CC BY
82
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 7 (261). История. Вып. 49. С. 115-121.
275 ЛЕТ ЧЕЛЯБИНСКУ
А. И. Конюченко СПОРЫ ВОКРУГ ИМЕНИ ОСНОВАТЕЛЯ ЧЕЛЯБИНСКА
В статье рассматриваются начальный этап Оренбургской экспедиции, обстоятельства гибели башкирской деревни Сеянтус во время подавления башкирского восстания, роль полковника А. И. Тевкелева в этой акции. Также поднимаются вопросы о различных подходах к освещению исторических событий, восприятия и оценок некоторых действующих лиц истории Южного Урала.
Ключевые слова: Оренбургская экспедиция, башкирские восстания, историческая память, национальное сознание, деревня Сеянтус, А. И. Тевкелев (Кутлу Мухамет Маметев), вожди башкирских восстаний, Челябинск, научные споры.
13 сентября 2011 г. исполнилось 275 лет Челябинску. В связи с этим в рамках юбилейных мероприятий на баннерах появилось изображение основателя Челябинской крепости Алексея Ивановича Тевкелева (Кутлу Му-хамет Маметева). Но это вызвало озабоченность и протест со стороны части общественности башкир.
Председатель Всемирного курултая башкир И. З. Султанмуратов в письме на имя губернатора Челябинской области и главы администрации Челябинска, объясняя восприятие башкирами образа Тевкелева, в частности писал: «В исторической памяти башкир за всю их богатую на трагедии истории нет фигуры более отрицательной, чем А. И. Тевкелев <.. .> Для башкир образ А. И. Тевкелева имеет столь же отрицательное значение, как, скажем, образ Гитлера для всех нас. Снять эту отрицательную коннотацию с имени “проклятого мурзы” не представляется возможным <...> Невозможно изъять из памяти народа события, в которых дипломат, переводчик и впоследствии - генерал-лейтенант [в действительности - генерал-майор. - Авт.]
А. И. Тевкелев проявил себя как палач башкирского народа»1.
Главная причина такого отношения - жестокость в подавлении башкирского восстания 1735-1740 гг. Центральное место в череде этих событий - уничтожение башкирской деревни Сеянтус (Сеянтусы) Балыкчинской (Балакчинской) волости, которая по его приказу была выжжена «до подошвы» вместе со всем населением, включая стариков, женщин и детей. Чем была вызвана такая жестокость, которую невозможно оправдать? Для отве-
та на этот вопрос следует вспомнить о ходе Оренбургской экспедиции.
10 ноября 1734 г. начальник экспедиции И. К. Кирилов вместе со своим заместителем
А. И. Тевкелевым прибыли в Уфу. Был отдан приказ готовиться к выступлению, намеченному на начало весны.
Во время подготовки к выступлению в Уфу приезжали старшины и рядовые башкиры. Некоторые тарханы записывались в поход (т. е. экспедицию). Но некоторые обдумывали, как бы сорвать планы Кирилова, опасаясь, что появление русских поселений на южной границе башкирского ареала и внутри Башкирии приведёт к ликвидации прежних вольностей, т. е. дальнейшему ограничению автономии.
Для обеспечения участников экспедиции, главным образом, людей занятых на строительстве Оренбурга, продовольствием, требовалось наладить доставку хлеба. Его решили доставлять из слобод, расположенных по реке Исети и её притокам - Миассу и Тече, входивших в состав Сибирской губернии. Из сибирских слобод хлеб должны были свозить в Теченскую слободу, оттуда на подводах доставлять на пристань, которую предполагалось построить в верхнем течении Яика, и уже дальше - вниз по течению к месту строительства Оренбурга. Расстояние от слободы до пристани составляло около 300 вёрст2.
В начале 1735 г. к выбранному под пристань в верховьях Яика месту был отправлен отряд в составе одной солдатской роты и нескольких иррегулярных уфимских казаков. Место было выбрано заранее прапорщиком Гладышевым совместно с башкирским тар-
ханом Таймасом Шаимовым при впадении в Яик речки Уельяды. Отвод земли под пристань был совершён с согласия всех тю-бей (подразделений) Каратабынского рода башкир 31 января 1735 г. В феврале на это же место была отправлена ещё одна рота и адмиралтейские служащие для строительства судов. Той же зимой из Екатеринбурга на пристань были доставлены пушки и боеприпасы к ним. Прапорщик Гладышев был отправлен с деньгами в сибирские слободы, чтобы закупить необходимое количество продовольствия и подготовить его доставку на подводах местных крестьян. Ранней весной провиантский обоз численностью более 500 подвод был отправлен под охраной одной роты Сибирского полка3.
Во время этих приготовлений Кирилов пребывал в уверенности в лояльности башкир, часто уведомляя Кабинет, что «башкиры весьма довольны и живут весьма спокойно»3.
Незадолго до выступления из лагеря башкиры отправили своих послов к И. К. Кирилову с объявлением своего несогласия с проведением экспедиции и предупреждением о применении мер противодействия. Очевидно, это просто взбесило руководителей. В итоге допроса под пытками один из посланников скончался, а другого долгое время держали в обозе под охраной. Относительно гибели первого П. И. Рычков (управляющий канцелярией экспедиции) сообщает: «.полковник Тевкелев ревность свою оказал»4.
Так была пролита первая кровь. И виновниками кровопролития стали начальник Оренбургской экспедиции и его заместитель. Но они были уверены, что поступают в рамках дозволенного и ради общественного блага. При этом смерть под пыткой вряд ли входила в их планы, поскольку гибель арестованного не раскрывала замыслов заговорщиков, а скрывала их.
Отправляясь к устью Ори, Кирилов, видимо, чувствовал себя достаточно уверенно5. Начало экспедиции протекало в спокойной обстановке. Но уже 1 июля башкиры Килмяк-абыза неожиданно напали на вологодские драгунские роты подполковника Чирикова, которые шли за основным отрядом Кирилова. В стычке погибли сам подполковник Чириков, полковые священник и лекарь, 18 драгун, 42 слуги, т. е. всего 63 человека. От штабного обоза нападавшими было отбито и разграблено 6 колясок. Большие потери
объясняются не только численным превосходством нападавших (по разным данным от 1250 до 3 тысяч), но и беспечностью подполковника. Несмотря на инструкции от Кирилова, он, не видя никакой угрозы, растянул обоз в одну линию, сам ехал далеко впереди, а штабной обоз замыкал колонну6.
Потери нападавших в этом сражении остаются неизвестными.
Ещё один обоз с продовольствием вышел из Теченской слободы 17 июля 1735 г. Его задача заключалась в доставке продовольствия непосредственно к месту строительства Оренбурга. Обоз состоял из 1084 двуконных подвод, которые везли 16 тысяч пудов ржаной муки. Охрана состояла примерно из ста человек (около полутора рот сибирских драгун). Кроме того, многие подводчики-крестьяне были вооружены копьями, луками и стрелами. Начальником обоза был уфимский дворянин прапорщик Дмитрий Гладышев7.
6 августа команда Кирилова дошла до устья Ори, преодолев от Уфы около 500 вёрст. Обоз с провиантом ещё не прибыл, а недостаток продовольствия уже начинал сказываться на людях. Помогли служилые мещеряки, захватившие с собой приличные запасы продуктов. Большую часть провианта они добровольно отдали, а сами стали питаться мясом наиболее измождённых лошадей, которых пришлось забить. 15 августа 1735 г. была заложена Оренбургская крепость, в которую 30 августа ввели солдатскую команду, а 31 ввезли артиллерию8.
Между тем, с обозом произошло следующее. На расстоянии 270 вёрст от Теченской слободы его атаковали башкиры. Были убиты 4 крестьянина-подводчика, ранено 14 человек, убито и ранено много крестьянских лошадей, кроме того, нападавшие захватили 44 подводы. Не имея возможности прорвать блокаду собственными силами, начальник обоза прапорщик Гладышев отправил просьбу о помощи командиру Сибирского драгунского полка полковнику И. С. Арсеньеву. Его полк в это время находился на Тоболе южнее слободы Царёво Городище (в районе современного Кургана) на границе с казахской степью. Известие Арсеньев получил 7 августа и уже 15 числа пришёл на помощь с отрядом 469 человек и 5 пушками. Одновременно с ним подошёл отряд в 700 человек, посланный Кириловым со строительства Оренбурга на поиски обоза. Совместными усилиями подо-
шедших на помощь команд башкир отогнали, и обоз в сопровождении оренбургского отряда добрался до места строительства города 28 августа9.
7 сентября порожный обоз двинулся назад. Вместе с ним следовал Тевкелев, которому было поручено сформировать новый обоз с продовольствием, так как доставленного на строительство Оренбурга хлеба должно было хватить лишь до середины зимы. На обратном пути обоз нападениям не подвергался, но сюрприз преподнесла погода. В середине сентября выпал глубокий снег и ударили морозы. Можно представить, что пришлось испытать людям, выехавшим из дома в разгар лета (17 июля10): вряд ли они предполагали, что им придётся возвращаться уже по зиме. Телеги на колёсном ходу вязли в снегу. Лошади выбивались из сил, «конского корму ничего не было, и лошади от великого голоду одна у другой хвосты и гривы отъедали»11. 8 сентября, через 32 дня после выхода из Оренбурга, обоз с сопровождением вернулся в Теченскую слободу, часть людей пришла пешком12.
Очередной обоз было решено доставить до Верхнеяицкой пристани, куда предполагалось перевести на зимовку часть гарнизона Оренбурга. Он вышел в путь 2 декабря 1735 г. и состоял из 642 двуконных подвод. половина которых была загружена фуражом для лошадей. Сопровождавшая обоз команда насчитывала 376 человек с тремя пушками. Свои ружья имели и подводчики. 22 декабря в 60 верстах от пристани обоз был атакован башкирами13. Командир сопровождавшего обоз отряда майор Шкадер 24 декабря отправил за помощью. На выручку вновь устремился полковник Арсеньев, под командованием которого было 507 человек и 98 крестьян, из которых «у многих ружья не имелось». Кроме того, в отряде было три пушки. Но на этот раз он не смог дойти до обоза 15 вёрст, так как сам был атакован «со всех сторон». Нападавших было, по оценкам их противников, около пяти тысяч. После двухдневных боёв и переговоров с руководителями башкир, полковник Арсеньев ушёл обратно в Теченскую слободу. Майор Шкадер, в отряде которого кончились боеприпасы, также согласился на предложение башкир развернуть обоз восвояси14.
Оба офицера понимали, какие последствия будет иметь эта неудача: люди гарнизонов Верхнеяицкой пристани и Оренбурга оставались без продовольствия на всю оставшуюся
зиму. Правда, была слабая надежда помочь пристани. Башкирин Кинзякей Акынчиков взялся в тайне провести в неё 323 пуда казённого провианта на двадцати возах15. Было ли это искренним желанием или уловкой, неизвестно, но продовольствие доставлено не было.
В результате гарнизон Верхнеяицкой пристани полностью погиб. Состав гарнизона, а соответственно и число погибших, определяются по-разному: от 100 до 200 человек16. Небезынтересны обстоятельства гибели гарнизона. Башкирские авторы пишут о том, что крупный повстанческий отряд Юсупа Арыко-ва в конце января 1736 г. осадил пристань и вынудил гарнизон покинуть её17, опуская конец истории. Но у П. И. Рычкова можно прочитать и окончание. Гарнизон, за неимением продовольствия, съел не только всех своих лошадей, но употребил в пищу даже лошадиные шкуры. Поэтому команда «принуждена была из той пристани выступить, надеясь на обещания некоторых башкирцев, которые всю ту команду на своих подводах вывесть хотели и подводы под них привели, но отъехавши несколько вёрст от пристани, стали от них ружья обирать, отчего та команда, засед в крепкое место, хотя и отбилась, однако на конец от крайняго голоду принуждена была многолюдству оных воров уступить, и тако все с головы на голову от оных злодеев побиты»18.
Комендант Оренбурга полковник Я. Ф. Чемодуров, следуя указаниям начальника экспедиции, отправил более 800 человек в Верхнеяицкую пристань, чтобы сократить количество ртов, на которые не хватало продовольствия. Командир этого отряда премьер-майор Рагинский за три дня прошёл около 30 вёрст, и за это время 5 человек замёрзло и около 150 заболело, из-за чего он вынужден был вернуться обратно. Но Чемо-дуров имел приказ Кириллова о сокращении гарнизона на зимний период и сам прекрасно понимал, что если оставит всех людей в строящемся городе, то от недостатка провианта могут погибнуть все. Поэтому он, заменив больных здоровыми, отправил их по реке Яик к Сакмарскому казачьему городку19. Путь в 300 вёрст, на протяжении которого не было человеческого жилья, суровой зимой означал для многих верную смерть. Неудивительно. что из 773 человек дошло 220 (80 - с обмороженными руками и ногами), а 553 навсегда осталось лежать в степи20.
Теперь вернёмся к трагедии в Балык-чинской волости. Историки И. Г. Акманов, Г. Б. Азаматова и другие21 выстраивают события на основе сведений, приведённых П. И. Рычковым в «Истории Оренбургской», из которых явствует, что по приказу Тевкеле-ва «башкирцы осаждены были командою, и по кратком сопротивлении захвачены близ тысячи человек с жёнами и с детьми их во оной деревне перестреляно и от драгун штыками, а от верных башкирцев и мещеряков копьями переколото». Но даже и этим совершённое злодеяние не было исчерпано. «Сверх того, - сообщает бывший бухгалтер экспедиции, -сто пять человек забраны были в один анбар, и тут огнём сожжены. Понеже все сие случилось ночною порою, и деревня вся зажжена была, то от великого их вопля и от ружейной стрельбы самое ужасное тогда было позорище <...> И таким образом все оной деревни Сеянтюсь жители с их жёнами и детьми от мала до велика чрез одну ночь огнём и оружием погублены, а жилище их в пепел обращено»22.
Правда, челябинский историк Г. Х. Са-мигулов нашёл в Государственном архиве Свердловской области документ, из которого можно предположить, что число жертв среди башкирского населения было другим. Он датирован 8 февраля 1736 г. и подписан полковником А.Тевкелевым и бухгалтером П. Рычковым, то есть «промемория» была составлена по горячим следам трагедии. В частности в ней говорится, что «деревня Сеянтюс також и вся Баланчинская волость с восемью деревнями вызжена и как оной деревни Сеянтюс, так и протчих деревнях жители коих более пяти сот человек все без всякой милости на страх другим преданы смерти». Но в данном случае не столь важно точное количество жертв, сколько сам факт трагедии, унёсшей многочисленные жизни мирного населения.
Но что же произошло в этой деревне и почему начальник отряда отдал такой бесчеловечный приказ? Председатель Всемирного курултая башкир И. З. Султанмуратов в упоминавшемся письме утверждает: «Тевке-лев, подчеркнём, уклонился от боя с боевыми силами повстанцев, отыгравшись на мирном населении аула»23. Получается, струсил, а злобу и досаду выместил на неповинных людях. Данное утверждение несколько искажает развитие событий.
24 января 1736 г. двухтысячный отряд под командованием Тевкелева прибыл в дерев-
ню Сеянтус (Сеянтусы), стоящую на берегу Уфы, откуда ему предстояло по узкому проходу между горами выйти в долину реки Ай. Здесь, в деревне, он получает известие, что провиантский обоз вновь был атакован башкирами, которые на этот раз не пропустили спешившего к нему на помощь полковника Арсеньева, а гарнизон Верхнеяицкой пристани погиб24.
Затем после следствия выяснилось, что житель деревни Эукей Кадашев разорвал и потоптал ногами императорский указ, «по которому надлежало той тюбы всем волостям <...> иттить на воров башкирцов и чинить поиск», за что был повешен25. На этом неприятные сюрпризы не закончились. Стало известным, что жители деревни Сеянту-сы и вся Балакчинская волость были готовы примкнуть к восставшим и совместными силами после выступления отряда из деревни напасть на него спереди и одновременно ударить с тылу. Напомним, что отряду предстояло, выйдя из деревни, втянуться в узкий горный проход. При глубоких снегах в горах лыж не насчитывалось и на сто человек. Возможности для манёвра и конным и пешим в условиях горной местности и глубокого снега не было никакой. Судьба отряда в такой ситуации была предрешена, и это понимали все.
Выяснив намерения бунтовщиков, их арестовали. Но находящиеся под стражей неожиданно напали с ножами на канцелярских служителей, то есть безоружных людей, и ранили трёх человек, от больших потерь спасли подоспевшие драгуны. В других местах деревни повстанцы нападали и на драгун, пытаясь завладеть их ружьями и палашами. Кроме того, многие бросились в горы, чтобы подать весть ожидавшим там, в долине реки, сигнала повстанцам. Эту весть мог донести до них любой житель деревни, прекрасно знавший местность.
Вот здесь-то нервы и дрогнули у старого полковника. Не будем забывать, что ему было уже за шестьдесят лет, и он был, несмотря на высокое воинское звание, в общем-то гражданским человеком, не принимавшим непосредственного участия в военных действиях. Да и кто мог сохранить хладнокровие в такой ситуации? На памяти масса примеров из современной истории - Афганской, Чеченских войн, - когда даже у опытных офицеров сдавали нервы. Автоматически включался принцип: либо ты, либо тебя. Уж такие осо-
бенности имеют партизанские действия, что во время их гибнут мирные жители.
О чём мог думать в этой ситуации старый служака? О неминуемой смерти? Но он не раз рисковал жизнью и ранее, например, находясь в Казахской орде. Скорее всего, о гибели вверенного ему отряда, который повторит судьбу гарнизона Верхнеяицкой пристани, о возможном срыве планов экспедиции, если не предпринять ответных действий. После совещания со старшими офицерами меры были приняты, чудовищные меры.
На следующий день после уничтожения деревни на совещании было решено не втягиваться в узкие ущелья, а найти другие пути для наказания Балакчинской волости. В ходе этой карательной экспедиции было разорено около пятидесяти деревень, убито около двух тысяч мятежников, а их жёны и дети были розданы офицерам команды26.
С разными перепадами активности башкирское восстание и ответные карательные действия правительственных войск продолжались до 1740 г. Башкирский народ понёс огромные жертвы. По подсчётам П. И. Рычкова, «бунтовщиков казнено и побито при сражениях, послано в ссылку в остзейские места и роздано разным людям жён и детей их для поселения внутрь России, по рапортам и канцелярским запискам, двадцать восемь тысяч четыреста девяносто одна душа, не счисляя вольницей и лёгкими партиями (из коих многие письменно не рапортовали) побитых и в разные места развезённых, от которых пропало их также число не малое, и деревень выжжено множество»27. О потерях с противоположной стороны первый историк Южного Урала умолчал.
Жестокость Тевкелева в подавлении башкирского восстания очевидна. Но он, прежде всего, выполнял указы императрицы и вышестоящего руководства. Другие действовали не менее жестоко. Башкиры Сибирской дороги писали: «Казанской дороги людей всех Румянцев вырубил, и добрых, и худых людей не разделяя, а Ногайскую дорогу вырубил Иван Кирилович, добрых с худыми не разделяя, а Сибирскую дорогу вырубил мурза, добрых и худых людей не рассмотря»28.
При этом ни о каком геноциде в отношении башкир не может быть и речи. В подавлении восстания принимали участие и башкиры, стоявшие на стороне правительства. Как было показано выше, в карательной акции в
деревне Сеянтус принимали участие не только драгуны, а и мещеряки, и башкиры.
Жестокость Тевкелева не может являться причиной отказа ему в основании Челябинска. «Заметим, - пишет председатель Всемирного курултая башкир И. З. Султанмура-тов, - не существует бесспорных оснований считать его [Тевкелева. - Авт.] основателем Челябинска. Например, с не меньшим основанием на эту роль может претендовать сама императрица Анна Иоанновна - образ, незаслуженно забытый на российском пространстве, или майор Яков Павлуцкий»29.
Можно, конечно, поблагодарить за такое предложение, но историки Челябинска привыкли считать основателем своего города того человека, который написал в донесении
В. Н. Татищеву: «Вашему превосходительству покорно доношу: сего сентября 2 дня на реке Миясе в урочище Челяби от Мияской крепости в тритцети верстах заложил го-род.»30. А написал это полковник А. И. Тев-келев. Какие ещё нужны доказательства, или какие ещё можно изобретать причины, чтобы отвести роль основателя крепости кому-то другому?
Башкирский историк И. Г. Акманов, говоря о вождях башкирских восстаний, пишет: «Тюлекей батыр, его сын Кусюм батыр Тю-лекеев, сын последнего Акай батыр Кусю-мов, его сын Абдулла Акаев - это представители славной династии борцов за свободу народа, отдавших жизнь за общее дело. Они достойны почитания, о них надо писать романы, их именами следует называть города, ставить памятники.» То есть их имена подобает чтить так, «как в России чтят Владимира Мономаха, Ярослава: Александра Невского, Дмитрия Донского, Ивана Грозного, Ермака, Дмитрия Пожарского, Кузьму Минина, Петра Великого, Екатерину II, А. В. Суворова, М. И. Кутузова, М. В. Ломоносова и многих других выдающихся деятелей»31.
Далее И. Г. Акманов продолжает: «Башкиры не забывали своих выдающихся деятелей, слагали о них песни и легенды. В дореволюционное время широко были известны песни и предания про Сеит батыра, Алдар батыра, Кусюм батыра, Акай батыра, Карасакал хана, Салават батыра и многих других. Лишь в советское время, когда проводилась политика ассимиляции и русификации нерусских народов, они стали забывать своих национальных героев. Выросло несколько поколений
манкортов из башкир. Сейчас настала пора исправлять подобные упущения. Следует издать массовым тиражом песни и предания об участниках национально-освободительных движений, писать о них повести и романы, присваивать их имена улицам, сёлам, городам. Давно пора в Уфе, столице Республики Башкортостан, соорудить памятник предводителям башкирских восстаний»32.
Вряд ли указанных уважаемым историком лиц можно приравнять к названным им великим князьям, царям, полководцам и, тем более, М. В. Ломоносову. Названные участники российской истории были носителями государственной идеи, государственниками, державниками. Все их силы были направлены на укрепление государства, а, следовательно, на отпор и сокрушение сил, выступавших против государственного порядка. К этому ли были направлены усилия вождей восстаний? Они, пребывая в политических представлениях середины XVI в., продолжали отстаивать идею «свободного вассалитета» и в XVIII в., когда в России сложилась абсолютная монархия. Их действия вели не к укреплению, а к ослаблению российской государственности. Поэтому идеологов и руководителей башкирских восстаний следовало бы уравнять не с носителями державной идеологии, а с такими историческими лицами, как И. И. Болотников, С. Т. Разин, Е. И. Пугачёв. Но им памятников не поставлено. Исключение было сделано для Салавата Юлаева как главного героя башкирского народа. Но, опять же, выстраивание дружеских отношений между башкирами и русскими, проживающими в Башкортостане, на примере сотрудничества С. Юлаева и Е. Пугачёва ничего, кроме недоумения, вызвать не может.
Странной получается логика: участникам башкирских восстаний нужно ставить памятники и называть их именами улицы, сёла и города, а тот, кто честно выполнял свой долг, борясь с мятежниками, достоин лишь проклятья и забвения, и ему следует отказывать даже в том, что он в действительности сделал?
Узкий националистический, местечковый взгляд на исторические события искажает историю.
Поскольку историки посредством своих работ оказывают влияние на формирование национального сознания, им нужно помнить
о своей профессиональной ответственности.
Национальное сознание может становиться психологической пружиной, приводящей к национальным и религиозным конфликтам. Поэтому историку не следует зацикливаться на тех исторических моментах, которые подаются и воспринимаются как история страданий народа, а тем более ставить их во главу угла. Конечно, о них нельзя забывать, это было бы преступно по отношению к прошлому народа.
Нет причины их реанимировать, если они отмирают естественным образом, нет причины их актуализировать и культивировать. Это является неконструктивным, непозитивным подходом. Такой подход не заживляет раны, а ещё более травмирует нацию, выставляя напоказ её неизжитые комплексы. Крайне сомнительна и романтизация вождей повстанцев с приданием им ореола мученичества.
Нельзя писать историю народа как историю постоянной борьбы и страданий. В противном случае нужно будет искать причину и источник этих постоянных страданий. Никто не вправе указывать тому или иному народу, кого считать своими героями, а кого - врагами, кого любить, а кого не любить. Но если русские по своему великодушию не отказывают в этом праве башкирам, то могут ли отдельные представители башкирской общественности указывать другим народам Южного Урала, настаивая на своих ориентирах в оценках действий исторических деятелей?
Примечания
1 Письмо от 10 мая 2011 г. URL : http:// msoowkb.ru/node/576.
2 Дегтярёв, И. В. Из истории возникновения Челябинска // Родной край и школа. Челябинск, 1973.С. 104.
3 Рычков, П. И. История Оренбургская. Уфа. 2001. С. 39.
4 Там же. С. 44.
5 Под его командованием было 15 регулярных рот, 350 казаков, служилых татар и новокрещеных калмыков - 15, уфимских служилых мещеряков - 600, башкир - около 100 человек. Внушительно выглядел и артиллерийский парк: 23 медные пушки, стрелявшие ядрами от двух до пяти фунтов, 1 чугунная трёхфунтовая, 1 малая лотовая, 2 гаубицы, 2 медные тридцатифунтовые мортиры. При орудиях находились 59 артиллеристов, включая офицеров, 14 мастеровых и 45 солдат во-
енного обоза. См.: Рычков, П. И. Указ. соч. С.44-45.
6 Рычков, П. И. Указ. соч. С. 45-46.
7 Дегтярёв, И. В. Указ. соч. С. 104; Кузнецов, В. А. Иррегулярные войска Оренбургского края. Самара ; Челябинск, 2008. С. 464.
8 Рычков, П. И. Указ. соч. С. 47-48.
9 Дегтярёв, И. В. Указ. соч. С. 105.
10 Там же. С. 104.
11 Рычков, П. И. История. С. 51.
12 Дегтярёв, И. В. Указ. соч. С. 106.
13 Дегтярёв, И. В. Челябинская старина. Челябинск, 1996. С. 7.
14 Приложение № 32. Рапорт майора Шкадера о невозможности доставить продовольствие к Верхояицкой пристани и возвращении обоза с продовольствием в Теченскую слободу.
24 января 1736 г.; Приложение № 33. До-ношение из Сибирского драгунского полка
B. Н. Татищеву о проигранном сражении с башкирами и невозможности выручить обоз. 16 января 1736 г.; Приложение № 34. Рапорт командира Сибирского драгунского полка И. С. Арсеньева В. Н. Татищеву о неудаче с доставкой провианта к Верхояицкой пристани. 18 января 1736 г. // Самигулов, Г. Х. От Далматова монастыря до Чебаркульской крепости. Чебаркуль ; Челябинск, 2011. С. 139141.
15 Приложение № 32. Рапорт майора Шкадера. // Самигулов, Г. Х. Указ. соч. С. 140.
16 И. В. Дегтярёв говорит о 200 человек (Дегтярёв, И. В. : 1) Из истории возникновения....
C. 107; 2) Челябинская старина. С. 7), ошибочно ссылаясь на «Историю» П. И. Рычкова. Возможно, он имел в виду архивные данные. В. А. Кузнецов, ссылаясь на сведения В. Н. Татищева, сообщает о более 100 погибших солдат и офицеров (Кузнецов, В. А.
Иррегулярные войска Оренбургского края. Самара ; Челябинск, 2008. С. 303).
17 Акманов, И. Г. Восстание в Зауральской Башкирии в 1735-1736 годах // Социальноэкономическое развитие и классовая борьба на Южном Урале и в Среднем Поволжье. Уфа, 1988. С. 111; Примечания // Рычков, П. И. История. С. 256.
18 Рычков, П. И. История. С. 56.
19 Там же. С. 61-62.
20 Там же. С. 62.
21 Акманов, И. Г. Указ. соч., Азаматова, Г. Б. Интеграция национального дворянства в российское общество на примере рода Тевкеле-вых. Уфа, 2008 и др.
22 Рычков, П. И. Указ. соч. С. 57.
23 http://msoowkb.ru/node/576.
24 Рычков, П. И. Указ. соч. С. 56.
25 Цит. по документу, предоставленному Г. Х. Самигуловым.
26 Рычков, П. И. Указ. соч. С. 57-58.
27 Рычков, П. И. Топография Оренбургской губернии. Уфа, 1999. С. 54.
28 Цит. по: Устюгов, Н. В. Башкирское восстание 1737-1739 годов. М. ; Л., 1950. С. 37.
29 http://msoowkb.ru/node/576.
30 Конюченко, А. И. «Прибыл я с командою моею в Чебаркульскую крепость благополучно» (что скрывал в донесении основатель Челябинска) // Природное и культурное наследие Урала : материалы VI регион. науч.-практ. конф. (9-10 окт. 2008 г.). Челябинск, 2008.
31 Акманов, И. Г. За правдивое освещение истории народов. (Замечание к книге В. Имамова «Запрятанная история татар»). Набережные Челны, 1994 ; Уфа : Китап, 1995. С. 48.
32 Там же. С. 49.
