CC BY
46
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №4 (111) 2012
и культуры. Там, где весь или почти весь круг данной культуры охвачен одной политической организацией и где внутри её есть место для одной господствующей культуры, там образуется то, что мы называем нацией». Федотов полагает, что «Европа в связи с этим уже существует как нация в культурном смысле...» [6].
Во второй половине XX века появился новый вариант русской идеи, выразившийся в евразийском подходе, который эксплицировал русскую нацию как новое евразийское образование и феномен. Аргументация данной трактовки, которой придерживается современный отечественный геополитик А. Г. Дугин, состоит в том, что Россия — евроазиатская страна и выражает идею создания «Конфедерации Больших Пространств» под эгидой России. Неоевразиец, Л. Н. Гумилёв вносит в данную проблематику влияние биосферы на становление этногенеза нации (пассионарность) — основополагающие характеристики. Только тогда, отмечает Гумилёв, мы осознаем «.традиционные границы — временные и пространственные — нашей этнической общности, чтобы понять, где свои, а где чужие.» [7].
Существует и ряд других концепций, из которых очевидно, что онтологическая сущность наций состоит в том, что это живые организмы и организации, способные созидать, соперничать, воспроизводиться, и, балансируя на грани войны и мира,
определять тот спектр экзистенций, который выражен таким явлением как разнообразие населения планеты Земля.
Библиографический список
1. Бердяев, Н. А. Судьба России: Опыты по психологии войны национальностей / Н. А. Бердяев. — М., 1990. — 207 с.
2. Шлимонов, Л. Х. Русский исход / Л. Х. Шлимонов. — СПб, 2008. - 293 с.
3. Нижников, С. А. Метафизика веры в русской философии / С. А. Нижников. — М., 2007. — 354 с.
4. Соловьёв, В. Р. Мы — русские! С нами Бог! / В. Р. Соловьёв. — М., 2009. — 350 с.
5. Достоевский, Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. / Ф. М. Достоевский. — Л., 1986. — Т. 26. — 518 с.
6. Федотов, Г. П. Судьба и грехи России: В 2 т. / Г. П. Федотов. — СПб., 1991. — Т. 1. — 352 с.
7. Гумилёв, Л. Н. Этногенез и биосфера Земли / Л. Н. Гумилёв. — М., 1989. — 495 с.
СУПАРОВ Игорь Николаевич, кандидат философских наук, доцент, докторант кафедры философии. Адрес для переписки: e-mail: [email protected]
Статья поступила в редакцию 16.01.2012 г.
© И. Н. Супаров
удк 1 (095) д. д. ТОКАРЕВ
Омский институт водного транспорта (филиал) Новосибирской государственной академии водного транспорта
СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА АТРИБУТИВНОЙ И МОДУСНОЙ МОДЕЛЕЙ СТРАДАНИЯ______________________________________
В статье анализируются специфические особенности страдания в рамках, выделенных на базе философских и религиозных взглядов, атрибутивной и модусной моделей страдания. Обозначаются причины, проявления и способы преодоления страдания исходя из предложенных вариантов представления страдания. Подчеркивается важность для современного человека следования модусной модели страдания, т.к. именно в этом случае человек обретает своё подлинное существование и возможность спасения.
Ключевые слова: атрибутивная модель и модусная модель страдани; причины, проявления и способы преодоления страдания.
Человек в разные эпохи пытался определить свою сущность, свое предназначение и эти поиски так же разнообразны, как и определение причин страдания. Суммируя всевозможные точки зрения по поводу причин страдания и факторов, способствующих преодолению страдания, можно сделать вывод о целесообразности выделения моделей страдания и их вариантов. Модели позволят лучше увидеть структуру страдания, т.е. причины, проявления и возможности преодоления, а самое
главное — смогут обозначить жизненные смыслы страдания, которые как раз и являются показательными для современности, ведь ценность жизни часто подрывается танатальностью некоторых философских и религиозных направлений, праздностью жизни и гедонизмом. Они не дают человеку развиваться, делают страдание лишь констатацией факта жизни, которая несовершенна и, к большому сожалению, приносит страдания. Жизненные смыслы страдания позволяют наглядно обозначить картину
человеческого существования во всем его многообразии.
Рассматривая страдание с разных позиций, объединенных в две модели, которые, в свою очередь, делятся на варианты, можно сформулировать основные проблемы, возникающие на жизненном пути человека, определить факторы, способствующие усилению переживаний и сомнений, и понять, в чем же смысл человеческого существования. Важно увидеть мир в целом, в котором живет человек, и мир, который человек создает сам.
Одно из самых важных обстоятельств, которое необходимо учитывать при исследовании феномена страдания, состоит в том, что страдание либо атрибут жизни человека и преодоление его при жизни невозможно, либо оно временное явление, вызванное какими-то обстоятельствами или действиями человека, и при определенных условиях человек может преодолеть страдание при жизни. В каждой модели страдания должно быть обозначено отношение человека к своей собственной жизни и показана перспектива по преодолению страдания. Важно найти наиболее адекватный современной действительности подход к рассмотрению страдания путем экспликации его различных моделей и их вариантов в соответствии с жизненными стратегиями.
Первая модель обозначается как атрибутивная, т.к. страдание предстает здесь обязательным атрибутом земной жизни человека, вследствие чего страдание прекращается только при ситуации ухода из жизни. Нет жизни — нет и страдания. «Тана-тальность есть система субъективных ориентаций человека на небытие, на смерть и объективные тенденции угасания жизни. Танатальные ориентации состоят из субъективных предпочтений человеком небытия бытию, а танатальные тенденции — из объективной направленности жизни в сторону небытия» [1]. Человек часто пытается вырваться за рамки земной жизни и делает все, чтобы реализовать любой ценой свое предназначение в исключительности другой жизни. Доминирование стремления к индивидуальному самоутверждению ведет по необходимости к тому, что ценность жизни отступает перед этим последовательным антропоцентризмом. Это можно видеть в буддизме, для которого жизнь ценна только своим растворением в вечном мире. В более острой форме эта сторона дела обнаруживается в европейской культуре, начиная с античного гедонизма. Отступление от фундаментальной ценности жизни, неизбежное в мирочувствовании гедонизма, принимает со временем в западной культуре вполне определенный поворот, именно смерть уравнивается с жизнью, и интеллектуалы Запада начинают говорить о витальном и танатальном стремлениях как изначально заложенных в природе человека.
Вся жизнь — сплошные разочарования и страдания. История жизни каждого человека есть история страданий, поскольку она представляет собой ряд крупных и мелких несчастий. Жизнь есть нечто такое, что надо «отстрадать» [2]. Непосредственно нам дано лишь страдание, и оно атрибут жизни человека. Удовлетворение и наслаждение мы можем испытать лишь опосредованно, вспоминая минувшие страдания и лишения. В таких рассуждениях мало оптимизма по поводу человеческой жизни, ибо именно страдание дает основание утверждать, что жизнь есть. Жизнь — рубикон в вопросе о прекращении страдания. Как только наступает смерть, прекращается и страдание.
В «Бхагавадгите», в джайнизме, а самое главное — в буддизме страдание, безусловно, атрибут земной жизни. Лишь те, кто возвышается над преходящим, в том числе и страданием, способен достичь бессмертия и считается мудрецом. В этих утверждениях сила и противоречивость индийской религии и философии. С одной стороны, уход от сиюминутных проблем, обращение к вечным ценностям и к Богу, способность найти смысл жизни, в том, что, умирая, ты продолжаешь жить, а мир как был во всем его многообразии, так и останется навсегда. В этом важном моменте проявляется серьезный постулат о том, что человеческая жизнь стоит особняком от окружающего мира. Не стоит печалиться о потерянной жизни — ведь после смерти будет лучшее продолжение, главное — сохраняй спокойствие и живи размеренно. С другой стороны, земная жизнь становится промежуточным и маловесным этапом для человека. Зачем дорожить мирской жизнью, если есть лучший мир, в котором все совершенно? Главным жизненным смыслом, с точки зрения танатальной позиции, является избавление от жизни, что приводит к замыканию круга проблем человека на имманентных переживаниях, что, в свою очередь, провоцирует индивида на внутреннюю самоизоляцию от попыток найти смысл этой самой жизни. В данном варианте атрибутивной модели рассмотрения страдания практически нет рецепта избавления от страдания при жизни, от несоответствия окружающего бытия и внутренних переживаний, т.к. упор сделан на уход от земной жизни, а значит, уход от страдания.
Второй вариант атрибутивной модели рассматривает страдание в основном только в связке с удовольствием, но необходимо заметить, что не каждое страдание происходит от отсутствия удовольствия или от пресыщения удовольствием. Страдание, представителями данного варианта воспринимается как зло, которое надо избегать или преодолевать с помощью каких-либо действий. Большинство гедонистов считают, что физическая боль или страдание ничем особо не отличается от морального страдания или переживания. Отмечается, что человек живет в страданиях и причиняет их другим людям, но не совсем понятно, почему это происходит, скорее можно получить ответ, что страдание — это отсутствие удовольствия. Если и может что-то спасти от страданий, так это еще большее число удовольствий, что собственно неверно, исходя из ярких примеров пресыщения удовольствиями и постоянного поиска смысла своего существования. Жизненный смысл, по гедонистическому варианту атрибутивной модели страдания, состоит в том, что для человека становится нормой поведение законченного эгоиста и получение удовольствия без учета желания другого человека. Уход из жизни становится рутинностью бытия или естественным желанием для избавления от страдания. Гедонизм выступает основным источником формирования танатальной тенденции в жизни человека. Эстетические моменты здесь преобладают над этическими принципами. Человек существует вне божественной определенности, или скрывается за эстетикой религиозности, а не следует религиозной морали. Внешний лоск и иллюстративность гедонизма не в состоянии противостоять страданию, т.к., получая удовольствия, человек создает иллюзию полноты жизни, вселяющей в него жизненный ложный оптимизм. Атрибутивные варианты страдания не могут показать глубину человеческих переживаний и предложить верные витальные способы освобождения от страдания. Таким
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №4 (111) 2012 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №4 (111) 2012
образом, атрибутивная модель страдания, которая получила название исходя из установки по поводу причин, проявления и преодоления страдания, характеризует его как необходимое свойство жизни. Если танатальный вариант призывает не обращать внимания на текущие проблемы в жизни человека, то гедонизм требует от человека погашения страдания более сильным удовольствием. Жизнь, в одном и в другом случае, теряет свою нравственную ценность и лишает человека права на исправление ошибок, права на постижение смысла своего существования.
Модусная модель, в отличие от атрибутивной модели, обозначает страдание лишь в некоторых состояниях, в которые в силу своего действия или бездействия попадает человек. Модусная модель раскрывает суть страдания через рассмотрение основных внутренних противоречий самого человека, через поиск путей освобождения от страдания, и, наконец, через обретение подлинности жизни человека. Важно отметить и то, что в модусной модели страдание не атрибут жизни, а явление неподлинной жизни, поэтому необходимо перейти от неподлинной жизни к подлинной.
Ощущение собственной жизни в ее подлинности и необходимости важно для человека, который принимает страдание не как атрибут этой самой жизни, а как возможность преодоления смерти своей сущности. Рассмотрение проблемы сущности и существования, эссенции и экзистенции является первоочередным в нахождении витальных рецептов освобождения от страдания, к которым, прежде всего, относится экзистенциальный вариант.
В точном смысле экзистенция — это не что-либо такое, о чем можно было бы сказать, что оно есть, напротив, оно означает то, что может и должно быть. Поэтому прояснение экзистенции не имеет собственного объекта, к которому оно могло бы обратиться для изучения, оно имеет дело с экзистиру-ющим человеком лишь в его становлении. Экзистенция не подчинена никакой всеобщей сущности или каким-либо прочным законам и правилам, она есть исторически однократное бытие, которое в своей свободе является первоначалом своего собственного «Я», а потому и не может быть никогда познана с помощью всеобщих понятий.
Чтобы спасти экзистенциальную индивидуальность человека от ее погребения в иррациональной непрерывности, необходимо и неизбежно одиночество, которое является одним из самых ярких и глубоких проявлений страдания. Центральной проблемой в этой ситуации является проблема превращения неподлинной человеческой жизни в подлинную. Нам приходится бороться за выживание. Но жизнь, принося страдание, сама дает смысл человеческому существованию, доводя его до сущностного положения. Мы понимаем, что живем, страдая во имя своей собственной жизни и реализации своего собственного предназначения.
Нравственность наделяет страдание смыслом и тем самым несколько облегчает его, формирует долготерпение и способность преодолевать страдание. Поэтому страдание есть испытание нашей нравственности и возможный путь человека к самому себе — истинному, ноуменальному, к тому, каким человек, если он хочет соответствовать своей духовной сущности, должен быть, долг человека — вносить в земную тьму свет добродетели и разума. Страдания, в таком контексте, не дают ему впасть в летаргию эгоистического и равнодушного покоя,
в животное блаженство. Преодоление бедствий и создает человеческую культуру. Тот факт, что сущность человека — свобода, а его бытие в мире явлений крайне несвободно, есть общая предпосылка страдания. Страдание — знак высокого предназначения человека — преодолевать негативное. Чувственный человек необходимо создает мир явлений собственным сознанием и, следовательно, в этом смысле сам является главной причиной собственных страданий. В то же время как представитель мира свободы, как духовный и этический субъект, он может использовать мир явлений как материал собственного развития. Страдание как будто дано человеку как раз для того, чтобы научиться с ним бороться и его побеждать в меру возможного.
Неподлинность жизни — это то, что вызывает страдание человека, это постоянное несоответствие той реальности, в которой человек пытается жить, это подмена жизненных истинных ориентиров ложными. В страданиях человек стремится хотя бы каким-то образом, компенсировать свою ущербность от несоответствия окружающим порядкам и представлениям. Мир людских отношений пытается различными способами стереть индивидуальность и самобытность человека, и только с помощью страдания, возможно, преодолеть комплекс среднего человека и уйти от стереотипов.
Современный человек часто не может найти себе применение, не может реализоваться. Порой им овладевает скука от жизни. Для человека «скучным может казаться бесконечное чередование прилива и отлива в море, бессмысленная и вечная смена образования и разрушения солнечных систем и, наконец, бессмысленное вращение Земли, наподобие волчка, вокруг своей оси. Но, когда мы от мертвого переходим к живому, ощущение этой всеобщей суеты становится несравненно более болезненным, ибо оно связывается с мучительным впечатлением неудачи. В жизни живых существ все целесообразно, все направлено к цели. И вот когда мы видим, что и это стремление суетно. нам становится тошно от жизни» [3]. Видно, что если не будет ориентации на спасительную теорию или на поиск подлинности своего существования, то жизнь превратится в бессмысленную ситуацию вечной скуки, переходящей в потерю интереса к жизни. Спасительность страдания — вот главный аргумент в пользу его существования. Человеку необходимо страдать ради спасения, переживать все, что с ним произошло, а иногда и вызывать страдания, дабы самому воздействовать на свою жизнь и на жизнь других людей. Согласно сотериологическому варианту модусной модели, у человека есть два пути, один — греховный, танатальный: пока живешь — берешь от жизни все, другой — спасительный, витальный, осознание греховности и движение к трансцендентности, к вечной жизни. Страдания делают человека легким на подъем в поисках Бога, страдания освобождают человека от земного тяготения, чтобы мы имели новую жизнь — должно было быть страдание.
Анализируя представленные взгляды в рамках экзистенциального и сотериологического вариантов модусной модели страдания, необходимо уточнить, что человек сам должен определить свои жизненные приоритеты и воспринимать страдание как источник очищения от скверны общественных предрассудков и пороков, как способ своего спасения и самоопределения. Экзистенциальный вариант модусной модели страдания предлагает человеку найти свою подлинную сущность в самом себе, в опре-
делении себя в этом мире, только страдая, человек находит жизненные смыслы и преодолевает страх смерти при жизни. Сотериологический вариант ведет человека через страдания с ощущением божественной защиты от несправедливости мира и жестокости проявлений человеческих слабостей, а главным условием освобождения от страдания является спасительная идея.
Страдание в модусной модели приносит освобождение от ненужности в этом мире, оно дает шанс найти себя и то предназначение, которое до этого не было столь осознанным. Страдать — значит стремиться к подлинности, значит быть самим собой, значит преодолевать многочисленные соблазны унифицированности мира и общества. Страдание позволяет найти полезные для души рецепты выживания, и не столь важно при этом, веришь ли ты в Бога или нет, главное понять смысл самого страдания и преодолеть танатальность в своих рассуждениях и поступках.
Библиографический список
1. Денисов, С. Ф. Жизненные и антропологические смыслы правды и неправды [Текст] / С. Ф. Денисов. — Омск, 2000. — С. 23.
2. Шопенгауэр, А. Сочинения в 5-и т. Т. 1. Мир как воля и представление [Текст] / А. Шопенгауэр. — М. : Наука, 1993. — С. 425.
3. Трубецкой, Е. Н. Смысл жизни [Текст] / Е. Н. Трубецкой — М. : Республика, 1994. — С. 24 — 25.
ТОКАРЕВ Дмитрий Анатольевич, кандидат философских наук, доцент кафедры гуманитарных дисциплин.
Адрес для переписки: e-mail: [email protected]
Статья поступила в редакцию 10.04.2012 г.
© Д. А. Токарев
УДК 16519 Д. А. ТОЛСТИКОВ
Омский государственный технический университет
ЭЛЕМЕНТЫ ВИДЕНИЯ КАК СПОСОБЫ ПОЗНАНИЯ В СИСТЕМЕ ОБРАЗОВ
В статье говорится о новой модели альтернативного познания, анализируются элементы модели познания, показывается взаимосвязь этих элементов с повседневностью.
Ключевые слова: свобода, воображение, идеация, инсайт, целостность.
Видение — способность усматривать сущность предмета с первого взгляда. Человек, который «видит» знание, становится сверхчеловеком. Идеалом подобного человека может являться «совершенномудрый» человек даосов, который, не выходя со двора, может познать мир, не видя вещей, проникает в их сущность, не действуя, достигает успеха [1, с. 129]. Овладеть подобными способностями постижения действительности желает, наверно, каждый человек.
Система современного образования оставляет желать лучшего, годы обучения в школе, а затем и в университете не в полной мере развивают интеллект, останавливаясь на стадии знания. Человек в лучшем случае запоминает какой-то объём информации, которая мёртвым грузом хранится в его памяти. Человека необходимо учить мышлению, и тогда он сам возьмёт, создаст то знание, которое требуется. Знание, добытое самим человеком, остаётся с ним на всю жизнь. Навык по созданию знания — вот чему должны учить школа и вуз.
Попытаемся выявить элементы, необходимые для формирования у человека такой способности познания, которая была бы направлена на «рождение» знания, а не на его заучивание.
Элементами системы познания являются: свобода, воображение, идеация, инсайт, целостность.
Первое, что предстоит сделать человеку, это войти в состояние свободы, в котором он может ставить и добиваться любой цели, так как здесь отсутствуют любые границы.
Свобода — это возможность субъекта поступать согласно своей воле, несмотря на какие-либо ограничения. Противоположным понятию свободы является понятие несвободы, выражающееся в ограничении чего-либо. Логично будет предположить, что свобода появляется вместе с несвободой, и именно несвобода активизирует волю к свободе. Одним из примеров несвободы являются правила, законы. Человек, решая задачу, действует в рамках законов, свойственных той науке, в сфере которой ведётся исследование. Если задача необычная и в науке нет готовых алгоритмов её решения, то эту задачу не решить, опираясь на «старое знание», так как оно находится в границах законов этой науки и не может преодолеть их, чтобы указать решение. Но если за задачу возьмётся человек, который не знает об этих правилах и законах, он свободен в алгоритме поиска решения и поэтому решает задачу.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №4 (111) 2012 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
