CC BY
25Г.А. АВАНЕСОВА доктор философских наук, профессор кафедры истории, философии и культурологии МГГУ им. М.А. Шолохова*
Сравнительный анализ русского и немецкого культурно-психологических типов в битвах Великой
Отечественной войны
Понимание культурно-психологического типа как познавательной модели и как этнического феномена в русской и немецкой культуре. В науке особенности сознания русских и немцев не раз становились объектом сравнительного анализа. Однако довольно редко сравнивались боевые качества русского и немецкого военнослужащего в войнах последнего столетия. Ныне методологические основания военной компаративистики активно развиваются, опираясь на теории и методологию психологических и исторических дисциплин, этнологического, филологического, культурологического анализа. В изучении этих проблем открываются новые возможности обращения к методам культурной и социальной антропологии, ДНК-генеалогии, религиоведения, военной социологии, философии войны и др.
Ниже изложим теоретические основы понимания культурно-психологических типов русских и немцев на поле боя, а также представим итог сравнительного анализа боевого поведения в битвах Великой Отечественной войны - под Москвой, в Сталинграде, на Курской дуге. Данные сражения выбраны не случайно: они становились ключевыми факторами развития не только Великой Отечественной, но и Второй мировой войны, потребовав от воюющих сторон наивысшего физического и духовного напряжения, эффективных форм организации войск, а также совершенствования стратегического искусства, нацеленного на победу.
Теоретическая разработка культурно-психологического поведения комбатантов базируется на требованиях типологического подхода с его спецификой первоначального расчленения феноменологической целостности объекта изучения, отбором наиболее устойчивых его частей, характеристик, внутренних связей и теоретическим моделированием их консолидированного единства. Важно подчеркнуть, что культурно-психологический тип аккумулирует характерные и устойчивые черты, во-первых, рядовых участников военных сражений, во-вторых, сержантского, офицерского состава, а также представителей высшего командования в той мере, в какой все они проявляют типологические черты боевой активности народа, а не специфику деятельности конкретного слоя вооруженных сил.
* Аванесова Галина Алексеевна, e-mail: gal-09@list.ru
Вместе с тем мы не склонны сводить культурно-психологический боевой тип к неподвижной совокупности этнических свойств, реализация которых в условиях любого сражения происходит автоматически. Структура и способы проявления этого типа приобретают более сложный характер: здесь важно учитывать исторические формы репрезентации боевых качеств, которые остаются вариантными, хотя и не выходят за рамки некоторой типологически очерченной совокупности. Многоликость типологических боевых свойств обусловлена тем, что их система формируется из разнородных характерологических особенностей этноса. Так, среди них могут быть, во-первых, врожденные свойства народа (антропологические, психические и др.); во-вторых, переходные между врожденными и культурно обусловленными качествами, приобретающие устойчивый характер, но способные к медленным трансформациям на протяжении столетий; в-третьих, весьма подвижные, преходящие качества этноса, свойственные среднесрочной и оперативной шкале времени (на протяжении 30-100 лет).
Важно подчеркнуть, что русские и немцы, будучи представителями одной расы, исповедуя длительный период разновидности христианской религии, имея ярко выраженные психические предпосылки к ратному труду, во многих других аспектах культурно-характерологических качеств остаются народами, весьма отличающимися друг от друга. Ныне исследователи утверждают, что психологическая, ментальная и культурная история протогерманцев и протославян гораздо древнее и сложнее, чем это недавно представлялось. Результаты ДНК-генеалогических исследований, которые приближены к анализу генетической памяти племен, свидетельствуют, что предки будущих восточных славян и германцев 22-14 тыс. лет назад разошлись по
л
родовым признакам1. Тем самым протогерманцы отделились от протославян задолго до того, как последние поселятся на Русской равнине, (приблизительно 4900 лет тому назад). Важно учесть, что в промежутке 6000-4000 лет тому назад имело место разделение индоевропейских языков (в том числе появление народов с будущей германской и славянской группами языков)2,что влияло на развитие ментально-познавательных качеств народов, выступая одновременно устойчивым механизмом поддержания этнических целостностей.
Помимо отмеченных выше древних корней военно-этнического типа, немалую значимость приобретают также более близкие по времени, а потому более вариативные факторы культурного развития русских и немцев - такие, как формы государственности; научное развитие; искусство; образование; особенности семейно-брачных отношений и т.п., которые так или иначе взаимодействуют с боевым типом этноса.
1 См. об этом: Клесов А.А. Происхождение славян. М., 2013; Пересвет А. Русские не славяне? М., 2009 и др.
2 См.: Гамкрелидзе Т.В. и Иванов В.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984, т. I, II.
Немаловажным фактором динамики русской культуры явилось и то, что она в ходе последнего тысячелетия формировалась как основа самостоятельной российской цивилизации, интегрировав вокруг себя множество народов Северной Евразии; немецкая же культура оказалась включенной в цивилизацию Западной Европы с ее базовыми характеристиками и другим составом этносов.
Представленную ниже авторскую модель культурно-психологического типа следует отнести к поисковой разновидности познавательных моделей, которая апробируется в сравнительном анализе боевых возможностей русских и немцев в условиях войны между Третьим рейхом и СССР. Из всего контингента Красной армии аналитическое внимание сосредотачивается на культурно-психологических стереотипах русских военнослужащих, которые по разным оценкам составляли от 60 до 85% участников указанных выше сражений.
Битва под Москвой. В первые месяцы войны 1941 г. по обе стороны фронта царили достаточно абстрактные представления о противнике, о характере войны, которые формировались еще в мирных условиях, во многом под воздействием политико-пропагандистских факторов. Идеи о том, какие цели Германия ставит перед собой на Восточном фронте, с каким воинским типом немецкий солдат столкнется на советской территории, ему внушало ведомство Геббельса, а также различные военизированные структуры. Солдат Третьего рейха шел на Восток с уверенностью, что он защищает достижения западной культуры от «недочеловеков славянской расы», от еврейских комиссаров, которые эксплуатировали эту покорную массу. Немаловажное значение приобретала уверенность, что война позволит расширить немцам жизненное пространство, а также использовать в своих интересах материально-людские ресурсы СССР.
Немецкая армия, до этого стремительно подчинившая целый ряд западноевропейских государств, рассчитывала на быструю победу и на восточном направлении. Этой уверенности способствовали военные традиции немцев, а также особенности формирования вермахта в 19331941 гг. Накануне нападения на СССР немецкий солдат был специально обученным бойцом, дисциплинированным, с высокой степенью боевых устремлений и националистически окрашенного патриотизма. Первичные структуры вермахта строились на основах коллективизма, групповой взаимопомощи. В их распоряжении были современные виды стрелкового оружия, боевая техника, а также функционально продуманное качественное снаряжение, которое было подогнано под
о
единый стандарт и могло использоваться в разных комбинациях3.
Вплоть до боев под Москвой как высшее командование, так и продвигающиеся по советской территории немецкие части не
з
См.: Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933-1945 гг. / Пер. с нем. М., 2002 и др.
сомневались в собственной силе, техническом превосходстве, верности своих расчетов. После ряда особенно удачных наступательных операций армию охватывала эйфория от успехов. Но самоуверенность начинала снижаться, когда сопротивление противника становилось упорным. На подступах к Москве завышенные самооценки оборачиваются растерянностью, а затем психологическим шоком из-за целого ряда факторов. Так, представители среднего и высшего командного состава вермахта убеждались, что крах блицкрига неизбежно оборачивается переходом стратегической инициативы к противнику, который воспользовался слабо согласованными действиями группировки «Центр». Под Москвой перед частями вермахта нарастали проблемы, одни из которых стали для них сюрпризом; но были и такие, которые немецкие стратеги должны были предвидеть. К первым отнесем знакомство врага с установками реактивного миномета («Катюша»), действие которых производило на немцев ошеломляющий эффект по степени деморализации и потерям. Другой класс проблем олицетворяли погодные условия. Например, немцам было крайне трудно обращаться с техникой при бездорожье и морозах; они страдали от низких температур, ибо запланированный блицкриг не предусматривал для них теплой формы.
Поистине фатальными для немцев стали упрощенные представления о боевых качествах русских солдат, поведение которых зачастую не подчинялось рациональной логике. Если на первых фазах войны противник проявлял массовую панику, коллективный спад боевого настроя, то под Москвой завоеватели видят его упорство и стойкость, что вызывает у них растерянность. Г. Гудериан в воспоминаниях откровенно пишет, оценивая столкновение своего корпуса с советской танковой бригадой: «Тяжелые бои оказали свое воздействие на наших офицеров и солдат. И это не физическое, а душевное потрясение, которого нельзя было не заметить. И то, что наши лучшие офицеры в результате последних боев были так сильно подавлены, было поразительно»4.
Неадекватные представления немцев о русской душе и психологии оказались столь далеки от действительности, что они попадали впросак, рассчитывая в своей прямолинейной тактике на быстрый эффект. Приведем пример из практики немецкой пропаганды: в листовках, которые осенью сбрасывались с воздуха вокруг столицы с целью деморализации противника, самоуверенно заявлялось о ближайших шагах после вступления немецкой армии в Москву: приеме Гитлером парада своей армии на Красной площади, установке гранитного памятника в честь победы и т.п. Но листовки не устрашали защитников столицы; в большей степени они пробуждали их волю к сопротивлению.
4 Цит. по: Переслегин С. Скрытая история Второй мировой. Новый взгляд на Войну между Реальностями. М., 2012, с. 303.
Подобные промахи не анализировались немецким командованием как нечто закономерное, но рассматривались как досадная недоработка.
На первой фазе войны не менее серьезные издержки были также свойственны сознанию и поведению советских военачальников и солдат. Об этом свидетельствуют стремительное отступление частей Красной армии, примеры массового их окружения и сдачи в плен. В мирное время советская пропаганда создавала упрощенные представления о характере будущих сражений, о том, что Красная армия быстро перейдет на территорию врага, где немецкий пролетариат окажет поддержку. Но бойцы столкнулись с армией противника, которая социально и мировоззренчески была консолидированной, технический уровень, исполнительская дисциплина в которой были весьма высокими. Вероломство, стремительность и жестокость, проявленные армией вермахта при ее продвижении по советской территории, заставили руководство СССР отказаться от наиболее абстрактных штампов марксизма в понимании войны (например, марксизм вообще не предусматривал у пролетариата патриотизма, верности народным боевым традициям).
Уже первые публичные выступления советских политиков радикально меняют содержательные акценты в понимании характера войны, ее целей и опорных смыслов. Война провозглашается отечественной; ее цели и задачи определяются как справедливые, ведущие к победе. Конечно, обновление советской пропаганды не реабилитировало все базовые стереотипы русской военной культуры. Но политическая работа в армии была приближена к боевым задачам, выступая мощным фактором духовной организации. В конце лета и осенью 1941 г. появились приказы высшего командования о принятии чрезвычайных мер в армии. Лозунг командования «ни шагу назад, за нами Москва», а также жесткие меры по упрочению дисциплины получили поддержку среди солдат, офицеров, которые понимали, что смелость и отвага бесполезны, если в армии нет твердого порядка. Позже советское политическое руководство организует парад на Красной площади столицы, в котором участвовали воинские части, уходившие на передовую. Этот факт и армия и советские граждане расценили как залог грядущей победы, что создавало условия для проявления традиционных качеств русского боевого типа.
Дух этого типа восстанавливался также спонтанно в ходе боевых столкновений с врагом. Советских бойцов поражала та исключительная жестокость, которую враг проявлял к гражданскому населению, в чем они могли убедиться, освобождая после битвы под Москвой населенные пункты. Немалое значение имели также героические примеры защиты столицы, которые превращались в символы русской стойкости. Речь идет о подвиге героев-панфиловцев, о действиях партизан, среди которых подвиг Зои Космодемьянской стал образцом небывалого геройства юной девушки, только что окончившей среднюю школу.
Следует учитывать, что контингент Красной армии по многим параметрам отличался от имперской армии. Среди советских военнослужащих было значительно больше горожан, людей, имевших среднее образование, высокий уровень технической грамотности. Другую часть военнослужащих составляли русские солдаты с традиционным воспитанием из малых городов, деревень с их упорством, самоорганизацией, умением переносить физические нагрузки. Главное же отличие советских солдат сводилось к новой картине мира, к политической и гражданской их мотивации. Ценностные ориентации армейской массы позволяли говорить о качественном синтезе сознания: позиции модерна сплетались у солдат с традиционным мышлением. Все это говорит о том, что пружина русского культурно-психологического типа начинала высвобождаться как под воздействием энергичных мер командования, так и под влиянием опыта борьбы с сильным, безжалостным врагом.
Сталинградская битва. К периоду Сталинградской битвы воюющими сторонами был накоплен опыт противостояния, что формировало условия для появления новых форм активности немецких и русских солдат. Так, в Сталинграде немецким и советским войскам пришлось осваивать методы боя в плотной застройке городской среды, которая из-за бомбежек была превращена в беспорядочные нагромождения разрушенных зданий и бездействующей армейской техники. Наряду с этим на первых этапах противостояния в Сталинграде как среди немцев, так и среди советских бойцов продолжали сохраняться по отношению друг к другу укорененные стереотипы. Например, немецкие части подходили к городу с чувством возрожденного превосходства, с ожиданием победы после «первого мощного удара». В то же время в рядах защитников оставались солдаты, которых подавляла военно-техническая сила противника; учащались случаи сдачи в плен, что вынудило политическое руководство СССР принять еще более суровые меры, нежели осенью 1941 г. И это вновь было встречено в армии позитивно. Позже, когда битва в Сталинграде достигла апогея, эти меры исчерпали себя - русский боевой тип уже активно проявлял заложенные в нем возможности.
В разрушенном городе русские навязали противнику опыт сражений, который был ему малоизвестен. Сами немцы назвали эту тактику «крысиной войной», когда защитники отстаивают буквально каждый метр городской площади, пригодный для сопротивления. В этой ситуации немцы начинают понимать иллюзорность попыток взять Сталинград «одним ударом». Здесь во многом теряется преимущество крупной техники, тактической подвижности, стратегического маневрирования армейскими частями. Оперативные обстоятельства стремительно меняются несколько раз в день.
В такой ситуации немецкое продвижение стопорится. Противники настолько сближаются, что их порой разделяет несколько метров и
борьба продолжается врукопашную. Немцы вынуждены поневоле идти на физический контакт, ибо в острые моменты русский солдат яростно наступает на них с ножом, саперной лопаткой, гранатой или безоружный. Но и в этом случае немцы видят в противнике, да и в любом русском человеке варвара, усредненную фигуру; они не могут понять внутренних мотивов их мужества и упорства. Логика поведения русских людей в экстремальной ситуации от них ускользает. Например, немецкие солдаты были поражены, увидев, что из цехов СТЗ против них вышли сражаться рабочие, не успевшие снять спецовок. В их представлении это является не мужеством, а нарушением нормы -каждый обязан заниматься своим делом.
Столь разные качества боевых типов нагнетают высшую степень ожесточения армий по отношению друг к другу. Но как раз в таких обстоятельствах немецкий тип начинает проявлять усталость от перегрузок. Как оказалось, представители этого типа плохо адаптируются к ситуации, в которой нет места немецкой привычке к порядку, когда противник навязывает свои «правила игры», а помощь военной техники снижена. Нарастание хаоса, запредельные физические нагрузки, растущая опасность встречи со смертью, - все это становится для немецких солдат фактором поражения. Они с брезгливостью вынуждены носить грязную форму, у них вызывает раздражение невозможность принимать пищу в привычные часы, нехватка папирос; их серьезно беспокоят насекомые на теле и отсутствие воды для личной гигиены.
Подобная ситуация, которая длится не день и не месяц, начинает психологически подавлять немцев. Примечательно, что уже осенью многие из них перестают соблюдать гигиену (умываться, бриться). Даже продвигаясь ценой напряженных усилий вперед, медленно оттесняя противника к берегу Волги, немецкая армия не находит сил вырвать у него победу, что заставляет солдат вермахта подсознательно смириться с превосходством психологических возможностей русских. Окружение захватчиков вынуждает их пережить еще более непривычное состояние: чувство заброшенности, моральную сломленность, страх перед возможным пленом у одних и стремление выжить любой ценой у других. В зимнюю непогоду немцы испытали лишения от морозов и метелей еще большие, нежели под Москвой. В этой обстановке обесценивались идеи о своем культурном превосходстве; исчезала вера в профессионализм командиров; мысль о расширении жизненного пространства казалась абсурдной.
Любопытна в этих условиях трансформация религиозных запросов немцев. Будучи достаточно пассивными сторонниками католической или протестантской веры, в ожесточенных боях солдаты по-разному проявляют религиозные чувства: у некоторых они окончательно угасают; у других, наоборот, актуализируются, но с негативно-бунтарской ок-
раской. Солдатские письма к родным из окружения содержат упреки в адрес Всевышнего за то, что в Сталинграде он предал немцев.
В конце декабря 1942 г. гибнущая армия пытается встретить христианское рождество - в этих обстоятельствах возникает феномен «Сталинградской Мадонны». Речь идет о рисунке углем на обороте советской географической карты, автором которого стал военврач К. Ройбер, оказавшийся в окружении. Он изобразил сидящую на земле женщину, которая держит на руках младенца: она нежно прижимает ребенка к себе, заботливо укрывая его полами надетой на голову накидки, что напоминает канонический сюжет средневековых икон. Этот рисунок вызывал у деморализованных солдат глубокое волнение, искренние слезы. Участники окружения вспоминали после войны, что измученные обреченностью солдаты поначалу восприняли рисунок как мистическое видение5. Все они, еще вчера осуществлявшие тактику выжженной земли, разрушившие Сталинград до состояния руин, бесстрастно расстреливавшие его жителей, в условиях поражения начинают с надеждой вглядываться в христианскую символику, соглашаясь сопереживать слабым, надеясь на сочувствие к себе.
Иная динамика была свойственна в Сталинграде русскому боевому типу, в котором особым образом оказались интегрированы как укорененные, так и актуальные качества русского характера. Модификациями этого типа стали массовые представления, сближенные с советской пропагандой, но за которыми угадывались укорененные формы традиционного сознания. Идя в атаку, бойцы искренне отзывались на лозунги «За Сталина», «За советскую Родину», за которыми маячили исторические символы «царя» и «отечества». Советская идеология, скорректированная командованием относительно традиционных военных ценностей, послужила адекватной мировоззренческой основой для противостояния врагу. На фронте русские боевые традиции не конфликтовали с марксистской идеологией, а скорее дополняли друг друга.
Рассмотрим подробнее регенерацию глубинных свойств русского характера и поведения в бою. Речь идет о высокой степени упорства, психической выдержки, готовности к жертвенным поступкам. В отечественной науке механизмы проявления данных качеств во многом остаются малоисследованными. Между тем эти механизмы не срабатывают автоматически. Чтобы их целостная совокупность могла проявиться у десятков и сотен тысяч советских солдат в крупных сражениях, каким стало Сталинградское сражение, необходимо было схождение в одном фокусе множества предпосылок, среди которых выделим следующие: бойцы осознают, что они защищают самое дорогое - Отчизну, свои семьи; в наиболее драматических ситуациях их
http://topwar.ru/24602-stalingradskaya-madonna-ne-v-sile-bog-a-v-pravde.html (дата доступа 31.07.2013).
охватывает общее воодушевление; командиры и военные пропагандисты, действуя в унисон, усиливают эти чувства; общее самосознание и коллективная воля консолидируют представителей разных родов войск и социально-статусных групп; бойцы на передовой и гражданское население в тылу интегрированы общими идеалами и др. Вместе с тем в этом ряду имеется и нечто такое, что недавно ускользало от аналитического внимания.
Речь идет об особенностях менталитета в ожесточенных битвах, которые связаны со свободой морального выбора русских ратников, с преодолением страха смерти ради общей цели. Мировоззренческие корни такого поведения людей, устремленных к экзистенциальным ценностям, по-видимому, зарождались еще на стадии язычества. В христианской же догматике и православной монашеской аскезе эта взаимосвязь между волей Всевышнего и боевым воодушевлением воинов получает глубокое осмысление и практическое подтверждение. В русской повседневной культуре сложные отношения между промыслом Божьим, с одной стороны, и устремленностью солдата к праведному поведению в бою - с другой, отображаются в пословицах и православных максимах: все под Богом ходим; на Бога надейся, а сам не плошай; вольному воля, спасенному рай; нет выше любви, как отдать жизнь за други своя; не в силе Бог, а в правде и др.
В условиях крупных сражений Великой Отечественной войны указанные архетипы сознания и поведенческие установки русского воинства актуализировались безотносительно к тому, насколько глубоки были религиозные или атеистические позиции конкретного бойца. В итоге солдаты шли на смерть за Отечество, отдавали жизнь за товарищей. При таком решении боевой дух воина резко активизировался, боец чувствовал причастность к более мощной силе, превосходящей его личные возможности, что заражало других солдат. Личная воля каждого воина на свободной основе сливалась с волей других участников битвы в стремлении достигнуть победы - в этих условиях рождался соборный эффект. В Сталинграде эти типологические стереотипы боевого поведения вдохновляли не только русских, но и представителей других этносов СССР - татар, якутов, народов Средней Азии, Кавказа и др.
Выше затронуты мотивационные основы боевого поведения русских, связанные как с духовной, так и с культурной доминантой. Вместе с тем проблема религиозного сознания в современной войне требует специального исследования. В советском марксизме доминировала атеистическая парадигма ее осмысления, не позволявшая вскрыть мощную доминанту русской боевой активности. Ныне в отечественной науке вновь признается непреложный факт, что религиозное сознание, вероисповедальные запросы в боевых условиях приобретают мотивационное значение, выполняют роль духовного катарсиса. Исследовательница военно-антропологических проблем Е.С.
Сенявская полагает, что в ХХ - начале XXI в. при распространенном снижении веры боевая обстановка продолжает актуализировать религиозные запросы солдатской массы, в каких бы цивилизационных или социально-конфессиональных условиях они ни воспитывались. Но у атеистов, у солдат со сниженным уровнем веры вместо религиозных представлений на фронте зачастую появляются лишь суррогатные бытовые суеверия, иррациональный мистицизм, блокирующие катарсис6.
Среди защитников Сталинграда атеистов было немало. Однако специфика советского общества была такова, что старшие поколения сохраняли православную веру. Провожая бойцов на фронт, их родственники молились за них, передавая им нагрудные крестики, ладанки, мощевики, которые находили потом на убитых солдатах. Конечно, на фронте невозможно было открыто исполнять религиозно-богослужебные правила; но на уровне индивидуального самосознания, групповой психологии, языковой коммуникации сохранялись элементы веры (молитвы, поминовения убитых товарищей и др.). Число людей, обращавшихся к вероисповедальным представлениям и нормам поведения, росло за счет рядового, сержантского составов, а также представителей офицерства и высшего командования. Например, есть свидетельства, что боевые военачальники (среди них называют имена Г.К. Жукова, В.И. Чуйкова, А.И. Родимцева и других) в неофициальной обстановке совершали молитвенные правила7.
Следует также учитывать, что участники крупных сражений, длительность которых исчислялась многими месяцами, как правило, испытывали пороговые психологические нагрузки, глубокие эмоциональные переживания, что в условиях ожесточенных боев приводило к запуску достаточно редкого духовного механизма, каким является массовое созерцание православных знамений, канонических образов. Сошлемся на задокументированное свидетельство о явлении Божией Матери с младенцем на руках в облачном небе Сталинграда 11 ноября 1942 г. В это время враг расчленил 62-ю армию генерал-лейтенанта В.И. Чуйкова, пытаясь сбросить защитников города в Волгу. Чудесное явление видели тысячи солдат и офицеров, воспринявшие его как помощь со стороны высших сил. Вдохновленные бойцы смогли переломить ситуацию в свою пользу - немцам не хватило каких-то двухсот метров, чтобы выйти на берег Волги8. Подобный эффект коллективного созерцания образов православных святых, Богоматери неоднократно фиксировался и в танковых сражениях на Курской дуге.
6 Сенявская Е.С. История войн России XX века в человеческом измерении. Проблемы военно-исторической антропологии и психологии. М., 2012, с. 179-195.
7 Спаси и сохрани. Свидетельства очевидцев о милости и помощи Божией России в Великую Отечественную войну / Автор-составитель Фарберов М.И. М., 2010, с. 270-282.
8 Якунин В.Н. За веру и Отечество. Самара, 1995, с. 88.
Наконец, рассмотрим еще одну особенность русского боевого типа в Сталинграде. Его представители демонстрируют огромный диапазон психологических возможностей и культурных навыков. В разрушенном городе вполне раскрываются преимущества русского боевого типа: нешаблонное мышление, умение идти на риск, использовать опасные ситуации, при том, что путь к победе тщательно взвешивается и др. В рамках разных военных специализаций психологические качества, культурные навыки русских солдат раскрываются в зависимости от обстановки. В одних обстоятельствах бойцы остаются предельно терпеливыми, собранными (разведка, снайперские дуэли и др.), в других - раскованными, эмоционально агрессивными, впадая в напряженные моменты в боевой раж (рукопашное противостояние и др.). Они интуитивно стремятся понять профессиональные навыки и бытовые привычки противника, тем самым обеспечивая победу над врагом.
Да и чисто бытовые трудности русские бойцы легче преодолевали за счет отечественных традиций, знания родной природы. Сошлемся на один пример. В антисанитарных условиях боев советских бойцов так же, как и немецких, одолевали платяные вши. Не впадая в панику, но и не смиряясь с неудобством, русские солдаты избавлялись от напасти дедовскими способами. Прежде всего, старались регулярно обмываться горячей водой, подстригаться, бриться. Были и радикальные способы, один из которых состоял в следующем: исподнее и гимнастерка снимались и неглубоко закапывались в землю так, чтобы небольшой конец материи выходил наружу. Через этот конец насекомые быстро выбирались из-под земли и уничтожались пучком зажженной пакли. Этим способом вынуждены были воспользоваться и узнавшие о нем немецкие солдаты.
Курская битва. Тематика нашего материала позволяет сосредоточиться на анализе в основном Курской оборонительной операции (первая половина июля 1943 г.), которая связана с боями на северном и южном фасах курского выступа, на Прохоровском поле. К этому времени массовая психология и самосознание военнослужащих, а также стратегическое руководство, оперативная организация армейских частей обретали у воюющих сторон новые качества. Наступающей силой в Курской битве стала армия вермахта, руководители которой, понимая уязвимые аспекты своего положения, рассчитывали изменить ситуацию в свою пользу через аккумуляцию материально-технических ресурсов, введение отборных частей и др. Более позднее развитие событий показало, что военно-политическое командование Третьего рейха на этот раз вновь переоценило свои возможности, слабо представляя возросший боевой потенциал противника. Хотя немецкие генералы уже признавали совершенствование стратегического и тактического искусства противника, но они были не в состоянии охватить всю полноту боевого опыта Красной армии, а также ресурсно-
организационных возможностей, которыми располагало военное командование СССР.
В глазах немецкого генералитета собирательный образ противника продолжал олицетворять консерватизм, безынициативность; немецкие полководцы и офицеры так и не смогли оценить скрытые резервы русского боевого типа, проявления которых они могли наблюдать под Москвой и которые стали очевидными в Сталинграде. Сошлемся на свидетельство Г. Гакенгольца, историографа штаба группы армий «Центр», который осмысляет реальный потенциал участия советской армии в рамках немецкого плана «Цитадель», а также реакцию на этот феномен немецкой стороны: «Довольно быстрое снижение темпа наступления нашей 9-й армии против глубоко эшелонированной здесь обороны русских не вызвало у нас особого удивления. Но мощь и пробивная сила русских ударов, начавшихся 12 июля на северном и восточном фасах орловской дуги, явились для нас жестокой неожиданностью. ...Было просто непостижимо, что русские оказались способны так скоро и так успешно перейти в наступление летом»9. Столь упрощенные оценки русского боевого потенциала, распространенные у командования вермахта в Курской битве, свидетельствовали о ригидности мышления тех представителей немецкого типа, которые вырабатывали стратегию наступления, оценивая возможности противника ей противостоять.
Если говорить о немецком массовом боевом типе, то в сражениях Курской оборонительной операции его представители - а это во многих случаях были элитные части, подготовка и опыт которых были весьма высокими - продолжали демонстрировать волевой напор, военное мастерство, дисциплину, хотя у них уже не было того воодушевления, которое проявлялось на первых этапах войны. Но в начале сражений на северном (оборона Понырей) и южном фасах, в бою на Прохоровском поле немецкие военнослужащие обнаруживали коллективное упорство и волю к победе.
Рассмотрим те специфические формы поведения и мотивации, которые демонстрировали разные представители русского культурно-психологического типа в условиях Курской операции. К этому времени в полной мере проявились изменения, произошедшие в этом типе на уровне высшего военно-политического командования СССР. Подготовка к сражениям на Курской дуге потребовала от командования использовать немалый опыт проведения масштабных операций. В связи с этим в течение весны 1943 г. скрупулезно анализировались разведданные о сохраняющемся военном потенциале гитлеровской Германии. В Ставке Верховного Главнокомандования, в Генеральном штабе, в штабах фронтов изучались вероятные варианты действий противника, а также
9 Цит. по: Огненная дуга: Белгород-Курск-Орел / Сост. Алексеев Ю.А., Басик И.И. и др. М., 2013, с. 427.
обсуждались ответные шаги советских частей. В итоге был принят тщательно разработанный план преднамеренной обороны с последующим переходом в контрнаступление. Но вплоть до лета в адрес верховного командования шли предложения о возможности нанесения противнику упреждающего удара. Сама Ставка предусмотрела запасной вариант такого удара; но он предполагался лишь в том случае, если противник надолго оттянет летнее наступление.
После определения ключевых характеристик советского плана на Курской дуге началась, по выражению А.М. Василевского, «титаническая государственная работа» по его реализации. При этом командованию и армейским соединениям многое предстояло осуществить впервые. Надо было спланировать действия и реализовать конкретные мероприятия на разных фронтах и в армейских частях, что повлекло перестройку организационно-управленческих форм. На огромной территории Курского выступа создавалась многополосная эшелонированная оборона. Против танков сооружались минные поля, противотанковые рвы, надолбы, лесные завалы и др. При создании обороны немало внимания командование фронтами уделяло организации надежной системы огня, построению боевых порядков и т.п. Осуществлялось формирование крупнейшего за все время войны стратегического резерва Ставки -Степного фронта, создавались условия для его материально-технического обеспечения.
Для всей предварительной работы были характерны не только системность, организационная слаженность, высокий профессионализм. Ведущие участники организаторской и аналитической работы - Г.К. Жуков, А.М. Василевский, К.К. Рокоссовский и другие в своих воспоминаниях подчеркивали, что в ней было немало споров, несовпадающих аналитических линий и аргументов; не раз осуществлялся коллективный поиск единственно верного решения или отрабатывались альтернативные способы важного маневра и т.п. Подобная творческая активность на уровне высшего командования сопровождалась оперативным внедрением в войска широкого круга инноваций, которые касались не только обновления техники, но и множества систем по организации и управлению войсками. Зачастую совершенствование управленческих и технических систем требовало создания еще более сложных новшеств, что отчетливо видно на примере развития военного управления и фронтовой связи. Связисты, имея общегосударственную сеть связи, перед операцией создали большое число вспомогательных узлов, расположенных по всей глубине оперативного построения войск. При этом осваивалось применение новых двухпроводных шестовых линий с телефонной и телеграфной связью. Перед сражениями на Курской дуге в войсках связи осуществлялись организационные преобразования, когда создавались
новые структуры, предназначенные для конкретных родов войск и
-10
подразделений .
Охарактеризуем теперь массовое поведение представителей русского культурно-психологического типа в сражении под Прохоровкой. Известно, что с 6 по 16 июля на Прохоровском поле шли ожесточенные бои, пиком которых стало сражение 12 июля, продолжавшееся весь световой день. Это сражение началось в результате неожиданного прорыва советской обороны танковыми дивизиями СС на южном фасе Курской дуги, что потребовало от советской стороны осуществить контрудар силами резервной 5-й гвардейской танковой армии и других соединений. Начальные условия и дальнейшие обстоятельства, сложившиеся в битве для советской стороны, оказались более уязвимыми, нежели у противника. Например, танковая контратака вынужденно стала «лобовой», хотя по расчетам командования этого не должно было произойти.
Командующий этой армией П.А. Ротмистров так описывает начало боя 12 июля под Прохоровкой в книге воспоминаний «Стальная гвардия»: «.немцы и мы одновременно перешли в наступление. Я удивился, насколько близко друг от друга скапливались наши и вражеские танки. Навстречу двигались две громадные танковые лавины. .Через несколько минут танки первого эшелона наших 29 и 18 корпусов, стреляя на ходу, лобовым ударом врезались в боевые порядки немецко-фашистских войск, стремительной сквозной атакой буквально пронзив боевой порядок противника. .Его «тигры» и «пантеры», лишенные в ближнем бою своего огневого преимущества, которым они в начале наступления пользовались, теперь успешно поражались советскими танками. Поле сражения клубилось дымом и пылью, земля содрогалась от мощных взрывов. Танки наскакивали друг на друга и, сцепившись, уже не могли разойтись, бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом или не останавливался с перебитыми гусеницами»11.
Сквозные танковые атаки подобного типа требуют от участников огромного напряжения физических, психологических, духовных сил. В этом случае боевые порядки противников быстро смешиваются, снижая до минимума возможности руководить боем с той и другой стороны. Воины, управляющие боевой техникой, сами вынуждены принимать решения по ходу битвы. Для них важна мгновенная реакция на действия своих товарищей или врагов, умение сохранять управляемость тяжелыми машинами, навыки концентрации собственных сил на протяжении боя. Летняя жара выступала для всех угнетающим фактором, ибо она создавала плотную запыленность воздуха, усугубляла масштабные огневые и звуковые эффекты, затрудняла дыхание людей из-за сгорания боевых веществ и др.
10
Пересыпкин И.Т. Организация связи // Военно-исторический журнал, 1973, № 7.
11 Цит. по: Огненная дуга: Белгород-Курск-Орел, с. 331-332.
Представители русского типа в этом сражении не могли в полной мере выполнить лидерскую роль из-за осложненных обстоятельств, отмеченных выше. Но в неблагоприятных условиях они все же сумели навязать противнику ближний бой, осуществляя танковые тараны, выводящие из строя машины врага. К вечеру 12 июля 5-я танковая армия более чем наполовину утратила боеготовность, однако продвижение частей немецкой армии под Прохоровкой было заблокировано. Вскоре высшее руководство Германии отказалось от продолжения операции «Цитадель», отозвав свои части с этого участка фронта. Сражение, произошедшее 12 июля под Прохоровкой, не было проиграно советской стороной за счет массовой стойкости и мужества участников; но по ряду показателей оно ею не было и выиграно. Позже у сторон оказались разные оценки этой битвы. Так, военнослужащие дивизий СС утверждали, что у них в этот день не было больших безвозвратных потерь, а поле боя осталось за ними. До сих пор немецкие аналитики готовы отстаивать эту полупобеду одного дня, как
Л о
бы одержанную танковыми частями СС Однако односторонние аргументы и частичные подсчеты не отменяют главного: соединения врага не смогли нейтрализовать советскую контратаку и овладеть Прохоровкой. Этот бой наряду с успехами Красной армии на других участках 550-километровой Курской дуги сработал на коренное изменение обстановки в пользу СССР.
Выводы
1. В середине ХХ в. на территории нашей страны в смертельной схватке сталкиваются два наиболее боеспособных и пассионарных народа - русские и немцы, представлявших разные цивилизационные типы (российско-евразийский и западноевропейский). Многие культурно-психологические и боевые качества этих народов оказывались вполне сопоставимы по степени развитости, способности адаптироваться к требованиям современной войны и боевых ситуаций. Но неодинаковые цели и задачи в войне делали их непримиримыми антиподами: с одной стороны, защитниками своего Отечества, с другой - завоевателями чужой земли. Эти качества формировали полярные смыслы, несовпадающие стратегии действий той и другой стороны.
2. В основу немецкого боевого типа заложены ценности националистического сознания, а также завоевательные и меркантильные ориентации, дополнявшиеся чувством культурного превосходства над народами СССР. Особый негативизм был выработан к славянам и к русскому народу. С началом подготовки войны на Востоке немецкий боевой тип на уровне высшего командования проявил недальновидность, приняв план блицкрига, а также серьезно рассчитывая, что можно будет быстро и окончательно сломить сопротивление
Seewald B. Legenden um die größte Panzerschlacht aller Zeiten // Die Welt, 12.07.2013.
противника. Немецкие генералы сводили преимущества советской стороны к протяженной территории, огромным природным ресурсам, многочисленному населению. Позже, признавая военное искусство советского руководства, немецкое командование не могло объяснить стремительного перехода Красной армии от поражений к успеху в первую очередь из-за непонимания сущности русского боевого типа.
3. Если говорить о недостатках представителей немецкого боевого типа на уровне массового самосознания и поведения солдат, то они выразились в слабой адаптации к сложному характеру войны на Востоке. Втянутые в изнуряющие сражения на советской территории, представители данного типа продолжали сохранять веру в свои силы, проявляя незаурядные боевые качества в реализации почти невыполнимых целей. Но наступал момент, когда их вера в себя истощалась. В то же время немецкие комбатанты не стремились понять мотивы боевого поведения противника, которое оставалось в их глазах парадоксальным, непрогнозируемым. Культурно-психологический потенциал немецкого типа снижался также из-за слепой веры в рациональный порядок, в военную мощь и техническую оснащенность своей армии. В крупных сражениях представителям данного типа не хватало психической стойкости, духовных усилий, чтобы сделать последние шаги к победе, которая, казалось, уже была на их стороне.
4. Культурно-психологический тип русского воинства приобретает серьезные отличия от немецкого. В его основе закреплены иные, более сложные истоки и компоненты, что придает ему в целом многоуровневый и пластичный характер. Данный тип развивался на суровых для проживания территориях Северной Евразии, в контексте несхожих гео-климатических зон. Он закалялся преимущественно на стратегиях защиты от внешнего врага; его эволюция отображает многомерные коды русской культуры и смысловую вариативность российской цивилизации. Внутри данного боевого типа отрабатывалась способность русских людей консолидировать российские этнорелигиозные сообщества, втягивая их в защиту Отечества. Русский боевой тип обогащался элементами инокультурного опыта, сохраняя при этом национальное своеобразие и уникальность.
5. Жизнеспособность русского боевого типа в Великой Отечественной войне проявилась в патриотических инстинктах русского народа, созревавших в процессе длительного государственного служения, что было не свойственно немецкому типу. В столкновениях с захватчиками русские бойцы понимали, что враги претендуют на роль новых хозяев Русской земли. Это явилось мощным фактором пробуждения отечественного боевого типа, который был высоко оценен государственно-политической элитой страны. Советские руководители накануне и во время войны смогли преодолеть революционный радикализм, антинародный нигилизм марксизма, выдвинув перед армией цель защиты Отечества. Заслугой советского руководства
явилось то, что в условиях отступления оно приложило немало усилий для восстановления русского боевого типа во всей полноте его победоносного мужества.
6. В сражениях Великой Отечественной войны русский боевой тип обнаруживал вариативность и многообразие своих форм: на начальных фазах войны он демонстрирует высокую психологическую ригидность, консерватизм, порой беспомощность; аккумулировав боевой опыт, начинает проявлять повышенную адаптивность к меняющейся военной обстановке. Ожесточенные битвы и длительные сражения позволяют актуализироваться множеству конструктивных характеристик и психологических преимуществ русского типа. Так, его массовый боевой потенциал связан со свободой морального выбора жертвенного подвига, который осуществляли наиболее пассионарные его представители в критических условиях. Тем самым основная масса бойцов воодушевляется к сопротивлению. Духовное упование на помощь свыше, готовность отдать жизнь за общее дело, эмоциональное единение порождают у представителей этого типа соборное поведение в экстремальных ситуациях, когда бойцы действуют как органическое целое.
7. В масштабных битвах Великой Отечественной войны был конструктивно развернут тот сегмент русского боевого типа, который связан с деятельностью высшего военного командования. В ней оказались сбалансированы исторические боевые традиции, с одной стороны, и технические, организационно-управленческие инновации - с другой. К традиционным элементам русской полководческой культуры в данном случае отнесем динамику преодоления высшим командованием хаоса в армейских частях, рожденного неудачами первой фазы войны; внимательное отслеживание и анализ намерений противника; отказ от неэффективных идеологических штампов в пропаганде; широкое обращение в практике сражений к духовным ценностям отечественной военной культуры; использование собственных преимуществ, связанных с территорией, климатом, помощью гражданского населения и др. Среди инноваций военного командования выделим следующие: использование в военных целях мобилизационных социально-политических и хозяйственных реалий советской модели жизнедеятельности; неожиданные по беспрецедентности и смелости стратегические решения масштабных сражений, дерзкие инициативы, опережающие врага в тактических операциях; умелое совмещение разных площадок военных действий, грамотное управление разными родами войск и соединений сопредельных фронтов; создание новой, в том числе специально разработанной под конкретные бои военной техники. В целом развитие боевого типа на высшем уровне позволило сформироваться и проявить себя многим полководческим талантам, искусству военного руководства сложными операциями и длительными сражениями, мастерству штабной работы. Примечательно, что у
представителей всех указанных структурно-организационных частей данного боевого типа в крупных сражениях сохранялась вера в победу, единый волевой настрой, возможность координировать общие усилия, что позволило ему проявиться во всей сложности и полноте.
