CC BY
0
полисемия - явление многогранное и сложное. Развитие лексического значения почти каждого слова требует конкретного, индивидуального подхода. Поэтому очень сложно определить и систематизировать лексические значения. Общие мнения о многозначности слова обычно служат лишь для создания представления о развитии лексического значения слова.
В статье анализируются многозначные слова, которые делятся на два типа по способности или неспособности выполнять функцию другой группы лексических значений [12].
1. Простые многозначные слова, например, джан:
а) физическое существование кого-либо (жизнь): Бу дунияда, хар къымыл-дагъан инсанны джаны барды;
б) душа человека (адамны джаны): Аны иннети (джаны) тазады, хар бири-биз ючюн да джанын берликди;
в) дух (джанын берди - испускать дух): Джаралы болгъан ехтемле, инджи-либ джанларын бердиле;
в) ласкательное обращение (джаным): Джаным, балам этме былай, атаны, ананы айтханларын этген борчду!
г) на душу населения (джан башына): Бизни къралда бир джанга он минг квадрат километр джер джетеди;
д) сторона, бок (пространственное значение - юйню джаны): Юйюню онг джаны бек джылыды.
2. Простые многозначные слова, теряющие многозначность в сложном слове.
а) джюзбармакъ - (сочетание числит джюз и сущ. бармакъ, дословно: «стопалый») способный, знающий много ремесел;
б) къушджетер - (сочетание сущ. къуш и причастия глагола джетер, дословно: «способный прилететь, как орел») быстрый, смелый, деловой;
в) чюйбаш - (сочетание сущ. чюй и сущ. бащ, дословно: 'гвоздеголовый') высокомерный;
г) кюнтиймез - изнеженный (о женском поле) (сочетание сущ. кюн и гл. тий+мез, дословно можно заменить антонимом «тенелюбивый»);
д) суубармакъ - скупой (сочетание сущ. суу 'вода' и сущ. бармакъ 'палец').
Лексические значения многозначных слов относятся лишь к группе слов.
К ним относятся все многозначные слова существительного группы джан кара-
Библиографический список
чаево-балкарского языка. То есть лексические значения слов, принадлежащих к группе существительного, не выполняют функции других групп. Если интерпретировать эту идею с точки зрения многозначной структуры существительного, ее нетрудно понять. Поскольку слова, принадлежащие к этой группе, обычно имеют в тюркских языках свою форму, они не принимают формы других групп и не выполняют их функции. Следует отметить, что это существительное не имеет какой-либо зависимой формы.
Слова, принадлежащие к суффиксальной группе, выполняют в речи задачу группы прилагательных. Производные значения также характерны для группы прилагательных, поскольку это многозначные слова, и они наблюдаются только в полифункциональном состоянии. Среди слов семейства джюз можно встретить простые многозначные слова и сложные многозначные слова
Сложные слова определяются в зависимости от определяющих признаков компонентов сложного слова. Обычно первый компонент сложного слова определяет второй или наоборот, т. е. второй компонент определяет первый, придаточные слова меняются местами (балдраджюз, бешбармакъ, Акътамакъ, Бештау, Кёкала).
По мере замены компонентов слов меняются и ударения. Компоненты этого типа сложных слов могут состоять из числительных или прилагательных, например, Бештау, Акьтамакъ, сарышинли и так далее.
Результаты исследования подводят к выводу о том, что многозначные слова занимают значительный пласт в языковой системе карачаево-балкарского языка. Понимание значений многозначных слов и правильное их использование в речевом процессе делает речь эффективной и выразительной, однако они требуют более тщательного изучения, так как процессы, происходящие в языке, непроизвольно приводят к появлению новых значений слов, и в связи с этим появляется необходимость определения их места в языке.
Анализ многозначных слов в карачаево-балкарском языке, наряду с изучением их смысловых сторон, показывает, как этнос сравнивает и воспринимает предметы, реальность, символы, действия и ситуации. В статье обосновывается положение, касающееся того, что многозначные слова делятся на два типа по способности или неспособности выполнять функцию другой группы лексических значений. Полисемия обогащает язык новыми значениями посредством уже существующих выражений, иногда исключая появления неологизмов.
1. Гузеев Ж.М. Семантическая разработка слова в толковых словарях тюркских языков. Нальчик: Издательство Эльбрус, 2001.
2. Кузнецова Э.В. О структуре слова. Исследования по семантике. Уфа, 1983.
3. Курилович Е.Р Деривация лексическая и деривация синтаксическая. Очерки по лингвистике. Москва: ВУЗ: МГГУ, 1962.
4. Курилович Е.Р Заметки о значении слов. Вопросы языкознания. 1955; № 3.
5. Лепшокова С.М. Язык как носитель национальной культуры. Русский язык и литература в полилингвальном мире: вопросы изучения и преподавания (XVI Кирилло-Ме-фодиевские чтения). Карачаевск: Карачаево-Черкесский государственный университет им. У.Д. Алиева, 2020.
6. Лепшокова С.М. Сверхфразовое единство как самостоятельная единица языка. Клычевские чтения: материалы научно-практической конференции с международным участием. Карачаевск: Карачаево-Черкесский государственный университет им. У.Д. Алиева, 2020.
7. Махмуд аль-Кашгари Диван лугати ат тюрк. Самарканд: Ургенч, 2002.
8. Миртоджиев М., Махмудов Н. Язык и культура. Ташкент, 1992.
9. Прохорова В.Н. Полисемия и лексико-семантический способ словообразования в современном русском языке. Москва: Издательство МГУ, 1980.
10. Толковый словарь карачаево-балкарского языка = Къарачай-малкъар тилни ангылатма сезлюгю: в 3 т. Нальчик: «Эль-Фа» БАСМА АРА, 2002.
11. Хакимова ГА. Семисология. Библиотечное дело. Ташкент, 2008.
12. Юлдашев А.А. Принципы составления тюркско-русских словарей. Москва: Наука, 1972.
References
1. Guzeev Zh.M. Semanticheskaya razrabotka slova v tolkovyh slovaryah tyurkskih yazykov. Nal'chik: Izdatel'stvo El'brus, 2001.
2. Kuznecova 'E.V. O strukture slova. Issledovaniyapo semantike. Ufa, 1983.
3. Kurilovich E.R. Derivaciya leksicheskaya i derivaciya sintaksicheskaya. Ocherkipo lingvistike. Moskva: VUZ: MGGU, 1962.
4. Kurilovich E.R. Zametki o znachenii slov. Voprosyyazykoznaniya. 1955; № 3.
5. Lepshokova S.M. Yazyk kak nositel' nacional'noj kul'tury. Russkij yazyk i literatura v polilingval'nom mire: voprosy izucheniya i prepodavaniya (XVI Kirillo-Mefodievskie chteniya). Karachaevsk: Karachaevo-Cherkesskij gosudarstvennyj universitet im. U.D. Alieva, 2020.
6. Lepshokova S.M. Sverhfrazovoe edinstvo kak samostoyatel'naya edinica yazyka. Klychevskie chteniya: materialy nauchno-prakticheskoj konferencii s mezhdunarodnym uchastiem. Karachaevsk: Karachaevo-Cherkesskij gosudarstvennyj universitet im. U.D. Alieva, 2020.
7. Mahmud al'-Kashgari Divan lugati at tyurk. Samarkand: Urgench, 2002.
8. Mirtodzhiev M., Mahmudov N. Yazyk i kul'tura. Tashkent, 1992.
9. Prohorova V.N. Polisemiya i leksiko-semanticheskij sposob slovoobrazovaniya v sovremennom russkom yazyke. Moskva: Izdatel'stvo MGU, 1980.
10. Tolkovyj slovar' karachaevo-balkarskogo yazyka = K'arachaj-malk'ar tilni angylatma sezlyugyu: v 3 t. Nal'chik: '"ЕГ-Fa" BASMA ARA, 2002.
11. Hakimova G.A. Semisologiya. Bibliotechnoe delo. Tashkent, 2008.
12. Yuldashev A.A. Principy sostavleniya tyurksko-russkih slovarej. Moskva: Nauka, 1972.
Статья поступила в редакцию 10.06.24
УДК 81'23
Bolotskaya M.P., Cand. of Sciences (Pedagogy), senior lecturer, Penza State University (Penza, Russia), E-mail: margarita_bolotskaya@mail.ru Akimova E.S., student, Penza State University (Penza, Russia), E-mail: elizaveta.ak777@mail.ru
COMPARISON AS A MEANS OF FORMATION SUBJECTIVE MODALITY IN THE TEXT OF F.M. DOSTOEVSKY'S NOVEL "CRIME AND PUNISHMENT". The
main semantic varieties of comparative constructions functioning in the text of the novel "Crime and Punishment" by F. M. Dostoevsky are considered. It is revealed that the most frequent are comparisons with nominations associated with the names of a person by social status, type of activity, age, gender, etc. It is noted that among the identified semantic groups, comparisons with a person occupy a special place in the formation of subjective modality, being in a certain physical or mental state: in order for the reader to be able to fully understand the hero of the work, the course of his thoughts, and subsequently his actions, F.M. Dostoevsky uses common comparisons that can more clearly reveal the motives of the actions and the state of the hero, as well as stable comparisons that are close to epithets: like mad, like
furious, like drunk, like insane, like crazy, like dead. The semantic, expressive potential of comparisons with inanimate natural phenomena, aimed in the text of a work of art at characterizing characters and actions, an accurate, detailed description of the feelings and psychological state of the characters, is noted.
Key words: comparison, semantics, subjective modality, F. M. Dostoevsky
М.П. Болотская, канд. пед. наук, доц., Пензенский государственный университет, г. Пенза, E-mail: margarita_bolotskaya@mail.ru
Е.С. Акимова, студентка, Пензенский государственный университет, E-mail: elizaveta.ak777@mail.ru
СРАВНЕНИЕ КАК СРЕДСТВО ФОРМИРОВАНИЯ СУБЪЕКТИВНОЙ МОДАЛЬНОСТИ В ТЕКСТЕ РОМАНА Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»
Рассмотрены семантические особенности сравнений, функционирующих в тексте романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Выявлено, что наиболее частотными являются сравнения, связанные с наименованиями человека по социальному положению, роду занятий, возрасту, полу и пр. Отмечено, что среди выделенных семантических групп особое место в формировании субъективной модальности занимают сравнения с человеком в определённом физическом или душевном состоянии; они позволяют читателю в полной мере понять героя произведения, ход его рассуждений, а впоследствии и действий, почувствовать чудовищность совершённого преступления. Сравнения «как пьяный», «как мёртвый», «как бешеный», «как помешанный», «как безумный», «как сумасшедший» являются яркими изобразительно-выразительными средствами, обладают эмоционально-экспрессивной окраской, приближающей их к эпитетам. Отмечен семантический, экспрессивный потенциал сравнений с явлениями неживой природы, направленных в тексте художественного произведения на характеристику персонажей и действий, точное, детальное описание чувств и психологического состояния героев.
Ключевые слова: сравнение, семантика, субъективная модальность, Ф.М. Достоевский
Повышенный интерес учёных к проблеме образа автора как категории подтекста, пронизывающей всю ткань художественного произведения, связанной с ней субъективной модальности, охватывающей разноаспектные способы квалификации сообщаемого, и недостаточная изученность их свидетельствуют об актуальности данной темы.
Тема исследования предполагает постановку следующей цели: проанализировать сравнительные конструкции, актуализирующие субъективную модальность в тексте романа «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского.
В соответствии с поставленной целью обозначим задачи исследования: выделить сравнительные конструкции, функционирующие в художественном тексте; определить семантические особенности их; установить, с помощью каких сравнений авторское присутствие выражено максимально полно.
Научная новизна проявляется, прежде всего, в том, что сравнения рассмотрены как важнейший элемент речевой организации текста; участвуя в характеристике изображаемого, давая ему оценку, образуют так называемый подтекст, второй смысловой план произведения.
Теоретическая значимость заключается в подходе к исследуемым языковым единицам как стилеобразующим, несущим особую смысловую нагрузку, участвующим в формировании филологической категории «образ автора». Практическая значимость состоит в том, что выводы проведённого исследования можно использовать и при изучении языковых особенностей повествовательной манеры в романе Ф.М. Достоевского, и при обозначении средств выражения модальности в языке.
В январе 1876 г Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя» оставляет размышления о будущем: «Я не хочу мыслить и жить иначе, как с верой, что все наши девяносто миллионов русских (или там сколько их тогда народится) будут все, когда-нибудь, образованны, очеловечены и счастливы» [1]. Эту веру в человека пронёс писатель, несмотря на нищету, бесправие, крайнюю противоречивость общественного устройства России середины XIX в., когда рождается вопрос, кто есть человек, «тварь дрожащая» или «право имеющий», в решении которого можно переступить через законы человечности.
«Создавая воображаемый мир, художник слова не может быть беспристрастен к этому миру. Представляя его как реальный, он в зависимости от метода художественной изобразительности либо прямо, либо косвенно выражает своё отношение к изображаемому» [2]. С образом автора как категорией подтекста [3] тесно связана категория субъективной модальности, проявляющаяся через характеристику персонажей, сентенции писателя, распределение отрезков текста, актуализацию отдельных частей текста и пр. [2, с. 121]. В основе субъективной модальности находится понятие оценки, включающее «не только логическую квалификацию сообщаемого, но и разные виды эмоциональной реакции». Такая оценка часто передаётся с помощью сравнения, в основе которого находится уподобление по какому-либо общему признаку [4, с. 153; 5]. Выполняя субъективно-познавательную, описательно-изобразительную, оценочно-характеристическую функции, а также функцию конкретизации [6; 7], сравнения участвуют в формировании субъективной модальности.
В тексте романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» сравнения, являясь ярким стилистическим средством, часто выражают авторскую модальность, раскрывая характер и внутренний мир персонажей [8; 9; 10]. В связи с этим интересно исследовать семантические особенности используемых в тексте сравнений.
Сравнения, функционирующие в художественном тексте Ф.М. Достоевского, можно разделить с точки зрения семантики на четыре группы.
1. Сравнения, связанные с номинациями людей. В указанной группе можно выделить несколько подгрупп.
1) Сравнения, в основе которых лежит указание на человека, занимающегося тем или иным видом деятельности, связанного с определённой профессией. Так, например, о Раскольникове было сказано, что он «не совсем похож на
обыкновенного убийцу, разбойника и грабителя, но что тут что-то другое» [1]. Действительно, Раскольников - бывший студент юридического факультета; на себе испытывает тяжесть нищеты, страданий. Он бросает университет, так как тех денег которые высылает ему мать, не хватает, чтобы свести концы с концами, грошовые уроки тоже не могут изменить его бедственного положения («Я бедный и больной студент, удручённый (он так и сказал: «удручённый») бедностью» [1]). Он разрабатывает теорию, которую излагает в статье незадолго до убийства. Разговор в трактире о старухе-процентщице, как ему кажется, подтверждает его теорию - Раскольников совершает преступление.
2) Сравнения с людьми определённого возраста или пола (с ребёнком, с девочкой, с бабой и др.). Самыми частотными здесь являются сравнения с ребёнком: в тексте романа писатель сравнивает с ребёнком Лизавету и Соню. Названное сравнение передаёт невероятный испуг Лизаветы, весь её ужас, подчёркивает её беззащитность, а стало быть, беспредельную преступность происходящего. Лишив жизни старуху-процентщицу во имя обездоленных, он губит одну из них -одно преступление тянет за собой другое; бесчеловечность в частном случае ведёт к бесчеловечности глобального характера.
В девяти случаях сравнение с ребёнком относится к Соне Мармеладовой, которая отличается послушностью, покорностью и жертвенностью. Именно Соня разделит горькую долю Раскольникова, станет подлинным носителем веры.
3) С персонажами, о которых упоминается в самом произведении, в этом случае сравнения выражены либо именами собственными, либо личными местоимениями. В данной подгруппе частотны сравнения, выраженные личным местоимением 1-го лица единственного числа, указывающие, что сравнение осуществляется с человеком говорящим. Так, Свидригайлов не раз использует сравнения с собой, указывая, что и другие обладают такими же отрицательными качествами, например, сладострастием, скверностью, пустотой и пр. При этом обычно наблюдается негативная характеристика собственного «я».
Ключевое значение имеет сравнение самого Раскольникова с Наполеоном, которое в результате больше всего и угнетает его: Раскольников признаётся сначала себе самому, а потом и Соне, что в действительности убил старуху и её сестру не из-за денег («...если б только я зарезал из того, что голоден был... то я бы теперь. счастлив был!») [1], а потому, что хотел «Наполеоном сделаться». Он совершает преступление сознательно, ему хочется не столько тысячи жизней спасти, не столько помочь матери и сестре, сколько проверить разработанную теорию, согласно которой «прав тот, кто силён», что неизбежно ведёт к представлению об относительности добра и зла, а потому толкает на преступление. Наполеоном Раскольников стать не смог - совершив убийство, пришёл к мысли, что он - именно «тварь дрожащая», а не Наполеон: «Я себя убил, а не старушонку» [1]. Рождённое античеловеческой идеей желание быть похожим на Наполеона губит его.
Преступнику Раскольникову противопоставлен преступник Свидригайлов, который сравнивает Раскольникова с Шиллером-идеалистом. Именно Свидригайлов, являющийся как бы тенью Раскольникова, «добивает» теорию Расколь-никова. Свидригайлов, в прошлом помещик, теперь хочет быть хоть кем-нибудь: «фотографом, уланом, журналистом», хотя в действительности уже развратник, убийца. В отличие от Раскольникова, он не задумывается ни над законами, ни над сутью бытия. Для Свидригайлова существует только его воля: хочет жить «по своей воле», наблюдает, выслеживает, преследует. Свидригайлов-убийца издевается над Раскольниковым истерзанным страданиями, непоследовательным, называя его Шиллером; указывает, что в теории Раскольникова «ошибочка небольшая вышла». Однако теория самого Свидригайлова терпит крах: его преследуют кошмары, жизнь его кончается самоубийством.
4) Сравнения с душевным состоянием. Отметим здесь, прежде всего, сравнение с припадком. Внезапный приступ страшного волнения и бессилия одновременно испытывает Соня Мармеладова, когда видит, что Раскольников пытается скрыться от наказания. Мысль об очищении через страдание Соня понимает как
никто другой. Не менее сильное проявление беспокойства выдаёт лицо Раскольникова («как бы после какого-то припадка» [1]) после разговора об убийстве. Наконец, ужасное потрясение переживает Лида Мармеладова, когда узнаёт о том, что отец попал под лошадь. В романе отчётливо звучит мысль о том, что человек очищается «через страдание».
5) С различными действиями человека. Наибольший интерес вызвали сравнения, которые описывают состояние Раскольникова после убийства старухи-процентщицы: «.он точно окостенел, .это точно во сне, когда снится, что догоняют, близко, убить хотят, а сам точно прирос к месту и руками пошевелить нельзя» [1]. Все функционирующие в этом предложении сравнения указывают на ужас, нелепость совершённого.
Сравнения с физическим и душевным состоянием позволяют читателю почувствовать чудовищность совершённого преступления. Сравнения «как пьяный», «как мёртвый», «как бешеный», «как помешанный», «как безумный», «как сумасшедший» являются яркими изобразительно-выразительными средствами, обладают эмоционально-экспрессивной окраской, приближающей их к эпитетам: «Но он стоял как мёртвый; невыносимое внезапное сознание ударило в него как громом» [1]; «Чрез минуту, как безумная, не помня себя, выбежала она на канаву и побежала по направлению к - мосту» [1] и др.
2. Сравнения с предметами живой природы (с животными и растениями).
Среди сравнений с животными, с млекопитающими (с конём, с курицей,
собакой и др.), с паразитами (с вошью), с ракообразными и паукообразными, довольно много сравнений, относящихся к Раскольникову. Сосредоточенный на вопросе «по какому праву?», ищущий выхода, он озлобляется, отгораживается от людей, уходит в себя, «как черепаха в свою скорлупу», «как паук к себе в угол».
Дважды встретилось сравнение с кошкой: пытался «проскользнуть как-нибудь кошкой» не только Раскольников, но и Порфирий Петрович (в этом случае его сравнивает сам Раскольников)) и с лошадью/клячей: «Раздевшись и весь дрожа, как загнанная лошадь, он лёг на диван, натянул на себя шинель и тотчас же забылся...») [1]. С заезженной клячей сравнивает себя и жена Мармеладова, Катерина Ивановна, тоже, как Раскольников, «изуродованная нищетой».
Четырежды сравнивает Ф.М. Достоевский героев произведения с листом: как лист дрожит старшая девочка, проснувшись от громкого шума (ругаются Катерина Ивановна и Мармеладов); «задрожала как лист, мелкою дрожью» Лиза-вета», напуганная настолько, «что даже руки не подняла защитить себе лицо.»; «затрепетал как лист» и сам Раскольников во сне от голоса служителя полиции. С листом сравнивается душевное состояние Дуни, когда она узнаёт о клевете Свидригайлова.
3. Сравнения с предметами неживой природой: с туманом, с ударом грома, с волной, вихрем, водопадом, с огнём, с песчинкой, со льдом и др. Названные сравнения относятся, прежде всего, к Раскольникову. Письмо матери, в котором сообщалось о тяжёлом материальном положении её, стало решающим моментом для выбора Раскольникова, именно поэтому присутствует сравнение его с громом («письмо матери как громом в него ударило»). Развёрнутое сравнение с туманом как длительным явлением создаёт ощущение безвыходности: «Для Раскольникова наступило странное время: точно туман упал вдруг перед ним и заключил его в безвыходное и тяжёлое уединение» [1]. Несколько раз в отношении главного героя романа используется сравнение с вихрем, молнией, искрой, с огнём, с песчинкой.
4. Сравнение с предметами или объектами, созданными человеком: с мансардой, погребом, бочкой, шкафом, сундуком, леденцом, шампанским, спичкой и др. Отметим, прежде всего, сравнения, которые встречаются в тексте при описании комнат Сони и Раскольникова: Сонина комната напоминает сарай; непригод-
Библиографический список
на для жизни и тесная каморка, в которой обитает Раскольников, в связи с чем используются сравнения её гробом, со шкафом, с сундуком, подчёркивающие нищету человека, задавленного бедностью.
Частотным является сравнение со спичкой: при описании дочери Марме-ладова писатель использует устойчивое сравнение «как спичка», оно помогает представить худого, а в сочетании с глаголом «высохнуть» - исхудавшего человека. Данное сравнение применяется при описании девочки дважды в одном предложении: «тоненькая как спичка» и «высохшею как спичка рукой». Писатель прибегает к приёму кольцевой композиции, стремясь использовать все стилистические возможности, потенциально заложенные в сравнение, создаёт целостный, сильный образ, в котором устойчивое сравнение не выглядит стёртым.
Сравнения с абстрактными понятиями: со смертью, с отречением, ипохондрией, арифметикой и др. также помогают передать переживания героев произведения. Так, состояние Дуни рядом со Свидригайловым описывается с помощью сравнения со смертью: «побледнела как смерть». Данное сравнение не только указывает на сильное волнение девушки, но и подчёркивает низость Сви-дригайлова, способного на любую подлость. Образ Свидригайлова, уверенного, что ему всё позволено, воплощает «идеи» Раскольникова: оправдание права на кровь ведёт к уродству личности. Раскольников наконец понимает, что переступить нравственный закон жизни - значит, создать непреодолимую преграду между собой и обществом, эту мысль как нельзя лучше выражает следующее сравнение: «Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту» [1].
В художественном произведении происходит языковое воплощение личности писателя. С выражением модальных значений в тексте связано взаимодействие многих языковых единиц разных уровней: в художественном тексте может произойти эмоционально-экспрессивная трансформация любых языковых средств, которые в зависимости от намерения автора могут стать модальными, то есть выражать авторское отношение.
Субъективно-оценочная модальность с наибольшей очевидностью проявляется в тех текстах, где «просвечивается» личность автора; «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского относится к таким произведениям. Образ автора является тем стержнем, вокруг которого группируется вся стилистическая система произведения [3]. «Коэффициент модальности меняется в зависимости от целого ряда причин - индивидуальной манеры автора, объекта описания, прагматической установки, соотношения содержательно-фактуальной и содержательно-концептуальной информации; этот коэффициент тем выше, чем отчётливее проявляется личность автора в ... произведениях» [2, с. 118]. В романе Ф.М. Достоевского функции сравнения не сводятся к примитивному пояснению или уточнению. Участвуя в создании образов художественного произведения классика русской литературы, сравнения, имеющие описательно-оценочный характер, оттеняют те свойства, которые кажутся писателю наиболее важными, заставляют читателя острее воспринимать представленные проблемы.
Рассмотрение сравнения в качестве одного из важнейших средств выражения субъективной модальности в тексте романа Ф.М. Достоевского позволило прийти к выводу о том, что, различные по семантике, они психологически мотивируются; получая экспрессивное наполнение, образуют второй план художественного произведения. Они помогают раскрыть историю преступления и наказания Раскольникова: за совершённым преступлением следует не только отчуждение, но и распад самой личности. В романе «Преступление и наказание» по-прежнему актуально звучит предостережение великого писателя о том, что преступление всегда связано с гибелью человека, отчуждением от мира. Невозможно преступить, не погубив души.
1. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Ленинград: Наука, 1972-1990.
2. Гальперин И.Р Текст как объект лингвистического исследования. Москва: Наука, 1981.
3. Виноградов В.В. Стилистика. Поэтика. Теория поэтической речи. Москва: Просвещение, 1963.
4. Книгин И.А. Словарь литературоведческих терминов. Саратов: Лицей, 2006.
5. Одинцов В.В. Сравнение. Москва: Наука, 1979.
6. Исынбаева Н.Ю. Функционирование сравнительных конструкций в простом предложении. Вестник Чувашского университета. 2009; № 4: 205-212.
7. Ковалева Е.В. Сравнение как средство выразительности художественного текста. Идеи. Поиски. Решения. Минск: Просвещение, 2018: 86-93.
8. Правда Е.А. Картина мира поэтов М.Ю. Лермонтова и И.С. Тургенева сквозь призму сравнения (опыт сопоставительного анализа). Русский язык за рубежом. 2018; № 3: 11-18.
9. Боднар И.Е. Сравнение в языковой картине мира Н.В. Гоголя. Язык произведений Н.В. Гоголя. Гоголевские чтения в Полтаве. Полтава: Просвещение, 2009.
10. Капралова С.Т. Сравнения в произведениях Ф.М. Достоевского. Лингвистические дисциплины на факультете русского языка и литературы. Москва: Наука, 1973: 186-190.
References
1. Dostoevskij F.M. Polnoe sobranie sochinenij ipisem: v 30 t. Leningrad: Nauka, 1972-1990.
2. Gal'perin I.R. Tekstkakob'ektlingvisticheskogo issledovaniya. Moskva: Nauka, 1981.
3. Vinogradov V.V. Stilistika. Po'etika. Teoriya po'eticheskojrechi. Moskva: Prosveschenie, 1963.
4. Knigin I.A. Slovar'literaturovedcheskih terminov. Saratov: Licej, 2006.
5. Odincov V.V. Sravnenie. Moskva: Nauka, 1979.
6. Isynbaeva N.Yu. Funkcionirovanie sravnitel'nyh konstrukcij v prostom predlozhenii. Vestnik Chuvashskogo universiteta. 2009; № 4: 205-212.
7. Kovaleva E.V. Sravnenie kak sredstvo vyrazitel'nosti hudozhestvennogo teksta. Idei. Poiski. Resheniya. Minsk: Prosveschenie, 2018: 86-93.
8. Pravda E.A. Kartina mira po'etov M.Yu. Lermontova i I.S. Turgeneva skvoz' prizmu sravneniya (opyt sopostavitel'nogo analiza). Russkijyazykza rubezhom. 2018; № 3: 11-18.
9. Bodnar I.E. Sravnenie v yazykovoj kartine mira N.V. Gogolya. Yazyk proizvedenij N.V. Gogolya. Gogolevskie chteniya vPoltave. Poltava: Prosveschenie, 2009.
10. Kapralova S.T. Sravneniya v proizvedeniyah F.M. Dostoevskogo. Lingvisticheskie discipliny na fakultete russkogo yazyka i literatury. Moskva: Nauka, 1973: 186-190.
Статья поступила в редакцию 03.07.24
