CC BY
88ДОКЛАДЫ
УДК: 821.161.1/.133.1-222
Александрова И. В.,
кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры русской и зарубежной литературы ТНУ им. В. И. Вернадского
СПОСОБЫ РЕЦЕПЦИИ МОЛЬЕРОВСКОГО СЮЖЕТА О «МЕЩАНИНЕ ВО ДВОРЯНСТВЕ» В РУССКОЙ КОМЕДИИ 1800 - 1820-Х ГОДОВ
Проблема усвоения русской литературой первой трети XIX века комедийной традиции Ж.-Б. Мольера достаточно сложна и требует всестороннего освещения. Остановимся на частном проявлении этого влияния: на рецепции мольеровского сюжета о «мещанине во дворянстве» в русской комедии первых десятилетий XIX века. Данный ракурс исследования требует постановки вопроса о диалогическом характере связи прототекста о «мещанине во дворянстве» и метатекстов 1800-1820-х годов (под метатекстами понимаются произведения, содержащие прямую или скрытую цитацию комедии Мольера «Le bourgeois gentilhomme»).
Идея обусловленности появления нового в искусстве диалогической природой художественного творчества принадлежит М.М. Бахтину. Он полагал, что каждый «автор литературного произведения... создает единое и целое речевое произведение (высказывание) <...> из разнородных, как бы чужих высказываний» [3, с. 294]. При этом «воспроизведение текста субъектом (возвращение к нему, повторное чтение, новое исполнение, цитирование)» становится «новым звеном в исторической цепи речевого общения» [3, с. 284]. М.М. Бахтин рассматривал историческое бытие классического произведения как непрестанный процесс его переосмысления под воздействием постоянно меняющихся условий восприятия «памятника», как попеременную актуализацию тех или иных значений: «Каждая эпоха по-своему переакцентуирует произведения ближайшего прошлого. Историческая жизнь классических произведений есть, в сущности, непрерывный процесс их социально-идеологической переакцентуации. Благодаря заложенным в них интенциональным возможностям, они в каждую эпоху на новом
диалогизующем их фоне способны раскрывать все новые и новые смысловые моменты» [2, с. 231, 232].
При рассмотрении отношений между произведениями о «мещанине во дворянстве» как активного диалога интересно прежде всего взаимодействие сюжетов. Цель статьи - исследовать в метатекстах обновление сюжетных элементов прототекста, выявить в характере освоения классического текста особенности эстетических и идейно-нравственных позиций писателей. Это позволит прояснить специфические особенности рецепции известного сюжета и определить роль классического наследия в развитии художественного сознания начала XIX столетия.
Впервые на русской сцене «Мещанин во дворянстве» был поставлен в январе 1758 года в переводе П. С. Свистунова (опубликован отдельным изданием в 1788 г.) и шёл в этом виде с небольшими перерывами до конца столетия [11, с.452].
Фабула, реализованная в пьесе французского комедиографа, оказалась чрезвычайно созвучна проблемам российской действительности. Одним из насущных вопросов конца XVIII века стало обсуждение в обществе проблем формирования в стране «третьего сословия». Внимание к этому социальному слою заметно возросло в связи с деятельностью Комиссии для составления нового уложения. Купечество выдвинуло требования, направленные на уравнивание в правах и привилегиях с дворянством (например, наделение равными с дворянами правами на владение крепостными и т. д.). Однако в сословном обществе повышение социального статуса неизбежно связывалось с переходом в более высокое сословие. Поскольку на деле такой переход оказался невозможным, то среди купечества усилилось стремление к внешнему преодолению разрыва между ним и дворянством: «одворяниванию», подражанию высшему сословию; купеческие семьи жаждали породниться с дворянскими. Эти тенденции нашли отражение в комедиях и комических операх, изображавших купцов (см.: [5, с. 181-196]).
В 80-е годы XVIII века появляются комедии о купце, стремящемся порвать со своим классом и выбиться «в дворяне». Сюжетная схема этих пьес была незамысловата и основывалась на осмеянии и наказании богатых выскочек, претендующих на несвойственное им место в социальной иерархии. Так, В. П. Колычев в комедии в 3 действиях «Дворянющийся купец» (1780) с дворянской позиции осудил глупца, грубого невежду, нелепого в своих притязаниях на дворянство. Авторы других комедий («Купецкая компания» О. Чернявского, «Сиделец» П.А. Плавильщикова и др.), стоящие на позиции купече-
ской, стремились отвратить купечество от неразумного и унизительного преклонения перед дворянством, порицали героев-купцов за забвение ими своего особого предназначения в обществе, в экономической жизни России (подробнее см.: [4, с. 278-280]). Таким образом, к началу XIX века в отечественной комедиографии уже сформировалась отчетливая традиция изображения русских «мещан во дворянстве» - «дворянющихся купцов».
Сатирическая комедия 1800-1820-х годов продолжила линию осмеяния «новых дворян». Классический сюжет о буржуа, страстно стремящемся примкнуть к высшему сословию, оказался активно востребован русскими драматургами. В качестве метатекста, соотносимого с комедией Мольера, может быть рассмотрена комическая опера А. А. Шаховского «Любовная почта» (1806). (Следует оговорить, что хотя комическая опера и является синкретическим жанром, в ней очень сильна драматургическая составляющая, что и делает возможным привлечение пьесы в данном контексте.) Сюжетно-фабульных соответствий в «Любовной почте» практически нет, однако обрисовка главного героя обнаруживает явную перекличку с «Мещанином во дворянстве», развитие ее центрального мотива. Меломан Пентюхин, председатель судебной палаты, «от последних крох вздумал тянуться за богачами, сделал всех работников музыкантами, разорил свои деревнишки, по уши в долгу, а дает пиры и банкеты» [16, с. 44]. Из своих крепостных он создает оркестр, как у знатных господ, совершенно не задумываясь при этом, что некому будет работать. Автор высмеивает глупые амбиции героя.
Среди собственно комедий наиболее удачными образцами пьес на эту тему стали циклы А. А. Шаховского («Полубарские затеи, или Домашний театр» (1808), «Чванство Транжирина, или Следствие Полубарских затей» (1822), «Бедовый маскарад, или Европейство Транжирина» (1832)) и М. Н. Загоскина («Господин Богатонов, или Провинциал в столице» (1817), «Богатонов в деревне, или Сюрприз самому себе» (1820)).
Герой Шаховского - русский «bourgeois gentilhomme», «новопечатный» дворянин Транжирин, вчерашний откупщик, породнившийся в свое время со знатью (выдал сестру замуж за графа), разоряющийся из-за желания во всем подражать «большим людям». Комедии обличают мотовство «новых дворян» (что закреплено и в фамилии-характеристике героя), их неумение управляться с помещичьим хозяйством. Автор осуждает стремление героя к одворя-ниванию. Имитирование уклада дворянской жизни, копирование поведения дворян приобретает, как и у Мольера, гротескные формы.
Сюжет комедии «Полубарские затеи, или Домашний театр» основан на центральной фабульной ситуации мольеровского «Мещанина во дворянстве». Шаховской не скрывает, что замысел пьесы возник у него под влиянием комедии Мольера. В программной статье «Предисловие к "Полубарским затеям"», ссылаясь на авторитет французского классика, он обосновывает право художника на заимствование и даже видит в этом его обязанность: «Мольер говорит, что он берет свое (т.е. принадлежащее комедии) везде, где ни находит, и не стыжусь признаться, что, следуя его же правилам, я без угрызения совести пользовался не один раз его находками» [18, с. 25].
Прямых сюжетных параллелей в пьесе Шаховского очень мало, и появление новейшей работы Д. А. Иванова, рассматривающей этот вопрос, избавляет нас от необходимости на них останавливаться [10, с. 46-47]. Драматургом использована фабульная схема «образца»: хозяин дома, буржуа, подражающий представителям высшего общества и комичный в неуемном стремлении сравняться с ними, из-за своих сумасбродных «идей» отказывается выдать замуж дочь (у Шаховского - племянницу) за любимого человека; интригу ведут слуги, которые и устраивают счастье молодых влюбленных; в финале «дворянющийся купец» одурачен и осмеян. При этом автор «Полубарских затей» не прибегает к прямому подражанию французскому образцу, а создает комедию «в духе» Мольера [10, с. 47].
В упомянутой статье Шаховской декларирует принципиальную установку на приложение мольеровской коллизии к воспроизведению русских нравов и быта: «Мольеров «Мещанин во дворянстве» заставил меня рассмотреть поближе наших полубояр-откупщиков; я нашел в них тот же общий характер, то же чванство, невежество и желание бариться, которое забавляло меня в господине Жюрдене; но, сличая их со вниманием, я приметил, что в наших есть еще некоторые местные странности, достойные жесточайшего осмеяния...» [18, с. 26]. Пьеса Шаховского насыщена приметами своего времени, реалиями русской действительности. Предметом осмеяния драматурга становится «собственно русская страсть к домашним, или холопским, театрам» [18, с. 25] - развлечению, чрезвычайно популярному в помещичьей среде. «Более из тщеславия, чем из охоты, - писал в мемуарах Ф. Ф. Вигель, - многие богатые помещики составляли из крепостных людей свои оркестры и заводили целые труппы актеров, которые, как говорили тогда в насмешку, ломали перед ними камедь» [6, с. 115]. В пьесе актер Решим с болью рассказывает о распространенности таких театров, о «бедных актерах», которых «из псарей, лакеев, кучеров прямо
производят в герои и самыми сильными убеждениями заставляют играть страстнее и горячее» [17, л. 11 об.].
Вчерашний откупщик Транжирин, стремясь во всем подражать дворянам и «перещеголять всех соседей», «скропал из слуг» подобный театр (в этом плане ближайшим литературным предшественником героя является Пентюхин из уже упомянутой «Любовной почты», а обозначенные мотивы увлечения Транжирина искусством и отношение к крестьянам-исполнителям обретают характер автоцитаты). Он не замечает, что актеры его неграмотны и бездарны, а репетируемый спектакль, по меткому определению Решима, -«собачья комедия». Транжирин с равной гордостью говорит и о своем скотном дворе, и о театре. Для него нет разницы между скотиной и актерами - и та, и другие - его собственность: «...здесь у меня актеры, и музыканты, и танцоры, все свои собственные; ведь лошадка, свинка, коровка доморощенные милее других» [17, л. 53]. Шаховской показывает Транжирина самодуром, жестоким крепостником, притесняющим крестьян, ставших по его прихоти актерами. Воспроизводя его методы «руководства» труппой, драматург создает яркую бытовую зарисовку. «Я намедни приметил, - говорит Транжирин, - что Спирька стал облениваться, мямлить, голову вешать. Как с первого слова обещал его в солдаты, то на другой день сокол соколом, так отхватал Трувора, что на-поди, послушай-ка» [17, л. 7 об.]. Рабство, унижение и произвол царят в театре и поместье «русского Журдена». «А вот эти арапчики доморощенные; у меня жил вольный арап, я за него отдал свою девку, так вышли собственные арапы», - хвастает он своей «находчивостью» [17, с. 38]. В подобных сценах герой не просто смешон: смех становится сатирическим.
Однако было бы явным преувеличением говорить об общей антикрепостнической тенденции комедии. При всей ее гуманистической направленности князь Шаховской всё же остается на позициях своего сословия. С. С. Данилов отмечает, что «пьеса содержит прямую апологию крепостничества» и в доказательство приводит слова Решима, бывшего крепостного, отпущенного на волю: «Воля высосала у меня все денежки, нажитые по господской милости, я сделался гол, как сокол» [8 , с. 30]. Изображение доброго барина, его идиллических отношений со слугами было характерно для творчества Шаховского (см. его пьесы «Крестьяне, или Встреча незваных» (1814), «Откупщик Бражкин, или Продажа села» (1815) и др.). Однако в «Полубарских затеях» проблема взаимоотношений господ и слуг,
помещиков и крепостных решается не столь однозначно. Так, Решим ностальгически вспоминает о своем «петербургском житье-бытье» и о «милостях» своего графа; Авдул же, приказчик Транжирина, напротив, сетует на жизнь: «... пища плохая, жалованья Бог даст, играй себе на киятре, а уж право не до игры приходит, пуще всего бедным мужичкам» [17, л. 22 об.]. Это различие в положении крепостных, исходя из логики автора, объясняется разницей в статусе их господ: Решим служил знатному дворянину, сохраняющему, как и всё его сословие, в представлении Шаховского, патриархальные отношения с крепостными, господин же Авдула - неродовитый «полубарин». Самодурство Транжирина, полное отсутствие у него нравственных принципов ставится, таким образом, в прямую зависимость от его незнатного происхождения.
В системе образов комедии есть еще один «полубарин» -Кутермин, сын стряпчего, выбившегося в дворяне. Его фабульная функция - «комический любовник»: Кутермин приезжает в имение Транжирина с целью жениться на его племяннице Софье и таким образом поправить свое материальное положение. Всем ходом пьесы Шаховской подчеркивает, что, высмеивая Транжирина и Кутермина, он имеет в виду не родовитых дворян, а неуклюжие провинциальные пародии на них. «Полубарам» автор противопоставляет добродетельных столбовых дворян графа Ольгина и Софью, носителей позитивного начала в пьесе. Но насколько живыми и узнаваемыми получились первые (особенно Транжирин), настолько схематичными и безжизненными - вторые. Проблему воплощения положительного идеала русской комедии еще предстояло решить.
Таким образом, взяв за основу сюжетную канву «Мещанина во дворянстве», Шаховской приходит к выводу, диаметрально противоположному заключению Мольера. Буржуа Журден, пожелавший на старости лет получить титулы и звания, смешон прежде всего потому, что люди, в ряды которых он так страстно стремился, не заслуживали подобных вожделенных мечтаний: они были значительно хуже его. У Шаховского же представители высшего дворянского сословия идеализированы.
Сама тема «Полубарских затей» продиктовала автору использование в комедии приема «театр в театре»: основное действие разворачивается на фоне репетиций в театре Транжирина, что позволило драматургу выразить свои эстетические взгляды, ввести в текст литературно-полемические мотивы, без которых обходилась редкая пьеса Шаховского. Критике подвергаются жанр мелодрамы,
произведения модного «неистового романтизма», отрицательные явления театральной действительности: нелепые штампы при исполнении трагических ролей, тяжеловесные костюмы, ходульность героев, крайняя условность амплуа наперсников и т. п. В пьесе изображен домашний театр, однако не следует упускать из виду, что подобные театры - кривое зеркало, в котором пародийно преломляются проблемы театра настоящего, профессионального, и Шаховской воспользовался случаем, чтобы еще раз со сцены сказать о них.
Следствием ориентации на прототекст является в комедии Шаховского особая функция балета и дивертисмента (эпизод «пробы балета» в последнем действии). Шаховской был известным поклонником так называемого «великолепного спектакля» - драматического действа с дивертисментом, хорами, балетами, превращениями, но почти во всех подобных его произведениях балетные интермедии механически соединялись с основным ходом действия, являясь лишь декоративным элементом. В «Полубарских затеях» же назначение балетной сцены аналогично функции балета в «Мещанине...», где драматическое действие органически связывалось с танцами и музыкой, служившими специфическим средством характеристики персонажей. Комически заостренная сцена «пробы балета» у Шаховского подчеркивает всю нелепость притязаний героя и его представлений об окружающей действительности.
Тема «мещанина во дворянстве» в сходной оранжировке разрабатывается и в комедии М. Н. Загоскина «Господин Богатонов, или Провинциал в столице». Герой ее - дворянин, но «из простых», владелец винного завода и суконной фабрики, живший безвыездно в деревенской глуши и вздумавший на старости лет перебраться в Петербург. Здесь они с женой «открыли пышный дом; начали сыпать деньгами; завели дружбу со знатными» [9, с. 55], которые их безбожно обирают. Богатонов карикатурен в своем стремлении подражать столичным аристократам во всем: в костюме, манерах, преклонении перед французской культурой, в устройстве библиотеки. На русской почве происходит соединение двух мольеровских характеров: «мещанина во дворянстве» (г-н Журден) и «провинциала в столице» (г-н де Пурсоньяк из одноименной пьесы), и предпосылки для такого слияния содержатся в самой природе образов. По сути, это сходные типы: оба они - простаки, которых с той или иной целью дурачит окружение. Журден - человек, пытающийся вырваться за границы своего сословия, выглядящий при этом нелепо и глупо. Пурсоньяк ведет себя столь же неумело и смешно при подобном стремлении вырваться за пределы своего бытия, но уже не
сословного, а, так сказать, «географического», «местного» и, как следствие, культурного.
В литературоведении с легкой руки А.С. Грибоедова (упрекавшего автора «Богатонова», что его герой «С Транжирина кафтан стащил / Да в нем и ходит» [7, с. 215]) утвердился взгляд на пьесу Загоскина как на подражание «Полубарским затеям» Шаховского [15, с. 232; 1, с. 474; 14, с. 67]. Однако вряд ли стоит преувеличивать эту зависимость: сопоставление текстов пьес не дает для этого достаточных оснований. Не будем забывать и о том, что автор «Горя от ума» написал свою антизагоскинскую «фасессию» «Лубочный театр» (именно там прозвучала приведенная характеристика) в пылу полемики, в ответ на нелицеприятный отзыв писателя о его комедии «Молодые супруги» в «Северном наблюдателе» (1817, № 15, с. 54-56).
Пьеса Загоскина ориентировалась на опыт Шаховского лишь в том смысле, что реализация мольеровской сюжетной коллизии в ней происходила в сфере русской действительности, применительно к отечественным нравам. Признаки русского быта, нравов петербургского общества здесь вполне отчетливы: обсуждается увлечение дворян магнетизмом, воссоздаются споры о просвещении, о преимуществах Франции перед Россией, отмечается всеобщее преклонение перед владельцами нескольких тысяч душ крепостных. При этом «Господин Богатонов...» представляется сатирически более умеренным, нежели комедия Шаховского, во всяком случае, никакого «жесточайшего осмеяния» [18, с. 26] русских нравов здесь не найти.
В отличие от Шаховского, Загоскин в большей степени следует за оригиналом. Им используется сюжетный ход «Мещанина во дворянстве», связанный с отношениями Журдена с маркизой Дорименой: Богатонов, человек в летах, отец семейства, ухаживает за молодой вдовой, баронессой Вольмар, дает ужин в честь «дамы сердца» (у Мольера - обед); заимствуется и эпизод расстроенного свидания (появление обманутой жены в разгар объяснения мужа со знатной дамой). Сцена «инструктажа» Богатонова Блёсткиным перед свиданием с баронессой в определенной степени соответствует сцене обучения Журдена учителем философии изящным выражениям для объяснения в любви маркизе. К сюжетно-фабульным заимствованиям, приобретающим в ряде случаев характер соответствия, можно отнести и сцены, в которых Богатонову пытаются открыть глаза на истинные намерения его «друзей» из высшего общества (у Мольера это делает госпожа Журден, у Загоскина - приятель Богатонова, но в обоих текстах подчеркивается крайняя наивность героя), и эпизоды мнимого возвращения долга светским волокитой,
а на самом деле - нового заема, и мотив стремления к изучению «благородных» наук на старости лет (Богатонов, как и его литературный предшественник, нанимает учителя, правда, всего одного -французского языка). Пьесой Мольера подсказан и такой прием создания речевого комизма, как сбивчивое, бестолковое повторение героем в репликах одних и тех же слов.
Г-нЖурден. Сударыня! Это величайшая для меня радость, что я оказался таким баловнем судьбы и таким, можно сказать, счастливцем, что имею такое счастье и вы были так добры, что сделали мне милость и пожелали почтить меня почетом благосклонного своего присутствия, и если б я только был достоин удостоиться таких достоинств, каковы ваши...[13, с. 270]. (Ср. у Шаховского: Транжирин. Ваше сиятельство! Честь и удовольствие, удовольствие и честь, которые вы мне изволите делать, делают мне большое удовольствие [17, л. 23 об.].)
Мольер тем самым передает замешательство героя перед «дамой сердца» и комизм претензий Журдена казаться светским человеком. Загоскин, следуя за классиком в использовании приема, осмеивает также псевдоученость представителей света: подобным образом у него выражается не только Богатонов, но и его «наставник» князь Блесткин.
Г-нБогатонов. <...> магнетическая жидкость, то есть жидкость магнетическая, есть некоторого рода жидкость <...> Князь. Вы хотели сказать, что посредством действия ее на нервную систему, дирекция нервов, в отношении своем к нервам, по всеобщей системе влияния, имеет некоторое влияние, которое, симпатизируя с общим влиянием, производит сие действие [9, с. 83].
Трактовка мольеровского характера центрального героя имеет у Загоскина свою специфику. Богатонов совершенно утрачивает присущее Журдену поистине детское восхищение перед открывшимися ему «науками» («он взрослый ребенок, с радостным смехом тянущийся ко всему, что звенит, блестит и развлекает», - характеризовал Журдена А. В. Луначарский [12, с. 73]). Аристократическое общество одновременно и привлекательно для героя Загоскина, и вызывает некоторое недовольство (к примеру, светские люди, как уверяет Богатонова князь Блесткин, считают стремление торговаться при покупках ниже своего достоинства, тогда как здравый смысл подсказывает герою необходимость торга). Для Журдена подобная амбиватентность восприятия людей светского круга абсолютно
невозможна. Любопытно и авторское отношение к герою: для Загоскина он просто чудак, и при всей его глупости и комизме поступков заслуживает не только осмеяния, но и некоторой доли сочувствия положительных персонажей - как жертва обмана, заблуждающийся человек, способный в финале увидеть свои ошибки и устремиться к их исправлению. Кто знает, не сказались ли в столь «мягком» освещении характера героя жизненные впечатления самого драматурга - пензенского «провинциала в столице»?
В пьесе Загоскина обращает на себя внимание попытка типизации изображаемого: страстью сравняться со знатью одержим не только главный герой, но и его жена (своего рода женский вариант «мещанина во дворянстве», образ, заставляющий вспомнить еще и «Смешных жеманниц» Мольера); выйти «в баре» мечтает и управляющий Богатонова Клим Кондратьич, потихоньку обирающий своего хозяина. Картину дополняет внесценический персонаж - некий Промотаев, над которым насмехается Богатонов, не видя своего с ним сходства. Словом, желание «бариться» предстает как типичное явление русской действительности.
Таким образом, анализ различных версий классического сюжета о «мещанине во дворянстве» показывает, что они находятся в состоянии живого диалога, их создатели используют многообразные возможности мольеровского сюжета, развёртывая его и в плоскости социально-идеологических концепций, и в ракурсе эстетической проблематики, и в сфере нравственных коллизий. Авторы метатекстов, творчески интерпретируя известный сюжет, реализуют различные смысловые потенции, заложенные в его центральном образе.
Своеобразие конфликта комедии Мольера обусловливает множественность видов рецепции сюжета о «дворянющемся купце», возможность различных способов цитирования классического произведения. В метатекстах имеют место и прямые сюжетные «цитаты» из комедии Мольера, и подтекстовое цитирование, реминисценции из прототекста и аллюзии на него. В комедии Загоскина сохранены содержание ряда сцен, эпизодов, отдельные детали прототекста, в текстах Шаховского обнаруживаются многообразные аллюзии и автоцитирование, пьеса воспроизводит «дух» мольеровской комедии, не подражая ей буквально.
Тексты, разнообразно варьирующие историю о «буржуа-дворянине», не повторяют фабулу комедии Мольера «дословно», а по-своему воссоздают мольеровскую ситуацию и по-своему её
переосмысливают. Пьесы русских авторов адаптируют проблематику «Мещанина...» к отечественной действительности. Мольеровский сюжет оказывается чрезвычайно удобным для живых зарисовок современного русским авторам быта, для злободневной сатиры на пороки отечественной действительности, на нравы русского общества, для создания комических персонажей, характеры которых определяются русскими условиями существования. Воспринятый как своего рода схема, сюжет этот гибко подчиняется и мировоззренческим установкам конкретных авторов. В рассмотренных метатекстах обнаруживаются те новые по сравнению с текстом Мольера сюжетные элементы, которые отражают особенности мировосприятия русских драматургов (их общественно-политические, идейно-нравственные позиции, эстетические воззрения), индивидуальное своеобразие авторских стилей, а также специфические условия русской общественной и культурной жизни первых десятилетий XIX века.
Литература
1. Архипова А. В., Степанов Л. А. [Комментарии] // Грибоедов А. С. Полн. собр. соч.: В 3-х т. - Т. 2. - СПб.: «Нотабене», 1999. - С. 466-475.
2. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. - М., 1975.
3. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979.
4. Берков П. Н. История русской комедии XVIII века. - Л., 1977.
5. Брянцев М. В. Образ купечества в русской литературе конца 18 - первой половины 19 в.// Предприниматели и предпринимательство в Сибири. Сб. ст. - Вып. 3. - Барнаул: Изд-во Алтайского гос. ун-та, 2001. - С. 181-196.
6. Вигель Ф. Ф. Записки: В 2 т. - М.: «Круг», 1928. - Т. 1.
7. Грибоедов А. С. Лубочный театр // Грибоедов А. С. Полн. собр. соч.: В 3-х т. - Т. 2. - СПб.: «Нотабене», 1999. - С. 213-215.
8. Данилов С. С. Русский драматический театр XIX века. Первая половина. - Л.; М., 1957.
9. Загоскин М. Н. Сочинения: В 2-х т. - Т. 2. - М., 1988.
10. Иванов Д. А. Творчество А. А. Шаховского-комедиографа: теория и практика национального театра. Дисс. на соискание ученой степени доктора философии по русск. лит. - Тарту, 2009.
11. История русского драматического театра: В 7 т. - Т. 1. - М.: «Искусство», 1977.
12. Луначарский А. В. О театре и драматургии // Луначарский А.
B. Избранные статьи: В 2-х т. - М., 1958. - Т. 2. - С. 53-89.
13. Мольер Ж.-Б. Полн. собр. соч.: В 3-х т. - Т. 3. - М., 1985.
14. Падерина Е. Г. К творческой истории «Игроков» Гоголя. - М.: ИМЛИ РАН, 2009.
15. Стенник Ю. В. Комедия 1800-1820-х годов // История русской драматургии. XVII - первая половина XIX века. - Л.: Наука, 1982. -
C.221-238.
16. Шаховской А. А. Любовная почта. Комическая опера в 1 д. -СПб.: Типогр. Имп. театров, 1821.
17. Шаховской А. А. Полубарские затеи, или Домашний театр. -Рукопись СПб ГТБ. - Шифр 1. 5. 2. 3.
18. Шаховской А. А. Предисловие к «Полубарским затеям»// Сын Отечества. - 1820. - № 13. - С. 11-26.
УДК: 811.35:001
Ашева З. К.,
кандидат фтолопчних наук, доцент 1нституту фшологм Кш'вськогонацюнального ужверситету iменi Тараса Шевченка
СПЕЦИФ1КА I СВОеР1ДН1СТЬ КОМПОЗИЦП «СБОРНИКА МАТЕРИАЛОВ ДЛЯ ОПИСАНИЯ МЕСТНОСТЕЙ И ПЛЕМЕН КАВКАЗА»
Серед значного масиву перюдики, що видавалася в Росшськш 1мпер1 Х1Х-ХХ стол1ттях, важливу н1шу займають видання краезнавчоТ тематики. Вони, головним чином, дотичн до р1знопланово проблемних регюыв, де гостро були поставлен! питання етычного, а в перспектив! й державницького визначення. Не варто ставитися до такого тверд-ження упереджено. Лише на перший погляд може здатися, що крае-знавство як форма тзнання (навпъ ! конструктивно наукового) занадто проста в д!яльносп й розвитку. Натомють це всесторонне вивчення певноТ частини краТни, що включае в себе осмислення знань ! дм метод!в етнографи, ¡сторп, географп, екологп, бюлогп, антропологи, арх!тектури тощо.
Для народ!в, що мають ускладнення територ!ального, соц!ального, поличного й економ!чного характеру, надзвичайно важливим е
