CC BY
549
И.Л. Измайлов.
СРЕДНЕВЕКОВОЕ БУЛГАРСКОЕ ВООРУЖЕНИЕ И ВОЕННОЕ ДЕЛО: ФАКТЫ И ЗАБЛУЖДЕНИЯ
История булгарского вооружения и военного дела определялась тем, что Булгария, с одной стороны, боролась с кочевниками, с другой - с Русью. Поэтому оружие и снаряжение булгар носят отпечаток влияния обеих противников, оставаясь своеобразным, «булгарским»: более тяжелым, чем степное, и более легким, чем древнерусское. На основе изученных материалов выявлены этапы и характер развития отдельных видов оружия, доказано, что определяющим для их эволюции являлся набор рыцарского вооружения. В статье критикуются методические подходы К.А. Руденко к анализу булгарского вооружения.
Ключевые слова: археология, эпоха средневековья, Волжская Булгария, вооружение и военное дело, полемика
I.L. Izmailov
MEDIEVAL BULGAR WEAPONRY AND MILITARY SCIENCE: FACTS AND FALLACIES
The history of Bulgar weaponry and military science was determined by Bulgar struggle with the nomads on the one hand, and Russia on the other Weapons and ammunition of both enemies influenced those of the Bulgars. Yet Bulgar weaponry retained its peculiar features - it was heavier, that nomadic, but lighter, than the weaponry of the Old Russia. The examined material helped determine the stages and character of the development of different types ofweapons. It is proven that the determinant factor of their evolution was the knightly set of armament. The paper criticizes the methodology applied by K.A. Rudenko to the analysis of Bulgar weaponry.
Key-words: archaeology, the Middle Ages, the Volga Bulgaria, weaponry and military science, discussion
Вооружение и военное дело населения Волжской Булгарии в эпоху средневековья было достаточно ярким и самобытным явлением в истории военного искусства Восточной Европы, представляющим сплав ряда неоднородных и разнохарактерных элементов. Это во многом объясняется географическим положением Волжской Булгарии, чья военная организации испытывала влияние военной техники из различных регионов Евразии и выработала свою, во многом оригинальную, систему военного дела.
Вплоть до конца 80-х гг. XX в. проблемы изучения археологического оружия и снаряжения, их систематизация, а также выявление закономерностей развития комплексов вооружения не были объектом специального изучения. Объяснялось это многими причинами, в первую очередь, идеологического характера. Хотя предметы оружия постоянно находились и публиковались, их интерпретация отличалась субъективностью и часто была связана с концептуальными пристрастиями авторов (Подробнее см.: Измайлов, 2000. С.254-262). Постепенно пришло понимание того, что только комплексное изучение проблемы позволит изменить ситуацию. Особо следует подчеркнуть роль А.Х. Халико-ва, который поддержал программу этих исследований и был ее научным руководителем.
В результате была выполнена работа (Основные итоги этих исследований см.: Измайлов, 1988. С. 87-102; Измайлов, 1993. С.77-106; Измайлов, 1997; Измайлов, 1998. С. 198-205; Измайлов, 2001. С.73-81; Измайлов, 2006. С.336-367; Измайлов, 2008), позволившая
© Измайлов И.Л., 2012
представить многомерную и развернутую картину истории вооружения и военного дела населения средневековой Волжской Булгарии. Анализ предметов вооружения и письменных источников позволил наметить два этапа в истории военного искусства булгар X-XTTT вв., которые в целом совпадают с развитием всего булгарского общества: раннесредневековый (X - первая половина XTT вв.) и развитый феодальный (вторая половина XTT - XTTT вв.). Разумеется, соотношение комплекса вооружения и степени социально-экономической эволюции общества могло быть весьма различным и многофакторным. Нельзя отрицать и обратного влияния развития оружия на совершенствование ремесленного производства. Однако определяющим фактором, несомненно, является зависимость военного дела от уровня развития вооружения и социальной структуры общества. Все это наглядно подтверждает история булгарского военного искусства.
Истоки булгарского вооружения и военного дела домонгольского периода уходят корнями в раннебулгарское время, когда на Средней Волге начал формироваться из разрозненных этноплеменных объединений булгарский союз племен с соответствующими институтами и характерным набором оружия. Дальнейший прогресс бул-гарского военного дела был связан с внутренней трансформацией общества, приведшей к созданию в начале X в. раннефеодального государства. Это способствовало значительному изменению набора вооружения булгар и выработке арсенала боевых средств, которые в последующие века определяли облик военного дела. Многие виды вооружения появились у булгар впервые именно в этот период: мечи, булавы, некоторые формы копий и топоров, щиты с полушаровидными умбонами и др. Определяющее значение в комплексе боевых средств, тем не менее, продолжал сохранять привычный набор оружия и снаряжения, хотя и в несколько модифицированном виде.
Выделяется особый арсенал дружинного боевого снаряжения, который в X-XT вв. состоял из сабель, мечей, пик, топориков-чеканов, булав, кольчуг и пластинчатых доспехов. Анализ источников по данной проблеме позволил установить, что уже в X в. основу военного могущества правителя булгар - эльтебера составляла его дружина. Она не была однородной и даже на начальном этапе своего оформления заметно дифференцировалась. На одном ее полюсе скапливается слой знатных дружинников, постепенно превращающихся в военно-служилую знать, земельных собственников, а на другом - «младшие» дружинники - военные слуги, воины-профессионалы.
В военном отношении дружина являлась сложным организмом, составляя ядро войска и его высший командный состав. Часть знатных дружинников, в свою очередь, имела свои воинские отряды. В результате оформления новой военной организации в X-XT вв. окончательно выделяются тяжелая и легкая конницы, а также имевшая вспомогательное значение пехота. В состав булгарской армии входили и ополчения зависимых племен. Подобная система существовала в X-XT вв. у ряда народов Восточной Европы и Азии, и сочетала, наряду с феодальными, черты племенной организации.
Смешанная военная система (феодально-племенная), когда основу военной организации составляли дружины князей и ополчения племен, диктовала построение войск и тактику на поле боя. Боевое построение имело чаще всего трехчленное деление, а само сражение представляло собой последовательное введение в бой легкой кавалерии в расчете на решающий удар тяжеловооруженных воинов. Стратегически войны велись за завоевание новых территорий и захват военной добычи. Идеологическим оправданием войн служило стремление распространить ислам среди других народов Поволжья и Приуралья.
К середине XII в. появляются новые тенденции в военно-политической обстановке в стране. Видимо, в этот период Булгария становится средневековым государством и усиливается настолько, что начинает соперничать за влияние в Среднем Поволжье с Владимиро-Суздальской Русью. Быстротечные войны, боевые походы и набеги этого периода велись не за овладение территорией, а за захват политической власти, добычи и пленников. Эти войны вызвали изменения в наборе вооружения и структуре войска.
Комплекс вооружения булгар XTI-XTII вв. характеризует основной костяк войска как тяжеловооруженную рыцарскую дружину, имевшую разнообразный арсенал оружия и снаряжения, включавший пики, сабли, булавы, чешуйчатые доспехи, круглые или миндалевидные щиты, шлемы (иногда с маской-забралом), стремена и изредка шпоры. Такой рыцарский набор мог сложиться в условиях боевой практики, когда исход боя решался в столкновении тяжеловооруженных воинов, применявших таранный удар копьем. Вместе с тем, наличие сабель, луков, кольчуг и плетей для управления конем говорит о мобильности дружины, ее способности вести борьбу с кочевнической конницей. Именно такая рыцарская кавалерия составляла ядро булгарского войска и своим ударом решала исход сражения.
Кроме профессионального вооружения выделяется набор оружия легковооруженных всадников и пехотинцев, включающий лук и набор стрел, боевой топор, копье, кистень, щит, а иногда также кольчугу, кожаный доспех и шлем. Как удалось установить, благодаря усовершенствованию массового оружия и снаряжения увеличивалось значение легкой конницы, выполнявшей на поле боя особые задачи (разведка, завязка боя, действие на коммуникациях противника). Постепенно возрастала роль пехоты и в полевом бою, и, особенно, в боевых действиях при защите укреплений и речных походах.
Усложняется в XTT-XTTT вв. структура военной организации. Несмотря на некоторую децентрализацию, правитель Булгарии - эмир продолжал оставаться организатором и командующим во время военных походов и обороны страны. Эмир осуществлял свою военную политику через «ближнюю» дружину (хашам). Военно-служилая знать (носившая, судя по эпиграфическим данным, титул «йори» («чури»)), связанная иерархической системой феодального вассалитета и сосредоточившая в своих руках основные воинские контингенты, являлась основой военной организации. Кроме собственной дружины, военно-служилая знать в зависимости от ранга в государственной иерархии и размеров землепользования, выставляла, очевидно, ополчения воинов с находившихся в ее власти земель. В состав булгарской армии также вливались наемные отряды кочевых народов (кыпчаков, венгров). Охрану границ осуществляли также ополчения зависимых пограничных народов: мордва, прикамские народы.
Анализ материала позволил приблизительно определить численность булгарского войска в домонгольский период. Подсчеты на основе разрозненных данных исторических источников и аналогий показывают, что численность булгарской армии достигала в среднем 50 тыс. воинов. Рыцарство («йори») составляло, очевидно, 15-20 тыс. человек. Одновременно доказано, что число воинов в подразделениях (полках) постепенно менялось: от 10-20 тыс. в X в. до 3-5 тыс. воинов в XTT-XTTT вв. Только для отражения монгольского нашествия была собрана многочисленная объединенная армия (до 50 тыс. воинов). Все эти данные подчеркивают тенденцию к сокращению в XII-XIII вв. численности отдельных воинских контингентов, увеличению количества профессиональных военных дружин и дробности войска, а также к общему уменьшению вооруженности населения.
Войско, будучи основанным на иерархически организованной системе феодальных дружин, складывается из более мелких подразделений. Соответственно и боевые порядки стали более дробными, что сделало их гибкими и устойчивыми, позволило вводить войска в бой по частям, постепенно наращивая силу удара. Исход сражения решался в ближнем бою с применением всего набора оружия, который особенно у дружинников отличался специализированностью. Вероятно, к середине XTT в. выкристаллизовываются особенности тактики боя и обороны, которые позволили максимально использовать сильные стороны булгарской армии. В полевом бою -это применение различных маневров, засад, тактических отступлений с последующей контратакой. Особенно ярко эта тактика проявилась в борьбе против русских в 1172 г. и монголов в 1223 г.
Характерной чертой военного искусства Волжской Булгарии является выработка своеобразной тактики обороны, которая сочетала опору на хорошо укрепленный город и оперативные маневры в тылу врага с использованием конницы, пехоты и речных судов. Целью этих действий было измотать противника, лишить его инициативы и подготовить контрудар. Сильные стороны такой тактики активной обороны и полевого боя позволили булгарам долгое время противостоять не только русским войскам (1172, 1183 гг.), но и армиям монгольских ханов (1223, 1229, 1232 гг.). Одновременно булгары сами осуществляли военные экспедиции и походы: завоевание буртас, постоянное давление на прикамские народы, походы булгар на русские города (X-XTTT вв.). Данные военные операции чаще всего осуществлялись небольшими мобильными отрядами по рекам. Анализ стратегии и тактики булгар позволяет сделать вывод о высокой боевой выучке войск и их военного мастерства.
Уровень развития булгарского военного дела можно определить только на фоне военной техники всей Восточной Европы X-XTTT вв. Анализ вооружения булгар показывает, что в этот период оно значительно отличается от оружия финно-угров, которые переживали упадок дружинной культуры, особенно заметный у мордовских племен. Определенное сходство боевых средств булгар наблюдается с оружием населения степей Восточной Европы, но отсутствие у последних пехотных видов «орудий войны» и некоторых типов доспеха показывает их не полную адекватность. Наибольшее соответствие обнаруживается в оружии и всей системе военного дела у оседлых феодальных государствах - Булгарии и Руси. Особенно ярко общие черты проявляются в этапах эволюции основных видов вооружений и, что важно отметить, целых наборов снаряжения воинов-рыцарей.
История булгарского вооружения еще раз убедительно доказывает, что наиболее динамично развиваются виды оружия, характерные для привилегированного передового рода войск - тяжеловооруженной кавалерии. По ее снаряжению можно определить уровень военной техники того времени и выяснить тенденции ее развития. Универсальные виды и формы «орудий войны» позволяют судить о военнотехническом оснащении основной массы простых воинов. Как и на Руси, в Булга-рии ведущими формами рыцарского вооружения были сабли, мечи, боевые топорики-чеканы (в том числе, орнаментированные), граненые пики и узколезвийные копья, бронзовые золоченые булавы и сложнофигурные кистени, кинжалы, металлические панцири и шлемы. Для остального войска были более характерны широкие удлиненно-треугольные и листовидные копья, топоры универсальных форм, лук и стрелы, железные и бронзовые кистени, кожаные доспехи и щиты. В развитии булгарс-
кого оружия и снаряжения в конце XTT - начале XTTT вв. заметна тенденция к постепенному их утяжелению, которая в этот период была характерна для многих народов Европы (в том числе, Руси), Ближнего Востока и Центральной Азии. Именно тогда в ряде стран появляются на вооружении шлем с маской и бармицей, стальной чешуйчатый доспех, длинная сабля, узколезвийная пика, массивная рогатина, була-ва-клевец и шестопер. Усиление защитного вооружения выдвинуло почти одновременно у многих народов Евразии (в частности на Руси и Булгарии) на первый план прием таранного удара копьем. Это потребовало изменения традиционного булгарс-кого конского снаряжения (наряду с плетью появились шпоры, новые виды стремян и удил) и создания новых типов оружия с большей проникающей способностью (пики, бронебойные стрелы), а также средств оглушения, «ошеломления» одетого в доспехи противника (булавы, кистени) и средств локального разлома брони (була-вы-клевцы, шестоперы). Однако булгарские дружинники были вооружены и снаряжены, видимо, несколько легче, чем западноевропейские и древнерусские войны. Например, они не использовали кольчуги с длинными рукавами, кольчужные чулки и перчатки, наручи, налокотники, поножи и т.д. Такое сравнительно облегченное вооружение булгар, вероятно, объясняется как необходимостью борьбы со степной кочевнической конницей, так и с русским войском. Противостоять им булгары могли за счет сбалансированного набора вооружения, маневренности и гибкой тактики.
Вся история булгарского вооружения и военного дела со всеми ее особенностями и спецификой во многом определялась тем, что Булгария, с одной стороны, боролась с кочевниками, с другой - с Русью. Именно поэтому оружие и снаряжение булгар носят отпечаток влияния обеих противников, оставаясь своеобразным, «булгарс-ким»: более тяжелым, чем степное, и более легким, чем древнерусское. Причем, если на территории Древней Руси были заметны региональные отличия в наборе вооружения Севера и Юга, то в Булгарии они пока не прослеживаются. Это можно объяснить компактностью территории и сравнительно небольшой численностью населения и интенсивностью торговых связей внутри страны. Возможно, только в западной части Булгарии, заселенной буртасами, в результате контактов с финно-угорскими племенами вооружение приобрело некоторое своеобразие.
Анализ вооружения показывает, что булгарские ремесленники обеспечивали оружием всю страну. Разнообразие и качество боевых средств свидетельствуют о мастерстве и умении булгарских ремесленников. Высокий уровень развития металлообрабатывающего ремесла позволил булгарам экспортировать оружие в соседние страны.
В целом, значительное тождество булгарской и русской военной техники и организации военного дела не может быть объяснено только постоянным заимствованием и импортированием оружия. В действительности, прежде чем перенимать какое-либо современное вооружение, надо уметь его применять и иметь возможность использовать. Только находясь на сопоставимых уровнях общественного развития Русь и Булгария могли обмениваться и взаимообогащаться новинками вооружения и тактики. Изучение историко-археологических данных, позволило сделать вывод о том, что военное искусство Булгарии являлось развивающейся системой. Булгары постоянно усваивали военно-технические достижения и с Запада и с Востока и применяли их, преломляя через призму своих традиций и потребностей. Непрерывно пополняя арсенал боевых средств, главным образом, за счет оружия собственного изготовления, булгары следовали в русле общего развития средневековой военной тех-
ники. Особо следует подчеркнуть, что комплекс вооружения булгар не был набором из разнородных и случайных заимствований. Он постепенно выкристаллизовывался в результате целенаправленного и непрерывного накопления различных средств ведения боя. Видимо, для булгар наряду с приобретением некоторых видов вооружения, большое значение имело освоение чужого опыта. Отталкиваясь от него, они создавали собственные образцы сабель, копий, топоров, кистеней, булав, стрел, которые наиболее адекватно отвечали потребностям местной боевой практики.
Высокий уровень развития военного дела Булгарии подтверждается и фактами военной истории. Булгария не только долгое время противоборствовала с древнерусскими княжествами, но и почти 13 лет отражала следовавшие один за другим походы монгольских войск. Поэтому, вся совокупность данных позволяет с уверенностью говорить о том, что булгарское военное дело, характеризуемое совершенной техникой и сложной военно-социальной структурой, достигло значительного прогресса.
Заключая все вышесказанное, можно отметить, что на основе изученных по выработанной методике материалов удалось выявить не только этапы и характер развития отдельных видов оружия, но и выявить наборы боевого снаряжения, а также доказать, что определяющим для их эволюции являлся набор рыцарского вооружения. Основой булгарского войска были иерархически соподчиненные феодальные дружины, применявшие в бою различные тактические маневры и охваты, с целью подготовить удар тяжеловооруженных всадников. Накопление оперативно-тактического опыта позволило булгарам во второй половине XII в. выработать и неоднократно применять тактику активной обороны, которая неоднократно приводила булгар к победам в войнах с соседями.
Таким образом, булгарское военное искусство домонгольского периода достигло значительного уровня прогресса, сопоставимого с рядом других развитых феодальных стран средневековой Евразии, и оказало решающее влияние на все последующие стадии эволюции вооружения и военного дела народов Поволжья и Приу-ралья.
Вместе с тем, по мере развертывания исследований и увеличения количества находок, а также усложнения наших представлений о Булгарии, как средневекового государства, стали появляться новые интерпретации предметов вооружения. Некоторые из них, например, исследования Золотаревского комплекса, которые ведутся Г.Н. Белорыбкиным, не только подтверждают выводы об особенностях оборонительной тактики булгар, но и дополняют ее новым конкретным содержанием. К числу таковых следует отнести детальное изученеие крепостных сооружений и дополнительных предмостных сооружений («волчьи ямы»).
Весьма серьезно обогатили наши знания о технологии производства оружия труды Ю.А. Семыкина, сделавшего вывод о местном производстве подавляющего ассортимента предметов вооружения. Его исследования позволили отбросить восходящие еще к XIX в. мнение о зависимости булгар от импорта оружия. Исключения, по-видимому, можно сделать лишь для некоторых видов специфического оружия - каролингских мечей, русского орнаментированного топорика, некоторых типов сабель (в первую очередь, начала XIII в.), которые появились в результате военных контактов с монгольскими войсками. Эти исключения только подтверждают правильность мысли о прямой и непосредственной связи между производством оружия, ее использованием и характером военного дела.
Вместе с тем, в последнее время стали появляться труды, в которых не прямо, но исподволь не только ставятся под сомнение результаты многолюдных исследований многих археологов, но и выдвигается своя интерпретация истории оружия.
В первую очередь, это касается целого ряда книг и статей К.А. Руденко, рассматривающего некоторые предметы и категории оружия и снаряжения в рамках своей логики их развития. Поскольку сделано это было неоднократно, а пересмотр трудов предшественников сделан им без какой-либо аргументации, следует подробнее на них остановиться и выяснить концептуальное ядро его рассуждений.
По его мнению, важную роль в наборе булгарского вооружения играло заимствованное оружие, например, «защитное вооружение, часть образцов которого (к примеру, лицевые маски) заимствовались у кочевников или русских воинов. В целом импорт предметов вооружения был нередким. Именно благодаря нему у булгар появились пластинчатый панцирь, каролингские мечи, хотя ареал импортируемых изделий был гораздо шире, включая и территорию Приочья - мордовские земли (Шокшинский могильник)» (Руденко, 2007. С.58). Этот пассаж показывают, что автор абсолютно не разбирается в истории вооружения и плохо представляет собой тенденции его развития в Евразии. Например, замечание о том, что булгары заимствовали каролингские мечи у населения Поочья просто смешны. Дурную шутку с ним, очевидно, сыграло то, что географически этот регион ближе к Балтике, чем Волго-Камье, но в истории действует не природная, а социальная логика. Дело в том, что сами погребения Шокшинского могильника, где обнаружены указанные мечи, представляют собой ино-культурное включение в местную среду, датируются второй половиной X в. и знаменуют социальные подвижки в среде поволжских финнов.
Мечи, которые обнаружены на территории Булгарии, а также весь связанный с ними «варяжско-руский» комплекс - более раннего происхождения, чем материалы По-очья. В Булгарии они относятся к первой трети X в. Кроме того, сами эти находки не результат обычных торговых контактов и не случайный набор заимствований, а свидетельство прямого проникновения викингов-варягов («русов») в Булгарию и их значительной роли в развитии Великого Волжского пути и маркер социальных изменений в булгарском обществе, что подтверждается также целым рядом письменных источников (Подробнее о русах в Булгарии и дискуссиях вокруг этой проблемы см.: Измайлов, 1991. С. 130-138; И.Л. Измайлов, 1995. С.1-23; Измайлов, 2000а. С. 7086; Кирпичников, Измайлов, 2000. С. 190-206; Измайлов, 2003. С. 127-141).
Примерно так же обстоят дела и с боевыми маскам-забралами, которые несколько раз публиковались и интерпретировались. Дело не только в том, что на Руси подобных масок также найдено всего две, а в том, что сам этот тип оголовья, несомненно, связан с Передней Азией и Ближним Востоком. Если следовать «географической» логике оппонента - они также результат заимствования, но не из Руси, а наоборот. Отсутствие должного времени и места не позволяет еще раз рассмотреть все факты, связанные с историей масок-забрал в Восточной Европе, их боевого назначения и хронологии. Достаточно сказать, что эта новинка военной техники появляется здесь, очевидно, в самом конце XII - начале XIII в. и является показателем общего утяжеления воинского доспеха и вооружения профессиональных воинов - аристократов.
Еще более нелепо с точки зрения истории оружия выглядит фраза о том, что «Под влиянием сибирских образцов начинается производство сабель» (Руденко, 2007. С.58). Дело даже не в том, что производство сабель, судя по всему комплексу источников,
не прекращалось, по крайней мере, с VIII в., а в том, что автор знает, что они производились конкретно по «сибирским образцам». Но все, что мы знаем об оружии, свидетельствует о единстве форм центральноазиатских сабель и отсутствии такой категории, как «сибирские» сабли. Судя по ссылке на рисунок (сабли из Золотаревки), автор имеет в виду все же не все булгарские сабли, а только одну конкретную форму. Анализ этих находок не так прост, как может показаться на первый взгляд, и проблема отнюдь не исчерпывается находками из окрестностей Золотаревского городища. Подобные же сабли известны из сборов на Билярском городище, а также из погребений могильника Татарская Лака. Характерным отличием этой формы является наличие обой-мицы в верхней части клинка, примыкающей к перекрестию с узким язычком, опускающимся на лезвие до 3-5 см. Подобные сабли довольно хорошо известны в Центральной Азии, где наибольшее распространение получили в XII-XIII вв., а после монгольских завоеваний широко известны вплоть до Ближнего Востока, где зафиксированы на миниатюрах. В Восточной Европе они однозначно связаны с взрывом военно-политической активности в Центральной Азии в период возникновения империи Чингиз-хана в самом конце XII - первой трети XIII в. В Булгарии они имеют такое же происхождение. Часть их, как и значительное количество другого вооружения, была утрачена, очевидно, во время сражения под стенами булгарской крепости (Золотаревское городище), а другая является трофеями, собранными на месте этой битвы, а некоторая часть (особенно, билярские находки) в XIII в. производилась по этим образцам. О том, что часть этого оружия попала к булгарам именно таким образом, свидетельствуют материалы того же могильника Татарская Лака (до середины XIII в.), где в массе обнаружено передовое оружие (пики, золоченые стремена), в том числе, и подобная сабля. Нет никаких оснований полагать, что булгары заимствовали навыки производства этих сабель из Южной Сибири, поскольку подобные сабли не были характерны для Дашт-и Кыпчака. Появление их - это феномен военно-политической активности, но не сибирских народов, а монгольских ханов, которые широко использовали контингенты кыргызов, хори-туматов и татар в своих военных кампаниях.
Автор также делает целый ряд дилетантских ошибок в типологии и хронологии топоров и наконечников копий. Его фраза о том, что «Происходит и определенная модификация топоров. В русле общеевропейских традиций развиваются наконечники копий и дротиков» (Руденко, 2007. С.58) опровергается им же самим. Так, он, в частности, абсолютно неправомерно датирует шпилевидные граненые пики XI-XII вв., резко удревняя их дату и в своем стиле игнорируя аргументацию предшественников и оппонентов. Тем самым он фактически отвергает убеждение отечественных ору-жиеведов в том, что подобные наконечники пик - новое и передовое явление для предмонгольского времени.
Отсутствие элементарной научной логики и знаний в области вооружения сквозит в анализе К.А. Руденко набора наконечников стрел с территории Волжской Булгарии.
Он пишет, что «Наконечники стрел. Долотовидные. Распространяются наконечники этого комплекса со второй трети XI в. Истоки этих наконечников связаны с лесной полосой Зауралья и шире - Западной Сибири. Здесь они выступали в качестве приспособления для охоты на крупных лесных зверей, в первую очередь лося (Руденко, 2007. С.59).
Плоские наконечники в виде вытянутой лопаточки, имеющие устойчивое название «срезень». Традиция их использования исходит из Зауралья, Западной и Южной Сибири, и связана с охотничьими приемами народов лесной, лесостепной и степной зон.
Наиболее распространены с середины XI в., хотя к концу XII в. их употребление становится менее широким. Широко распространились в ордынское время (Руденко, 2007. С.59).
Восьмой комплекс - пирамидальные или близкие к ней формы. Распространяются в XII в., хотя встречаются и ранее. Есть наконечники с выемками на гранях головки. В этом, видимо, сказалась как сила традиции, идущая от трехлопастных наконечников VI-IX вв. в материалах ранеебулгарского времени, так и та же традиция, но в южносибирском исполнении, достигшая Булгарии в XI в.
«Приведенные данные позволяют предполагать, что формирование ассортимента наконечников стрел КЕ-КТУ вв. оказали влияние как внутренние (развитие системы булгарского вооружения), так и внешние (заимствование новых видов вооружения) факторы. Следствием первого фактора стало развитие универсальных по применению наконечников стрел с общей тенденцией к утяжелению веса ударной части (восьмой и девятый комплексы)... Результатом этнических контактов и стимулирования традиционных форм хозяйства стало формирование локальных комплексов (вероятно, связанных с природными особенностями конкретного района и местности). Примером такого рода могут быть первый и второй комплексы наконечников. Своеобразным характером отличается четвертый комплекс, основа которого сформировалась в местной среде (наконечники для самострелов, предназначенные для охоты на крупного зверя) и развивались под влиянием привозных образцов (наконечники к боевым самострелам (арбалетам?)) (Руденко, 2007. С.61).
Иными словами, получается, что самые передовые для того времени орудия дистанционного боя, включающие крупные пирамидальные, долотовидные, боеголов-ковые и шиповидные наконечники стрел предназначались ... для охоты. Очевидно, по этой логике, что и арбалеты также в первую очередь использовались в охоте на лося. Если речь шла о каком бы то ни было неизвестном обществе, то и тогда подобный вывод следовало бы подкрепить, например, анализом остеологического материала, где кости лосей должны были главенствовать, поскольку, судя по количеству и качеству наконечников стрел, на них в средние века в Поволжье была развернута промышленная охота. Однако кости лося, включая и рог, составляют довольно незначительный процент находок диких животных. Нет никаких исторических оснований полагать, что самострелы и арбалеты использовались исключительно для охоты на лося. Наоборот все этнографические параллели из Сибири и Северной Америки показывают, что на лося охотились с легкими луками, наносившими болезненные раны, истощавшие его силы, и добивали копьями, в позднесредневековой Европе - рогатинами. Арбалет был исключительно специализированным боевым оружием, а наконечники стрел для него резко выделяются из общей массы наконечников.
Против «охотничьей» логики автора протестуют и все известные нам факты. Например, в Новгороде, как и вообще на Руси, подобные наконечники также встречаются довольно часто. Но никто из исследователей не связывал их с охотой на лосей. Другой факт. Ни в могильниках поволжских финнов, ни в погребениях Западной Сибири нет ничего подобно крупным граненным наконечникам стрел из Булгарии, хотя, казалось, там-то они и должны быть, раз речь идет об охоте. Однако их там нет. Следовательно, речь идет не об охоте, а о специализированных орудиях войны - бронебойных наконечниках стрел, часть из которых пускалась мощными сложносоставными луками, а часть - наиболее тяжелые вытянутые пирамидальные - из арбалетов, в том числе, очевидно, стационарных. Среди других фактов, подтверждающих эту мысль, является коллекция подобных наконечников стрел из верхнего слоя запустения городища ананьинского времени «Гремя-
чий Ключ», изученного В.Н. Марковым. Автор открытия совершенно справедливо интерпретировал их, как результат стрельбы с соседнего мыса, на котором находится бул-гарское городище Кашан. Расстояние между ними сейчас более двухсот метров, а вес некоторых наконечников достигал 100 г, что заставляет думать, что орудие которое их запускало - был не простой лук. Кроме того, никаких лосей в таком количестве на этом мысу не водилось. Все это заставляет думать, что все эти выдумки про охоту на лосей и заимствование этих наконечников из Сибири, где их не было - квазинаучные догадки.
Точно так же широколопастные наконечники стрел являлись, главным образом, не охотничьим оружием, а специализированным боевым. При этом нет нужды указывать, что те или иные наконечники были заимствованы в Центральной Азии, поскольку сами булгары, как и другие тюркские племена, обитавшие на их южных и юго-восточных границах, использовали эти традиционные наконечники с различными вариациями в типах. Но разнообразие это диктовалось не случайными заимствованиями из евразийских степей, а диктовалось особенностями своего собственного стрелкового вооружения, в первую очередь, типами лука, а также тактикой использования оружия дистанционного боя. Проблема не в наличии того или иного типа стрел и в Сибири и в Булгарии, а в количестве их в наборе стрел.
Судя по всем, имеющимся в нашем распоряжении фактам, развитие стрелкового оружия в этих регионах в X-XTTT вв. шло в разных направлениях. Если в степях Центральной Азии большую роль играли более легкие луки, позволявшие обрушивать на противника массу широколопастных стрел, то в Булгарии упор делался на развитие мощных луков, стреляющих бронебойными наконечниками. Соответственно, сама тактика использования этих наконечников было совершенно другой. С одной стороны, массовый запуск стрел в расчете на поражение и ранение противника и его коня, а с другой - индивидуальный выбор цели и возможность нанесения ранения латнику. Тем самым разные военные обстоятельства вели к выработке особых тактических приемов использования оружия. Все это подчеркивает одно - только комплексный анализ вооружения способен адекватно реконструировать тактику использования оружия, а случайные наскоки только плодят заблуждения и иллюзию научности.
Обсуждаемая проблема, однако, гораздо шире ошибок и заблуждений отдельного автора в области истории вооружения. Главное достижение отечественного оружиеве-дения состоит в том, что вопрос не в месте, откуда идея того или иного типа или формы вооружения попала в тот или иной культурно-исторический фон, а была ли эта находка случайной или стала частью местного комплекса вооружения. Например, среди нескольких сотен топоров с территории Волжской Булгарии нет ни одной находки топора русской формы с ладьевидным оформлением обуха и двумя парами выступающих щеко-виц. Торговые связи же между двумя странами были весьма обширными. Казалось бы, логично, если бы обмен включал и эту категорию орудий. Но нет! Единственная подобная находка орнаментированного топорика лишь подтверждает эту закономерность. Другой пример. В мордовских могильниках XTT-XTTT вв. резко сокращается количество вооружения и ни в одном из них (исключение - могильник Татарская Лака в Пензенской области - зоне влияния Булгарии) нет наконечников пик. Хотя и на Руси, и в Булга-рии количество их весьма существенно. Иными словами, проблема не в приобретении того или иного вида оружия, а в правильном и регулярном его использовании. Мордовские земли не просто попали в зависимость от соседних средневековых стран, но и в социальном плане переживали период стагнации. Небольшие племенные владения не были в состоя-
нии содержать значительные военные контингенты профессиональных воинов, имеющих передовое для того времени вооружение.
Вместе с тем, есть целый ряд фактов, свидетельствующих, что в Восточной Европе подобные новшества стали неотъемлемой частью комплекса вооружения только на Руси и в Булгарии. И это делает все рассуждения о заимствованиях ненаучными догадками, низводящими уровень современной археологии к примитивному вещеведению позапрошлого века.
Нельзя понимать развитие булгарского вооружения как непременное и постоянное скрещение или чередование только иноземных влияний. Это был не конгломерат случайных заимствований, а неповторимый по своим особенностям комплекс боевых средств, который, обогащаясь достижениями различных народов, оставался цельным и системным.
По сути дела под видом того, что он якобы следует за археологическим материалом, К.А. Руденко фактически пытается пересмотреть основы булгарской истории и археологии. Во-первых, автор, игнорируя труды предшественников и коллег, старается представить булгарское общество более архаичным и примитивным, чем оно было в действительности, и что было доказано скрупулезным трудом поколений ученых. В этих его построениях история вооружения играет важную роль. Поскольку война, как известно, - это продолжение политики другими средствами, а политика -концентрированное выражение экономики, то высокий уровень вооружения и военного дела автоматически ставит средневековую Булгарию в один ряд с самыми передовыми странами тогдашней Евразии. Это и заставляет нашего оппонента всячески принижать этот уровень, как с помощью несистемного описания, так и нахождением неверных и спорных аналогий.
Во-вторых, наш оппонент использует прием «ложной археологизации», рассматривая комплекс находок с территории Булгарии, как некие безымянные коллекции, без связи в пространстве и времени, без увязывания их между собой и письменными источниками. Археологические аналогии им также выбираются не системно, не комплексно, а выборочно и субъективно. Подбор их таков, чтобы не найти место той или иной находки в системе древностей и пространственно-временных связей, а чтобы подкрепить какой-то сделанный заранее вывод автора. В результате он конструирует некую произвольную археологическую реальность, которую далее использует уже для получения нужных ему исторических выводов.
В рамках этой программы вооружение играет ключевую роль, поскольку при отрывочных сведениях письменных источников и огромном археологическом материале именно анализ вооружения, наряду с другими источниками позволяет реконструировать военную организацию и, соответственно, делать вывод о высокой степени развития булгарского государства. Это, в свою очередь, не позволяет произвольно выхватывать те или иные аналогии и превращать уже систематизированный материал в хаотичную и дисперсную массу. Все эти аналогии должны быть учтены в контексте общего развития булгарского комплекса вооружения и соответствующим образом объяснены, а никак не наоборот. Рассистематизацию материала, без должного на то основания и объяснительных процедур, можно считать методической ошибкой.
По самой сути подобная методика - это уровень первой половины XX в., когда археология находилась на начальном этапе становления концепций и поисков связей с другими науками.
К подобного рода дилетантским вылазкам в область археологического оружиеве-дения можно было бы отнестись и более лояльно, если бы подобные взгляды в различных вариациях не присутствовали в работах некоторых молодых коллег. К сожалению, отсутствие критики и полемики по проблемам вооружения народов ВолгоУральского региона приводит к застою мысли и процветанию ущербных и квазинаучных представлений о развитии оружия и военного дела в данном регионе.
Список литературы:
Измайлов И.Л., 1988. Из истории домонгольского и раннезолотоордынского защитного доспеха волжских булгар // Волжская Булгария и монгольское нашествие. Казань: ИЯЛИ КФАН СССР. - С. 87-102.
Измайлов И.Л., 1991. К вопросу о булгаро-скандинавских контактах // Биляр -столица домонгольской Булгарии. - Казань: ИЯЛИ КНЦ АН СССР. - С. 130-138.
Измайлов И.Л., 1993. Оружие ближнего боя волжских булгар X-XIII вв. (копья и боевые топоры) // Археология Волжской Булгарии: проблемы, поиски, решения. -Казань ИЯЛИ КНЦ РАН. - С.77-106.
Измайлов И.Л., 1995. Викинги в Среднем Поволжье // Древние народы и города Поволжья. - Пенза: ПенГПИ. - С.1-23.
Измайлов И.Л., 1997. Вооружение и военное дело населения Волжской Булгарии X - начала XIII вв. - Казань-Магадан: Изд-во СВНЦ ДВО РАН. - 212 с.
Измайлов И.Л. 1998. К истории сложного лука Волжской Булгарии середины VIII-X вв. // Военная археология. Оружие и военное дело в исторической и социальной перспективе. СПб.: ГЭ. - С. 198-205.
Измайлов И.Л., 2000. Вооружение и военное дело Волжской Булгарии: история изучения и становления концепции исследования // Научное наследие А.П. Смирнова и современные проблемы археологии Волго-Камья. - М.: ГИМ. - С.254-262.
Измайлов И.Л., 2000а. Балымерский курганный могильник и его историко-культурное значение // Славяне, финно-угры, скандинавы, волжские булгары. Доклады международного научного симпозиума по вопросам археологии и истории 11-14 мая 1999 г. Пушкинские горы. - СПб.: ИПК «Вести». - С. 70-86.
Измайлов И.Л., 2001. Комплекс булгарского вооружения X-XIII вв. (Итоги и проблемы исследования) // Древности. Вып. 33. - М.: Изд-во РАО. - С.73-81.
Измайлов И.Л., 2003. Балымерский курганный могильник в свете контактов Северной Европы и Волжской Булгарии: проблемы и дискуссии // Ладога и истоки российской государственности и культуры. - СПб.: ИПК «Вести». - С. 127-141.
Измайлов И.Л., 2008. Защитники «Стены Искандера». Вооружение, военное искусство и военная история Волжской Булгарии X-XШ вв. - Казань: Татар. кн. изд-во, 2008. - 206 с.
Измайлов И.Л., 2006. Военное дело // История татар с древнейших времен. В 7ми тт. XII. Волжская Булгария и Великая степь. - Казань: «РухИЛ». - С.336-367;
Кирпичников А.Н., Измайлов И.Л., 2000. Каролингские мечи из Булгарии (из фондов Государственного объединенного музея Республики Татарстан) // Средневековая Казань: возникновение, развитие. Материалы международной научной конференции. 1-3 июня 1999 г. Казань. - Казань: «Мастер Лайн». - С. 190-206.
Руденко К.А., 2007. Волжская Булгария в XI - начале XIII в.: поселения и материальная культура. - Казань: «Школа». - 244 с.
