числе и демографических, сведений для своих практических нужд. Постепенно повышается статус статистического ведомства, ЦУНХУ еще в 1941 г. вновь переименовывают в ЦСУ, а в 1948 г. освобождают от подчинения Госплану. Во время войны государственная статистика, помимо рутинной работы по сбору и обработке текущих данных, выполняла и специальные задания правительства, в частности проводила срочные переписи, в том числе и населения [9, а 115].
Однако в новой ситуации, даже если статистическое ведомство собирало объективную информацию и передавало ее правительству, оно перестало обслуживать общество в широком смысле слова, более того - именно сокрытие информации от общества стало одной из основных его функций. Работники государственной статистики, видимо, помня предыдущее десятилетие, были вполне довольны таким положением вещей, они готовили секретные сообщения о численности населения, трудовых ресурсов и т.п. - и даже не мыслили себе ничего иного. А завеса секретности, в свою очередь, облегчала возможности фальсификации данных, которые никогда не попадали в поле общественного контроля. Стремление скрыть масштабы людских потерь заставило руководство СССР отказаться от проведения послевоенной переписи населения, хотя в 1945-1951 гг., после Второй мировой войны, во всех европейских странах, и участвовавших и не участвовавших в ней, такие переписи прошли. Везде, в том числе и в потерпевшей поражение Германии, государство стремилось оценить демографические последствия войны, в каком-то смысле это было необходимо, чтобы оценить последствия миновавшей катастрофы. В Советском Союзе, стране-победительнице, такой заинтересованности почему-то не было [10, а 468].
Даже в середине 1950-х гг. многочисленные зарубежные исследователи все еще тщетно пытались хотя бы приблизительно оценить число жителей од-
ной из самых больших стран мира. Французский демограф А. Сови приводил сводку таких оценок - от 213 до 220 млн человек на середину 1955 г. Когда же три года спустя после смерти Сталина впервые была опубликована официальная цифра, она оказалась существенно ниже всех имевшихся оценок: 200,2 млн человек в апреле 1956 г. Это означает, что даже западные эксперты, пытавшиеся учесть реальные демографические потери СССР в 30-40-х гг. ХХ в., были введены в заблуждение советской пропагандой и преуменьшили эти потери на 10-20 млн человек.
«Профилактика запугиванием» постоянно проводилась и в отношении немногочисленных оставшихся в живых представителей демографической науки. В условиях полного отсутствия достоверной информации и сохранившегося до конца жизни Сталина жесткого политико-идеологического контроля, исключавшего всякое проявление интереса к реальным демографическим процессам, невозможно было и проведение каких-либо демографических исследований. Демографии не существовало ни теоретически, ни практически. Однако это не мешало оставшимся демографам вновь и вновь попадать под огонь идеологической критики [10, с. 469].
Вышедший в 1945 г. вполне нейтральный учебник демографической статистики А.Я. Боярского подвергся суровой проработке за слишком большое внимание к формально-математическим методам анализа [3, с. 4]. В предисловии к новому изданию (1951) автор каялся в совершенных ошибках и подчеркивал, что в новом издании внимание сосредоточено на воспитании молодежи «в духе советского патриотизма, ненависти к реакционной буржуазной лженауке и буржуазным порядкам» [4, с. 8]. Что же касается «изложения самих математических приемов, используемых в демографической статистике», то в настоящем учебнике оно было значительно сокращено и упрощено.
Власть вновь усиливала свое давление, и хоть и не практиковала репрессии столь широко, как в предвоенное десятилетие, возможность их применения постоянно ощущалась всем обществом, как нависшая туча.
Хорошей иллюстрацией характера отношения власти к проблемам народонаселения может служить проект указаний МИДа представителям СССР на
сессиях Комиссий ООН по статистике и по народонаселению (январь-февраль 1953 г.), где четко сказано: «Советские представители на сессии должны иметь в виду, что СССР не заинтересован во Всемирной конференции по народонаселению, созываемой в 1954 году» [10, а 469].
В 1953 г., к моменту смерти Сталина, информационное поле демографической статистики и исследовательское поле демографии представляли собой выжженную пустыню. Начавшаяся «оттепель» породила некоторые надежды на расширение статистической информации о демографических процессах, и действительно, кое-какие сдвиги произошли, хотя и не сразу. Еще несколько лет статистические данные о населении оставались «секретными», и только в 1956 г. они переходят в разряд «для служебного пользования» или «не для публикации в открытой печати» (в этом разряде они оставались вплоть до конца 1980-х гг., публиковались только избранные показатели) [10, а 471].
Главной темой будущих исследований становится изучение причин и факторов снижения рождаемости, входит в практику метод ее анализа, разворачиваются исследования брачности, репродуктивных установок, динамики возрастной структуры населения.
Таким образом, на первом этапе своего становления демография не является самостоятельной научной дисциплиной, т.к. развитие демографических исследований в России в XIX в. шло в основном в русле статистики населения. Осуществлялось изучение смертности, предпринимались попытки изучения рождаемости и ее факторов.
На втором этапе своего развития (вторая половина XIX - первая половина XX вв.) демография существовала в условиях жесткого контроля со стороны власти и информационного голода. Это не только мешало развитию демографии в стране, но просто полностью перекрывало путь к накоплению и пополнению знаний о данном научном направлении. Негативные явления в демографической сфере во многом связаны также с ухудшением рождаемости в стране.
И лишь на третьем этапе постепенно возникает необходимость дальнейшего развития и глубокого изучения демографической науки как самостоятельной научной дисциплины.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Борисов В.А. Демография : учеб. пособие. М. : Издательский дом NOTABENE, 2001. 272 с.
2. Борисов В.А., Синельников А.Б. Брачность и рождаемость в России: демографический анализ. М. : Издательский дом NOTABENE, 2005. 315 с.
3. Боярский А.Я. Курс демографической статистики. М. : Госстатиздат, 1945. 378 с.
4. Боярский А.Я., Шушерин П.П. Демографическая статистика. М. : Статистика, 1951.
321 с.
5. Вишневский А.Г. Воспроизводство населения и общество. История, современность, взгляд в будущее. М. : Финансы и статистика, 1982. 250 с.
6. Вишневский А.Г. Демографические отношения и демографические процессы // Социальная сфера: преобразование условий труда и быта. М. : Наука, 1988. C. 47-105.
7. Вишневский А.Г., Захаров С.В. Демографические тревоги России // Вестник АН СССР. 1990. № 8. C. 16-33.
8. Вишневский А.Г., Тольц М.С. Эволюция брачности и рождаемости в советский период // Население СССР за 70 лет. М. : Наука, 1988. C. 75-114.
9. Горская Н.А. Историческая демография России эпохи феодализма (Итоги и проблемы изучения). М. : Наука, 1994. 213 с.
10. Демографическая модернизация России, 1900-2000 / под ред. А.Г. Вишневского. М. : Новое издательство, 2006. 608 с.
11. Демография: современное состояние и перспективы развития : учеб. пособие / Н.В. Зверева, А.Я. Кваша, В.И. Козлов и др. ; под ред. Д.И. Валентея. М. : Высш. школа, 1997. 271 с.
12. Дробижев В.З. У истоков советской демографии. М. : Мысль, 1987. 286 с.
13. Историческая демография: проблемы, суждения, задачи. М. : Наука, 1989. 288 с.
14. Смулевич Б.Я., Шевелев А.А. Демография // Большая советская энциклопедия. М. : Советская энциклопедия, 1931. Т. 21. C. 498.
15. Шелестов Д.К. Демография: история и современность. М. : Финансы и статистика, 1983. 254 с.
