Научная статья на тему 'Ссылки на заблуждение и требование разглашения информации в контрактном праве'

Ссылки на заблуждение и требование разглашения информации в контрактном праве Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

CC BY
280
86
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Terra Economicus
WOS
Scopus
ВАК
RSCI
ESCI
Область наук
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Ссылки на заблуждение и требование разглашения информации в контрактном праве»

ОТКРЫТАЯ АУДИТОРИЯ

159

ССЫЛКИ НА ЗАБЛУЖДЕНИЕ И ТРЕБОВАНИЕ РАЗГЛАШЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ В КОНТРАКТНОМ ПРАВЕ

А£. ШМАКОВ

магистр экономики, ассистент кафедры экономической теории Новосибирского государственного технического университета

О.Т. ШИПКОВА

магистр экономики, ассистент кафедры экономической теории Новосибирского государственного технического университета

Составлено по: Kronman A. Mistake, Disclosure, Information, and the Law of Contracts // Journal of Legal Studies. 1978. V. 7. P. 1-34.

Большинство специалистов в облас-ти естественного права считают: 1) что честные намерения, лежащие в основе договора купли-продажи, требуют, чтобы продавец представлял проданную вещь такой, как она есть, не скрывая ее дефектов, и не продавал ее по цене более высокой, чем та, которая установлена на момент заключения контракта; 2) что продавец не допускает никакой несправедливости при продаже этой вещи по заданной цене, даже если знает, что цена должна в скором времени снизиться; 3) что продавец не обязан раскрывать покупателю информацию о падении цены, если он таковой располагает; 4) что покупатель не имеет права требовать передачи продавцом большей информации, чем необходимо для передачи собственности1...

Д Д Д

В этой работе автор пытается объяснить противоречивость контрактного права. С одной стороны, рассмотрено много дел, связанных с контрактами (классифицируемых как односторонняя ошибка), в которых признано, что должник освобождается от своих обязательств по исполнению контракта или компенсации ущерба, если он заблуждается относительно некоторого важного факта и о его заблуждении известно (или должно быть известно) другой стороне. С другой стороны, имеют место дела, при рассмотрении которых

1 Pothier, Traite du Contract de Vente.

© Шмаков A.B., 2005 © Шипкова O.T., 2005

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

признается, что при некоторых обстоятельствах одна сторона по контракту имеет право отказать в передаче информации, которой она обладает, другой стороне. При рассмотрении таких дел предполагается, что сторона, обладающая некой информацией, не имеет обязательств по раскрытию информации перед другой стороной.

Хотя эти два рода дел используют разные концептуальные трактовки, по существу они обращаются к одному и тому же вопросу: если одна сторона контракта знает или должна знать2, что другая сторона заблуждается по поводу определенного факта, обязана ли осведомленная сторона сообщить об этом или она может сохранять молчание и извлекать прибыль из заблуждения другой стороны? В работе делается попытка представить теорию, которая объясняет, почему некоторые дела о контрактах налагают обязанность раскрытия информации, а другие - нет3.

1. Заблуждение и распределение риска

Любой договор основывается на некоторых предположениях относительно действительности. Некоторые из этих предположений одинаковы для обеих сторон контракта, другие - нет. Всегда есть вероятность, что какое-то предположение ошибочно. С экономической точки зрения риск такой ошибки (будь то ошибка только одной стороны или обеих сторон) представляет собой издержки как непосредственно для договаривающихся сторон, так и для общества в целом, так как фактическое возникновение ошибки всегда (потенциально) увеличивает ресурсы, затрачиваемые в процессе перераспределения благ в пользу владельцев, ценящих их в наибольшей степени.

Существует два основных способа снижения таких издержек до оптимального уровня. Во-первых, одна или обе стороны могут предпринять шаги, препятствующие возникновению данной ошибки. Во-вторых, если ошибка не может быть предотвращена, то одна сторона (или обе) может застраховаться от риска ее возникновения путем покупки страховки у профессионального страховщика или самострахования. В дальнейшем внимание уделяется исключительно предотвращению ошибок. Хотя такого рода ограничение может показаться произвольным, оно обосновывается тем, что большинство таких дел связано с ошибками, которые могли бы быть предотвращены с разумными

2 Здесь и далее по тексту фраза «должен знать» подразумевает «имеет причину знать». - Прим. сост.

3 Господствует два основных подхода к признанию договора недействительным со ссылкой на заблуждение и требованию обязательного разглашения информации. В соответствии с первым подходом договор признается недействительным в случаях двустороннего заблуждения и одностороннего заблуждения, если сторона могла легко обнаружить ошибку. (Впрочем, эти требования могут игнорироваться с целью увеличить стимулы раскрытия информации.) В соответствии со вторым подходом: 1) следует признавать исковую силу договоров, основанную на различии в производительной информации; 2) следует признавать исковую силу договоров, основанных на различии в смешанной информации (производительной и перераспределительной); 3) не следует признавать силу договоров, основанных на различии в чисто перераспределительной информации. (Под производительной информацией понимается информация, способствующая росту производительности и усиливающая стимулы; под перераспределительной - информация, вызывающая перераспределение богатства.) В обоих подходах признается, что стороны должны разглашать информацию, касающуюся безопасности; а договора, заключенные под влиянием обмана (в отличие от сокрытия информации являющегося активным действием), признаются недействительными. - Прим. сост.

издержками. Когда риск не может быть предотвращен с разумными издержками (это относится ко многим рискам, связанным с тем, что законом трактуется как последующая невозможность исполнения4), единственным эффективным средством снижения риска является страхование. Именно поэтому понятие страхования играет более важную роль в отношении невозможности исполнения, чем анализ ошибок.

Наличие информации защищает от ошибки. Несмотря на то, что получение информации связано с издержками, один человек может получить нужную информацию с меньшими издержками, чем другой. Если стороны контракта действуют рационально, они будут минимизировать общие издержки от потенциальной ошибки, перемещая риск ее возникновения на ту сторону, которая является лучшим получателем информации5. Если стороны фактически распределили риск (как явно, так и неявно путем соблюдения торговых традиций и устоявшихся форм обмена), то с таким распределением нужно считаться. Там, где стороны не распределили риск (соответственно, в контракте существует пробел), суд, руководствуясь экономической эффективностью, должен возложить риск на лучшего получателя информации. Это имеет следующее объяснение: перераспределяя риск таким образом, суд, исходящий из принципа эффективности, снижает трансакционные издержки самого процесса заключения контракта.

Наиболее важное концептуальное разграничение в делах, связанных с ошибками, - это различие между «двусторонним» и «односторонним» заблуждением. Традиционно суды неохотно оправдывают допустившего ошибку должника по договору, где ошибается он один, в отличие от ситуации, когда заблуждаются обе стороны по одному и тому же факту. При широком рассмотрении различие между взаимным и односторонним заблуждением имеет смысл с экономической точки зрения. Там, где обе стороны контракта заблуждаются по поводу одного и того же факта или состояния дел, при решении того, кто из них имел больше возможностей предотвратить ошибку, вполне может потребоваться детальный анализ характера ошибки и экономической роли или положения каждой из вовлеченных сторон. Там же, где заблуждается только одна сторона, разумно предположить, что она имеет большую возможность предотвратить собственную ошибку, чем другая сторона. Это предположение верно не во всех случаях, но оно является полезной отправной точкой анализа и помогает объяснить коренное различие между двусторонними и односторонними ошибками.

Очевидной иллюстрацией является дело Bowser против Hamilton Glass Co. В этом деле истец был подрядчиком, работающим по правительственному заказу. Он сделал субподрядчикам заказ произвести среди прочего «зеркальные стекла». Ответчик предложил цену 22 доллара за каждое из 1400 стекол. Истец направил ответчику заказ на поставку, который фактически являлся предложением заключить взаимообязывающий контракт. К заказу были приложены детальные спецификации и чертежи. Ответчик подтвердил получение заказа на покупку и произвел стекло. Узнав, что готовые стекла не соответствовали спецификациям контракта, ответчик сообщил истцу, что он анну-

4 Supervening impossibilities. - Прим. сост.

5 Под лучшим получателем информации подразумевается сторона контракта, получение информации для которой связано с меньшими издержками. - Прим. сост.

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

лирует соглашение. Истец получил стекла от другого изготовителя и предъявил иск о возмещении разницы между фактическими затратами на покупку и той суммой, которую он должен был по контракту заплатить ответчику. Ответчик утверждал, что он ошибся относительно характера товара, который должен был быть произведен. Суд, поддержав истца, заявил, что ошибка ответчика не оправдывает его вину, так как односторонняя ошибка простительна только там, где о ней известно другой стороне.

Очевидно, решение по делу Bowser имеет экономический смысл. Ответчику легче было предотвратить собственную ошибку, тщательно прочитав спецификации и изучив чертежи. Хотя и истец, возможно, мог бы предотвратить ошибку, проведя необходимую экспертизу, проконтролировав изучение ответчиком предложенного контракта и проводя периодические проверки, чтобы удостовериться, что произведенные товары соответствовали спецификациям контракта, но это было бы для него очень затратно. Общие издержки от ошибки такого рода минимизируются, когда риск ошибки переносится на сторону, допустившую ошибку. К этому решению участники договора могли бы прийти самостоятельно, если бы учли такой риск во время заключения контракта. Кроме того, это решение является оптимальным с точки зрения общества.

В прошлом часто утверждалось, что при отсутствии мошенничества или умышленного искажения информации односторонняя ошибка никогда не оправдывает освобождения допустившей ее стороны от обязанности исполнения контракта или компенсации ущерба. Сейчас это положение не является обязательным, и Корбин продемонстрировал, что, по всей вероятности, оно никогда не было обязательным. Исключением является защита допустившего одностороннюю ошибку должника (по договору), ошибка которого известна или должна быть известна другой стороне контракта. В этом случае долгое время применялось освобождение от ответственности, несмотря на тот факт, что ошибка должника по договору была односторонней.

Например, если покупатель представляет предложение, содержащее расчетную ошибку или описку, и эта ошибка является очевидной или может быть выведена из несоответствия между этим и другими предложениями, покупателю, как правило, будет разрешено отозвать предложение без возмещения ущерба (даже после того, как предложение было принято другой стороной). Для рассмотрения другого примера предположим, что А утверждает предложенный B контракт в письменной форме, зная, что B неправильно трактует документ. Если B принимает предложенный контракт, после обнаружения ошибки он может избежать обязательств по контракту и выплаты компенсации А упущенной выгоды. Похожая ситуация связана с предложением, которое «слишком хорошее, чтобы быть правдой». Одна сторона, получив такое предложение, не может «накинуться на него»; если она так поступит, оферент может отозвать предложение, несмотря на тот факт, что оно было принято. В каждом из описанных дел одна сторона ошибается, а другая фактически знает или должна знать о ее ошибке. Сторона, допустившая ошибку, была освобождена от выполнения любых обязательств по договору перед стороной, знавшей об ошибке.

Правило такого рода разумно. Хотя в каждом из описанных дел стороне, допустившей ошибку, лучше всего было бы прежде всего воспрепятствовать ее возникновению (проявляя внимательность при подготовке предложения

или при чтении предложенного контракта), другая сторона могла бы исправить ошибку с меньшими издержками в момент между ее возникновением и составлением контракта. В первый момент времени сторона, допустившая ошибку, имеет лучшую возможность ее предотвратить (обладать информацией). Однако в последующие моменты времени лучше предупредить ошибку может другая сторона, благодаря свободному доступу к нужной для ее раскрытия и исправления информации. Например, так может случиться, если у стороны есть другие предложения для сравнения с несущими ошибку предложениями и они обеспечивают ее информацией, которая отсутствует у покупателя. Конечно, если ошибка не может быть известна противоположной стороне (если она должна понести существенные затраты для обнаружения ошибки), нет причин предполагать, что она более эффективно предотвратит ошибку во время исполнения контракта. Но если ошибка известна или могла бы быть обнаружена с незначительными издержками, то принцип эффективности лучше всего применяется в соответствии с правилом составной ответ-ственности6, которое налагает изначальную ответственность за ошибку на допустившую ее сторону, но перемещает ответственность на другую сторону, если она фактически знает или должна знать об ошибке. Такого рода правила составной ответственности известны в других областях права: одним из примеров является деликтная доктрина «последней явной возможности избежать несчастного случая»7.

Дела, в которых должнику (по договору), допустившему одностороннюю ошибку, предоставляют освобождение от ответственности на том основании, что его ошибка была известна или обнаружена другой стороной, вроде бы находятся в остром противоречии с другим рядом дел. Эти дела связаны с близкими друг другу проблемами мошенничества и разглашения информации: 1) если одна сторона контракта знает, что другая сторона ошибается относительно некоторого факта, то допускает ли мошенничество сторона, знающая об этом, если не разглашает ошибку? 2) может ли допустившая ошибку сторона избежать ответственности по контракту? На эти вопросы не всегда отвечают одинаково. В некоторых случаях суды признают обязанность разглашения информации, а в других - нет. Эта последняя группа дел (которые не требуют разглашения), кажется, противоречит правилу, по которому односторонняя ошибка прощается, если другая сторона знает или должна знать о ее существовании.

В делах, не требующих разглашения информации, одна сторона ошибается, а другая сторона знает или должна знать об этом. Можно ли сравнить эти дела с теми, в которых считается, что односторонняя ошибка плюс знание или необходимость знать оправдывает ошибающуюся сторону? Точнее, можно ли очевидное расхождение между этими двумя рядами дел объяснить с экономических позиций?

Остальная часть работы посвящена ответу на эти два вопроса. Предлагается следующий ответ. Там, где неразглашение разрешено (там, где права хорошо осведомленной стороны по контракту реализованы, несмотря на ее

6 Compound liability rule. - Прим. сост.

7 В рамках доктрины «Last clear chance» начиная с 1842 г. в делах по деликтным правонарушениям суд признавал виновной сторону, обладающую последней явной возможностью избежать несчастного случая. - Прим. сост.

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

отказ раскрыть известную ошибку), знание обычно является продуктом дорогостоящего поиска. Правило, разрешающее неразглашение, - единственный эффективный способ стимулировать вложение капитала в получение такого знания. И наоборот, в делах, требующих разглашения, и в тех, которые оправдывают допустившего ошибку должника по договору, потому что другая сторона знала или должна была знать о его ошибке, специальная информация хорошо осведомленной стороны обычно не является результатом целенаправленного поиска. Хотя информация такого рода также социально полезна, требование о разглашении не приведет к резкому сокращению количества фактически полученной информации такого рода. Если принять во внимание инвестиционные затраты, понесенные при целенаправленном поиске информации, два очевидно расходящихся ряда дел, описанных выше, можно считать согласованными с принципом эффективности, который требует, чтобы риск односторонней ошибки был возложен на сторону, наиболее эффективно предупреждающую такой риск.

2. Получение информации и обязанность разглашения

Обсуждение мошенничества и неразглашения информации в контрактном праве полезно начать с дела Laidlaw против Organ. Оган был коммивояжером из Нового Орлеана, занимающимся скупкой и продажей табака. Рано утром 19 февраля 1815 г. г-н Шепэрд сообщил ему, что в Генте американцы и британцы подписали мирный договор, формально заканчивающий войну 1812 г. Г-н Шепэрд (который был заинтересован в прибыли от сделки, заключенной между фирмой «Лэйдлоу» и Оганом) получил информацию о соглашении от своего брата, который с двумя другими господами узнал об этом из британской тюрьмы «Флит» (о делах брата Шепэрда и его компаньонов в этой тюрьме умалчивается).

Информация о мирном договоре была обнародована в листовке, появившейся около восьми часов утра девятнадцатого числа. Однако прежде чем стало известно о существовании договора («вскоре после восхода солнца», как указано в деле), Оган, имевший информацию о договоре, обратился к представителю фирмы «Лэйдлоу» и заключил контракт о закупке 111 больших бочек табака. Перед заключением соглашения о продаже табака представитель «Лэйдлоу» спросил, есть ли какие-либо новости, которые повлияли бы на увеличение цены или стоимости покупаемого продукта. Неясно, какой ответ дал Оган на этот вопрос (если вообще таковой имел место).

В результате полученных новостей о соглашении (в которых сообщалось о конце военно-морской блокады Нового Орлеана) рыночная цена табака быстро возросла на 30-50%. «Лэйдлоу» отказалась поставить табак согласно обязательствам по первоначальному договору. Оган начал судебную тяжбу, чтобы взыскать убытки и воспрепятствовать «Лэйдлоу» в продаже товаров. Из материалов дела неясно, но, по-видимому, судья вынес приговор в пользу Огана. Была подана аппеляция в Верховный Суд Соединенных Штатов, который, по требованию председателя суда Маршалла, направил дело на пересмотр. Суд постановил, что ключевой вопрос о том, «имел ли место обман продавца покупателем, должен был быть рассмотрен присяжными», и, как результат, «абсолютный вердикт судьи был ошибочным». Однако решение Маршалла более известно как его частное мнение, а не судебное решение.

Основной вопрос в этом деле заключается в следующем: должны ли были сведения о внешних обстоятельствах, которые могли повлиять на цену товара и которые находились исключительно в распоряжении покупателя, быть сообщены им продавцу? По мнению суда, он не должен был их сообщать.

Было бы трудно обозначить точные границы конкурирующей теории, в которой сведения одинаково доступны обеим сторонам. Но в то же самое время каждая сторона должна заботиться о том, чтобы не сказать или не сделать чего-либо, имеющего целью обмануть другую сторону.

Хотя частное мнение Маршалла в деле Laidlaw против Organ резко критиковалось, оно до сих пор считается точной формулировкой закона (когда он должным образом интерпретируется). Общее правило, которое рекомендовано Маршаллом, обычно обосновывают тремя взаимосвязанными принципами: 1) оно соответствует законным ожиданиям сторон договора, и, таким образом, точно отражает этику рынка; 2) каждая сторона несет риск собственной ошибки в оценке ценности товаров; 3) оно справедливо вознаграждает осведомленность и предприимчивость одной из сторон, обладающей специфической информацией (в рассматриваемом случае - покупателя).

Последнюю мысль можно развить следующим образом. Новости о Гентс-ком соглашении повлияли на цену табака в Новом Орлеане. Цена отражает относительную стоимость товаров: информация о соглашении вызвала новое состояние дел, при которых стоимость табака (относительно других товаров и заменителей табака в особенности) изменилась. Такое изменение почти всегда влияет на распределение общественных ресурсов. Если цена табака для поставщиков возрастает, например, у фермеров будет стимул выращивать больше табака, и продавцы табака готовы заплатить больше, чтобы поставить их товары на рынок. Таким образом, доля (ограниченных) общественных ресурсов, вовлеченных в производство и транспортировку табака, будет увеличена. Информация, отражающая изменение обстоятельств, влияющих на относительную стоимость определенного товара, всегда будет иметь определенный (возможно, не поддающийся измерению) аллокационный эффект. Кроме того, такая информация будет иметь перераспределительные последствия: владельцы табака или прав на табак станут относительно богаче после повышения цен, если другие цены не возросли или возросли на меньшую величину.

С общественной точки зрения, желательно, чтобы информация, отражающая изменение обстоятельств, влияющих на относительную стоимость товаров, попадала на рынок как можно быстрее (чтобы время между изменением, его осознанием и оценкой было минимальным) [3]. Если фермер, выращивающий арахис (который, зная об изменениях, стал бы выращивать табак), узнает об изменениях цен, он должен будет выбрать между заменой одной культуры другой (которая в любом случае будет затратной) или нерациональным использованием земли. В обоих случаях и фермер, и общество в целом проиграют в сравнении с той ситуацией, как если бы он изначально выращивал табак. Чем быстрее информация об изменении достигнет фермера, тем менее вероятно, что общественные ресурсы будут потрачены впустую.

Рассмотрим еще одну (возможно, более реалистичную) иллюстрацию. А - судовладелец, который обычно перевозит товары между Новым Орлеаном и различными другими портами. Из-за военно-морской блокады он не может войти в гавань Нового Орлеана. Спустя некоторое время после подписания

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

соглашения, но до его разглашения, А заключает контракт о перевозке хлопка из Саванны в Нью-Йорк. После того, как новость о соглашении достигает Нового Орлеана, продавец табака в этом городе предлагает А «премию», если тот согласится доставить партию табака в Балтимор. Несмотря на наше предположение о том, что это предложение достаточно привлекательно, чтобы побудить А нарушить его первый контракт и оплатить неустойку [1], а его судно будет использовано наиболее эффективным образом, издержки таких изменений будут больше, чем в случае, если бы информация о соглашении поступила прежде, чем он подписал первый контракт. Ресурсы будут использованы А на компенсацию неустойки по первому контракту; с общественной точки зрения, их использование представляет собой чистые потери.

Эффективность в распределении ресурсов возрастает при ускорении получения информации об изменении ситуации на рынке. Конечно, информация не просто «поступает» туда. Как и все остальное, она поставляется людьми (прямо, путем ее разглашения, или косвенно, когда ее можно получить, наблюдая за поведением индивида на рынке). В некоторых случаях люди, предоставляющие информацию, получили ее путем специального поиска; в других случаях информация была получена ими случайно [4]. Например, специалист по ценным бумагам получает информацию об интересующей его корпорации, тщательно изучая данные о ее экономической деятельности. И наоборот, бизнесмен, получивший ценную информацию, нечаянно подслушав беседу в автобусе, получает информацию случайно [6].

В данном случае термин «целенаправленно полученная информация8» означает информацию, получение которой связано с издержками, которых можно было избежать, но на них идут для большей уверенности в том, что рассматриваемая информация будет получена. Эти затраты могут включать не только прямые издержки на поиск информации (издержки исследования ежегодного отчета корпорации), но и затраты на получение первоначальной квалификации (например, стоимость посещения бизнес-школы). Если бы затраты на приобретение информации (стоимость билета на автобус во втором примере) были понесены в любом случае вне зависимости от того, была ли информация ожидаемой, то информацию можно назвать полученной случайно. Разница между целенаправленно и случайно полученной информацией является простейшим способом выражения их экономических различий. Хотя в действительности может быть трудно определить, была ли какая-то часть информации получена так или иначе, различие между этими двумя типами информации имеет значительную аналитическую ценность.

Если информация была получена целенаправленно и ее владелец не получает выгоды от ее наличия и использования, у него будет стимул снизить затраты на получение информации или полностью отказаться от ее получения в будущем. Это является следствием определения целенаправленно полученной информации, так как тот, кто получает информацию такого рода, будет, по определению, нести издержки, которых он мог избежать, если бы не

8 Термины «целенаправленно» или «преднамеренно» (не применяется, чтобы избежать аналогий с уголовным правом) полученная информация используются как антоним термина «случайно» полученная информация и означают, что получение информации было осознанно и связано с дополнительными издержками. Встречается также синоним «произведенная» информация. - Прим. сост.

добывал ее с целью получения будущей выгоды, которой он не получил. Тот же, кто случайно получил информацию, не будет отказываться от своих действий, даже не получив этих выгод.

Можно утверждать, что всякий раз, когда выгоды от обладания любым видом информации растут или снижаются, можно было бы произвести полную корректировку уровня вложения капитала в получение такой информации. Если человек не может извлечь выгоду из информации, которую он получает, то в дальнейшем даже при поездке в автобусе он будет уделять меньше внимания беседам, происходящим вокруг него. Каждое изменение (положительное или отрицательное) в выгодах от обладания определенным видом информации обязательно будет иметь некоторый побудительный эффект, который может изменяться по величине. Строго говоря, случайно приобретенная информация представляет собой предельный (идеальный) случай, когда изменение величины эффекта, вытекающего из исключения одной из выгод от обладания определенной информацией, равно нулю. В любой реальной ситуации будут иметь место побудительные эффекты, которые вызовут отклонение от этого предела. Однако там, где сокращение действий по получению некоторой информации, вызванное невозможностью для ее владельца применить информацию для увеличения собственной выгоды, невелико, оно, вероятнее всего, будет возмещено соответственно большей социальной выгодой, которая последует из предотвращения ошибок. В дальнейшем термин «случайно полученная информация» будет использоваться в несколько более широком смысле, чем использовался до сих пор по отношению к информации такого рода.

Один из эффективных способов убедиться, что индивидуум получит выгоду от владения информацией, состоит в том, чтобы наделить его правом собственности на эту информацию (правом ходатайствовать перед государством о принятии принудительных мер для исключения других из возможности использования данной информации и получения выгод от нее) [2]. Выгоды от владения становятся надежно закрепленными только тогда, когда государство превращает владельца информации в собственника, наделяя его юридически осуществимым правом собственности того или иного рода. Назначение прав собственности на информацию - особенность англосаксонской правовой системы. Юридическая защита, предоставляемая патентованным изобретениям и некоторым производственным секретам, - два очевидных примера.

Один из способов, которым правовая система может установить права собственности на информацию, состоит в разрешении информированной стороне заключать контракты, которые, по ее информации, выгодны, не раскрывая эту информацию другой стороне. Наложение обязанности разглашения на хорошо информированную сторону лишает ее частного преимущества, которое ей давала информация. Обязанность разглашения эквивалентна требованию поделиться выгодой от информации с общественностью и, таким образом, противоречит понятию права собственности, которое (независимо от последствий) всегда требует юридической защиты частного имущества.

Безусловно, различные виды прав собственности могут лучше или хуже подходить для защиты собственнических интересов в обладании разными видами информации [5]. Маловероятно, например, что информация такого рода, как в деле Laidlaw, могла быть эффективно защищена патентной системой [7]. Единственный осуществимый способ назначения прав собственности

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

на краткосрочную информацию о состоянии рынка состоит в том, чтобы разрешить людям, обладающим такой информацией, свободно заключать контракты, не раскрывая того, что они знают.

Из материалов дела неясно, получил ли покупатель в деле Laidlaw информацию случайно или сделал преднамеренный вклад в ее поиск (например, создавая сеть ценной с коммерческой точки зрения «дружбы»). Если мы предположим, что покупатель получил информацию о соглашении случайно, то требование о раскрытии этой информации продавцу (нет наделения его правом собственности на информацию) не окажет существенного влияния на его будущее поведение. Так как тот, кто случайно получил информацию, не вносит никакого вклада в ее приобретение, то наложение на него обязанности по разглашению этой информации вряд ли уменьшит количество социально полезной информации, которую он фактически генерирует. Если же покупатель в деле Laidlaw приобрел информацию о соглашении в результате целенаправленного и дорогостоящего поиска, требование о разглашении лишит его частной выгоды, которую он мог бы извлечь, владея информацией, и удержит его от подобных инвестиций в будущем.

Кроме того, в связи с тем, что продавец сможет использовать информацию покупателя бесплатно и устранит опасность заключения проигрышного контракта при наличии у второй стороны большей информации, требование о разглашении также уменьшит стимул продавца к поиску информации. Поэтому отказ в праве собственности покупателю на целенаправленно полученную информацию ликвидирует стимулы как для покупателей, так и для продавцов вкладывать средства в развитие знаний и поиск информации. Наделение же субъекта таким правом не только будет защищать инвестиции стороны, обладающей специфической информацией, но и наложит альтернативные издержки на другую сторону и, таким образом, даст ей стимул предпринять (соразмерный издержкам) собственный поиск информации.

Если предположить, что суды могут легко различить тех, кто получил информацию случайно, и тех, кто получил ее целенаправленно, то в каждом отдельном случае возложение обязанности разглашения может основываться на правдоподобном экономическом основании (обязанность разглашения принимается в тех случаях, когда информация была получена случайно, и не принимается, когда информация является плодом целенаправленного поиска). Во время заключения договора для стороны, которая получила информацию случайно, вероятнее всего, будет дешевле предупредить ошибку, чем для заблуждающейся стороны, с которой заключается сделка (независимо от того факта, что обе стороны первоначально имели равный доступ к рассматриваемой информации). Тот, кто целенаправленно получил информацию, также имеет возможность предотвратить ошибку другой стороны. Но, определяя затраты хорошо осведомленной стороны на предотвращение ошибки (путем разглашения информации), мы, в первую очередь, должны учесть все инвестиции, которые она сделала для получения информации. Эти инвестиции будут представлять для нее убытки, если другая сторона может избежать исполнения контракта в случае наложения обязанности разглашения на информированную сторону.

Если мы учтем эти издержки, то становится неясно, может ли сторона, обладающая целенаправленно полученной информацией, более дешевым способом предупредить ошибку. Противоположный вывод кажется более ве-

роятным. Следовательно, в этом случае правило, разрешающее неразглашение информации (возлагающее риск ошибки на ошибающуюся сторону), соответствует договоренности, к которой, вероятнее всего, пришли бы сами стороны, если бы они договаривались о явном распределении риска во время заключения контракта. Стороны по контракту всегда могут распределить этот риск, включив соответствующую правовую оговорку в условиях договора. Однако когда они не в состоянии этого сделать, цель контрактного права (как и любого другого) - снизить трансакционные издержки, применив юридическую норму, которая приблизит судебное решение к тому, которое стороны выбрали бы для себя, если бы взвешенно подошли к проблеме. Это соображение вместе с выводом о сокращении полученной социально полезной информации, которое, вероятно, последует после подчинения требованию разглашения, позволяет заключить, что наиболее эффективным с экономической точки зрения будет разрешение тому, кто обладает целенаправленно полученной информацией, заключать выгодные для него договоры, не раскрывая информации, которой он обладает.

Однако норма, которая призывает к применению требования разглашения в зависимости от конкретного случая, вероятнее всего, столкнется с реальными проблемами, которые будет сложно (и дорого) решить. Дело Laidlaw хорошо это иллюстрирует. По обстоятельствам дела невозможно определить, сделал ли покупатель целенаправленный вклад в получение информации о соглашении. Издержки исполнения требования разглашения в зависимости от конкретного случая, вероятнее всего, будут существенны.

Альтернативой может служить общее правило (разглашения или неразглашения) в каждом классе дел, связанных с одинаковым видом информации (например, информация о рыночной конъюнктуре или о дефектах в собственности, выставленной для продажи). Определяя соответствующее общее правило для каждого класса дел, сначала необходимо решить, является ли информация данного рода (в целом) чаще всего случайной или результатом целенаправленного поиска. Чем больше вероятность того, что такая информация была получена целенаправленно, а не случайно, тем более вероятным становится предположение, что общее правило, разрешающее неразглашение, принесет выгоды, которые превысят издержки.

Например, в деле Laidlaw информация была связана с изменяющейся рыночной конъюнктурой. Вердикт в этом случае может быть оправдан на том основании, что информация о состоянии рынка обычно (хотя и не всегда) является результатом целенаправленного поиска. Большое количество частных лиц, фактически занимающихся получением такой информации, предоставляет эмпирическую поддержку данному суждению.

3. Обязанность разглашения информации б рамках прецедентного права

Различие между целенаправленно и случайно полученной информацией помогает понять содержание дел, в которых обязанность разглашения налагается на ту или другую сторону. В целом, дела, требующие разглашения информации, связаны с информацией, которая, вероятнее всего, была получена случайно, а дела, разрешающие неразглашение, связаны с информацией, которая, скорее всего, была получена целенаправленно. Взятые в целом дела

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

с необходимостью разглашения создают, как минимум, впечатление способствования аллокационной эффективности, связывая наделение правами собственности с теми видами информации, которые, вероятнее всего, являются плодами преднамеренных инвестиций.

Экономическое объяснение разрешения на неразглашение информации хорошо иллюстрируют несколько дел, связанных с покупкой недвижимости, где у покупателя было основание для уверенности в наличии залежей нефти или минералов, о чем не было известно продавцу. Например, в деле Neill против Shamburg стороны были соарендаторами арендного договора о нефти на 200-акровом участке. Покупатель (Шамбург) купил долю своего соарендатора участка за 550 долларов (с условием доплатить еще 100 долларов в случае, если добыча нефти будет составлять шесть или больше баррелей в день). Во время продажи Шамбург пользовался несколькими скважинами на смежном участке земли. Одна из скважин была довольно производительной. Шамбург не сообщил своему соарендатору об этой скважине, когда покупал его долю на 200-акровом участке. Суд посчитал, что Шамбург не был обязан разглашать Нэил какую-либо информацию, и отказался аннулировать продажу. Суд объяснил свой вердикт следующим образом.

Истец (продавец) не имел никакого интереса в арендном договоре на 50-акровый участок, но мы можем признать, что, когда он собрался продать право аренды своему соарендатору, он получил право знать такие факты в отношении производства, которые могут оказать негативное влияние на другую сторону договора. (В свете дальнейших объяснений значение этого предложения не полностью ясно.) Но до тех пор, пока нет какого-либо исключительного обстоятельства, чтобы возложить на человека обязанность разглашения информации, то он вправе держать ее при себе. Возможно, Шамбург был чрезмерно скрытным в этом вопросе, но характер и положение его дел требовали такой предосторожности. Фогл свидетельствует, что Шамбург был единственным человеком, работающим по-соседству, и Джеймс сообщил, что Шамбург сказал ему, что потратил около 150 000 долларов на развитие этой территории, «и теперь все эти парни стремятся сунуть нос в его дела». Мы не находим в действиях Шамбурга, при данных обстоятельствах, чего-то большего, чем простое намерение и попытку получить выгоду от своего предприятия, храня информацию о своих результатах при себе, и мы согласны с владельцем, что это «далеко не мошенничество».

Более современный случай такого рода возник в связи с открытием компанией «Техас Галф Салфэ» (Texas Gulf Sulphur) чрезвычайно богатого месторождения Кид Крик около Тиминс, штат Онтарио. После проведения обширных аэрофотосъемок, которые показали геологическую аномалию, указывающую на присутствие больших запасов сульфида, «Техас Галф Салфэ» купила преимущественные права на добычу полезных ископаемых, затрагивающие права владельцев нескольких смежных участков, где была расположена аномалия. Одно из этих прав охватывало участок земли, принадлежащей Мюрэю Хэндри. В преимущественном праве Хэндри (которое было получено за 500 долларов), указывалось, что «Техас Галф Салфэ» могла приобрести права собственности на добычу, выплатив 18 000 долларов в любое время в течение двух лет немедленно после приобретения прав. В преимущественном праве Хэндри также указывалось, что в том случае, если будут обнаружены промышленные месторождения руды, Хэндри будет выплачено 10% от прибыли.

После того, как о существовании месторождения стало известно, представители Хэндри заявили, что «Техас Галф Салфэ» целенаправленно ввела в заблуждение продавца, не сообщив о том, что компания имела «многообещающие признаки запасов минерала на территории, принадлежащей Хэндри». Судебный процесс, начатый представителями, был в конечном счете улажен во внесудебном порядке.

У Шамбурга и «Техас Галф Салфэ» имелись причины считать, что земля, которую они покупали, была намного более ценной, чем предполагал владелец земли. В каждом из случаев информация покупателя о стоимости собственности была результатом целенаправленного поиска, в который покупатель инвестировал существенную сумму денег. (За четыре года до открытия месторождения Кид Крик фирма «Техас Галф Салфэ» потратила почти 3 млн долларов, безрезультатно исследуя другие аномалии.) Информация в обоих случаях открыла характеристики собственности, которые увеличили эффективность ее использования, и поэтому ее ценность для общества в целом.

Информация, имеющая отношение к вероятности обнаружения подземных нефтяных или минеральных запасов, часто является плодом преднамеренных инвестиций в исследования или в проведение геологической разведки. Чтобы поощрять получение такой информации, правовая система обычно разрешает владельцу информации использовать в своих интересах отсутствие информации у других людей, осуществляя сделки без разглашения данной информации.

Подобный результат обычно достигается там, где информация касается ожиданий определенных изменений, которые сделает собственность более ценной. Например, в деле Guaranty Safe Deposit and Trust Co. против Liebold трастовая компания купила преимущественное право на собственность Лай-болда. Она должным образом оформила покупку за 15 000 долларов. Лайболд стремился избежать продажи на том основании, «что во время покупки преимущественного права компания «Стандэт Стил Ка» (Standard Steel Car Company) рассматривала возможность переезда в Батлер (штат Пенсильвания), чтобы построить большой завод; что г-н Рейбер (агент трастовой компании) знал об этом, ответчик тоже слышал о переезде указанной компании, но его информация была неясна и неопределенна, тогда как истец точно знал о переезде и скрыл эту информацию от ответчика». Суд первой инстанции решил, что обе стороны знали о «слухе», связанном со строительством завода в Батлере и что они соответственно скорректировали цену продажи прав. Верховный Суд штата Пенсильвания в подтверждение решения в пользу трастовой компании заявил следующее.

Предположим, что Рейбер определенно знал, что планируется построить завод в Батлере и что Лайболд не был осведомлен об этом, обязан ли был первый раскрыть такую информацию последнему, и можно ли признать его контракт с Лайболдом несправедливым без такого разглашения? В наш век коммерции ежедневно происходит покупка преимущественных прав теми, кто владеет информацией, от которой они ожидают получить прибыль, просто потому, что люди, у кого эти права покупаются, не осведомлены. Если бы предполагаемый продавец был осведомлен аналогично предполагаемому покупателю, покупка преимущественных прав была бы редкостью, если вообще имела бы место, и решение в пользу апеллянта фактически аннулировало бы их.

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

Суды часто заявляли, что в случае недостатка конфиденциальных или доверительных отношений между покупателем и продавцом нераскрытие информации покупателем (недвижимости) при наличии более полной информации о ее стоимости не является мошенничеством. Такое правило имеет экономический смысл, когда оценка покупателя базируется на прогнозировании вероятности различного использования этой собственности. Хотя «знание покупателя о стоимости» не всегда опирается на целенаправленно полученную информацию, количество предпринимателей, участвующих в профессиональной торговле недвижимостью, позволяет предположить, что такое знание часто (если не всегда) добывается целенаправленно. (Торговцы недвижимостью, подбирая покупателей и продавцов, облегчают продвижение недвижимости к ее наиболее эффективному способу использования. Поэтому информация, на которой базируются их прогнозы о будущем использовании имущества, должна расцениваться как общественный актив.)

Третья категория дел, разрешающих неразглашение, на первый взгляд кажется противоречащей тезису, который здесь обсуждается. Эти дела связаны с продажей собственности, которая является явно дефектной; суды регулярно выносили решения о том, что продавец такой собственности не обязан обращать внимание покупателя на дефект.

Например, в деле Gutelius против Sisemor истец купил дом и впоследствии обнаружил, что дождевая вода, скопившаяся под полом, привела к тому, что дом «стал наполняться вредными и неприятными запахами». Покупатель утверждал, что скопление воды было скрытым дефектом и что ответчик-продавец был обязан предупредить о его существовании. Решив дело в пользу ответчика, суд постановил, что осмотр помещения (который фактически проводил истец) должен был дать истцу представление об условиях, приводящих к накоплению воды. (Эти условия включали размещение вентиляционных отверстий, угол наклона земли вокруг дома и состав почвы во дворе.) «Когда источники информации находятся под рукой и одинаково доступны обеим сторонам, - подвел итог суд, - а предмет покупки открыт для осмотра, то неиспользование покупателем этих средств и возможности для получения информации не дает ему основания заявить, что он был обманут продавцом путем искажения фактов».

Если предположить, что продавец в деле Gutelius знал или должен был знать, что покупатель не подозревал о дефекте (несмотря на факт, что покупатель осмотрел помещение), он находился бы практически в таком же положении, как получатель ошибочно завышенной цены, и если его знание о заблуждении покупателя не было бы плодом целенаправленного поиска, то было бы резонно предположить, что продавец с наименьшими издержками мог предотвратить ошибку (по крайней мере, во время заключения контракта). По причинам, которые будут рассмотрены ниже, неправомерно думать, что знание продавцом дефектов своей собственности обычно является результатом целенаправленного поиска, в который он не вложил бы капитал, если бы знал, что он будет обязан раскрыть существование рассматриваемых дефектов. Такая ситуация может иметь место при условии, что продавец в деле Gutelius знал об ошибке покупателя, и с экономической точки зрения есть смысл требовать, чтобы продавец устранил ошибку, обращая внимание покупателя на дефект. Это требование должно иметь место, несмотря на то, что обе стороны первоначально имели равные возможности обнаружить дефект самостоятельно.

Эффективно возложить риск ошибки на сторону, осведомленную о ней, когда у нее есть причины знать об ошибке, несмотря на то, что покупатель является стороной, которая изначально могла предотвратить возникновение ошибки.

Но если у продавца нет основания полагать, что покупатель заблуждается, было бы нерационально требовать, чтобы он уведомлял покупателя о явных дефектах, так как, по всей вероятности, он будет говорить покупателю только о том, что покупатель уже знает. Контакты такого рода без необходимости увеличивают трансакционные издержки. Поэтому основной вопрос в делах, подобных Gutelius, не в том, было ли знание о дефекте «одинаково доступно сторонам» в определенный предыдущий момент времени, а в том, знает ли продавец или имеет основание полагать во время заключения контракта о том, что покупатель заблуждается. Правило о том, что продавец недвижимости не обязан раскрывать явные дефекты, имеет экономический смысл, когда (как обычно бывает) продавец не знает о том, что покупатель заблуждается. Подобные дела (примером которых является дело Gutelius), казалось бы, находятся в противоречии с предлагаемой здесь интерпретацией лишь отказом явно обсуждать указанный ключевой вопрос, сосредотачиваясь вместо этого на начальном паритете сторон в доступе к информации о дефекте.

В отношении скрытых дефектов верховные власти допускают двоякое толкование. В некоторых делах признано, что продавец, знающий о таком дефекте, должен рассказать о нем покупателю или воздержаться от сделки. В других делах признано, что продавец, если пожелает, имеет право хранить молчание. Однако за последние двадцать пять лет был отмечен рост решений, обязывающих раскрывать информацию о скрытых дефектах. Один особенно яркий пример связан с продажей дома, наполненного термитами. В штате Массачусетс в 1942 г. продавец дома был оправдан судебным решением, определяющим, что по закону он не был обязан раскрывать существование заражения термитами, о котором покупатель был не осведомлен. Как заявил верховный суд штата Массачусетс, если бы он возложил такую обязанность по раскрытию информации, то каждый продавец был бы ответственным за то, что «он не рассказал о неявном недостатке предмета продажи, известном ему, который существенно уменьшает стоимость собственности и который покупатель не в состоянии обнаружить». Суд также пояснил, что «каждый покупатель был бы ответственным за то, что не рассказал о неявном достоинстве предмета покупки, известном ему, которое существенно увеличивает его стоимость и о котором продавец не осведомлен». Восемнадцать лет спустя по решению суда в деле Obde против Schlemeyer на продавца из Вашингтона при аналогичных обстоятельствах была наложена обязанность разглашения информации. Вашингтонский суд пришел к решению, что продавец должен был сообщить «независимо от того, задавал ли покупатель какие-либо вопросы о возможности наличия термитов», так как дефект был явно скрытым (незаметным при осмотре). Суд поддержал свой аргумент длинной цитатой из статьи профессора Кетона: очевидно, что содержание принципа «пусть покупатель будет бдителен», используемое в его более широком значении возложения рисков на обе стороны при заключении сделки, было очень ограничено с момента его возникновения. Когда господин Кернс объявил по делу Peek против Gurney, что не было обязанности раскрытия информации, однако ее

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

неразглашение может быть подвергнуто нравственному порицанию, он сформулировал закон, оформленный индивидуалистической философией, основанной на свободе заключения контракта. Он не касался морали. При существующем состоянии права решения далеки от этой идеи, и в них заметны попытки многих судов не только достичь наиболее справедливого результата, но и поддержать некоторую степень определенности, которую должен иметь закон. Часто можно слышать утверждение, что, если продающая сторона по контракту скрывает или замалчивает материальный факт, который она обязана раскрыть, тогда ее молчание является мошенническим.

Отношение судов к неразглашению меняется и входит в противоречие с известным замечанием господина Кернса, и кажется, что цель закона в этих делах должна состоять в том, чтобы возложить на стороны в договоре обязанность разглашать информацию всякий раз, когда этого требуют правосудие, справедливость и честность.

Однако считается, что заявление профессора Китона о морали, требующее сообщать о скрытых дефектах, имеет здравый смысл в более ограниченном предлагаемом здесь ряде случаев. Во-первых, вероятно, для покупателя будет затратно обнаружить такие дефекты; обнаружение скрытого дефекта будет почти всегда требовать чего-то большего, чем обычный поиск информации. Даже там, где ни одна сторона не знает о дефекте, может быть, эффективно возложить на продавца риск заблуждения о том, что никакого дефекта не существует, на том основании, что из этих двух сторон он вероятнее всего сможет предотвратить ошибку с наименьшими издержками.

В тех случаях, когда продавец фактически знает о дефекте, а покупатель - нет, продавец явно является стороной, способной избежать ошибки покупателя с наименьшими издержками (если только продавец не вкладывал средства в преднамеренный поиск информации, чего бы он не сделал, если бы знал, что он будет обязан рассказать покупателям собственности о дефектах, которые он обнаружил). Продавец, конечно, может понести существенные затраты на получение информации об определенном дефекте. Например, он может нанять специалистов, чтобы проверить его собственность на наличие термитов. Но даже в этом случае маловероятно, что его основная цель при поиске такой информации состоит в том, чтобы получить преимущество перед потенциальными покупателями. Как правило, домовладельцы проводят исследования такого рода, чтобы защитить свои собственные инвестиции. В большинстве случаев у домовладельца будет адекватный стимул проверить наличие термитов, даже если закон требует, чтобы он раскрыл обнаруженный факт. Кроме того, места заражения термитами обнаруживаются во время проживания в доме (то, что владелец делает в любом случае). Требование разглашения вряд ли существенно повлияет на уровень затрат домовладельцев по обнаружению термитов: суть не в том, что информация о термитах бесплатна, а в том, что требование раскрытия информации вряд ли уменьшит количество полученной информации. Это демонстрирует важное различие между такими делами, как дело Obde, и такими, как дела Laidlaw, Shamburg, и Guaranty Safe.

Продавец товаров может утверждать, что правило, требующее раскрытия информации о скрытых дефектах, не будет способствовать проведению (социально полезной) экспертизы качества или свойств продаваемых им товаров. Если он не сможет получить выгоду, продавая товар без разглаше-

ния полученной информации, то какой стимул заставит его проводить такую экспертизу? Данный аргумент довольно неубедителен. Продавец извлекает выгоду из информации о различных свойствах, которыми обладают его товары, различными способами. Например, такая экспертиза позволяет ему действовать более эффективно при покупке материалов и снижает вероятность того, что он будет не в состоянии указать преимущество своих товаров (и поэтому продавать их по заниженной цене). Поскольку выгод, которые он получает от такой информации, много и они различны, маловероятно, что обязанность сообщать о скрытых дефектах серьезно ослабит стимул продавца вкладывать капитал в приобретение знаний о свойствах продаваемого товара.

И наоборот, польза от информации о состоянии рынка (в отличие от информации о свойствах товаров, предназначенных для продажи) существенно сокращается, если на владельца возложить обязанность ее разглашения. Не очевидно, достаточны ли выгоды от информации о состоянии рынка, которые получены в связи с наложением обязательства разглашения информации, чтобы оправдать преднамеренные затраты ее получения. Следовательно, даже если расценивать эти два вида информации (информацию о состоянии рынка и информацию о продукции) как одинаково полезные с социальной точки зрения, юридическое правило, требующее разглашения информации, вероятнее всего, будет иметь различное воздействие на получение различных видов информации. Это следует из того, что только что сказано о том, что правило, разрешающее неразглашение информации о состоянии рынка, учитывает, является ли сторона, обладающая информацией, покупателем или продавцом. Таким образом, если бы продавец в деле Laidlaw знал, что договор приведет к снижению цены хлопка, и продал бы его покупателю, не раскрывая этого факта, то экономические аргументы, одобряющие разглашение, будут такими же, как в ситуации получения покупателем специальной информации. Хотя экономические соображения, казалось бы, поддерживают одинаковое отношение к покупателям и продавцам, обладающим информацией о состоянии рынка, те же самые соображения могут оправдать различное отношение к ним в случаях, когда речь идет об информации о продукции. Исходя из этого видно, что отсутствует какая-либо несогласованность между требованием к продавцам сообщать о скрытых дефектах и отсутствием требования к покупателям сообщать о скрытых преимуществах товара.

Дела, связанные со скрытыми дефектами, имеют интересный аналог в области страхования. Претендент на полис страхования жизни обычно обязан сообщить об известных «дефектах» своего собственного организма. Например, если претендент имеет проблемы с сердцем, которые собственная медицинская экспертиза страховой компании не в состоянии установить, и скрывает это, то страховой компании обычно разрешается аннулировать договор страхования. Безусловно, во многих случаях отказ претендента раскрыть свои проблемы фактически является мошенничеством (например, если на вопрос в анкете о проблемах с сердцем он отвечает отрицательно), но и при отсутствии состава мошенничества претендент обычно обязан предоставить соответствующую информацию, даже если ему не были заданы прямые вопросы. В этом смысле разглашение требуется как от покупателя страхового полиса, так и от продавца дома со скрытым дефектом (например, зараженного термитами). С экономической точки зрения эти два дела весьма похожи, и

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

Экономический вестник Ростовского государственного университета Д 2005 Том 3 № 1

поэтому понятно, что одно и то же требование о разглашении должно быть применено в каждом из них. Благодаря хорошему знанию своей собственной истории болезни и симптомов, претендент на страховой полис обычно может лучше, чем страховая компания, предотвратить ошибку компании относительно некоторого «скрытого дефекта» в организме претендента. Что еще более важно, у претендента будет сильный стимул получить информацию о своем здоровье вне зависимости от наложения на него обязанности разглашения информации. В этом смысле он напоминает домовладельца, у которого будет стимул защитить свой дом от разрушения термитами, независимо от того, требуем ли мы, чтобы он раскрыл существование заражения термитами или нет. И домовладелец, и претендент на страхование имеют независимую причину для того, чтобы получить информацию такого рода, и значение информации для них в большинстве случаев не снизится в связи с требованием ее раскрытия.

ЛИТЕРАТУРА

1. Barton H. The economic basis of damages for breach of contract // Journal of Legal Studies. 1972. V. 1. P. 277.

2. Demsetz H. Information and efficiency: another viewpoint // Journal of Law & Economic. 1969. V. 12. P. 10-11.

3. Hayek F.A. The use of knowledge in society // American Economic Revue. 1945. V. 35.

4. Landes W.M., PosnerR.A. Salvors, finders, good Samaritans and other rescuers: An economic study of law and altruism // Journal of Legal Studies. 1978. V. 7. P. 83.

5. Plant A. The economic theory concerning patents for inventions // Selected economic essays and addresses. 1974. V. 35.

6. Stigler G. J. The Economics of Information // Journal of Political Economic. 1961. V. 69. P. 213.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.