Научная статья на тему 'Сталинские идеологические кампании и высшая медицинская школа (1946-1953 гг.)'

Сталинские идеологические кампании и высшая медицинская школа (1946-1953 гг.) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
1843
333
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Новый исторический вестник
Scopus
ВАК
ESCI
Область наук
Ключевые слова
медицинское образование / сталинизм / идеологические кампании / космополитизм / сессия васхнил / "павловская" сессия / "дело врачей"

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Ерегина Н. Т.

Статья посвящена истории высшей медицинской школы в послевоенные годы. На основе широкого круга архивных документов рассказывается о сталинских идеологических кампаниях 1946-1953 гг. и их пагубном влиянии на содержание учебного процесса в медицинских вузах, этику профессиональных отношений, кадровую политику и научно-практическую деятельность медицинских вузов.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Сталинские идеологические кампании и высшая медицинская школа (1946-1953 гг.)»

СТАЛИНСКИЕ ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ КАМПАНИИ И ВЫСШАЯ МЕДИЦИНСКАЯ ШКОЛА (1946 - 1953 гг.)

В истории высшей медицинской школы вторая половина 1940-х и начало 1950-х гг. - один из самых драматичных периодов. Идеологический диктат проявлялся повсеместно: на лекциях и практических занятиях, в научно-исследова-тельской и лечебной работе. Начавшись с постановлений ЦК ВКП(б) 1946 г. о журналах «Звезда» и «Ленинград», о репертуаре драматических театров и кинофильме «Большая жизнь», он усиливался с каждым годом. Сам язык этих постановлений - агрессивный, грубый, ругательный - не оставлял сомнений в намерениях официальных идеологов: пресечь родившиеся после войны надежды научной и творческой интеллигенции на хотя бы малейшую свободу творческой мысли.

Еще не вышли соответствующие министерские приказы, а медицинские институты оперативно отреагировали на постановления. В сентябре 1946 г. повсеместно были проведены заседания Ученых советов и партийные собрания, на которых указывалось, что «вся научная, педагогическая работа должна быть построена в соответствии с теми документами, которые сейчас вышли»1. Одобрение постановлений прозвучало и на 2-м пленуме Совета по кадрам Минздрава СССР в сентябре 1946 г.2.

Старт идеологическим проработкам был дан. Они совпали с набиравшей силу борьбой с «низкопоклонством перед Западом», начавшейся в медицине с «дела Клюевой и Роскина». Материалы его позднее были опубликованы в центральной печати. В предвоенные годы профессора Н.Г. Клюева и Г.И. Роскин создали противораковый препарат «КР» (круцин). Эффективность его вызывала споры специалистов. Рукопись их монографии «Биотерапия злокачественных опухолей» академик-секретарь АМН СССР В.В. Парин по просьбе авторов передал американским ученым во время визита в США в 1946 г. Передал в порядке обмена научной информацией. Сталин, поверивший в целительную силу кру-цина, счел это выдачей важнейшей государственной тайны. В результате Парин был обвинен в шпионаже и приговорен к 25 годам заключения. Клюева и Роскин, а также министр здравоохранения СССР Г.А. Митерев, освобожденные со своих должностей, предстали перед «судом чести»3.

Первый «суд чести» состоялся в Министерстве здравоохранения СССР. В числе обвинителей были и представители медицинских вузов. Общественное порицание «медиков-космополитов» в присутствии полутора тысяч известных представителей медицинской общественности столицы стало ярким звеном кампании по воспитанию советской интеллигенции в духе преданности социалистическому государству. Закрытое письмо ЦК ВКП(б) о деле профессоров Клюе-

вой и Роскина от 16 июля 1947 г. было направлено в партийные организации высших учебных заведений Министерства здравоохранения СССР и РСФСР для обсуждения на закрытых партийных собраниях4.

В Ярославском медицинском институте партийное собрание длилось 5 часов. Принятое постановление призывало «внедрять в научную работу дух партийной непримиримости ко всему реакционному»5.

Холодная война набирала силу. Ее следствием стала оторванность советской медицинской науки от зарубежных разработок, замкнутость и изоляция, недоступность новейшей иностранной литературы. А для недобросовестных исследователей, имевших доступ к изданиям под грифом «Для служебного пользования» открывалось широкое поле для плагиата. В соответствии с постановлением политбюро ЦК ВКП(б) от 16 июля 1947 г. было прекращено издание журналов Академии наук СССР на иностранных языках6.

В 1948 г. в медицинских институтах была введена учебная дисциплина «История медицины», до этого читавшаяся в некоторых вузах в качестве факультатива. Интересная и, безусловно, важная для становления будущего врача, она излагалась односторонне и необъективно: говорилось о достижениях русских ученых, а открытия и имена западных медиков замалчивались. Разворачивая борьбу с «низкопоклонством», от высшей медицинской школы требовали активной пропаганды советских достижений и критики западной медицины - в кавдой лекции, на кавдом занятии.

Преступлением, за которое бичевали прилюдно, становилось простое упоминание иностранных авторов. Оно расценивалось как отсутствие патриотизма. Вполне в духе времени зазвучали предложения отказаться от общепринятой медицинской терминологии. На заседании Ученого совета Красноярского медицинского института 1 октября 1947 г. заведующий кафедрой общей хирургии профессор К.П. Маркузе призвал членов совета обсудить вопрос о целесообразности применения некоторых медицинских терминов в иностранной транскрипции и о замене их русскими аналогами7. Профессор К. С. Шадурский на партийном собрании Ярославского медицинского института 15 сентября 1947 г. предложил отказаться от цитирования иностранных авторов и ссылаться только на российских и советских. Коллеги его не поддержали8. Но сама инициатива К.С. Шадурского, участника войны, прошедшего плен, ставшего впоследствии широко известным ученым и основателем крупной школы фармакологов, вполне объяснима. В институте только что прошли два заседания Ученого совета, посвященных «проступку» заведующего кафедрой нервных болезней профессора Г.Г. Соколянского. В своей статье тот имел неосторожность отметить заслуги иностранных авторов. Вскоре статья подверглась критике в центральной медицинской газете. То, что эти ученые внесли серьезный вклад в изучение и преподавание медицины, бдительных критиков не интересовало. Г.Г. Соколянс-кий был обвинен в том, что «не раскритиковал их и не вскрыл ложность их методологических основ»9.

Под запретом оказывались не только статьи, но и учебники. Министр высшего образования СССР С.В. Кафтанов призывал «решительно вытравить из программ, учебников, учебных пособий элементы аполитичности, объективизма, безыдейности, элементы раболепия перед буржуазной наукой»10.

В январе 1948 г. на совещании директоров медицинских институтов за цитирование иностранных авторов и отсутствие «политической остроты» резкой критике подвергся учебник профессора Д.Л. Рубинштейна «Общая физиология»11 . Схожие обвинения были предъявлены его однофамильцу, основателю факультета психологии МГУ профессору С. JI. Рубинштейну за учебник «Основы общей психологии»12. Вооружившись карандашом и счетами, чутко реагировавшие на партийные установки вузовские работники подсчитывали количество иностранных и русских фамилий в научных трудах своих коллег. Если первое преобладало - ярлык «космополита» был обеспечен.

1948 год в медицинских институтах прошел под знаком борьбы за «чистоту мичуринской биологии»13. В первые дни августа состоялась сессия ВАСХНИЛ, закончившаяся «разгромом» генетики и торжеством Т.Д. Лысенко и его сторонников. В высшей медицинской школе она дала старт серии «оргмероприятий». Прежде всего - разоблачению «лженауки» перед профессорско-преподавательским составом. По стандартной схеме во всех медицинских институтах на заседаниях Ученых советов прошло обсуждение вопроса «О положении в биологической науке». Жесткой критике подверглись «реакционные» учения Менделя, Моргана, Вейсмана. Специально созданные библиотечные комиссии пересматривали фонд учебной литературы и изымали «вредные» и «реакционные» книги, учебники и учебные пособия14. Все это прикрывалось «интересами передовой мичуринской биологической науки».

Редко, но все же разгорались споры. 3 сентября 1948 г. состоялось заседание Ученого совета Ивановского медицинского института. С основными докладами выступали заведующий кафедрой биологии профессор Э.Р Геллер и заведующий кафедрой основ марксизма-ленинизма Д. А. Мишахин. Мнения членов совета о решениях сессии ВАСХНИЛ разделились, постановление принято не было. Через несколько дней в областной газете появилась критическая статья «Смелее разоблачать реакционные учения в биологии и медицине». Заканчивалась она упреком: «Руководству медицинского института пора понять, что без освежающего ветра большевистской критики и самокритики невозможно добиться перестройки всей научно-педагогической работы»15. Несколько месяцев потом на партийных собраниях института и на страницах газеты «Рабочий край» профессора Э.Р. Геллер, Я.Ф. Бродский, А.Л. Эпштейн обвинялись в «приверженности вейсманизму-морганизму»16.

Независимо от желания и позиции преподавателей, учебные программы в медицинских вузах, на основании приказа Минздрава СССР № 606 от 7 ноября 1948 г., были пересмотрены «под углом зрения отражения в них передовой био-

логической и медицинской науки». В первую очередь это касалось биологии, анатомии, патологической анатомии, нормальной и патологической физиологии, эпидемиологии. «Агробиология» Т.Д. Лысенко и опубликованный стенографический отчет сессии ВАСХНИЛ были рекомендованы преподавателям для самостоятельного изучения. На кафедрах прошли конференции по вопросам августовской сессии. Псевдонаука вторгалась и в лечебную сферу. Так, в Ярославском едином научном обществе врачей в 1948 г. из 18-ти докладов, заслушанных врачами города на пленарных заседаниях общества, 10 были посвящены мичуринской биологии и ее значению для медицины17.

В медицинских вузах были сформированы комиссии по проверке перестройки деятельности кафедр биологии, гистологии, нормальной физиологии, патологической физиологии, гигиены, общей терапии, детских болезней в свете решений августовской сессии. Начались поиски тех, кто «не перестроился». Начали увольнять тех, кто «ошибочно трактовал проблемы генетики». Среди уволенных были профессор И.И. Канаев (1-й Ленинградский мединститут), профессор Л.Я. Бляхер (2-й Московский мединститут), профессор В.Л. Рыжков (Московский медицинский институт Минздрава РСФСР), профессор Э.Р Геллер (Ивановский медицинский институт) и другие. Сотрудники институтов в своей учебной и научной работе обязывались самым решительным образом «выкорчевывать» неугодные научные теории.

Под благовидным предлогом «улучшения содержания учебного процесса» было введено и на протяжении нескольких лет практиковалось стенографирование читаемых на кафедрах лекций с последующим их обсуждением на методических комиссиях. В многочисленных вузовских отчетах отмечалось, что это «серьезно сказалось на качестве лекций, насыщенности содержания, идейной направленности». Минздрав СССР в своих приказах требовал от директоров медицинских вузов все более активно включаться в борьбу с «низкопоклонством», приводить факты русских приоритетов в медицинской науке. В 1949 г. лозунг «выкорчевывания остатков космополитизма из высшей школы» в идейно-воспитательной работе медицинских вузов вышел на первый план18. Новый импульс «выкорчевыванию» дала статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», опубликованная в «Правде» 28 января 1949 г.

С 1948-1949 гг. во всех медицинских институтах стали выпускаться тематические стенные газеты «Историческая правда о русской науке» или «Выдающиеся деятели русской медицины». В них помещались портреты известных русских ученых-медиков, рассказывалось об их жизни, научной и практической деятельности. В каждом выпуске приводились факты, сообщавшиеся в информационных письмах Минздрава СССР или ведущих медицинских и научно-по-пулярных журналах. Факты эти призваны были доказать превосходство отечественной медицинской науки над западной. Так, пенициллин был открыт не А. Флемингом, а В. А. Манассеиным и А.Г. Полотебновым. Инсулин - не Ф. Бан-

тингом, а Л.Ф. Соболевым, за 20 лет до Бантинга. Э. Страсбургер похитил открытия В.И. Беляева и И.Д. Чистякова по митозу и редукционному делению. Основоположник химиотерапии - Д.Л. Романовский, а не П. Эрлих. П.Н. Ла-щенков, а не А. Флеминг открыл лизоцим. Щипцы Кислянда на самом деле -щипцы И.П. Лазаревича. Ангина Пляут-Венсана впервые описана С.П. Боткиным и Симановским. Симптом Блюмберга при остром перитоните задолго до него предложил и широко применил в практике пензенский врач Д.С. Щеткин. Метод лечения переломов костей - остеосинтез при помощи металлического гвоздя - впервые применил профессор Московского университета И.К. Спижарный в 1912г.,анеКюнчер, предложивший его в 1940 г. Русский психиатр A.A. Корсаков, а не Э. Крепелин и Э. Блейлер впервые описал шизофрению. И т.д., и т.п.

Борьба за отечественные приоритеты зачастую доходила до абсурда. Авторы статей соревновались в поисках имен русских врачей, предвосхитивших открытия иностранцев, а газета «Медицинский работник» пестрела заголовками: «О приоритете русских хирургов», «Ведущая роль русских ученых в развитии маляриологии», «Извращение истории русской науки», «О приоритете русской онкологической школы» и прочими. Далеко не все, что сообщалось студентам, соответствовало истине: некоторые «факты» были недостоверны, другие - по меньшей мере спорны. Кампания эта ничего, кроме вреда, не принесла советской медицине: она привела к искусственной замкнутости и изолированности отечественных медицинских разработок.

Хотя следует признать: при всех «перегибах» в проведении кампании студенты тех лет гораздо лучше, чем сегодня, знали историю отечественной медицины. Ей уделялось большое и вполне заслуженное внимание и в лекциях, и на практических занятиях. Вопросы о деятельности отечественных медиков и достижениях русской медицины неизменно присутствовали в экзаменационных билетах по всем дисциплинам. Портреты выдающихся деятелей отечественной науки украшали практически каждую вузовскую аудиторию. Большими тиражами выходили научные и научно-популярные книги и брошюры о деятелях русской медицинской науки. Молодежь о них знала и по праву гордилась.

Летом 1950 г. состоялась совместная научная сессия Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР, посвященной проблемам «физиологического учения академика И.П. Павлова». В соответствии с ее решениями вновь, как и после сессии ВАСХНИЛ, началась перестройка учебного процесса, переработка планов лекций и учебников. Только теперь - «на основе павловского учения». Медицинским институтам предписывалось отразить в учебном процессе основы физиологии и патологии высшей нервной деятельности; положить в основу научной работы кафедр исследования и направления, предусмотренные сессией АН СССР и АМН СССР.

Академик РАМН М.И. Перельман, в те годы - начинающий ассистент, вспоминал: «В Ярославском медицинском институте... состоялось бурное заседание

Ученого совета, на котором был весь профессорско-преподавательский состав. Закончилось оно поздно вечером и оставило тягостное впечатление. Даже совсем молодые преподаватели понимали разрушительное влияние принятых решений на подготовку будущих врачей и перспективы научной работы. Из Москвы поступали грозные вести об увольнении с работы известных академиков и профессоров. В Ярославле вслед за многочисленными партийными, административными и организационными решениями последовала ревизия научной тематики института. Заведующие кафедрами в основу научной работы должны были положить идеи Павлова и их дальнейшее развитие. Все операции пересечения нервов, в том числе ваготомия, были признаны «антипавловскими», подверглись жесткой критике и, естественно, были прекращены»19.

На протяжении нескольких лет вопросы перестройки преподавания «на основе павловского учения» не сходили с повестки дня заседаний Ученых советов и партийных собраний. В ряде вузов при дирекции были созданы специальные Павловские комитеты из ведущих ученых, которые координировали работу по перестройке преподавания. Однако практически везде дальше декларативных заявлений и чисто внешней словесной атрибутики дело не шло. Объявленная необходимость внедрения павловского учения в клинику обычно приводила к его профанации и сводилась в основном к лечению сном. Проблемные комиссии вузов формально демонстрировали перестройку научной тематики, изменив лишь формулировки: «Гипертоническая болезнь в свете учения И.П. Павлова», «Этиология, клиника и патогенез язвенной болезни в свете учения И.П. Павлова» и т.п.

Принятые на сессии двух академий решения создали преграду для развития некоторых важнейших разделов физиологии, объявленных «не павловскими». Они разрушительно повлияли на основы научной деятельности, традиции, этику, свободу научного мышления. Ее «оргвыводы» перечеркнули на время научную и служебную карьеру известных ученых- академика JI. А. Орбели, академика И.С. Бериташвили, академик АМН СССР П.К. Анохина, член-корреспон-дента АМН СССР H.A. Бернштейна, профессора Д.Н. Насонова, профессора

А. Д. Сперанского. Пострадали и кадры высшей медицинской школы. Из 1-ш Московского мединститута были уволены заведующий кафедрой нормальной физиологии академик АМН СССР И.П. Разенков и заведующий кафедрой психиатрии профессор М.О. Гуревич, из Ивановского мединститута - заведующий кафедрой нормальной физиологии профессор С.С. Полтырев, из Ленинградского медицинского педиатрического института - заведующий кафедрой физиологии профессор А.Г. Гинецинский. Уволены были и многие другие.

Кульминация идеологических кампаний пришлась на начало 1950-х гг., когда верх на время одержали Т.Д. Лысенко, И.И. Презент, О.Б. Лепешинская и им подобные, а их научные идеи должны были приниматься к обязательному исполнению. Это были годы массовых увольнений и репрессий против медиков.

Тех, кто не отказывался от своих взглядов и упорствовал в отстаивании истины -биологов, генетиков, гистологов, физиологов. Тех, кому навешивали ярлыки «космополитов» и увольняли под этим предлогом.

В 1952 г. из 2-го Московского мединститута был уволен известный ученый, заведующий кафедрой психиатрии профессор В.А. Гиляровский - один из основателей отечественной психиатрии в самых гуманных ее проявлениях. Уволен за то, что возглавляемая им кафедра была «повинна в том, что не только не подняла своевременно голову против реакционных концепций, но к некоторым из них примкнула сама». Сам В.А. Гиляровский был обвинен в «извращении павловского учения», в том, что «примыкал к взглядам психоморфологов и фрейдистов, излагая вопросы наследственности в духе менделевских, моргановских и вейсманистских теорий»20. Из 1 -го Московского мединститута был уволен известный организатор здравоохранения, единственный историк медицины в числе первых академиков АМН СССР И.Д. Страшун, обвиненный в «эстетствующем космополитизме», «буржуазном объективизме», «злонамеренных попытках скрыть передовое значение русской медицины и величие советской медицины», в том, что выступил «в роли ревизиониста ленинизма, в роли апологета реакционной теории беспартийности в науке, ищущего международные связи»21. Ранг и прошлые заслуги ученого не помогли. В азарте начавшейся травли не вспомнили, что он - активный участник Гражданской войны, что он успешно работал в Наркомздраве РСФСР на ответственных постах, что в сложное военное время являлся директором 1-го Ленинградского мединститута. Однако в ответ на настойчивые просьбы лишить его звания академика Президиум АМН СССР ответил твердым отказом.

В 1951-1953 гг. повсеместно шло увольнение медиков из вузов и научно-исследовательских институтов «по национальному признаку». Борьба с «космополитами» вскоре приняла ярко выраженную антиеврейскую направленность, хотя открыто об этом не объявлялось. Увольнялись как рядовые ассистенты, так и известнейшие ученые, многие из которых вскоре были причислены к «врачам-убийцам». Провинциальные институты даже при явном недостатке опытных преподавателей и острой нужде в них, крайне неохотно принимали на работу евреев, изыскивая всевозможные поводы для отказа. Когда в декабре 1952 г. в Ярославском медицинском институте был объявлен конкурс на замещение вакантной должности доцента кафедры гистологии, документы к избранию представила доктор медицинских наук, внештатный ассистент 2-ш Московского мединститута Н.Г. Фельдман. Конкурсная комиссия, не имея оснований не допустить ее к участию в конкурсе, рекомендовала Ученому совету проголосовать за другую кандидатуру, сославшись на то, что «Н.Г. Фельдман по своей эрудиции и стажу должна занимать более высокую должность заведующего кафедрой, а не доцента»22.

Наибольший разгром профессорско-преподавательских кадров был учинен во 2-м Московском мединституте. Были изгнаны с работы и вскоре арестованы

(большинство - в связи с «делом врачей-убийц») Я.Г. Эгингер, J1.C. Штерн, Э.М. Гелынтейн, А.М. Геселевич, ИМ. Фейгель, А.М. Гринштейн, В.А. Гиляровский, А.Б. Топчан, B.C. Левит, В.Ф. Зеленин, В.Е. Незлин, О.Б. Макаревич, Н.П. Рабинович и другие23. Первой жертвой стал уволенный еще в 1947/48 уч. г. заведующий кафедрой биологии профессор Л.Я. Бляхер как «не соответствующий занимаемой должности»24.

В 1-м Московском мединституте были арестованы профессора В.Н. Виноградов, В.Х. Василенко, Б.Б. Коган, Б.И. Збарский и другие. Проректор по учебной работе профессор В.В. Кованов вынужден был оправдываться на Ученом совете и за прошедшее чествование «мерзавца» и «диверсанта» - бывшего заведующего терапевтической клиникой № 1 В.Н. Виноградова, незадолго до ареста торжественно отметившего свое 70-летие и 45-летие врачебной деятельности, и за «диверсионную деятельность» профессора кафедры госпитальной терапии Б.Б. Когана, много лет «остававшегося не разоблаченным коллегами»25.

Число арестованных росло с каждым месяцем.

Увольнялись медики и в провинции, хотя не с таким размахом. Поводы к увольнению были стереотипными, механизм тоже не отличался оригинальностью. В вузах создавались утвержденные на партийных бюро комиссии, обследовавшие работу кафедр и клиник, руководимых неугодными профессорами. Комиссии обязательно находили «серьезные недостатки» в их работе. Как правило, это были обвинения в «медлительности перестройки» на основах павловского учения, «морганистических ошибках», «скрытой приверженности вейсманизму-морганизму». Выводы комиссии обсуждались на Ученом совете института или только в парткоме, после чего принималось решение об увольнении26.

Арестам на периферии подвергались, как правило, те, кто так или иначе был связан с Москвой. Так, в Ярославском медицинском институте был арестован профессор A.A. Бусалов, в 1938-1947 гг. возглавлявший Лечебно-санитар-ное управление Кремля27. В 1948-1953 гг. в Ярославле он заведовал кафедрой общей, а затем госпитальной хирургии. В фонде Ярославского медицинского института, хранящемся в областном архиве, свидетельств об аресте A.A. Буса-лова нет. Об этом не упоминается ни в протоколах заседаний Ученого совета - а он являлся его членом, - ни в протоколах заседаний кафедр. Фамилия A.A. Буса-лова попросту исчезла из документов в августе 1952 г. Она снова появилась в протоколе Ученого совета от 26 июня 1953 г.28 Единственное документальное свидетельство его ареста - ответ директора В .П. Телкова на анонимное письмо в ГУМУЗ по поводу A.A. Бусалова - «врага народа», которому в институте доверяли ответственные участки работы.

Выгораживать и защищать арестованных было опасно. Человек, занявший такую принципиальную, честную позицию, сразу сам попадал в разряд подозреваемых. Проще было покаяться, признать недостаточную бдительность.

В.П. Телков так не поступил. В своем ответе он написал, что, несмотря на арест,

у него нет никаких оснований ставить под сомнение работу профессора A.A. Бу-салова, добросовестно руководившего кафедрой и дважды возглавлявшего Государственную экзаменационную комиссию29.

Нет в фонде Ярославского мединститута и каких-либо свидетельств о реакции коллектива на сообщение об аресте «врачей-убийц».

Говоря о Москве, Я.Л. Рапопорт, автор широко известных воспоминаний о «деле врачей 1953 г.», пишет о стихийных и организованных митингах с требованием самой суровой казни для преступников30. В Ярославле этого не было: ни митингов, ни погромных статей в местных газетах. Но было другое: в мединституте работала министерская комиссия из Москвы, проверявшая кадровый состав вуза. С каждым конфиденциально беседовали не только о работе. Все сотрудники представляли подробные письменные автобиографии, рассказывая о себе, своей семье, о родителях, братьях, сестрах, дальних родственниках, даже давно умерших. Проверку институт выдержал. Новых увольнений не последовало. Но не выдержало сердце директора института Д.П. Телкова, боровшегося за каждого сотрудника. Заведующая кафедрой физики P.C. Кучмина вспоминала: «Очередь желающих проститься с директором протянулась от кафедры патологической физиологии по лестнице и дальше по коридору до библиотеки. На улице - институтский грузовик с опущенными бортами. Выносят награды. Ордена: Ленина, Боевого Красного Знамени, Отечественной войны 1-й и 2-й степени; польские награды: «Крест храбрых» и «Золотой крест за заслуги»; медали. Выносят множество венков... На полотнищах студенты выносят гроб. Так и несли до конца. А за ними - процессия из студентов, преподавателей, сотрудников института, врачей. Шли через Советскую площадь, Кировскую улицу, улицу Свободы, Угличское шоссе до самого Леонтьевского кладбища. Процессия растянулась на несколько кварталов. Остановился транспорт. Прохожие, удивленные невиданным зрелищем, спрашивали студентов: «Ребята, кого хороните?» Студенты отвечали: «Нашего директора... Полковника, героя войны... Человека с большой буквы... Коммуниста - из настоящих...»31

Освобождение арестованных и их последующая реабилитация состоялись в апреле 1953 г., сразу после смерти Сталина. Дело было закрыто, но подозрительность по отношению к врачам-евреям осталась. Профессор Я.Л. Рапопорт вспоминал: «Продолжалась погромная атака на евреев-врачей, даже находившихся на свободе. Особенно неистовствовал «Медицинский работник», страницы которого были заполнены разнузданной клеветой на того или иного врача еврейской национальности, ничем не ограничиваемой в смысле наличия хоть элементов правдоподобия»32. Шлейф подозрительности по поводу «еврейской национальности» еще долго влиял на решение кадровых вопросов в высшей медицинской школе.

Так сталинские идеологические кампании 1946-1953 гг. пагубно сказались на содержании учебных программ по ряду важнейших дисциплин, и, следова-

тельно, на профессиональной подготовке врачей, на научных исследованиях, на кадровой политике в высшей школе, на моральном климате в медицинской научной среде.

Примечания

1 ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 9. Д. 722. Л. 25.

2 ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 9. Д. 717. Л. 167-176.

3 См.: Есаков В.Д., Левина Е.С. Сталинские «суды чести»: «Дело КР». М., 2005.

4 Сталин и космополитизм: Документы Агитпропа ЦК КПСС, 1945-1954. М., 2005. С. 128.

5 ЦДНИЯО. Ф. 4545. Оп. 1. Д. 6. Л. 88.

6 Сталин и космополитизм. С. 129.

7 ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 9. Д. 774. Л. 35.

8 ЦДНИЯО. Ф. 4545. Оп. 1. Д. 6. Л. 85.

9 Лобова. Больше идейности в работе Ученых советов // Медицинский работник. 1947. 13 нояб.

10 Кафтанов С.В. Итоги развития высшей школы и ее задачи // Вестник высшей школы. 1947. № 12. С. 4.

11 ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 9. Д. 805. Л. 118-120.

12 Колбановский В.Н. За марксистское освещение вопросов психологии // Большевик. 1947.

№ 17.

13 Колчинский Э.И. Диалектизация биологии (дискуссии и репрессии в 20-е - начале 30-х гг.) // Вопросы истории естествознания и техники. 1997. № 1. С. 39-64.

14 ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 9. Д. 891. Л. 4, 195.

15 Рабочий край. 1948. 7 сент.

16 Горбунов Г. Выше знамя мичуринской науки // Рабочий край. 1948. 12 сент.; Ломов В., Байдаров Т. О партийности в науке» // Рабочий край. 1948. 24 нояб.; Горбунов Г. На позициях космополитизма // Рабочий край. 1949. 27 марта.

17 См.: Ерегина Н.Т. Ярославская государственная медицинская академия: страницы истории (1944-2004). Ярославль, 2004. С. 45^16.

18 Вестник высшей школы. 1949. № 3. С. 1-6.

19 Перельман М.И. Гражданин доктор. М., 2009. С. 67.

20 ЦАГМ. Ф. 3210. Оп. 1. Д. 277. Л. 13.

21 Цит. по: Заблудовский П.Е., Лотова Е.И., ИделъчикХ.И. Академик АМН СССР И.Д.Стра-шун и 1-й ММИ // Исторический вестник Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова. T. I. М., 1992. С. 79-81.

22 ГАЯО. Ф. Р-839. Оп. 1. Д. 134. Л. 135.

23 Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина: Власть и антисемитизм. М., 2003. С. 660-662.

24 ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 9. Д. 891. Л. 32-33.

25 ЦАГМ. Ф. 726. Оп. 1. Д. 1079. Л. 46-46об.

26 ЦДНИЯО. Ф. 4545. Оп. 1. Д. 10. Л. 74-75.

27 Маслов А.В. Арестованная медицина // Исторический вестник Московской медицинской академии им. И.М.Сеченова. T. XVIII. М., 2003. С. 88.

28 ГАЯО. Ф. Р-839. Оп. 1. Д. 134. Л. 231.

29 ГАЯО. Ф. Р-839. Оп. 1. Д. 124. Л. 10.

30 Гапопорт Я.Л. На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года. М., 1988. С. 65-66.

31 Кучмина F.C. Дмитрий Павлович Телков (1905-1955) // 50 лет Великой Победы. Ярославль, 1995. С. 29.

32 Гапопорт Я.Л. Указ. соч. С. 188.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.