CC BY
67
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2013. № 2
Е.М. Мешкова,
доцент кафедры теории и практики английского языка Высшей школы
перевода (факультета) МГУ имени М.В. Ломоносова, кандидат филологических наук; e-mail: yemeshkova@mail.ru
СРЕДСТВА ВЕРБАЛЬНОЙ АГРЕССИИ В ПОДЛИННИКЕ И ПЕРЕВОДЕ
В настоящей статье рассматривается проблема перевода средств вербальной агрессии. Данное явление встречается в текстах разных стилей и эпох, в текстах же художественных элементы речевой агрессии могут приобретать эстетическую значимость, и, как правило, они воспроизводятся в художественном переводе. Материалом исследования в данной статье послужили произведения У. Шекспира и их переводы на русский язык. Роль стилистически маркированных единиц, выражающих агрессию, в передаче идейно-художественного содержания и создании эстетического эффекта определяется категориями лингвопоэтической значимости и лингвопоэтической функции. В большинстве случаев данные элементы выполняют экспрессивную лингвопоэтическую функцию. В статье вводится понятие лингво-поэтической эквивалентности, которая не тождественна эквивалентности стилистической.
Ключевые слова: вербальная (речевая) агрессия, стилистически маркированные языковые единицы, экспрессивная лингвопоэтическая функция, лингвопоэтиче-ская эквивалентность.
Yelena M. Meshkova,
Cand. Sc. (Philology), Associate Professor at the Department of Theory and Practice of English, Higher School of Translation and Interpretation, Lomonosov Moscow State University, Russia; e-mail: yemeshkova@mail.ru
Elements Expressing Verbal Aggression in Source and Target Texts
The article discusses the issue of translating elements of verbal aggression. The phenomenon of verbal aggression can be observed in texts belonging to different styles and epochs. In texts of verbal art the given phenomenon can be aesthetically relevant and is, as a rule, preserved in literary translation. Shakespeare's works and their translations into Russian have been chosen as a case study for the analysis. The role of stylistically marked linguistic units expressing aggression in conveying the artistic content and creating an aesthetic effect is determined by the categories of linguopoetic value and linguopoetic function. In most cases the elements of verbal aggression fulfill an expressive linguopoetic function. The article also introduces the notion of linguopoetic equivalence which is not identical to stylistic equivalence.
Key words: verbal aggression, stylistically marked linguistic units, expressive linguo-poetic function, linguopoetic equivalence.
Проблема перевода средств вербальной агрессии, встречающихся в текстах различных функциональных стилей, недостаточно исследована в современной науке о переводе. Существует ошибочное мнение, что вербальная агрессия особенно распространена
в наше время. Однако речевая агрессия была всегда. Её элементы присутствуют и в фольклоре [см., в частности, Хейзинга, 2001, с. 203—212], и в скальдической поэзии (где наряду с хвалебными были и хулительные песни), и в античной комедии, в эпиграммах, в библейском тексте (в частности, в ряде псалмов). Данное явление распространено (наряду с другими, неагрессивными элементами функции воздействия) в словесно-художественном творчестве, в публицистике, а также встречается (по большей части в менее грубой форме) и в научных текстах, особенно в рассуждениях полемического характера. И, разумеется, вербальная агрессия наблюдается и наблюдалась всегда в речи обыденной.
В настоящей статье мы попытаемся на материале произведений У. Шекспира и их переводов на русский язык определить, насколько эффективно переводы отражают содержательные и языковые особенности подлинника, в частности, эстетически значимые средства речевой агрессии. Например, сопоставим отдельные отрезки, содержащие элементы речевой агрессии, из трагедии У. Шекспира «Гамлет» с их переводами на русский язык, выполненными М. Лозинским и Б. Пастернаком:
O, what a rogue and peasant slave am I!
Yet I,
A dull and muddy-mettled rascal, peak, Like John-a-dreams, unpregnant of my cause, And say nothing...
Why, what an ass am I! This is most brave, That I, the son of a dear father murder'd, Prompted to my revenge by heaven and hell, Must, like a whore, unpack my heart with words, And fall a-cursing, like a very drab, A scullion!
Shakespeare W. Hamlet, Prince of Denmark // The Complete Works of William Shakespeare. Wordsworth Editions Ltd, 1994. P. 687 (II, p. 2, 559, 576—579, 593—598).
О, что за дрянь я, что за жалкий раб!
А я,
Тупой и вялодушный дурень, мямлю, Как ротозей, своей же правде чуждый, И ничего сказать не в силах...
Какой же я холоп и негодяй!
А я,
Тупой и жалкий выродок, слоняюсь В сонливой лени и ни о себе Не заикнусь.
Ну и осёл же я! Как это славно, Что я, сын умерщвленного отца, Влекомый к мести небом и геенной, Как шлюха, отвожу словами душу И упражняюсь в ругани, как баба, Как судомойка!
Ну и осёл я, нечего сказать! Я, сын отца убитого, на мщенье Подвинутый из ада и с небес, Как проститутка, изливаю душу И громко сквернословью предаюсь, Как судомойка!
[Шекспир У. Гамлет: Трагедия / Пер. [Шекспир В. Трагедии / Пер. с англ. с англ. М. Лозинского. М.: Детская Б. Пастернака. СПб.: Азбука-клас-литература, 1982. С. 87] сика, 2003. С. 209—210]
Переводы Лозинского и Пастернака выдержаны в разных «стилистических ключах», что неоднократно подчёркивалось исследователями, в частности приведём цитату из М.Л. Гаспарова: «Перевод нужен отдельный не только для чтения и для сцены, но и для каждой постановки. Козинцев ставил не "Гамлета", а пастерна-ковский перевод: ставить под его кадры перевод Лозинского невозможно» [Гаспаров, 2012, с. 47—48]. Как пишет А.В. Федоров, «наиболее выраженной тенденцией Лозинского была наклонность к архаизмам и к "повышению стиля" в переводе» [Федоров, 1983, с. 327].
По результатам лингвопоэтической стратификации шекспировского оригинала «Гамлета», проведённой А.А. Липгартом, приведённый выше отрывок относится к стратуму «стихотворных монологов "смешанного типа" (т.е. содержащих повествовательные и неповествовательные части. — Е.М.), встречающихся только в речи Гамлета и характеризующихся предельной актуализацией потенциальных свойств языковых единиц» [Липгарт, 1997, с. 150—151]. Подчёркнутые стилистически маркированные языковые единицы, выражающие агрессию, реализуют экспрессивную лингвопоэтиче-скую функцию, отражая крайнюю степень недовольства Гамлета самим собой.
В переводах М. Лозинского и Б. Пастернака также используются элементы речевой агрессии в той же функции (экспрессивной), способствующие адекватной передаче идейно-художественного содержания и эстетического эффекта оригинала, хотя в целом текст Лозинского имеет более возвышенное, а текст Пастернака — чуть более сниженное, разговорное звучание. Таким образом, оба перевода данного отрывка в целом можно охарактеризовать как линг-вопоэтически эквивалентные, несмотря на различия в стилистической окраске отдельных языковых единиц («вялодушный дурень» — «жалкий выродок», «мямлю, / Как ротозей, своей же правде чуждый / И ничего сказать не в силах» — «слоняюсь /
В сонливой лени и ни о себе / Не заикнусь», «Ну и осёл же я!» — «Ну и осёл я, нечего сказать!», «сын умерщвлённого отца» — «сын отца убитого»). В свою очередь, это позволяет сделать предположение о том, что лингвопоэтическая эквивалентность и стилистическая эквивалентность нетождественны.
В разговоре Гамлета с Розенкранцем и Гильденстерном из второй сцены II акта также присутствуют элементы агрессии, но здесь они проявляются главным образом в игре слов, и только в последней из цитируемых реплик встречается негативно окрашенное существительное "strumpet" («проститутка» [Schmidt, 1971, c. 1141]). Гамлет фактически издевается над Розенкранцем и Гильденстер-ном, иронически обыгрывая стилистически маркированные реплики Гильденстерна:
Hamlet.
My excellent good friends! How dost thou, Guil-denstern? Ah, Rosencrantz! Good lads, how do ye both?
Rosencrantz.
As the indifferent children of the earth. Guildenstern.
Happy, in that we are not overhappy;
On Fortune's cap we are not the very button.
Hamlet.
Nor soles of her shoe? Rosencrantz. Neither, my lord. Hamlet.
Then you live about her waist, or in the middle of
her favours?
Guildenstern.
Faith, her privates we.
Hamlet.
In the secret parts of Fortune? O, most true, she is a strumpet. <...>
[Shakespeare W. Hamlet, Prince of Denmark // The Complete Works of William Shakespeare. Wordsworth Editions Ltd, 1994. P. 683 (II, p. 2, 226—238)]
Казалось бы, стилистически маркированные элементы "on Fortune's cap we are not the very button", "soles of her shoes", "live about her waist, or in the middle of her favours", "her privates we", "in the secret parts of Fortune", "she is a strumpet" актуализированы и в повествовательном контексте отрывка реализуют гномическую лингвопоэтическую функцию, способствуя возникновению отвлечённого плана «удача — проститутка», однако на самом деле мы
имеем дело с мнимой актуализацией1 [Липгарт, 1997, с. 70—71, 85—86], поскольку в данном эпизоде главным с содержательной точки зрения является не рассуждение об удаче, но желание Гамлета, обыгрывая содержание реплик своих бывших товарищей, поиздеваться над ними. Поэтому данные элементы функции воздействия фактически реализуют экспрессивную лингвопоэтическую функцию.
Как и в оригинале, в обоих переводах (М. Лозинского и Б. Пастернака) стилистически маркированные элементы здесь выполняют экспрессивную функцию, и издевательства Гамлета над собеседниками переданы в общем адекватно, несмотря на то что слово "strumpet" в обоих переводах несколько смягчено («особа непотребная» у М. Лозинского и «баба бывалая» у Б. Пастернака). Отметим, что хотя элементы речевой агрессии, реализующие экспрессивную функцию, находят отражение в тексте Пастернака, в тех случаях, когда у Шекспира встречается сложная образность (например, в сонетах), Пастернаку свойственно отступать от оригинала [Эткинд]. В целом же, с лингвопоэтической точки зрения, т.е. говоря о роли стилистически маркированных элементов речевой агрессии в передаче идейно-художественного содержания, можно сказать, что оба перевода этого эпизода трагедии соответствуют шекспировскому оригиналу. На наш взгляд, различия в стилистических и смысловых оттенках в данном случае принципиальной роли не играют:
Гамлет.
Милейшие друзья мои! Как поживаешь, Гильден-
стерн? — А, Розенкранц? Ребята, как вы живете оба?
Розенкранц.
Как безразличные сыны земли.
Гильденстерн.
Уж тем блаженно, что не сверхблаженно;
На колпачке Фортуны мы не шишка.
Гамлет.
Но и не подошвы её башмаков?
Розенкранц.
Ни то ни другое, принц.
Гамлет.
Так вы живёте около её пояса или в средоточии её милостей?
Гильденстерн.
Право же, мы занимаем у неё скромное место.
1 Актуализация предполагает, что стилистически маркированная языковая единица развивает определённые связи с другими стилистически маркированными языковыми единицами в контексте. В результате данная единица реализует ассоциативную или гномическую лингвопоэтическую функцию, способствуя развитию ассоциативного плана (отвлечённого идейно-художественного содержания) на ту или иную тему, помимо усиления коннотативности высказывания, характерного для экспрессивной лингвопоэтической функции [см. Липгарт, 2006, с. 21—24].
Гамлет.
В укромных частях Фортуны? О, конечно; это особа непотребная. <...>
[Шекспир У. Гамлет: Трагедия / Пер. с англ. М. Лозинского. М.: Детская литература, 1982. С. 74]
Гамлет.
Ба, милые друзья! Ты, Гильденстерн? Ты, Розенкранц? Ну как дела, ребята? Розенкранц.
Как у любого из сынов земли. Гильденстерн.
По счастью, наше счастье не чрезмерно. Мы не верхи на колпаке Фортуны. Гамлет.
Но также не низы её подошв?
Розенкранц.
Ни то ни это, принц.
Гамлет.
Значит, вы где-то на полдороге к талии или в самой сердцевине её милостей. Гильденстерн.
Вот-вот. Там мы люди свои. Гамлет.
В тайниках Фортуны? Охотно верю. Это баба бывалая. <...>
[Шекспир В. Трагедии / Пер. с англ. Б. Пастернака. СПб.: Азбука-классика, 2003. С. 199—200]
В «Укрощении строптивой» к грубой брани прибегает Петруччо, причём использует ругательства демонстративно в воспитательных целях (чтобы отучить Катарину говорить дерзости). Получается пародия на бранящегося человека:
Petruchio.
Where be these knaves? What, no man at door To hold my stirrup nor to take my horse! <...> You logger-headed and unpolished grooms! What, no attendance? no regard? no duty? — Where is the foolish knave I sent before? <.> You peasant swain! You whoreson malt-horse drudge!
Did I not bid thee meet me in the park, And bring along these rascal knaves with thee?
[Shakespeare W. The Taming of the Shrew // The Complete Works of William Shakespeare. Wordsworth Editions Ltd, 1994. P. 347 (IV, p. 1, 113—114, 118—120, 122—124)]
В целом эти реплики Петруччо можно отнести к «поэтическим отрывкам повествовательного типа», образующим «сюжетный» стра-тум данной пьесы [Шмуль, 2001, с. 60—61]. Стилистически маркированные грубо-агрессивные слова в репликах наигранно бранящегося Петруччо автоматизированы и реализуют экспрессивную лингвопоэтическую функцию (об автоматизации речеупотребле-ния и реализации экспрессивной функции стилистически маркированными единицами в ситуации перебранки [см.: Липгарт, 1997, с. 65—66, 84]). Эту же функцию выполняют и соответствующие эквиваленты в обоих переводах:
Петруччо.
Где эти олухи? Никто не встретит, Коня не примут, стремя не подержат! <...> Мужланы неотёсанные, плуты! Ни рвенья, ни заботы, ни старанья! Где тот болван, кого вперёд я выслал? <...> Ах ты растяпа, сукин сын, прохвост! Ведь я тебе велел встречать нас в парке И этих всех мерзавцев привести.
[Шекспир У. Укрощение строптивой // У. Шекспир.
Полн. соб. соч.: В 8 т. / Пер. с англ. П. Мелковой.
М.: Искусство, 1958. Т. 2. С. 253]
Петручио.
Где ж эти черти? Ни души в воротах. Ни стремя подержать, ни взять коней! <...> Вот неотёсанные-то болваны! Как! Ни внимательности, ни старанья? Где тот дурак, вперёд что послан был? <...> Вы деревенщина, тупой поганец! Не в парке ли наказывал я встретить И взять с собою всех этих бродяг?
[Шекспир У. Укрощение строптивой / У. Шекспир.
Полн. собр. соч.: В 1 т. / Пер. с англ. М. Кузмина.
М.: АЛЬФА-КНИГА, 2008. С. 208]
В переводе П. Мелковой наигранная речевая агрессия Петруччо передана вполне точно; в переводе же М. Кузмина наблюдается некоторое смягчение (или «олитературивание») грубости, но всё же отрицательно-коннотативная лексика присутствует и в этом переводе. Как и в предыдущих примерах, мы наблюдаем соответствие переводов оригиналу в общем характере использования стилистически маркированных единиц, выражающих агрессию, обусловленном особенностями идейно-художественного содержания. Иными словами, и в данном случае имеет место адекватная передача линг-
вопоэтически релевантных особенностей подлинника, несмотря на различия в стилистической окраске отдельных языковых единиц.
Проблема речевой агрессии привлекает внимание как учёных, так и публицистов, о чём свидетельствуют многочисленные статьи на эту тему. Как правило, пишут об агрессии в речи детей и подростков [см. Янушевский; Щербинина, 2001; Щербинина, 2012, с. 252—274]. Другая «наболевшая» проблема — речевая агрессия в средствах массовой информации [Власова; Новикова; Енина; Трошева; Щербинина, 2012, с. 144—151, 181—191, 328—341]. Ю.В. Щербинина предлагает следующее определение речевой агрессии: «речевая (вербальная, словесная) агрессия — проявление грубости в речи, негативное речевое воздействие и взаимодействие; обидное общение; выражение отрицательных эмоций и намерений в неприемлемой для данной ситуации и оскорбительной для собеседника форме». В то же время речевая агрессия необязательно связана с использованием стилистически маркированных слов, обозначающих агрессию, поскольку «квалифицировать высказывание как выражающее агрессию возможно лишь с учётом целого комплекса обстоятельств общения». С другой стороны, использование языковых единиц, выражающих агрессию, может быть всего лишь имитацией агрессии, в том числе словесной игрой, когда «агрессия не проявляется, а копируется» (в нашем примере это были реплики Петруччо). Средства речевой агрессии, в частности инвективы (словесные оскорбления, например ругательства, включая нецензурную лексику), могут использоваться и без намерения нанести оскорбление собеседнику: «В бытовом общении ин-вективные высказывания часто возникают без агрессивной подоплеки и даже почти неосознанно — для усиления эмоциональности речи, для связи слов и заполнения пауз или просто "по привычке". Всё это, безусловно, демонстрирует низкий уровень культуры говорящего, бедность словарного запаса, коммуникативное бессилие, неумение выражать свои мысли литературным языком — но не агрессию!» Употребление ругательств может быть обусловлено желанием продемонстрировать «псевдовзрослость», самоутвердиться, привлечь внимание и т.п. [Щербинина, 2012, с. 13, 58, 111, 119—121]. Речевая агрессия может быть вызвана и высоким психологическим напряжением, в таких случаях говорят о «стрессовой инвективе». Стрессовые инвективы рассматриваются в психологии как «элементы рефлекторного (а не интеллектуального) поведения», которое не планируется и не прогнозируется заранее.
Проблема перевода эмотивной, в том числе и выражающей агрессию, лексики в художественных текстах освещалась, в частности, в работе Е.В. Стрельницкой. Из лексических средств выражения эмотивности внимание автора привлекают главным образом
фразовые глаголы (к которым она, в частности, относит такие лексические единицы, как "to wear away [from each other]", "to frighten [somebody] into inactivity") и авторские неологизмы (например, "to unmartyr", "fattist" [по аналогии c "sexist"]), использованные в произведениях англоязычных авторов художественных текстов второй половины XX — начала XXI в. В русских переводах эти элементы, как правило, требуют расширенного, детализированного перевода. Стрельницкая также рассматривает и средства экспрессивного синтаксиса английского и русского языков, использованные в анализируемом ею материале [Стрельницкая, 2010, с. 11—17, 24].
Поиск иноязычных эквивалентов средств вербальной агрессии, использованных в художественном тексте, имеет прямое отношение к проблеме переводческой эквивалентности вообще. Известно, что В.Н. Комиссаров определял перевод как эквивалентный, если в нём отражена «цель коммуникации» [Комиссаров, 2007, с. 61—62, 67—68]. В произведениях речи различной функционально-стилистической направленности «цель коммуникации» — то, ради чего создаётся текст, — будет различной. В частности, в произведении словесно-художественного творчества «целью коммуникации» будет передача идейно-художественного содержания и создание определённого эстетического эффекта. Идейно-художественное содержание может передаваться как с помощью содержательных (сюжетно-композиционных), так и языковых средств (под последними имеются в виду стилистически маркированные единицы) [в этой связи см.: Липгарт, 2006, с. 64—74]. И если переводчик ставит перед собой — и успешно выполняет — задачу отразить в переводе не только содержательные, но и лингвопоэтические особенности подлинника, можно говорить об эквивалентности на лингвопоэти-ческом уровне.
А.Д. Швейцер и В.Н. Комиссаров писали о различные типах эквивалентности. В частности, А.Д. Швейцер приводит среди прочих классификацию видов эквивалентности по В. Коллеру, в которой различаются следующие виды: денотативная эквивалентность, подразумевающая «инвариантность плана содержания»; коннота-тивная эквивалентность, также именуемая стилистической и предполагающая передачу в переводе коннотаций оригинального текста; текстуально-нормативная эквивалентность, «ориентированная на жанровые признаки текста» и также соотносимая со стилистической эквивалентностью; прагматическая, или коммуникативная, эквивалентность, «предусматривающая определённую установку на получателя»; формальная эквивалентность, связанная с передачей формально-языковых особенностей оригинала [см. Швейцер, 2009, с. 76—92; Комиссаров, 2007, с. 59—97].
Относительно переводов художественных текстов, в передаче идейно-художественного содержания которых значительную роль играют стилистически маркированные языковые единицы, — нам представляется целесообразным выделить особый вид эквивалентности, лингвопоэтическую эквивалентность. О лингвопоэтиче-ской эквивалентности перевода оригиналу можно говорить в том случае, если перевод и оригинал передают сходное идейно-художественное содержание, производят в целом сходный эстетический эффект и в переводе при этом воспроизводится общий характер использования стилистически маркированных единиц, наблюдаемый в оригинале, несмотря на возможные (а часто неизбежные) различия в лексическом составе, грамматической структуре и стилистических оттенках. И поскольку переводы одного и того же текста, выполненные в разном «стилистическом ключе», могут на уровне лингвопоэтическом оказаться в целом эквивалентными оригиналу, можно предположить, что лингвопоэтическая эквивалентность не тождественна стилистической эквивалентности.
Лингвопоэтическая эквивалентность соотносима с коммуникативной эквивалентностью, в понимании В.Н. Комиссарова, поскольку «цель коммуникации», иными словами — цель создания художественного произведения заключается в передаче идейно-художественного содержания и создании эстетического эффекта, и данная цель может осуществляться не только при помощи сю-жетно-композиционных средств, но и путём реализации семантического и метасемиотического потенциала языковых единиц. В отношении лингвопоэтически неоднородных текстов, т.е. таких, для которых характерно чередование либо различных тематико-стилистических пластов, либо повествовательных типов и их линг-вопоэтических разновидностей (о повествовательных типах и их лингвопоэтических разновидностях см.: [Карпова, 2009, с. 11—12]), лингвопоэтическая эквивалентность устанавливается на уровне соответствия перевода оригиналу в плане воспроизведения линг-вопоэтической неоднородности текста [Мешкова, 2012]. Проблема воспроизведения тематико-стилистической неоднородности в переводе изучалась в работе А.А. Липгарта о переводах произведений А.С. Пушкина на английский язык [Липгарт, 2010]. Автором же настоящей статьи было принято решение рассматривать эквивалентность перевода оригиналу на этом уровне как лингвопоэтическую эквивалентность.
В заключение отметим, что рассматриваемая проблема выражения вербальной агрессии в переводе представляется на данном этапе развития переводоведения недостаточно изученной. В связи с повышением агрессивности в современном обществе, в повседневной жизни, в средствах массовой информации данная проблема
требует особого внимания исследователей. В настоящей работе было показано, как проблема перевода средств речевой агрессии решалась в переводах художественных текстов, в частности отдельных шекспировских текстов. Роль стилистически маркированных единиц, выражающих агрессию, в передаче идейно-художественного содержания и создании эстетического эффекта определяется категориями лингвопоэтической значимости и лингвопоэтической функции. В большинстве случаев данные элементы выполняют экспрессивную лингвопоэтическую функцию. Адекватная передача эстетически значимых элементов речевой агрессии подлинника рассматривалась нами как частный случай проявления лингво-поэтической эквивалентности.
Список литературы
Власова Е.В. Речевая агрессия в печатных СМИ: на материале немецко- и русскоязычных газет 30-х и 90-х гг. XX века: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. Саратов, 2005. Гаспаров М.Л. Записи и выписки. 3-е изд. М.: Новое литературное обозрение, 2012. 388 с. Енина Л. Речевая агрессия и речевая толерантность в средствах массовой информации.http://www. tolerance.ru/biblio/dzyalosh-1/multi/2_enina. html (дата обращения: 11.06.2012). Карпова Л.С. Лингвопоэтика повествовательных типов в английских сонетах елизаветинского периода (на материале произведений Э. Спенсера, С. Дэниела, У. Шекспира): Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 2009. 26 с.
Комиссаров В.Н. Лингвистика перевода. 2-е изд., доп. М.: Изд-во ЛКИ, 2007. 176 с.
Липгарт А.А. Об английских переводах поэзии и драматургии А.С. Пушкина. http://www.Hbfl.m/about/dept/bibliography/display.php?file=books/ lipgart.html (дата обращения: 13.01.2010). Липгарт А.А. Основы лингвопоэтики. 2-е изд. М.: КомКнига / URSS, 2006. 168 с.
Липгарт А.А. Методы лингвопоэтического исследования. М.: Московский лицей, 1997. 220 с.
Мешкова Е.М. Сопоставление сонетов Шекспира в оригинале и в переводе Маршака в плане реализации повествовательных типов и лингвопоэти-ческих разновидностей // Мат-лы Фёдоровских чтений 2012 года. СПбГУ (в печати).
Новикова Т.В. Речевая агрессия в журналистских текстах как отражение интолерантности. http://www.relga.ru/Environ/webObject/tgu-www.wok/ wa/Main?textid=885&level1 (дата обращения: 13.06.2012). Стрельницкая Е.В. Эмотивность и перевод: особенности языковой передачи эмоций при художественном переводе с английского языка на русский: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 2010. 27 с. Трошева Т.Б. Речевая агрессия. http://russo.com.ua/stilisticheskiy_entsiklo-pedicheskiy_slovar/page/rechevaya_agressi (дата обращения: 11.06.2012).
Фёдоров А.В. Искусство перевода и жизнь литературы: Очерки. Л.: Советский писатель, 1983. 352 с. Хейзинга Й. Homo Ludens. Человек играющий / Пер. с нидерл. В.В. Ошиса.
М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. 352 с. Швейцер А.Д. Теория перевода: Статус, проблемы, аспекты / Отв. ред.
В.Н. Ярцева. 2-е изд. М.: КД ЛИБРОКОМ, 2009. 216 с. Шмуль И.А. Лингвопоэтическая стратификация художественных текстов и изучение индивидуального авторского стиля (на материале произведений Шекспира): Дисс. ... канд. филол. наук. М., 2001. 136 с. Щербинина Ю.В. Речевая агрессия. Территория вражды. М.: Форум, 2012. 400 с.
Щербинина Ю.В. Вербальная агрессия в школьной речевой среде: Автореф. дисс. ... канд. пед. наук. М., 2001. http://31f.ru/dissertation/534-dissertaciya-verbalnaya-agressiya-v-shkolnoj-rechevoj-s (дата обращения: 13.06.2012). Эткинд Е.Г. Об условно-поэтическом и индивидуальном (Сонеты Шекспира в русских переводах). http://lib.ru/SHAKESPEARE/shks_etkind. txt (дата обращения: 29.03.2012). Янушевский В. Речевая защита и речевая агрессия подростков // http:// www.mybloginfo.ru/view_post.php/id=237 (дата обращения: 11.06.2012). Schmidt A. Shakespeare Lexicon and Quotation Dictionary. Berlin; N.Y., 1971. Vol. 1—2.
