ББК 63.3(2)614-283.2
О. В. Золотарев
СТАЛИНСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ И СОВЕТСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ
Российская история отличается сложными взаимоотношениями власти и интеллигенции, весьма трудно складывались они и в советский период.
Особенно непростым было взаимодействие коммунистической власти и интеллектуальной элиты в первые послереволюционные годы. Уже тогда четко просматривалось разделение интеллигенции по идеологическому признаку: на старую и новую. Старая интеллигенция, получившая свое образование и воспитание еще до 1917 года, хоть и преобладала численно, но была в политическом плане пассивна: ее активная часть либо эмигрировала, либо погибла в ходе Гражданской войны. Она даже и не думала о какой-либо оппозиции к власти и в своем большинстве не принимала новый строй. Негативное отношение интеллектуалов к власти не мешало сотрудничеству с ней. Однако невозможность полностью удовлетворить нужду в кадрах, путем привлечения дореволюционной интеллигенции, вынудила власть (наряду с политической стороной этой проблемы) не только пойти на определенный компромисс со старой интеллектуальной элитой, но и поставить задачу воспитания новой, социалистической интеллигенции из крестьян и рабочих. Они должны были обслуживать нужды общества на новом этапе развития. Коммунистические лидеры полагали, что именно рабоче-крестьянская интеллигенция
© Золотарев О. В., 2018
Золотарев Олег Васильевич — доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории и методики обучения общественно-правовым дисциплинам Сыктывкарского государственного университета им. П. Сорокина. oleg-zolotarev@mail.ru
в скором будущем станет их надежной опорой, ее же социальное происхождение будет гарантией не только близости к рабочему классу, но и верности Советской власти. Таким образом, не сумев добиться явно выраженной поддержки у старой интеллигенции, большевики полагали, что новая интеллигенция постепенно вытеснит старую1.
Численность новых интеллектуалов в нэповский период быстро росла, это отвечало интересам власти. Однако заметно было и постепенное обострение противостояния старой и новой интеллигенции: выдвиженцы отмечали в старых специалистах идеологическую отсталость, а те — видели плохую профессиональную подготовку новых интеллигентов.
Надо заметить, что противопоставление старой и новой интеллигенции в эти годы прослеживалось достаточно явно. Впрочем, постепенно и из старой интеллигенции выделяется категория беспартийных, готовых сблизиться с новой порослью.
Таким образом, можно говорить о том, что в 1920-е годы значительная часть интеллигенции, несмотря на негативное отношение к новому режиму, согласилась работать с большевистской властью. Одни пошли на это по принуждению, другие оказались привлечены материальными благами, третьи — в силу равнодушия и апатии. Благодаря сотрудничеству с интеллигенцией властям удалось временно создать нормально функционирующий административный аппарат, восстановить промышленность и сельское хозяйство. Налаживающиеся взаимоотношения интеллигенции и власти привели к тому, что ее представители, самых разных политических настроений, стали работать на развитие страны. При этом значительное число лиц умственного труда если не враждебно, то весьма настороженно относилось к коммунистической власти и сотрудничало с ней поначалу исключительно в силу материальной заинтересованности. Понятно, что такая позиция образованного слоя мало устраивала власть. Коммунистическая партия, утвердившаяся в обширной стране, должна была опираться на своих людей во всех областях и сферах деятельности. Именно это простое умозаключение и подводило к курсу на создание новой, рабоче-крестьянской интеллигенции. Следует учитывать, что сотрудничество Советской власти и буржуазных специалистов сказывалось во взаимоотношениях с другими
слоями общества. Рабочие и крестьяне настороженно, а нередко и враждебно относились к сравнительно благополучной в материальном плане жизни людей умственного труда2.
Но в начале 1930-х годов ситуация меняется. Одержавшая верх в борьбе за власть сталинская группировка берет курс на национально-государственное выживание Советского Союза. Фактически русская традиция оказалась сильнее большевистской идеологии, придав последней прямо противоположный характер «социализма в одной стране». В рамках избранного курса осуществляется широкое общественное и политическое реформирование, идет модернизация промышленности и сельского хозяйства. На действия Сталина и его сторонников все больше влияние оказывают патриотические, а не идеологические интересы. Изменившийся режим нуждался для своей легитимации в политических традициях имперской России и не мог больше опираться на тех, кто боролся против них. В силу изменившихся обстоятельств для сторонников сталинской линии опасность происходила уже не от старой интеллигенции, а от новой номенклатуры, не воспринимавшей отход от ортодоксального марксизма. К тому же огромное количество выдвиженцев, слабо подготовленных в профессиональном отношении, являлось одним из препятствий к успешной модернизации экономики, проведению индустриализации промышленности и коллективизации сельского хозяйства. Это вынудило власть не только вернуть на прежние должности старых специалистов, но и притормозить выдвиженчество. Уже к середине 1930-х годов фактически прекращается «спецеедство», вводится негласный запрет и на агитацию против специалистов.
Курс на модернизацию меняет и отношение власти к интеллигенции в целом. Исчезает категория «лишенцев», устраняются привилегии рабочих и крестьян при поступлении на учебу, снимаются ограничения на прием интеллигенции в партию. Различия между старой и новой интеллигенцией постепенно практически исчезают. Во многом это объяснялось уходом старых интеллектуалов от активной деятельности (просто в силу возраста) и ростом лояльности по отношению к власти.
Особое значение в этом плане имел тот факт, что представители властной элиты постепенно осознали значение интеллектуальных кругов не только в процессе модернизации страны, но и в деле
укрепления самой власти. И. В. Сталин подчеркивал: «Ни один класс не может удержать власть и руководство государством, если не сумеет создать собственной интеллигенции, то есть людей, которые отошли от физического труда и живут умственным трудом». Новый вождь партии и государства предостерегал соратников от пренебрежительного отношения к интеллигенции: «У нас часто бывает так: работал рабочий у станка, потом пошел учиться, стал образованным человеком, и к нему сразу пропало всякое уважение. Я считаю, что это дикость. При таких взглядах мы можем действительно загубить государство, загубить социализм»3. Сталинская группировка понимала, что новая, социалистическая интеллигенция, которая неизбежно придет на смену буржуазным специалистам, не может не быть интеллигенцией рабочего класса, его классовым отрядом работников умственного труда.
В 1939 году И. В. Сталин в отчетном докладе на ХУШ съезде ВКП (б) еще раз обратил внимание партийных руководителей на важность налаживания отношений с интеллигенцией: «Несмотря на полную ясность позиции партии в вопросе о советской интеллигенции, в нашей партии все еще имеют распространение взгляды, враждебные советской интеллигенции и несовместимые с позицией партии. Носители этих неправильных взглядов практикуют, как известно, пренебрежительное, презрительное отношение к советской интеллигенции, рассматривая ее как силу чуждую и даже враждебную рабочему классу и крестьянству. Правда, интеллигенция за период советского развития успела измениться в корне, как по своему составу, так и по своему положению, сближаясь с народом и честно сотрудничая с ним, чем она принципиально отличается от старой, буржуазной интеллигенции. <...> Дело с интеллигенцией изменилось... в корне после Октябрьской революции. <...> Сотни тысяч молодых людей, выходцев из рядов рабочего класса, крестьянства, трудовой интеллигенции пошли в вузы и техникумы и. пополнили поредевшие ряды интеллигенции. Они влили в интеллигенцию новую кровь и оживили ее по-новому, по-советски. <...> Создалась, таким образом, новая, советская интеллигенция, связанная с народом и готовая в своей массе служить ему верой и правдой. Для новой интеллигенции нужна новая теория, указывающая на необходимость дружеского отношения к ней, заботы о ней,
уважения к ней и сотрудничества с ней во имя интересов рабочего класса и крестьянства»4.
Вместе с тем, партийный лидер не уставал подчеркивать, что интеллигенция занимает подчиненное положение в обществе: «...интеллигенция — обслуживающий элемент, не общественный класс. Она сама ничего не производит, не занимает самостоятельного места в процессе производства. Когда интеллигенция ставит себе самостоятельные цели, не считаясь с интересами общества, пытаясь выполнить какую-то самостоятельную роль, — она терпит крах. Она вырождается в утопистов. Всегда, когда интеллигенция пыталась ставить самостоятельные задачи, она терпела фиаско. Роль интеллигенции — служебная, довольно почетная, но служебная». И. В. Сталин акцентировал внимание на том, что интеллектуалы служат господствующему классу: чем лучше они распознают его интересы и чем лучше они их обслуживают, тем большую роль интеллигенция играет в обществе — «в этих рамках и на этой базе ее роль серьезная». А при социализме она служит интересам рабочего класса, поэтому «интеллигент может развивать все свои способности, трудиться так же, как рабочий и крестьянин». Однако, несмотря на свою подчиненную роль, в социалистическом обществе интеллигенция, в отличие от капиталистического строя, «полностью равноправна»5.
Таким образом, И. В. Сталин, указывая на подчиненное, несамостоятельное положение интеллигенции в обществе, говорил о необходимости не забывать о той важной роли, которую играет интеллигенция в общественном развитии, и требовал ни в коем случае не ущемлять ее в правах.
Острая необходимость быстрой модернизации Советского Союза требовала не только перемен в отношении власти и интеллигенции, но и понимания важности повышения культурного уровня народа для обеспечения успеха промышленного развития, что не могло не привести к усилению внимания властей к проблемам развития школы и образования. В связи с этим интересно, что задачу повышения образованности молодого поколения И. В. Сталин определил как «некоторый фундамент для того, чтобы сделать через некоторое время всех рабочих и крестьян интеллигентами... Тогда мы будем непобедимы»6. Эти мысли вылились не только в простую и эффективную сталинскую
образовательную реформу, но и привели к серьезному повышению уровня материальной обеспеченности советской интеллигенции. В конечном счете эта линия имела итогом формирование и значительный численный рост новых социальных групп с широким образованием. Идет и своеобразная статусная революция, усиление социального и идеологического расслоения, что не исключало, впрочем, нормализации социального климата и придания устойчивости режиму7.
Быстрое развитие индустрии, таким образом, неизбежно вело к сближению власти и интеллигенции. Но это сближение сопровождало любопытное обстоятельство: власть, преследуя свои цели, становилась все ближе именно старой интеллигенции. С другой стороны, дореволюционным интеллектуалам импонировало обращение к патриотизму, возвращение к прежним традициям, а после войны — и создание Советской империи.
Этому способствовало и то, что власть сознательно и весьма последовательно поднимала престиж ученого, специалиста, работника умственного труда, пыталась той части интеллигенции, которая работала на укрепление режима, создать комфортные материальные условия. Постепенно заработная плата инженерно-технических и научных работников начинает превышать доходы рабочих. К концу 1930-х годов даже оклады учительства (унизительно низкие в период нэпа) становятся выше средней заработной платы по стране. Апогей материального благополучия представителей интеллектуальных профессий, когда уровень жизни интеллигенции наиболее значительно превышает материальное положение рабочих и, тем более, крестьян, приходится на середину 1950-х годов. У многих представителей умственного труда была не просто высокая зарплата, им обеспечили прекрасные жилищные условия, практически у всех были домработницы. Именно в это время советская интеллигенция во многом приблизилась к своему дореволюционному статусу8.
Столь привилегированное состояние интеллигенции объяснялось особым положением, которое она занимала в сталинской системе, недаром ее представителей называли «инженерами человеческих душ». Власть видела главную задачу интеллигенции в выработке теории развития социалистического общества. Но именно в этом плане должной помощи от интеллигенции она так и не получила.
Здесь, возможно, лежит причина некоторого охлаждения отношений власти и интеллигенции в послевоенный период. В это время прозападные настроения интеллигенции усиливаются, чему способствовали как военный союз с западными державами, так и пошедшее явно не в пользу советского режима сравнение с европейским уровнем жизни, которое невольно произошло в ходе освобождения восточноевропейских стран. Все это привело к ужесточению политики режима по отношению к интеллигенции, которая в глазах властей являлась невольным сторонником западного образа жизни, что выразилось в серии известных постановлений по литературе и искусству, гонениях на кибернетику и генетику, в «деле врачей» и борьбе с «низкопоклонством перед Западом».
То, что советская интеллигенция стала объектом репрессий (и особенно чувствительными для нее были способы, которыми это делалось), возможно, являлось попыткой властей указать интеллектуалам на занимаемое ими подчиненное положение. Необходимо помнить, что И. В. Сталину пришлось держать оборону перед интеллектуальной средой страны, которая, чаще всего неосознанно (и власть это понимала), скорее по причине традиционно либеральных настроений образованного общества, поддерживала буржуазную идеологию9.
Именно в силу этого обстоятельства власть и после войны не уставала указывать на недостаточные, по ее мнению, патриотические настроения интеллигенции. И. В. Сталин на встрече с писателями в 1947 году говорил: «Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей <...> у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них не оправданное преклонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя еще несовершеннолетними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников. Эта традиция отсталая, она идет еще от Петра. Почему мы хуже? В чем дело? В эту точку надо долбить много лет, лет десять эту тему надо вдалбливать. Бывает так: человек делает великое дело и сам этого не понимает. Вот взять такого человека, не последний человек... а перед каким-то подлецом-иностранцем, перед ученым, который на три головы ниже его, преклоняется, теряет свое достоинство. Так мне кажется. Надо бороться с духом самоуничижения у многих наших интеллигентов»10.
Естественно, власть по-прежнему была вынуждена обратиться к интеллигенции, пытаясь укрепить систему. Именно поэтому, напомним, никто в сталинском обществе не был удостоен такого внимания и не имел таких материальных привилегий (за исключением, возможно, коммунистической номенклатуры), нежели интеллигенция11. Именно этим обстоятельством объяснялось и стремление поднять престиж интеллигенции, показать ее близость и нужность власти. Революционные настроения, стремление к быстрым переменам, которые господствовали в советском обществе (особенно в 1920—30-е годы), вели к непопулярности многих интеллектуальных профессий. Ведь их подчас не окружал ореол героизма, причастности к происходившему в стране. Только после проведения определенных мер, направленных на повышение социального статуса интеллигенции, удалось выправить положение.
Особо следует выделить широкую агитационно-пропагандистскую кампанию. Так, в центральных и местных газетах помещались очерки о преданных своему труду интеллигентах. При этом подчеркивалась важная роль интеллигенции с дореволюционной подготовкой (а ее оставалось еще немало). Был снят и ряд фильмов об интеллигенции («Депутат Балтики», 1936 г., «Учитель», 1939 г.; после войны — «Весна», 1947 г., «Сельская учительница», 1947 г. и др.), не только говоривших о важности интеллектуального труда, но и свидетельствующих о переходе старой интеллигенции на сторону Советской власти. Возобновилась и практика награждения представителей интеллектуального труда орденами и медалями, в основном именно им присуждались Сталинские премии. Можно говорить о том, что никогда в российской истории социальный престиж интеллигенции не был так высок, как в военные и первые послевоенные годы. И это не могло не нравиться интеллигенции.
Импонировала интеллектуальным кругам и востребованность, возможность участия в грандиозном проекте индустриального переустройства страны, хотя интеллигенты опасались утраты своей главной (по их мнению) привилегии — жить исключительно в мире интеллектуальных иллюзий. Возможно, именно этим объяснялось сохранение критического отношения к власти. Однако, как верно замечает ряд исследователей, оно носило
во многом характер «диффузного интеллигентского недовольства, редко поднимавшегося до ясного понимания природы советского тоталитаризма и его полного отрицания, а тем более до участия в оппозиционном политическом движении». Кроме того, обращение власти к имперской идеологии вело к тому, что советская интеллигенция не признавала полной идентичности социализма с советской системой, и ее имперское измерение «если и не примиряло интеллектуалов. с властью, то все же очерчивало между ними и нею некую общую зону»12.
Сыграло свою роль и еще одно значимое умонастроение интеллигенции, которое виделось в сохранении высших ценностей и образцов великой русской культуры для будущих поколений. Эта установка на сбережение русской традиции была особенно значимой для гуманитарной интеллигенции. Требование сохранения духовности оказалось моментом самоидентификации, а затем и консолидации интеллигенции. В связи с последним нередко полагают, что интеллигенция, если обратиться к ее реальной социальной роли в сталинский период, стала особым слоем «служивой государственной бюрократии, занимающейся просвещением, обоснованием и легитимацией власти». Причем профессиональная деятельность на государственной службе и «оппозиционная самоидентификация» не только не противоречили, но дополняли друг друга, обеспечивая своеобразное представление интеллигенции о самой себе, ее завышенную самооценку. В итоге возникает специфически русский интеллигентский нарциссизм, который отрицал любую политическую активность13.
Это было характерно для всех интеллектуальных групп. Многие семьи в данный период стали интеллигентскими за одно, максимум два поколения. Естественно, новые советские интеллигенты и интеллектуалы не могли не отличаться от дореволюционных, выходцы из многих социальных слоев имели свои родовые отличия. И дело здесь не в качестве, вряд ли старая интеллигенция в конечном итоге сильно отличалась от новой, дело во времени, которое требовалось для утверждения в ином состоянии. Постепенно старая интеллигенция сливалась с новой, образуя единое целое. Конечно, различия были заметны в довоенное, возможно, и в послевоенное время, когда старая интеллигенция была интеллигентами в третьем-четвертом поколениях, а новая —
выходцами из рабочих и крестьян. Но уже к пятидесятым, тем более, к шестидесятым годам дети выдвиженцев стали потомственной интеллигенцией. И различия между старой и новой интеллигенцией были уже малоразличимы, если вообще различимы. Что касается качества, то здесь все уже зависело от личности «старых» и «новых». Конечно, стоит отметить, что некоторые отличия все же сохранялись. Так, среди старой интеллигенции оставалось много гуманитариев, ибо здесь была важна подготовка, полученная в детские годы (например, знание языков). Среди новой — больше технической интеллигенции, особенно в провинции (что объяснялось возникновением новых промышленных городов). Впрочем, и у тех и у других можно было наблюдать полный срез различных групп интеллектуалов.
Таким образом, можно утверждать, что целый комплекс причин (улучшение материального положения, внимание к развитию школы и образования, возвращение к имперским традициям и др.) в период интенсивной модернизации Советского Союза выступает немаловажным фактором того, что старая интеллигенция становится одним из явных сторонников власти. К тому же она оказывалась более восприимчивой к повороту властей к великодержавности, нежели сформировавшаяся в традициях интернационализма новая интеллигенция 1920-х годов. Именно поэтому новые интеллигенты (наряду с представителями номенклатуры), склонные к идеям интернационализма, становятся главной жертвой репрессий конца 1930-х годов. А после войны происходит и раскол в рядах новой интеллигенции. Одна ее часть поддержала антизападные настроения властей, другая не восприняла обращение к русским национальным ценностям и встала в глухую оппозицию к режиму.
В конечном итоге именно сталинская модернизация привела к созданию мощной интеллектуальной элиты в стране. Конечно, можно спорить о том, какой была эта интеллигенция, но она была создана. Советский Союз к концу 1930-х годов стал в интеллектуальном отношении развитым обществом. Модернизация страны способствовала определенному сближению власти и интеллигенции, необычайному подъему социального статуса последней и некоторой (хотя и весьма хрупкой, что показали послевоенные события) устойчивости в интеллигентских кругах.
Но что любопытно, последнее обстоятельство ничуть не помешало в дальнейшем проявиться существенным отличиям в восприятии интеллигенцией и народом И. В. Сталина как знаковой политической фигуры того времени. Интеллигенция встала фактически во главе хрущевской борьбы с культом личности и десталинизации времен перестройки. Впрочем, подобное различие в оценках главы государства интеллигенцией (и элитой в целом) и народом для нашей страны — дело обычное. Это относится не только к Сталину. Интересна в связи с этим позиция евразийцев, отмечавших отнюдь не случайное несогласие элиты и народа. Напомним, что русская революция 1917 года воспринималась ими как национально-освободительная, позволившая сбросить со страны и иго западного капитала, и чуждую для нас западную культуру. Трагедия же революции виделась им в том, что волею судеб ее возглавили крайние западники-марксисты, а марксистская наука (в основе своей европоцентристская) была не в состоянии понять ни феномена революции, ни советской цивилизации. Потому евразийская теория и выделяла стихийно почвенническое движение — русский коммунизм, который хоть и использовал евроцентристскую фразеологию, но выражал идеи русского патриотизма и государственничества, и западнический коммунизм — теорию, не просто отказывавшую России в самобытности, но и относящую ее к отсталым странам, которые нужно, несмотря на жертвы, подогнать под западные каноны. Победа Сталина означала победу русского коммунизма. Евразийцы не уставали отмечать, что верхи и низы в России — это, со времен Петра Великого, — две разные цивилизации. Они отличаются во всем, в том числе и в представлении об идеальном правителе. И именно в этом, по мнению евразийцев, основа расхождений в восприятии Сталина интеллигенцией и народом. Интеллигенция предпочитает западный идеал правителя, где элита и правитель теснейшим образом связаны между собой горизонтальными связями. В России правитель всегда возвышается над элитой, а государство тяготеет не к элитарной, а к народной монархии, где правитель может напрямую обратиться к народу, где он безжалостен к врагам из своего окружения14. Сталин в духе народной, визан-тийско-евразийской монархии сделал выбор не в пользу элиты и интеллигенции, а в пользу интересов народа и государства,
покусился в ходе межпартийной борьбы на партийные верхи. И именно этого, несмотря на то что правление Сталина было для интеллигенции в советский период истории, возможно, самым благополучным временем, как в материальном, так и в статусном плане, она не может ему простить.
Примечания
1 Золотарев О. В. Интеллигенция: советские годы // Интеллигенция и мир. 2012. № 4. С. 48.
2 Там же. С. 44.
3 Сталин И. В. Выступление на заседании Политбюро ЦК ВКП (б) по вопросам партийной пропаганды в связи с выходом «Краткого курса истории ВКП (б)» 10 октября 1938 года // Соч. М., 2006. Т. 18. С. 164.
4 Сталин И. В. Отчетный доклад на XVIII съезде партии о работе ЦК ВКП (б) 10 марта 1939 г. // Сталин И. В. Вопросы ленинизма. М., 1952. С. 646—648.
5 Запись беседы товарища Сталина с германским писателем Лионом Фейхтвангером 8 января 1937 года // Вопросы литературы. 2004. № 2. С. 250—251.
6 Сталин И. В. Выступление на заседании Политбюро ЦК ВКП (б)... С. 166.
7 Левин М. Советский век. М., 2008. С. 11.
8 Зезина М. Р. Складывание командно-бюрократических методов руководства культурой // Режим личной власти Сталина: к истории формирования. М., 1989. С. 152.
9 Фетисов А. Иосиф Виссарионович Сталин и интеллигенция : (ответ Померанцу). Москва, 1965 год. URL: https://www.razumei.ru/lib/ article/647 (дата обращения: 14.08.2017).
10 Встреча с писателями 13 мая 1947 года / записал К. Симонов // Сталин И. В. Соч. М., 2011. Т. 16, ч. 1. С. 758.
11 Интеллектуалы и демократия : российский и польский взгляд. М., 2009. С. 13.
12 Там же. С. 44—45.
13 Там же. С. 44—46.
14 Вахитов Р. Сталин: раскол между интеллигенцией и народом. URL: http://stalinism.ru/stalin-i-gosudarstvo/stalin-raskol-mezhdu-intelligentsiey-i-narodom.html (дата обращения: 14.08.2017).