CC BY
35
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 32 (170). История. Вып. 35. С. 41-44.
история россии и ее регионов
Т. М. Братченко
сравнительный анализ имперской и советской моделей экономического развития
Революция 1917 г. прервала, но не пресекла процесс индустриальной модернизации России, который происходил в рамках двух моделей - дореволюционной и советской. Между ними -радикальные различия, но и преемственность в модернизационном векторе. Обе имели проблемы и противоречия. Но первая исторически провалилась, окончившись революцией, а вторая обеспечила превращение СССР в сверхдержаву.
Ключевые слова: Россия, СССР, экономическая модель, прерывность и преемственность, индустриальная модернизация, рынок, государственное регулирование, кризис, мобилизационная модель.
Существовавшая на протяжении ряда столетий аграрная (и в основном замкнутая на себя) экономика России начала трансформироваться на протяжении XVII в., с трудным восстановлением после «великой смуты» и со складыванием общероссийского рынка. Одновременно, еще до Петра I, «прорубившего окно в Европу», приоткрывались «форточки», устанавливались внешнеэкономические связи, причем основными категориями экспорта была продукция сельского хозяйства, лес. Но магистральный путь мирового развития, от которого все больше зависела и Россия, лежал в иной области: в передовых странах началась сначала протоиндустриали-зация, а затем и «промышленный переворот», составившие суть стартовавшего модерниза-ционного процесса.
Россия явилась «вторым эшелоном» в модернизационном процессе. При всех фор-мационных различиях, в ХУШ в. крепостническая Россия еще не намного отставала в развитии технологий от передовых стран Европы. Так, в середине XVIII в. Россия по производству чугуна обогнала Англию, а на рубеже ХУШ-Х1Х вв. по производству черных металлов вышла на первое место. Без импорта российского железа не могли обойтись ни Англия, ни другие страны Запада.
И экономическая модель, и общие перспективы экономического развития, и стратегические его направления определялись в России не между хозяйствующими субъектами «рынка», а сверху, по причинам внеэкономического порядка: российское государство в первую очередь обеспечивало безопасность
(военную, геополитическую) от внешних угроз, и лишь затем думало о потребностях внутреннего обеспечения.
В конце XVIII и тем более в начале XIX в. верховной властью осознается нарастающий анахронизм крепостнической системы, но проблема не решается. После поражения в Крымской войне власть вновь избирает имперскую модель модернизации, но теперь уже - со значительными элементами либерализма. Этот симбиоз - с некоторыми рецидивами наступления консерватизма, чередованием реформ и контрреформ (при Александре II, Александре III и Николае II) - явился организационно-идеологическим и политическим оформлением индустриальной модернизации вплоть до революции 1917 г.
При этом вновь избрана была стратегия догоняющего развития, основанная на прямом и подражательном заимствовании технологий, ценностей и институтов стран-лидеров западной цивилизации. Порок догоняющей стратегии обусловил и неслучайность «двухтактного» пути преобразований (реформы -контрреформы), который «...практически запрограммирован самой идеологией перенесения готовых и где-то эффективно работающих форм собственности и хозяйствования»1.
Уже утвердившееся рыночно-крепостное хозяйство, пришедшее на смену натурально-крепостному в начале XIX в., хотя и не исчерпывает к его середине свой потенциал и выгоду для помещика2, но становится тормозом для индустриализации. Хотя удельный вес крепостных в общей численности населения России сократился к 1860-м гг. до 1/3 (в начале
века он составлял около половины), промышленный переворот, в основном осуществленный в 1830-1860-х гг., требовал принципиально иной социально-экономической среды. С 1825 по 1854 г. число фабрик увеличилось с 5,2 до 10 тыс., а численность рабочих - с 202 до 460 тыс. чел., объем продукции с 46,5 до 160 млн. р.3 И потребность в индустриализации определялась не только оборонными задачами, но и необходимостью занять конкурентоспособные позиции в мире.
Ключевым в комплексе реформ, безусловно, было решение крестьянского вопроса. Но им не были удовлетворены ни помещики, ни крестьяне, которые выплатили государству почти за полвека примерно в 1,5 раза больше, чем получили за землю помещики из казны. При этом крестьяне получили земли намного меньше, чем им принадлежало до реформы (всего - на 18 %), и даже через 30 лет выкупные платежи составляли больше всех прямых налогов на крестьянские хозяйства4. Несправедливость крестьянской реформы, названной Великой, порождала не только высокий уровень социальной напряженности в обществе, но и собственно революционное движение городской интеллигенции, вырабатывавшей «крестьянскую» идеологию.
Тем не менее, реформы придали ускорение индустриализации. Ключевым направлением и важным показателем ранней индустриализации в России было железнодорожное строительство. И успехи были впечатляющими. С 1860 по 1881 г. протяженность железных дорог выросла с 1,5 до 21,2 млн. верст5.
Новая волна реформ - С. Ю. Витте (середина - конец 1890-х гг.) - концентрировалась в финансовой сфере. Была проведена денежная реформа с переходом к золотому стандарту рубля, усилено косвенное налогообложение, в частности, введена государственная монополия на продажу водки, осуществлены протекционистские меры. Был дан новый толчок индустриализации: за 1893-1899 гг. протяженность железных дорог выросла примерно на 50 %6.
Реформы С. Ю. Витте продемонстрировали определенную дееспособность имперской модели развития при сохранении прежней хозяйственной системы на основе либерально-консервативных трансформаций при мощном государственном влиянии на экономическую жизнь, но не учли необходимость разрешения коренного - аграрного вопроса.
Эту проблему - с огромным запаздыванием - вынужден был решать П. А. Столыпин, но, как не раз было показано в литературе, реформа была скорее провальной, особенно по своим побочным результатам. Она грубо и резко ломала вековые устои общинной жизни насильственным насаждением сверху частной собственности в деревне, вызвала мощное сопротивление основной крестьянской массы.
Имперской либерально-консервативной модели модернизации конца XIX - начала XX в.соответствоваламодель экономическогораз-вития, представлявшая собой конгломерат реликтовых и консервативных форм социально-экономической жизни (община, помещичье землевладение и др.), либеральных экономических форм (элементы экономического законодательства, банковская система, акционерные общества, казенные предприятия и экономические проекты, предприятия иностранного капитала и др.). Сочетание множества разноуровневых укладов экономической жизни при неопределенности и противоречивости стратегии экономического развития не только делало экономику неустойчивой, но и обусловливало глубокие основания для социальной конфликтности, потенциал которой в обществе нарастал.
При всех относительных успехах развития на пути индустриальной модернизации Россия оставалась преимущественно аграрной страной с более чем 4/5 сельского, в основном крестьянского, населения, с неразвитыми (кроме десятка-полутора) городскими центрами, с отсталой отраслевой структурой экономики, низким качеством трудовых ресурсов и т. д. Со времени реформы 1861 г. экономическое отставание России от мировых лидеров не уменьшилось, а, напротив, увеличилось.
Наконец, именно в начале ХХ в. Россию настиг глубочайший фундаментальный, системный кризис, который зрел на протяжении многих десятилетий и прорвался, наконец, в революциях 1905 и 1917 гг.
Существовавшая экономическая модель и имперская стратегия догоняющего развития в контексте либеральных реформ второй половины XIX - начала XX в. не решила главной проблемы России - не преодолела отставания от стран-лидеров. Реализация этой модели не только сопровождалась откатами, рецидивами консерватизма, но и во многом провоцировала социальную напряженность и политиче-
Сравнительный анализ имперской и советской моделей.
43
ские потрясения, а также военные поражения (в Русско-японской и I мировой войнах). В конечном счете, именно она привела к революционной катастрофе 1917 г. и смене общественного строя.
Радикально решить проблемы фундаментального, системного кризиса России можно было только в рамках форсированной мобилизационной модели, которая всегда имеет высокую социальную цену. И это - плата за выход из революционной катастрофы, в которую завели страну некомпетентная власть, эгоистические элиты Российской империи и неадекватная времени либеральная интеллигенция.
Революция 1917 г. прервала имперскую модернизацию на базе либеральных и квазилиберальных охранительных реформ, но позитивной альтернативы индустриальной модернизации не было. При смене доминирующих идеологий и политического устройства, форм организации экономической и социальной жизни на протяжении всего ХХ в. сохранялся основной вектор «базовых» для российского общества перемен, прежде всего, индустриальная модернизация.
Советская «коммунистическая» мобилизационная модель впервые в истории продемонстрировала отличный от Запада вариант модернизации. Она решала все те же задачи индустриальной модернизации, опираясь на низшие классы общества, а потому оказалась более способной к аккумуляции ресурсов для решения задач модернизации в форсированном режиме и более устойчивой.
Период Гражданской войны и политики «военного коммунизма» сменился задачами восстановления экономики, которые решались в рамках нэпа - политики, основанной на использовании рыночных механизмов. Собственно, советская индустриализации начиналась в рамках нэпа, который являлся режимом «выживания» и восстановления, но оказался не способным обеспечить необходимые условия для развития, тем более форсированного. Государство вынуждено было концентрировать ресурсы в своих руках, изыскивать всеми возможными путями средства, в том числе валютные ресурсы, для нужд индустриализации. Одним из важнейших путей социальной мобилизации общества явилась коллективизация сельского хозяйства, создававшая крупные аграрные предприятия с возможностью использования техники, но,
в первую очередь, ставившая крестьянство под непосредственный государственный контроль и позволявшая изымать хлеб для нужд индустриализации.
Форсированная «социалистическая» индустриализация в СССР оказалась в конце 1920-х - 30-е гг. функцией государства. Ее успех в 1930-1950-е гг. был определен во многом тем, что государственная и крупная коллективная (колхозная) собственность соответствовали существовавшему относительно передовому тогда технологическому укладу, предполагавшему в организации производства (фабрично-заводском, преимущественно конвейерном) большую концентрацию людей, техники, материальных ресурсов. Государственная собственность позволяла обеспечить форсированный вариант модернизации на основе концентрации ресурсов на ключевых «направлениях прорыва».
Советская модель оказалась наиболее адекватной формой перехода России к индустриальному обществу. Новые управленческие решения в сочетании с социальной мобилизацией и возможностями сверхцентрализации ресурсов дали впечатляющие результаты: за три десятилетия преимущественно аграрная страна превратилась в индустриальную и городскую. В результате советской модернизации Россия стала сверхдержавой, второй по экономической мощи.
Однако советские идеологи продолжали мыслить категориями полувековой давности, когда индустриализация действительно являлась магистральным путем человечества и оправданным было измерение мощи экономики валовыми показателями добычи сырья, производства продукции «первичного» уровня обработки. Но уже к 1970-м, тем более 1980-м гг. все эти критерии были категориями прошлого.
Технологическая многоукладность советской экономики и региональная разностади-альность вызвали затяжной структурный кризис, причем к середине 1980 - началу 1990-х гг. страна уже на полтора-два десятилетия запоздала со структурной перестройкой экономики, происходившей в мире. Ранее самодостаточная советская экономика, развивавшаяся в относительно замкнутом режиме и являвшаяся еще в 1960-е гг. мощной альтернативой западной экономической модели, катастрофически быстро утрачивала свою конкурентоспособность. «.Если в 1960-х
гг. можно было говорить о параллельном существовании двух мировых экономик, то к 1980-м гг. ситуация изменилась»7.
Главный исторический урок краха экономической политики КПСС состоит в том, что она перестала отвечать требованиям времени. Большевики в 1917 г. были партией индустриального будущего, КПСС образца середины 1980-х гг. - партией индустриального прошлого.
Советская модель индустриальной модернизации оказалась существенно более успешной, нежели дореволюционная имперская либерально-консервативная. Во-первых, она реально обеспечила жизнеспособность и конкурентоспособность страны, пройдя испытания Второй мировой войной, послевоенным восстановлением экономики, противостоянием в «холодной войне» 1950-1980-х гг. с изначально и заведомо более мощным противником (имперская модернизации привела к двум революциям и поражению в русско-японской и Первой мировой войне). Во-вторых, она в основном реализовала и завершила индустриальный модернизационный цикл, тогда как либерально-консервативная имперская находилась в начале пути, прервавшись на стадии аграрной по преимуществу страны (4/5 сельского населения). В-третьих, она создала базу
для эволюционного перехода к следующей постиндустриальной стадии, которая не была реализована преимущественно в силу ситуационных политических, во многом, субъективных причин.
Примечания
1 Рязанов, В. Т. Экономическое развитие России. Реформы и российское хозяйство в XIX-XX вв. СПб., 1998. С. 5.
2 См.: Струве, П. Крепостное хозяйство : Исследование по экономической истории России в XVIII-XIX вв. М., 1913.
3 См.: Струмилин, С. Г. Очерки экономической истории России и СССР. М., 1966. С. 366-372.
4 Лященко, П. И. История русского народного хозяйства. М., 1927. С. 264; Рожков, Н. А. Город и деревня в русской истории. М., 1923. С. 127.
5 Лященко, П. И. Указ. соч. С. 282.
6 Россия : ее настоящее и прошлое. СПб., 1900. С.356-357.
7 Бокарев, Ю. П. СССР и становление постиндустриального общества на Западе. 1970 -1980-е годы. М., 2007. С. 110-111.
